Философия и этика позитивизма в романе Н.Г. Чернышевского "Что делать?"

Таким образом, можно сделать вывод, что специфика позитивизма Чернышевского заключается в том, что он подчиняет область «нравственного», то есть все вопросы духовного порядка, тем принципам, которые господствуют в сфере физико-химических процессов. Это есть упрощение проблематики мира, ведущее к упразднению всякой философии. В одном из писем из Сибири Чернышевский говорит о себе: «Я - один из тех мыслителей, которые неуклонно держатся научной точки зрения. Моя обязанность - рассматривать все, о чем я думаю, с научной точки зрения» Цит.по: (там же)., а «научная точка зрения» представляется Чернышевскому, именно как подчинение в познании всего принципам, господствующим в сфере физико-химических процессов. Это безоговорочное и некритическое подчинение всех тем познания принципам, господствующим в самой низшей сфере бытия.

Что касается источников взглядов Чернышевского, Зеньковский В.В. также отмечает, что они «лежали в общей научно-философской литературе его времени, - и прежде всего в том культе научности («сциентизме»), который вообще характерен для XIX века». Зеньковский В.В. История русской философии. М, 2001. VIII, с.312 - 322

Чернышевский (как отчасти и Герцен) стоял под влиянием французской духовной жизни, - отсюда шли те социалистические веяния, которые захватывали ум и сердце Чернышевского целиком. Конечно, социально-экономические идеи Чернышевского имели ясно выраженный этический корень; «примат этики над «чистой» научностью чрезвычайно существенно определял духовную установку Чернышевского» Там же.. Чернышевский по-настоящему верил в науку, в ее неограниченные возможности, в ее познавательную мощь; это поддерживалось и тем реализмом, который вообще очень ярко стал проявляться в русской литературе с середины 40-х годов, - в противовес «романтизму» «отцов». «Под знаком «реализма», - заключает Зеньковский, - шло вообще развитие русского радикализма, который с наивным обожанием тяготел к естествознанию, как залогу истины и реализма, - во всяком случае, в 50-е и 60-е годы. Но было бы неверно думать, что романтизм совершенно выветрился у этого поколения, - под покровом реализма сохранилась настоящая и подлинная романтическая основа. Оттого и «сциентизм» у наших радикалов был наивной Верой в «мощь» науки... Но в последней своей основе этот не угасший романтизм проявил себя в той «секулярной религиозности», которая расцветала под покровом реализма, и даже материализма». Там же.

ПОЗИТИВИЗМ В РОМАНЕ Н.Г.ЧЕРНЫШЕВСКОГО

«ЧТО ДЕЛАТЬ?»

2.1. Общая характеристика романа.

Наследие Чернышевского-романиста стало предметом специального историко-литературного изучения сравнительно поздно. После выход романа «Что делать» вспыхнула ожесточенная полемика - не только критико-публицистическая, но и беллетристическая, длившаяся несколько лет; однако после этого в течение ряда десятилетий о Чернышевском в легальной печати возможны были лишь глухие упоминания намеки.

Расширение цензурных возможностей после революции 1905 г. позволило сыну писателя, М. Н. Чернышевскому, выпустить первое Полное собрание сочинений, куда вошли оба романа - «Что делать» и «Пролог». Об этих романах писали тогда не так уж много. Авторы тех лет, как известно, ставили под сомнение не только художественную, но и общественную ценность романов Чернышевского.

Только после Октябрьской революции 1917 года, когда ученым стали доступны материалы, захороненные в секретных архивах или сохранившиеся в частных собраниях, стало возможно научное изучение Н. Г. Чернышевского-беллетриста. Из тех, кто стоит у истоков такого изучения, следует выделить два имени - А. П. Скафтымова и А. В. Луначарского.

А. П. Скафтымов еще в 20-х годах в своих работах, посвященных «Что делать?», поставил этот роман в широкий историко-литературный контекст, рассмотрев его в отношении к западноевропейскому роману; (в частности, к романам Жорж Санд). В его же работах 30-40-х годов были впервые исследованы незавершенные беллетристические произведения Чернышевского. Тем самым роман «Что делать» был поставлен в связь с дальнейшей эволюцией Чернышевского-беллетриста.

Об исследованиях Скафтымова Е. И. Покусаев справедливо замечает: «В обобщающих трудах саратовского ученого были обозначены самые главные аспекты и направления исследований художественного творчества писателя». Покусаев Е.И. От редактора. - В кн.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы, Т. 6. Саратов, 1971. С. 5.

Также довольно значительными были и статьи А. В. Луначарского о Чернышевском и его творчестве, где был уже поставлен вопрос об особой роли «Что делать» в развитии русского романа и о значении его для нашей современности. Вполне современный интерес заключают в себе мысли А. В. Луначарского о композиционном и о жанровом своеобразии «Что делать» как интеллектуального романа: «Самому типу того романа, который нам нужен, мы можем у него учиться. Неправда, будто Чернышевский не воспитывает, будто ум у него все вытесняет. Чернышевский, конечно, рационалист, конечно, интеллектуальный писатель, конечно, умственные сокровища, которые лежат в его романах, имеют самое большое значение; но он имеет силу остановиться на такой границе, когда эти умственные сокровища одеваются плотью высокохудожественных образов. И такого рода интеллектуальный роман, может быть, для нас важнее всякого другого». Луначарский А.В. Русская литература. М., 1947. С. 178.

В советское время выходило громадное количество научной литературы о Чернышевском-беллетристе - о романе «Что делать» в частности. Но вся она по большей части носила идеологическую подоплёку. Наиболее интересным из всего, что существует сегодня в исследованиях, посвященных творчеству Н.Г.Чернышевского, можно назвать серьёзное текстологическое исследование Рейсера С.А. «Некоторые проблемы изучения романа «Что делать» - Л., 1975. И книга Паперно И. Семиотика поведения: «Н.Г.Чернышевский - человек эпохи реализма» - М., «Новое литературное обозрение», 1996. - в которой автор воссоздает многокрасочную и подробную картину событий «эпохи реализма», обращается к переписке, дневникам и мемуарам шестидесятников, внимательно воспроизводит наиболее характерные подробности быта «новых людей». И. Паперно предельно четко формулирует свою основную исследовательскую задачу - показать, «как человеческий опыт, принадлежащий определенной исторической эпохе, трансформируется в структуру литературного текста, который, в свою очередь, влияет на опыт читателей». Паперно И. Семиотика поведения: «Н.Г.Чернышевский - человек эпохи реализма» - М., «Новое литературное обозрение», 1996. С. 4.

