Общественный и государственный строй Киевской Руси

Правовое положение закупа выглядит противоречиво. С одной стороны, он сохраняет права свободного человека: не только имеет своё хозяйство и возделывает его, но имеет право отлучаться от господского имения на заработки для выплаты купы, жаловаться на господина в суде и получать удовлетворение. Отношения между закупом и хозяином регулировались двусторонним договором - рядом. Господское поле закуп обрабатывал господским же инвентарём, с правом использовать его и в своём хозяйстве, при этом, в случае пропажи или поломки инвентаря и скотины, закуп нёс ответственность (и не своей свободой, а лишь деньгами) только в том случае, если это произошло во время его работы на себя (правда, если он ломал господский плуг или борону во время работы на хозяина, то, чтобы получить новые, он должен был возместить их стоимость). Однако, в случае совершения закупом кражи, платил за него господин, а закуп превращался в полного холопа. Господин имел право понуждать закупа к труду побоями, и «Русская Правда» декларировала возможность жалоб закупа на это, только если господин злоупотреблял своим правом (доказать это в суде, естественно, было трудно).

Показательно для социальной динамики Киевской Руси, что упоминание о закупе появляется лишь в «пространной» редакции «Русской Правды», в тех её статьях, что были составлены уже при Владимире Мономахе (1113-1125 гг.), когда этот великий князь Киевский, после восстания 1113 года, был вынужден пойти на уступки закабаляемым низам и принять законы против ростовщичества и иных форм закабаления. «Краткая» редакция «Правды», составленная при Ярославе Мудром, деде Мономаха, говорит только о холопе и смерде. Налицо процесс постепенного массового попадания свободного населения в зависимость от аристократии, начавшийся, однако, не ранее середины XI века. При этом, зависимость перерастала, всё же, в рабство, а не в поземельное крепостное право. Аналогичный процесс происходил в древних Афинах в VII веке до н.э. (против него были направлены законы Солона) и позднее в позднем Риме.

Известий о рядовичах крайне мало. По некоторым версиям, это другое название тех же самых закупов (по названию двустороннего договора между ними и господином - «ряда»). Можно обратить внимание на тот факт, что один термин основывается на предмете договора («купе»), а другой - на самом факте договорных отношений. Б.Д. Греков предполагал, что «рядович» - это любой человек, поступивший в услужение к господину на основании договора. С.В. Юшков, однако, не соглашается с ним, указывая на то, что штраф за убийство рядовича равен штрафу за смерда и холопа. И.В. Фроянов, ссылаясь на дополнительные значения понятия «ряд» (в частности, «порядок») и на текст «Моления» Даниила Заточника, где рядовичи упоминаются как администраторы боярского имения, предполагает, что рядовичи представляли собой низший административный слой, как правило, происходивший из рабов или, по обычаю, терявший статус полноправного свободного человека (считалось, что служить верой и правдой можно, лишь отказавшись от собственной свободы, хозяйства, и т.д.).

Состав зависимых групп населения Киевской Руси, как и правовой статус каждой из них, позволяют говорить о многоукладном характере древнерусского общества, в котором сосуществовали разные способы организации производства и различные, в том числе, юридически, отношения между хозяином и работником. Важно, однако, заметить, что отношения эксплуатации центрировались преимущественно вокруг рабства и рабского труда (господин стремился сделать закупа холопом, закуп стремился этого избежать; рядович по формальным признакам приближался к холопу, и т.д.). Только факт условного, временного владения закупом господским инвентарём и скотиной, да эволюция положения смердов начинают формировать предпосылки для развития феодальных отношений.

