Проблемы современной экспозиции в музее

Неотъемлемой частью Бологовского частного музея являлась и уникальная библиотека князя, об отдельных раритетах из которой мы ещё упомянем ниже. По архиву князя и воспоминаниям современников следует попытаться воссоздать эту библиотеку хотя бы в списке.

К сожалению, имя известного в своё время учёного князя Павла Арсеньевича Путятина мало что говорит современным историкам науки. Между тем, самый беглый взгляд на библиографию его работ позволяет судить о широте его научных и художественных интересов. В его архиве хранятся материалы (переписка, статьи и тезисы), посвящённые широкому кругу вопросов археологии, этнографии, генеалогии, искусствоведению, музееведению, антропологии и географии. А его связи с европейскими и американскими учёными, занимавшимися археологическими и этнографическими исследованиями в XIX - начале ХХ века поистине впечатляют. В круг его интересов и общения входили Вазинский, Вильсон, Вирхов, Бремер, Картальяк, Лёббок, Лёве, Летурне, Мортилье, Пич, Ранке и многие другие. Посетителями частного музея князя Путятина в его Бологовском имении бывали видные деятели нашего государства и иностранные дипломаты: император Александр II, герцог П.Г. Ольденбургский, граф П.М. Строганов, новгородский губернатор В.Я. Скарятин, курский губернатор П.П. Косаговский, посланник французского правительства, антрополог и коллекционер барон И. де-Бай, ставший его другом, прусский посланник князь Рейс, епископ Лонгс. Последний был командирован в Россию правительством Великобритании и впоследствии о результатах поездки издал отчёт в Лондоне. Русский научный мир также хорошо знал дорогу в заповедный Бологовский музей. Большинство учёных в кругу князя Путятина не были узкими специалистами, как и он сам. Для них было характерно полное освоение и применение так называемой «анучинской триады» - «концепции комплексного метода исследования историко-культурных и историко-социальных проблем одновременно тремя науками - антропологией, археологией и этнографией». К слову, Дмитрий Николаевич Анучин в 1885 г. посетил князя Путятина в Бологом, что демонстрирует большой интерес этих учёных друг к другу.

О возможной значимости для науки многих ныне почти забытых работ князя Путятина свидетельствуют повестки и протоколы заседаний тех научных обществ, в деятельности которых он участвовал. 22 марта 1880 г. он впервые выступил на «Чтениях и беседах» в Петербургском Археологическом институте с программным докладом «О занятиях археологией с научной целью и об её отношении к некоторым соприкасающимся к ней знаниям». Именно после этого доклада князь «становится признанным археологом». О том, как князь Путятин использовал данные смежных наук в собственных исследованиях и, как следствие, в собирательстве, пишет он сам в «Воспоминаниях», датированных 1 февраля 1888 г. Большая часть его трудов посвящены палеоэтнологии, которую он определял как «науку изучения первобытного быта народа» [12]. В конце концов, все разнообразные, подчас разбросанные увлечения князя соединились в одно стремление - «исследовать условие умственных зачатков первобытной жизни обитателей нашей местности» (т. е. Валдайской возвышенности). И здесь он нашёл себя в полной мере. Он искренне полюбил древнего человека и его культуру на всю жизнь, о чем писал с большим воодушевлением:

«…В исследованиях нашей доисторической жизни есть своеобразная суровая поэзия.

Эти дикари с их борьбой за существование, с их работой ума для усовершенствования пищи, одежды, техники орудий и оружий вполне достойны не одной безучастной научной оценки, но и более сердечной, более задушевной.

На наших первобытников нельзя смотреть как на каких-то идиотов, напротив, это были разумные, энергичные бойцы, разработавшие начала теперешнего жизненного строя.

Эмбрионы верований, развитий языка и письменности, архитектуры и орнаментики, музыки и поэзии, живописи и скульптуры, хлебопашества, огородничества и плодоводства, гончарства и производства тканей, металлургии, приручений животных и пчёл, а также охот, рыболовства и военных усовершенствований, развитий гражданского и семейного бытов, медицины и многого, многого другого, совершенствовалось ими.

Хвала и честь этим борцам культуры, этим стихийным героям, этим первобытникам нашей планеты, которым мы стольким обязаны.

К величайшему сожалению, палеоэтнология ещё не смогла определительно установить отношения первичных рас, ископаемый остеологический материал имеется в очень ограниченном числе; но туман по времени проясняется, и следует верить, что усилия людей науки подходят близко к положительным выводам».

Естественно, эти взгляды учёного накладывали свой отпечаток на весь облик созданного им усадебного музея в Бологом [15].

По счастливому стечению обстоятельств соседом князя Путятина в Бологом оказался известный историк-этнограф, географ, писатель-славянофил Александр Фёдорович Гильфердинг. Князь восхищался его историческими и филологическими исследованиями, и многое почерпнул от него. Благодаря Гильфердингу он понял, что лишь обладание древними и новыми языками в комплексе даёт ключ к расширению сферы познания. Это понимание в полной мере проявилось в фундаментальном труде князя Путятина «Из области астрономической археологии. Изображения созвездия Большой Медведицы на каменной точилке каменного периода России» (закончено 19 марта 1886), где им использованы слова и выражения более десяти наречий, в том числе древних, приведены данные из фольклора чеченцев, таджиков, индийцев, народов Севера Евразии и Америки и т. д.

Князь Путятин горько оплакивал раннюю смерть Гильфердинга, с которым он успел близко сойтись. Как он писал, учёный «пал жертвою своего стремления - продолжать изучение памятников народного эпоса: летом 1872 г., на пути в глубь Олонецкой губернии, для собирания народных былин, - обширный сборник которых был уже им собран в 1871 г., - Гильфердинг заразился тифом и умер на 41_м году, к великому горю русской науки и всего славянства». В имении Гильфердинга, расположенном в бологовском сельце Арефино по соседству, князь имел возможность знакомиться и общаться с писателями И.С. Аксаковым, И.С. Тургеневым и М.И. Семевским, директором Петербургского Археологического института Н.В. Калачовым, историком К.Н. Бестужевым-Рюминым. В последствии общение с Михаилом Ивановичем Семевским подтолкнуло князя к приобретению старинных и редких изданий, а главное - к собиранию рукописей и автографов замечательных лиц. Первые же находки памятников древнерусской письменности сделали князя Путятиным известным среди историков и археографов.

