Однако СССР в конце 1930-х гг. по различным внутренним причинам не использовал германо-прибалтийские противоречия.

Несмотря на проявление агрессии и очевидную угрозу со стороны нацистской Германии, Латвия предпочла договориться с Гитлером. Так, в июне 1939 года был подписан пакт о ненападении между Латвией (а также Эстонией) и германской стороной. Союзнические обязательства балтийское правительство соблюдало, особенно когда официально поддержало захватнические нацистские планы. Например, нечасто сейчас вспоминают о признании Латвией оккупации Абиссинии Италией62.

Эстония, в отличие от своих прибалтийских соседей достаточно сдержанно выступала в международных переговорах, однако не стеснялась выражать пропольские настроения тогда, когда это было необходимо правительству Эстонии. Тем самым, крайне обострялись отношения с Литвой.

В середине 1930-х годов наметился курс на сближение с Советским Союзом, но четкой направленности и перспективы он не имел. Возможно, сдерживающей стороной выступала сама советская дипломатия, настаивающая на ограничении взаимоотношений с Германией. В результате такая позиция вызвала обратную реакцию - Эстония предпочла согласиться с настойчивостью и активностью Германии, закрепив окончательные договоренности германо- эстонским пактом 1939 года. Неустойчивость отношений с Третьим рейхом отражалась в постоянном поиске балтийским правительством поддержки западноевропейской демократии, что подтверждает советская разведка63.

Любопытный сценарий разворачивался в отношениях Финляндии и Эстонии. Благодаря неоднозначным идеям эстонского правительства предполагалось объединение этих двух государств в одно, население которого должно быть моноэтнично. Подобные мысли авторитарной эстонской власти

В работах балтийских исследователей часто встречается тезис о роли Советского Союза в балто-германских отношениях как основного виновника в создании альянсов между этими странами. Утверждается, что правительства республик были вынуждены искать защиты у немецкой стороны, спасаясь от большевистской агрессии; более того, им приходилось соглашаться с перспективой германского протектората. Представляется, что миф о захватнических планах СССР в 30-е годы, в большей мере был растиражирован немецкой пропагандой (как, впрочем, и участием в подобных мероприятиях других западноевропейских стран), которая, на протяжении многих лет, эффективно внедрялась через немецкую разведку и деятельность балтийских немцев.

1.3 Прибалтика в составе СССР

Начало 1930-х годов ознаменовалось попытками стран Балтии закрепить позицию нейтралитета на случай новой мировой войны. Одним из первых государств, которое поддержало «благие намерения» прибалтов, оказался Советский Союз. В 1932 году советская сторона заключила с Эстонией и Латвией (с Литвой еще в 1926 году) договоры о ненападении64. Безусловно, советская дипломатия, в первую очередь, отстаивала интересы своего государства (не допустить пропольских настроений в Прибалтике), но основная цель была достигнута: напряжение в отношениях стран Балтии и СССР, как предполагаемого агрессора, было временно снято.

К важному этапу сохранения европейского баланса сил, с участием Советского Союза, можно отнести разработку проекта «Восточного пакта» - договора о коллективной безопасности, к которому предполагали присоединиться и страны Балтии. Впервые СССР и Франция предложили закрепить указанные договоренности в 1933 году, как ответную меру на растущую роль фашистской Германии в международных отношениях. Но подобный дальновидный шаг не был принят некоторыми западноевропейскими странами. Нужно отметить, что инициатором включения Прибалтики в союзнические отношения являлся Советский Союз, как в 1933, так в 1939 году, когда обсуждение гарантий безопасности вспыхнуло с новой силой. Перед надвигающейся «коричневой» угрозой, западноевропейская дипломатия пыталась соблюсти интересы каждого государства в отдельности, поэтому идея коллективной безопасности осталась только в проекте. Более того, инициатива Советского Союза была встречена правительством Прибалтики как попытка посягнуть на суверенитет республик, что сыграло определенную роль в решении о договоренностях с Германией (договора о ненападении 1939 года).

