Анализ особенностей подготовки и проведения Петром I в 1722 г. "Персидского похода" и реакции Османской империи на действия России в Закавказье

Казачий налёт являлся лишь поводом для дипломатического демарша: в Москве факт грабежа сразу признали, и не случайно на переговорах с Нишли Мехмедом-агой эта тема не дискутировалась. Проблема была в другом: турецкий посланник заявил, что русские уже получили «сатисфакцию» за погром в Шемахе, а теперь лезгины находятся «в подданстве высокой Порты», а потому Пётр I должен «от них руку отнять». Ему возражали: о походе Стамбул предупреждали заранее - через Неплюева и прежнего турецкого посланника Мустафу-агу; к собственно турецким владениям и народам, «которые в подданстве турском», русские войска не приближались - об этом сочиняют «фалшивые реляции» крымские татары, которые сами рады совершать набеги на соседей. Судя по российской версии переговоров, итогом этой встречи капыджи-баши был «доволен».

Следующая «конференция» состоялась 8 (19) февраля. Инициативу взяла в свои руки русская сторона (в числе переговорщиков находились опытные дипломаты кн. Г.Ф. Долгоруков и П.А. Толстой); посланнику предъявили претензии по поводу действий кубанского сераскира (командующего) Бахты-Гирея, который летом 1717 г. совершил поход на пограничные русские земли во главе кубанской орды, турецких, черкесских, азовских отрядов и казаков-некрасовцев. Татары разорили окрестности Царицына Пензы, Симбирска, Саратова, Инсара, Петровска и Ломова и угнали в плен больше двадцати тысяч человек. В следующем году тот же Бахты-Гирей с 10-тысячным войском безуспешно осаждал донскую столицу - Черкасск. Нишли Мехмед-ага от неприятной беседы уклонился («о сём упоминать не надобно») и сослался на отсутствие указа. Возражать было трудно - кубанский «дели-султан» (бешеный, шальной султан) Бахты-Гирей и без того был головной болью Стамбула и Бахчисарая, поскольку действовал самовольно и не подчинялся хану. В итоге стороны признали, что в приграничных ссорах и казакам и татарам «во всём верить не надобно».

Далее российские представители вновь изложили свои аргументы: в подвластные Порте земли русские «никогда не хаживали»; войск в походе было «гораздо малое число», а его причины турецкому правительству разъяснили заранее. «Бунтовщики», против которых поход и был предпринят, являются не турецкими, а персидскими подданными. Нишли попытался возразить в том смысле, что горцы-«лязги» жили «сами собою» и теперь находятся у султана «в протекции по единоверию» - но тут же получил встречный вопрос: а как воспримет Стамбул, если русские начнут принимать в подданство закавказских единоверцев по тому же принципу?

Затем посланник повелел своему сыну выйти из комнаты и объявил российской стороне, что пославший его великий везир (Нишли Мехмед-ага назвал себя «креатурой везирской» и не упускал случая подчеркнуть значение своего покровителя) просил напомнить о заключении союза («алианса») между двумя державами, «через которой другим областям мог быть страх». Однако полномочий и формального «указа» «трактовать» на эту тему посланник не имел - он попросил, чтобы с российской стороны о том «предложено будет», и заверил: «То Порте приятно будет и в тот алианс вступит». На том второй раунд переговоров был завершён.

Третья встреча с посланником состоялась 12 (23) февраля. Российские уполномоченные начали её с ответа на султанскую грамоту и высказанные с турецкой стороны претензии. Они заявили, что Иван Хромой арестован, и по делу о грабеже купцов «розыск чинится».

Но в главном вопросе уступок не последовало: посланнику заявили, что от дагестанцев на побережье Каспийского моря царю «руку отнять не возможно»; те же «лезги», что живут «за горами» его не интересуют. Дагестанские владельцы (тарковский шамхал, кайтагский уцмий и «бунтовщик» - утамишский султан) издавна находятся «под владением его императорского величества», а крымский хан посылал к шамхалу Алди Гирею письмо с предложением помощи против русских и «неприличными экспрессиями» в адрес России.

Надо иметь в виду, что до конца XVIII века Дагестан оставался раздробленным на мелкие государственные образования: Тарковское шамхальство, Кайтагское уцмийство, Табасаранское майсумство, владения кадия Табасарана, Дербентское, Аварское, Казикумхское, Мехтулинское ханства и более 60 аварских, даргинских, лезгинских мелких объединений -- союзов сельских обществ. Дагестанские владетели не раз отправляли посольства к царю, а государи выдавали им жалованные грамоты как своим подданным. Одновременно те же правители получали подарки от шаха и выставляли по его требованию конные отряды -- таким образом, находились в «опчем холопстве», то есть одновременно признавали себя вассалами московского царя и иранского шаха.

Посланнику были предъявлены помянутый ханский «лист» и письма жителей Дербента и Баку «со удовольствием и покорным благодарением» за защиту от «разбойников» и изъявлением «повиновения и покорности такому справедливому императору». Нишли вынужден был признать, что «хан оное не хорошо учинил» и прекратил дальнейшие споры: «Капычи баша так оное оставил». В заключение «конференции» посланнику ещё раз напомнили, что император «никоим образом допустить не может, чтоб при Каспийском море иная какая новая держава была» - помимо России и Ирана.

На этом переговоры были закончены. 22 февраля (5 марта) состоялась отпускная аудиенция, на которой посланнику была вручена грамота к султану: «И да сочтёт всевышний угодным, чтобы я доставил в целости и сохранности ваше послание в Османскую империю» - заверил в ответ Нишли Мехмед-ага. Г.И. Головкин попросил его: «Передайте привет от его императорского величества могущественному падишаху. И также передайте, что мы крайне ценим вечный мир между нашими странами».

2.3 Прием у Петра I и завершение визита посла Нишли Мехмеда-аги в Россию

В Москве желали, чтобы у посланника остались максимально благоприятные впечатления от визита. Главный пристав Алексей Дашков сообщил послу: на вопросы о турецком госте он отвечал, что слышал о нём «много хорошего», и при дворе им «были довольны». На «конференции» царские министры не скупились на комплименты посланнику, как «годному и умному человеку». Пётр I указал дать посольству «на отпуск» мехов («соболей добрых») на тысячу рублей, а 16 и 23 февраля 1723 года распорядился доставить в Коллегию иностранных дел две тысячи золотых для особой «секретной» дачи Нишли Мехмеду-аге - о них последний в своём отчёте деликатно умолчал. Посольству с избытком выдавали «кормовые деньги» - 1085 рублей на месяц.

