Научное изучение Казахстана во второй половине XVIII в.

Предложение Рычкова полностью отвечало интересам царизма, способствовало хозяйственному освоению огромного Оренбургского края и потому было благожелательно встречено администрацией губернии. Группа геодезистов во главе с офицером А.Д. Красильниковым получила задание составить все запланированные карты.

В середине 1755 г. карты и первая часть «Топографии Оренбургской» были представлены на рассмотрение Академии наук, которая на двух своих конференциях с участием М.В. Ломоносова обсудила и рекомендовала к изданию эти работы. Однако карты Красильникова увидели свет лишь в 1880 г.

Более благоприятной оказалась судьба «Топографии Оренбургской», которая при жизни автора, правда, спустя семь лет после подготовки ее к печати, была опубликована дважды в одном и том же 1762 г.

«Топография Оренбургская», суммировавшая известные русской науке в середине XVIII в. географические и историко-этнографические сведения о народах Южного Урала, Казахской степи и Средней Азии, представляет собой значительное явление в русской историографии. Далекий Оренбургский край, в который были включены и казахские земли, до появления этой книги был мало кому известен в России. «Топография Оренбургская» сравнительно подробно ознакомила русского читателя с природными богатствами, этническим составом, с хозяйством и бытом населения края и вызвала интерес к хозяйственному освоению этой обширной территории.

Другой труд Рычкова «История Оренбургская», опубликованный в 1759 г., содержит сведения о родоплеменной структуре трех жузов и их расселении, легенды о происхождении казахского народа и краткие данные о занятиях, нравах, обычаях, верованиях и вооружении казахов [24, с. 70-72, 100-103].

П.И. Рычков, как и В.Н. Татищев, обратил внимание на большое значение восточных источников для научного исследования народов Казахской степи и Средней Азии. Он тщательно изучал труды Абулгази, Кадыргали Хошум Жалаира и других авторов, а также уделял внимание выявлению новых источников, постоянно обращаясь к русским и среднеазиатским купцам и дипломатам с просьбой доставлять ему восточные книги и рукописи.

Важные научные сведения о казахском народе встречаются и в мелких работах Рычкова. Хозяйство казахов, значение скотоводства, способы ухода за скотом он описал в статьях «О способах к умножению земледелия в Оренбургской губернии», «Ответы на экономические вопросы, касающиеся до земледелия, по разности провинций, кратко и по возможности изъясненные в рассуждении Оренбургской губернии» (1867) [5, с. 105].

Характеристику особенностей казахов Рычков давал в сравнении с особенностями быта и культуры башкирского народа, который, как и казахи, был одним из наиболее многочисленных народов Оренбургского края. Правда, Рычков допускал некоторое преувеличение отрицательных сторон нравов и обычаев казахского народа и сомневался относительно возможностей развития земледелия у казахов, что явилось следствием его недостаточной осведомленности о занятиях этого народа, который фактически издавна знал земледелие как орошаемое, так и богарное.

П. Рычков провел в составе войск работу по сбору сведений на территории Кара Тургая, Тургая, Тирсаккана, Ишима, крепостей Усть-Уйская, Крутоярская, Троицкая.

После смерти Татищева, в научной деятельности Рычкова большое значение приобрела его переписка с Миллером, обратившимся к нему в 1757 г. с просьбой присылать в журнал «Ежемесячные сочинения» статьи о «коммерции оренбургской». Эта переписка продолжалась в течение двадцати лет. Вопросы науки и литературы занимали в ней первое место [5, с. 106].

Будучи ответственным чиновником колониальной администрации и отличаясь консервативными политическими взглядами, Рычков, естественно, использовал научные сведения не только в интересах науки, но и для обоснования колониальной политики, что особенно рельефно отразилось в «Представлении Коллегии иностранных дел о положении в Малом и Среднем жузах», написанном им совместно с Тевкелевым [3, с. 571-591]. Характеристике деятельности царских чиновников, казахских ханов и султанов он придавал первостепенное значение, не касаясь социальных вопросов, народного быта и духовной культуры населения Оренбургского многонационального края. Говоря о методах научного исследования Рычкова, нельзя не отметить, что он обычно ограничивался, например, при изучении родоплеменной структуры казахов, показаниями султанов и старшин, которые для возвеличения себя часто сообщали ему заведомо неверные сведения о своем происхождении. Но в целом труды Рычкова оставили заметный след в истории научного изучения казахского народа в России.

2. Научное изучение Казахстана во второй половине XVIII в.

2.1 Вторая академическая экспедиция

Третья четверть XVIII в. в истории научного изучения казахского народа в России является знаменательной вехой, она отмечена не только обилием накопленных материалов, но и некоторыми теоретическими обобщениями и решением ряда запутанных научных проблем.

Во второй половине XVIII в. царское правительство принимает меры к укреплению своего господства в Казахской степи и усилению колониальной политики. Россия была заинтересована в расширении русско-казахской и транзитной торговли с Средней Азией и в освоении природных богатств Казахской степи. Однако восстание в Башкирии в 50-х годах и жестокое его подавление, падение Джунгарии и заметное усиление власти султана Аблая, феодальные междоусобицы и сепаратистская политика хана Абулхаира и ряда других феодалов, фактическая слабость позиций царизма в Казахской степи и большая подвижность кочевых казахов ставили под угрозу экономические и политические интересы России на востоке страны. Осознавая это, правительство искало выход из создавшегося положения.

Прежде всего были приняты меры к тщательному изучению внутреннего положения казахских жузов и политики ханов и султанов. В 1755-1759 гг. к казахам было направлено несколько дипломатических миссий, которые возглавляли М. Арапов, Я. Гуляев, И. Ураков [3]. Они доносили что, политика, например, султана Аблая опасна для России.

Этого мнения придерживались и начальники Оренбургского края И.И. Неплюев, М. Тевкелев, и Коллегия иностранных дел [5, с. 109]. Тогда правительство разработало и провело серию военно-административных и политических мероприятий по укреплению сибирских границ и своего престижа на Востоке, в частности были построены новые укрепленные линии, также были составлены карты территории нынешнего Северо-Восточного Казахстана.