В результате неудачных попыток по созданию антигерманского альянса, советская дипломатия предпочла напрямую договариваться с Германией. Взаимовыгодные договоренности были зафиксированы в пресловутом «пакте Молотова-Риббентропа», а также в последующих за договором секретных протоколах. По поводу влияния пакта на судьбоносные решения немецкого командования, до сегодняшнего дня не прекращаются дискуссии. Еще более серьезные разногласия среди исследователей вызывает содержание секретных протоколов и даже факт их существования. Так или иначе, Прибалтика, бесспорно, входила в сферу интересов двух государств, особенно с учетом подготовки к войне. Любопытно, что после переговоров немецкой и советской сторон, Литва оставалась под «защитой» Германии, и лишь настойчивость Сталина обеспечила сохранность цельной стратегической территории65.

Договор о ненападении, заключенный 23 августа 1939 года, между СССР и Германией, безусловно, вызвал массу толков на международном уровне. Беспокойство проявили и Прибалтийские республики, которые рассматривали

Германию как основного партнера, особенно в политике, направленной против Советского Союза. Слухи о тайном разделе сфер влияния не ослабевали и после предложения советским правительством республикам Балтии заключить договоры, по условиям которых Советский Союз предлагал свою помощь в случае агрессии со стороны других государств. Подобная помощь подразумевала в первую очередь военное сотрудничество, т.е. допускалось право на размещение советских войск и военных объектов на территории Прибалтики. Правительство СССР осознавало неустойчивость и кратковременность соглашений с Германией, поэтому сохранялась необходимость дополнительных защитных мер. Однако, что могло подтолкнуть правительство стран Балтии принять правила советской стороны? Представляется, что Советский Союз в условиях начавшейся войны являлся более стабильным партнером в экономическом отношении, а также серьезным и бескомпромиссным в военном, вкупе с дипломатическим давлением66.

Несмотря на соблюдение недопустимости вмешательства советской стороны во внутреннюю политику республик и долгожданные территориальные приращения (передача Литве Вильнюса и Виленской области), напряжённость в балто-советских отношениях сохранялась. После размещения войск РККА, советское правительство официально и жестко регламентировало поведение солдат и офицеров на территории суверенных республик: запрещались любые контакты с местным населением, а также пропаганда и разговоры о советизации67. Однако, как и следовало ожидать, реализация соглашений на практике имела свои особенности и принимала неожиданное развитие. Каждая из сторон пыталась занять наиболее выигрышную позицию - прибалтийская сторона на правах несговорчивой и обиженной хозяйки, советская сторона - неуверенного, но грозного гостя. Затянувшиеся переговоры, проволочки, нескоординированные действия, взаимные упреки добавляли неустойчивости в двухсторонние отношения. Создавались крайне тяжелые бытовые условия для советских военных, устанавливались «специальные» цены на необходимый перечень услуг и продукты, почта не принималась и не отправлялась68. Имели место и провокационные действия прибалтийского правительства против советских войск, а также активизация разведывательных служб69. Но нужно отметить, что и советская сторона зачастую давала повод для упреков и недоверия: начиная от дезорганизующих, неслаженных собственных действий и заканчивая примерами аморального поведения бойцов РККА. Любопытно отметить, что внешний вид советской армии, вооружение и техника воспринимались прибалтами крайне критически, с презрением, что не может соответствовать действительности. По приказу высшего командования, вступившие в Прибалтику части РККА были укомплектованы по лучшему образцу и под жестким контролем. Вероятно, подобный негативный образ русского солдата сформировался обособленно от факта, что отражает настроения балтийского общества и отношение к советскому присутствию.

Набирающая размах Вторая мировая война, эфемерность германо- советского договора о ненападении, неустойчивая позиция правительства Прибалтики, опасность «пятой колонны» - все это подталкивало руководство Советского Союза радикально изменить политику в отношении республик. Помимо вышеперечисленного, существовала вероятность трансформации тайных договоренностей между странами Балтии и германской стороной в официальный протекторат. Подобные заключения допускаются на примере Литвы, правительство которой в начале 1940 года проводило «скрытый зондаж» в Германии с целью получения политической опеки70. Раскрывая события в таком ключе, становятся вполне объяснимы действия Советского