4. Эволюция древнерусской государственности

Государственные начала жизни на территории будущей Киевской Руси складывались в нескольких различных точках, там, где формировались крупные союзы племён. Однако, государство в собственном смысле слова, с чётко определённой территорией, целостной и суверенной по отношению к другим, рядоположенным, с едиными воинскими силами, с единой системой налогов и сборов, а также единым механизмом их распределения, сложилось вокруг Киева и Новгорода, как стратегически важных пунктах на пути «из варяг в греки». В эпоху раннего средневековья, когда сообщение внутри Западной Европы было проблематичным, а судоходство по Средиземному морю ещё не восстановилось, основной маршрут, по которому товары богатой и «промышленно развитой» (по тому времени) Византийской империи могли дойти до европейских королевств, пролегал по рекам Русской равнины. У военных вождей, которые базировались на среднем течении Днепра (Киев как столица Полянского союза племён, за землями которого и закрепилось изначально наименование «Русь»), а также у выхода в Балтийское море и далее в Скандинавию и Германию (Новгород как центр «словенского» союза племён), появлялся прямой интерес, как минимум, установить контроль за этим путём, как максимум, включиться в торговлю на нём в качестве конкурентоспособных субъектов. Для этого нужно было не только объединить территорию вдоль рек, по которым пролегал торговый маршрут, но и обеспечить взимание с прилегающих территорий интересных в Византии товаров (пушнина, воск, мёд, и т.д.) в качестве дани, чтобы иметь возможность монополизировать рынок этих товаров в Константинополе. Ресурс для того, чтобы обеспечить воинскую силу, способную объединить и удержать единство восточнославянских земель, имелся, опять же, именно в киевской и новгородской землях, которые не только были удобны для организации перевалочных пунктов и крупных торжищ иноземных и отечественных купцов (за счёт чего местная верхушка могла производить накопление), но обладали значительными природными богатствами (плодородие Киевщины, в сочетании с относительной удалённостью от степных кочевников и отсутствием большого количества дремучих лесов; лесные богатства Северной Руси).

Как протекал процесс объединения славянских и неславянских племён вокруг Руси, в точности не известно. По счастью, в «Повести временных лет» уцелел один отрывок, в котором описывается Русь до появления там варягов. «Вот те славянские области, - пишет Нестор, - которые входят в состав Руси: поляне, древляне, дреговичи, полочане, новгородские словене, северяне…». Этот список включает только половину восточнославянских областей: нынешнюю Северную Украину, Южную и Северо-Восточную Беларусь, юго-западные области и северные области Европейской России. В состав Руси, следовательно, в то время ещё не входили кривичи, радимичи (Центральная Беларусь и западные области России), вятичи (центральная Россия, будущая Владимиро-Суздальская земля), хорваты, уличи и тиверцы (Западная Украина). Датировать известия, содержащиеся в этом исключительно ценном отрывке, можно временем не позднее середины IX в., так как в конце IX и в X в. географические очертания Руси были, согласно той же летописи, уже иными.

Таким образом, имеются основания говорить о нескольких этапах роста территории Руси: в VI в. земля полян-руси была ограничена рамками Среднего Приднепровья, а к середине IX в. она включила целый ряд областей, в которых имелись «свои княжения». В состав Руси теперь вошла широкая полоса славянских земель от реки Роси на юге до озера Ильмень на севере. Летописец Нестор упомянул и ряд финно-угорских и балтийских племён, подвластных Руси и обязанных уплачивать ей дань (известно, что в то времена племенные различия не имели большого значения в политике и, конечно, военным вождям было всё равно, славянские или неславянские племена будут поставлять им товар для сбыта в Византии).

Об этом государстве сохранился ряд сведений и в иностранных источниках, относящихся к IX в., подтверждающих и уточняющих данные Нестора. В 839 г. послы русского «хакана» побывали у императора Людовика Благочестивого. В начале IX в. русское войско воевало в Крыму «от Сурожа до Корчева» (от Судака до Керчи). Примерно в это же время русы совершили поход на южное побережье Чёрного моря. В середине IX в., по сообщению арабского писателя Ибн Хордадбеха, русы («племя из славян») плавали через Керченский пролив в Азовское море, поднимались Доном до его сближения с Волгой и спускались в Каспийское море, доходя сухим путём до Багдада. Другие восточные авторы различают для этого времени русов и славян, подразумевая, очевидно, под русами дружины государства Руси, а под славянами - другие славянские племена, ещё не вошедшие в состав этого государства, или же новгородцев, самоназвание которых было как раз «словене». Первым городом Русской державы называют Куябе - Киев.

Давно начавшаяся колонизация южных областей славянами облегчала утверждение Древнерусского государства на Чёрном море. Здесь русы приходили в столкновение с Византией, хазарами, печенегами. «Русы воюют с окрестными народами и побеждают их», - пишет упомянутый уже восточный автор.