В дальнейшем правительство издало ряд указов, в которых наметило принципы политики России в Казахской степи и высказало свое мнение по «киргиз-кайсацким делам». В 1778 г. указом Екатерины II главному начальнику Оренбургского края О.А. Игельстрому было предписано «составить уложение на основе народных обычаев киргизов». Для этого собирались сведения о нормах казахского обычного права, и Игельстром пытался провести административно-судебную реформу, но действовал крайне поспешно и непоследовательно, а правительство не оказало ему надлежащей поддержки.

В области же религии были осуществлены некоторые мероприятия, направленные на укрепление власти царизма в степи. В 1785 г. был издан указ о веротерпимости, а в 1782-1786 гг. правительство поручило Игельстрому строить в Казахской степи мечети и медресе и одновременно обязалось финансировать деятельность мусульманского духовенства. Таким образом, была предпринята попытка использовать мусульманскую церковь в интересах колониальной политики. Но было построено только одно медресе в Оренбурге, в котором казахские дети почти не учились, а мечети казахи не посещали. Поэтому мусульманское духовенство, пользуясь поддержкой правительства, стало более активно проникать в казахские аулы и вести религиозную пропаганду, приспосабливаясь к нравам и обычаям казахского народа. Пропаганда мусульманского духовенства в духе панисламизма и религиозный дурман нанесли огромный вред как казахскому народу, так и самой России, что было признано в 1860-х годах.

В 1789 г. в Омске была открыта Азиатская школа, просуществовавшая до 1836 г. Она была призвана готовить переводчиков для колониальных учреждений. В школе, наряду с русскими детьми, учились дети татар и казахов.

Самым крупным событием в истории научного изучения казахского народа в России во второй половине XVIII в. была работа Второй академической экспедиции, организованной в 1768 г. для научного обследования почти всей страны. Эта экспедиция пользовалась поддержкой правительства, так как она отвечала насущным потребностям экономического, политического и культурного развития страны и интересам колониальной политики царизма.

Вторая академическая экспедиция, в которую входили такие видные ученые, как И.И. Лепехин, П.С. Паллас, В.Ф. Зуев, И.Г. Георги, П.Б. Иноходцев, И.П. Фальк, Н.П. Рычков и многие другие, собрала новый обильный материал о природе, хозяйстве и населении России, этот материал получил впоследствии освещение в трудах названных ученых.

Для изучения казахского народа наибольшее значение имели поездки в казахские аулы П.С. Палласа, И.Г. Георги, И.П. Фалька, Н.П. Рычкова и их труды.

П.С. Паллас (1741-1811), член Академии наук, живший в России с 1767 г., осуществлял общее руководство частью экспедиции, работавшей в Приуралье и Западной Сибири. Маршрут экспедиции проходил через Симбирск, Оренбург, Илецк, Орск, Яицкий городок, Гурьев, Оренбург, Уфу. Его основной труд, написанный по результатам экспедиции, - «Путешествие по разным провинциям Российской империи», изданный с Санкт-Петербурге в 1773 г., один из разделов которого «Известие о киргизцах» полностью посвящен казахскому народу [44, c. 18].

С казахами Паллас впервые познакомился в 1769 г., после приезда в Оренбург, откуда он совершил несколько поездок в казахские аулы. Из Оренбурга он направился в Сибирь вдоль русской пограничной линии и посетил наиболее тесно связанные с казахами города и крепости: Троицк, Петропавловскую, Омск, Семипалатинскую. Несколько раньше он побывал в Гурьеве и Уральске.

П.С. Паллас достаточно подробно охарактеризовал кочевой образ жизни и повседневные занятия казахов, способы ведения скотоводческого хозяйства и его продуктивность, уход за скотом и рациональное использование казахами пастбищ в разные времена года. Пища казахов, по его сведениям, в основном состояла из продуктов скотоводческого хозяйства. Имели некоторое значение и продукты охоты.

Особенно подробные сведения Паллас оставил о технике и изделиях казахских домашних промыслов и ремесел (ткачество; войлочное, кожевенное, красильное, кузнечное, деревообрабатывающее ремесла). Такое большое внимание описанию этих вопросов не уделял ни один автор не только в XVIII, но и в XIX в.

В книге Палласа приведено немало сведений о распространении ислама в казахских аулах, подробно говорится о некоторых пережитках языческих верований. Но автор сосредоточил свое внимание на описании второстепенных вопросов, например различных категорий шаманов, ничего не сказав о культе тенгри, составлявшем основу древних верований казахского народа.

Все эти сведения, к сожалению, результат лишь кратковременного пребывания автора в казахских аулах [5, c. 113-115]. Они не исследованы на широком фоне историко - научных материалов, имеют в большинстве своем локальное значение, а выводы автора, особенно касающиеся социальных отношений, частью навеяны случайным впечатлением, поверхностны, порой неточны и противоречивы.

Другой участник экспедиции 1768-1774 гг., И.Г. Георги (1729-1802), выходец из Швеции, сопровождал сначала И.П. Фалька, потом П.С. Палласа, посетил Урал, Поволжье и Сибирь. Он побывал также в казахских аулах и в Оренбурге, Тобольске, Томске. Результатом его участия в экспедиции были естественно-научные и этнографические материалы, получившие в Петербурге высокую оценку.

По возвращении из экспедиции Георги узнал, что граверы К.М. Рот и Шлипер, опираясь на помощь ученых, стали издавать художественный журнал, иллюстрированный цветными и черно-белыми гравюрами, изображающими представителей отдельных народов России в национальных костюмах. Всего они опубликовали в 1774-1776 гг. пятнадцать выпусков журнала по пять рисунков в каждом. В десятом выпуске, названном «Открываемая Россия, или собрание одежд всех народов, в Российской империи обретающихся», были помещены три гравюры казахов (на двух - женщины и на третьем - мужчины) в национальных костюмах.

