Междоусобица на Руси 1015-1019 гг.

Между тем Ярослав, явившись в Новгород без войска, хотел бежать за море; но граждане вместе с посадником Константином, сыном Добрыни, рассекли княжеские лодки, приготовленные для бегства, и объявили: "Хотим еще биться с Болеславом и Святополком" Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. - М., 1950. - С. 178.. Такая решительность понятна: им нечего было теперь ожидать хорошего от Святополка, а защищаться от него без князя было также невыгодно. Они начали сбирать деньги - с простого человека по 4 куны, со старост - по 10 гривен, с бояр - по 18 гривен, привели варягов, дали им эти деньги, и таким образом у Ярослава набралось много войска, и он двинулся против Святополка; тот был разбит, бежал к печенегам и привел огромные толпы их против Ярослава в 1019 году. Ярослав вышел навстречу и сошелся на реке Альте, где был убит Борис. Место благоприятствовало Ярославу по воспоминанию о преступлении Святополка; летописец говорит, что Ярослав молил бога об отмщении новому Каину. Он же говорит, что сеча была злая, какой еще не бывало на Руси, секлись, схватываясь, руками, трижды сходились биться, по удольям текла кровь ручьями; к вечеру одолел Ярослав, а Святополк бежал в пограничный польский город Брест, где, вероятно, умер от ран, полученных в битве; по скандинавским преданиям, он пал от руки варяга Эймунда, служившего в войске Ярослава, а по русским, - погиб злою смертию в пустыне между Польшею и Богемиею. Ярослав сел в Киеве, утер пот с дружиною, по выражению летописца, показав победу и труд великий.

Автор "Повести временных лет", на первый взгляд, довольно подробно описывает обстоятельства гибели князя-неудачника:

"К вечеру же одолел Ярослав, а Святополк бежал. И когда бежал он, напал на него бес, и расслабли все члены его, и не мог он сидеть на коне, и несли его на носилках. И бежавшие с ним принесли его к Берестью. Он же говорил: "Бегите со мной, гонятся за нами". Отроки же его посылали посмотреть: "Гонится ли кто за нами?". И не было никого, кто бы гнался за ними, и дальше бежали с ним. Он же лежал немощен и, привставая, говорил: "Вот уже гонятся, за мной, бегите". Не мог он вытерпеть на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый Божиим гневом, и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией, и там бедственно окончил жизнь свою. "Праведный суд постиг его, неправедного, и после смерти принял он муки окаянного: показало явно... посланная на него Богом пагубная кара безжалостно предала его смерти", и по отшествии от сего света, связанный, вечно терпит муки. Есть могила его в том пустынном месте и до сего дня. Исходит же из нее смрад ужасен" ПВЛ. - С.76..

Полное ощущение, что эти строки написаны очевидцем, бежавшим вместе с проклятым князем. Картина столь яркая, что не остается сомнения в ее подлинности. Как очевидно и отношение летописца к умирающему Святополку. Так и воспринимает этот текст подавляющее большинство историков. Например, Н.М. Карамзин, описывая бегство и смерть Святополка, ограничился пересказом летописного сообщения, дополнив его лишь замечанием о том, что

"Имя окаянного осталось в летописях неразлучно с именем сего несчастного князя: ибо злодейство есть несчастье". Карамзин Н.М. Великий князь Святополк. 1015-1019 // Карамзин Н.М. История государства Российского. - В 12 т. - М., 1991. - Т. II. - Гл.1. - С.9 Автору "Истории государства Российского" удалось подметить то, что от нас уже ускользает. Слово "окаянный" он понимает не только как "проклятый", но и как "жалкий, несчастный". Действительно, в древнерусском языке оно имело и такое значение. В современных же исследованиях акцент обычно переносится на "досужие измышления монаха", "фантастические подробности", которые привнес летописец в своё в общем-то точное описание: "душевные переживания Святополка, какая-то мифическая пустыня между Чехией и Польшей". При ближайшем рассмотрении рассказ о бегстве Святополка и его смерти оказывается "инсценировкой" библейской установки, как "должно быть" с братоубийцей. Итак, судьба основных действующих лиц смуты 1015-1019 годов в источниках не всегда ясна, а в ряде случаев искажена субъективным настроением эпохи, в которой писался источник.

Заключение