Кавказский вектор внешней политики в период правления Павла I

Чтобы вместе с полком ген.-м. Лазарева проследовать в Грузию, статский советник П.И.Коваленский в мае 1799 г. выезжает из Петербурга и в конце июня прибывает на кавказскую линию, в станицу Наур, где находился главнокомандующий линии "инспектор кавказской дивизии ген.-лейт. К.Ф.Кнорринг. Отсюда П.И.Коваленский сообщает Георгию XII о своем прибытии на Кавказскую линию и просит царя содействовать переходу российских войск через кавказский хребет.

В то же время встает проблема: на чьем содержании будут находиться российские войска в Грузии, откуда брать средства на поход полка и на необходимое для этого "исправление" Военно-Грузинской дороги? К.Ф.Кнорринг, имевший полномочия только на подготовку полка ген.-м. Лазарева к походу в Грузию, просит разъяснений по этим вопросам у императора Павла, и одновременно просит грузинского царя об исправлении дороги от Казбека до Тифлиса и о заготовке провианта для войск (21).

Павел I рескриптом от 8 августа 1799 года предписал К.Ф.Кноррингу "...объявить именем моим царю Георгию Ираклиевичу, что покуда он не исправит дороги, по которой должен следовать егерский Лазарева полк в Грузию, до тех пор оный полк туда не пойдет, а хотя уже там и будет, но если от небрежения дорога опять начнет портиться, то тот же час полк из Грузии выведен будет". В случае если К.Ф.Кнорринг уже понес траты на ремонт дороги, Павел I повелевал "ту сумму вытребовать от царя Георгия Ираклиевича". Относительно содержания полка Лазарева в Грузии император сообщал, что "оное все остается на нашем попечении". По мере благоустройства дороги, Павел повелевал К.Ф.Кноррингу предписать генерал-майору Лазареву "идти со вверенным ему полком" (22).

Согласно таким предписаниям Павла I, начался ремонт Военно-Грузинской дороги. Так, К.Ф.Кнорринг привлек к ремонту северной ее части осетин-тагаурцев (23), деятельно занялся исправлением дороги и Георгий XII (24).

Приведенные факты могут свидетельствовать, что император Павел I рассматривал Грузию в тот момент в рамках статей Георгиевского трактата 1783 г. Именно этим объясняется нежелание брать на себя расходы, связанные с ремонтом "грузинского участка" дороги.

20 октября 1799 г., после приведения Военно-Грузинской дороги в пригодное для перехода войск состояние егерский полк ген.-м. Лазарева выступил из Моздока (25). Через несколько дней он проследовал через Осетию (26). Вместе с полком выехал в Грузию и Коваленский (27).

Позднее ген.-м. Лазарев рапортовал Павлу I, что, несмотря на затрудненность похода, потерь в войсках не было, кроме одного унтер-офицера, смертельно раненного "кистинцами" (горными ингушами) и одного офицера, умершего по дороге от болезни (28).

26 ноября 1799 г. российский полк прибыл в Грузию, в Тифлис. Ему была устроена торжественная встреча Георгием XII. П.И.Коваленский достиг Тифлиса восемнадцатью днями ранее прибытия полка (29).

Еще раз следует отметить, что направление в Грузию российского полка не исключало, а даже напротив, должно было усилить военную дееспособность собственно Картли-Кахетинского царства. Так, П.И.Коваленский еще до прибытия в Тифлис был уполномочен при содействии русских офицеров отправляемого егерского полка, стараться "завести регулярное грузинское войско", могущее противостоять в случае нужды "необузданным и многочисленным толпам персидским" (30).

Отправление и прибытие российского полка по времени совпало с событиями вновь печальными для Грузии. Так, в октябре 1799 г. эриванский хан отнял у Грузии провинцию Шурагель. Отправленный против него с наемными лезгинами "сардар" князь Цицианов был обращен в бегство. Продолжались и династические смуты: царевич Парнаоз Ираклиевич "производил всяческие насилия" против приверженцев Георгия XII (31).

Вскоре после ввода русского полка в Тифлис состоялись принятие Георгием XII знаков царской инвеституры и присяга грузинского царя (12 декабря), в которой он признавал "...на вечные времена высочайшее покровительство и верховную власть" России над "царями карталинскими и кахетинскими (32). Интересен нюанс: ген.-м. Лазарев должен был отдавать Георгию XII все военные почести, которые отдаются по уставу императору, и содержать у него караул "на таком же основании" (33).

Общеизвестен факт, что почти сразу после прибытия в Грузию егерского полка и министра П.И.Коваленского, отношения между ген.-м. Лазаревым и последним сложились тяжелые (34). Коваленский, получив большое влияние на Георгия XII, попытался, если не подчинить, то хотя бы игнорировать командира егерского полка (при том условии, что Коваленский и Лазарев друг от друга не зависели и должны были "сноситься" с К.Ф.Кноррингом или с петербургскими властями по наиболее важным вопросам).

Уже 22 декабря ген.-м. Лазарев сообщал К.Ф.Кноррингу: "Министр наш (Коваленский) взял полную власть над царем и, как видимо, внушил ему, что я ничего не значу и состою под ним..." (35).

Действия полномочного министра, отмеченные его властолюбивым характером, начали отрицательно сказываться на информированности правительства России о грузинских делах и чинить препятствия нормальному положению российских войск в Тифлисе (36).. В то же время П.И.Коваленский стимулировал создание в Тифлисе полиции "на ближайших к существующим в России правилах". Для воплощения данной инициативы, формально исходящей от Георгия XII, полномочный министр связывается с ген.-м. Лазаревым на предмет конкретного размещения в городе российских караулов и постов (сообщение Коваленского Лазареву от 22 декабря 1799 г.).

В деятельности П.И.Коваленского есть моменты, нуждающиеся во внимательном изучении. Так, он настаивал на создании регулярного грузинского войска; еще в феврале 1799 г. представил свой проект "Об учреждении в Грузии регулярного войска и о восстановлении там устройства военного дела вообще" (37). Уже прибыв в Грузию, министр собирался с использованием офицеров полка Лазарева наладить становление грузинского "регулярства" с одобрения грузинского царя (38).

