Современные представления о происхождении человека

Итак, скорее всего, неандертальцы представляют собой отдельную эволюционную ветвь, которая ведет не к современному человеку, а в эволюционный тупик. Этот вывод решаются сделать не все антропологи, поскольку тогда в эволюционном процессе становления человека наблюдается явный разрыв. Кроманьонец оказывается без предшественников, лишаясь тех филогенетических нитей, которые могли связывать его с предковыми видами. Превращение палеоантропа в неоантропа выглядит, судя по палеонтологическому материалу, как резкий, быстрый скачок.

35-40 тысяч лет назад в Европе, все еще плотно заселенной неандертальцами, неожиданно появились новые обитатели. Палеонтологические данные показывают, что они пришли из Африки через Переднюю Азию. По названию места первого обнаружения (Франция, грот Кро-Маньон, 1868 г.) им было дано видовое название "Человек кроманьонский". Судя по анатомическим особенностям, кроманьонец - это человек современного типа. Он и есть наш далекий генетический предок - первый представитель вида Homo sapiens на Земле.

По мнению антрополога Тома Придо, ископаемые люди сапиентного типа отличались от нынешних европейцев не более, чем ирландец от австрийца. Притом, что у кроманьонцев уже был особый дар - дар слова. Как считают лингвисты, строение носа, рта, глотки - все свидетельствует в пользу того, что они могли издавать четкие и разнообразные звуки.

Когда в 1856 году впервые обнаружили кости неандертальцев, общество было в растерянности. Библейский рассказ о совершенном, Богом созданном Адаме плохо сочетался с этими "обезьянолюдьми". Но найденный 12 лет спустя кроманьонец вселил надежды. Древнейший человек вовсе не был похож на обезьяну, его даже назвали "доисторическим Аполлоном" - так строен он был по сравнению с неандертальцем. Это открытие стало знаковым в истории антропологии.

Наиболее древние кости Человека разумного обнаружены в пещерах Кафзех и Схул в Израиле. Это хорошо сохранившиеся скелеты, возраст которых около 100-130 тысяч лет. Скорее всего, "колыбель человечества" находилась на африканских просторах, в Европе таких древних кроманьонцев никогда не обнаруживали. Они получили там "вид на жительство" значительно позднее, не более 40 тысяч лет назад, покинув свою историческую родину.

Кроманьонцы жили родовым обществом. Они охотились, ловили рыбу, собирали растения, добрались до холодных арктических районов, научившись шить одежду и сооружать жилища. Даже первый гончарный круг - их изобретение. Они изготавливали весьма совершенные по тем временам орудия труда, но не только каменные, а также из костей, рогов, бивней. Это была ориньякская культура позднего палеолита, которая отличалась от мустьерской культуры неандертальцев. Видимо, они не заимствовали технические изобретения у своих соседей, а делали их самостоятельно.

Представляет интерес и вопрос о взаимоотношениях неандертальцев и кроманьонцев в течение тех тысячелетий, что им пришлось прожить рядом. Проведенные в последние годы исследования показывают, что между неандертальцами и кроманьонцами, которые в течение 5-10 тысяч лет жили бок о бок, не происходило метизации. Другими словами, никаких смешанных браков между представителями столь близких видов не заключалось. Но каковы причины такой репродуктивной изоляции? Возможно, отчасти это объясняется биологическим, а также культурным барьером, который, существовал между ними. Скорее всего, кроманьонцы вытеснили своих соседей путем "мирной конкуренции".

Существует мнение, что механизм дивергенции

(процесс разделения с видом-предшественником) имел особый нейрофизиологический характер, блокировавший возможность скрещивания разных видов.

Какой же вывод может быть сделан относительно происхождения человека на основании почти 150-летнего изучения палеонтологического материала? Сошлемся на мнение авторитетного американского антрополога Ричарда Левонтина, который пишет: "Вопреки волнующим и оптимистическим утверждениям некоторых палеонтологов, никакие ископаемые виды гоминид не могут считаться нашими предками... Мы не имеем ни малейшего представления о том, какие из этих видов были прямыми предками человека (если вообще хоть какие-то из них были ими)". Конечно, есть и другие точки зрения. В то же время, надо иметь мужество признать, что картина, старательно рисуемая на страницах научно-популярной литературы относительно предков человека, выстроенных в единый стройный ряд, является не более, чем анахронизмом, очередным "научно-антропогоническим" мифом. Летопись ископаемых свидетельствует о том, что человек появляется внезапно с комплексом тех морфо-физиологических признаков, которыми он обладает и сегодня.

За 400-500 тыс. лет на Земле сменяются несколько видов странных созданий, постоянно и сильно наращивавших объем головного мозга. Если учесть, что нормальный срок существования биологического вида 1- 1,5 млн. лет, то это был взрыв, в масштабах естественной истории доселе невиданный. Между тем, нет в живой природе ничего более устойчивого, чем наследственность. Мутации (в подавляющем большинстве случаев) для организма либо гибельны, либо нейтральны. Но наследственность биологических предков человека была крайне неустойчивой...

Итак, 60 тыс. лет назад человека в Европе еще не было. Она принадлежала неандертальцам, обладавшими уже кое-какими странностями в поведении, но не имевшими ни одного сугубо человеческого качества у них не было ни речи, ни социальных институтов (пусть даже самых примитивных), ни религии, ни искусства. Кстати, все рассуждения о речи или искусстве неандертальцев следует отбрасывать с порога, подобно сообщениям об изобретении perpetuum mobile. Говоря словами о. Тейяра де Шардена, "вопрос уже улажен". Дело в том, что в мозге неандертальцев просто отсутствовали те высотные части коры, где у Homo sapiens sapiens располагаются элементарные центры речи и центр графических действий. Другими словами, ему было просто нечем разговаривать или рисовать. К тому же, неандертальцы могли строить хоть пирамиды, но то обстоятельство, что они не имеют отношения к современному человечеству, не позволяет рассуждать о какой-либо культурной преемственности.