В 860 г. русское войско, мстя за нарушение византийцами какого-то договора и за убийство русских, осадило Константинополь и едва не взяло город. Вскоре нападения русов на Византию возобновились. После одного из таких походов византийский император направил на Русь епископа, который крестил часть русов. Этот факт рассматривается некоторыми исследователями как важный признак того, что у руссов уже существовали развитые институты господства и подчинения, для оформления которых как системы, естественной с точки зрения народной массы, было необходимо принятие единобожия. Но степень христианизации славян в IX в. не следует преувеличивать. Тогда, очевидно, только небольшая часть дружинников приняла христианство. Динамику формирования государства у восточных славян показывают, скорее, новые явления в их традиционных языческих верованиях. Среди божеств на первое место выдвинулся Перун, бог грозы, превратившийся в бога войны и покровителя дружинников (взамен прежним «главным» богам, чьи фигуры имели заведомо земледельческий характер).

Эти факты подтверждают гипотезу о «торговых» причинах формирования Киевской Руси в её государственных границах. Как видим, князья стремились закрепить своё господствующее положение на торговом пути в Византию укреплением на черноморских берегах, а кроме этого пути, активно осваивали дорогу на Восток, ещё более выгодную в силу того, что уровень развития ремесла в странах арабской культуры намного превосходил европейский.

Как фрагмент «Повести временных лет», так и свидетельства иностранных современников, показывают, что Киевское государство уже в то время было достаточно сильным, признавалось современниками как если и не равноправный партнёр, то такой, с которым нельзя не считаться, было способно тем или иным образом удерживать под своим контролем многие земли. В этом свете, представление о норманнах (варягах) как о главных творцах русской государственности едва ли выдерживает критику. Напротив, известно, что когда скандинавский князь Рюрик (его историчность может считаться доказанной) овладел властью в Новгороде и попытался присоединить к себе земли полочан и кривичей (нынешняя Беларусь), киевский князь Аскольд повёл с ним войну и отбил эти покушения. Следовательно, речь идёт о попытке скандинавского завоевания уже сложившегося раннегосударственного образования (аналогичные попытки, даже увенчивавшиеся успехом, скандинавы, как известно, предпринимали в то же самое время по отношению к Англии и Ирландии).

При этом, нельзя отрицать и известное влияние скандинавских дружин на процесс государственного строительства на Руси (так же, как и на Британских островах). Скандинавские дружинники с большим успехом, чем их славянские собратья, выполняли функцию «внешней», «верхней» по отношению к славянским племенам силы. Сплочённость и дисциплина варяжских дружин, находившихся на чужой для них земле, давали образец для аналогичного построения славянских дружин как основной опоры княжеской власти. Опыт в организации дальних по расстоянию и крупных по масштабу военно-торговых предприятий, в которых воин и купец совмещались в одном лице, у викингов так же был богаче и оформленнее, чем у славян.

Известно, что в борьбе Аскольда и его соправителя (возможно, брата) Дира с наследниками Рюрика победа осталась за последними. Однако, из соображений стратегического удобства, столица была учреждена в Киеве. Князь Олег (судя по летописи, родственник Рюрика), правил в Киеве с 882 по 912 год, и значительную часть времени своего правления посвятил утверждению своей власти в славянских племенах, подчинённых до этого Аскольдом.

В течение всего X века правление каждого киевского князя начиналось с приведения в покорность тех или иных племенных союзов. Это говорит о неустойчивости государственной структуры, институциональной оформленности её только в Киеве, Новгороде и близлежащих землях. Возможно, необходимость каждый раз заново «наводить порядок» в подвластных землях, связана с общеевропейским представлением о личностном характере вассальных договоров, когда вассал (в данном случае, князь того или иного союза племён, вроде древлянского Мала) присягал лично киевскому князю как более могучему военному вождю, но не государству. Этот же «личностный» характер власти киевского великого князя подчёркивался институтом «полюдья» - сбором дани с подвластных земель, котором во главе своей дружины производил сам князь, затрачивая на это большую часть своего времени. Известно, что уже Игорь Старый, сын Рюрика, начавший княжить после Олега, передавал право сбора дани с отдельных племён своим воеводам, как способ вознаградить их за службу, но принципиально личностного характера государственной власти это не меняло.

Важно, что личностный характер власти означал не возможность произвола князя по отношению к подвластным ему племенам, а личный договор между князем и этими племенами, или личностные гарантии князя соблюдать обычаи в отношениях. Тот же самый Игорь Старый, как известно из «Повести временных лет», пал жертвой собственного нарушения обычаев и своих же установлений, когда пошёл собирать дань в земли древлян, отданные до этого «в кормление» воеводе Свенельду, а потом решил собрать с этих же земель дополнительную норму дани. Древляне разгромили его дружину, а самого князя казнили, разорвав двумя склонёнными деревьями.

