Социальные и организационные проблемы военных реформ 20-30-х годов ХХ века

Попытка советского военно-политического руководства за считанные месяцы и годы компенсировать огромный урон, нанесенный массовыми репрессиями, не привела к заметным результатам. К началу 1941 г. только по сухопутным войскам по штату продолжало не хватать 67 тыс. командиров, а с учетом намечаемых оргмероприятий первой половины 1941 г. некомплект достигал 75 тыс. чел. основных военных специальностей. Продолжалась массовая текучесть военных кадров, что крайне отрицательно сказывалось на уровне боевой подготовки войск. За два года до начала фашистской агрессии были назначены на должности все 100% новых командующих военными округами, 90% командующих армиями, свыше 60% командиров корпусов и дивизий, 91% командиров полков. На новых должностях многие из них пробыли всего по нескольку месяцев и при отсутствии достаточного опыта совершенно не могли сколотить боевые коллективы, наладить планомерную боевую подготовку, поднять на должный уровень выучку войск. Так, только за три с половиной месяца до нападения Германии приняли свои должности 4 командующих армиями, 42 командира корпусов, 117 командиров дивизий.

Против постоянной перестановки и текучести офицерских кадров выступали почти все командующие войсками округов. Член Военного Совета Одесского военного округа А.Ф. Колобяков на декабрьском (1940 г.) совещании руководящего состава РККА говорил, что только в течение года в округе проведено 10000 перемещений командиров. Командующий войсками Забайкальского округа В.С.Конев на том же совещании подчеркивал: «Нужно прекратить переставлять кадры. У нас кадры не подбираются для выдвижения, а переставляются... Мы нарушаем стабильность прохождения службы комсостава. В результате - средний комсостав, даже комбаты, командуют 3-4 месяца... Указания народного комиссара сделать роту, взвод, батальон всесильными нужно закрепить организационно... Ротный командир должен командовать ротой минимум 3 года».

Недостаток численности комсостава, призыв неподготовленных запасников, высокая текучесть военных кадров, сокращение сроков обучения усугублялись снижением их профессиональной подготовки, особенно по уровню военного образования. Если к 1937 г. среди командиров с высшим образованием имелось 16,4%, со средним - 61,9%, с ускоренным - 17,2%, без образования - 4%, то к январю 1941 г. по первым трем показателям произошло снижение в 1,5-2 раза, а лиц без образования возросло более чем в три раза; число командиров с боевым опытом уменьшилось в два раза. Самым безграмотным в военном отношении оказался политический и хозяйственно-административный состав (в 1938 г. политработников без военного образования значилось - 40%, а в мае 1941 г. - уже 82%).

Важнейшей задачей военной реформы являлось резкое повышение боеспособности Вооруженных Сил, быстрейшее искоренение тех недостатков, которые выявились в ходе советско-финской войны. К.Е. Ворошилов, прославившийся многочисленными докладами и выступлениями о «непобедимости» Красной Армии и полном благополучии в ее рядах, был сменен С.К. Тимошенко, которому выпала тяжелейшая задача в короткие сроки добиться коренного перелома в боевой подготовке войск, резком укреплении дисциплины, совершенствовании военно-теоретической мысли, улучшении оперативно-тактической выучки молодого комсостава, не имевшего практического опыта в руководстве частями и соединениями, решения ими целевых военно-служебных задач, которые позволяли повышать профессионализм, воинское мастерство, освоить все то, что необходимо в условиях реальной боевой обстановки. Новое руководство Наркомата Обороны предприняло большие усилия по изменению всей системы боевого обучения войск.

Вместо укоренившихся трафаретных приказов НКО на предстоящий учебный год, в том числе сложившихся теплично-казарменных условий обучения солдат, был взят курс на подготовку войск в суровой полевой обстановке, независимо от сезона, времени суток, состояния погоды. Устанавливалась сокращенная до полугодия периодичность отдачи приказов на боевую подготовку, в которых конкретно указывались учебные цели и способы их достижения. В конце периода следовали проверки и подведение итогов боевой учебы лично Наркомом и его заместителями в том или ином регионе дислокации войск. В течение года, предшествовавшего нападению Германии, удалось воплотить в жизнь два приказа НКО по боевой подготовке (№ 120 от 16 мая 1940 г. на летний период и № 30 от 21 января 1941 г. на зимний период).