На официальной аудиенции император молчал - но не упустил возможность ещё раз пообщаться с посланником. 23 февраля (6 марта) на банкете у генерал-адмирала Ф.М. Апраксина канцлер Г.И. Головкин просил предоставить (через Дашкова) список необходимых для отъезда вещей и указал, что царь уедет в Петербург только «после обеспечения всех потребностей своих гостей». «Внезапно дверь распахнулась и вошел царь. - рассказал Нишли Мехмед-ага. - Внимательно оглядев нас, он подошел к нам. Мы хором сказали: «Добро пожаловать, для нас большая радость то, что вы почтили нас своим приходом. Угощение следует за угощением, дай вам Бог долгих и счастливых лет жизни!» Тем временем царю поднесли ячменную воду (очевидно, пиво), он поднял бокал: «За ваше здравие, за вас» и осушил его. Мы поблагодарили: «Дай Бог здоровья, пусть жизнь ваша будет радостной». Его величество спросил про Османа-агу: «Кто он?» Главный министр ответил: «Это помощник главы янычар». Затем царь спросил про моего сына, и я ответил: «Это мой сын». Царь, распрямившись, направился в комнату напротив. Министры последовали за ним. Мы остались ждать, сидя за столом. По прошествии какого-то времени из комнаты вышел посол Толстой и пригласил меня пройти с ним: «Прошу вас, царь желает вас видеть». На маленьком столе в углу комнаты была разложена карта, и царь, положив руку на нее, ждал. Главный министр и другие министры стояли перед ним.

Мы прижали руку к груди: «Доброго вам вечера, ваше величество, добро пожаловать». «И вам добро пожаловать, - ответил царь. - Понравился ли вам обед?» Я ответил, что встреча с его величеством доставила мне удовольствие в тысячу раз больше, да снизойдет на его величество Божье благословение. «Мы очень рады, что милостивый падишах отправил послом именно вас; вы умный человек, и если вы точно выполнили все поручения, непременно снискаете славу», - ответил царь. «Я простой служитель нашего великого повелителя», - ответил я. - «Да поможет мне Аллах следовать по пути преданности и честности». Его величество повторил: «Вы знаете содержание послания вашего милостивого султана, поняли мои ответы так, как мои министры рассказали вам, и увидели, какое значение мы придаем дружбе». Затем, приложив руку к груди, продолжил: «Вечный мир я буду хранить как свое сердце, и того же жду от милосердного султана. Почему он верит лживым, вероломным словам? Вы - один из его помощников, и должны передать мои слова как есть, честно». Я ответил: «С тех пор как я прибыл сюда, я вижу открытое выражение дружбы, а ваш сегодняшний визит подтверждает, что ваши дружеские чувства искренни и идут от всего сердца. Когда я с помощью Аллаха предстану перед султаном, несомненно, все сомнения рассеются, и дружба между нами станет крепче».

В беседе Пётр не раз повторял, что связанные с Кавказом спорные вопросы должны решаться на переговорах и заверял, что его действия основаны на справедливых аргументах. Касаясь поднятого Нишли Мехмедом-агой вопроса о перспективе османско-российского союза, он спросил, сам ли посланник слышал это предложение из уст везира - и получил ответ: «Будучи особым слугой и поверенным нашего почтеннейшего милостивого господина, передав ему о дружбе с вашей стороны, выражаемой вашими министрами, а также передав поверенным нашего почтеннейшего милостивого господина о чувствах дружбы и любви по отношению к вам и о благих мыслях относительно рабов Божьих с обеих сторон, позвольте сообщить то, что я слышал своими ушами, и что я до этого уже рассказал премьер-министру. Даст Бог, мы не окажемся лжецами, если вы велите записать мои слова управляющему делами». И, в свою очередь, заверил Петра, что российский резидент в Стамбуле сможет уточнить это через придворных чинов, ведающих государственными делами. Был затронут и вопрос о взаимном возмещении ущерба от татарского набега 1717 г. и действий казаков во время Персидского похода - и Пётр обещал строго наказать «Ивана Хромого».

Император пытался убедить посла в искренности своих намерений и желал показать, что Россия не связана обязательствами ни с одной из европейских держав: «Если вы не поверите нам, полагая, что мы солжём, - говорил он Нишли Мехмеду-аге, - не спрашивайте о нашей с ними дружбе у австрийцев или англичан, спрашивайте у других государств… В знак нашей дружбы хочу рассказать вам одну вещь: эта дружба для переговоров. Французский король прежде был мал, сейчас ему исполнилось пятнадцать лет, он стал королем и женился на испанской принцессе, теперь они породнились и они боятся Австрии. Через год другой между ними начнется война. Если эти две страны договорятся и вступят в союз, тогда сердце Австрии разорвётся от страха зависти».

На прямой вопрос посланника о союзе («Однако, почтеннейший царь, слышали ли вы своими ушами от падишаха вопрос о создании союза?») Пётр ответил: «Если так сказали от имени Османского государства, не дав ответа, мы крепко обнимемся. Мы желаем этого в два раза сильнее, чем вы... Давайте будем верными друзьями, никого больше не слушайте. Передайте вашему падишаху наши намерения о сотрудничестве».