Издание художественного журнала общественность России встретила с большим интересом и высказала пожелание, чтобы в будущем гравюры сопровождались кратким историко-этнографическим текстом.

Это пожелание и побудило Георги взять на себя задачу обобщить накопленные в стране научные материалы, создать сводную работу по возможности о всех народах России и тем самым удовлетворить запросы читателей. Новая книга, названная «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей» и потребовавшая нескольких лет упорного труда, была издана в четырех частях на немецком языке и в трех - на русском в 1776-1777 гг. [46, c. 2]

В противоположность книге Палласа, труд Георги является в большей степени исследованием. Он написан на основе изучения и сопоставления разнообразных источников. Этнографическая характеристика казахов в книге Георги дана в разделе «О киргизцах», материалом для которого послужили преимущественно записи И.П. Фалька, а также Г.Ф. Миллера, П.И. Рычкова, И.Е. Фишера, П.С. Палласа, Н.П. Рычкова и самого автора. Однако, несмотря на широкое привлечение автором всех возможных источников, свидетельствующих о значительных успехах русской науки в области истории и этнографии казахов, рассмотренные Георги данные показывают, что русские ученые в XVIII в. еще не имели в своем распоряжении достоверных материалов о Старшем жузе казахов, а также о подлинных тяньшанских киргизах.

Характеристику казахского народа Георги дал в соответствии с разработанной им классификацией народов России по историко-лингвистическому принципу, введенному в науку еще В.Н. Татищевым. Казахов он включил в так называемую «татарскую» группу.

И.Г. Георги хорошо знал действительное самоназвание казахов и дал сравнительно верную картину расселения и численности Младшего и Среднего жузов и их родоплеменной структуры, а также подробно описал скотоводческое хозяйство казахов и его продуктивность, зачатки каракулеводства, охоту, домашние промыслы и ремесла, трудовую деятельность мужчин и женщин.

Далее, он дал характеристику материальной культуры казахского народа, его жилища, одежды, пищи. Здесь же мы находим ценные сведения о суде и обычном праве казахов, о верованиях, нравах и семейных отношениях, обычаях и обрядах во время приема гостей, свадьбы, похорон и поминок, данные о народной медицине и ветеринарии.

До Георги ни один автор не давал столь полную и разностороннюю научную характеристику казахского народа. В своих суждениях и выводах Георги часто ошибался, высказывал неверные мысли. Он необоснованно считал, например, что данные казахского фольклора, в частности родословные, предания и легенды этногенетического характера, совершенно непригодны для исследования ранней истории казахского народа, особенно периода образования казахской народности. Более того, не зная русские архивные материалы, он вообще сомневался в том, была ли у казахов своя история ранее XVII в. [47, c. 78]

Шведский натуралист И.П. Фальк (1727-1774) в 1763 г. был приглашен в Россию Академией наук по рекомендации знаменитого Линнея. Он путешествовал по Оке, Волге, побывал в Астрахани, Оренбурге, Петропавловске, Омске, Семипалатинске и других городах и крепостях Западной Сибири, а также посетил казахские аулы и собрал значительный научный материал о Казахстане. В 1774 г. он покончил жизнь самоубийством. Оставшиеся после него рукописи И.Г. Георги привел в порядок и издал в трех томах на немецком языке в 1785-1786 гг.

Это полное посмертное издание трудов Фалька по существу не привлекалось для исследования казахского народа и никогда не было переведено на русский язык, за исключением некоторых отрывков, включенных С.Д. Асфендиаровым и П.А. Кунте в сборник «Прошлое Казахстана в источниках и материалах» (1935). Правда, в 1825 г. небольшие заметки Фалька «Известия о Киргизской и Зюнгорской степи» и его спутника Хр. Барданеса «Поездка в Киргизскую степь» были опубликованы на русском языке отдельным сборником, но в них очень мало этнографических материалов [25]. Основная масса этнографических материалов ученого вошла в немецкое издание его трудов. Как и другие участники экспедиции, И.П. Фальк наблюдения вел в соответствии со специальным предписанием Академии наук. Это обстоятельство предопределило почти полное совпадение этнографической тематики в трудах участников экспедиции. Однако сбору этнографических материалов Фальк, по-видимому, уделял гораздо большее внимание, чем другие путешественники, ибо у него по сравнению с ними целый ряд вопросов по этнографии казахов, например описание хозяйства, уход за скотом, охота, некоторые домашние промыслы и ремесла, пища, изложен гораздо полнее и точнее. Даже отдельные детали и специфические особенности материальной культуры, быта и нравов казахского народа получили у него достаточное освещение. Ему удалось записать и многие наиболее существенные казахские этнографические термины и слова, которые он широко использовал как в тексте этнографических сюжетов, так и для составления «Сравнительного глоссария казанско-татарского, киргизского, бухарского и калмыцкого языков». Его отличает также более или менее объективное отношение к казахскому народу, почти полное отсутствие снисходительного пренебрежения к нему, характерного для некоторых авторов XVIII в.

И.П. Фальк знал русскую историко-этнографическую литературу и сознательно ставил задачу дать науке новые материалы по этнографии казахов или же уточнить и дополнить неверные и неполные сообщения других авторов.

Из других участников академической экспедиции необходимо упомянуть Н.П. Рычкова, опубликовавшего в 1772 г. книгу «Дневные записки путешествия капитана Николая Рычкова в киргиз-кайсацкой степи 1771 году».

Н.П. Рычков (1746-1784), сын П.И. Рычкова, сначала служил в армии, но затем вышел в отставку и вступил в оренбургский отряд экспедиции, руководимый Палласом. Ему довелось путешествовать в Поволжье, Южном Урале и Казахской степи самостоятельно и в составе экспедиции.

В 1771 г., когда из Орска в погоню за бежавшими из России калмыками был отправлен военный отряд, Рычков по распоряжению Палласа присоединился к этому отряду. Ему было дано особое задание: собирать по пути следования научные сведения.