Н.Дубровин однозначно трактует это как стремление Коваленского удалить русские войска (т.е. Лазарева) из Грузии и "самовластно управлять Грузией" (39). С такой точкой зрения трудно согласиться, если сопоставить действия министра с содержанием рескриптов Павла I еще 1797 г. и с приведенным же у самого Н.Дубровина указанием Коваленскому на необходимость создания грузинской регулярной армии (40).

Дело здесь, вероятно, не столько в амбициях самого министра, сколько в нежелании павловского правительства держать в Грузии большие военные силы и в стремлении на данном этапе придать грузинской стороне большую самостоятельность. То, что проект Коваленского (февраль 1799 г.) не был принят (41), не может свидетельствовать об отказе правительства от подобных взглядов.

В то же время Георгий XII, внешне согласный создать грузинскую регулярную армию, не проявлял конкретной нацеленности к этому. Интересным представляется суждение Т.Д.Боцвадзе: "Грузинские цари теперь были готовы не только перепоручить России решение своих внешнеполитических задач, но и возложить на нее упорядочение внутренней жизни страны (в частности, устройство хозяйства и решительное упрочение единовластия). Такая позиция означала только одно - всестороннее подчинение России с формальным сохранением лишь царской власти, что уже в принципе отличалось от положения союзника, пользующегося покровительством. Вместе с тем это было окончательное признание того, что самостоятельно, без внешней помощи Грузия была не в состоянии ликвидировать неурядицы и обеспечить объединение и безопасность страны" (42).

Если в Картли-Кахетии политика России в 1799 г. получила достаточную определенность, то в других областях Закавказья она продолжала носить довольно осторожный характер. Так, в ответ на просьбы бакинского Гуссейн-Кули-Хана о защите его земель от нападения персов, К.Ф.Кноррингу было предписано Павлом I обещать в общих словах покровительство России, не обязывая себя, однако, ни к чему конкретному (43). Данный факт нужно рассматривать во взаимосвязи с перипетиями российско-персидских отношений: дело в том, что проводимые П.И.Коваленским вскоре после прибытия в Тифлис переговоры с Персией не дали успеха - Фетх-Али-шах (Баба-хан) продолжал отстаивать свои "права" на Грузию (44). Поэтому усилия российской дипломатии должны были быть нацелены именно на сохранение и укрепление позиций в Грузии, а не образовывать новые очаги конфронтации с Персией.

В 1800 г. притязания Персии приобретают все более откровенный характер. Так, ген.-лейт. К.Ф.Кнорринг сообщал Павлу I рапортом от 22 июня, что Фетх-Али-шах и его сын Аббас-мирза вновь угрожают Грузии, требуют покорности и выдачи сына Георгия XII Давида в заложники. Георгий XII и П.И.Коваленский ответили решительным отказом шаху, ссылаясь, прежде всего на условия Георгиевского трактата 1783 г. (45).

Осопо обстрожающую перспективу персидского нашествия Коваленский докладывал о необходимости сосредоточения войск России на Северном Кавказе и в преддверии Военно-Грузинской дороги, в районе Владикавказа (46).

Реакция Павла I на осложнение положения Грузии не заставила себя долго ждать. В рескрипте К.Ф.Кноррингу от 10 июля 1800 г. он повелевал: "приуготовить к выходу в Грузию из Драгунских полков Пушкина и Обрескова с каждого по пяти эскадронов, ... два пехотных полка, два сводных гренадерских батальона, один батальон Егерского Лихачева полка", что должно было составить вместе с полком Лазарева, уже находящимся в Грузии "10 эскадронов кавалерии и 9 батальонов инфантерии, присоединяя к ним артиллерию, следующую к полкам, также и батареи с пристойною артиллерийскою командою" (47).

Как видно из рескрипта, на случай серьезных осложнений с Персией Павел I планировал задействовать силы, намного превосходящие по численности военный контингент, уже размещенный в Тифлисе. Таким образом, российское правительство уже не уповало на "дипломатический эффект" полка Лазарева и сомнительные перспективы создания боеспособного грузинского войска. Можно также сделать вывод, что Павел I отнюдь не искал мира с Персией любой ценой и был готов к крупным военным акциям в случае покушения персов на Грузию, а, следовательно, и на российские государственные интересы в регионе.

Показательно, что при данном варианте развития событий взять командование над посылаемыми против персов войсками должен был сам ген.-лейт. К.Ф.Кнорринг, временно перепоручив командование на Кавказской линии генералу от кавалерии Обрескову (48).

Тем временем персидские военачальники рассылали фирманы в Азербайджан. Хою и прочие области с приказаниями собрать новые войска для "совокупного действия" против Грузии (49). Ген.-м. Лазарев сообщает командующему на линии, что к вторжению в Грузию готовятся восемь тысяч персов, однако с отрядами из Нахичевани, Хоя, Эрзерума, Тавриза, Маранда и Шуши количество "всей этой сволочи возрастет до 15 тысяч..." (50).

В самой же Грузии военные силы царя Георгия находились в плачевном состоянии: по описанию ген.-.м. Лазарева, в грузинских войсках было "на 10 человек два ружья, а прочие вооружены кизиловыми обожженными палками" (51).

Ситуация в Картли-Кахетинском царстве осложнялась и не утихающими династическими распрями. Так, один из братьев Георгия - Александр Ираклиевич, оставленный новым царем без удела, потребовал себе Казахскую провинцию, которая по грузинскому обычаю не могла принадлежать никому кроме самого царя. Получив отказ, Александр "откочевал" к турецкой границе, а оттуда тайно перебрался в персидский лагерь. В связи с этим, вдовствующая царица Дарья и ее остальные сыновья тоже начали искать покровительства персов и укрепились в своих притязаниях на верховную власть в Грузии. Для персов такое поведение части грузинской царской фамилии было очень выгодно хотя бы тем, что Фетх-Али-шах не мог называться шахом в полном смысле слова, если в день его коронации не будет присутствовать подвластный ему грузинский царь. (52).

Александр Ираклиевич впрямую обещал шаху помощь, имея в Грузии "сильную партию" и надеясь на поддержку всех недовольных Георгием XII, которых было немало (53).