Давая общую характеристику роману, стоит остановиться только на тех аспектах, которые сегодня стоят на очереди - требуют осмысления (или переосмысления) на уровне современных требований литературной науки.

2.1.1. Проблема художественной формы в романе «Что делать».

К форме романа Чернышевский впервые обратился после десяти лет интенсивной литературно-журнальной работы - лишь тогда, когда возможности критико-публицистической деятельности были для него исключены арестом и заключением в Петропавловскую крепость. Отсюда и возникло распространенное представление, будто бы «беллетристическая форма была для Чернышевского вынужденной и служила лишь для того, чтобы довести свои идеи до широкой аудитории, не имеющей специальной подготовки». Богословский Н. Н. Г. Чернышевский. 1828-1889. М., 1955. С.444 Это представление заключает в себе некоторое упрощение, сводя задачу Чернышевского-романиста к чистой иллюстративности. Арест, может быть, ускорил обращение Чернышевского к роману, поскольку на воле прямая публицистическая пропаганда революционно-демократических идей представлялась ему более неотложным делом, чем беллетристическая деятельность, к которой его тянуло еще с юности. Но само обращение к жанру романа было вызвано ходом идейно-творческой эволюции писателя, которая привела его к новой проблематике, требовавшей именно художественной разработки.

По статьям Чернышевского, написанным и опубликованным в последний год перед арестом, нетрудно проследить, как возникала и усложнялась эта новая проблематика. В статье «Не начало ли перемены?» поставлены вопросы, связанные со значением субъективного фактора в истории в предстоящем революционном кризисе. Чернышевский выделил две стороны этой проблемы: об особенностях психологии народных масс в моменты серьезных исторических кризисов и о новом типе личности, сформированном в разночинской среде. Разумеется, обе стороны дела для Чернышевского неразрывно между собою связаны.

Эзоповская форма выражения политических и организационных идей Чернышевского - форма «психологических размышлений», рассуждений об «исторической психологии» - не была чистой условностью или метафорой. Она была глубоко содержательна, ибо подводила автора к новой для него проблематике. На «аналогиях» между законами психологии и законами истории построена вся статья. В этих «аналогиях» развита мысль о взаимозависимости истории и психологии, о том, что от уровня интеллектуального и духовно-психологического развития людей наиболее передового общественного слоя в значительной мере зависит ближайший ход исторических событий - то или иное разрешение очередного узла социально-политических противоречий.

Не случайно итоговая, заключающая статью мысль - это мысль о путях формирования новой среды и нового типа интеллигентного труженика, который способен близко принимать к сердцу интересы простонародья, да и самим простонародьем воспринимается как свой человек: «Его сиволапые собеседники не делают о нем такого отзыва, что вот, дескать, какой добрый и ласковый барин, а говорят о нем запросто, как о своем брате, что, дескать, это парень хороший и можно водить с ним компанство. Десять лет тому назад не было из нас, образованных людей, такого человека, который производил бы на крестьян подобное впечатление. Теперь оно производится нередко <...> Образованные люди уже могут, когда хотят, становиться понятны и близки народу. Вот вам жизнь уже и приготовила решение задачи, которая своею мнимою трудностью так обескураживает славянофилов и других идеалистов». Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. в 16 томах, Т. VII. М., 1950. С. 899.

В случае стихийного возмущения масс весь успех дела, по мысли Чернышевского, будет зависеть от наличия или отсутствия такого рода «новых людей»: от их количества и сплоченности, от степени готовности разночинной интеллигенции возглавить стихийное движение - внести элементы сознательности и организации в назревающий взрыв крестьянского недовольства.

Таким образом, уже работая над статьей об Н. Успенском, Чернышевский ясно ощутил тему своего будущего романа. Процессы зарождения нового социально-психологического типа, новой этики и психологии, новой среды - это была проблематика, требовавшая не публицистического, а художественного выяснения, не теоретических выкладок, а беллетристического анализа человеческих взаимоотношений, характеров и судеб, т. е. литературного сюжета.

Итак, к форме романа Чернышевского привела внутренняя логика его собственной идейной эволюции. Роман «Что делать» - отнюдь не простая иллюстрация тех политических и организационных идей, которые были уже высказаны Чернышевским в его критике и публицистике, включая статью «Не начало ли перемены?». Роман стал той формой, в которой волновавшие его проблемы получили дальнейшую разработку, а идеи - проверку, уточнение и углубление.

Такая методология построения именно художественного произведения вполне в духе позитивистского мышления автора.

Кроме того, в процессе работы над «Что делать» перед Чернышевским встал целый ряд новых проблем, кардинальных для духовных и практических судеб русской разночинной интеллигенции. Чернышевский едва ли не первый подверг художественному анализу такие явления, как стремительно возросшая роль идей в общественной жизни, а в соответствии с этим - возрастающая роль мысли в психологии и в поведении отдельного человека.

После «Что делать» проблема соотношения мысли и чувства, сознательного и стихийного начал в душевной организации и поведении человека оказалась в центре художественных интересов эпохи.

По замыслу Чернышевского, его книга должна была стать настоящей «Энциклопедией знания и жизни». Чернышевский Н.Г. Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XIV. С. 456. Само слово «энциклопедия» уже указывает на намерение автора строить свое произведение в необычной для литературного понимания форме. Претензия Чернышевского на «научность» (выражаясь условно, в рамках философского понимания этого слова) позволяет говорить именно о позитивистской направленности его произведения. Люди разучились жить, разучились радоваться жизни, разучились быть счастливыми, оттого в них мало толку, и дела их не приносят каких бы то ни было полезных плодов, а мысль и вовсе остановилась, не имея особых оснований для развития. «Чепуха в голове у людей, - пишет Чернышевский в письме к жене за два месяца до начала работы над романом, - пото-му они и бедны, и жалки, злы и несчастны; надобно разъяснить им, в чем истина и как следует им думать и жить». Там же. С. 456. «Надобно разъяснить», научить, «как следует жить», чтобы чувствовать себя счастливыми и приносить пользу другим. Чернышевский берёт на себя смелость стать духовным наставником и учителем для миллионов заблудших, но, по глубокому убеждению Николая Гавриловича, ещё способных на разумность мысли и человечность людей. Отчаянный, но благородный порыв!