Как описывал Нишли Мехмед-ага, император показал ему карту и «после слов: «Посмотрите на карте на места, в которых я побывал, и расскажите Высокой Порте» показал нам на карте границы. На карте с одной стороны было море, с другой стороны Астрахань и граница Московии до Демиркапы (Дербента). Персидские владения находились за Дербентом и по другой стороне моря. За дербентским проходом со стороны Дагестана - недоступные и высокие горы; справа было изображено Чёрное море. Он показал на Демиркапы, за которым начиналась Персия и спросил: «Теперь вы это поняли?» Я ответил: «Да, понял». Тогда он спросил: «Есть ли ещё место рядом, куда другой падишах мог вторгнуться?» На это я ответил: «Если мы можем доверять этой карте, такого места нет». Тогда царь вновь взглянул и показал на Чёрное море: «Вот Черное море. Если другой владетель придёт, поселит здесь людей, будет ли ваш падишах доволен?» Мы все в гневе заявили: «Нет, никто не может посягать на это!» Он улыбнулся и сказал: «Вот видите, и мы не желаем, чтобы кто-нибудь вторгся в эти места». Затем он сказал: «Мы пришли сюда во вред себе. Объясните мне почему ваш падишах стал столь подозрителен?». В ответ я сказал ему: «На этот вопрос я не ответил ни с вашему главному министру, ни другими министрам. Всё это вследствие вашего похода в эти края и появления ваших людей в землях, находящихся под управлением оттоманов; люди стали посылать прошения и письма к Порте, заявляя, что ваша цель - оскорбить Османскую империю». Он покачал головой, обратил глаза к небу и поклялся, [что никогда не имел такого намерения]. Тогда я сказал: «Падишах дружественно относится к вашему величеству; он не доверяет больше никому и послал нас к вам».

«Слава Богу, вы не обманули ожидания вашего падишаха», - ответил царь, а Нишли, «поведал им о готовности к дружеским переговорам и любви, которую питает наш милостивый повелитель к вам, своим друзьям, присовокупив, что лично слышал об этом моего господина». На этом беседа о делах окончилась. Но любопытный Пётр спросил посланника: «Это ваш сын?» Я ответил: «Да, это - мой сын. Да дарует Аллах вам тоже сына». «Аллах дал мне четверых сыновей и всех их забрал». «Аллах велик, Он даст вам еще сыновей». На что царь ответил: «Теперь уже поздно, я состарился», - и, улыбнувшись, коснулся рукой моего плеча. Тем временем хозяин особняка преподнес царю бокал с ячменной водой. Царь осушил бокал со словами: «Пью за благорасположение великого падишаха». Затем обратился ко мне: «Желаю вам долгой и счастливой жизни, вы укрепили нашу дружбу». После этого царь удалился».

Посланнику был передан письменный ответ на его заявления. Из него следовало, что на «Ивана Хромого» и его казаков нападали «андреевцы» (жители дагестанского селения Эндери), кубанские татары и кумыки - но факт ограбления турецких купцов признавался, «хоть и не в такой великой цене», как утверждал посланник, а сам атаман объявлялся уже арестованным. Далее перечислялись приведённые выше аргументы о правомерности российских действий на Кавказе и формулировался тезис о невозможности допустить турок к Каспийскому побережью - так же как Османская империя не допускает никого к Чёрному морю. На привезённый Нишли Мехмедом-агой список «грабленых вещей» кафинцев дипломаты ответили перечнем «побитых» и уведённых с 1715 г. в татарский «полон» русских людей.

16 февраля 1723 г. Пётр написал Неплюеву «пункты», в которых обозначил базу для достижения соглашения. Император объявлял, что Россия согласна «руку отнять от тех, которые не к Каспийскому морю владении имеют, и на то согласитца, что хотя оные и пот турецкою властию останутца, однакож бы войск своих туды не посылали; а напротив того, чтоб и турки от грузинцов також руку отняли, а мы також туды войска не пошлём». В случае если турки будут упорствовать, Неплюеву разрешалось предложить линию раздела прикаспийской территории, проходящую «шестью часами» езды от Каспийского моря, «а чтоб берег отдать, того учинить весма невозможно». Таким образом, Россия получала бы полосу земли на шесть часов езды от моря, то есть приморскую коммуникацию вдоль побережья Дагестана и прибрежную часть Ширвана -- Дербент, Мушкур, Низабад, Баку и Сальяны. Уступать эти земли Пётр не собирался ни на каких условиях; населявшие их мусульмане «турецкого закона» (сунниты) должны были либо перейти в российское подданство и состоять в нём на условиях, согласованных с Турцией, либо переселиться.

17 февраля последовала новая инструкция командующему войсками на Кавказе М.А. Матюшкину. Прежняя (в ноябре 1722 г.) предполагала летом следующего года большой поход на Баку и далее -- возможно, на Шемаху. Генералу надлежало заготовить «магазины» для снабжения двадцатитысячной армии в крепости Святого Креста и Дербенте на два месяца, а в не взятом ещё Баку -- на год. В этих же пунктах требовалось открыть и лазареты на семь тысяч больных и раненых -- Пётр I явно предполагал большие потери. Главной же задачей командующего было «при самом вскрытии льду» двигаться на Баку и «конечно тот город достать, яко ключ всего нашего дела». Драгунам же и дербентскому гарнизону предстояли летние экспедиции во владения уцмия «и всех противных» и строительство крепости под Дербентом для пресечения «коммуникаций… усмею и прочим с Дауд беком».

Однако после турецкого демарша такая операция была уже невозможна без риска большой войны. «Ради турецкого дела» провиант теперь требовался только на 12 тысяч человек, карательные походы на горцев и строительство новой крепости отменялись. Но после взятия Баку Пётр I всё же намерен был воплотить свою идею о строительстве международного города-порта в устье Куры, где требовалось построить крепость, «дабы неприятель не захватил».

Ответная грамота Ахмеду III (её 21 февраля Пётр, Г.И. Головкин, П.А. Толстой и А.И. Остерман «слушали» в Преображенском) гласила, что все пограничные «управители» получили строгий указ не допускать враждебных действий и с соседями «приятельское обхождение иметь». Обещалось «по всякой возможности» возвратить пограбленные казаками Краснощёкова вещи. Император заверял, что известия о направлении русских войск к турецким границам есть «фалшивые внушения» крымских и кубанских татар, которые «живут войной и пленением и хищением людей». В свою очередь, российская сторона заявляла о недопущении впредь татарских набегов, «сатисфакции» за которые она так и не получила. В заключение грамота изъявляла благодарность лично Нишли Мехмеду-аге, которым Пётр I и его министры остались «зело доволны». В таких же выражениях был составлен и «лист» к везиру - с надеждой на «добрую дружбу и конфиденцию». В этот же день царь подписал «полномочную грамоту» Ивану Неплюеву «в конференции вступать, договариватца и соглашатца» с турецкими уполномоченными.