Первые следы Homo sapiens sapiens обнаруживаются в Африке. Но около 30 тыс. лет назад он расселяется практически по всей ойкумене.

Глава 5. ДАННЫЕ ДРУГИХ НАУК, НА ОСНОВЕ КОТОРЫХ СТРОЯТСЯ ТЕОРИИ АНТРОПОГЕНЕЗА

В 80-х годах произошла "бесшумная революция" в антропологии. Появились данные, которые радикальным образом трансформировали прежние представления о ранних стадиях человеческой эволюции. Речь идет о выдающихся открытиях юной науки палеогенетики (иногда ее называют молекулярной палеонтологией). Оказалось, что в самом человеке, точнее - в его генотипе, являющемся совокупностью всех генов организма, можно обнаружить следы эволюционной истории вида. Гены впервые предстали в роли надежных исторических документов, с той лишь разницей, что запись в них сделана не чернилами, а химическими компонентами молекулы ДНК. Словом, генетики научились извлекать информацию в буквальном смысле из "праха земного"- окаменевших остатков, которые принадлежали весьма древним существам.

Около 15 лет назад в журнале "Naturе" появилась статья Аллана К.Уилсона, профессора Калифорнийского университета в Беркли, в которой он утверждал, что все человечество произошло от одной женщины, когда-то жившей в Африке, потомки которой заселили остальные континенты, породив все расовое разнообразие человечества. Подробные результаты этих исследований были опубликованы в 1992 году в авторитетном журнале "Science". Излишне говорить, какова была реакция. А.Уилсон пишет, что в поисках данных об эволюции человека палеогенетики оказались вовлечены в спор с палеонтологами, который первые, теперь это можно признать, блестяще выиграли.

Группа А.Уилсона разработала две базовые концепции, в русле которых проходили исследования. Как показал сравнительный анализ белков, в молекулярной эволюции с постоянной скоростью накапливаются нейтральные мутации - это первая идея. Скорость изменения генов за счет точечных нейтральных мутаций является постоянной во времени, поэтому ее можно использовать в качестве своеобразного "эволюционного хронометра", позволяющего датировать отхождение данной ветви от общего ствола. Это - вторая идея. В итоге все сводится к несложной арифметической задаче, в которой, зная скорость движения и путь, надо определить время.

В конце 80-х годов были начаты сравнительно-генетические исследования. Для анализа А.Уилсон избрал не ядерную ДНК, а ДНК митохондрий - одного из органоидов клетки. Дело в том, что митохондриальная ДНК (мтДНК) - это небольшая кольцевая молекула размером 16.600 пар нуклеотидов, содержащая 37 генов. Из них мутировать могут не более 2%, поскольку большинство генов жизненно необходимы. Для сравнения: ядерная ДНК человека содержит порядка 60 тысяч генов (по самым последним данным - около 30-35 тыс. генов), что составляет около 3,2 миллиарда нуклеотидных пар.

Однако не только скромные размеры мтДНК определили выбор. Гораздо важнее другое. Известно, что митохондрии, в отличие от прочих органоидов клетки, наследуются исключительно по женской линии. Это обстоятельство позволяет следить за предками индивидуума по материнской линии. Судите сами: каждый из нас получил митохондрии от своей матери, она - от своей, а та - от своей... и так далее. Выстраивается линия родства - генетическая генеалогия, позволяющая заглянуть в весьма отдаленное прошлое. Кроме того, мтДНК, в отличие от ядерной, не вступает в процесс рекомбинации, поэтому она накапливает нейтральные мутации, как было ранее сказано, с постоянной скоростью. Это означает, что мтДНК ведет себя, как часы, которые и назвали "митохондриальными часами".

Осознав наличие у любого обитателя Земли этого удивительного хронометра, группа А.Уилсона приступила к анализу генеалогии человека. Были собраны образцы 182 различных типов мтДНК, полученной от 241 индивидуума, куда вошли представители 42 национальностей всех рас. Исследовались два участка мтДНК, в которых активно возникают мутации. Понятно, что более молодые нации будут генетически более однородными, а более древние должны иметь значителый спектр мутаций, накопившихся за более продолжительное время существования на Земле.

Проведя сравнительный анализ мтДНК, А.Уилсон построил генеалогическое древо, которое четко свидетельствовало о наличии наибольшей дифференциации митохондриальных генов в Африке. Более того, всё шестимиллиардное современное человечество, как показало это исследование, ведет свое происхождение от одной женщины, некогда обитавшей в Восточной Африке. Автор открытия, которое явилось мировой сенсацией, назвал её "митохондриальной Евой".

Однако А.Уилсон, найдя место, являющееся "колыбелью" человечества, пошел дальше. Зная скорость мутирования, он смог определить и примерное время, когда "Ева" появилась на Земле. "Митохондриальные часы" показали, что она жила приблизительно 200-150 тысяч лет назад (удивительно, но "Ева" оказалась древнее неандертальца, которого упорно навязывали ей в "эволюционные отцы").

Данные по анализу мтДНК были независимо получены многими другими исследователями. "Анализ мтДНК,- пишет Сатоси Хораи,- указывает на то, что современный человек возник около 200 тысяч лет назад в Африке, откуда переселился в Евразию, где достаточно быстро вытеснил Homo erectus (человек прямоходящий) и предположительно полностью (если не будет найден снежный человек) неандертальца. При этом смешения митохондриальных генотипов практически не произошло". Позднее этот исследователь попытался более тонко откалибровать "митохондриальные часы". По его уточненным оценкам, возраст современного человека оставил около 143 тысяч лет.