«Что делать» - звучит в названии романа, и Чернышевский не спрашивает, он утверждает. На примере своих героев он рисует картину «должной» жизни, шаг за шагом, словно теорему, доказывая, как следует поступать и как следует мыслить, чтобы поступать именно так, а не иначе. Не в этом ли раскрываются его позитивистских воззрений? Чернышевский пишет роман, предназначенный для широкого читателя, поэтому одна из задач, которую он перед собой ставит,- изложить свои идеи «в самом легком, популярном духе»Чернышевский Н.Г. Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XIV. С. 456.

- в форме, увлекатель-ной для любого грамотного человека. Отсюда возникает беллетристический характер его произведения и далее многолетние споры в среде критиков и идеологов литературы о природе формы произведения Чернышевского и как следствие об уровне художественного мастерства самого автора. Одни видят в произведении черты философско-утопического романа, другие утверждают, что это целиком и полностью новый тип программного публицистического произведения, третьи вообще склонны думать, что перед ними авторский социально-политический трактат…. В этом смысле достаточно вспомнить слова Д.И.Писарева, который, характеризуя в статье «Мыслящий пролетариат» роман Чер-нышевского, справедливо отметил его оригиналь-ность, можно сказать, «единственность» формы, найденной Чер-нышевским для своей цели: «Достоинства и недостатки этого романа принадлежат ему одному; < ... > Он создан ра-ботою сильного ума; на нем лежит печать глубокой мысли. Умея вглядываться в явления жизни, автор умеет обобщать и осмыс-ливать их. Его неотразимая логика прямым путем ведет его от отдельных явлений к высшим теоретическим комбинациям, ко-торые приводят в отчаяние жалких рутинеров, отвечающих жал-кими словами на всякую новую и сильную мысль». Писарев Д.И. Соч.в 4-х т. М., 1956. Т.2. С.9

Чем не учебник? Автор сам признаётся, что замыслил создать именно учебник, практическое руководство к действию, и мы убеждаемся в этом, листая и перечитывая роман, страницу за страницей. Мысль о жизни здесь преобладает над непосредственным изображением её. Роман рассчитан не на чувственную, образную, а на рациональную, рассудочную способность читателя. Не восхищаться, а думать серьёзно и сосредоточенно - вот к чему призывает читателя Чернышевский. Как философ-позитивист он верит в действенную, преобразующую мир силу рационального мышления. Отсюда и разгадка поучающего, назидательного пафоса его романа.

Язык произведения ясен и логичен, мысль по своей идейной организации поступательно и аргументировано организует четкую структуру - всё как в самом настоящем учебнике. Вопросы и ответы - однозначны, они не оставляют места для не-уверенности.

2.1.2. Проблема композиции романа.

«Что делать» - во главе угла автор формулирует тезис, для разрешения которого поднимает ряд следующих жгучих чисто позитивистских проблем:

- как осуществить социально-политическое переустройство общества с целью сделать людей более счастливыми, и ответ мы находим в истории жизни Рахметова и в последней шестой главе «Перемена декораций»;

- как нравственно и психологически перестроить человека, и в этом смысле интересен факт отношений Лопухова и Кирсанова, развитая Чернышевским в романе «теория разумного эгоизма», а также беседы автора с читателями и героями, рассказ о швейных мастерских Веры Павловны и о значении труда в жизни людей;

- проблему усовершенствования условий труда, как необходимого условия развития гармоничной инициативной личности;

- проблему эмансипации женщины, а также норм новой семейной морали Чернышевский раскрывает в истории жизни Веры Павловны, в отношениях участников любовного треугольника ( Лопухов, Вера Павловна, Кирсанов ), а также в первых трёх снах Веры Павловны;

- и, наконец, философско-пророческая концепция будущего Чернышевского как заключительная стадия всех нравственных и этических преобразований человека на пути к светлой и прекрасной жизни, развёрнута автором в четвёртом сне Веры Павловны.

Таким образом, следуя мысли Чернышевского, можно проследить чёткую структуру романа, которая строго регламентирована автором и соответствует иерархии, изначально им установленной.

Отсюда и особенности композиции романа, которая так же чётко выстраивается Чернышевским в соответствии с определённым им кругом социальных, нравственных и этических проблем. В основе композиции лежит путь нравственно совершенствующейся личности от мира прошлого в мир будущего, от личного к общественному. И в этом пути, под которым Чернышевский подразумевает самою жизнь, человек должен пройти, если не все четыре, то хотя бы три стадии совершенствования самого себя: «пошлые люди», «новые люди», «высшие люди» и благодать почти что неземная в образе заслуженного торжества новой, светлой жизни над старой, грязной. ( Методологически вполне в духе Конта (!) если вспомнить его теорию о «трёх стадиях познания»).

2.1.3. Эзопов язык.