В чем была полезная новизна этих документов, которые встряхнули армию и привели в движение все ее звенья?

Прежде всего, главные усилия были нацелены на решительное повышение искусства взаимодействия всех родов войск, восстановление ведущей роли пехоты, способной умело вести ближний бой, превращение штабов в главный и слаженный инструмент управления войсками; требовалось сформировать и отладить деятельность тыла, сконцентрировать максимум внимания на совершенствовании мастерства командного состава, приучить войска к суровым условиям современного боя и операции, выработать у них готовность к упорному преодолению всех трудностей войны. В основу повышения боевой готовности войск имелось ввиду положить в первую очередь воинское воспитание, личный пример командира, всемерное укрепление единоначалия. К сожалению, известный тезис: «Учить войска только тому, что нужно на войне и только так, как делается на войне» был выдвинут с опозданием, т.к. до войны оставались считанные месяцы, а исправлять нужно было очень многое.

В процессе реализации выдвинутых задач слабым было базовое их обеспечение: отсутствовали в войсках важные нормативные документы (Боевой и Полевой уставы), разработка которых в окончательном виде так и не завершилась к началу войны. Обучение одиночного бойца и тактических подразделений продолжалось по старым уставам середины 30-х гг. Опыт советско-финской войны, боев в районе р. Халхин-Гол, операций второй мировой войны в полной мере не был обобщен и не получил широкого распространения в войсках. Материалы декабрьского (1940 г.) расширенного заседания высшего комсостава, где обсуждались проблемы организации и ведения оперативно-стратегических операций, не были опубликованы даже в закрытой печати и, следовательно, не стали достоянием широкого круга комсостава и даже в преподавательской среде военных академий, где они могли быть неоценимым учебно-познавательным материалом. Подобная закрытость военно-исторических и исследовательско-теоретических работ не могла быть полезна делу обучения войск.

За короткие сроки после окончания советско-финской войны успехи в огневой подготовке войск были весьма скромными. По данным Генерального Штаба на осенней инспекторской проверке 1940 г. только отдельные части и соединения получили положительную оценку. В Западном особом военном округе из 54 проверенных частей положительную оценку получили только 3, в Ленинградском военном округе из 30 проверенных частей - только 5, в Приволжском и Уральском округах из 33 частей огневые задачи успешно были решены лишь в 9. «Большинство начальствующего состава, - констатировало руководство Генштаба, - не является примером для бойца в умении владеть оружием. В огневой подготовке бойцов и подразделений допускаются различные послабления и облегчения». Невысокие показатели были в зенитной артиллерии, ВВС и других родах войск.

Особенностью развертывания армии в результате обострения международной обстановки являлась неготовность многих военно-организационных мероприятий.

В составе германского вермахта накануне нападения на СССР самыми молодыми солдатами были призывники 1940 г., а рекруты 1941 г. первоначально поступали в резерв. В Красной же Армии призванные из народного хозяйства весной 1941 г. сразу направлялись в строй. Среди войск приграничных военных округов солдаты первого года службы составляли примерно 2/3 общей численности. Многие из призывников до начала войны не успели даже принять военную присягу.

Многократное увеличение численности армии в 1938-1941 гг. выявило неготовность руководства наркомата обороны к материальному и организационному обустройству новых контингентов, к организации их обучения, а также надлежащему снабжению обмундированием, созданию квартирно-казарменного фонда, обеспечения санитарно-гигиеническим оборудованием, культурно-просветительным и спортивным обслуживанием, складскими помещениями, ремонтной базой.