Другие группы исследователей проводили сравнение ядерных генов. Этот подход также показал, что человек появился в Африке, а расселение африканских предков произошло не ранее 100 тысяч лет назад. Ученые из Англии работали с фрагментом ядерного гена, отвечающего за синтез в-глобина. Они проанализировали этот участок ДНК у 349 жителей разных регионов мира. Это исследование также показало, что генетические корни человека ведут в Африку. К аналогичным выводам пришли австралийские генетики и многие другие авторы. Словом, открытие А.Уилсона стимулировало всплеск исследований в крупнейших лабораториях мира. И все независимо выполненные работы говорят в пользу Восточной Африки как места, где впервые появился человек.

Особый интерес представляет предпринятая Л.Кавалли-Сфорца попытка сравнить данные молекулярной генетики и лингвистики. Он показал, что распространение генов удивительно хорошо коррелирует с распространением языков. Таким образом, родословное древо, построенное на основании генетических исследований, соответствует лингвистическому родословному древу. Так геногеография совместилась с этнической географией.

Еще при жизни А.Уилсона была сделана попытка анализа У-хромосомы мужчин с тем, чтобы проследить "линию отцов" в родословной человечества. Предварительные данные, о которых он сообщает, полученные французским ученым Ж. Люкоттом, также подтвердили африканское происхождение "Адама".

Более детальные иссдедования были проведены профессором Стенфордского университета П. Ундерхаллом, собравшим материал для анализа почти во всех регионах мира. Как известно, У-хромосома присутствует лишь в генотипе мужчин, и, следовательно, передается в поколениях строго от отца к сыну. Результат изучения нескольких тысяч проб, взятых от представителей разных народностей, тоже оказался сенсационным. Родиной "Адама" была все та же Восточная Африка. По оценке исследователей, время появления представителя Homo sapiens мужского рода - также порядка 200-150 тысяч лет.

Аналогичные данные были получены и другой независимой группой под руководством Майкла Хаммера (университет Аризоны, США). Уточненный возраст гипотетического "Адама" - 160-180 тысяч лет.

Итак, именно на Африканском континенте около 150-180 тысяч лет назад появились наши прародители. Примерно 100 тысяч лет назад их потомки мигрировали по всей ойкумене, замещая всех прочих живших там гоминид, но при этом, что важно, не скрещиваясь с последними. Около 40 тысяч лет назад они добрались до Европы.

Но на этом сюрпризы, преподнесенные палеогенетиками антропологам, не закончились. Профессору Сванте Паабо удалось извлечь мтДНК из фрагмента позвонка неандертальца. Как показали сравнительные исследования митохондриальной ДНК современного человека и неандертальца, последний вовсе не является ни нашим предком, ни даже близким родственником. Путем сравнительного анализа "наших" и "неандертальских" генов было установлено, что различия между ними столь велики, что эволюционные ветви этих двух видов могли (или должны были) разойтись 600 тысяч лет назад, то есть в ту пору, когда самих видов еще просто не существовало. Следовательно, неандертальцы - это совершенно другая, параллельная и тупиковая эволюционная ветвь.

Выводы С.Паабо столь коренным образом меняют представления об антропогенезе, что встал вопрос о проверке этих результатов независимой группой исследователей. С фрагментом неандертальской кости на этот раз работал Марк Стоункинг, ученый из группы А.Уилсона, также высочайший авторитет в области палеогенетики. Проведя исследования, он получил такие же данные, что и С.Паабо, полностью подтвердив его выводы.

Спустя несколько лет группа немецких ученых выделила ДНК из фрагмента кости самого первого из обнаруженных неандертальцев, остатки которого с 1856 года хранятся в Германии. Это независимое исследование показало, что подтверждается гипотеза, согласно которой неандертальцы представляют тупиковую эволюционную ветвь и не являются предками современного человека.

Палеонтологи считают, что современный уровень знаний находится на пороге создания единой теории, которая объединит палео-антропологические, археологические, генетические и лингвистические доказательства в пользу Африканской моногенетической модели.

Действительно, синтез этих наук, вероятно, способен приблизить нас к пониманию тайны нашего происхождения. Но все же антропогенез нельзя свести лишь к чисто научной проблеме, как это пытается делать позитивистская наука.

Глава 6. ПРОБЛЕМЫ КРИТЕРИЯ "ЧЕЛОВЕК-ЖИВОТНОЕ"

Из Священного Писания мы знаем, что творение человека - это непосредственный творческий акт Бога, в отличие от животных, которых произвела земля(Быт гл.1), и что Бог "...вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою" (Быт2,7). Поэтический язык Священного Писания даёт нам понятие о качественном отличии человека от остального животного мира, но для науки требуется выработка точных критериев, по которым можно было бы судить о том, кому принадлежат палеонтологические находки или к чьей деятельности относить исследуемые артефакты - следы использования орудий, изображения.

Известна так называемая "Декартова пропасть" - необъяснимость с научной точки зрения проявлений человеческого духа: Декарт противопоставил науке о природе нечто несводимое к ней: разумную душу, т. е. мышление и эмоции человека. Ссылаясь на недостаток знаний своего времени для реконструкции действительной истории появления человека, Декарт допускал, что после животных были созданы неодухотворенные люди, по своей физиологической природе подобные животным, а следующей ступенью было придание этим существам мыслящей души. Указанные промежуточные неодухотворенные люди строением тела уже вполне подобны человеку. Но ими управляет рефлекторный автоматизм, весьма совершенный. Природа его чисто материальна. Вся совокупность действий, производимых животными и этими предками людей, лишенными души, не требует присутствия духовного начала, всецело принадлежит области механических и физических явлений.

Движущая сила тут - теплота от сгорания питающих веществ. Со всей изобретательностью, возможной на уровне знаний XVII в., Декарт разработал физиологические объяснения дыхания, кровообращения, пищеварения и, что особенно важно, реакций нервной системы. К явлениям живой машины Декарт отнес зрительные образы, бессознательную память, невольное подражание. Декарт убежден, что в конечном счете для объяснения всех действий животного (в том числе и внешне подобного человеку) науке не понадобится прибегать к понятию "души".