Перед отъездом в Петербург Пётр через канцлера Г.И. Головкина пригласил Нишли Мехмеда-агу посмотреть парад. А 24 февраля (7 марта) посла угостили зрелищем петровских гуляний: «Прежде пронеслась лодка, запряженная, подобно саням, лошадьми. Сидящие в лодке дули в трубы и били в барабаны. Главный шут в удивительном облачении приветствовал посла. Затем приблизился небольшой галеон с поднятыми парусами; на палубе его стоял царь». После троекратного пушечного залпа мимо посла с приветствиями проследовали адмирал, главный министр и царица. Дипломаты из других стран приветствовали султанского посланника, сняв головные уборы». Как заметил посланник, «жители Москвы, наряженные в немыслимые одежды (женщины в мужском облачении) на 40 лодках по очереди следовали перед послами». Кажется, зрелище пришлось гостю по нраву.

25 февраля Пётр уехал в Петербург. Посланник же ещё только собирался в обратный путь. Прощание было омрачено полученным накануне отъезда письмом от везира. Прибывшее 21 марта 1723 г. послание требовало вывести русские войска из Дагестана и указывало: если царь вновь пойдёт в поход - это будет означать разрыв «вечного мира» 1720 г. и неизбежную войну. 23 марта 1723 г. посланник и его свита отправились в обратный путь через Киев.

Везирское письмо отражало изменившуюся ситуацию в Стамбуле. В октябре представители крымского хана донесли султану, что царь стремится нанести ущерб интересам Турции, а везир вводит своего государя в заблуждение. Разгневанный султан хотел уже казнить Ибрагима-пашу, но тот, чтобы сохранить жизнь и должность, двинул войска в Грузию. В реляции от 4 ноября 1722 г. Неплюев писал, что он всеми средствами пытается удержать турок от разрыва отношений с Россией и обещал «везирскому кияю» и реис-эфенди по тысяче червонных. Дефтер-эмини (хранитель документов, ведавший учётом доходов воинов-«сипахи», получавших от султана земельные пожалования) Хаджи Мустафа передал Неплюеву требование османского двора - уйти из персидских владений, и 11 декабря 1722 г. Г.И. Головкин докладывал Петру I, что «Порта требует, дабы ваше величество все свои войска вывел и, приготовления военные неотменно продолжает».

24 января 1723 г. Неплюев доложил, что через «секретной канал» добыл султанское послание и «берат» (жалованную грамоту) к Хаджи Дауду. Резидент также сообщил, что завёл разговор с «кегаей» (кегая-бей или кяхья-бей -- помощник великого везира, ведающий внутренними делами империи) о том, что «ежели Порта имеет какое намерение при нынешних перских замешаниях, и в том дабы откровенно его величеству свое намерение сообщила, ибо его величество желает с оною согласитца». На следующий день он получил ответ от переводчика Порты, что «нет ещё время Порте о том с его величеством российским монархом в негоциацию вступать». В таких обстоятельствах Неплюев рискнул нарушить инструкции и не предъявил туркам царское требование, «чтоб ребелев (бунтовщиков) в протекцию не принимать».

В «секретной» реляции от того же 24 января он объяснял «пользу от умолчания»: в воинственной атмосфере при султанском дворе невыполнимое требование может вызвать разрыв отношений, но со временем, «оной штурм» утихнет, и «моё умолчание будет высочайшему вашего величества имяни к вящей славе». Резидент оказался прав. 8 февраля он доложил о неутешительном решении состоявшейся при дворе «консилии» («диван-и-хумаюн») с участием главного муфтия (шейх-уль-ислама): султан примет в подданство Дагестан.

10 февраля 1723 г. везир Дамад Ибрагим-паша пригласил Неплюева на аудиенцию и заявил, что его держава довольна «дружескими ассикурациями» российского императора, но «пока ныне соглашатца ей не о чем», поскольку Хаджи Дауд и афганский правитель Ирана Махмуд поддадутся протекции Порты. Российский же монарх уже получил удовлетворение, и больше ему в иранские дела «мешатца» незачем. Как заявил везир, русские войска могут на короткое время занять некоторые территории, но оставлять их за собой Россия не должна, поскольку они населены мусульманами; «купечество» же российское в тех странах будет происходить по-прежнему, и даже «вяще безопасно». Полученное Неплюевым 12 февраля официальное письмо везира донесло решение очередного «дивана»: если царь вновь начнёт военную кампанию на Каспии - то быть войне.

Последние вести пришли 30 марта - уже после отъезда турецкого посольства. Пётр I новой войны с Турцией не желал - но и поступиться завоёванными провинциями, на которые возлагал столько надежд, не мог. На границе «между Азова и Транжамента» российские «комиссары» полковник Иван Тевяшов и асессор Коллегии иностранных дел Михаил Ларионов в декабре 1722 - январе 1723 гг. несколько раз съезжались с турецкими представителями для разбора пограничных конфликтов и прежде всего грабежа казаками Краснощёкова турецких купцов. Арестованный атаман признал грех, но указал, что его донцы поживились не на требуемые турками 100 тысяч левков (66 666 рублей), а всего-то на 15 или 10 тысяч рублей; но всё полученное уже давно разделили и потратили, а потому и взыскать с них нечего. После этого царь 10 февраля указал Сенату уплатить туркам последнюю сумму в счёт будущего казацкого жалования, что и было исполнено. Краснощёков оставался под следствием до 1726 г., когда императрица Екатерина I простила его, как и другого арестованного за грабежи атамана Данилу Ефремова -- и послала обоих обратно в Дагестан вместе с 3 500 казаков. Позднее «Хромой Иван» ещё дважды водил донцов на Кавказ -- в 1727-1728 и 1733-1734 гг. -- и заслужил известность и у своих, и у горцев, которые называли его «Аксаком».

2.4 Переговоры в Стамбуле и заключение договора 1724 г.