Трудное внутреннее положение Картли-Кахетии нашло отражение в посланиях, исходивших от российского полномочного министра Коваленского. Так, он отмечал "поколебание Татар пограничных, движимых единоверием с персами" и "надеждою улучшить свой жребий... при перемене правления"; сообщал о перехваченной переписке Александра с персидским двором, не оставлявшей разночтений по вопросу о готовящемся персидском вторжении и участии в нем "партии Александра" (54).

Был разработан план широкой военной операции против Грузии, предлагавший, что "имеретинцы с войсками ахалцихского паши должны будут напасть на Карталинию, Омар-хан аварский - на Кахетию, а царевич Александр с отрядом персидских войск - на "казахов и татар" (тюркоязычное население, подвластное Георгию XII) - "самые лучшие провинции царские". В случае успеха, все эти отряды должны были следовать к Тифлису (55).

Приведенный план вторжения в Грузию свидетельствует, в частности, о том, что Турция все же не отказывала себе в праве на антигрузинские происки (хотя ахалцихский паша мог действовать и без согласования с султаном). Нельзя исключать вариант, что возможность подобных планов Турции была связана с тем, что во второй половине 1800 г. при сохранении "союзного оборонительного" договора Порты с Россией исчезает цель первоначальных совместных действий обеих держав - Франция, к миру с которой переходит Павел I (56).

Опасность для Грузии вновь представлял и Омар-хан аварский, который, по сообщению Лазарева, с 10 тысячами войска намерен был "сделать диверсию в Кахетии (57).

Такое положение дел заставляло Георгия XII просить о присылке ему дополнительных контингентов российских войск. Например, в письме к К.Ф.Кноррингу речь идет об "одном полку пехоты в скорости, дабы мог он поспешить к нам до нападения неприятельского..." (58), (письмо от 6 августа). Затем, в посланиях от 29 и 31 августа Георгий уже говорит о необходимости для обороны своей страны дополнительных 6000 российского войска, утверждая, что "...если же таковая просьба не будет исполнена, то не будет воспрепятствовано намерениям как внешних, так и внутренних наших неприятелей" (59). Просил войсковых российских подкреплений и П.И.Коваленский в письме к К.Ф.Кноррингу от 6 августа 1800 г. (60)..

Павел I отреагировал на обстоятельства в Грузии рескриптом от 12 августа 1800 г., по которому туда отправились новые войска (61) 24 августа К.Ф.Кнорринг уже сообщал Георгию XII, что "мушкетерский Гулякова полк вместе со следующими к нему четырьмя пушками и ста казаками... сего числа переправился в Моздоке на противный берег Терека и завтра выступает во владении В.В." (62).

Судя по времени, данные российские меры могли быть ответом на прошения Георгия от 6 августа о присылке "одного полка пехоты вскорости". Однако относительно отправления в Грузию 6000 войска российская сторона проявляла очевидную сдержанность.

Так, ген.-м. Лазарев сообщил К.Ф.Кноррингу 20 августа о ненадобности большого количества российских войск в Грузии в связи с тем, что Баба-хан отступил за Араке (63). Примерно в то же время Кнорринг просил Лазарева внушить Георгию XII, что ему следует позаботиться о формировании собственных войск, которых Грузия могла (по мнению весьма осведомленного Кнорринга) легко набрать и содержать в количестве до 5000 человек (64).

Между тем, К.Ф.Кнорринг доносил Павлу 1 17 октября 1800 г., что после смерти Георгия XII (который был тяжело болен) "неминуемо должно ожидать междоусобий между сыновьями и братьями царя" (65). На этот случай Павлом предписывалось, "чтобы войска наши тот час же оставили Тифлис и следовали на кавказскую линию" (рескрипт Кноррингу от 29 октября 1800 г.), (66).

Такие подходы российского правительства свидетельствуют, что оно не собиралось вмешиваться в чисто внутренние дела Грузии и по-прежнему предполагало действовать в рамках протектората 1783 г. Из этого следует, что Россия не стремилась, пользуясь удобным случаем, занять Грузию большим числом воинских частей и ликвидировать, таким образом, самостоятельность Картли-Кахетинского царства.

Если персидские войска на время отложили агрессию против Грузии (в свете принятых Россией мер), то Омар-хан аварский с некоторыми другими владетелями Дагестана продолжал реально угрожать Грузии. Еще 14 августа 1880 г. П.И.Коваленский сообщал К.Ф.Кноррингу, что "...Омар-хан Лезгинский по присоединению с Сухрай-ханом Казикумыкским, Мегмед-ханом Джегунтаем и с кадиями Акушинским и Андийским, намеривают учинить нападение на Грузию" (67). Надежды ген.-м. Лазарева, что Омар-хан, узнав об отступлении персидских войск, не осмелится впасть в границы Грузинские" (68), оказались беспочвенными.

Ситуация обострялась тем, что Омар-хан предоставил свое гостеприимство царевичу Александру, и, таким образом, пытался прикрыть традиционно грабительскую суть замышляемых им действий защитой "законных" интересов Александра Ираклиевича (69). Последний же, в свою очередь, хотел использовать силы дагестанских феодалов для борьбы за грузинский трон.

Как уже отмечалось во второй главе монографии, Омар-хан просил российского покровительства в августе 1800 г., чтобы поставить Кнорринга и Лазарева в затруднительное положение в случае планируемого им похода в Грузию. Однако расчет этот оправдался лишь частично. Российские войска совместно с грузинским ополчением 28 октября 1800 г. выступают в поход навстречу уже проникшим в Грузию войскам Омар-хана (70). И хотя реально командовавший объединенным российско-грузинским войском ген.-м. Лазарев приложил много дипломатических усилий, чтобы "мирными подвигами распорядиться так, чтобы не пострадало человечество и жизнь и общая безопасность", но когда выяснилось нежелание хана Аварии и его союзников дипломатического урегулирования, сражение стало неизбежным (71).

В битве 7 ноября 1800 г. на реке Иоре русско-грузинское войско одержало полную победу. Потери Омар-хана исчислялись 2000 убитыми и раненными. Ранен был и сам хан (72)..

Это была последняя военная операция, где грузинские войска действовали еще самостоятельно в плотном взаимодействии с русскими войсками (73). В сражении участвовала и "команда" гребенских казаков во главе с есаулом Татаринцевым, на которого, кстати, во многом легла ответственность за переговоры с неприятелем. Это свидетельствует о значительной компетентности казаков в знании обычаев и языка соседних горских народов (74).

