Влияние ислама на мировую политику

Важно иметь в виду, что по своему происхождению нынешний северокавказский джихадизм в большинстве своем является не результатом радикализации прежде умеренной исламистской оппозиции - возникновение групп типа «Шариата» стало результатом мобилизации и самоорганизации наиболее маргинальных и воинственно настроенных исламистских элементов. Большинство джихадистских лидеров не имеют практически никакого образования, никакого политического опыта. Подобно Шамилю Басаеву, это искусные диверсанты-террористы, но слабые политики. Для них привычна лишь война, а политика чужда и непонятна. Все это оставляет мало шансов на дерадикализацию и групповую политическую ре-интеграцию северокавказских джихадистов по алжирской, египетской или таджикской модели. Открытым остается лишь путь индивидуальной ре-интеграции членов джихадистских группировок в мирную жизнь - разумеется, если для этого будут созданы соответствующие условия.

Обзор основных тенденций развития исламского движения показывает, что после 1999 года идейное и политическое влияние джихадизма в российских регионах несколько пошатнулось, однако к середине 2000-годов качественный рост диверсионно-террористической активности, расширение ее географических рамок, этнической и социальной базы ознаменовали подъем новой волны джихадизма. Сегодня мы снова наблюдаем частичный откат джихадизма, приметами которого являются отсутствие после Беслана крупномасштабных терактов против мирного населения, прекращение практики использования террористов-смертников, ликвидация многих видных лидеров джихадистского движения в Чечне, Дагестане, Кабардино-Балкарии, а также арабских исламистских эмиссаров на Северном Кавказе. Однако говорить о скором окончательном исчезновении джихадизма, по крайней мере - на Северном Кавказе, явно преждевременно. Большинство факторов, которые способствовали джихадизации исламского движения, продолжают действовать и сегодня, хотя их конфигурация и характер несколько изменились.

Внутренние факторы. В условиях сохранения острейших социально-экономических проблем, всепроникающей коррупции и произвола местных властей социальный протест в регионе Северного Кавказа может принимать порой радикальные формы, особенно учитывая менталитет горских народов, традиции местной политической культуры с ее культом силы и широкое распространение оружия среди населения. Радикальные исламисты дискредитировали себя прежде всего связями с чеченскими террористами, а также идеологической агрессивностью, однако их социальная и моральная программа будет оставаться по-прежнему привлекательной для немалой части населения. В Дагестане многие считают, что если бы не вторжение 1999 года, влияние исламистов в республике возросло бы настолько, что превратилось бы в серьезную политическую проблему для власти. Более того, существует мнение, что дагестанцы выступили не столько против исламистской идеологии, сколько против чеченской (или воспринятой как чеченская) агрессии.

В то же время, события показали, что для Дагестана и других республик региона по-прежнему главной является этническая и клановая идентификация, и что интеграционный и мобилизационный потенциал религиозной идеологии, особенно ее радикальных трактовок, весьма ограничен. Имманентно присущий джихадизму антироссийский, сепаратистский настрой также мало соответствует доминирующим геополитическим ориентациям населения. Лидеры джихадистов от Дагестана до Кабардино-Балкарии оказались явно разочарованы низкой эффективностью их призывов к всеобщему джихаду. Значительная часть обращений и заявлений джихадистских джамаатов в 2005-2006 годах посвящена критике мирных мусульман, не желающих брать в руки оружие.

Устойчивость феномена джихадистского терроризма на Северном Кавказе обусловлена и тем, что он превратился в неотъемлемый инструмент решения политических и экономических конфликтов между соперничающими политическими кланами, устранения конкурентов и манипулирования федеральным центром.

Наиболее остро на социальные болезни общества всегда реагирует молодежь. Вступая в исламское движение, молодежь неизбежно привносит в него изрядную долю свойственного ей максимализма и нетерпимости, что в условиях Кавказа нередко развивается дальше в направлении джихадизма. Эта тенденция будет сохраняться, поскольку исламское движение по-прежнему растет в основном за счет притока молодежи.

Внешний фактор сыграл немалую роль в радикализации исламского движения в 1990-е годы, однако в последнее время его влияние сократилась. Во многом это результат эффективных жестких административных и законодательных мер, предпринятых федеральными и республиканскими властями (закрытие иностранных фондов, высылка преподавателей и миссионеров, и т.п.). Кроме того, первоначальная эйфория в отношении внешней исламской помощи у многих российских мусульман постепенно сменилась более спокойным, а где-то даже критическим настроем. Помощь эта далеко не всегда соответствовала местным приоритетам; кроме того, поведение арабов, в котором нередко сквозили высокомерие и меркантильность, вызывало неприятие многих российских мусульман. Участие иностранных боевиков в нападении на Дагестан и в чеченских событиях также способствовало формированию у российских мусульман более критического отношения к внешнему фактору. В целом российские мусульмане к началу 2000-х годов получили свою «прививку» против чрезмерной восприимчивости к влиянию извне.