Слово "душа" у Декарта в сущности равнозначно слову "икс": у человека к телу присоединено нечто, не сводимое к материальной природе, - мышление, выражающееся в способности выбора, следовательно, в свободе, что означает способность отменять в теле человека природный автоматизм. Этот "икс", "душу" Декарт локализует в головном мозге человека, даже ищет для него там специальную железу. Но тщетно ставит он перед собой вопрос о характере связи души с телом. Впрочем, к концу жизни он близко подошел к тому ответу, который, по-видимому, уточняет пропасть и связь между телесной (природной) и духовной субстанцией в человеке. Это - одновременно и материальное, и идеальное явление речи. Когда в 1649 г. английский ученый Г. Морус обратился к Декарту с просьбой объяснить связь души с телом, Декарт в ответ писал: "Никогда не было наблюдаемо, чтобы какое-либо животное достигло такой степени совершенства, чтоб иметь настоящий язык, т. е. показывать голосом или другими знаками что-либо такое, что могло бы быть отнесено исключительно к мысли, а не к естественному движению. Слово есть единственный знак и единственно верное свидетельство мысли, скрытой и заключенной в теле. Но все люди, даже самые глупые и самые безумные, даже те, которые лишены органов языка и слова, пользуются знаками, тогда как животные ничего подобного не делают, и в этом истинное различие человека от животного".

Весь материал об ископаемых гоминидах показывает, "что между ископаемыми высшими обезьянами, вроде дриопитека, рамапитека, удабнопитека, проконсула, и человеком современного физического типа, т. е. человеком в собственном и единственном смысле, расположена группа особых животных: высших прямоходящих приматов... От плиоцена (ледниковый период) до голоцена (послеледниковый период) они давали и боковые ветви, и быстро эволюционировали. Высшая форма среди них, именуемая палеоантропами, в свою очередь, как мы видели, весьма полиморфная, вся в целом и, особенно в некоторых ветвях по строению тела, черепа, мозга, в огромной степени похожа на человека. Низшая форма, австралопитеки, напротив, по объему и строению мозга, по морфологии головы в высокой степени похожа на обезьян, но радикально отличается от них вертикальным положением.

Переведем это на язык зооморфологической систематики или таксономии. Внутри отряда приматов мы выделяем новое семейство: прямоходящих, но бессловесных высших приматов. В прежнем семействе Hominidae остается только один род - Homo, представленный единственным видом Homo sapiens. Его главное диагностическое отличие принимаем по Геккелю - "дар слова". На языке современной физиологической науки это значит: наличие второй сигнальной системы, следовательно, тех новообразований в коре головного мозга (прежде всего в верхней лобной доле), которые делают возможной эту вторую сигнальную систему. Напротив, новое выделенное семейство, которое называется "троглодитиды" (Troglodytidae), морфологически не специализировано, т. е. оно представлено многими формами. Что касается возможного названия "питекантропиды" (Pithecanthropidae от Pithecanthropus, предложенного Геккелем), то недостаток этого термина может быть в том, что выражение "обезьяночеловек" снова и снова порождает представление о форме, служащей всего лишь каналом между обезьяной и человеком или их смесью. В этом отношении гораздо лучше термин "Троглодитиды" (от Troglodytes, предложенного Линнеем), да и правило приоритета впервые предложившего названия будет в этом случае соблюдено. Диагностическим признаком, отличающим это семейство от филогенетически предшествующего ему семейства понгид (Pongidae - человекообразные обезьяны), служит прямохождение, т. е. двуногость, двурукость, - независимо от того, изготовляли они орудия или нет".

Вначале обращали внимание на объём мозга и по этому критерию судили, насколько близко к человеку современного вида стоит найденный вид. Научная мысль устремилась было еще более в этом направлении, когда выяснилось, что количество и глубина борозд не служит показателем эволюционно более высокого уровня мозга, Пытались выстроить восходящую линию гоминид по признаку объема (и тем самым веса) мозга, достаточно точно устанавливаемого на ископаемых останках по полости черепа. Однако заминка обнаружилась уже в том, что объем головного мозга у неандертальцев оказался не меньше, чем у Homo sapiens, а, скорее, в среднем несколько больше. Изучение работы мозга человека показало также, что в мыслительных и других высших функциях принимает участие лишь относительно малая часть составляющих его нервных клеток, полей и структур. Ставился даже вопрос: нужен ли в действительности человеку такой большой мозг, не атавизм ли это вроде аппендикса? Во всяком случае, чем дальше, тем яснее, что суть проблемы перехода от животного к человеку не в объеме, не в весе головного мозга как целого. Этот макромасштаб груб и неадекватен. человек антропогенез эволюция речь

Другой аргумент отличия человека от его предковых форм из животного мира - это умение изготавливать и пользоваться орудиями. Но вот, "в 1999 г. в журнале "Nature" группа исследователей опубликовала данные, согласно которым уже поведение шимпанзе характеризуется чертами, которые можно назвать "культурой": употребление некоторых "орудий труда", к примеру, не связано с особенностями окружающей среды и характерно только для данной популяции. При этом, шимпанзе ничуть не становятся людьми".

Более того, есть предположения, что сам механизм изготовления орудий относится не к разумной деятельности, а к имитативности, которая нарастает по мере усложнения живой материи. Что касается приматов, то их способности в этом отношении пользуются самой широкой известностью. Б. Ф. Поршнев предположил, что в мире архантропов и палеоантропов эта тенденция достигала мыслимого предела своего развития. Поршнев считал, что самым веским доказательством поразительного развития имитативного рефлекса в нижнем и среднем палеолите являются каменные орудия с их однотипностью, унифицированностью и огромным количеством, в котором они встречаются на некоторых стоянках. Что до предположения, что предки человека для обозначения разных их типов должны были пользоваться разными словами и, следовательно, речью, то Поршнев резонно предположил, что дело тут не в языковых изысках питекантропов и неандертальцев, а "в классифицирующем мышлении археолога": "Сама систематика палеолитических орудий в истории археологической науки всегда была основана на различении не столько самой внешней формы этих предметов, сколько тех действий, которые были произведены с камнем. Посмотрите на археолога, анализирующего нижне- или среднепалеолитическую находку: он восстанавливает в уме, а нередко и движениями показывает последовательность и направление сколов и ударов это и называется "читать камень". Для психолога это служит подтверждением, что в свое время стимулом при изготовлении служил не просто лишь зрительный образ каменного изделия, не просто готовый продукт-образец, тем более не вербальный образ этого предмета, для описания которого приходилось бы подыскивать слова, а для воплощения осуществлять верные манипуляции. Нет, эти камни свидетельствуют о трансляции от индивида к индивиду, особенно от взрослых к молоди именно имитируемых манипуляций, движений, комплексов действий, разумеется, предметных движений, действий с кремнями, который корректируются и в какой-то мере уже заменяются имитированием предмета".