Нетрадиционная и непривычная для русской прозы XIX века завязка произведения, более свойственная французским авантюрным романам, - загадочное самоубийство, описанное в 1-й главе романа «Что делать», - была, по общепринятому мнению всех исследователей, с одной стороны, своего рода интригующим приемом, призванным запутать следственную комиссию и царскую цензуру, с другой - прозорливый ход автора, начинающего диалог с «проницательным читателем» в расчёте привлечь интригующим лёгким началом его внимание. Той же цели служили и мелодраматический тон повествования о семейной драме во 2-й главе, и неожиданное название 3-й - «Предисловие», - которая начинается словами: «Содержание повести - любовь, главное лицо - женщина, - это хорошо, хотя бы сама повесть и была плоха...» Более того, в этой главе автор, полушутливым-полуиздевательским тоном обращаясь к публике, признается в том, что он вполне обдуманно «начал повесть эффектными сценами, вырванными из середины или конца ее, прикрыл их туманом». После этого автор, вдоволь посмеявшись над своими читателями, говорит: «У меня нет ни тени художественного таланта. Я даже и языком-то владею плохо. Но это все-таки ничего <...> Истина - хорошая вещь: она вознаграждает недостатки писателя, который служит ей». Читатель озадачен: с одной стороны, автор явно презирает его, причисляя к большинству, с которым он «нагл», с другой - как будто готов раскрыть перед ним все карты и к тому же интригует его тем, что в его повествовании присутствует еще и скрытый смысл! Читателю остается одно - читать, а в процессе чтения набираться терпения, и чем глубже он погружается в произведение, тем большим испытаниям подвергается его терпение... Потому что он понимает эта книга заставит его думать!

В том, что автор и в самом деле «плохо» владеет языком, читатель убеждается буквально с первых страниц. Так, например, Чернышевский питает слабость к нанизыванию глагольных цепочек: «Мать перестала осмеливаться входить в ее комнату»; обожает повторы: «Это другим странно, а ты не знаешь, что это странно, а я знаю, что это не странно»; речь автора небрежна, и порой возникает ощущение, что это - плохой перевод с чужого языка: «Господин вломался в амбицию»; «Долго они щупали бока одному из себя»; «Он с изысканною переносливостью отвечал»; «Люди распадаются на два главные отдела»; «Конец этого начала происходил, когда они проходили мимо старика». Авторские отступления темны, корявы и многословны: «Они даже и не подумали того, что думают это; а вот это-то и есть самое лучшее, что они и не замечали, что думают это»; «Вера Павловна <...> стала думать, не вовсе, а несколько, нет, не несколько, а почти вовсе думать, что важного ничего нет, что она приняла за сильную страсть просто мечту, которая рассеется в несколько дней <...> или она думала, что нет, не думает этого, что чувствует, что это не так? Да, это не так, нет, так, так, все тверже она думала, что думает это». Временами тон повествования словно пародирует интонации русской бытовой сказки: «После чаю... пришла она в свою комнатку и прилегла. Вот она и читает в своей кроватке, только книга опускается от глаз, и думается Вере Павловне: что это, последнее время, стало мне несколько скучно иногда?»

Ничуть не меньше смущает смешение стилей: на протяжении одного смыслового эпизода одни и те же лица то и дело сбиваются с патетически-возвышенного стиля на бытовой, фривольный либо вульгарный.

Для чего автор избрал такую манеру письма? Неужели его художественное мастерство действительно далеко от совершенства?

Здесь необходимо вспомнить о главной идее позитивистов 60-х годов XIX столетия - стремление к истине, служение которой превыше всего. А передовые умы России той эпохи Истину отождествляли с Пользой, Пользу - со Счастьем, Счастье - со служением все той же Истине... Поэтому не столь важно как эта истина будет изложена, главное, чтобы она дошла до сознания читателя - меньше слов, больше движения, развития. К чему и призывают герои Чернышевского, которых трудно упрекнуть в неискренности, ведь они хотят добра, причем не для себя, но для всех! И в этом их Истина…

Как писал Владимир Набоков в романе «Дар» (в главе, посвященной Чернышевскому), «гениальный русский читатель понял то доброе, что тщетно хотел выразить бездарный беллетрист». Набоков В.В. «Дар». М., 1990. С.124.

Цепкая ирония! Однако именно эзопов язык романа и бесчисленные беседы его героев прямой дорогой без теней и вуалей приводят читателя к той истине, которую несёт им Чернышевский, что каждый человек имеет свободу воли, свободу выбора, и каждый волен сделать себя счастливым, служа во благо других. Другое дело, как сам Чернышевский шел к этому добру и куда вел «новых людей». (Вспомним, что цареубийца Софья Перовская уже в ранней юности усвоила себе рахметовскую «боксерскую диету» и спала на голом полу…) Так или иначе, а судить истории.

2.1.4. Диалог автора с «проницательным читателем».

Как уже было отмечено выше, с первых же страниц романа, в «Предисловии», Чернышев-ский вступает в страстный спор с публикой, вызывающе объявляя ей о своем «неуважении» к ней. Интонация «Предисловия» - -«феноменальная грубость», «дикарство» («тем, как я начал по-весть, я оскорбил, унизил тебя < ... > первые страницы рассказа обнаруживают, что я очень плохо думаю о публике», за кото-рыми скрыта тревога, гуманистическое сострадание, активное желание оказать действенную помощь: «Автору не до прикрас, добрая публика, потому что он все думает о том, какой сумбур у тебя в голове, сколько лишних, лишних страданий делает каж-дому человеку дикая путаница твоих понятий ... Я сердит на те-бя за то, что ты так зла к людям, а ведь люди - это ты: что же ты так зла к самой себе? Потому я и браню тебя. Но ты зла от умственной немощности, и потому, браня тебя, я обязан помо-гать тебе».Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 10-11. Эта рахметовская интонация, вполне аналогичная складу личности и поведению вершинного героя романа, сразу устанавливает цель и задачи по-вествования; с нею сомкнется, откликнется ей голос Рахметова уже в центральных эпизодах романа. Позиция автора по отно-шению к читателю (как и Рахметова по отношению к другим героям) всюду неуступчива, и доброта его строга.

Как легко устанавливает читатель, автор «общителен» в двух направлениях: непрерывно взаимодействуя с «публикой», он довольно часто обращается и к своим героям. Он делает им предупреждающие сообщения: «Верочка, это еще вовсе не лю-бовь, это смесь разной гадости с разной дрянью - любовь не то» Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 41.; часто объясняет им их самих, причем не только неразбуженной сознанием Марье Алексевне («Похвальное сло-во Марье Алексевне» ) или малоопытной Верочке Розальской, но Лопухову и Кирсанову: «Эх, господа Кирсанов и Лопухов, ученые вы люди, а не догадались, что особенно-то хорошо!» Там же. С. 74.