Союза - к лету 1940 года, спровоцировав дипломатический конфликт, советское правительство официально заявило о нарушении Литвой условий двустороннего договора (Эстония и Латвия находились в военном союзе с Литвой и автоматически приравнивались к «нарушителям»), что позволило СССР выдвинуть ультиматум, сосредоточив войска на границе с Прибалтикой. Очевидно, что численность вооруженных сил Советского Союза (включая флот) значительно превышала возможности Прибалтики. За требованием о размещении частей РККА на стратегических объектах республик, последовало ультимативное требование смены литовского правительства. Заблокировав все пути сообщения, части Красной армии ожидали оперативного принятия требований советской стороны. В итоге, 15 июня 1940 года Литва ответила согласием, что послужило началом процесса вхождения прибалтийских республик в состав Советского Союза. Эстония и Латвия по схожему сценарию, очень быстро (в течение двух суток), также включились в интеграционное действо, которое официально было закреплено в августе 1940 года. Одним из наиболее значимых голосов в международном сообществе являлось мнение Германии, которая придерживалась нейтральной позиции в отношениях СССР и Прибалтики.

Вхождение Эстонии, Латвии, Литвы в состав Советского Союза и на сегодняшний день трактуется неоднозначно. В большей степени прибалтийские историки и общественные деятели называют действия СССР оккупацией. Однако термин «оккупация» согласно международному праву не соответствует действиям советского руководства и тем событиям, по которым развивалось вступление советских войск на прибалтийские территории71. Необходимо отметить, что помимо ухищрений сталинской дипломатии, на фоне нарастания мощи нацистской Германии, никаких действий, противоречащих международной практике, Советским Союзом не предпринималось. Со стороны советской армии никакое насилие в отношении местного населения или захватнические военные действия не совершались. Со стороны правительства Прибалтики не было ни призывов местного населения к сопротивлению. Кроме того, редко упоминается, что все три республики получили права наравне с другими субъектами Советского Союза. Нельзя отрицать, что правительства республик в период «оккупации» 1940 года, формировались из просоветски настроенных государственных деятелей, но не стоит забывать, что речь идет о местных прибалтийских чиновниках. Также, важно упомянуть о расширении территорий Прибалтики, в частности Литовской республики, которая вернулась к своим этническим границам, благодаря договоренностям СССР и Германии, оплаченных советской стороной поставками цветных металлов и золота72.

Безусловно, ряд событий, которые сопутствовали процессу включения стран Балтии в состав Союза, отрицательно сказался на авторитете СССР: за основу добровольного вхождения республик нельзя принимать волеизъявление большей части населения (только де-юре); хотя до 1940 года Прибалтика исключительно на бумаге являлась суверенным государством, тем не менее, с момента добровольного включения появился повод говорить о потере независимости.

После формирования новых правительств и коррекции избирательного права прошли выборы в народные парламенты. Новая власть, хотя и состояла в большей мере из национальных представителей, отражала политические интересы Москвы, которая была заинтересована не только в утверждении советских преобразований, но и в поддержке идеологии. Так, крайне сложный в прибалто-советских отношениях 1940 год стал началом периода советизации. В историографии этот термин используется, как правило, с негативной окраской, но, по сути, означает включение стран Балтии в советскую общую систему, с преобразованием политических, экономических и социальных основ. Безусловно, в процессе «советизации» Прибалтики советское руководство использовало различные механизмы политики кнута и пряника, хотя современные исследователи вспоминают только радикальные меры, и то, избирательно. Что же можно отнести к политике советизации? В первую очередь, нужно отметить проведение национализации, как промышленности, недвижимости, так и земельных ресурсов, причем достаточно последовательно (крестьянские долги перед государством были списаны). Во всех республиках введена новая Конституция, новые органы власти и законодательство - по советскому образцу. По той же апробированной советской модели республики получили бесплатное школьное образование и медицинское обслуживание. Вооруженные силы Прибалтики на основе Народных армий вливались в состав РККА. Введение жесткой цензуры также однозначно нельзя отнести к исключительно отрицательным нововведениям, хотя бы в связи с осуществлением контроля над фашисткой пропагандой и сопутствующей литературой. Но самым серьезным испытанием для балтийского народа и темой постоянных дискуссий является репрессивная политика советского руководства. Если рассматривать проведение чисток в политическом секторе, то подобные мероприятия вполне закономерны, т.к. перед властью, тем более в преддверии войны, стояла задача исключить влияние «пятой колонны». Что же касается репрессий 1941 года, то объяснить причины подобных радикальных мер возможно, но оправдать крайне сложно. Цифры депортированных и спецпереселенцев в историографии разнятся, но очевидно, что помимо антисоветского реакционного и уголовного элемента пострадали обычные люди, что можно объяснить неизбежными издержками системы.