Весной 1723 г. оборонительные мероприятия проводились вдоль всей южной границы от Волги до Днепра. 7 апреля Пётр назначил командующим на Украине одного из лучших российских полководцев - генерал-аншефа кн. М.М. Голицына; ему были подчинены Малороссийская коллегия и украинские казацкие полки, Войско Донское, воронежский губернатор, белгородский и севский воеводы. Для обороны от возможного турецкого «предвосприятия» император распорядился увеличить численность ландмилиции до шести полков; сделать сигнальные маяки, шанцы и полевые редуты; строить суда в Воронеже и Брянске для воссоздания Донской и создания Днепровской речных флотилий.

Но вопрос о войне и мире решался в Стамбуле. 31 марта в Петербург пришла очередная реляция Неплюева. Он сообщал: во время приёма в своём загородном доме на Босфоре Ибрагим-паша заверил его, что враждебных действий не последует до получения ответа от Петра. Положивший много сил на упорядочение финансов и сокращение расходов Турции везир не был склонен к войне с северным соседом. В этом его поддерживал французский посол в Стамбуле Жан-Луи д'Юссон маркиз де Бонак, к посредничеству которого прибегнул Петербург. Мир с Россией в данное время соответствовал французским интересам, чтобы иметь возможность с их помощью угрожать главному сопернику Франции в Европе -- австрийскому императору; к тому же в Петербурге велись переговоры о заключении союза с Францией и браке дочери Петра с сыном французского регента, герцога Орлеанского.

Резидент не терял времени и одарял турецких чиновников, которые давали ему копии важных документов. Согласно записям Неплюева, секретарь везира получил мехов на 175 рублей, «кегаинской фаворит» - на 500 левков, переводчик Порты - на 68 рублей, секретарь реиса-эфенди - на 42 рубля, а сам реис-эфенди - на 80 рублей и 400 левков. Всего же за ноябрь-декабрь 1722 г. резидент раскошелился на 7754 левка (из которых половина пошла на подарки реису-эфенди), а с 9 января по 14 февраля 1723 г. - ещё на 2569 рублей и 7431 левка.

Соглашение давалось непросто. В начале апреля 1723 г. Неплюев допускал даже свой скорый арест; канцлер Г.И. Головкин в рескрипте резиденту от 9 апреля 1723 г. писал: «Наши интересы отнюдь того не допускают, чтоб какая другая держава, чья б ни была, на Касписком море утвердилась». Канцлер указывал, что занятые русскими земли никогда не были владениями «персицких бунтовщиков» и «в протекцию нашу доброволно подались». Если же турки решат воевать - то войска готовы их встретить.

Однако, 19 апреля Неплюев доложил об изменении турецкой позиции. Везир предложил Бонаку передать царю, чтобы тот ограничился уже сделанными приобретениями и «болши того не забирал». Новая «консилия» при турецком дворе постановила согласиться на переговоры при французском посредничестве. В наметившуюся «разрядку» внёс свою лепту и вернувшийся в мае Нишли Мехмед-ага. Он заверил: при российском дворе его приняли с подобающей честью; сам Пётр объявил ему, что дал указания резиденту «в лезгинских делах трактовать», а «для поставленной вечной дружбы по прошению Порты оружие свое удержать изволит против ребелов лезгинцов, которых Порта в протекцию приняла».

Однако тот же Нишли Мехмед-ага сообщил о возможном возвращении царя в Астрахань и его намерении оказывать помощь Tахмаспу и его начальник явно был озабочен: «Весьма он везир пришел в сомнение и не знает ныне, как султану и народу своему объявить, понеже время потерял, а но желанию своему не получил, того ради по приезде оного капычи баши ни единой консилии при Порте не бывало. Держит везир все секретно, - доносил Неплюев и опасался скорого «разрыва мира», - Чрез сей случай паче чаяния вскоре может мир нарушиться и может нынешнее министерство пропасть».

Для Неплюева Коллегия иностранных дел затребовала от Сената «на некоторые секретные дачи» в Стамбуле 7200 червонных и «мягкую рухлядь» -- соболей и горностаев, а в июле Пётр распорядился выслать к резиденту дополнительно «четыре меха соболей пластинчатых» по тысяче рублей каждый. Переговоры продолжились - но скоро зашли в тупик. На доставленное посланником послание Петра I Порта ответила: никакому государству не будет дозволено присутствовать на побережье Каспийского моря, так как это угрожает безопасности Османской империи. В ответ Неплюев заявил: его государь «от Дербента и Баки и помянутых князей руки своей не отнимает ни по единому образцу»; были предъявлены и письма жителей Дербента и Баку с просьбой о покровительстве России. Захват турками Тифлиса в июне 1723 г. и взятие русскими в июле Баку вновь обострило ситуацию.

Переговоры были отложены на 90 дней, но не успели они начаться, как в итальянских газетах появилась публикация полученного из Вены текста русско-иранского договора -- раньше, чем сам резидент получил его из Петербурга. Неплюев только что успел договориться о «армистиции» -- исключении столкновений русских и турецких войск на спорных прикаспийских землях и добился обещания, что «Порта на берегах Каспийского моря оружие удержит», то есть не будет претендовать на захват побережья, о чём и сообщил 12 декабря. От этого «султан пришел было в великое возмущение, но визирь его умягчил не нарушать мира для многих причин». Теперь же разгневанные турки стали угрожать войной -- визирь даже пообещал резиденту «почётное» место в обозе отправлявшейся в поход турецкой армии.

Заключённый 12 сентября в Петербурге с послом Тахмаспа Измаил-беком договор об уступке территорий (Дербента, Баку, Гиляна, Мазандерана, Астрабада) Порта объявляла недействительным, принц не имел никаких полномочий делать это при живом шахе-отце. После новой беседы с де Бонаком российский резидент заявил туркам, что договор с Тахмаспом не противоречит интересам Османской империи, а царь мог бы убедить шаха уступить Османской империи часть своей территории. То же делал и де Бонак - он терпеливо разъяснял туркам, что статьи договора не содержат упоминания о провинциях, куда вошли турецкие войска.

Кроме того, осенью того же года войска эрзерумского Ибрагима-паши вели неудачные бои под Гянджой с отрядами местных жителей, армянских ополченцев и грузин под командованием царя Константина. «И мы имели с ними жестокий бой осемнадцать дней, и многих из них погибли великих пашей,.. турецкий повелитель готовятца паки на нас для отмщения победы нашей, и мы надеемся в том на его императорское величество, что его величество всегда государю нашему чинит вспомощение…» -- писали гянджинцы бакинскому коменданту князю И.Ф. Барятинскому, у которого они просили прислать им войск «на оборону провинции Генджинской».