Если подготовка вермахта в Германии отличалась максимальным наличием полигонов, сложных тренажеров и других устройств, обеспечивавших высокую выучку как кадровых воинов, так и запасников, то в Красной же Армии оснащенность учебными приборами и тренажерами во многих частях не превышала 15%. Командующий 6-й армией И.Н. Музыченко отмечал: «Практика снабжения пособиями в централизованном порядке себя не оправдала, части ничего не получают». Начальник главного автобронетанкового управления РККА Я.Н.Федоренко о танковых учениях говорил: «Пустишь танк в разведку, он пройдет вокруг леса, болота, экипаж выйдет и не знает, где юг, где север. У экипажей совершенно нет карт». Многие механики-водители имели всего 1,5-2-часовую практику вождения танков. Малые налеты, особенно на новых типах машин, имели многие экипажи в ВВС. В авиации из-за недостатка казарменного фонда большинство летчиков жило с семьями на частных квартирах в большом удалении от аэродромов. Войска в ходе занятий испытывали недостаток даже в бумаге: ротные расписания приходилось писать или на газетах, или на обратной стороне бумажных мишеней. Значительный ущерб боевой и оперативной подготовке приносил систематический отрыв большой части личного состава на хозработы, сопровождение и охрану грузов, караульную службу, вспомогательные и строительные работы и др.

Эффективность боевой учебы во многом зависела от материально-технического обеспечения войск. Однако вследствие общего низкого уровня благосостояния народа и непроизводительных затрат во многих отраслях народного хозяйства социальные условия воинской службы призывников в конце 30-х гг., как и прежде, намного отставали от уровня большинства европейских армий. В системе военного строительства при распределении материальных и финансовых средств по-прежнему стояли на первом месте вопросы вооружения и техники («боевого элемента» армии), расходы же на содержание бойца, на его социально-бытовые нужды составляли незначительный процент и неизменно подвергались сокращению.

Если затраты на первую военную реформу 1923-1926 гг. исчислялись в 1660 млн. руб., то реформа 19371941 гг. потребовала ассигнований в первой фазе - 62,4 млрд. руб., а во второй фазе (незавершенной) - 92,3 млрд. руб. В целом же расходы на эту реформу составили 154,7 млрд. руб. Разница в затратах колоссальная, но на социальные нужды в ходе последней реформы было выделено средств (по удельному весу к общему военному бюджету) на 10% меньше, чем в 20-е гг.

К началу 40-х гг. Красная Армия располагала казарменным и жилым фондом около 13,5 млн. кв. м (это было в 3 раза больше того, чем она располагала в середине 20-х гг.). Но при этом для размещения личного состава войск в казармах весной 1941 г. фактически остались старые дореволюционные нормы жилой площади на человека (до 1,5 кв. м).

Расходы на содержание армии в социально-бытовом отношении оставались на минимальном уровне. На одного военнослужащего в месяц по нормам 1939-1940 гг. отпускалось: на текущие хозяйственные расходы - 3 руб. 16 коп., банно-прачечные расходы - 4 руб. 88 коп., почтово-телеграфные - 23 коп., расходы на боевую подготовку были уменьшены на 50%. Снабжение военнослужащих продовольствием в 1939 г. было диференцировано по 14 пайкам. При этом калорийность основного пайка по отношению к 1925 г. увеличилась всего на 200 калорий. В запущенном состоянии находилась медико-санитарная служба.

Денежное содержание военнослужащих РККА, особенно рядового и младшего командного состава, резко отличалось от иностранных армий. Размеры окладов определялись в зависимости от должностей и родов войск. Более высокие оклады предусматривались в технических родах войск, самые низкие - в пехоте и кавалерии. Были введены и дополнительные выплаты: лагерные, за прыжки с парашютом, водолазные работы, суточные и квартирные деньги, территориальные надбавки и др. Но за участие в боевых действиях какие-либо выплаты не предусматривались. Такое равнодушие к бойцам, самоотверженно переносившим тяготы походной полевой жизни, неделями, а иногда и месяцами не выходившим из боя (Хасан, Халхин-Гол, финская война), подвергая жизнь смертельной опасности, было просто аморальным^*.

Хроническое пренебрежение к социальной инфраструктуре армии, недооценка и запаздывание в рассмотрении и подготовке военно-социальной стороны жизни войск в условиях общей политической обстановки в стране, массового разгула репрессий, террора, страха, всеобщей подозрительности не могли не сказаться на уровне воинской дисциплины и боеспособности армии.

Начальник Политического управления РККА П.А.Смирнов в 1937 г. на совещании политработников был вынужден признать, настолько велико в войсках количество происшествий, самоубийств, увечий людей, аварий и других грубейших нарушений дисциплины, что подрывает саму основу военной мощи. Только за четыре месяца 1937 г. в войсках было совершено 400 тыс. дисциплинарных проступков. По сравнению с первым кварталом 1937 г. во втором квартале число самоубийств и покушений на самоубийство в Ленинградском военном округе возросло почти на 27%, в Белорусском округе - на 40%, в Киевском - на 50%, в Харьковском на 150%, на Черноморском флоте - на 133%, на Тихоокеанском флоте - на 200%.