В своей книге Рычков описал путь военной экспедиции, разведанные им природные богатства и свои наблюдения о казахском народе. Правда, в казахских аулах ему пришлось побывать мало, но с русским отрядом двигалось казахское ополчение и он мог ежедневно беседовать с казахами и записывать о них все новые и новые сведения. Однако, чтобы не повторять уже опубликованные данные о казахском народе, Рычков отказался описывать многие казахские обычаи, обряды, отослав читателя к указанной выше книге Палласа, немецкое издание которой появилось в печати раньше русского. Н.П. Рычков особенно подробно описал воинские доспехи и военное искусство казахов, их занятия, нравы, отдельные нормы обычного права. В его книге говорится также о разделении казахов на три жуза, их численности и этнографической территории, приводится запись казахской этногенетической легенды, описываются казахские кладбища, даются весьма оригинальные сведения [5, с. 120-121].

Со Второй академической экспедицией связаны также первые попытки изучения в России казахского языка и составления русско-казахских словарей. Инициатором этого, по-видимому с ведома Академии наук, был инспектор Петербургской академической гимназии Г.Л. Бакмейстер, составивший для экспедиции особую программу и наставление для сбора лингвистических материалов. Кроме того, эти документы были им разосланы в русские города и крепости, а также за границу. В результате Бакмейстером были собраны значительные лингвистические материалы, использованные для составления в 1770-1780 гг. словарей, в том числе знаменитого «Сравнительного словаря всех языков и наречий», в котором был представлен и казахский язык.

К работам академической экспедиции в России, да и не только в России, было приковано всеобщее внимание. Русская общественность проявила огромный интерес к ее результатам. Достаточно отметить, что труды Палласа и Георги в сравнительно короткие сроки были переизданы, что считалось в те времена небывалым событием. Значительным было и влияние этих трудов на историографию. Почти каждый ученый, приступавший к исследованию казахского народа, обращался к ним как к важнейшему источнику. Значение Второй академической экспедиции заключается также в том, что у ее участников появилось немало последователей, горячо стремившихся внести свой вклад в изучение Родины и ее населения

Но данные, собранные путешественниками XVIII в., неравномерно характеризуют как отдельные группы казахского народа, так и отдельные элементы материальной и духовной культуры казахов: описание преобладает над исследованием. Зная неплохо русскую научную литературу и накопив обильные материалы, путешественники XVIII в. все же не дали необходимой критики трудов своих предшественников, не показали отчетливо то новое, что внесли в науку они сами, не выделили основные проблемы изучения казахского народа и не сделали необходимых теоретических и практических обобщений. В этом, как и в попытках идеализации отсталого казахского общества, сказалась, разумеется, ограниченность их социально-политических воззрений.

2.2 Поездки русских людей в Казахскую степь в последней трети XVIII в. Исследование Казахстана И.Г. Андреевым

В истории научного изучения казахского народа в России в последней трети XVIII в., наряду с учеными экспедициями, продолжали играть большую роль поездки русских людей в Казахскую степь и Среднюю Азию с военно-разведывательными и торговыми целями, ибо эти поездки косвенно содействовали накоплению научных сведений о казахском народе.

В эту эпоху особенно часто русские люди посещали восточно-казахстанские земли. Царское правительство ставило задачу ликвидировать неблагоприятные для России последствия падения Джунгарии, восстановить и расширить торговые связи с Восточным Туркестаном, укрепить свое влияние на Средний жуз и, как писала в 1784 г. Екатерина II уфимскому и симбирскому генерал-губернатору А.И. Апухтину, «Большую киргиз-кайсацкую орду приласкать и обратить в подданство наше» [5, с. 125].

Большое значение придавалось также военной и крестьянской колонизации Алтая. Во второй половине XVIII в. правительство принудительно расселило на Южном Алтае около двадцати тысяч русских раскольников-старообрядцев из Польши и там же построило несколько новых укреплений.

В то же время военные и полувоенные экспедиции, а также отдельные русские агенты часто отправлялись из Семипалатинска, Усть-Каменогорска и других крепостей в Казахскую степь, в предгорья Алтая, Тарбагатая и в Восточный Туркестан для изучения этой территории в естественно-географическом, исто-рико-этнографическом и, главным образом, в военном отношениях. Однако сведения об этих экспедициях полностью не сохранились.

Одной из первых таких экспедиций была поездка в 1771 г. подпоручика и казачьего атамана Т.Н. Волошанина (ум. в 1793 г.) из Усть-Каменогорска через «степь кочующих киргизских кайсаков» до озера Балхаш и затем на восток, вверх по реке Или. Возвратившись в Усть-Каменогорск, он представил начальству, утраченное впоследствии, подробное описание своего путешествия и карту, на которой указал казахские кочевья и свой маршрут. В 1771 г. в Южном Алтае путешествовал также поручик А. Незнаев, а в 1784 г. майоры Зеленов и Богданов [48, с. 105].

Географические сведения, доставленные ими в конце XVIII в., были использованы для составления карты Средней Азии, Казахской степи и сопредельных с ними стран. На ней подробно указаны маршруты и время путешествия всех четырех офицеров, кочевья трех казахских жузов и их границы, кладбища и могилы в Казахской степи, торговые тракты, пограничные с казахскими аулами русские населенные пункты и военные укрепления [26, с. 206]. Автором этой карты был Иван Лютов, служивший в Оренбургском корпусе с 1766 г. оберквартирмейстером.

Немало других русских экспедиций направлялось в Казахскую степь для изучения ее природных богатств. Так, в 80-х годах XVIII в. здесь путешествовали инженеры Чулков, Литвинов, Бейдам, Телятников, Стрижков, Снегирев.

Важные сведения о казахском народе сообщали и русские люди, побывавшие в плену у казахов. Пленники, захваченные во время военных столкновений и нападений на русские заставы, крепости, населенные пункты, выполняли у казахов тяжелые работы и вели образ жизни почти такой же, как и местная беднота. Они овладевали казахским языком, узнавали нравы и обычаи казахов, их занятия, быт.