Не удалось турецким властям и сплотить против русских Дагестан. Хаджи Дауд не мог выполнить поставленную перед ним задачу -- захватить «принадлежащие к Ширвану ближние персидские провинции» и тем более «выгнать российский гарнизон из Дербента и всяких тамошних краев». Султанский указ о передаче под его власть Ширвана имел обратный результат: местные владетели не признали нового правителя и договорились, чтобы «быть Шемахе и Баке городу за шамхалом, да Мюскер, Шабран за Даудом, де Кубе и Калхан за усмеем, а городу Дербени за майсумом».

На собравшемся 4 (15) января 1724 г. в султанском дворце совете великий везир Дамад Ибрагим-паша задал вопрос: «Что будем делать, примем предложение царя (о прекращении наступления в Закавказье. - авт.) и прекратим иранский поход, либо сочтем данное предложение царя нарушением договора и начнем подготовку для похода на Россию?». Однако, когда везир понял, что присутствующие воздерживаются от высказывания, то оставил заседание вместе с шейх-уль-исламом. В дело вступил маркиз де Бонак: он подал совету письмо, в котором убеждал советников султана: поскольку ни Россия, ни Османская империя не намерена нарушить мирный договор о мире, то переговоры должны быть продолжены; хотя и военные приготовления стоит при этом продолжать - они послужат дополнительным аргументом в споре с русскими.

Явившийся на заседание Ахмед III склонялся к войне. Диван уже было объявил её -- но по предложению самого Дамад Ибрагима-паши и главного драгомана (переводчика) Порты всё же решил продолжить переговоры. Присутствующие согласились с мнением посла Франции и предоставили Неплюеву время связаться с Петербургом и получить новые предложения. Великий везир рассчитывал получить часть бывших иранских владений без войны - она дорого стоила, и успех не был предрешён.

На одной из встреч с Неплюевым и де Бонаком Дамад Ибрагим-паша объяснил, что шейх-уль-ислам издал фетву о войне против Персии. В ней говорилось о том, что после низложения шаха Персия была сочтена за государство без государя, и посланные туда войска вернуть нельзя. Русский царь «требует, чтоб те прогрессы остановить, но такое предложение не имеет быть принято. Однако же империя Оттоманская за то не имеет разорвать мира, разве сей государь сам объявит войну». Когда везир предложил все-таки заключить договор, Бонак и Неплюев поняли, что он войны не желает. Российский резидент даже говорил туркам, что царь готов пожертвовать договором с Тахмаспом, чтобы сохранить дружбу с Османской империей. Жертвовать не пришлось - но с согласия Петра Неплюев вынужден был согласиться на то, что крупный торговый центр Тебриз достанется не шаху, а султану.

Усилиями заинтересованных в мире сторон наметился компромисс; долгие и тяжёлые переговоры завершились 12 (23) июня 1724 г. договором о разделе российских и турецких приобретений в Иране. В мирном разрешении конфликта сыграл свою роль и визит Нишли Мехмеда-аги.

Заключение

Наша работа посвящена лишь небольшому отрезку в долгой истории русско-турецких отношений, связанному с подготовкой и проведением Петром I в 1722 г. «Персидского похода» и реакцией Османской империи на чётко обозначившиеся интересы и действия России в Закавказье.

Нами проанализированы по этой теме не очень хорошо известные в России труды турецких историков, большинство из них, к сожалению, не знает работ своих российских коллег и, тем более, не знакомы с документами российских архивов. По их мнению, происходившие в 1709-1721 гг. в Иране, Причерноморье и Закавказье события коренным образом изменили жизнь многих людей на территории от Кандагара до Дагестана, от Персидского залива до Исфахана, от Москвы до Стамбула. Здесь берет начало проблема Афганистана, а для России движение на Кавказ стало необратимой стратегией и политикой.

Петр I был уверен, что столкнётся на Кавказе с Османской империей, но полагал, что у турок нет оснований для вторжения во владения Сефевидов. У самой же России такие причины имелись. После окончания тяжёлой войны со Швецией Российская империя получила возможность свободно действовать на Кавказе. К тому же грузины просили помощи у России, и царь считал, что имеет право требовать компенсации за жизнь и имущество убитых в Шемахе русских купцов. Но после того, как Пётр I столкнулся с позицией Турции и военно-политическими проблемами продвижения в Дагестан и Закавказье, он отказался от плана по захвату Кавказа, но желал взять под контроль западное побережье Каспийского моря, чтобы направить поток восточных товаров новым путём - из Каспийского моря на Балтику.

В заключение мы можем сказать, что материалы о посольстве и переговорах, проходившее в 1724 году между Россией и Османской Империей в Стамбуле и имевшее целью разделение территории Ирана, является важным историческим документом с точки зрения изучения взглядов России и раскрытия подготовки основы первой остановки коалиции.

Другим сюжетом нашей работы стало изучение по российским и турецким источникам конкретного посольства Нишли Мехмеда-аги в Россию в 1722-1723 гг. и его последствия. Малоизвестный до сих пор "Сефарет-наме" Нишли Мехмед-аги (составленный в форме дневниковых записей посла) является важным историческим документом, повествующим о предварительных переговорах и подготовке почвы для заключенного в 1724 г. договора между Османским государством и Россией; кроме того, этот документ даёт нам возможность (хотя и небольшую) познакомиться с некоторыми чертами жизни Москвы того времени.

Источник говорит, что после рассмотрения спорных вопросов посол ставит на обсуждение вопрос о возможности заключения между сторонами соглашения или договора о вечной нерушимой дружбе. Обсуждение этих вопросов продолжалось при неоднократных беседах с канцлером, а также во время встреч с царем Петром, который как будто был несколько удивлён и спросил у посланника, слышал ли он сам предложение основанного на на взаимных интересах османо-россииского союза из уст султана. Автор "Сефаретнаме" отвечал, что лично слышал эти слова «в тайных покоях владыки»-султана и предложил царю уточнить это через придворных чинов, ведающих государственными делами.