Вдова Игоря, княгиня Ольга Мудрая, правившая до совершеннолетия сына, Святослава Игоревича, жестоко покарав древлян, в том числе, обратив в рабство древлянскую княжескую семью, упорядочила сбор дани. Она упразднила полюдье и ввела «уроки» - заведомо установленные объёмы дани, и учредив уже упоминавшиеся «погосты» - пункты сбора дани, которыми командовал наместник из старшей дружины или, возможно, представитель местной знати. Этот институт до некоторой степени опосредствовал личностный характер княжьей власти, превратив князя в центральную фигуру постепенно складывавшегося постоянного аппарата управления. Но инерция проявилась в решении Святослава, который посадил наместниками в основные на то время пункты Руси своих сыновей. Никакой воевода или боярин не мог символизировать для местного населения личность киевского владыки так, как его сыновья, а значит, ни один наместник не мог иметь такой легитимности. Более того, после смерти князя отношения между новым правителем всей Руси и правителями отдельных земель сохранялись бы как отношения между представителями одного рода. То же самое решение было принято позднее Владимиром Святославичем, а вслед за ним - Ярославом Мудрым, вылившись позднее в раздробленность Руси между князьями из рода Рюриковичей. Притом, если Святослав сажал сыновей наместниками в наиболее «проблемные» точки тогдашней Руси (в Древлянскую и в Новгородскую земли), то Владимир и за ним Ярослав попросту раздали Русь в управление сыновьям.

В целом, режим власти киевских князей, начиная от этапа полюдья и заканчивая правлением Ярослава Мудрого и его сыновей, может быть охарактеризован как вотчинная монархия, когда государство рассматривается правителем (королём, князем, герцогом, и т.д.) как личное владение. Этот подход, как показывает случай с уже упоминавшимся Игорем Старым, приходилось корректировать, исходя из обычаев и установлений; приходилось также считаться с интересами дружины, но скорее как соучастников во владении и управлении «вотчиной». И, тем не менее, как дань, полученная вследствие полюдья, так и дань, собранная на погостах, представляли собой одновременно государственную казну и личное достояние князя и дружины. Раздел земли между сыновьями после смерти Ярослава Мудрого также напоминает раздел хозяйства (вплоть до крестьянского) между наследниками.

Введение единого свода законов, каковым стала «Русская Правда», должно было изменить ситуацию, введя основания для принятия решений, не зависящие от личного («вотчинного») интереса конкретного князя в конкретный момент времени. Но ещё «Краткая Правда» Ярослава по своему содержанию во многом касается управления княжеским хозяйством и регламентирует отношения внутри него и по его поводу, а по другим статьям отчасти напоминает установления отношений внутри большой вотчины. Добавим, что управляющие княжескими имениями были для близлежащих вервей куда более действенными представителями государственной власти, чем временами наезжавшие сборщики дани и вирники (сборщики штрафов), и в этом смысле олицетворяли своей позицией соединение владельческой и государственной власти. Уже «Пространная Правда» выглядит как полноценный для своего времени свод законов, регулирующий широкий круг отношений, предполагающий в качестве субъектов не только князя и его представителей, но и бояр, купцов, закупов и их заимодавцев, а также людей разного социального положения, вступающих в гражданско-правовые отношения. Это было связано с развитием и усложнением хозяйства, социальной и политической структуры Киевской Руси, которой уже невозможно оказывалось управлять, как большой вотчиной. При наследниках Ярослава Мудрого Русь начала оформляться как классическая феодальная монархия, проводящая политику правящего дома с учётом интересов основных социальных групп, представляющих собой реальную силу.

Если ещё при Владимире Святославовиче управленческий аппарат оставался не дифференцированным, и возникавшие задачи поручались тому или иному представителю старшей дружины, вплоть до их разрешения, то при Ярославе Мудром уже выделяются особые должностные лица, действующие как при княжеском дворе, так и на периферии. Сбор дани осуществляли данщики, сбор торговой пошлины - мытники, сбор штрафов - вирники, сбор за продажу лошадей - пятенщики. При каждом князе «на местах» складывалась подобная структура подчинённых администраторов. Старшая дружина, опять же, при каждом князе, сохраняла функции совещательной структуры, которая принимала важнейшие решения (позднее, в Московском государстве этот институт трансформировался в Боярскую думу, а в Великом княжестве Литовском - в Совет господ, или «паны-раду»). Местное управление на низовом уровне оставалось в компетенции вервей, за которыми лишь надзирали княжеские вирники и отчасти управляющие соседних княжеских имений.

