Одна из наиболее важных привилегий церкви заключалась в праве на собственную юрисдикцию, на свой собственный суд. Лица, принадлежащие к церкви, будь то монахи или крестьяне, работавшие на монастырской земле, должны были судиться в церковных судах (за некоторыми исключениями) не только по гражданским спорам, но и за уголовные преступления.

Начало особой церковной юрисдикции было положено еще в римскую эпоху. Стоя вне закона, христианские общины должны были сами разрешать споры, возникавшие в их среде, не прибегая ни к закону ненавистных язычников, ни к их презираемым судьям. Эта практика была подтверждена затем в «Послании», приписываемом апостолу Павлу: оно запрещает передавать судебные споры на разрешение «неверных».

На основе весьма неопределенного положения о том, Что все преступления, связанные с грехом, подлежат суду церкви, последняя присвоила себе подсудность по таким преступлениям, как ересь, вероотступничество, - колдовство, святотатство (кража церковного имущества, а также насилие над священником), нарушение супружеской верности, кровосмешение, двоеженство, лжесвидетельство, клевета, подделка документов, ложная присяга, ростовщичество.

Поскольку договоры весьма часто скреплялись религиозными клятвами, церковь объявила своей компетенцией область обязательственных отношений, настаивая на том, что всякое обязательство, даже если оно противоречит праву, должно исполняться для спасения души обязавшегося.

В области брачно-семейных отношений христианская церковь присвоила себе право контролировать распределение имущества между законными наследниками и исполнение завещаний. Из всего этого церковь научилась извлекать немалые выгоды. Она приняла на себя полицейские функции и внимательно следила за тем, как живет ее паства. Всякому, кто решался на критику церкви или ее служителей, даже самую малую, грозило отлучение от церкви.

Если отлученный не раскаивался, за ним посылала «святая инквизиция», особый суд, созданный для расправы с «еретиками» - вероотступниками и инакомыслящими. В 1232 г. римский папа распорядился, чтобы всеми делами о ереси занимался орден монахов-доминиканцев. В 1252 г. инквизиции было разрешено применение пытки. Независимая от всех местных властей, не признающая иного закона, кроме своего собственного, инквизиция становится грозной силой.

С появлением в том или ином городе инквизитора жителям предписывалось явиться и сообщить о лицах, которых они подозревают в вероотступничестве. Каждый, кто уклонялся от доноса, объявлялся отлученным от церкви. Инквизиция могла возбуждать преследование и по слухам.

В инквизиционном процессе одно и то же лицо вело предварительное расследование и выносило приговор. Таким образом, вместо проверки доказательств и их оценки суд только подтверждал уже сложившееся мнение.

Отвечая только за мягкость, но не за жестокость, следователь не жалел сил для того, чтобы добиться признания обвиняемого. Чем каверзнее вопрос, чем скорее он мог запутать допрашиваемого, тем считалось лучше.

Судоговорение было, как правило, тайным, сопровождалось мрачным, наводящим ужас ритуалом.

Если не удавалось добиться быстрого признания, следствие кончалось и прибегали к пытке. Инквизитор не был связан ни способом ее, ни временем. Он начинал пытку на любой стадии процесса и оканчивал ее, когда находил нужным, или когда добивался признания, или когда его жертва умирала, не вынеся мучений. При этом в протоколе пытки непременно указывалось, что в случае, если у пытаемого «сломается какой-либо орган» или он умрет, то будет виноват сам.

Понимали ли инквизиторы, что пыткой можно добиться ложного вынужденного признания? Без сомнения. Но им было нужно создать обстановку всеобщего ужаса, позволяющего властвовать неограниченно. Один из самых жестоких гонителей духа Конрад Марбурский (XIII в.) считал, что лучше убить 60 невиновных, чем дать ускользнуть одному виновному. Этот инквизитор послал на смерть сотни людей по простому подозрению. Пытка развращала и самих судей: жестокость становилась привычкой.

За признанием следовало так называемое примирение с церковью, заключавшееся в отпущении грехов. Обвиняемый должен был подтвердить протокол допроса, указав непременно на то, что сделанное им признание является добровольным, а не вынужденным (после пытки).

При отказе это сделать, равно как и при изменении показаний, данных на следствии, обвиняемый признавался вновь (и на этот раз окончательно) «отпавшим» от церкви, за что уже безусловно подлежал сожжению живым.

Признание помогало избежать сожжения на костре, но обрекало на пожизненное заключение. Отрицание вины вело на костер. При этом считалось, что церковь «не проливает крови». Оправдание было редкостью, но и в этом случае человек заносился в разряд подозрительных, и жизнь его до самой смерти обставлялась тяготами. Новое подозрение - и уже ничто не могло спасти его от тюрьмы или мучительной смерти. [13; 154]

Среди политических процессов, принявших религиозную оболочку, особенно выделяется суд над Жанной д'Арк, девушкой из народа, героиней Столетней войны между. Францией и Англией (XV в.), сожженной на костре по решению продажного французского духовенства.

Выводы