Одним из таких пленников был унтер-офицер Ф.С. Ефремов, захваченный в плен недалеко от Оренбурга в 1774 г. сначала пугачевцами, а потом, когда он бежал из первого плена, - казахами. Последние отвезли его в Бухару и там продали в рабство. После многочисленных приключений в Средней Азии, Восточном Туркестане, Тибете и Индии он в 1782 г. возвратился через Англию в Россию.

В Петербурге Ефремов написал книгу, но не столько о своей жизни на чужбине, сколько о народах тех стран, в которых он побывал [5, с. 127]. В этой книге, впервые опубликованной в 1786 г., один из разделов «Чем киргизская земля изобильна, каков воздух и жители» посвящен казахскому народу. В нем автор очень кратко рассказал, чем питались казахи в зимнее и летнее время, а также в дороге, и подчеркнул, что скотоводство и охота - основные занятия их.

Второе издание книги Ефремова увидело свет в 1794 г., а третье - в 1811 г., но уже с изменениями и дополнениями, внесенными с разрешения автора и, возможно, с его слов, редактором, магистром исторических наук П. Кондыревым. Эти дополнения, в части, касающейся казахов, очень значительны и существенны. Если в первом издании книги дано лишь фрагментарное описание некоторых вопросов, то в третьем издании Кондырев со знанием дела попытался дать, хотя и краткое, но всестороннее и систематизированное изложение культуры и быта казахского народа. Начав с указания антропологических данных казахов, он последовательно охарактеризовал хозяйство, расположение кочевий, охоту, домашние промыслы, пищу, нравы, верования, обычное право, вооружение, торговлю.

Очень ценные сведения о казахском народе и их государстве сообщали и русские послы в среднеазиатских ханствах, посещавшие казахские аулы. Одним из них был М. Бекчурин, ездивший в 1780-1781 гг. в Бухару. Он был не новичок на дипломатическом поприще. Начав службу в 1750 г. в Оренбурге «татарского языка переводчиком», солдатский сын Мендиар Бекчурин (1740-1821) на протяжении полувека выполнял различные дипломатические поручения царского правительства. Особенно часто его посылали к казахам.

В Бухару Бекчурин ездил по маршруту: Оренбург, р. Иргиз, по большой караванной дороге, переправа через Сыр-Дарью, по Кзыл-Кумам, вдоль русла Куван-Дарьи, к Джана-Дарье и далее к Бухаре, т.е. почти весь его путь проходил по казахским кочевьям. В своем путевом журнале он указал местоположение некоторых казахских аулов и ирригационных сооружений, отметил, что казахи получают с каракалпаков дань хлебом [27, с 494]. В последующие годы Бекчурин часто бывал в казахских аулах. В 1790 г. он сопровождал муфтия М. Хусаинова, направлявшегося по поручению оренбургского губернатора к батыру Срыму.

В 1785-1790 гг. капитаном И.Г. Андреевым был написан первый специальный труд посвященный Казахстану [49, с. 11]. Но этот труд, опубликованный без фамилии автора и в очень редком журнале, продолжительное время оставался почти неизвестным науке.

В 1875 г. Г.Н. Потанин, сознавая большую ценность работы Андреева для изучения казахского народа, просил Совет Русского географического общества опубликовать рукопись, поступившую незадолго перед тем из Археографической комиссии в архив Географического общества. Он писал: «Желательно, чтоб рукопись Андреева как первый этнографический труд о киргизах, могущий служить для сравнения прежнего состояния степи с современным, была напечатана в «Записках» общества по отделению этнографии» [28, с. 110].

И.Г. Андреев хорошо знал казахский народ. У него было немало приятелей казахов, с которыми он часто встречался как со своими друзьями или же по службе, выполняя дипломатические поручения. Со своей стороны, казахи высоко ценили дружбу русского офицера и часто обращались к нему с разными просьбами.

Свои служебные обязанности Андреев успешно совмещал с научными занятиями. Уже в первые годы службы он вел полевые журналы и был занят съемкой географических карт, планов, абрисов, составлением проектов военных укреплений, а также описанием трактов движения воинских частей. Эта работа требовала специальных знаний и Андреев изучал литературу по геодезии, фортификации, географии. Вместе с тем служба в Казахской степи обязывала его знать историю, этнографию и язык казахского народа. Из его трудов видно, что ему была известна почти вся существовавшая в то время русская историко-этнографическая литература о народах Казахской степи, Сибири и сопредельных стран Востока. Хорошо он знал и архивы сибирских городов и крепостей: Тобольска, Томска, Омска, Семипалатинска.

В то же время Андреев пристально изучал жизнь и язык казахского народа, часто посещал казахские аулы, беседовал со стариками и известными людьми, записывал сообщения купцов, чиновников, путешественников, бывавших в Казахской степи, Джунгарии, Средней Азии. Много внимания уделял он и вопросам экономического развития как русской деревни в Сибири, так и казахского аула, интересовался состоянием торговли, земледелия, скотоводческого хозяйства, домашних и кустарных промыслов.

Перу Андреева принадлежит несколько научных трудов. В 1777 г. он написал летопись истории Семипалатинской церкви, а в 1787 г. - топографическое описание Семипалатинска, озаглавленное «Письмо одного гражданина к верному своему другу» [5, с. 133]. В этой работе кратко изложена история завоевания Сибири и возникновения русских крепостей на Иртыше, затем подробно - история Семипалатинска, местные природные условия, военно-политическое и экономическое значение этой крепости, быстро превратившейся в город. Здесь же рассмотрена внешняя торговля Семипалатинска, дающая возможность охарактеризовать ее значение для казахского народа.