В 1878 г. в имение князя Путятина приезжал А.Н. Виноградов, член-сотрудник Императорских Русских Археологического и Географического обществ, впоследствии известный под именем отца Алексия в Православной миссии в Пекине. Осмотрев палеографическую коллекцию князя Путятина, библиотеку, автографы выдающихся лиц, картины и прочее, он поместил описание всего собрания в «Памятниках древней письменности». Именно в этой публикации Путятинское собрание впервые названо музеем. Как отмечал А.Н. Виноградов, «в данном случае, несомненно, важна высокая идея, преследуемая в созидании этого рода коллекции». Самой ранней старопечатной книгой в собрании являлся «Синопсис Гизеля» 1674 г., а самой ранней рукописной - «Гранограф, сиречь летописец», оконченный в 1665 г. Особый интерес для этнографа и историка мог представлять ещё один рукописный недатированный фолиант в четверть листа - «Книга, глаголемая прохладный вертоград или лечебник». А.Н. Виноградов поместил весьма подробное оглавление этого по сути фольклорного памятника на 6 страницах. Наконец, самой древней датированной рукописью была «Память Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича Боярину и Воеводе Петру Васильевичу Шереметеву» 1646 г. Князь Путятин не только предоставлял коллегам для публикации материалы из собственной библиотеки, но и сам их издавал или использовал в докладах [10].

Действительно, «у него была прекрасная библиотека». Эти слова Людмилы Степановны Митусовой, дороги нам тем, что сказаны человеком, помнящим как самого князя, так и его неолитическую коллекцию, а также собрание редких книг в Петербургском и Бологовском кабинетах. Вскоре после кончины князя корифей российской археологии А.А. Спицын напишет: «Мы не достаточно оценивали князя Путятина, потому что не доросли до него. После него остался ряд хороших, взвешенных статей, отличное собрание бологовских и заграничных вещей, специальная библиотека, конечно, лучшая в России, фотографические снимки, переписка».

О творческих контактах учёного с историком Аристом Аристовичем Куником можно судить по тем оттискам статей князя Путятина, которые сохранились в библиотеке известного академика. Как известно, А.А. Куник широко пользовался данными лингвистики и исторической этнографии. Именно он посоветовал князю отправиться для исследования берега Брегальницы в Македонию, где когда-то подвизались первоучители славян, святые Кирилл и Мефодий. По его расчёту в македонских церквях и монастырях могли найтись рукописи, может быть, самих первоучителей. Для этих поисков князю необходима была основательная подготовка, и он обратился к директору Публичной библиотеки и тогдашнему председателю ИРАО, археографу, академику Афанасию Фёдоровичу Бычкову.

Так стезя исследователя привела его в «Отделение русской и славянской археологии» ИРАО. В 1875 г. совместно с художником Ф.А. Братским князь составляет записку «Взгляд на новгородские древности», в которой впервые сообщается об открытии фресок Благовещенской церкви на Рюриковом Городище, по мнению авторов, восходящих к 1099 г., т. е. более древних, чем росписи соседней Спасо-Нередицкой церкви. Авторы подробно описали уникальный памятник древнерусской живописи и высказали соображения о необходимости и реальности его очистки от поздней штукатурки. Кроме того, они привели предание, записанное на месте во время исследования церкви. Согласно сохранившейся устной традиции, «под церковью, у входа, должен находиться княжеский погреб, называемый Рюрикова Сокровищница», и «в построение церкви вошла одна стена бывшего Рюрикова дворца». Это исследование являет классический пример соединения трёх подходов при изучении памятника - археологического, палеографического и этнографического. Оно было направлено в ИРАО, где было принято с большим интересом. Официальную реакцию тогда выражали в письменных «отношениях», и такое «отношение» за подписью секретаря ИРАО И.В. Помяловского было отправлено князю 20 апреля 1876 г. И хотя, не все выводы авторов были поддержаны, записка была издана в типографии Академии наук, и 28 декабря 1878 г. князь П.А. Путятин был избран в члены-сотрудники ИРАО, а 20 октября 1881 г. - в действительные члены. [5]

По документам ИРАО можно сложить представление обо всём наборе тем, вопросов, проблем, которые волновали князя Путятина и были предметом его исследований как учёного-археолога и собирателя. Также можно сказать, что он был весьма пунктуальным членом общества, старался присутствовать на многих заседаниях и активно участвовал в обсуждении рефератов. Он входил во многие временные комиссии ИРАО, например, в комиссию по «химическим исследованиям бронзовых и других металлических предметов, находимых в курганах». Главной задачей этой комиссии было «найти ответ на многие вопросы истории и этнологии». В рамках работы комиссии Д.А. Сабанеев произвёл анализ шлаков из древних горнов, собранных князем во время раскопок в Бологом. Князь Путятин неоднократно избирался депутатом ИРАО на Всероссийские Археологические съезды и, конечно, «без денежной со стороны общества субсидии». В трудах Археологических съездов изданы такие его ставшие классическими сочинения, как «Чашечные камни Новгородской губернии» (1881), «Орнаментации древнего гончарства» (1884), «О сходстве Бологовских предметов с индустрией кьёккенмоддингов» (1887), «К делению предметов каменного века в России» (1893), «Каменный нож и его изменения» (1893) и др.

