Образ сестры милосердия времен Крымской войны

4 апреля

Сегодня одна из сестер говорила о том, что Пирогов, по слухам, собирается уезжать из Севастополя. Это известие поразило и удивило нас, ведь мы привыкли считать его неотъемлемой частью того коллектива, который сложился во время работы в Севастополе. Но сам Пирогов утром по приходе в госпиталь, как всегда в веселом расположении духа, развеял наши сомнения, заявив, что если и уедет, то только летом и на небольшой срок. Это приободрило нас.

Офицера, о котором я не единожды упоминала, перевели в наш госпиталь. Сам Пирогов, обследовав его, сказал, что подобное выздоровление - настоящее чудо. Так как его ранение могло дать серьезные осложнения, мы решили положить офицера в дальнюю палату, где лежало меньше людей. В эту ночь я была единственной дежурной сестрой, так как многие сестры слегли от тифа и оставшиеся вынуждены были работать весь день почти без отдыха. Тяжелораненых было много, поэтому я не сразу вспомнила о дальней палате, куда не заходила с вечера. Взяв свечу, я поспешила по темному коридору в другую часть здания. Смутная тревога, охватившая меня при мысли о тяжелораненом офицере, заставляла поторопиться. Очутившись на пороге темной комнаты, я услышала слабые стоны. Тот самый офицер метался в бреду: от него исходил жар, повязка на голове сбилась и окрасилась красным. Склонившись над ним со свечой, я поразилась болезненному блеску черных глаз, которые всегда были так ясны и спокойны; они резко выделялись на его бледном лице. Я почувствовала себя ужасно виноватой перед ним, ведь, если бы не моя забывчивость, то приступ горячки можно было бы предотвратить. Поэтому я разбудила другую сестру и, упросив её подежурить оставшуюся часть ночи, оставалась подле него до того, как офицер очнулся после беспамятства. Состояние его было скверным: жар долго не удавалось сбить, рана кровоточила, поэтому повязку постоянно приходилось смачивать холодной водой. К середине этой утомительной ночи офицеру стало совсем худо: он выкрикивал бессвязные фразы, кого-то звал, просил о помощи, несколько раз порывался встать, и мне приходилось его успокаивать. Чаще всего он кричал: «Пустите! Я должен дойти!». Слава Богу, к утру ему полегчало: дыхание выровнялось, жар понемногу спадал. Я была так вымотана этой ночью, что, сама того не заметив, уснула прямо на стуле возле кровати. Проснувшись от яркого света, бьющего мне в лицо, я оглядела комнату. Все спокойно спали, даже офицер, который неловко подвернул руку так, что она свисала с кровати и соприкасалась с моей. Я тотчас отдернула руку, но чувства мои были неясны мне самой. По наставлениям матушки я должна была стыдиться этого, однако, сейчас произошедшее не кажется мне недостойным. Вероятней всего, офицер просто неудачно перевернулся во сне. Но тогда я, быстрым шагом выйдя из комнаты, отправилась спать, стараясь позабыть эту неловкость.

9 апреля

Два дня назад со мной произошло удивительное событие! Сам день начинался хорошо: к нам вернулась Бакунина и ещё несколько сестер, которые были больны. Пока им не давалось долгой работы, так как они были ещё слабы, но делали сестры свою пусть и небольшую работу с воодушевлением. Я вышла набрать воды и остановилась на пороге, наслаждаясь теплым весенним солнцем. Вдруг, меня едва не сбил с ног молодой статный человек. Я оглянулась, и поняла, что это был мой родной брат, с которым мы не виделись более месяца.

Эта встреча была для меня радостной и неожиданной. Я стала расспрашивать его о том, как он здесь оказался. Коленька с улыбкой отвечал, что его недавно перевели сюда из-за нехватки опытных военных. С одной стороны, я была рада тому, что он будет находиться рядом и навещать меня хотя бы изредка. Но, несмотря на это, у нас шли самые ожесточенные бои, и его легко могли ранить или, не приведи Господь, убить. Его присутствие здесь может стать еще одним поводом для моего беспокойства. Заметив мой испуганный взгляд, Коленька заверил меня, что все будет хорошо, что он постарается беречь меня и извещать о себе как можно чаще. На мой вопрос же о том, по каким делам он в госпитале, Коля ответил, что пришел навестить раненого товарища Алексея Прилевского и передать ему вещи. Я решилась проводить его, и выяснила, где он находится. Каково же было мое удивление, когда, войдя в ту самую дальнюю комнату, мой брат направился прямиком к постели уже знакомого мне офицера! Они явно были рады встрече и тут же начали оживленно беседовать, и, чтобы не мешать им, я вышла.