В какие-то моменты, объясняя события, автор берет на себя словно бы прямое посредничество между читателем и героем как «реальным» человеком: «Каким образом Петровна видела звезды на Серже, который еще и не имел их, да если б и имел, то, вероятно, не носил бы при поездках на службе Жюли, это вещь изумительная; но что действительно она видела их, что не ошиблась и не хвастала, это не она свидетельствует, это я за нее также ручаюсь: она видела их. Это мы знаем, что на нем их не было, но у него был такой вид, что с точки зрения Петровны нельзя было не увидать на нем двух звезд,- она и увидела их; не шутя я вам говорю: увидела» Там же. С. 116..

Какой смысл заключается в этом? Чернышевский хочет как бы стереть естественную грань между читаемым «сочинением» и жизнью того, кто в данный момент с ним знакомится. Ему необ-ходимо сомкнуть их в какую-то общую сферу, объединить до-верительной близостью к себе.

Известно, что читатель для Чернышевского - величина от-нюдь не однородная, но дифференцированная. Чернышевский сразу отмечает своим расположением «простого читателя» (или «публику») и «читательницу», к которой он - в точном согла-сии с сюжетом романа - наиболее добр; на ее здравое непосред-ственное понимание и сочувствие он более всего рассчитывает. «Проницательный читатель» - читатель-враг, один из тех, «кого кормит и греет рутина», по выражению Писарева, к непосредст-венному и потому верному восприятию новых истин он не спо-собен.

Чернышевский завоевывает простого читателя многими и разными способами. Он активно включает в свои описания его житейский опыт: «Ну, и мать делала наставления дочери, все как следует,- этого нечего и описывать, дело известное» Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 15.. Это не раз повторится в романе. Чернышевский все время будет опираться в своих суждениях и характеристиках на жиз-ненную практику простого человека. Завоеванию его служит и тот энергичный спор, который ведет автор с проницательным чи-тателем. Ведь любому обыкновенному человеку в своей реаль-ной жизни не раз, вероятно, пришлось пострадать от болезнен-ных столкновений с мертвой официальной моралью и догмати-ческой тупостью ее защитников, которые присутствуют в романе в этом собирательном публицистическом образе: «проницательный читатель». Поэтому Чернышевский в своем споре с последним, с одной стороны, может рассчитывать на тайное внутреннее со-чувствие простого читателя. И в то же время автор хорошо зна-ет, как этот простак в массе своей запуган и оглушен официаль-ными «истинами», рупором которых всегда является «проницательный читатель». Чернышевский и освобождает своего простого читателя от этого страха, постоянно обнажая перед ним умст-венную неповоротливость, тупую несообразительность, косность читателя проницательного. Подобная остроумная манера письма, предлагает читателю самостоятельно расшифро-вывать загадку иронического построения. Эзоповская манера, которая не случайно с таким успехом привилась в русской лите-ратуре второй половины XIX века, была внутренне сродной «остроумной манере». Книга Чернышевского позволяла чи-тателю почувствовать силу собственного ума, поверить в свои интеллектуальные возможности, когда он вместе с автором сме-ялся не только над невежеством Мишеля Сторешникова и обманутой бдительностью Марьи Алексевны, но одновременно и над обманутой бдительностыо цензуры (например, знаменитый эпизод из 2-й главы, где книга, данная Верочке Лопуховым,- критический разбор философом-материалистом Людвигом Фейербахом рели-гиозных вероучений - трактуется людьми старого мира как со-чинение короля Людовика XIV «о божественном»).

Чернышевский сознательно избирает смех в качестве приёма, внутренне освобождая читателя от запретов и догм старого миропорядка, тем самым он как будто будоражит его ум для «посева» в его сознании новых истин. Чернышевскому очень важно внушить читателю убеждение, что прекрасный мир будущего - это не идеал и не «мечты, которые хороши, да только не сбудутся», а «что это вернее всего» - «без этого нель-зя < ... > это непременно сделается, чтобы вовсе никто не был ни беден, ни несчастен» Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 56.. Для этого автору и требуется глубоко заразить читателя ощущением полной жизненной прав-дивости своего повествования. С этим заданием прямо связаны и все многочисленные, внеш-не как будто бы чисто «литературные» предупреждения о ходе повествования: «Но - читатель уже знает вперед смысл этого «но», как и всегда будет вперед знать, о чем будет рассказы-ваться после страниц, им прочтенных» Там же. С. 160.. Единственная цель здесь - закрепить в сознании читателя впечатление полной «протокольности», невыдуманной истины событий. Эта сознательная и демонстративная внелитературность на самом деле оказалась сильным художественно-убеждающим мо-ментом.

В звучании авторского голоса есть еще один важный оттенок, сближающий повествователя с его «новыми героями» в некотором единстве мироощущения. Это оттенок рациональной деловитости, практичности. Автор не забывает заглянуть не только в идейный мир, но и в реальный быт своих героев - до Рахметова включительно. Он деловито поведает читателю, как обставила свою ежедневную жизнь Вера Павловна Лопухова; какие предметы Рахметов допускает в свой быт, какие исклю-чает из него; сколько снеди мастерская забирает с собой на пик-ник и во сколько пар танцуют там кадриль и т. п. ( Нам известна любовь Чернышевского к цифрам). «Надобно изображать предметы так, чтобы читатель представлял себе их в истинном их виде. Например, если я хочу изобразить дом, то надобно мне достичь того, чтобы он представлялся читателю именно домом, а не лачужкою и не дворцом» Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 226-227.. Эта рациональная эстетика, в которой так сильно познавательное задание, есть основа художественности Чернышевского. Такой подход к повествованию имеет чисто логи-ческое назначение и также отвечает общей позитивистской направленности романа.

В сложном (но абсолютно естественном для Чернышевского) контрапункте в авторском голосе рядом с этой «деловитостью» звучит, нарастая к финалу, тон сердечного убеждения и пламен-ной патетики. Постепенно расширяя умственный горизонт читателя, нрав-ственно приближая его к своим героям и к себе, Чернышевский находит все более дружеские интонации в обращении к нему. И если он начал роман сердитым спором с идейно аморфным человеком, сознание которого еще предстояло завоевать («Пре-дисловие»), то завершил горячей и откровенной беседой с дру-гом; понимающим с полуслова («Перемена декораций»).