Посольство было вызвано появлением русской армии и флота на Каспийском море и в Дагестане. Сам поход по территории приморского Дагестана через месяц завершился в Дербенте. Там Пётр рассчитывал соединиться с грузинским войском царя Вахтанга VI и армянским ополчением и двигаться на Баку. Однако русская флотилия потерпела крушение, и армия лишилась провианта. Массовый падёж лошадей привел в расстройство конницу; среди солдат росло число больных. Эти обстоятельства заставили русское командование отказаться от продолжения похода. Оставив гарнизоны в Дербенте и в новой крепости Святого Креста на р. Сулак, основные силы русской армии возвратились в Астрахань - с чем согласно и большинство турецких историков.

Не слишком удачный поход не обескуражил императора. Для Петра он был первым шагом на пути овладения торговыми путями в Индию. В устье Куры он планировал заложить город, «в котором бы торги грузинцев, армян, персиян, яко в центре, соединялись и оттуда бы продолжались до Астрахани». Царь стремился установить протекторат над Грузией и Арменией и «повернуть» на Россию проходивший через Иран и Турцию караванный путь шёлковой торговли.

Однако вступившая в период упадка, но ещё могущественная Османская империя оставалась главной силой в Закавказье. После неудачного Прутского похода 1711 г. Пётр I больше не желал рисковать. Документы посольства Нишли Мехмед-аги и их отражение в российских документах показывают, что русская дипломатия и стоявший за посланником Нишли великий везир Дамад Ибрагим-паша Невшехирли стремились воспользоваться кризисом в Иране и свержением династии Сефевидов для реализации собственных целей - но в то же время не желали развития конфликта между двумя державами. Сам император счёл нужным лично встретиться с Нишли Мехмед-агой и разъяснить ему смысл российской политики на Кавказе. В итоге стороны пошли на взаимные уступки, что заложило основу для будущих переговоров и заключения договора о границах в 1724 г.

Однако путь к нему был сложным, поскольку в Османской империи многие, прежде всего улемы (духовенство) и военные выступали за объявление войны русскому царю; к войне склонялся и сам султан Ахмед III. Переговоры несколько раз прерывались, но в итоге стороны смогли мирно урегулировать конфликт.

"Сефарет-наме" Нишли Мехмед-аги, по нашему мнению, показывает, что посланник, будучи военным человеком, интересовался прежде всего состоянием и вооружением русских войск и укреплений на южной границе. Как и полагалось представителю великой державы, дипломат был крайне внимателен к соблюдению чести своего государя: он отмечал, сколько пушечных залпов состоялось по случаю его прибытия и отъезда, не допустил отправиться в гости без личного приглашения со стороны хозяина; подчеркнул, как много москвичей встречали его на улицах; указал на обилие доставленных ему и его свите продуктов с царского стола. Прочие же бытовые и культурные черты петровской России, похоже, его не очень интересовали - его сефарет-наме не содержит описания Москвы и её жителей, характеристик тех деятелей, с кем ему довелось встречаться. Нишли Мехмед-ага заметил ветхий с прорехами ковер в дворцовом зале, описал явно запомнившееся ему шутовское представление - но не счёл нужным описать свою встречу с царицей.

В заключение, можно сказать, что царь и его советники явно старались произвести благоприятное впечатление на турецкого гостя. Вернувшись в Стамбул, Нишли Мехмед-ага информировал великого везира в благоприятном для русских смысле. Однако самому ему вояж в Москву не помог сделать карьеру: в 1725 г. он по какой-то причине разгневал своего повелителя, попал в ссылку; затем служил офицером в артиллерии и финансовым чиновником. К сожалению, мы не смогли найти достаточно источников, чтобы подробнее раскрыть биографию посла Нишли Мехмеда-аги. Автор надеется сделать это в ходе дальнейших исследований.

Литература

1. Ahmadian B.A. Ottoman State and the Caucasus // XIII. Tьrk Tarih Kongresi. Ankara 4-8 Ekim 1999: Kongreye Sunulan Bildiriler. S. 1-9.

2. Ahmadov Y. Зeзen-Эnguюya Halkэyla Rusya Arasэndaki Эliюkiler. Эstanbul 2000.

3. Armenians and Russia 1626-1796: A Documentary Record, George A. Bournoutian./ Costa Mesa, 2001.

4. Arslan A. “Ruslarэn Gьney Kafkasya'da Yayэlmalarэnda Ermeni Eзmiyazin Katogigosluрu'nun Rolь”// Kafkas Araюtэrmalarэ, c. II, 1996. S. 19-37.

5. Aydэn M. Ьз Bьyьk Gьcьn Зatэюma Alanэ, Kafkaslar. Эstanbul 2005. S. 264.

6. Aюurbeyli S. Bakэ ЮeherininTarixi. Bakэ, 2006.

7. Baddeley J. F. Ruslarэn Kafkasya'yэ Эstilasэ ve Юeyh Юamil. Эstanbul. trhsz.

8. Berkok Э.Tarihte Kafkasya. Эstanbul, 1958.

9. Beydilli K. Osmanlэ-Эsveз Mьnasebetleri // Эsveз. S. 408-414.

10. Bilge M. S. Osmanlэ Devleti ve Kafkasya, Osmanlэ Varlэрэ Dцneminde Kafkasya'nэn Siyasi, Askeri, Tarihi ve Эdari Taksimatэ (1454-1829). Эstanbul, 2005.

11. Berdzeniюvili N., Canaюia S. Gьrcьstan Tarihi./ зev Hayri Hayrioрlu.// Эstanbul, 2000.

12. Budak M. “Osmanlэ-Rus Эliюkilerinde Kafkasya”// Avrasya Etьdleri. sayэ: 4, Kэю 1995. S. 101-128.

13. Буниятов З.М. «Сефарет-наме» османских послов как источник по истории османо-российских отношений // Ближний и Средний Восток. /Баку, 1986. С. 3-24

14. Camalov G. “Azerbaycan Hanlэklarэnэn Rusya Tarafэndan Эюgal Edilmesinde Эran'эn Эkili Эliюkiler Siyaseti” // Tьrkler. / зev. Sadэk Sadэkov, C. XVIII. S. 531-539.