Своей научной деятельностью князь способствовал сотрудничеству разных научных направлений и групп в Археологическом обществе. Об этом можно судить, например, по уникальному в истории ИРАО соединённому заседанию двух его Отделений - русского и западно-классического (1885 г.), на котором первым пунктом в повестке значился реферат князя П.А. Путятина «о древностях каменного века», а вторым и третьим пунктами - рефераты Н.В. Покровского «о базилике Константина Великого в Иерусалиме» и «о печатях Херсонской Фемы». В дальнейшем такой опыт не повторился. Князь продолжил присутствовать и выступать в своём «Отделении русской и славянской археологии», хотя вскоре получил приглашение участвовать в деятельности «Отделения археологии классической и западноевропейской». Там он и выступил с докладом «о принадлежащем ему мраморном бюсте Пана». [8]

Вскоре князь Путятин написал сочинение «Из области астрономической археологии…» и предложил его к публикации в «Записках» своего Отделения. Возникла проблема, суть которой изложил председатель Императорской Археологической комиссии (ИАК) граф А.А. Бобринской графу И.И. Толстому в отдельном письме от 11 января 1887 г.: «…Означенная статья, при всех её научных достоинствах, не может быть напечатана в Записках Русского Отделения, во-первых, потому, что типография, печатающая наши Записки, не имеет восточных шрифтов и знаков, встречающихся в статье, во-вторых, потому, что и самое содержание статьи относится более к археологии Востока, нежели России. Осмеливаюсь думать, что её надлежащее место в Записках Восточного Отделения, где она без затруднений будет напечатана и оценена по достоинству читателями, интересующимися Востоком». Таким образом, сфера интересов князя распространилась и до культуры Востока, о чём свидетельствует целая серия его сообщений по археологии, этнографии, географии и искусству Востока, в том числе на Восточном Отделении ИРАО.

В 1879 г. князя Путятина навестил знаток христианских и русских древностей Василий Александрович Прохоров, автор многих «почтенных трудов, посвящённых святой старине». Вместе с ним князь произвёл раскопки курганов в Валдайском уезде (деревня Любава и село Бологое). Спустя годы четыре фрагмента из переписки с ним князь издал в своих «Воспоминаниях». «Дай Бог побольше встречать таких людей, как Вы; тогда не оскудеет наша русская земля», - это слова В.А. Прохорова князю. Как известно, В.А. Прохоров устроил в Академии художеств два музея - «древнехристианский» (и был много лет его хранителем) и первый в России «русский бытовой». При Императорском Русском Географическом обществе (ИРГО) он же основал Этнографический музей. Не исключено, что в деятельности ИРГО князь П.А. Путятин стал участвовать именно с подачи В.А. Прохорова. Во всяком случае, 7 апреля 1882 г. князь становится членом ИРГО именно по Отделению этнографии, в котором работал и В.А. Прохоров. Сообщение, сделанное князем в заседании этого Отделения 6 марта 1884 г., до сих пор не утратило своего научного значения - «О гончарном искусстве в каменном веке». [8]

Не раз в Бологовской усадьбе останавливались экспедиции Петербургского Археологического института во главе с директором Н.В. Калачовым. В исследованиях института всегда активно участвовал хозяин дома, о чём можно судить по многочисленным отчётам и публикациям. Строки в «Воспоминаниях» князя, посвящённые Н.В. Калачову, рисуют нам образ и самого Павла Арсеньевича. «Кому неизвестна деятельность Николая Васильевича хотя бы на поприще исследования древней юриспруденции? - писал князь Путятин. - Он специально занимался своим предметом, но не с узкими воззрениями, - любимый им предмет не мешал заниматься и другими. Калачову не чужды были и прочие науки: первобытная археология, лингвистика, нумизматика, архивная часть, древнее искусство и проч., проч., всё было ему близко, всё возбуждало его внимание, тем заставляя и других проникаться желанием учиться, учиться и учиться». В этом человеке князя Путятина прежде всего привлекали готовность к сотрудничеству, синтетический поиск и жажда познания, ведь и он был олицетворением этих качеств.

Примечательно, как живо князь П.А. Путятин отзывался на многие события в науке и окружающей его жизни. Эту открытость подметил А.А. Спицын: «Как трогательно он чтил всех “подвижников науки”, как радовался успехам русской археологии, к подвижникам которой должен быть причтён и он сам». [1]

Впрочем, в стихах князь Путятин выливал и горечь о несбывшихся надеждах, предательствах, потерях. Для истории науки может быть ценен его «Акростих на смерть Миклухи Маклая», датированный 3 мая 1898 г. Нашему времени такие выражения жизненного кредо учёного особенно дороги, ибо в образной художественной форме дополняют научный поиск, затрагивают вопросы этики в науке.

Прямую параллель между этнографией и археологией проводит князь Путятин, описывая свои раскопки летом 1880 г. в имении Воронцово Тверской губернии при помощи упомянутого выше Н.В. Калачова, «благотворная и могучая личность» которого так ему нравилась. Помимо точного и характерного описания курганов, князь фиксирует и фольклорное сопровождение: «При раскопках выразился тот же факт народных фантазий о кладах. Пробные ямы, делаемые крестьянами, заставили их предполагать, что мы разыскиваем золото. - А где же? - Не хочу сказать, хотя даже и знаю: он мне снился. - Как же он тебе снился? - Да вот, знаете, сплю я это и вижу место знакомое, а под ним, сквозь землю-то, видать как бы деревянный погреб; в погребе на цепях бочонок висит, а в бочонке-то всё золото! Золотые!- Какие золотые?- Как какие? Разумеется, нашенские, _ что жар горят. Только место я вам не укажу: перво-наперво потому, что клад следует брать неспроста: нужно чистым быть, - а потом какая мне от этого польза!

Искание кладов очень распространено в среде крестьянства, даже составились легенды о неудачных поисках кладоискателей. Обыкновенно монеты, по их мнению, спрятаны в глиняных горшках, а вследствие незачурания, или прочих несоблюдений ищущими обрядностей, находки обращаются в угли».