Одним из ресурсов радикализации, связанным с внешним фактором, является контингент российских мусульман, учившихся в религиозных учебных заведениях за рубежом, прежде всего в Саудовской Аравии, Египте и некоторых других арабских странах. Среди российских студентов зарубежных исламских институтов достаточно сильны радикальные, даже джихадистские настроения. Время от времени поступают сообщения о задержании российских студентов-мусульман сотрудниками спецслужб в Египте. Предстоящее возвращение этих выпускников на родину, несомненно, создает опасность укрепления радикальных элементов в российском исламе.

Однако было бы неверно рассматривать видеть в каждом «арабском» выпускнике потенциального экстремиста. Для многих обучение, скажем, в Саудовской Аравии действительно стало источником сильнейшей салафитской индоктринации и привело к формированию неуместных для российских условий и, как следствие, высококонфликтных трактовок ислама. Но других это, напротив, отучило от слепого преклонения перед арабами, стимулировав всплеск национальной гордости и более отчетливое осознание своей религиозно-культурной самобытности. Некоторые из этой категории зарубежных выпускников интегрировались в официальные исламские структуры или в умеренные исламистские организации.

Внешний фактор будет продолжать оказывать опосредованное воздействие на российские мусульманские регионы. Первая чеченская война была одним из главных приоритетов мирового джихадизма в середине 1990-х годов. На какое-то время Чечня стала важным центром притяжения людских и финансовых ресурсов радикал-исламистского проекта, высвободившихся после начала деэскалации конфликта в Боснии и на Балканах. Вторая чеченская война также началась в момент относительного затишья на других фронтах мирового джихада.

Однако после начала палестинской интифады в сентябре 2000 года, после терактов в США и последовавшей войны в Афганистане осенью 2001 года и, особенно, после американо-британской оккупации Ирака весной 2003 года у международного радикал-исламистского движения появились новые приоритеты. С одной стороны, открытие новых фронтов джихада, разработка новых тактических приемов террористической деятельности, несомненно, будет оказывать стимулирующее идейное и моральное воздействие на российских джихадистов. С другой стороны, в складывающейся ситуации неизбежно частичное оттягивание международных джихадистских ресурсов от Чечни и Северного Кавказа.

Все это позволяет предположить, что джихадизм будет оставаться долгосрочным фактором общественно-политической жизни северокавказских республик, однако вместе с тем существуют довольно серьезные ограничители роста его влияния. Джихадистский проект не способен ни в настоящее время, ни в перспективе стать объединяющим и стабилизирующим фактором для сколь либо значительной части населения в мозаичном северокавказском регионе, где важнейшими детерминантами политического поведения остаются этничность и клановость. Сам по себе фактор радикального исламизма не может подорвать устойчивость нынешних политических режимов в регионе. Однако в случае критического обострения и/или наложения друг на друга социальных, экономических и этнополитических противоречий, исламский фактор может сыграть роль той самой капли, которая переполнит чашу нынешней весьма хрупкой стабильности.

Заключение

ислам секулярный джихадистский группировка

Пока Палестина, Ирак и, в меньшей степени, Афганистан остаются свидетельствами неизменной политики «двойных стандартов», и ставки на грубую военную силу в попытках США заставить исламский мир отказаться от своей идентичности, эта политика будет восприниматься как продолжение прежнего колониализма Запада, освежая в памяти жителей многих государств долгие годы зависимости и национального унижения. В заключение не могу не вспомнить историю, рассказанную испанским писателем Карлосом Ленсеро, долго жившим в марокканском Рифе. Хозяином дома, в котором квартировал, был стариком, который сначала сражался против Франко во время восстания в Рифе, а во время гражданской войны в Испании воевал на его стороне против республиканцев (на стороне Франко воевали около ста тысяч марокканцев, двадцать тысяч погибли). Ленсеро спросил старика, не видел ли он противоречия в столь резкой смене позиций. Старик удивленно поднял брови: «Что же в этом странного? Мы всегда делали одно и то же: убивали испанцев».

Остается надеяться, что отношения между исламским миром и Западом не будут развиваться по этой логике. Как бы то ни было, исламский мир и идущие в нем процессы политической и культурной эволюции, дифференциации и противоборства различных сил и тенденций оказывают серьезное воздействие на мировое сообщество.

Список использованных источников и литературы

1. Гаджимагомед Османов «Дагестанская правда».

2. В.В. Наумкин профессор, доктор исторических наук, генеральный директор Центра арабских и исламских исследований (Москва).

3. Виталий Наумкин, Дмитрий Макаров «Источник Стратегия России. 2007. № 7».

Размещено на Allbest.ru