Самой крупной работой Андреева является его труд о казахском народе, названный в первом варианте «Гисторией на киргис-кайсаков», а в окончательном, значительно расширенном - «Описанием Средней орды киргис-кайсаков, с касающимися до сего народа, також и прилегающих к Российской границе, по части Колыванской и Тобольской губерний, крепостей, дополнениями». Первоначально этот труд создавался по указанию правительства. Но когда работа была закончена, генерал Н.Г. Огарев забраковал ее и потребовал изложить в сокращенном варианте «единственно краткие виды», т.е. только те вопросы, которые представляли интерес для царизма [50, с. 80].

В этом конфликте между царским генералом, который ревниво отстаивал интересы дворянского государства, и Андреевым, представителем передовых кругов русского общества, как в зеркале отразилась борьба конца XVIII в. между реакционной дворянской науки, не заинтересованной в подлинном изучении народной жизни, особенно нерусских народов, и нарождавшимся демократическим направлением в русской науке.

Труд Андреева «Описание Средней орды киргис-кайсаков…» состоит из шести глав, из которых основные главы - первая, вторая, пятая и шестая - представляют собой попытку автора дать краткий очерк истории и всестороннее, достаточно подробное и систематизированное описание казахов Среднего жуза. Эта главная мысль автора пронизывает все содержание его труда и четко изложена в оглавлении [5, с. 135].

Кроме этой работы Андреева, ценна и другая рукопись конца XVIII в. «Краткое описание о киргиз-кайсаках» [30, с. 245-247]. В ней кратко изложены исторические события 1782-1796 гг. в Казахской степи «с показанием разделения сего народа, границ, числа их, нравов, промысла и законов». В приложении даны «выписки из законов и копии с различных документов, касающихся до киргиз-кайсацких орд».

Во второй половине XVIII в. Казахская степь с Младшим и Средним жузами рассматривалась в России уже как неотъемлемая и органическая часть страны. Поэтому о Казахстане стали обязательно включаться в труды общего характера, такие, как, например, «Географический лексикон Российского государства» Ф.А. Полунина и сочинения русского ученого, писателя демократического направления в русской историографии М.Д. Чулкова (1740-1793 гг.).

В конце XVIII в. русская общественно-политическая мысль вступила в новый этап своей истории, связанный с именем великого революционера, Александра Николаевича Радищева (1749-1802), впервые выдвинувшего революционно-демократическую концепцию исторического развития России. Его научные труды, для которых характерны исторический подход к изучению явлений народного быта и культуры, использование материалов в борьбе с крепостничеством и произволом, в борьбе за просвещение народов, тесная связь научных исследований с практическими задачами развития хозяйства и культуры страны, отсутствие идей расового и национального превосходства, уважение к изучаемым народам, явились крупным вкладом в русскую науку [31, с. 163-171]. В знаменитом «Путешествии из Петербурга в Москву» (1790) он с революционно-демократических позиций охарактеризовал русский народ. В то же время великий мыслитель проявил огромный интерес к населению Сибири, в южной части которой жили казахи. К периоду сибирской ссылки (1791-1796) относится его «Сокращенное повествование о приобретении Сибири», написанное на основе материалов «Истории Сибири» Г.Ф. Миллера. В этой статье он, между прочим, подчеркнул, что подвластные Кучуму народы, в том числе и казахи, кочевавшие по берегам Иртыша, относились враждебно к этому хану и способствовали его поражению в борьбе с Россией. Здесь же автор рассмотрел этнический состав населения Сибири, отметив, что казахи относятся к «татарским» (тюркским) народам, и описал памятники древностей Южной Сибири. Кроме того, он дал любопытную этимологию слова казах.

На рубеже XVIII-XIX царское правительство, в интересах расширения торговли и укрепления экономических и политических связей со среднеазиатскими странами и Казахской степью, а также использования их природных богатств, направило в эти страны ряд посольств и экспедиций, которые косвенно содействовали делу дальнейшего накопления научных сведений о Казахстане и казахском народе. Книги, статьи и заметки, написанные участниками этих посольств и экспедиций, представляют значительный интерес для науки, как свидетельства очевидцев [51, c. 46].

В 1792 г. правитель Ташкента Юнус-ходжа обратился к начальству Сибирской линии, так как именно с Сибирью караванная торговля среднеазиатских ханств в конце XVIII в. носила наиболее оживленный характер, с предложением о расширении взаимной торговли, «чтоб всегда российские купцы для умножения торговли ездили в Ташкению, а мы - в Россию». Предложение Юнус-ходжи полностью соответствовало интересам России и поэтому правительство распорядилось направить в Ташкент русское посольство «для узнания сего края во всех отношениях и пути туда чрез мало известную еще Киргизскую степь…» [35, с. 273]. Как видим, правительство тогда не упускало случая получить о Казахской степи новые сведения.

В 1794 г. русское посольство, в которое вошли А.С. Безносиков и Т.С. Бурнашев (1771-1850), направилось в Ташкент по маршруту Омск, Троицк, р. Тургай, Приаралье, Бухара. Но из Бухары послы возвратились обратно в Россию, так как местный правитель отказался пропустить их в Ташкент [35, с. 341].

Годом раньше в Хиве побывал русский военный врач Бланкеннагель в сопровождении переводчика Холмогорова. Они проехали из Оренбурга в Хиву через восточные приаральские степи, а возвратились в Россию в следующем году через Мангышлак, также населенный казахами. Издатель путевых заметок Бланкеннагеля В.В. Григорьев считал, что он «в течение одного месяца пребывания в степи понял ее лучше, нежели множество администраторов, десятки лет имевших дело» с казахами [35, с. 355].

В 1795 г. Безносиков и Бурнашев вновь попытались проехать в Ташкент, но, пройдя Киргизскою степью 500 верст, из-за буранов возвратились обратно. И только в 1796 г. русское посольство в составе Д. Телятникова, А.С. Безносикова и переводчика Я. Быкова достигло цели в сопровождении сыновей султана Среднего жуза Букея.