Такие представления князь попробовал объяснить двумя причинами. Во-первых, он подметил, что крестьяне действительно «в былое время» иногда зарывали свои сбережения в глиняных кубышках «в опечьях или близ дорог», отсюда ассоциация в крестьянской среде глиняного сосуда как хранилища денег. Во-вторых, крестьяне, как и князь, иногда находили при языческих погребениях урны с кальцинированными костями животных, смешанных с чистым углем, а иногда и «большие урны особого типа… с обугленными остовами самих покойников». При их обнаружении кладоискателями, считал князь Путятин, у них возникало впечатление, что найденные сокровища из-за какой-то «нечистоты процесса» превратились в угли. [12]

Сколько известно, такие «этнографо-археологические сопоставления» были большой редкостью в то время. Ценность информации, заложенной в фольклоре и во всех сопровождающих археологические памятники устных традициях, понимал ещё один учёный, младший современник князя, художник Н.К. Рерих. Он собрал целый набор аналогичных преданий о кладах, дополнив этнографические наблюдения князя П.А. Путятина. После своего первого визита в августе 1899 г. в Бологое Рерих многие годы, вплоть до своего отъезда из России в 1917 г., регулярно бывал у князя с семьёй, о чём напоминают его научные труды, эпистолярное и художественное наследие. Для Рерихов, как, впрочем, и для многих других гостей Бологовской усадьбы, Павел Арсеньевич всегда был живым звеном, связующим с выдающимися людьми и событиями прошлого: пушкинским кругом, эпохой императорских охот, миром потомственных петербургских собирателей-подвижников. Он привлёк Н.К. Рериха беззаветной преданностью идеалам отечественной культуры. Для него князь был идейным продолжателем духовных заветов «святой старины», идей нравственного развития общества, почерпнутых из сокровищниц православия, других религий мира и разных этических учений, а также его любимых наук - истории, археологии, антропологии, палеоэтнологии, этнографии. Знакомство с деятельностью князя Путятина позволило Рериху перенять огромный научный и собирательский опыт, что имело большое значение для развития отечественной науки о каменном веке, особенно с учётом мнения А.А. Спицына, с сожалением констатировавшего, что мало кто из младших современников князя оказался способен на это. Отчасти в этом был повинен и сам Павел Арсеньевич, который «не имел способности увлекать за собою, не создал школы, не привил в России любви к каменному веку, которую сам был переполнен» [5]. В данном случае Н.К. Рерих явился счастливым исключением, и пошёл по стопам учёного, бывшего ему к тому же близким родственником со стороны супруги. В значительной мере князь определил и стезю сына Н.К. Рериха Юрия, ставшего известным исследователем Востока, видным тибетологом, индологом и монголоведом. Будучи крестным отцом первенца Рерихов, князь оказывал ему неразрывную духовно-научную поддержку.

Как уже отмечалось выше, Павел Арсеньевич не раз лично содействовал Н.К. Рериху, когда тот исследовал то или иное урочище в Валдайском, Вышневолоцком и других уездах Тверской и Новгородской областей. Рерих с большой энергией подключился к той задаче, которую когда-то поставил для себя князь Путятин: изучить условия первобытной жизни обитателей данной местности. Результаты этого сотрудничества уже были предметом отдельного рассмотрения. Здесь мы лишь отметим, что совместные исследования князя Путятина и Рериха по своей комплексности, целенаправленности и изначальной интегративности позволили довольно объективно реконструировать образ жизни и производственную деятельность древних насельников Валдайской возвышенности, при обязательной увязке с природно-географическими параметрами и использованием данных и наблюдений в области первобытного искусства, геологии, палеоэтнологии, этнографии и антропологии. Выражаясь современным языком, в своих исследованиях они на практике применили «этноархеологический подход», открывший новые возможности в изучении доисторической культуры. И хотя данные своих исследований они публиковали или докладывали самостоятельно, у них мы часто находим ссылки друг на друга, а порой и прямые переклички или даже диалоги, как было с публикацией доклада Рериха «Из прошлой и настоящей жизни русского искусства» и прений при его обсуждении 2 ноября 1904 г. в Санкт-Петербургском обществе архитекторов. Выступая в поддержку доклада, князь Путятин в который раз проводил «объединительную» линию. В этом собрании он призвал объединиться учёных, архитекторов и художников «для отпора невежеству» в области защиты памятников от варварского уничтожения и искажения.

Познакомиться, что называется воочию, с результатами таких подходов и реконструкций и позволял частный усадебный музей в Бологом, являясь, таким образом, одним из первых подобных музеев в России, реализовавшим к тому же в своей практике все поставленные своим создателем задачи [8].

Конечно, отмеченные выше «учёные гости» Павла Арсеньевича оказывали существенное влияние на его научные занятия, но во второй половине жизни не в России он черпал вдохновение и энергию к работе. В России, в Бологовском имении, в конце концов, сложилось поле его деятельности, но решительное руководящее значение в его жизни имели поездки за границу, сначала для лечения, а после и с научной целью и с целью собирательства. В мир западной антропологической и доисторической науки он вошёл в период возникшего на Западе увлечения палеолитом, быстрого создания крупных музеев, первых археологических съездов. Князя охватило «высокое состояние палеоэтнологии за границей», его увлекли труды Лёббока, Тайлора, Лайеля, Мортилье, Картальяка, Капитана...

В 1879 г. им была открыты интересная дюнная стоянка каменного века в окрестностях Бологого близ деревни Озеревичи и там же «первобытная кричная плавка железа». Красивые озеревичские поделки из кремня дали князю Путятину повод обратиться к знаменитому Джону Лёббоку. Английский археолог и этнограф, один из классиков эволюционизма, сторонник естественноисторического сравнительного метода в изучении человеческой культуры, Лёббок одним из первых применил комплексное использование археологического и этнографического материала для изучения первобытного человечества. Именно он предложил удачную периодизацию археологических памятников, разделив каменный век на палеолит и неолит, тем самым обессмертив своё имя. И этот выдающийся учёный сразу ответил неизвестному русскому собирателю [19]. Счастливым образом интуиция князя Путятина встретилась с направлением, упорно развивавшим близкие ему научные идеи. 10 июля 1880 г. Лёббок писал князю о том, чтобы он обязательно продолжал свои исследования. Этот ответ окрылил князя. Поразительная удача ему сопутствовала: в 1880 г. случайно, буквально «под носом», в самом Бологом, на своей собственной земле он открыл знаменитую стоянку каменного века, поначалу мало оценённую, но после давшую основную тему и смысл для всех его дальнейших занятий. Он послал в Лондон новое, развёрнутое сообщение, которое было прочитано осенью 1881 г. в Английском Антропологическом институте, в заседании под председательством самого Эдуарда Бернетта Тайлора! Началась новая эпоха в его научной биографии. Об этом моменте и спустя годы князь Путятин вспоминал с большим волнением и воодушевлением: «Отчёт об этом заседании печатался в “Times”. Тёплое участие маститых английских учёных чрезвычайно меня тронуло. Мои первые шаги изучения каменного века России были очень шатки и, говорю по совести, если бы не присоединилась эта поддержка от знаменитых научных авторитетов Англии, то думаю, эти исследования не возымели бы должной силы. Заручившись же мнением господина Лёббока касательно неолитного периода, я с новым рвением стал изучать условия быта наших первобытных людей, флору и фауну, их окружающую, а также и их самих».