2.2. Этика позитивизма в нравственно-философских размышлениях и поступках героев романа.

Заводя разговор о «новых людях», как о носителях позитивистских идей в романе, нельзя не сказать о предшествующей им, по Чернышевскому, «пошлой» стадии существования человеческой личности.

2.2.1. «Пошлые» люди.

«Гнусные люди! Гадкие люди!.. Боже мой, с кем я принуждена жить в обществе! Где праздность, там гнусность, где роскошь, там гнусность!..» Там же. С. 29.- слетает со страниц книги крик души героини.

Когда Н. Г. Чернышевский задумывал роман «Что делать», его больше всего интересовали ростки «новой жизни», которые можно было наблюдать в России второй половины девятнадцатого века. По словам Г. В. Плеханова, «<...> наш автор радостно приветствовал появление этого нового типа и не мог отказать себе в удовольствии нарисовать хотя бы неясный его профиль». Но тот же автор был знаком и с типичными представителями «старых порядков», потому что с раннего возраста Николай Гаврилович задумывался, отчего «происходят беды и страдания людей». Плеханов Г.Г. Соч.в 24 томах. М.-Л. 1923-1927, т.V , с 117-118.

Из воспоминаний самого Чернышевского мы узнаём: «Все грубые удовольствия казались мне гадки, скучны, нестерпимы, это отвращение от них было во мне с детства, благодаря, конечно, скромному и строго нравственному образу жизни всех моих близких старших родных». Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XIV. С. 178. Но за стенами родного дома Николай Гаврилович постоянно сталкивался с отвратительными типами, которых воспитывала иная среда.

Хотя в романе «Что делать» Чернышевский не занимался глубоким анализом причин несправедливого устройства общества, как писатель, он не мог обойти вниманием представителей «старого порядка». Читатель встречается с этими персонажами в точках их соприкосновения с «новыми людьми». От такого соседства все отрицательные черты выглядят особенно мерзко. Достоинством автора является то, что он не расписал «пошлых людей» одной краской, а нашел в них оттенки различий.

Изображение картин старого мира напрямую восходят к традициям русской классической прозы XIX века, но у Чернышевского они отличаются изобра-зительной полнокровностью, цепкой детализацией и аналитиче-ским объективным освещением (что вполне в духе фактического подхода к жизни позитивизма). Старый мир, пока-занный преимущественно в первых двух главах, представляется Чернышевскому наглухо зако-лоченным подвалом, в котором обитают «допотоп-ные люди» или мертвые души, сущностью кото-рых является паразитизм. К этому миру относятся в первую очередь родители Веры Павловны и «проницательный читатель» (на начальной стадии дискуссии с ним автора), в состав «старого мира» входят также первые два сна Веры Пав-ловны. Главная цель изображения этого мира - мысль о том, что этот самый «подвал» подлежит разрушению.

Во втором сне Веры Павловны два слоя пошлого общества представлены в виде аллегорической грязи. Лопухов и Кирсанов ведут научную дискуссию между собой и одновременно преподают довольно сложный урок читателю. Грязь на одном поле они называют «реальной», а на другом - «фантастической». В чем же их различия?

В виде «фантастической» грязи автор представляет нам дворянство - высший свет российского общества. Серж - один из типичных его представителей. Алексей Петрович говорит ему: «...мы знаем вашу историю; заботы об излишнем, мысли о ненужном - вот почва, на которой вы выросли; эта почва фантастическая». Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 38. А ведь Серж имеет неплохие человеческие и умственные задатки, но праздность и богатство губят их на корню. Так из застоявшейся грязи, где нет движения воды (читай: труда), не могут вырасти здоровые колосья. Могут быть только флегматичные и бесполезные вроде Сержа, или чахлые и глупые вроде Сторешникова, а то и вовсе маргинально-уродливые вроде Жана. Чтобы эта грязь перестала плодить уродов, нужны новые, радикальные меры - мелиорация, которая спустит стоячую воду (читай: революция, которая даст каждому по труду).

Оба полюса старого мира (жертвы жизни и ее властители) странно связаны между собой. На одном полюсе человек развра-щен праздностью, обеспеченностью без всякого труда и усилий (Сторешниковы, Соловцов). На другом - по-иному, но он тоже развращен бедностью и бесправием, необходимостью ежеминут-ной борьбы за существование (история Насти Крюковой, моло-дость Марьи Алексевны). Люди низов в старом мире невольно принимают мораль и философию хозяев жизни. Отношения «от-цов и детей» в семье Сторешниковых - поразительное перевер-нутое изображение тех же отношений в семье Розальских. В обоих случаях вся «психология» движется исключительно прин-ципом собственности. Анна Петровна Сторешникова самовласт-но гоняет семейство управляющего то в «почетную», то в «за-штатную» зону своего дома. Но и в планах на будущее Марьи Алексевны имеется пункт: «Мы женихову-то мать из дому выго-ним». И все-таки необходимость деятельной борьбы, по Черны-шевскому, уже сама держит почву жизни низов в потенциально здоровом состоянии. Здесь не возникает необратимого застойно-го разложения. В изображении старого мира господствуют яркие элементы сатиры, вызывающие в памяти аналогии с теми бытовыми кар-тинами, которые нарисовали Герцен, Островский, Салтыков--Щедрин. С выдающейся наблюдательностью и виртуозным ана-литическим мастерством Чернышевский показал привычный «двойной отсчет» в нравственных оценках, комическое парал-лельное течение мыслей вслух и про себя, копеечные расчеты, задекорированные «благородным приличием», искаженные по-нятия, которые дают определениям «шельмец» и «вор» значение весьма похвальной деловой аттестации и т. д.

В этом мире Верочке, главной героине романа, очень несладко жилось. Мать часто была жестока с дочерью, била и унижала ее. Невежественность, грубость и бестактность матери оскорбляли человеческое достоинство Веры. Поэтому девочка сначала просто не любила мать, а потом даже возненавидела. Хоть и было за что, но это противоестественное чувство, плохо, когда оно живет в человеке. Потом автор научил дочку жалеть мать, замечать, как «из-под зверской оболочки проглядывают человеческие черты».