Особое место в системе управления Киевской Руси занимает княжеский съезд - «снем» - на котором князья принимали общезначимые для Руси решения. Такие съезды часто проводились в конце XI - начале XII века, когда одновременно утратил влияние институт великокняжеской власти, и возникла необходимость координировать усилия в масштабах всей русской земли, ввиду угрозы со стороны кочевого народа половцев. Решения съездов гарантировались, скорее, моральным фактором (верностью участвовавших в нём князей присяге) и наличными военными силами тех князей, что были заинтересованы в выполнении решения. Но сам факт наличия института, позволявшего решать общие задачи, путём длительных и сложных переговоров, достигая хотя бы временного консенсуса, говорит о постепенном выходе модели управления Русью как единым пространством за пределы, заданные «вотчинной» логикой.

«Классическая» историография, начиная с Н.М. Карамзина, определяет политическое устройство Киевской Руси как монархическое, с эволюцией от «грубой» власти военных вождей, которую всё время нужно было поддерживать новыми походами и принуждением, через раннефеодальную вотчинную монархию к институционально развитой монархии времён феодальной раздробленности, с необходимостью арбитража между различными группами вассалов и подданных. Считается, что к началу XIII века Русь, правда, уже раздробленная, «созрела» для следующего шага к сословной монархии (в то же самое время таковая начала утверждаться в Англии и Франции), и не сделала этого шага лишь ввиду монгольского нашествия. М.Ю. Брайчевский, уточняя этот подход, говорит о том, что европейское средневековье вообще признавало единовластие как единственно возможную политическую модель, правда, в многочисленных вариациях и разновидностях. Принцип наследственной монархии был самой распространенным, но не исключительным воплощением этого принципа. Феодальные и купеческие республики, в частности, отечественные Новгород и Псков, также были конкретными проявлениями единоличного правления (вече выбирало посадника, и тот правил как монарх в течение отведённого ему срока). Особенностью Киевской Руси, с точки зрения М.Ю. Брайчевского, являлось то, что она на протяжении своей истории так и не смогла выработать четкой системы престолонаследия, ведя активный поиск способа индивидуальной санкции каждого очередного претендента на верховную власть. Но монархического характера политического режима Руси это не отменяло.

Ленинградская школа в историографии придерживается иного подхода к определению государственного строя Древней Руси. Развивая идеи ещё В.О. Ключевского и затем М.Н. Покровского, историки этой школы обращают особое внимание на древнерусские города как на главнейшую единицу общества и основного субъекта власти, по отношению к которому возможности и полномочия князя были не столь велики, как это следовало бы из монархической логики.

Ядро города-государства XI-XII вв., согласно ленинградской школе, составлял старейший город - прежнее средоточие союза племен или крупного племени. Старейшим городам подчинялись пригороды, зависимое положение которых отражено в самом названии. Вполне вероятно, что зависимость пригородов от старших городов была следствием колонизации, освоения периферийных земель из старшего города, который выступал как своего рода метрополия.

Основным органом самоуправления старейшей городской общины было вече - народное собрание всех свободных жителей города. Решению веча главной городской общины должны были подчиняться жители пригородов. «Новгородцы бо изначала и Смоляне и Кияне и Полочане и вся власти яко на думу на веча сходятся. На что же старейшие сдумають, на том же пригороди стануть». На вече в главном городе сходился и сельский люд из окрестных мест. Прибывали сюда и делегаты из пригородов. Полномочия веча были очень широкими, собравшееся на вече «людье» решало самые разнообразные вопросы.

Вообще, и на вече и вне его, демократическая масса городского и сельского населения составляла действенную политическую силу. Народ в Древней Руси принимал активное участие как в приглашении князей на княжение, так и в смещении их со «стола».

Однако, князь и община в этот период отнюдь не были антагонистами. Князь был необходимым элементом социально-политической структуры русских городов-государств. Вот почему летописцы так тщательно и с такой тревогой фиксировали все периоды безкняжья. Князья, стремясь установить более тесный контакт с городской общиной, широко практиковали устройство пиров и дарений, что способствовало росту их популярности. Древнерусский князь, являясь одним из важнейших звеньев волостной администрации, жил в главном городе земли. В своих ратных делах он опирался на дружину. Бояре, как старшие дружинники, одновременно занимали важные посты в администрации городской общины и получали в кормление от неё, а не от князя.