Здесь мы подошли к антропологической составляющей «анучинской триады» в деятельности князя Путятина. Не прошло и года после начала общения с Лёббоком, как Н.В. Калачов обратился к князю с письмом, в котором писал: «Зная, как много Ваше Сиятельство занимаетесь последнее время антропологией, я позволяю себе обратиться к Вам с покорнейшею просьбою - не найдёте ли Вы возможным взять на себя труд составить для предстоящей V книги “Сборника Археологического института” хотя краткий библиографический очерк о всех вышедших за минувшие два года трудах по части антропологии, чем крайне изволили бы обязать Археологический институт и меня лично». В дальнейшем князь действительно регулярно брал на себя труд знакомить русских учёных с достижениями западной антропологической науки. Этому немало способствовало его блестящее знание нескольких европейских языков и частые поездки в Европу, где он посещал научные центры в Лондоне, Париже, Берлине, Бонне, Вене, Риме, Праге и т. д. Он регулярно составлял обзоры, печатал рецензии, читал в обществах рефераты, посвящённые итогам его очередных поездок [21].

В свою очередь, через князя Путятина Запад узнавал о новейших достижениях российской археологии, этнографии и антропологии. Некоторые русские учёные доверяли князю Путятину свои подлинные находки и тезисы, чтобы он мог представить европейским учёным оригинальные образцы российского каменного века, по изысканности форм и типов не уступавшие лучшим находкам во Франции или в долине Нила. Так поступил и Н.К.Рерих, передав ему в 1905 г. для демонстрации на Французском Доисторическом конгрессе в Перигё коллекцию кремневых поделок из своих раскопок в районе Вышнего Волочка. Накануне он писал князю в полном доверии: «Характеристику предметов я полагаю на Ваше внимание и огромный Ваш опыт, - у меня же здесь в деревне на раскопке не имеется никаких источников и сравнительных данных. И если я решил представить конгрессу мои новые находки, то исключительно благодаря Вашему личному отзыву, тем более что среди находок есть несомненные новинки для России». Так частный музей в Бологом стал одновременно творческой мастерской и временным депозитарием находок и специальных образцов для многих учёных не только России, но и приезжих специалистов из-за рубежа.

Начиная с 1878 г. и в течение полувека, князь П.А. Путятин регулярно публиковал в Лондоне, Париже, Брюсселе, Аяччио и др. местах результаты своих исследований на английском, французском и немецком языках, выступал на Археологических, Антропологических, Доисторических конгрессах в Европе. Ценные данные о деятельности князя Путятина мы находим в документах Английского Антропологического института, Королевского общества в Лондоне (Royal Society of London), Французского Доисторического общества (Sociйtй prйhistorique de France), Брюссельского Археологического общества (Sociйtй d'Archйologie de Bruxelles), Французской ассоциации по движению наук (l'Association franзaise pour l'avancements des Sciences) (секция антропологии), а также в трудах Международных конгрессов американистов в Париже (Congrиs internationale des Americanistes а Paris), Международных конгрессов антропологии и доисторической археологии (Congrиs international d'anthropologie et d'archйologie prйhistorique) во Франции, России, США и Бельгии и других европейских научных форумов [9].

Благодаря непрерывному и живому общению с Западом, князь Путятин вырос в большого специалиста, которого, по признанию А.А. Спицына, отечественная наука так и не успела использовать в полной мере. Как видим, знания его были весьма значительны, а эрудиция покрывала практически все темы палеоэтнологии и смежных дисциплин того времени.

И хотя князь П.А. Путятин имел в качестве систематичного образования лишь Сухопутный шляхетский кадетский корпус, его образованность и научный авторитет ни у кого не вызывали сомнений. 28 февраля 1888 г. в час дня попечителем Санкт-Петербургского учебного округа было открыто Русское Антропологическое общество при Императорском Санкт-Петербургском университете. И на первом же заседании князь П.А. Путятин был избран в действительные члены нового общества. Кроме него этой чести удостоились Д.Н. Анучин, Н.Е. Бранденбург, М.И. Семевский, граф А.А. Бобринской и др. Профессор Московского университета А.П. Богданов был избран почётным членом. Кроме перечисленных лиц, в числе 32 членов-учредителей были академики и профессора В.Л. Грубер, И.П. Корнилов, В.И. Ламанский, Д.И. Менделеев, И.М. Сеченов, Н.Л. Дювернуа и др. Как впоследствии писали об этом событии, «Русское Антропологическое Общество объединило очень многих выдающихся русских учёных и встретило сочувствие в научной среде».

С годами менялся состав общества, менялись его председатели, режим работы, но князь Путятин был по-прежнему активен и регулярно выступал. Последнее известное нам его выступление в обществе «Кости из Бологовской стоянки со следами их обработки человеком» относится к 1911 г. К этому времени ему уже шёл 75_й год. И в этот последний период своей научной деятельности он с увлечением занимался костями животных и костяными изделиями, извлекаемыми со дна Бологовского озера. Это была интереснейшая, совершенно новая страница в истории русской археологии, и здесь он снова шёл рука об руку с западной наукой.