Самым тщательным изучением эндокрана (внутренней поверхности черепной коробки) так называемого Homo habilis (презинджантропа), объявленного было антропологами наидревнейшим человеком (ибо он найден был в очень древних геологических слоях, но в несомненном сопровождении искусственных галечных орудий так называемого олдовайского типа), было неоспоримо доказано, что его мозг ничем существенным не отличается от мозга австралопитеков, не имевших никаких орудий. При этом мозг австралопитеков в свою очередь по основным признакам подобен мозгу антропоидов вроде шимпанзе и не имеет ничего специфического для мозга Homo sapiens. Выходит, "основное отличие человека" - изготовление искусственных каменных орудий - совместимо с вполне обезьяньим мозгом. Тут иные авторы пускают в ход уж вовсе схоластическую уловку: орудия Homo habilis еще не имели вторичной обработки, такие орудия они милостиво разрешают создавать и обезьяне, но вот орудия со вторичной оббивкой - это уже собственно орудия, и там, где есть они, есть и человек! Как будто сложнейшую проблему науки - проблему выделения человека из животного мира - можно свести к элементарной механике, к количеству ударов, нанесенных камнем по камню по той или другой его стороне, или к той или иной очередности и взаимосвязанности этих ударов.

Палеолитическое искусство всегда считалось неоспоримым доказательством существования культуры, присущей исключительно человеческому обществу. Спору нет: невозможно даже вообразить животное, которое создает изображения.

Стилистический и композиционный анализ изображений, датируемых каменным веком, позволяет сделать вывод о совершенной непохожести этих изображений на искусство поздних эпох: "При сравнении скульптуры, живописи и петроглифов палеолита с мезолитическими, не говоря уж о петроглифах и скульптуре неолита и, тем более, об искусстве... раннеполитических обществ, создается впечатление, что стилистической эволюции там вовсе не было, а искусство палеолита не имеет ни малейшего отношения не то, что к традиционному, но даже к мезолитическому искусству. В основе любого изображения от ориньяка до мадлена лежит "стремление" как можно точнее изобразить видимый объект (как правило, животное). Различия же между этими изображениями сводятся, видимо, к уровню мастерства исполнителя, если вообще позволительно так говорить о существах, явно отличных от нас по очень многим параметрам...

Искусство верхнего палеолита выпадает из любой периодизации, основанной на любых принципах. Следует признать, что со времен открытия больше ста лет назад первых изображений в Испании и Франции, мы очень мало приблизились к пониманию его смысла. Складывается даже впечатление, что искусство палеолита вообще не поддается интерпретации в культурологических терминах. И потому, рискнем высказать такое предположение: а что, если изображения эпохи палеолита действительно не имеют отношения к искусству последующих эпох? Иными словами, так ли уж оправданно привычное словосочетание "первобытное и традиционное искусство"? Не пытаемся ли мы объединить в одно целое явления, которые, на самом деле, не имеют друг к другу ни малейшего отношения?" .

Получается, что "возможность любой "культу-рологической" интерпретации палеолитического искусства, по меньшей мере, весьма сомнительна; так, может быть, следует попытаться интерпретировать эти артефакты как часть филогении, и с точки зрения филогении? Спору нет: невозможно даже вообразить животное, которое создает изображения. Но так же невозможно представить человека, чьи изображения совершенно бессистемны. И получается, что "изобразительная деятельность" Homo sapiens sapiens верхнего палеолита равно далека и от инстинктивной деятельности животных, и от осмысленной деятельности современного человека. Но она чрезвычайно близка к деятельности его ближайших биологических предков".

Исходя из этого, процесс нанесения наскального изображения можно уподобить вышеописанной традиции изготовления каменных орудий: "традиция, бесконечно воспроизводящая некий древний образец, в генезисе основана на имитации. Важно, что воспроизводится не только конкретное предшествующее изображение, -- повторяется само действие, то есть, процесс нанесения изображения (позже надписи) на скальную поверхность. Традиционный резчик не просто делает копию старой маски, но воспроизводит все действия, которыми сопровождается процесс ее изготовления. Именно имитативный рефлекс заставлял людей в Сахаре Туркестане, Сибири и тысячах других мест покрывать скалы миллионами изображений, не имевшими между собой никакой иной связи, кроме простого примыкания, вызванного к жизни всемогущим имитативным рефлексом. Однако меты, оставленные на древних скалах, связаны не только с инстинктами животных. Как и сам человек верхнего палеолита находится посередине между животным и человеком (будучи, на самом деле, ни тем, ни другим), оставленные им изображения занимают промежуточное место между отметинами животных и человеческими знаками, также не являясь ни первым, ни вторым".