Таким образом, автор ненавязчиво вводит в повествование идею о сострадании, способностью к которому, по его мнению, должны обладать «новые люди».

Во втором сне Верочке была представлена жестокая картина ее жизни с доброй маменькой, после чего Марья Алексеевна подводит итог: «...ты пойми, Верка, что кабы я не такая была, и ты бы не такая была. Хорошая ты - от меня дурной; добрая ты - от меня злой. Пойми, Верка, благодарна будь». Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 52.

Марья Алексеевна - типичная представительница «пошлого мира». Эта женщина живет, как природный хищник: кто смел, тот и съел! «Эх, Верочка,- говорит она дочери в порыве пьяного откровения,- ты думаешь, я не знаю, какие у вас в книгах новые порядки расписаны? - знаю: хорошие. Только мы с тобой до них не доживем... Так станем жить по старым... А старый порядок какой? Старый порядок тот, чтобы обирать да обманывать». Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 60. Н. Г. Чернышевский хоть и не любит таких людей, но сочувствует им, старается понять. Ведь они живут в джунглях и по закону джунглей. В главе «Похвальное слово Марье Алексеевне» автор пишет: «Вы вывели вашего мужа из ничтожества, приобрели себе обеспечение на старость лет, - это вещи хорошие, и для вас были вещами очень трудными. Ваши средства были дурны, но ваша обстановка не давала вам других средств. Ваши средства принадлежат вашей обстановке, а не вашей личности, за них бесчестье не вам, - но честь вашему уму и силе вашего характера». Там же. С. 72. Это значит, если обстоятельства жизни станут благоприятными, люди, подобные Марье Алексеевне, смогут вписаться в новую жизнь, потому что они умеют трудиться. В аллегорическом сне Веры Павловны «реальная» грязь хороша тем, что в ней вода движется (то есть трудится). Когда на эту почву падают солнечные лучи, из нее может «родиться пшеница, такая белая, чистая и нежная». Иными словами, из буржуазно-мещанской среды, благодаря лучам просвещения, выходят «новые» люди,- такие как Лопухов, Кирсанов и Вера Павловна. Именно они будут строить справедливую жизнь. За ними будущее! Так считал Н. Г. Чернышевский.

В то же время автор не пытается примирить молодое поколение с прошлым, он учит не прерывать связь с ним полностью. Учит сначала понять - умом, а потом и простить - сердцем. Снова срабатывает позитивистское мышление, в основе которого процесс духовного роста осуществляется посредством осознания через понимание к прощению.

Таким образом, изображение старого мира вводится Чернышевским в повествование отнюдь не как конфликтообразующий элемент структуры произведения, что вполне соответствовало бы литературной традиции русской прозы XIX века. Старый мир со всей его «грязью» и «пошлостью» человеческих отношений - это лишь отправная точка для разумно мыслящей личности на пути её стремления к лучшей жизни. Рисуя картину этого мира, автор даёт чёткую установку на то, как не надо делать и направляет читателя к реальным образам «новых людей». О них Чернышевский пишет свою книгу. В подзаголовке к роману так и сказано: «Из рассказов о новых людях». «Новые люди» - это, как уже было сказано выше, Вера Павловна, Лопухов, Кирсанов. К ним относится, безусловно, и «особенный человек» Рахметов.

2.2.2. «Новые люди».

Кто они такие эти люди? И почему автор называет их «новыми»? Чем они отличаются от остальных людей?

Первое прочтение романа Н. Г. Чернышевского вызовет у современного молодого человека, скорее всего, усмешку. В самом деле, странными кажутся отношения, принятые в семье Лопухова и Веры Павловны. В доме существуют нейтральные и ненейтральные комнаты, и в ненейтральные комнаты ни муж, ни жена не могут войти без стука. Да и вообще, вежливость супругов по отношению друг к другу балансирует на грани неестественности, а очень часто и переходит эту грань. Ну а то, что Лопухов и Вера Павловна постоянно называют друг друга «миленький» и «миленькая», и вовсе заставляет думать о полной неестественности их отношений.

Первое, что заставляет иначе увидеть суть отношений между этими людьми и заподозрить себя самого в непроницательности, -- это то, что Лопухов оставляет медицинскую Академию за два месяца да окончания, чтобы, женившись, избавить Верочку Розальскую от гнета в родительском доме. И это тот Лопухов, который разумно и рационально утверждает, что поступками его всегда руководит выгода!

Что же понимает этот человек под словом «выгода», если он способен на поступки, явно нелогичные именно с точки зрения житейского удобства? Эта мысль заставляет стремиться понять этих людей. Чернышевский предоставляет такую возможность читателю, заставляя его через наблюдение и почти личное участие в отношениях между «новыми людьми» приблизиться к осознанию их природы.

Начинаешь понимать, что студент Лопухов, оставляя Академию, действительно поступает в соответствии со своей выгодой. Все дело в том, что подобные дела выгодны доброму и порядочному человеку. А ведь именно о Дмитрии Лопухове Чернышевский пишет: «У этих людей, как Лопухов, есть магические слова, привлекающие к ним всякое огорченное, обижаемое существо». Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 57. Нетрудно догадаться, что «магические слова» являются выражением высоких свойств человеческой души. Чернышевский уверен, что по-настоящему творит добро тот, кто не любуется в это время собой. Эта характеристика как нельзя лучше подходит к личности Лопухова.

Для Лопухова человеческие отношения -- не торг по принципу: «Ты -- мне, я -- тебе», -- а эстафета: «Ты -- мне, я -- другим». Не случайно Верочка, не испытывая любви к Лопухову, дружески общаясь с ним, сразу воспринимает этот нравственный принцип. Ее первый сон, в котором она освобождает людей из подвала, как раз и свидетельствует об этом.

Стоит почувствовать этот главный, в самой сути заложенный принцип человеческих отношений, исповедуемый главными героями, как начинаешь думать: а может быть, не так и важно, каким образом они устраивают свой семейный быт? Конкретные приметы быта меняются в зависимости от времени, а главное остается неизменным... Для современного человека важно понять то главное, что определяет отношения «новых людей» в романе «Что делать».