В то время политика России в других областях Закавказья определялась во многом обращением ряда владетелей к Павлу I за российским покровительством в условиях российско-персидского противостояния.

Так, под покровительство России были приняты ширванский Мустафа-хан и шекинский Магомед-Хасан-хан (рескрипт от 12 августа 1800 г.). Однако притом российской Кавказской администрации предписывалось "не входить отнюдь в их междоусобия" (75). Примечательно, что столь определенное предписание было характерно для регламентации Павлом I деятельности российских властей и на Северном Кавказе, и в Закавказье (включая и Грузию - в плане перспективы вывода войск в случае династической смуты после смерти Георгия XII).

Принят был под покровительство и талышский Мир-Мустафа-хан (76). Пророссийской ориентации придерживались ханы ганджинский и нухинский (77).

Россия поддерживала отношения и с армянским населением региона. Так, 30 октября 1800 г. была отправлена высочайшая утвердительная грамота избранному армянским народом патриарху Иосифу и "всему армянскому народу" (78). В то же время, после разорения Карабаха Ага-Муххамед-ханом, некоторые тамошние армянские мелики искали подданства России, переселившись с подвластными им "народами" в Грузию (79).

Обращение закавказских владетелей с просьбами о российском покровительстве необходимо рассматривать в непосредственной связи с агрессивными происками против них Персии, во избежание которых и осуществлялись прошения к России.

Однако подобные отношения порой перемежались с конфликтами. Весной 1800 г. произошел инцидент с бакинским Гусейн-Кули-ханом (ранее просившим покровительства России). Он вынужден был дать "удовлетворение обиженным им русским купцам", и только после того, как по городу Баку "были открыты военные действия" с борта русского корабля "Кизляр" (80).

В ноябре 1800 г. дипломатические обстоятельства потребовали отзыва П.И.Коваленского из Тифлиса. Н.Дубровин трактовал это событие как случившееся ввиду недоразумений между Георгием XII и полномочным министром. Не отрицая данного фактора можно также заметить, что к декабрю 1800 года российско-грузинские отношения вступают в новую фазу, место которого полномочного министра (определенного статьями трактата 1783 г.) весьма не ясно. Так или иначе, Георгий XII теперь поддерживал связь с российским правительством через К.Ф.Кнорринга (81).

В конце ноября 1800 г. грузинское посольство, находящееся в Петербурге, представило Павлу 116 просительных пунктов, определяющих новые условия политических взаимоотношений Грузии и России. Сам российским император так понимал причины, побудившие грузинскую сторону к ним: "...Царь Грузинский Георгий Ираклиевич, видя угроженным царство свое, сколько внешними неприятелями, столь же, а может быть еще и больше от возникающих в собственной семье его междоусобий касательно наследства к престолу, поручил посольству своему, здесь находящемуся, изъявить нам желание видеть земли Грузинские в непосредственном нам подданстве" (82).

Согласно просительным пунктам, представленным 23 ноября 1800 г., грузинскими уполномоченными, грузинский царь, "добровольно повергая себя и царство подданству Всероссийской Империи" просил о присоединении Грузии к России. При этом правительство России должно было взять обязательство: "обеспечить" грузинского царя "полным содержанием" (включая пожалование деревнями в России), ввести в Грузию свои войска (опять здесь называется численность в 6000 солдат), возвести крепости и обеспечить внешнюю безопасность страны, установить "правильную" военную и гражданскую администрацию (83).

Кроме этого грузинская сторона просила "через находящегося начальника российских войск в Грузии дать знать Турецкому и Ахалцихскому паше, дабы он приудерживался в пропуске через владения Оттоманской Порты Лезгинов, в Грузинские границы и у себя оных Лезгинов не содержал" (84).

В ноте грузинского посольства отдельно оговаривалось положение о царстве и престолонаследии: Георгий XII просил, "чтобы при вручении царства его, был он оставлен, а по нем и наследники его на престол с титулом царей... и иметь им, царям, главное в своем царстве правление по тем законам, кои от Высочайшего двора даны быть имеют". Георгий просил также о выпуске в Грузии монет "со изображением знаков: на первой стороне вензеля Императорского с надписью Российскою, а на ругой герба Грузинского царства" (85).

Павел I одобрил "просительные пункты", в том числе и пункт, предусматривавший сохранение как такового грузинского престола и Георгия XII на нем (86)..

Приведенные "просительные пункты" наглядно свидетельствуют, что Георгий XII при всем желании "присоединения" к России хотел видеть будущее своей страны не таким, каково было положение остальных территорий Российской Империи. И то, что российская сторона большей частью идёт на удовлетворение "просьб" Грузии, говорит об особом взгляде императора Павла I на Картли-Кахетию в составе России.

Следует, однако, заметить, что Георгию XII было обещано оставить за ним права до смерти, после нее - утвердить сына его Давида в звании генерал-губернатора Грузии с титулом царя, а саму страну причислить к числу российских губерний под названием царства Грузинского (87).

Еще накануне официального заявления "просительных пунктов", знавший об общих настроениях грузинских послов Павел I, предписывал Кноррингу: "...представить... немедленное мнение... сколько из вверенных вам войск можно отделить для занятия Грузии и пребывания в оной, присоединя к войскам, там уже находящимся, не ослабляя кордона против царских народов" (рескрипт от 15 ноября 1800 г.) (88). Интересен факт, что в этом рескрипте Павел 1 повелевал Кноррингу в случае смерти Георгия XII не приступать до его соизволения к назначению преемника на грузинский престол в связи с грядущими изменениями статуса Грузии и принципов российско-грузинских отношений (89).

Однако российское правительство не стремилось использовать ноту грузинских послов в качестве предлога для скорейшего присоединения Грузии и занятия ее войсками. Грузинским послам заранее было сообщено, что Павел I примет Грузию в подданство России "не иначе, как тогда, когда один из посланных отправится обратно в Грузию, объявив там царю и народу о согласии русского императора, и когда грузины вторично заявят грамотою о своем желании вступить в подданство России" (90).