Уже в мире палеоантропов отмечено множество странностей, явно не согласующихся с представлением о них как о просто высших приматах. Это употребление огня, погребения (правда, единичные и невнятные), просверленные клыки животных, куски охры и кристаллы, с какой-то целью принесенные на стоянки. Как мы видели, отчасти те же "странности" обнаружены даже в поведении настоящих высших приматов, шимпанзе. Артефакты, связанные с человеком верхнего палеолита, отличаются от "странностей" палеоантропов не столько качественно, сколько количественно. Причем, в некоторых случаях вполне еще архаичные артефакты, характерные для мира палеоантропов и даже архантропов, сосуществуют с теми, что характеризуют деятельность уже Homo sapiens sapiens... Все это и позволяет выделить палеолитическое искусство, вместе с артефактами, по крайней мере, поздних палеоантропов, в особую группу памятников, не связанную прямо с последующей историей искусства. Важно понять, что речь идет о деятельности, которая только формально идентична искусству, точно так же, как труды бобров, строящих плотины, только формально идентичны деятельности гидростроителей. Это значит, что изобразительная деятельность палеолитического человека (возможно, вместе со "странностями" в поведении палеоантропов, архантропов и высших приматов) должна трактоваться как часть филогении, но не истории.

Итак, "...столетним трудом археологов и антропологов открыто обширное семейство животных видов, не являющихся ни обезьянами, ни людьми... Они все не обезьяны, так как являются прямоходящими, двуногими, двурукими, тогда как обезьяны являются четверорукими (или, если угодно, четвероногими). Но быть двуногим - еще далеко не значит быть человеком. Троглодитиды, включая неандертальцев (палеоантропов),- заключает Б.Ф. Поршнев,- абсолютно не люди".

Глава 7. КАЧЕСТВЕННЫЙ СКАЧОК В ТЕМПЕ ЭВОЛЮЦИИ И СВЯЗЬ ЕГО С ПОЯВЛЕНИЕМ РЕЧИ (ВТОРОЙ СИГНАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ)

Тогда что же можно принять за тот критерий, по которому можно судить, что мы имеем дело с деятельностью людей в окончательном смысле этого слова? С какого периода историю можно назвать "человеческой"?

Впервые мысль о необходимости сокращения продолжительности человеческой истории и выделении верхнего палеолита в особую эпоху была высказана еще в 1974 году Б. Ф. Поршневым. Он даже допускал, что начало истории следует датировать не временем появления вида Homo sapiens sapiens, но только периодом, когда этот вид окончательно сформировался (по Поршневу, 20-25 тыс. лет назад). (Книга Б. Ф. Поршнева "О начале человеческой истории" вышла в свет в 1974 году, когда считалось, что современный человек появился примерно 35-60 тыс. лет назад).

Палеопсихологическая гипотеза Б. Ф. Поршнева до сих пор ни подтверждается, ни опровергается, но замалчивается. Вместе с тем, появившиеся уже после публикации "О начале человеческой истории" факты вполне внятно говорят о том, что Б. Ф. Поршнев даже слишком оптимистично оценивал возможности палеолитического человечества (см. гл. II, III, IV).

Как бы то ни было, традиционный подход к верхнему палеолиту, как к начальной эпохе существования человека современного вида со всеми присущими только человеку качествами, и, следовательно, как первый период человеческой истории, надо пересматривать. Тут придется обратиться к аргументации, весьма далекой от искусствоведческой, культурологической и вообще любой "человеческой" проблематики.

Дело в том, что темпы "прогресса" палеолитического человечества равно несопоставимы ни с темпами истории, ни с темпами филогении. Средний срок существования биологического вида составляет 1,5-2 млн. лет, т. е., по срокам человеческой жизни, 50-66 тысяч поколений (1 поколение = 30 лет). Продолжительность верхнего палеолита, если считать таковой время существования вида Homo sapiens sapiens до начала мезолита, согласно данным генетики, отчасти подтверждаемых и археологически, составляет не менее 100 тысяч лет. Археологические свидетельства того, что возраст современного человека превышает 40 тысяч лет, и что появился он, скорее всего, в Африке, заставили некоторых исследователей еще в семидесятых годах заявить, что, хотя точная дата появления анатомически современного Homo sapiens (Homo sapiens sapiens) неизвестна, но это событие произошло не менее чем 110 тысяч лет назад. С начала мезолита до наших дней прошло не больше 12000 лет, то есть, сменилось 400 поколений. За это время человек прошел путь от микролитической индустрии до персонального компьютера: он освоил земледелие и скотоводство, добычу и обработку металлов, научился делать машины и многое другое.

Таким образом, начиная с мезолита, прогресс шел очень высокими темпами, несопоставимыми с темпами верхнего палеолита, не говоря уж о среднем и нижнем палеолите. От начала мезолита до появления первых земледельческих культур сменилось не более 150 поколений. Еще около 100 поколений потребовалось для создания первых государств. Если оставаться в этой системе координат, фиксирующей только качественные скачки человеческого прогресса (переход к воспроизводящему хозяйству, освоение металлов, создание ранних государств и т. д.) и игнорирующей дробные единицы вроде перехода от орудий ориньякского типа к мадленским, то придется признать, что на 3000 поколений, живших в течение верхнего палеолита, вообще не приходится никаких существенных изменений. Поступательное движение выявляется только при переходе к микроскопическим единицам "измерения культуры", фиксирующим малейшие сдвиги в технике изготовления орудий, стиле наскальных изображений и т. д.

Итак, по продолжительности верхний палеолит занимает именно промежуточное положение между филогенией и историей: 50-60 тысяч поколений существует биологический вид, 3 тысячи поколений жили во время верхнего палеолита, и 400 поколений сменились с начала мезолита до наших дней. Чтобы яснее были видны масштабы, с которыми мы имеем дело, напомним, что со времени возникновения единого государства в Египте (около 3200 г. до н. э.) и до наших дней сменилось всего лишь 173 поколения. В такой перспективе Александр Македонский становится чуть ли не нашим современником.

Весьма красноречивы и данные физической антропологии: дело в том, что, если использовать такой критерий, как изменение размеров головного мозга, то вырисовывается весьма любопытная картина: этот орган, для человека важнейший, неизменно увеличивался в ходе эволюции, однако с концом верхнего палеолита, в среднем, заметно уменьшился.