Росла аварийность в авиации и технических войсках. По данным О.Ф. Сувенирова, только за два с половиной месяца 1938 г. в ВВС произошли 41 катастрофа и 55 аварий, в которых погибло и было ранено 95 чел. Всего в ходе плановой боевой учебы в 1938 г. в РККА в результате чрезвычайных происшествий погибло и пострадало свыше 4 тыс. бойцов и командиров. В декабре 1938 г. нарком обороны был вынужден издать специальный приказ «О борьбе с пьянством в РККА».

После советско-финской войны вопросы наведения жесткой воинской дисциплины приобрели особую остроту. В июне 1940 г. был издан приказ наркома обороны «О ликвидациях безобразий и установлении сурового режима на гауптвахтах», в июле принимается Указ Президиума Верховного совета «Об уголовной ответственности за самовольные отлучки и дезертирство». За эти проступки солдаты и старшины по решению Военного трибунала осуждались к заключению от 3 месяцев до 2 лет с отбыванием наказания в только что созданных дисциплинарных батальонах. Самовольная отлучка свыше суток считалась дезертирством и каралась лишением свободы на 5-10 лет, а в военное время - расстрелом.

В октябре 1940 г. вместо устаревших вводятся новые Дисциплинарный устав и Устав внутренней службы, в которых предусматривалась иная, более свойственная армейской среде система взаимоотношений между начальником и подчиненным, старшим и младшим. Был принят текст новой воинской Присяги. Вводились такие ритуалы, как приветствия в строю и вне строя, больше внимания уделялось внешнему виду военнослужащих и ношению военной формы, упразднялась практика публичного разбора персональных дел командиров, устанавливалась подача жалоб по команде. Были учреждены генеральские и адмиральские звания, а также сержантские звания для младшего командного состава. Ответственность за политико-воспитательную работу с личным составом возлагалась на помощника командира по политической части (вместо упраздненных комиссаров).

Совершенствование военного законодательства, военно-организационных форм, повышение требований к нормам воинской службы было важной составной частью реформ, направленных на укрепление дисциплины и боеспособности войск, искоренение злостных нарушений норм армейской жизни. Однако социальная армейская действительность на деле оказалась значительно сложнее, чтобы можно было ее изменить и улучшить без определенного морально-духовного климата. В среде командного состава доминирующее место занимали молодые кадры со стажем 1-2 годичного командования или только что призванных из запаса. Они не обладали ни опытом воспитательного воздействия на подчиненных, ни служебным авторитетом, склонялись в дисциплинарной практике, к силовым административным и огульным мерам, подчас к самоуправству.

После принятия нового Дисциплинарного устава произошел резкий скачок в применении рукоприкладства, причем в извращении дисциплинарной практики участвовали и политработники^*. На декабрьском совещании 1940 г. генерал армии К.А.Мерецков приводил факт, когда замполит одной из частей «стал разъяснять, что теперь можно бить красноармейца чем попало, даже указывал - ломом, топором и т.д.». Корпусный комиссар Н.Н. Вашугин докладывал, что в одной из дивизий командир так поучал своих подчиненных старшин: «Применяй силу оружия, иначе сам будешь отвечать». Младшим командирам внушалось: «Видишь, что койка не заправлена, вызови этого красноармейца и дай в зубы». Случаи мордобоя, рукоприкладства приобретали все больший размах, нередко становясь причинами дезертирства, самовольных отлучек, самоубийств, увечий и ранений военнослужащих, аварий, катастроф и др. (табл. 7).

Некоторые показатели чрезвычайных происшествий в войсках Киевского особого военного округа накануне Великой Отечественной войныЕсли в целом по 20 военным округам и флотам в 1939 г. было осуждено за различные виды воинских преступлений 8,6 тыс. военнослужащих, то в 1940 г. число осужденных к различным срокам пребывания в дисциплинарных батальонах превысило 39 тыс. чел.⁶⁶ На совещании командного и политического состава в мае