В тот вечер Коля навестил меня и после дежурства, и мы замечательно провели время в воспоминаниях о нашей прежней жизни. Он рассказал мне о событиях, происходящих с ним в последнее время, а я, в свою очередь, о своей работе в общине и о том, что тревожило меня все эти дни. Как и в прежние времена, брат поддержал меня, после разговора с ним у меня словно появились новые силы. Говорили мы и о его товарище Алексее. Коля рассказал мне о том, как он получил ранение, и что он по праву может считаться героем. В один из жилых домов попала бомба, даже непонятно чья: вражеская или наша. Алексей в то время находился рядом и попытался потушить разгоревшийся пожар и спасти запертых в доме женщину с тремя маленькими детьми. Он сумел забраться на балкон второго этажа и оттуда передавал стоящим внизу товарищам испуганных детей. Однако, едва сама женщина сумела выбраться на балкон, тот начал рушиться. В тот самый момент, когда Алексей помогал ей спуститься, осколок лопнувшего от жара стекла попал ему в голову, и, потеряв равновесие, он, покачнувшись, упал через перила на мостовую. Его товарищи, среди которых был и мой брат, бросились к нему, однако Алексей был в бреду, отталкивал их, выкрикивая: «Пустите! Я должен дойти!».

Я спросила у брата, жива ли та женщина. Он ответил, что она и дети живы и почти не пострадали, о чем он сегодня сообщил Алексею и передавал её искреннюю благодарность. Также Коля сказал, что его друг просил узнать, что за сестра провела подле него всю ночь, когда у него была горячка, а, узнав, что это я, обрадовался, так как брат мог передать мне его благодарность.

Было уже поздно, и Коле было пора уходить, я вышла с ним на крыльцо. Тяжело было провожать его и следить глазами, как он идет по Екатеринославской улице на четвертый бастион, и видеть, как в этом направлении на черном небе появляются маленькие беленькие вспышки, и знать, что это лопаются бомбы.

14 апреля

Сегодня проходила проверка раненых, так как нужны были места перед большим сражением, и всех, кто уже выздоравливал, выписывали. Среди них был и Алексей.

В середине дня я вышла в сад с каким-то поручением и услышала, как меня окликнули по имени. Я обернулась: быстрым шагом ко мне приближался Алексей.

-Здравствуйте, Александра Дмитриевна.

-Здравствуйте, - отвечала я с некоторым удивлением, - брат уже передал мне Вашу благодарность,

-Я хотел бы выразить ее лично. Я не встречал в своей жизни девушки более заботливой, чем Вы.

-Это всего лишь мой долг, - отвечала я со смущением. Но в глубине души мне все равно приятно было слышать это от Алексея.

-Если Вы позволите... Я хотел бы... - начал говорить он, почти не глядя на меня.

Я собралась что-то ответить ему, но вдруг он решительно посмотрел мне в глаза:

-Я хотел бы оставить Вам на память одну вещь. Она дорога мне, но именно Вы, как мне кажется, тот человек, которому она должна принадлежать. Это медальон, подаренный еще моему деду, с нашим именным вензелем. Надеюсь, этот предмет будет напоминать Вам обо мне. И, если все же нам удастся встретиться, он будет знаком того, что наше знакомство не случайно.

-Я не готова... - начала я. Но, видя глубокую грусть в его глазах, замолчала. Мы простояли, не отводя глаз, еще несколько секунд, которые показались мне вечностью. Медальон скользнул мне в ладонь. Он оказался неожиданно теплым, и я, не задумываясь, сжала его в руке.

-Прощайте! - вдруг бросил он и пошел по направлению к городу. Я стояла и смотрела ему вслед, пока его силуэт совсем не пропал из виду.

Размещено на Allbest.ru