Итак, можно ли человека, чья культура практически не эволюционировала, по меньшей мере, 90 тысяч лет (но сам он продолжал меняться физически), считать человеком в полном смысле слова? Не означает ли это, что действие законов естественного отбора продолжалось на протяжении всего верхнего палеолита? Да и по темпам освоения ойкумены палеолитическое человечество равно далеко и от животных, и от своих отдаленных потомков. Homo sapiens sapiens появился в Центральной Африке не ранее 150 и не позднее 100 тысяч лет назад. Около 60 тысяч лет назад он оказался в Австралии, тогда же или несколько позже преодолел Берингов пролив. Около 40 тысяч лет назад его несомненные следы обнаруживаются в ледниковой Европе. В масштабах биологической эволюции расселение человечества происходит невиданно быстро; это сверхвзрыв. Но для истории это был слишком медленный процесс.

Для выделения Homo sapiens в особое семейство, более того, в качественно и принципиально новое явление служат другие аргументы.

Ход развития современной психологической науки вплотную привел ее к необходимости значительно углубить и уточнить понятие человеческой деятельности. Здесь достигнуты немаловажные успехи. Попробуем подойти к антропогенезу с точки зрения теории деятельности.

Примем как исходный тезис: человек говорит, мыслит и действует, все это вместе составляет его деятельность. Иными словами, триада деятельности человека включает мышление, речевое общение и поведение (понимая здесь под словом "поведение" его действия за вычетом мышления и речевого общения). Этой триаде в свою очередь соответствует триада качеств языка: интегрировать и синтезировать опыт, воплощать мысль, осуществлять общение. Члены каждой из этих триад находятся во взаимозависимости между собой, т. е. каждый носит следы прямых воздействий со стороны других членов.

Проблема антропогенеза требует указать, что первичнее в этой триаде компонентов, составляющих деятельность современного человека. По первенству, отдаваемому одному из трех, можно в известном смысле разделить направления научной мысли в "вопросе всех вопросов" - происхождения человека, его отщепления от мира животных.

Есть физиологи и представители других дисциплин, утверждающие, что сложнейшим и важнейшим объектом современной науки является индивидуальный мозг, в том числе рассмотренный в его развитии от низших животных до мозга человека. Действительно, последний характеризуется не только цифрой 10-15 миллиардов нервных клеток, не только глубокой сложностью каждой из них, не только их специализацией и системами, но и необозримо многообразными связями между ними внутри целого мозга. И все-таки, что до человеческого мозга, то его действие в каждый данный момент определяется не одной величиной этих внутренних взаимосвязей. Нет, здесь недостаточно работу отдельной нервной клетки возвести в огромную n-ную степень, но в отличие от животных и работа каждой такой системы, т. е. мозга, должна быть возведена в не менее огромную n-ную степень, будучи помножена на работу предшествовавших и окружающих человеческих мозгов. Эта связь между мозгами осуществлялась и осуществляется только второй сигнальной системой - речевым общением.

Задача состоит в том, чтобы определить, во-первых, что именно мы понимаем под речью, речевой деятельностью, фазией; во-вторых, установить тот этап в филогенезе человека, к которому это явление (а не накопление его предпосылок) может быть приурочено.

По первому вопросу ограничимся здесь следующей формулой, однозначно отграничивающей человеческую речь от всякой сигнализации или, если угодно, коммуникации и животных, и машин. Специфическое свойство человеческой речи - наличие для всякого обозначаемого явления (денотата) не менее двух нетождественных, но свободно заменимых, т. е. эквивалентных, знаков или сколь угодно больших систем знаков того или иного рода. Их инвариант называется значением, их взаимная замена - объяснением (интерпретацией). Эта обмениваемость (переводимость, синонимичность) и делает их собственно "знаками". Ничего подобного нет в сигналах животных. Оборотной стороной того же является наличие в человеческой речи для всякого знака иного вполне несовместимого с ним и ни в коем случае не могущего его заменить другого знака. Эту контрастность можно назвать антонимией в расширенном смысле. Без этого нет ни объяснения, ни понимания.

По вопросу о филогенетической датировке появления речи - данные эволюции мозга и патологии речи свидетельствуют, что речь появляется только у Homo sapiens. Более того, можно даже отождествить: проблема возникновения Homo sapiens - это проблема возникновения второй сигнальной системы, т. е. речи. На предшествующих уровнях антропогенеза каменные "орудия" и другие остатки жизнедеятельности ничего не говорят психологу о детерминированности этой деятельности речью. Напротив, "орудия" нижнего и среднего палеолита среди одной популяции своей стереотипностью в масштабах не только поколения, но сотен и тысяч поколений говорят о полной автоматизированности действий при их изготовлении. Отдельные экземпляры каждого типа варьируются по ходу изготовления в зависимости от изломов, получившихся на камне, но не более чем варьируется комплекс наших движений при осуществлении ходьбы, бега, прыганья в зависимости от малейших различий грунта, посредством механизма обратной коррекции, - как показывают исследования о построении движений. Изготовление того или иного набора этих палеолитических камней было продуктом автоматической имитации соответствующих комплексов движений, протекавшей внутри той или иной популяции. Медленные спонтанные сдвиги в этой предчеловеческой технике не укладываются в рамки наблюдений современной экологии и этологии над животными.

Сейчас перед нами лежат муляжи головного мозга почти всех видов ископаемых предков современного человека - австралопитеков, так называемого Homo habilis, питекантропов, синантропов, разнообразнейших палеоантропов, кроманьонцев. Конечно, это только внешняя поверхность, внешняя форма мозга, но при современных познаниях анатомии мозга приматов и человека от нее можно идти к реконструкции и внутренней структуры, и функционирования, тем более, что интересуют нас прежде всего вопросы эволюции не нижней и средней частей головного мозга, а коры. Прослежена судьба всех областей, или долей, больших полушарий на пути между антропоморфными обезьянами и Homo sapiens. Применены оригинальные количественные и графические методы. Пусть результаты не так детализированы, как хотелось бы, они все же совершенно неоспоримо отвечают на главную часть интересующего нас вопроса.