Следующее русское посольство в Среднюю Азию относится к 1800 г. Оно было направлено по просьбе Юнус-ходжи в Ташкент для оказания помощи в разработке местных природных богатств. Посольство возглавляли горные инженеры Т.С. Бурнашев и М. Поспелов. Первый из них, пытавшийся попасть в Ташкент еще в 1793 и 1795 гг., повторил свою попытку и в 1799 г., но суровая зима позволила ему углубиться в Казахскую степь лишь на шестьсот верст. В 1800 г. Бурнашев вместе с Поспеловым отправился из Ямышевской крепости сначала в кочевья султана Букея на реке Нуре, а уже оттуда, через степь Бетпак-Дала, в Ташкент.

Путевые заметки Бурнашева и Поспелова состоят из двух частей, из которых первая «О местоположении и качестве земли, населяемой киргиз-кайсаками, с описанием пребывания их в способности проезда чрез всю оную степь» полностью посвящена географической и этнографической характеристике Казахской степи и ее населения. Во второй части своих заметок авторы посвятили казахам лишь один раздел «О киргиз-кайсаках Большой орды» [52, с. 367].

Таким образом, почти две трети заметок отведены казахам. Это обстоятельство еще раз свидетельствует о том, насколько жгучим был интерес в России к Казахской степи и ее населению и как умело и до конца использовался каждый случай, чтобы получить сведения об этой стране.

Для деятельности Западно-Сибирского отдела особенно характерна недифференцированность изучений. Научные материалы по существу собирали почти все члены отдела, посещавшие казахские аулы, несмотря на то, что в большинстве они были не этнографами, а геоботаниками, зоологами, географами, геодезистами, топографами, астрономами, статистиками. Это обстоятельство привело к тому, что собранные материалы носили случайный характер.

Более интересные материалы о казахах доставило в Россию посольство Я. Гавердовского в Бухару, отправленное вместе с торговым караваном в сопровождении военного отряда, так как караваны часто подвергались нападению и грабежам.

Посольство и караван, возглавляемые Гавердовским, весной 1803 г. в 880 верстах от русской границы были разграблены. Я. Гавердовский и сопровождавшие его лица доктор Савва Большой, переводчики Биктяшев и М. Бекчурин, колонновожатые Иванов и Богданов попали в плен к казахам и только спустя некоторое время возвратились в Россию [5, с. 143]. Это свое неудачное путешествие Гавердовский изложил в обширной рукописи, которая до сих пор не опубликована.

Интересные сведения о казахском народе собрал и сотрудник Гавердовского доктор медицины Савва Большой (1769-1827), пробывший в плену около года. У казахов он выполнял различные домашние поручения, лечил больных и вел образ жизни, характерный для местного населения. Он хорошо изучил казахский разговорный язык, запомнил массу всевозможных хозяйственных и географических терминов, названий, понял многие специфические нравы и обычаи сырдарьинских казахов.

Неудача посольства Гавердовского заставила правительство в течение продолжительного времени воздерживаться от организации вооруженных караванов и крупных экспедиций для естественно-географического, военного изучения среднеазиатского Междуречья, Казахской степи и ее населения. Но сбор соответствующих материалов фактически не прекращался. Караваны, снаряженные среднеазиатским купечеством, приходили в русские города все чаще и чаще.

В течение 1807-1823 гг. в Казахской степи неутомимо странствовал торговец Муртаза Фейзуллин, сообщивший царским чиновникам много интересных сведений о казахском народе. В его расспросном маршруте от Ташкента до Петропавловска, опубликованном в 1851 г. Я.В. Ханыковым, особенно интересны сведения о полуоседлых казахах Туркестана, живших по соседству с узбекским населением и сочетавших скотоводческое хозяйство с хлебопашеством и садоводством [5, с. 146]. Следует отметить, что Фейзуллин содействовал сближению России со Старшим жузом и Киргизией. В 1822-1823 гг. он вместе с семипалатинскими купцами П. Пинегиным и другими побывал в Семиречье и, развернув агитацию среди местного населения за принятие российского подданства, добился направления в Омск казахской и киргизской депутаций.

Ко второму десятилетию XIX в. относится ряд важных поездок русских людей в Казахскую степь. В 1811 г. проездом из Бухтарминской крепости казахские аулы посетил, путешествовавший под видом азиатского купца, переводчик Путинцев, который и позже часто бывал у казахов. Внимание Путинцева в основном привлекали занятия казахов, внешние проявления их быта, обычное право, местоположение кочевий, родоплеменная структура, торговые связи, а также местные географические названия, данные по топонимике.

Выгодно отличается от записок Путинцева труд другого русского переводчика Филиппа Назарова, побывавшего в казахских аулах почти одновременно с Путинцевым. Ф.М. Назаров был хорошо известен казахам. Долгое время он служил в крепости Петропавловской и сыграл большую роль в развитии русско-казахских взаимоотношений. В 1803 г., после окончания Омской школы азиатских языков, Назаров поступил на службу «младшим толмачем киргизского разговора» и, спустя почти три десятилетия, в 1830 г., он продолжал служить переводчиком в колониальных учреждениях в Казахской степи. В течение этого времени ему пришлось десятки раз посещать казахские аулы для выполнения различных поручений начальства [53, с. 147].

В 1812 г. в Петропавловске был убит кокандский посланник, возвращавшийся из Петербурга на родину, и тогда было решено направить в Коканд Назарова с поручением принести кокандскому хану соответствующие извинения и соболезнования правительства России. Русский посол в 1813 г. отправился в Коканд из Петропавловска и возвратился обратно через полтора года.

В пути Назаров собрал материалы по истории казахского и узбекского народах, вошедшие в его «Записки некоторых народах и землях средней части Азии». В предисловии к этой работе автор писал: «Народы, обитающие в средней части Азии, до сих пор остаются малоизвестными; будучи к ним послан и задержан ими в продолжении полутора года, я старался замечать нравы, обычаи, положение мест и укрепление городов сих народов, а знание тамошнего языка, как своего собственного, доставило мне те средства, кои редко находят путешественники» [36, с. 67].