26 ноября 1800 г. грузинские полномочные князья Георгий Авалов и Елизар Палавандов, согласно данному условию, отправились в Грузию (91). Заранее зная об этой процедуре, Павел I еще в середине ноября давал Кноррингу инструкции по количеству войск, вводимых в Грузию в случае ее присоединения к России. В это же время российским правительством обсуждался вопрос о выгоде для России от присоединения к ней Грузии. К таким выгодам многие в правительстве относили следующее:

1. Обеспечивалась Кавказская линия обузданием горских народов с двух сторон.

2. По тогдашним сведениям о Грузии, присоединялась страна, обильная "произведениями природы".

3. Расширялась российская, персидская индийская торговля.

4. В случае разрыва с Турцией России, заняв Грузию, может быть ей столь же опасна со стороны Анатолии, сколько угрожает ей черноморскими флотами.

Многие из российских государственный деятелей считали, что присоединение Картли-Кахетии повлечет за собой и скорое присоединение Империи, и тогда выгоды увеличатся (92). Рассматривая приведенные доводы в пользу присоединения Картли-Кахетии к России, можно не согласиться с мнением А.В.Авксентьева и В.А.Шаповалова о том, что Грузия не входила в зону политических интересов России и принятие ее под протекторат и последующее присоединение к империи влекли за собой лишь материальные издержки и ухудшение отношений с Ираном и Турцией (93).

Из обозначенных аспектов "выгод" России от присоединения Картли-Кахетии особенное внимание следует обратить на первый. Его нужно трактовать шире, чем приводимая Н.Дубровиным позиция: "...представлялась возможность смирить их (неприязненных горцев) голодом" (94). В широком смысле присоединение Грузии делало Северный Кавказ внутренним, а не граничным районом империи. И если ранее "прилеглые" к Кавказской линии горские народы (исключая "закубанцев") были действительно "более вассалами, чем подданными", то подданными", то к России Грузии необходимо было вводить их в рамки российского управления, т.к. империя в перспективе не могла терпеть у себя "в тылу" вассалов, да еще и не всегда надежных.

Таким образом, присоединение Грузии к России неизбежно открывало перспективу к распространению на Северном Кавказе российских административных порядков.

Но если политические задачи России зависели от интересов военно-феодальных и торговых слоев растущей страны, то внешнеполитические задачи Грузии сводились к сохранению народа страны от агрессии Ирана и Турции и к прекращению разорительных набегов из Дагестана, которые приняли характер опасного "стихийного бедствия" (95).

Выполняя ранее данные Павлом 1 инструкции, К.Ф.Кнорринг назначил к отправлению в Грузию драгунский Портнягина полк, гренадерский Тучкова и свой мушкетерский полк с полковой артиллерией и 4-мя орудийными батареями артиллерии 5-го артиллерийского полка. Таким образом, эти войска вместе с уже находящимися в Грузии должны были составить отряд из 8 батальонов пехоты, 10 эскадронов кавалерии, 4-х орудийных батарей, 15 орудий полковой Артиллерии и сотни казаков (96).

Однако назначенные к отправлению российские части могли войти в Грузии не ранее, чем когда "грузинские полномочные, отправленные в отечество для довершения с царем дела присоединения, могут возвратиться в Петербург с благодарственною грамотою". Так как это ожидалось не раньше февраля, Кнорринг мог "вступить в Грузию для занятия оной войсками" лишь в апреле 1801 г. (97). Эти предписания, данные Кноррингу графом Растопчиным в письме от 26 ноября 1800 г., содержали прямое указание: "...весьма нужно, чтобы до того времени вещи в этой земле оставались в первобытном их положении" (98).

В конце ноября 1800 г. К.Ф.Кнорринг получает рескрипт Павла I от 15 ноября, предписывающий до "высочайшего соизволения" не назначать преемника на царство Грузинское в случае смерти Григория XII (99). Кнорринг, II свою очередь, предписывает это ген.-м. Лазареву, находящемуся в Тифлисе (100).

Если Павел I отдал данное распоряжение накануне "просительных пунктов" грузинского посольства, в преддверии изменений в принципах российско-грузинских взаимоотношений, то теперь, по прошествии всего нескольких недель, оно приобретало иной смысл в связи с конкретизирующимися планами устройства Грузии после ее присоединения к России.

В это время подтверждались предположения, что в случае смерти Георгия XII в стране начнутся "междоусобия". Так, был распущен слух о смерти грузинского царя, и сыновья вдовы Ираклия II Дарии, собравшись в Гори, выпустили воззвание к грузинскому народу, чтобы его представители явились туда и присягали царевичу Юлону (101). Со своей стороны, царевич Давид поставил за Мцхетом пикет, который останавливал всех проезжающих грузин и отбирал у них письма-воззвания братьев-царевичей. Давид даже попытался объявить себя царем, прибегнув к помощи кахетинцев (102).

Такой ход событий вынудил ген-м. Лазарева поставить вопрос о движении своего полка в Гори, после чего сыновья Дарьи удалились в Империю (103).

Пагубные перспективы грядущих усобиц понимал и смертельно больной

Георгий XII, писавший накануне своей кончины императору Павлу I, что Грузия, так или иначе, должна покончить свое самостоятельное политическое существование" и что "грузинский народ желает теперь же вступить единожды и навсегда в подданство Российской империи с призванием, Всероссийского императора за своего природного государя и самодержца" (104).

Предвидя реальность крупных междоусобиц и вероятность в этом случае агрессивных действий внешних сил, Павел I предписывает 22 декабря 1800 г. Манифест о присоединении Грузии к России, не ожидая уже возвращения в Петербург грузинских послов. Манифест был отправлен Кноррингу, с приказанием опубликовать его сразу после смерти Георгия XII. Если же Георгий останется в живых до прибытия грузинских послов в Петербург, то Кнорринг должен был о публикации манифеста и о дальнейших постановлениях ожидать приказаний российского правительства (105).

Царь Георгий II скончался 28 декабря 1800 г., но К.Ф.Кнорринг, еще не получив соответствующий манифест, крайне опасался развязывания братоубийственной войны. По распоряжению ген.-м. Лазарева царство оставалось без гражданского правителя до получения из России новых указаний (33. С. 87). В то же время, сразу после кончины Георгия, Кнорринг возвестил жителям Грузии "высочайшую волю" о том, что без императорского соизволения невозможно приступать к назначению преемника скончавшемуся царю (106).