Ни повышение цен (в связи с переходом на рубль сказалась разница в курсе), ни предполагаемая коллективизация, ни национализация, как и введение нетипичных политических структур, ни религиозные гонения - ничто так не отразилось на падении авторитета советской власти и утрате поддержки широких слоев населения, как репрессивная политика.

Представляется, что вносить изменения в отработанный механизм включения республик в единую систему, учитывая национальные особенности

Прибалтики было крайне сложно, особенно в условиях предвоенной подготовки. Однако, в первую очередь, именно действие репрессивной машины всколыхнуло волну идейного сопротивления, что отразится в дальнейшем на формировании коллаборационистских настроений среди прибалтов с началом Великой Отечественной войны.

коллаборационист оккупация вермахт прибалтийский

Еще до установления германского оккупационного режима на территории Прибалтики, по мере отступления войск РККА, местные националисты объединялись в партизанские отряды или, в терминологии балтийской историографии, отряды «национальных партизан»82, с целью уничтожения отступающих советских войск и сторонников советской власти. Подобные националистические объединения под эгидой отрядов самообороны якобы защищали местное население от мародёрства красноармейцев83, а по сути, нападали на отступающие разрозненные советские войска и удерживали власть на местах до прихода немецких оккупантов. Примеры сопротивления оккупации известны, однако они не значительны.

По мере укрепления фашистской власти в Прибалтике, местные отряды самообороны достаточно организованно переформировались в батальоны вспомогательной полиции (хотя часть отрядов самообороны продолжала существовать отдельно от батальонов полиции вплоть до конца 1943 года)84. Помимо поддержания порядка на оккупированной территории, борьбы с советскими партизанами и участия в карательных операциях, прибалтийские коллаборационисты охраняли военные объекты, местные концентрационные лагеря и гетто. Как уже упоминалось, кроме военизированных отрядов, немецкая администрация для осуществления постоянного контроля и четкого функционирования оккупационной политики использовала органы местного самоуправления - от создания городских управ до комендантов улиц и домов. Деятельность даже мелких звеньев в общем механизме предполагала выполнение ряда существенных задач, например, расселение жильцов, взимание квартплаты, наблюдение за подозрительными лицами и задержание их (как правило, еврейской национальности). Часто низовые исполнители пользовались своей властью в личных интересах, а немецкое руководство поощряло своих помощников денежными вознаграждениями, подарками и даже орденами. Принцип управления был продуман до мелочей, содействие коллаборационистов использовалось в полной мере.

Отряды вспомогательной местной полиции или Шума-батальоны (Schuma) достаточно быстро были объединены руководством рейхскомиссариата в Охранную службу полиции порядка и подчинялись напрямую верховному командованию вермахта. В конце 1943 года Schuma-батальоны будут переименованы согласно национальной принадлежности (эстонские, латышские, литовские полицейские батальоны), но добровольная основа мобилизации, функционал и система поощрений никак не изменится.

Многие коллаборационистские объединения на территории Прибалтики формировались оперативно и действовали крайне организованно. Причиной тому послужил опыт руководителей националистических обществ, которые в период становления советской власти продолжали деятельность под охраной Германии или в эмиграции. Таким примером является «Фронт литовских активистов», созданный еще в 1940 году при содействии германской разведки, и разросшийся уже в период оккупации более чем в 25 тысяч человек85. С отступлением советских войск «активисты» восстанавливали национальные органы власти, которые были переданы немецкой военной администрации. Но ожидаемого содействия в возврате суверенитета и поддержки от

«освободителей» они так и не получили. Более того, власти рейхскомиссариата не только отказались поддержать националистов, но и жестко обозначили статус последних, предлагая им и далее осуществлять функции по охране республики. Тем не менее, в большей мере для осуществления порядка, немецкими властями использовались растущие полицейские силы, например,

«Литовская служба порядка», или батальоны Шума, которые насчитывали 22 единицы. К концу 1942 года около 30 тысяч литовцев находилось на страже порядка рейхскомиссариата86, и действовали они не только на территории Прибалтики, но и в Белоруссии, Польше, северо-западных областях России и на Украине.