В полной мере отношения между людьми раскрываются, когда на сцене появляется Александр Кирсанов. Во многом он похож на Лопухова. Оба они, по словам автора, грудью, без связей, без знакомств прокладывали себе дорогу. Оба приложили немало сил для того, чтобы реализовать свои способности. И когда в отношениях Кирсанова, Лопухова и Веры Павловны сложился неразрешимый «любовный треугольник», оба повели себя достойно в тяжелейшей ситуации.

Кирсанов долго пытался отказаться от всяких отношений с женой своего друга, во имя его блага, жертвуя своим чувством. Но чувство оказывается сильнее логических построений, и герои романа «Что делать?», действуя во имя друг друга, разрешают сложившуюся ситуацию с выгодой для всех.

Кирсанов и Вера Павловна не могут соединить свои жизни, не пройдя перед этим через унизительную для всех процедуру развода. Понимая это, Лопухов предпринимает единственный возможный шаг: решает уйти со сцены. Он делает это, подчиняясь велениям той самой «выгоды», которая определяет для него человеческие отношения вообще и собственные поступки в частности. А по этой выгоде, если стремиться к преобразованию жизни, мечтать о будущем, в котором люди будут гармоничны и духовно свободны, то и сегодня нужно быть не только образованным, трудолюбивым и честным, но и счастливым, полагаясь в этом не столько на судьбу, сколько на себя.

Лопухов повел себя так, как нашел нужным: инсценировал самоубийство и дал возможность Вере Павловне и Кирсанову быть вместе. Он уезжает за границу и возвращается в Петербург только тогда, когда былое чувство прошло.

Но самое главное заключается в том, что человеческие отношения, построенные на такой нравственной основе, не кажутся Чернышевскому чем-то из ряда вон выходящим. Он прямо пишет об этом в романе: «Я держу пари, что до последних отделов этой главы Вера Павловна, Кирсанов, Лопухов казались большинству публики героями, лицами высшей натуры... Нет, друзья мои, <...> не они стоят слишком высоко, а вы стоите слишком низко... На той высоте, на которой они стоят, должны стоять, могут стоять все люди». Чернышевский Н.Г. Что делать. / Полн.собр.соч. М., 1949, Т. XI. С. 84.

Душевная сложность «новых людей» раскрыта в этих драматических переживаниях любви Кирсанова и Лопухова к Вере Павловне и Веры Павловны к Кирсанову. Все они уважают внутренний мир че-ловека и признают его ценность. Чернышевский утверждает, что они не «ходячие схемы», а обыч-ные порядочные люди, и призывает читателя сле-довать их примеру.

Споря с теми, кто видел в «новых людях» скуч-ных и односторонних рационалистов, Чернышев-ский настаивает на том, что все они люди живые, со своими индивидуальными склонностями. И хо-тя они относятся к одному типу, но каждый из них является самостоятельной личностью. Само различие Кирсанова и Лопухова стало причиной любви Веры Павловны к Кирсанову, который яв-ляется натурой увлекающейся, эмоциональной. Он темпераментнее и мягче Лопухова, он любит искусство, гравюры, цветы в комнате. Лопухов сдержаннее, холоднее, внешне спокойнее Кирса-нова. Он равнодушен к опере.

Вера Павловна в романе вовсе не «синий чулок», а живой, естественный человек, любящий красивые вещи, изящную одежду, цве-ты, веселье в обществе друзей. На ее судьбе пока-зано, что общественная жизнь не отрывает жен-щину от земных радостей и не подавляет в ней женского начала. Ее образ в романе - это гимн новой женщине, посвятившей себя общественно полезному делу.

И остальные герои романа показаны со своими биографиями, что доказывает: появление их -не случайность. Они не одиноки, как Базаров, это дружный сплоченный коллектив. Характери-зуя их, автор пишет: «Недавно зародился у нас этот тип».

Сюжет «Что делать?» основан на перипетиях личной истории героини и развивает одну из любимых позитивистских идей шестидесятников - -идею освобождения женщины. На примере жизни Веры Павловны мы можем проследить как раз ту эволюцию человеческой личности, на которую автор делает ставку, только начиная свой роман. Путь Веры Павловны - это стремление всеми силами своей светлой души ( не без благородного расчёта, конечно) вырваться из душного мира семьи её родителей, избавиться от всей пошлости этого миропорядка и встать на ступеньку выше, рядом с новым поколением людей, устремлённым к совершенно иному, лучшему устройству жизни. И Чернышевский предлагает, на примере своих героев, разумную программу такого духовного становления.

Первым делом нужно заняться образованием души и ума русского народа, считает автор. Душе нужно дать свободу и осознание того, что поступать честно и благородно гораздо выгоднее, чем обманывать и трусить: «Твоя человеческая натура сильнее, важнее для тебя, чем каждое отдельное твое стремление... будь честен... вот и весь свод законов счастливой жизни». Уму нужно дать широкое поле знаний, чтобы он тоже был свободен в своем выборе: «Конечно, как ни тверды мысли человека, находящегося в заблуждении, но, если другой человек, более развитый, более знающий, лучше понимающий дело, будет постоянно работать над тем, чтобы вывести его из заблуждения, заблуждение не устоит». Так говорит доктор Кирсанов своему пациенту, но читатель понимает, что автор обращается именно к нему. Следующий необходимый шаг в продвижении к новому обществу -- это, конечно, свободный и справедливо вознаграждаемый труд: «Жизнь имеет своим главным элементом труд... и самый верный элемент реальности -- дельность». Вера Павловна является первопроходцем практического воплощения программы Чернышевского в жизнь. Она открывает швейную мастерскую и своим личным примером пробуждает для счастливой жизни своих работниц. Вот таким образом постепенно количество «новых» людей должно увеличиваться, пока на земле не останется злых, бесчестных и ленивых. В противовес им придут «новые», потому что всё в них по-новому: и ум, и сердце, и душа, и дело, и философские размышления, в которых проявляется их новое отношение к труду, к книге, к куль-туре и этике («теория разумного эгоиз-ма»), к женщине, к любви и друг к другу.