Феодальная знать Восточной Грузии придерживалась по вопросу о присоединении Картли-Кахетии к России в основном двух точек зрения (по мнению А.И.Брегвадзе) (107). Внутри первой из них, представители которой стояли за протекторат России при сохранении Грузинского царства выделяются два направления.

1. Сторонники царевича Давида, согласные на присоединение при условии сохранения престола Картли-Кахетии за Давидом.

2. Сторонники царицы Дареджан (Дирьи) с ее сыновьями, требовавшие соблюдения Георгиевского трактата о покровительстве Восточной Грузии со стороны России при условии ее невмешательства во внутренние дела Картли-Кахетии.

В данном случае к представителям второго взгляда на присоединение к России А.И.Брегвадзе относит тех. кто требовал включения Восточной Грузии в состав России в качестве ее губернии (109).

Схожее мнение имел и Н.Дубровин. Он писал: "Князья и дворяне разделились на две партии. Одна партия с нетерпением ожидала введения русского управления, другая, напротив, желала сохранить своего царя, который, находясь под полной зависимостью России, управлял бы Грузией по собственным ее законам и обычаям" (110).

Однако, внутри той группировки грузинской знати, которая у А.И.Брегвадзе проходит под "первым номером", а у Н.Ф.Дубровина - под вторым, были различия во взглядах весьма существенные. К тому же "партия" царицы Дарьи и ее сыновей не вписывалась в признание "полной зависимости" (как у Н.Ф.Дубровина).

Учитывая все это, представляется более правильным выделение не двух, а трех позиций в верхах по вопросу о присоединении страны к России. В данном смысле сторонников Давида и сторонников Дарьи следует все же относить к разным направлениям, хотя и руководствовавшимся, прежде всего своекорыстными властолюбивыми целями. Но, так или иначе, обе эти группировки, выступавшие за сохранение грузинского престола как такового, активно боролись за власть, пытаясь использовать в этом и обращения к России. Так, царевичи Вахтанг и Мириан склонили имеретинского царя Соломона I написать императору Павлу письмо и просить его о возведении на грузинский трон царевича Юлона (111).

Из приведенных фактов вытекает, что в конце декабря 1800 г. в российско-грузинских взаимоотношениях, связанных с присоединением Картли-Кахетии к России при сохранении общей тенденции с российской стороны, появилась и некоторая неопределенность, порожденная особенностями внутреннего положения Картли-Кахетии в канун и сразу же после смерти Георгия XII. Н.Ф.Дубровин вообще полагал, что "смерть Георгия уничтожила на некоторое время все предположения нашего правительства в вопросе о присоединении Грузии к России" (112)..

В любом случае, прояснение ситуации наступит лишь в 1801 г.

§ 2. Мероприятия по присоединению Картли-Кахетинского царства к России и их влияние на общую обстановку в Закавказье

Послы Палавандов и Авалов 8 января 1801 г. прибыли в Тифлис. Однако обстановки в Грузии была такова, что петербургские власти пришли к убеждению в безотлагательности обнародования манифеста о присоединении Грузии. Манифест был обнародован в Петербурге 18 января 1801 г. (113).

Такой шаг выводит К.Ф.Кнорринга из затруднительного положения: видя решительность столицы, он препровождает в январе 1801 г. в Грузию "под командою полковника Симоновича один батальон Кавказского гренадерского полка", а вскоре за тем "другой батальон того же полка, с ген.-м. Тучковым 2-м; Тифлисский мушкетерский полк, с ген.-м. Леонтьевым и Донской казачий полк" (114).

После обнародования манифеста о присоединении Грузии, в Петербурге Павел 1 продолжал ждать прибытия ко двору грузинских "посланников или депутатов от народа Грузинского", которых намерен был привести к присяге на торжественной аудиенции в своем присутствии. В то же время император предписывал К.Ф.Кноррингу как можно скорее "сделать известным Манифест", чтобы "настоящая тишина сего царства от внутренних раздоров и внешних на него соседов покушений предохраняема была" (Рескрипт от 18 января 1801 г.) (115).

После этого царевич Давид, дав грузинским полномочным наименование послов, отправил обратно в Петербург князей Авалова и Палавандова с двумя благодарственными грамотами: одной от себя и за подписью вельмож, другой от лица грузинского народа. К послам присоединились многие грузинские князья (в качестве депутатов от грузинского народа) (116).

В январе 1801 г. в Петербурге активно разрабатывались вопросы будущего устройства присоединяемой Грузии. Этому, в частности, был посвящен и собственноручный рескрипт Павла I К.Ф.Кноррингу от 20 января 1801 г., где император писал: "...Я хочу, чтобы Грузия... была губерния и тож тотчас поставьте ее в сношении с Сенатом, а по духовной части с Синодом, не трогая их привилегий. Губернатор пусть будет кто-либо из царской крови, но под вами и будет шеф Гусарского тамошнего нового полка..." (117).

Показательно, что подобный взгляд сохраняется у императора Павла до последних дней жизни. Так, 5 марта 1801 г. оставшемуся в Петербурге князю Чавчавадзе будет объявлено, что "император назначит старшего из всех чинов царского дома правителем Грузии, под наименованием наместника или царя, при... условии, что он будет иметь при себе постоянно ...одного из вельмож великороссийских" (118). Совершенно очевидно, что более "мягкая" терминология власти не меняет планов по существу.

В данном смысле, упразднение грузинского престола и лишение династии Багратидов власти предусматривалось правительством Павла I не в том виде, как это будет впоследствии осуществляться Александром I.

Хотя Павел I повелел Кноррингу как можно скорее обнародовать манифест в Грузии (рескрипт от 20 января 1801 г.), приведение к присяге грузинского народа предполагалось проводить только после присяги грузинских послов в Петербурге (119).

Продолжая давать инструкции Кноррингу по действиям Грузии, Павел I обращал постоянное внимание и на задачи общерегионального масштаба. Так, в рескрипте от 23 января 1801 г. он писал командующему кавказской линией: "не ищите иных приобретений делать, как те, которыми добровольно будут искать моего покровительства: лучше искать союзников интересованных в союзе, нежели подданных ненадежных; левая ваша сторона (т.е. территория Центрального и Северо-Восточного Кавказа) обеспечена таковыми, не наводите туркам страха, тогда и правая сторона будет надежна" (120). Здесь же Павел предписывал Кноррингу "интересовать" армян "к сближению для торгу и торгом, дабы канал иметь через них и далее", соблюдать их привилегии, но установить "наш порядок". Обратив внимание Кнорринга на разведку природных бегств Армении, Павел указывал: "займитесь теперь не завоеванием, но приобщением добровольным соглашением Армении" (121).