Несмотря на взаимодействие вермахта и коллаборационистов, уже к 1942 году в Литве разрозненно стало проявляться сопротивление немецкой оккупации, что вызывало негодование Германии. Литовцы как «морально неустойчивая», «неперспективная» и «неполноценная» нация всегда выделялись на фоне своих прибалтийских соседей. Ответными мерами на неповиновение являлись массовые депортации в Третий рейх, где литовцы использовались в качестве остарбайтеров.

Не оправдала ожиданий литовская нация и при первых попытках сформировать национальный легион СС. В 1943 году, в связи с напряженной обстановкой на восточном фронте и с целью привлечения свежих военных резервов, немецким командованием было принято решение о создании литовского легиона. Несмотря на репрессивные меры и пропаганду, набор в легион так и не состоялся. И лишь в начале 1944 года, когда Третий рейх находился в безвыходном положении отступающего, была сформирована Местная дружина Литвы. Любопытно отметить, что мобилизация (за исключением членов действующих полицейских батальонов) в практически национальную армию осуществлялась на добровольной основе, и состоялась благодаря агитации, уступкам и обещаниям руководства рейхскомиссариата пересмотреть оккупационную политику. Но не прошло и полугода, как дружина Литвы была распущена, по причине низкой боеспособности, нарушений дисциплины.

По схожему с литовским сценарию на начальном этапе войны действовали национальные образования в Эстонии. Еще задолго до немецкой оккупации были сформированы партизанские группы, так называемые «лесные братья», деятельность которых также основывалась на уничтожении советских гражданских и хаотично отступающих военных сил. В помощь эстонским партизанам активно развернулись повстанческие отряды, наиболее известный из которых - разведывательно-диверсионная группа Эрна, сформированная в довоенные годы при поддержке немецких разведслужб. Достаточно крупное коллаборационистское образование в числе первых оказало полную поддержку немецким оккупантам при наступлении, действуя весьма скоординировано и

слажено. В отличие от литовских соседей, эстонские националисты имели больше точек соприкосновения с вермахтом, вероятно рассчитывая на равные, практически партнерские отношения с «освободителями».

Основными коллаборационистскими силами на оккупированной эстонской территории являлись отряды полиции, которые формировались из участников многочисленных националистических военизированных организаций. Эстонская полиция изначально разветвлялась на: политическую, криминальную и внешнюю. Объединенные в дальнейшем, политический и криминальный департаменты полиции действовали по немецкому образцу, как полиция безопасности, принимая огромное количество доносов от местного населения на просоветски настроенных граждан и лиц, укрывающих евреев. Внешняя полиция осуществляла охранные функции, как полиция порядка или Шума- батальоны. Несмотря на разницу в функционале полицейских служб карательные операции осуществлялись без различия по департаментам.

Помимо национальной полиции, необходимо выделить отдельные вооруженные формирования, наиболее крупной из которых являлась организация «Омакайтсе» (так называемые, «отряды самообороны»), которая комплектовалась на добровольной основе, напрямую подчинялась командованию вермахта и охраняла не только территорию своей республики, но и пограничные оккупационные территории. Набор основных задач этих отрядов самообороны мало отличался от общих задач деятельности прибалтийских коллаборационистов. В первую очередь, речь идет о карательных операциях против советских военных и партизан, против мирного населения, включая евреев. Любопытно, что на базе коллаборационистской организации «Омакайтсе» существовали женские дружины, функционал которых, по всей видимости, включал только наблюдение87.