Назаров с большой точностью и подробно описал суд биев, феодальные нравы, казахский свадебный ритуал, обычаи и обряды при похоронах и поминках, отдельные элементы материальной культуры, народные развлечения, эпические рассказы о прошлом, борьбу, бега, конные скачки, охоту с беркутами, стрельбу из лука, игру на музыкальных инструментах, песни девушек. В освещении вопросов музыкальной культуры казахского народа и некоторых его обычаев ему принадлежит приоритет. Оригинальные материалы его работы сохраняют свое научное значение.

Природные богатства северной части Казахской степи в 1815-1816 гг. изучали две экспедиции из Оренбурга [37, с. 97].

Первая из них находилась в степи два месяца, а вторая под руководством И.П. Шангина - четыре. За это время экспедиции попутно ознакомились с некоторыми обычаями казахов, осмотрели казахские кладбища, памятники старины [37, с. 98-123]. Несмотря на некоторые сдвиги, научное изучение Казахстана носило еще ограниченный характер. В эту эпоху Россия сознательно «ограничила свои изыскания на Востоке будучи исключительно занята делами Западной Европы. При всем том они не были совершенно прерваны, и труды Гавердовского, Поспелова, Назарова, Шангина… много дополнили прежний запас сведений» [36, с. 87].

В начале XIX в. знаменательным событием в истории русского востоковедения было открытие в университетах кафедр восточных языков, согласно университетскому уставу 1804 г., а также появление проектов учреждения классов татарского, арабского и турецкого языков при Казанском университете (1808), Восточного училища при том же университете (1809) и проекта Азиатской академии, разработанного С.С. Уваровым в 1810 г. Эти факты свидетельствуют об устойчивом интересе русской общественности к изучению истории и языков восточных народов.

Из научных исследований русских ученых, относящаяся к первому десятилетию XIX в., выделяется «Замечание о киргизской степи» неизвестного автора. Изложенный автором материал по истории казахского народа носит общий, неконкретный характер. Вместе с тем автор явно преувеличил роль первобытных институтов в жизни казахов, говоря о «падении патриархальных нравов», «кровной мести», «родовых связях», как о недалеком прошлом и даже настоящем казахов, и не видя их трансформацию в условиях феодального строя [54, с. 151].

Но если в начале XIX в. научно-исследовательских работ по изучению казахского края было опубликовано мало, то почти в каждом обобщающем историко-этнографическом, географическом и статистическом труде этого времени казахи упоминались обязательно [5, с. 151].

В книге Е.Ф. Зябловского «Статистическое состояние российской империи в нынешнем ее состоянии» (1808), в главе «Сухопутная внешняя торговля с Бухарией, Киргизскою ордою и Хивою», рассматривается обмен товарами между русскими купцами и казахами, причем указывается, что этот обмен был неравноценным и носил характер колониального грабежа.

М. Баккаревич в «Статистическом обозрении Сибири» (1810) кратко описал быт и нравы казахов, родоплеменную структуру и родорасселение их, кочевья, хозяйство и высказал мнение, что ввиду отсутствия необходимых источников невозможно исследовать происхождение казахов. Сведениями о казахском народе особенно изобилует «Словарь географический Российского государства» Я. Максимовича и А. Щекатова, опубликованный в 1801-1808 гг. в семи томах. В нем кратко охарактеризованы почти все родоплеменные подразделения Младшего и Среднего жузов, с указанием их происхождения, местонахождения, численности людей и скота, старейшин, а в ряде случаев и замечательных событий.

В 1816-1818 гг. в «Азиатском музыкальном журнале» И. Добровольского впервые появились записи казахских народных мелодий, наряду с мелодиями других нерусских народностей России [5, с. 152]. Это обстоятельство свидетельствовало о живейшем интересе русской общественности того времени к народному искусству.

3. Продолжение научных исследований в XIX веке

3.1 Накопление этнографических материалов в 20-40-х годах XIX в.

В 20-х годах XIX в. дальнейшее накопление, систематизация и исследование новых материалов о казахском народе продолжало оставаться актуальной задачей русской науки. Решению этой задачи в то время в значительной степени способствовало военно-экономическое проникновение царизма в среднеазиатское Междуречье и завершение присоединения казахских земель к России, относящееся к 1820-1860 гг.

Стремление царизма превратить Казахскую степь в рынок сбыта русского хлеба и промышленных товаров, использовать ее природные богатства в интересах капиталистической промышленности, а стратегически выгодное положение - для укрепления своих позиций в Средней Азии требовало всестороннего изучения этой территории, особенно в военном, естественно-географическом и этнографическом отношениях. Несмотря на значительные успехи, достигнутые русской географией в XVIII в., в России фактически еще не были проведены полные топографические исследования, не было точных крупномасштабных карт Казахской степи.

В 20-40-х годах XIX в. царизм направил в Среднюю Азию и Казахскую степь ряд торговых и дипломатических миссий и десятки военно-научных экспедиций, имевших задание составить естественно-географическое, геологическое, статистическое и историко-этнографическое описание огромного пространства от Каспийского моря до восточных границ Казахской степи и от сибирских укрепленных линий на юг до предгорий Тянь-Шаня и Памира. Вместе с тем были приняты меры для усиления господства России в Казахской степи как путем строительства в ней новых русских укреплений, так и путем проведения административной реформы М.М. Сперанского и колонизации края.

С реформой Сперанского связано одно из крупных явлений в русской науке: сбор сведений об обычном праве, образе жизни, нравах, верованиях всех народов Сибири, в том числе казахов. М.М. Сперанский (1772-1839), государственный деятель и губернатор Сибири в 1819-1822 гг., приказал собрать эти сведения для составления новых законодательных актов: «Устава об управлении инородцев» и «Устава о сибирских киргизах», утвержденных правительством в 1822 г. Эти уставы, как и документ «Основания пограничного управления Сибирской линии, или особенного устава о сибирских киргизах», подготовил «Особый комитет» правительства.