Ныне палеоантропологии вполне достоверно известно, что у всех представителей семейства троглодитид, даже самых высших, т. е. палеоантропов (неандертальцев в широком смысле), не говоря о нижестоящих формах, в архитектонике мозга отсутствовали все верхние префронтальные формации коры головного мозга, а также те зоны височной и теменной областей, которые осуществляют второсигнальное управление и деятельностью, и восприятием, и всеми вообще функциями организма человека. Они присущи только и исключительно Homo sapiens, что и служит по линии анатомо-морфологической и функциональной основанием для его радикального обособления в классификации видов на таксономическом уровне семейства (если не выше).

Мозг археоантропов не содержит отделов, специфических и неотъемлемых для нашей речевой деятельности, следовательно, для нашей трудовой деятельности, хотя объем его увеличился, некоторые области и поля разрослись сравнительно с мозгом высших обезьян и австралопитеков. У палеоантропов эти изменения строения мозга пошли значительно дальше, но и у них недостает развитой верхней лобной доли, именно того, что у человека осуществляет речевое регулирование и программирование деятельности, т. е. прежде всего его трудовые действия. В частности, у них интенсивно росла зрительно-обонятельная, затылочная область мозга, которая у человека, т. е. у Homo sapiens, снова сокращается настолько, что теряет весь относительный прирост, накопленный за время эволюции этих предковых форм.

Раз вторая сигнальная система имеет свой мозговой субстрат не только в лице микрообразований, но и в виде таких крупных формаций-посредников, как передняя часть лобной доли, ее присутствие или отсутствие, скажем, у неандертальцев очень легко установить с полной достоверностью на основании эндокранов (и даже с немалым приближением на основании экзокранов, т. е. наружной формы черепов). Поэтому установление неразрывной связи второй сигнальной системы со специфическими функциями лобных долей имеет фундаментальное значение для науки о происхождении человека. Если нет налицо верхних передних формаций лобных долей - значит нет речи, значит нет человека.

Из этих точных анатомо-морфологических данных, строго рассуждая, можно сделать и надлежит сделать единственный вывод: речь и труд человека не могли бы возникнуть на базе мозга обезьяны, даже антропоморфной. Сначала должны были сложиться некоторые другие функциональные системы, как и соответствующие морфологические образования в клетках и структурах головного мозга. Это и произошло на протяжении эволюции семейства троглодитид. Оно характеризуется нарастанием в течение плейстоцена (ледникового периода) важных новообразований и общим ростом головного мозга. Но это отвечало не уровню второй сигнальной системы, а еще только специализированной в некоторых отношениях высшей нервной деятельности на уровне первой сигнальной системы. Только позже, т. е. в конце у палеоантропов, она стала биологическим фундаментом, на котором оказалось возможным дальнейшее новшество природы - человек.

Неправильно было бы полагать, что речевые функции локализованы исключительно в тех новообразованиях, которые появляются в архитектонике мозга только у Homo sapiens. Но без них эти функции неосуществимы. Правильно утверждать иное: что только полный комплект всех структур, имеющихся в мозге Homo sapiens, делает возможной речевую деятельность. У семейства троглодитид не было этого полного комплекта. Детерминация их жизнедеятельности лежала на первосигнальном уровне.

И. П. Павлов однажды заметил: "Я резко с самого начала говорил, что зоопсихологии не должно быть. Если человек имеет субъективный мир явлений, то в зоопсихологии его не должно быть, потому что животные нам ничего не говорят, - как же мы можем судить об их внутреннем мире?". Суть этих слов не в том, что субъективный внутренний мир животных непознаваем из-за отсутствия с ними речевого контакта, а в том, что этого внутреннего мира и нет у них из-за отсутствия речи. Могущество павловской физиологии состоит в том, что она ограничила себя применительно к животным понятием "причина". Говорят, что цель - это тоже причина, раз она вызывает действия. У человека - да, но без механизма речи нам не найти ее собственную причину. Что до животных, то на деле речь идет о воспроизведении животным уже имевшей место реакции, но коррегируемой применительно к частично отличающимся обстоятельствам. Сконструировать будущее, новую задачу животному нечем. Оно способно "предвидеть" лишь то, что уже было (сюда относится и экстраполяция). Если же ситуация ни в малейшей степени не соответствует прошлому опыту, животное не может создать программы действия. Только у людей есть история, потому что она - цепь "моделей потребного будущего".

Ведущую тенденцию современной общей психологии, как и физиологии высшей нервной деятельности человека, хорошо резюмируют слова: "Создается впечатление, что те явления, которые в психологии называют произвольным вниманием, избирательным и сознательным восприятием, волей или памятью, в действительности не есть какие-то особые раздельные явления или процессы, но скорее разные стороны или разные аспекты одного и того же процесса второсигнальной регуляции поведения". Пока думали, что речевое общение - это только кодирование и декодирование информации, управление им локализовали в участках мозга, управляющих сенсорными и моторными аппаратами речи. Но теперь мы видим, что к речевым механизмам мозга относятся и те его структуры, которые, преобразуя речь, превращая ее в задачи, дирижируют всем поведением, в том числе и, прежде всего, оттормаживая все не отвечающие задаче импульсы и мотивы.

Язык выделил человека из всего животного мира. Лингвисты давно понимают, что это так. "Вот, например, что писал в конце своей жизни Л. Блумфильд в статье "Философские аспекты языка": "Позвольте мне выразить уверенность, что свойственный человеку своеобразный фактор, не позволяющий нам объяснить его поступки в плане обычной биологии, представляет собой в высшей степени специализированный и гибкий биологический комплекс и что этот фактор есть не что иное, как язык... Так или иначе, но я уверен, что изучение языка будет тем плацдармом, где наука впервые укрепится в понимании человеческих поступков и в управлении ими"".