Судя по архиву учёного, последнее научное заседание, на котором он присутствовал, состоялось 14 апреля 1918 г. в ИРГО, т. е. за девять месяцев до его кончины. Последний известный его автограф относится ко второй половине 1917 г. - это письмо Н.К. Рериху, ставшему к тому времени ему самым близким человеком. Так писал учёный, беззаветно преданный науке даже в годину тяжелейших испытаний, потерявший в пожаре труд всей своей жизни, своё любимое детище - Бологовский Путятинский музей: «Относительно науки могу одно сказать - теперь она принижена и только иногда бывают учёные доклады в обществах, но на них по случаю трудностей в трамваях и прочего часто невозможно попадать.Жаль мне очень Бологовского дома и моего кабинета, моей лаборатории раскопок и продуктов драги с озёрных жилищ на плотах. Образцы почв тоже я не успел подвергнуть промывке до пожара. Что из моей библиотеки и собраний предметов науки пропало, не могу ещё сообразить. Ещё в 1878_м году в “Памятниках древней письменности” у Ф.И. Булгакова была статья под заглавием “Палеографическая коллекция князя П.А. Путятина”. Картины и мебель спасли. По-видимому, тут был недосмотр трубочиста, чистившего трубы к нашему приезду летом. Но что наше горе с ужасами погромов дворцов, уничтожением памятников истории и искусств, старинных зданий усадьб и прочего, прочего. Наши с Вами художественные волнения ничто перед этим. Там уничтожалось воюющими народами - а тут свой своего и своих разоряет и уничтожает, доводя до голода народ» [5].

Как писал А.А. Спицын в очерке на смерть учёного, «если он достиг такой завидной старости, то, конечно, благодаря своему ясному душевному настроению, не знавшему колебаний ни в политических, ни в религиозных взглядах».

Непреходящую ценность для истории отечественной и европейской науки имеют подборки документов тех обществ и организаций, членом которых князь Путятин состоял.

2.3 Музей-институт семьи Рерихов

В настоящее время возникают новые возможности применения рериховских идей и подходов в музейном деле и, шире, в деле сохранения и актуализации культурного наследия. Одну из таких возможностей и практических попыток представляет учреждённый в 2001 году Музей-институт семьи Рерихов в Санкт-Петербурге. В частности, он должен стать «экспериментальной площадкой» для апробирования этих и близких им практических подходов в современных условиях, а также соответствующих научных и образовательных программ.

«Именно только единением, дружелюбием и справедливым утверждением истинных ценностей можно строить во благо, в улучшение жизни. Многие исконные понятия затмились в обиходе. Люди произносят слово Музей и остаются далеки от мысли, что Музей есть Музейон, по-гречески Дом Муз. Обиталище всех Муз, прежде всего, является символом Объединения. В классическом Мире понятие “Муз” вовсе не было чем-то отвлечённым, наоборот, в нём утверждались живые основы творчества здесь - на Земле, в нашем плотном мире. Так издавна, от самых далёких веков утверждались основы единства. Все человеческие примеры ярко говорят о том, что сила в союзе, в доброжелательстве и сотрудничестве», - пишет 1 января 1936 года Рерих в своей статье «Врата в Будущее». Во все времена Служение Музам было настоящим воспитанием вкуса, который во всем познаёт Прекрасное. Поэтому Музей - это «Обитель всех родов Прекрасного и вовсе не в смысле лишь сохранения тех или иных образцов, но в смысле жизненного и творящего применения их» [5].

Такое понимание сути музея и было положено в основу концепции будущего Музея-института семьи Рерихов в Петербурге в проекте, подготовленном в 2000 году Рериховским центром Санкт-Петербургского государственного университета и включённом в Программу подготовки празднования 300-летия Санкт-Петербурга.

Основу музейных фондов составило Мемориальное собрание С.С. Митусова (МСССМ), близкого родственника и друга семьи Рериха, сохранившего в своей семье основную часть мемориального наследия семьи Рериха в Санкт-Петербурге. Как известно, долгие годы жизни за пределами России Рерихи предпринимали попытки вернуться на родину. Удалось это лишь в 1957 году, уже после кончины Николая Константиновича и Елены Ивановны, их старшему сыну Юрию Николаевичу Рериху, выдающемуся востоковеду. Обосновавшись в Москве, заведуя сектором в Институте востоковедения, он продолжил «музейное дело» своего отца, посвятив огромную часть своих усилий организации Музея Н.К. Рериха в Ленинграде, родном городе своей семьи. Основу экспозиции должны были составить художественные произведения, вещи и документы из огромного собрания, привезённого Юрием Николаевичем в Союз, и документы, мемориальные предметы, вещи и мебель из их бывшей квартиры на Мойке, сохранённые в Ленинграде семьёй Митусовых. Подробно о МСССМ уже писалось ранее, говорится и в настоящем сборнике в работе научного сотрудника Музея-института семьи Рерихов Ю.Ю. Будниковой «От артефактов эпохи до мемориального собрания».

Ещё в 1927 году Людмила Степановна Митусова познакомилась с Зинаидой Григорьевной Лихтман (Фосдик), впоследствии директором Музея Рериха в Нью-Йорке, с того времени завязалась их переписка. «На тебя ложится обязанность по выполнению части заветов Николая Константиновича», - писал несколькими годами спустя Степан Степанович своей средней дочери из Хибиногорска, где он в это время организовывал Рабочую консерваторию [8].

«Будет по-нашему», - говорил Л.С. Митусовой в 1960 году о Музее в Ленинграде Ю.Н. Рерих, который к этому времени уже добился согласия Министерства Культуры СССР на его создание. Шла интенсивная переписка, активное участие принимали Географическое общество и Университет в лице А.В. Королёва, В.В. Струве, А.Д. Александрова, Б.А. Вальской, Ю.М. Медведева. Подключились ленинградские власти. Однако скоропостижная кончина Юрия Николаевича помешала довести до конца решение этого вопроса. Позднее заботу о сохранении фамильного наследия в Мемориальном собрании Митусовых проявлял младший сын Рерихов, известный художник, С.Н. Рерих, проживавший постоянно в Индии. Именно он помог сёстрам Митусовым получить новую квартиру в доме на углу Суворовского проспекта и 4-й Советской улицы, когда их старый дом на улице Моисеенко ставился на капитальный ремонт. Сам же вопрос о Рериховском музее отошёл в сторону. В сложившихся тогда условиях определённым достижением стала организация Музея-усадьбы Н.К. Рериха в Изваре. Именно вклад сестёр Митусовых стал основой коллекции подлинных вещей. Ключевую роль в его создании сыграли также кинорежиссёр Р.А. Григорьева, историк Л.В. Мищенко, архитектор А.Э. Экк. Некоторые документы и предметы Митусовского собрания были переданы также для музея в Барнауле, в Публичную библиотеку (в настоящее время РНБ), в Русский музей. Однако до последнего времени вопрос о Музее Н.К. Рериха и его семьи в Петербурге оставался открытым.