Приведенный документ выглядит во многом общей инструкцией Кноррингу по тем методам, которыми должен был он действовать после присоединения Грузии к России. В этом плане данный рескрипт дополняет предыдущие «программные» распоряжения павловского правительства по Кавказу, сохраняя их тональность и направленность. Особого внимания здесь заслуживает следующее: объективно присоединение Грузии диктовало перспективу распространения среди северокавказских народов российского администрирования и изживания их фактически вассального положения (что в реальности и будет частично происходить в царствование Александра I и в последующие времена), Павел 1 же предписывает К.Ф.Кноррингу в будущем соблюдать ту систему отношений с горцами, которая существовала ранее. Таким образом, можно предположить, что Павел замышлял сохранение вассального статуса северокавказских народов на длительную перспективу, согласуясь с собственными проектами федерализации Кавказа.

Император Павел был также заинтересован в привлечении на свою сторону тех сил в Грузии, которые мешали присоединению ее к России. Так, он был готов просить царевича Александра Ираклиевича и оказать ему соответствующие его положению почести; хотел видеть у себя при дворе всех царевичей, братьев и детей покойного Георгий XII (122). Следует отметить, правда, что павловские желания в примирении противодействующих сторон и царевичей не отражали реалий ситуации в Грузии. Противоречия между царевичем Давидом и его дядями-царевичами усиливались. Кроме всего прочего, в это время Давид пытался забрать управление в свои руки, не дожидаясь разрешения из Петербурга. Он издавал обращение к народу, где говорилось, что он торжественно принимает управление наследственным престолом грузинским, прощает виновных, а за новые преступления будет судить по русским законам (123).

Давид писал народу, что ему "высочайше повелено торжественно приблизиться к трону Грузии, по наследству в звании правителя оной", а затем отправил письмо к К.Ф.Кноррингу с выехавшими из Тифлиса послами, в котором просил ускорить их отправление в Петербург, "для приобретения - как говорил он "мне и царству моему милостей русского императора" (124).

Ген.-м. Лазарев не считал возможным препятствовать подобным шагам Давида, так как император Павел I, граф Растопчин и К.Ф.Кнорринг обращались к царевичу как к первенствующему лицу в Грузии (125). В то же время царевичи Юлона, Парноаз и Александр с преданными им "партиями" не прекращали своей борьбы. Продолжались и интриги со стороны вдовствующей царицы Дарьи: она по-прежнему прилагала все возможности, чтобы склонить российскую сторону к возведению на престол Юлона (126).

Давиду же удалось восстановить против своих конкурентов-царевичей Юлона и Парнаоза ксанских князей Эристави, которым он возвратил их бывшие владения, отнятые у них царем Ираклием II. Этот шаг Давида лишил царевичей Юлона и Парнаоза их удельных имений, после чего они со своими приверженцами бежали в Империю к царю Соломону II. Вскоре туда же из Карабахского царства прибыл и царевич Александр (127).

В январе 1801 года К.Ф.Кноррингу поступили от находившегося в Тифлисе ген.м. Лазарева подробные сведения о Грузии для разработки нового административного устройства (128). Одновременно с этим К.Ф.Кноррингу предписывалось из Петербурга ожидать приезда в Грузию князя Чавчавадзе и тайного советника Лашкарева для совместного установления нового правления, по примеру существующего в России (129).

16-17 февраля 1801 г. высочайший манифест о присоединении Грузии и России был обнародован в Тифлисе, повсеместно в Грузинских и Армянских церквах (130). Манифест зачитывался на русском, грузинском, армянском и "татарском" "диалектах" (131). По этому случаю Тифлис "был иллюминирован, и лавки по азиатскому обычаю украшены и все жители... приносили благодарения за излияние на них столь великих милостей и с радостию восклицали, что они теперь уже россияне» (132).

Уже после обнародования манифеста в Грузии Павел I повелел К.Ф.Кноррингу "...вслед за посланниками Князьями Аваловым и Палавандовым" отправить в Петербург кого-либо из царевичей, "также из знатнейших Грузии, дабы явно было свету, что точно Грузии есть общий произвол быть в Моем подданстве, а не то, чтобы покорство их происходило бы от желания 2-х или 3-х". Здесь же Павел I требовал представить список "знатнейших в Грузии и усердствовавших более к Моей особе и более желавших быть у меня в подданстве" для награждений и пожалований "достоинствами графов и баронов". Других Павел намеревался "принять к себе в камергеры" (133).

Вследствие этого императорского предписания, К.Ф.Кнорринг препровождает в Петербург царевичей Иоанна, Баграта и Михаила Георгиевичей с тестем покойного царя Георгия - сардаром князем Георгием Цициановым и иными знатными лицами (134).

Подобные шаги Павла I свидетельствуют, что он, несмотря на уже запущенный "механизм" присоединения Грузии к России, стремился вновь получить подтверждение и доказательства правильности и законности данного процесса от грузинской стороны.

Приведенные факты и распоряжения российского правительства позволяют не согласиться с мнением, что "русское правительство видело критическое положение, создавшееся в Картли-Кахетии, и выжидало подходящего момента для полного его упразднения", что "царизм лишил Грузию независимой государственной жизни, навязав ей свой политический чуждый режим" (135). Подобный взгляд на события присоединения Грузии к России, нашедший отражение (как видно из приведенного высказывания) в учебной литературе, относится ко времени, когда отечественная историческая наука еще могла находиться на позиции оценки присоединения Кавказа к России как "наименьшего зла" для кавказских народов. Однако на современном этапе, в связи с новыми геополитическими реалиями и новой политической конъюнктурой, такие суждения и оценки лишь многократно обостряются в контексте безудержной суверенизации некоторых из бывших республик СССР и поисков "исторических обоснований" этого.