Правда, костяк военной мощи каждой городской волости составляла не дружина, а «вои» - волостное ополчение, в которое входили свободные граждане главного города, пригородов и сельской местности. Свободное население было поголовно вооружено и в совокупности составляло «тысячу», в свою очередь, состоявшую из сотен - более мелких территориально-административных образований и вместе с тем военных единиц.

Главный город не мыслился без «области», «волости», то есть, без пригородов и сёл. Они составляли единое территориальное целое. Отсюда понятны названия «Киевская волость», «Черниговская волость», «Смоленская волость», и т.п. Эти волости - города-государства имели свои государственные границы: «сумежья», «межи», «рубежи», часто упоминаемые летописью. Город был тесно связан с волостью в экономическом, военно-политическом, культурном и религиозном отношениях.

Взаимоотношения городов и пригородов в рамках системы города-государства не оставались неизменными. Между старшими городами и пригородами нередко возникали конфликты, нередко, приводившие пригороды к обособлению. Часто это приводило к разложению прежних волостей-государств на новые, более мелкие. К такому обособлению, преследующему цель формирования самостоятельных городов-государств, толкала сама социально-политическая организация древнерусского общества с присущей ей непосредственной демократией, выражавшейся в непосредственном участии народа в деятельности народных вечевых собраний.

Этот подход, при всей яркости гипотезы и соответствии рисуемой в нём модели русского города-государства, аналогичной древнегреческому полису, социально-экономической ситуации Киевской Руси, также похожей на античную, вряд ли целиком соответствует историческим реалиям. Действительно, самоуправление древнерусских городов было весьма развито. Именно наличие выборных должностных лиц (тысяцкие, старосты, и др.) позволяло князьям не спешить с разворачиванием собственного «бюрократического» аппарата управления в самих городах и прилегающей местности. Однако, «волость», как показывают «Русская Правда» и княжеские грамоты, контролировалась всё-таки княжескими представителями, преимущественно, сборщиками податей и управляющими имений. «Смерды» принадлежали «волости», как уже говорилось, лишь в Новгородской республике, где князей как правителей не было (как известно, князь в Новгороде был аналогичен капитану кондотьеров в позднесредневековой Италии - командир собственного отряда, обеспечивающий безопасность республики). Роль веча в политической жизни центров земель не была одинакова. Смещение князей вечем, о котором говорят историки ленинградской школы, в основной части русских земель всегда оказывалось событием неординарным, эксцессом (как в 1068 году в Киеве, когда под угрозой нашествия половцев вече выгнало неспособного князя Изяслава и поставило во главе города его пленника, опытного военачальника Всеслава Полоцкого; как в 1075 году во Владимире, когда после убийства боярами Андрея Боголюбского вече отказалось принимать в князья боярского ставленника, и т.д.). Требуются дополнительные исследования, чтобы выяснить для каждой из русских земель действительные полномочия веча и возможности осуществить свои решения.

При всём этом, нужно принимать во внимание, что, действительно, по мере экономического развития Руси городские общины, в жизни которых активно участвовали и богатеющие бояре, становящиеся всё более независимыми от княжеских милостей, заставляли князей считаться с собой, и в связи с этим, совершенствовать собственный аппарат управления. Появление понятия «дворяне», относящееся, правда, уже к началу XIII века, связано именно с появлением особой прослойки придворных администраторов, которым князья поручали всё более частные дела по управлению государством.

В целом, государственное устройство Киевской Руси можно охарактеризовать как гибкое сочетание институтов принуждения, свойственных для вотчинной, а затем феодальной монархии, с широким общинным самоуправлением, как в сельской местности, так и в городах. Притом, если верви, в силу их разрозненности, не могли, при необходимости, оказывать сопротивление княжеским представителям, то горожане, признавая верховную власть князя, в критической ситуации могли сорганизоваться и сместить его. Характерно, что «Русская Правда» определяет полномочия княжеских слуг для сельской местности, вплоть до детального описания того довольствия, которое вервь должна предоставить вирнику, и не упоминает об аналогичных отношениях в городах. Поскольку княжеская власть, даже после середины XI века долгое время сохраняла пережитки периода военных вождей и вотчинного феодализма, и в силу этого была, скорее, заинтересована в удачных походах с большой добычей и в укреплении имений, чем в общем управлении землями, развитое общественное самоуправление оказывалось необходимым - и находило большое пространство для применения своих сил. Этим модель раннего государства на Руси напоминает средневековую Норвегию, где низовое управление находилось в руках свободного крестьянства.