Упомянутый ранее проект создания Музея-института семьи Рерихов в Санкт-Петербурге, подготовленный Санкт-Петербургским государственным университетом, начал осуществляться с начала 2001 года, когда был основан Международный благотворительный фонд «Рериховское наследие», ставший учредителем Музея-института семьи Рерихов.

За период с 11 мая 2001 года по настоящее время Музей-институт семьи Рерихов прошёл непростой путь первоначального становления в качестве негосударственного учреждения культуры. За истекший период собраны и систематизированы значительные фонды, включающие в себя сохранённую в Санкт-Петербурге часть мемориального наследия Н.К. Рериха, его семьи и окружения общей численностью более 7.000 единиц хранения. Часть музейного собрания зарегистрирована в Музейном фонде РФ. Налажена экспозиционно-выставочная, научно-исследовательская, культурно-просветительская и издательская работа. Проводятся экспедиции, семинары и конференции, в том числе международного уровня. В рамках межрегионального сотрудничества Музей-институт семьи Рерихов осуществляет интенсивную программу проведения образовательно-художественных выставок в Северо-западном и Центральном регионах России. Региональный аспект работы нашёл своё отражение в создании в Вышневолоцком районе Тверской области Сезонной научной базы музея.

Создано вполне дееспособное кадровое ядро, включающее в себя специалистов и научных сотрудников различных профилей и специальностей. В июле 2003 года Музею-институту передано здание по адресу: 18-я линия, д. 1, лит. А, общей площадью около 1400 кв. м. - памятник истории культуры федерального значения начала XVIII века (бывший дом акад. М.П. Боткина). Начаты проектные и ремонтные работы.

В основу деятельности легла Концепция Музея-института семьи Рерихов в Санкт-Петербурге, которая определяется его социокультурной миссией, задачами и приоритетами, профилем и основными видами его деятельности.

Миссия

Сохранение, актуализация и обеспечение творческой преемственности наследия семьи Рерихов, его петербургских истоков и оснований в широком контексте единства российской и мировой культуры как стратегического ресурса социокультурного развития и потенциала будущего.

Задачи и приоритеты

обеспечение преемственности в выявлении, сохранении, изучении наследия семьи Рерихов, их культурного окружения, современников;

научное и художественное освоение Рериховского наследия и его популяризация;

создание условий для широкого ознакомления с жизнью и творчеством семьи Рерихов, их петербургскими истоками;

содействие восстановлению российских духовных и культурно-исторических традиций; утверждение принципов этики в научном и художественном творчестве и иной жизнедеятельности.

Виды деятельности

учётно-охранная;

экспозиционно-выставочная;

научно-исследовательская;

культурно-просветительская.

Профиль Музея

Мемориально-художественный, научно-просветительский и культурно-информационный центр.

25 октября 2004 года Межведомственный музейный совет Санкт-Петербурга рекомендовал Комитету по культуре принять предложение Фонда «Рериховское наследие» о передаче Музея-института семьи Рерихов в ведение городских властей и реорганизации его в государственное учреждение.

Эта реорганизация предусматривает для Музея-института семьи Рерихов в Санкт-Петербурге смену организационно-правовой формы (далее - ОПФ) с «некоммерческое учреждение культуры» (далее - НУК) на «государственное учреждение» (далее - ГУ). Такой выбор соответствует Федеральному закону о Музейном фонде и музеях РФ и является наиболее естественным и благоприятным в сложившихся условиях, ибо не предполагает существенной и поэтому затратной перестройки структуры музея и изменения базовой концепции. Именно такая ОПФ является наиболее оптимальной для достижения вышеперечисленных целей и, в частности, не приведёт к изменениям в целевом использовании объектов недвижимости, уже переданных в ведение Музея-института семьи Рерихов.

Главным предполагаемым результатом работы в 2005-2006 гг. является переход к стабильному развитию Музея-института семьи Рерихов как Санкт-Петербургского ГУ. К концу вышеуказанного двухлетнего периода, в частности, будет:

выполнен и согласован проект реконструкции, реставрации и приспособления музейного здания (18-ая линия В. О., д. 1, лит. А - бывш. дом акад. М.П. Боткина) под нужды музея;

полностью выполнен комплекс противоаварийных работ в указанном здании;

выполнена согласованная часть ремонтно-реставрационных работ;

окончательно решён вопрос о передаче музейного здания, ныне находящегося у музея в аренде, в безвозмездное пользование или оперативное управление;

полностью сформирован и оптимизирован штат музея;

отрегулирована организационная структура музея, его филиалов и подразделений;

проведены 2 ежегодных Международных конференции «Рериховское наследие», тематика и работа которых традиционно нацелена на развитие и становление музея;

открыты 2 постоянные мемориально-художественные экспозиции в здании музея;

осуществлён крупный международный межмузейный проект «Рериховский век», сопутствующими результатами которого станет пополнение основного и научно-вспомогательного фонда музея, корректировка его научной и экспозиционной программы, установление долговременных прямых связей с другими музеями в России и за рубежом;

произведена регистрация оставшейся части музейных фондов в Музейном фонде РФ.

Общие перспективы и параметры развития музея на более длительный срок содержатся в положениях и расчётах Программы развития Музея-института семьи Рерихов в Санкт-Петербурге на 2005-2008 гг., которая после передачи музея в ведение Комитета по культуре потребует уточнения и дополнительного согласования.

Её основные направления:

Проектные и ремонтно-реставрационные работы;

Содержание и комплектование фондов;

Научно-исследовательская деятельность;

Экспозиционно-выставочная и проектная деятельность;

Издательская деятельность;

Административно-хозяйственная деятельность.

Источники финансирования:

Бюджет Санкт-Петербурга;

Федеральная целевая программа «Культура России. 2006-2010 гг.»;

Комплексная программа сотрудничества с Международным благотворительным фондом «Рериховское наследие»;

Бюджеты иных уровней;

Доходы от платных услуг;

Средства грантодателей, спонсоров и благотворителей.