После обнародования манифеста обстановка в Грузии временно несколько стабилизировалась. Однако противоборствующие силы (царевич Давид и его дяди-царевичи) все же не оставляли борьбы за власть, что покажут события совсем недалекого от времени оглашения манифеста будущего. В этой связи можно согласиться с А.И.Брегвадзе в том, что Давид стремился, несмотря на присоединение Грузии к России, сохранить грузинский престол, а более всего утвердить собственную власть (136). Действительно, уже после 17 февраля 1801 г. Давид стал по своему произволу "вершить" политику по отношению к ряду грузинских феодалов, что обрекало страну на новые междоусобия и терзания (137).

Тем временем в Петербурге осуществлялись конкретные меры по оформлению статуса Грузии в составе России. По указу сената 6 марта 1801г. Картли-Кахетия преобразовалась в Грузинскую губернию. Н.Дубровин считает этот факт решающим (138). . Однако к этому моменту еще не были соблюдены все запланированные Павлом I мероприятия (пусть и формального характера) по приведению Грузии в российское подданство, потому процедура присоединения в том виде, как ее замышлял император, еще не была завершена.

Тем не менее, Россией уже определялось новое административное деление Картли-Кахетии как губернии. Река Иора разделяла ее на Карталинскую и Кахетинскую провинции. В Карталинии губернским городом был назначен Тифлис, в Кахетии - город Телав. Всей губернией должен управлять генерал-губернатор, а каждой провинцией - вице-губернатор. Главным "присутственным местом" было назначено губернское правление, которому подчинились и другие органы исполнительной власти, организованные по российскому образцу (139). Вместе с тем, предписывалось дать грузинам право самим выбирать судей, гражданских и духовных правителей (140). В отношении духовного управления в Грузии предполагалось учредить две епархии: тифлисско-карталинскую и телаво-кахетинскую (141).

Сам император в это время продолжал ожидать прибытия грузинских послов и желал, как можно более расположить их. Он приказал сделать для себя древнее одеяние грузинских царей, не исключая его непременной принадлежности, греческого саппоса, подавшего повод к толкам и догадкам о сходстве этой одежды с архиерейским облачением (142).

Однако на пути полной реализации манифеста о присоединении Грузии неожиданно возникли новые трудности: не стало лиц, "вокруг которых" разрабатывали манифест: кроме смерти Георгия XII, появилось еще одно препятствие - 11 марта 1801 г. в Петербурге был убит сам император Павел I (143).

В связи с этим, мероприятия по приведению к присяге грузинских посланников, а затем и населения Грузии оказались неисполненными.

По восшествии на престол Александра I усиливается династическая борьба в Грузии. Так, у Давида сохраняется тенденция "царения" в Картли-Кахетии. В поданной в начале апреля 1801 г. ноте Государственному Совету, где говорилось о желании всех сословий Восточной Грузии вступить в подданство России, подчеркивалось требование утвердить на престоле Картли-Кахетии царевича Давида и его наследников (144). Одновременно с этим царица Дарья отправила письмо в Петербург с прошением утвердить на грузинском престоле царевича Юлона "по старшинству рода" (145).

Таким образом, в Грузии на повестку дня вновь становились династические распри, причем каждая из сторон их участников, пользуясь спокойной внешнеполитической обстановкой, обеспеченной присутствием России, подвергала скрытой ревизии павловского манифеста и последовавших за ним распоряжений, а с другой стороны, пыталась использовать в своих интересах перемену на российском престоле.

Этим, в частности, и были вызваны довольно длительные размышления Александра I и его правительства о судьбе Грузии. В данном контексте то, что по александровскому манифесту 12 (24) сентября 1801 г. династия Багратидов полностью лишилась власти в Грузии (даже в качестве генерал-губернатора с титулом царя, как предполагал Павел I), что правителем губернии стал Коваленский, а главнокомандующим российскими войсками - ген.лейт. К.Ф.Кнорринг, что вскоре вся полнота военной и гражданской власти перейдет к Цицианову (146) - все это свидетельствует: Александр I считал сохранение обещанных Павлом I привилегий фактором внутренней нестабильности и непрекращающейся династической борьбы в Грузии.

Так как Павлу I не суждено было довести до полного логического завершения планированный комплекс мероприятий по присоединению Грузии к России, трудно подтвердить или опровергнуть правильность его позиции. Ясно, однако, одно: павловские принципы государственного устройства присоединяемой Грузии заметно отличались от последующих распоряжений его преемника на российском престоле. И в этой связи предписания Павла I вполне соотносимы с его общими принципами кавказской политики и некоторыми положениями деятельности на других "иноэтничных" окраинах империи.

Любопытно, что В.А.Потто трактовал александровский манифест от 12 сентября 1801 г. как подтверждение принятия Грузии в российское подданство (147). Подобная точка зрения обращает на себя внимание еще и потому, что в целом ряде научных трудов присоединение Картли-Кахетии к России связывается большей частью именно с манифестом Александра I. Реально же вся подготовительная работа была проведена при Павле I; тогда же было принято и принципиальное решение. То же, что на все мероприятия по присоединению удалось осуществить - во многом результат желаний императора Павла соблюсти им же разработанную "политическую процедуру" принятия в подданство, чему помешала его смерть.

Следовательно, декларированные Павлом I принципы государственного устройства Грузии остались неосуществленными, а значит - был не апробирован один из вариантов последующих взаимоотношений Российской империи с присоединяемыми к ней народами.

Примечание:

кавказский политика грузия россия

1. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. - Т. 3., СПб., 1886., С. 244.

2. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. - Ч. 2 - СПб., 1869., С. 242.

3. Дубровин Н.Ф., Указ. соч., С. 244.

4. Акты Кавказской археографической комиссии (далее АКАК). - Тифлис. 1866. - Т. 1. - ч. II., С. 93-95.

5. АКАК, С. 96.

6. Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. Вторая половина XVIII - 80-е годы XIX в. - М.: МГУ, 1984., С. 98.

7. АКАК, Т. 1., С. 94.

8. там же, С. 94.

9. там же, С. 94.

10. там же, С. 95.

11. там же, С. 95.

12. там же, С. 96.

13. там же, С. 96.

14. там же, С. 96.

15. там же, С. 96.

16. Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 245.

17. Там же, С. 244.

18. Дубровин Н.Ф. Георгий XII, последний царь Грузии и присоединения ея к России. - СПб., 1867., С. 72.