Заключение

Мы рассмотрели специфику общественного и государственного устройства Киевской Руси. При всей схожести её с ситуацией Древней Греции, от «гомеровских» времён до реформ Солона (аналогом в отечественной истории могут быть реформы Владимира Мономаха), полностью отождествить их нельзя. В античной Греции речь шла одновременно о формировании самоуправляющихся общностей свободных производителей (граждан) - и об организации эксплуатации ими других общностей и отдельных производителей, находящихся вовне «избранного круга». Пределом стремлений для граждан греческого полиса в классическую эпоху его существования было подчинить себе другие полисы и заставить платить дань (чего на какое-то время, пусть и не в полном объёме, добились Афины - но что повело к их падению).

На Руси речь не шла о создании таких абсолютно самоуправляющихся общностей, хотя бы в силу значимости княжеской власти как организующего начала (хоть бы эта организация и носила корыстные задачи монополизации влияния на торговых путях, максимизации дани и доходов от имений, и т.д.). Общинное самоуправление решало одни задачи, князья - другие, и наличие веча в большинстве русских городов, скорее, страховало от эксцессов, чем определяло княжескую политику. С другой стороны, на Руси не было чётко обозначенного деления на «граждан» и «метеков», зато чётко выделялись социальные группы, играющие различную роль в процессе общественного производства и управления, обладающие различным правовым статусом, и зависимые слои населения были поражены в правах как рабы или полурабы, но не как «второсортные» члены общностей.

Общество и государство Киевской Руси в целом развивались в русле «северного феодализма», характерного для Скандинавских стран и Британских островов. Этому типу свойственны, до определённого времени, замедленные темпы установления поземельной зависимости непосредственных производителей, сохранение до начала Нового времени значительного слоя свободного крестьянства (в Норвегии, например, крепостное право так и не сложилось ни в какой форме), эксплуатация аристократией рабов и полузависимых людей, значительная роль княжеской (королевской) власти в осуществлении эксплуатации производителей.

Этот тип становления феодализма часто обозначают как «северный». И тот факт, что в европейских странах, где этот тип наличествовал, климат достаточно холодный, почвы во многих областях малоплодородные, и при этом в раннем средневековье было много лесов и лесных богатств, сыграл важную роль. В этих природных условиях, при достаточно примитивных орудиях труда и рутинной технике возделывания земли, организация крупного земледельческого хозяйства, основанного на барщине, оказывается невыгодно, и выходит проще собирать необходимые сельскохозяйственные продукты в виде дани или оброка. Кроме того, значительную, если не преобладающую долю прибавочного продукта дают различные промыслы, от охоты до бортничества, и эти продукты также оказывается проще собирать в виде дани. Главным ресурсом, при низком развитии производительных сил, оказывается не столько земля и природные богатства, сколько люди, способные их добыть, а точнее, власть над этими людьми. Притом, чтобы не увеличивались издержки на управление и контроль, эти люди должны оставаться свободными, обязанными господам лишь данью и отдельными повинностями.

Итак, основной производительной силой здесь на первых порах становится не поземельная, а политическая власть. И это власть заведомо верховного правителя - князя (короля) или выборного главы республики (посадника), даже если она делегируется наместнику, кормящемуся от сбора дани. Поскольку наместник не становится независимым государем, постольку власть как основной ресурс остаётся не его ресурсом, а лишь данным ему в пользование (что, в частности, подталкивало удельных князей к раздроблению Руси на обособленные княжества-государства).

Появление собственных княжеских хозяйств, обрабатываемых рабами, связано с развитием орудий и техники сельскохозяйственного труда. Вопрос о том, почему здесь привлекался именно рабский труд, а не происходило закрепощение свободных общин, требует исследования. Можно предположить, что, во-первых, отношения с безусловно подчинёнными зависимыми людьми, существующими атомарно, а не в виде социальной целостности (общины) были проще и привычнее для недавних военных вождей и их дружинников, во-вторых, эксплуатация свободных общин посредством дани давала больший доход, при условиях контроля пути «из варяг в греки», чем эксплуатация этих же общин на условиях крепостного права, которое успешно при земледелии и проблематично при лесных промыслах. Княжеские, а затем боярские хозяйства, скорее всего, обеспечивали личные потребности хозяев в продовольствии, тогда как дань выгодно продавалась.