В настоящее время ведётся работа с Министерством культуры и массовых коммуникаций и депутатами Государственной Думы по привлечению средств Федеральной адресной инвестиционной программы, а также средств частных инвесторов для выполнения работ по реконструкции и приспособлению музейных помещений. Для этого требуется скорейшее решение вопроса о закреплении арендуемого здания за Музеем-институтом семьи Рерихов в Санкт-Петербурге на праве оперативного управления с согласованием права музея передавать часть используемых площадей для их использования инвесторами.

Ключевой особенностью Программы развития является предполагаемое и фактическое планомерное участие в решении её задач таких крупных научно-образовательных и художественных центров как Санкт-Петербургский государственный университет, Государственный Эрмитаж, Российская национальная библиотека, Государственный музей Востока, Государственный Русский музей, Санкт-Петербургское художественное училище имени Н.К. Рериха и др., а также рериховских музеев в России, США и Индии.

Реорганизация Музея-института семьи Рерихов в Санкт-Петербурге в государственное учреждение закрывает полувековую проблему культурной жизни Санкт-Петербурга и восстанавливает историческую справедливость, обеспечивая условия сохранения и государственной защиты особо значимого для российской и мировой культуры наследия Н.К. Рериха, его семьи и культурного окружения. Она является закономерным итогом многолетней работы специалистов различных профилей и новым этапом комплексного изучения и творческой преемственности многообразного художественного, научного, философского, правового, литературного, педагогического и общекультурного наследия семьи Рерихов как целостного явления петербургской культуры в контексте культуры России и мира.

Тем самым будут созданы начальные условия для планомерных и систематических научных исследований по всему спектру творческой деятельности семьи Рерихов и связанной с нею научной проблематики, а также для широкого ознакомления петербуржцев и гостей нашего города с жизнью и творческим наследием Н.К. Рериха и его семьи, их петербургскими истоками, культурным окружением и контекстом эпохи. Будет сформирована основа для координации и объединения усилий по сохранению и использованию в интересах города и страны Рериховского наследия как важного фактора и потенциала культурного строительства и укрепления культурного образа Санкт-Петербурга и России. Всё это послужит оптимизации и совершенствованию работы государственных органов с общественными организациями и группами т. н. «рериховской» направленности, в чём, в частности, состоит уникальность социальной функции Музея-института семьи Рерихов.

В результате ведущихся преобразований возникнут дополнительные возможности для восстановления и актуализации культурного потенциала и имиджа такого исторически важного района Санкт-Петербурга, как Васильевский остров, с его уникальными научными и образовательными и художественно-просветительскими традициями.

Источники финансового обеспечения образуют комплекс, адекватный комплексу решаемых данной реорганизацией задач, предусматривающих, в частности, использование средств из бюджетов федерального и регионального уровня, негосударственных некоммерческих организаций, а также средств частных инвесторов. Нарушение скоординированности этого комплекса крайне осложнит достижение обозначенных целей.

Важнейшей особенностью Музея-института семьи Рерихов является его центральное положение в структуре, развиваемой в настоящее время Программы сохранения Рериховского наследия в Северо-Западном регионе. Основные положения и параметры реорганизации Музея-института семьи Рерихов в Санкт-Петербурге в государственное учреждение с его передачей в ведение Комитета по культуре свидетельствуют об оптимальности соотношения между намеченными целями, предполагаемыми результатами, путями, сроками и затратами, необходимыми для их достижения.

Выводы по главе II

Современный музей позволяет себе отклонения от правил. В таком музее познавательная информация впитывается через эмоции, так легче усваивается материал и создается некий интерес у посетителя. Здесь интересно находиться, так как музей постоянно меняется, в нем всегда происходит что-то новое и интересное. В данном случае музей воспринимается не как простое хранилище ценной информации, а в качестве интересного, интерактивного пространства, в котором много доступного и познавательного материала. В такой музей всегда интересно возвращаться, здесь с легкостью можно найти для себя что-то новое, сделать свое личное открытие. Каждое посещение отличается от предыдущего, вызывает новые эмоции. В нетрадиционном музее интерес вызывает само планировочное решение. Здесь всегда несколько маршрутов, необычное расположение залов друг относительно друга. Посетитель сможет сам выбрать себе маршрут, при этом они могут меняться, переплетаться, соединяться или расходиться. Во время просмотра экспозиций и прохождения залов возможны необычные находки или интерактивные действа.

Одним из важнейших отличий традиционного музея от нетрадиционного является отношения посетителя и экспозиции (в отдельном случае - экспоната). Это «общение» в различных музеях складывается по-разному. Для традиционного музея характерна связка «субъект - объект». Главный акцент здесь делается на экспонатах, которые зачастую представлены за стеклом или дистанцированно от посетителя. Зрителю предоставляется возможность лишь любоваться предметом экспозиции и ни в коем случае не вступать с ним в контакт. Для некоторых видов экспозиций это приемлемо и даже является необходимостью демонстрации (например, произведения искусства или редкие исторические экспонаты), но иногда посетителю необходимо контактировать с экспонатом, а традиционный музей зачастую этого предложить не может. В таком случае не происходит между посетителем и экспонатом диалога, нет «общения», есть только осмотр экспоната и познание его только через визуальный контакт. Но у предметов экспозиции зачастую есть фактура, что познается только тактильными ощущениями, или же запах, который не проникает через стеклянную оболочку. Самое главное, что не всегда может передать традиционный музей - это атмосфера. Каждый предмет экспозиции может быть представлен в определенной атмосфере, что выгодно подчеркнет его значение и дополнит информацию о нем. А атмосфера создается при задействовании максимального количества ощущений посетителя. Некоторые из этих задач может решить современный музей, где реализуется принцип «субъект - субъект». В таком музее акцент делается не только на предмете, но и на человеке. Здесь важно, как именно будет демонстрироваться экспонат, каким образом посетитель будет получать информацию об экспозиции, как будет происходить «общение». При проектировании экспозиции уделяется большое внимание необычным способам подачи информации, при этом задействуется большое количество каналов передачи материала посетителю. Для построения более точной экспозиции изучается сам посетитель. В музейном мире это называется «коммуникационный подход». Зная потребности человека, его основные способы восприятия и реакции на те или иные действия, проще устанавливать контакт «зритель - экспонат».