15. Сотавов Н. А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в. М., 1991 .

16. Зakmak M. A. “XVIII. Yьzyэlda Kafkasya” // Osmanlэ./Ankara. S. 613-621.

17. Зiloрlu F. Gьrcьlerin Tarihi: Dilden Dine, Edebiyattan Sanata./ Эstanbul, 1993.

18. Erel Ю. Daрэstan ve Daрэstanlэlar. Эstanbul, 1961. S. 264.

19. Gilanentz S.P. Kronoloji: Osmanlэ-Эran-Rus Эliюkilerine Ait Эki Kaynak; I-Petros Di Sarkis Gilanentz'in Kronolojisi, 2-Nadir Юah Devrine Ait Bir Anonim Kronoloji. Эstanbul, 1974.

20. Hammer J.V. Bьyьk Osmanlэ Tarihi/ Tercьme: Vecdi Bьrьn.// Эstanbul: Ьзdal Neюriyat, 1991. Сер. XIII/7

21. Hauner M. Rusya'nэn Orta Asya'daki Jeopolitik ve Эdeolojik Эkilemleri // Akdeniz'den Hindistan'a Tьrk-Эran Esintileri. /зev. Цmer Avcэ./ Эstanbul 2005, S. 237-270.

22. Jorga N. Osmanlэ Эmparatorluрu Tarihi (1640-1774). Эstanbul 2005.

23. Kaflэ K. Kuzey Kafkasya. Эstanbul 2004.

24. Kцse E. 18. yy Baюlarэnda Kafkaslarda Nьfuz Mьcadelesi.// Эstanbul Ьniversitesi, Sosyal Bilimler Enstitьsь. Эstanbul 1996.

25. Kцse O . XVIII. Yьzyэl Osmanlэ-Rus Mьnвsebetleri // Osmanlэ, 1999. S.536-538.

26. Kurat A. N. Tьrkiye ve Rusya. Ankara: Kьltьr Bakanlэgэ Yayэnlarэ, 1990. S. 754.

27. Kьlbilge Э. 18. Yьzyэlэn ilk yarэsэnda Osmanlэ-Эran Эliюkileri (1703-1747)./ Ege Ьniversitesi. S. 419.

28. Лысцов В.П. Персидский поход Петра I: 1722-1723. М., 1951.

29. Маштакова Е.И. Сефаретнаме как жанровая форма турецкой литературы XVIII в. //Тюркологический сборник 1973. М„ 1975. С. 214-222.

30. Mertayak A. Niюli Mehmed Aрa'nэn Rusya Sefвreti ve Sefвretnвmesi (1722--1723). Tokat, 2005, S.225.

31. Ragsdale H. Russian Foreign Policy, 1725-1815 // The Cambridge History of Russia, vol. II, Imperial Russia, 1689-1917. / Cambridge 2006. Р. 504-529.

32. Рахаев Ж. Я. Политика России на Северном Кавказе в первой четверти XVIII в.: автореф. дисс. канд. ист. наук. Нальчик, 2008.

33. Saray M. Tьrk Эran Эliюkileri. /Ankara, 1999.

34. Saray M.“Gьrcistan ve Gьrcьler”// Kafkas Araюtэrmalarэ. s.: 3, 1997. S. 1-27.

35. Shay M. L. Venedik Balyoslarэnэn Bakэюэyla Osmanlэ Эmparatorluрu, Lale Devri ve Sonrasэ (1720-1734) / зev. Mьnir Akэn. Эstanbul 2009.

36. Shaw S. Osmanlэ Эmparatorluрu ve Modern Tьrkiye. / зev. Mehmet Harmancэ. Эstanbul, 1994.

37. Sьleymanova S.A. XVIII. Yьzyэlda Azerbaycan'эn Gьneybatэsэndaki Osmanlэ Sэnэr Muhafэzlarэ // Osmanlэ. S. 631-639.

38. Юэhverdiyev K.II. Katherina (1729-1796): Dцneminde Rusya Mьslьmanlarэ.//Erciyes Ьniversitesi, Sosyal Bilimler Enstitьsь, Kayseri, 2006.

39. Юem'danizade Fэndэklэlэ Sьleyman Efendi. Mьr'i't-Tevarih.// Beyazэt Devlet Kьtьphanesi.№ 5144

40. Unat F.R. Osmanlэ Sefirleri ve Sefвretnвmeleri. Ankara, 1992.

41. Uras E. Tarihte Ermeniler ve Ermeni Meselesi. Эstanbul 1976.

42. Uzunзarюэlэ Э. H. Osmanlэ Tarihi, 4.Cilt, 1.Kэsэm, Ankara, 1988.

43. Walker C. Armenian Presence in Mountainous Karabakh // Transcaucasian Boundaries./ Еd. ву J. F. R. Wright, S.Goldenberg, R. Schofield, L., 1996. P. 89-112.

44. Yьksel Э. “Зarlэk Rusyasэ'nэn Azerbaycan'э Эstilasэ ve Osmanlэ Devleti'nin Tutumu”// Kafkas Araюtэrmalarэ, sayэ: 1, 1988. S. 25-33.

45. Зайцев И. В. Турки-османы в Москве XVIII в // Восточный архив. 2004. № 11--12. С. 40--45.

46. Bala M. Зerkesler // Эslam Ansiklopedisi/ Эstanbul, 1993. S. 375-386.

47. Barthold W., Bennigsen A. Daghэstan // Encyclopaedia of Islam ,Sayэ. II. Р. 872.

48. Buniyatov Z. M. "Daрэstan"// Diyanet Эslam Ansiklopedisi. Sayэ. 8, S. 404-406.

49. Dehkhargani M. T. “Derbend Hanlэрэ” // Tarih Ansiklopedisi. С. 13. S. 89

50.Teyyьboрlu M. T. “XVIII. Yьzyэlэn Эlk Yarэsэnda Kafkaslarda Osmanlэ- Rus Эliюkileri” / Osmanlэ Ansiklopedisi. Ankara 1999. S. 561-569.

Приложение 1

Рис. 1. Первая Страница « Сефарет- наме»

Приложение 2

Рис. 2. Дорожная карта: Россия путешествие Нишли Мехмет Ага

Размещено на Allbest.ru