Рабовладельческий характер одного из секторов экономики, а также необходимость конвертировать меха, мёд, воск и т.д. в другие материальные блага, необходимые древнерусской аристократии, приводили к такому развитию торговли и включению господствующей группы в торговую деятельность, какого не знал классический европейский феодализм. Все обозначенные факторы требовали:

- наличия определённой (но вряд ли очень крупной) прослойки зависимых людей, заведомо оторванных от земли, полностью или частично;

- сохранения основной массы населения в качестве свободных общинников, при эффективных механизмах получения от них дани (в частности, при длительном сохранении «дружинного» характера господствующего класса);

- своеобразного «комплексного» характера господствующего слоя, который, как уже говорилось, представлял собой в большей степени администраторов и воинов-купцов, чем классических феодальных владетелей, сидящих на своей земле и из неё ходящих в походы (для боярина до XII века было нормально следовать за своим князем из одной земли в другую, не «пуская корней»);

- длительного сохранения вотчинного характера монархии, который обеспечивал эффективное сочетание эксплуатации рабов и свободных общин;

- большая роль местного самоуправления, в том числе, городского, в общем управлении государством и в политической жизни.

В Киевской Руси, в силу природных особенностей (в частности, больших пространств, сочетания дремучего леса и залежной степи), сложной внешнеполитической ситуации, богатого культурно-цивилизационного окружения, эти особенности, особенно, характер господствующего класса и роль общинного самоуправления, проявились ярче, чем в Ирландии, Британии до Вильгельма Завоевателя, Скандинавии. Но все эти же признаки присутствовали в раннесредневековой истории обозначенных стран.

По мере угасания пути «из варяг в греки», в связи с оживлением торговой жизни в Центральной Европе и крестовыми походами, открывшими более короткую дорогу на восток, доходы от внешней торговли начали падать, и древнерусская аристократия, волей-неволей, была вынуждена максимизировать свои доходы от сельского хозяйства. Происходит «обояривание» земли, постепенный перевод общин, живших на пожалованных боярам землях, в статус, близкий к статусу смердов, оседание князей и бояр в своих вотчинах. Но феодализация всё равно происходит не столько за счёт закабаления общин как целостностей (развитая традиция самоуправления, как и возможность уйти на новые земли, делала это непростым), сколько за счёт увеличения числа рабов и поселения их на княжеских и боярских землях. Княжеские усобицы во многом связаны с необходимостью получения новых рабов из числа пленных.

Монголо-татарское нашествие не только подорвало производительные силы тех русских земель, которых оно коснулось, и привело к фактическому распаду Руси как единого культурного и политического пространства, оно разрушило устоявшиеся социальные связи, ослабило местное самоуправление общин, особенно городских, сделало для господствующего класса Северо-Восточной Руси необходимым ведение собственного хозяйства. Феодализация Руси стала необратимой, но всё равно не в классических европейских формах.

Литература

русь социальный господствующий зависимый

1. Брайчевский М.Ю. Утверждение христианства на Руси. - К.: Наукова думка, 1989.

2. Вернадский Г.В. Древняя Русь. - Тверь-М.: «Леан»; «Аграф», 1996.

3. Греков Б.Д. Киевская Русь. - М.: Аст, 2004.

4. Зимин А.А. Холопы на Руси. - Л.: Наука, 1973.

5. Карамзин Н.М. Полная История государства Российского в одном томе. - М.: АСТ, Астрель; Мн.: Харвест, 2010.

6. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. В 2 кн. Кн. 1. - М.: Сварог, 1995.

7. Наумова Г.Р., Шикло А.Е. Историография истории России. - М.: Академия, 2008.

8. Неусыхин А.И. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI-VIII вв. М., Наука, 1956

9. Повесть временных лет. (Серия «Литературные памятники»). - М.: Наука, 2007.

10. Российское законодательство X-XX веков. В девяти томах. Т. I. Законодательство Древней Руси. - М.: Юрид. лит., 1984. - С. 64, 83-86.

11. Рыбаков Б.А. Рождение Руси. - М.: «АиФ-Принт», 2004.

12. Фроянов И.В. Начала русской истории. - М.: Издательский дом «Парад», 2001.

13. Черепнин Л.В. К вопросу о характере и форме Древнерусского государства Х - начала ХIII в. // Исторические записки. М., 1972. Вып. 89. С. 353-408.

14. Юшков С.В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939.

Размещено на Allbest.ru