Как уже отмечалось, эстонцам немецкое руководство доверяло в большей мере, чем литовцам, точнее, доверие было двухсторонним. Так, с лета 1941 года начал формироваться батальон СС «Остланд», который входил в состав вермахта. В дальнейшем части латышско-эстонского батальона Остланд станут костяком национального легиона СС и военизированных эстонских отрядов, участвовавших в боях на Восточном фронте, их численность к 1943 году достигнет около 10 тыс. бойцов88. Необходимость в Эстонском легионе особенно остро возникнет к 1943 году, и, как и Литовский, национальный легион Эстонии начнет комплектоваться на добровольной основе, с использованием «кнута и пряника» (угроз и обещаний автономии). Но, в отличие от неблагонадежного Литовского, Эстонский легион имел две принципиальные особенности: под мобилизацию попадали полицейские и охранные коллаборационистские формирования, кроме того, к эстонцам отношение среди немцев было исключительное, т.к. на них возлагал большие надежды сам рейхсфюрер СС Гиммлер. И надежды были оправданы…

Латышские национальные формирования, действовавшие на территории своей республики как партизанские отряды, задолго до немецкой оккупации боролись с советской властью всеми возможными средствами. Безусловно, после наступления войск вермахта латышские националисты (партизаны, отряды самообороны) участвовали в уничтожении Красной армии, параллельно истребляя мирное население, преимущественно еврейское. Так, разрастающиеся коллаборационистские группы, под руководством немецкой администрации преобразовывались в полицейские отряды, которые в ноябре 1941 года были переименованы в Охранную службу полиции порядка89. Латышские полицейские службы, кроме поддержания «порядка» на местах и охранных функций, участвовали в военных операциях на Восточном фронте. Нужно отметить, что на первых этапах взаимодействия с оккупантами набор в полицейские батальоны осуществлялся на добровольной основе. Но к середине 1943 года поток латышских добровольцев иссяк, а нужда Третьего рейха в них возросла вплоть до разрешения переименовать батальоны с привязкой к национальной принадлежности.

Кроме того, латышские коллаборационисты объединялись в национальные соединения СД, которые имели разветвленную сеть и широкие полномочия, что наиболее масштабно продемонстрировала печально известная команда Арайса (по фамилии лейтенанта полиции Виктора Арайса), прошедшая обучение и специальную подготовку на тренировочных базах СС. Результатом этой подготовки стало участие команды в различных кампаниях, направленных на уничтожение евреев, и борьбу с партизанским движением на территории Латвии, России, Украины и Белоруссии.

Без особенных усилий со стороны немецкой агитации прошел набор в Латышский легион СС, который формировался по тому же принципу и в те же сроки, что и национальные легионы Эстонии и Литвы. Предполагалось, что набор будет проходить на добровольной основе, но ситуация на Восточном фронте требовала быстрых решений, поэтому сформировав две добровольческие дивизии, латыши мобилизовались принудительно, в несколько этапов. Любопытно отметить позицию латвийских исследователей, которые подтверждают участие многочисленного национального легиона в боях против РККА, однако ответственность за этот выбор перекладывают на Советский Союз, якобы вынудивший своей репрессивной политикой свободолюбивый латышский народ пойти на соглашение с нацистами90. Однако не будем забывать, как о нравственном облике латышских националистов, которые в большей мере проявляли себя в борьбе с мирным населением, так и о национальных охранных формированиях, которые добровольно вошли в состав германских войск и использовались на передовой. Кроме того, абсолютно все легионеры давали присягу на верность Адольфу Гитлеру, часть же наиболее отличившихся награждалась и, выражаясь современным языком, двигалась по военной карьерной лестнице. В данной связи не случаен и тот факт, что руководство Третьего рейха выделяло латвийскую нацию (отчасти эстонскую) среди балтийских народов.

Доверие вермахта к латышским и эстонским коллаборационистам проявлялось в основании истребительного соединения «Ягдайнзатц Балтикум», на базе нацистского органа «Ваффен СС-Ягдвербанд». В основе деятельности балтийского подразделения лежало осуществление террористических и диверсионных актов, как на территории рейхскомиссариата Остланд, так и за его пределами. Достаточно жесткий отбор в диверсионную группу проводился на добровольной основе из состава национальных легионов СС.

В целом нужно отметить, что многочисленные соединения прибалтийских коллаборационистов использовались немецкими оккупантами в различных направлениях - это могли быть и строительно-саперные работы, и пограничная охрана, и участие в диверсионно-разведывательной деятельности в советском тылу под руководством немецкой военной разведки Абвер, как отдельные подконтрольные Абвергруппы. Но были и те, кто не вступал в военные национальные формирования, но содействовал распространению власти нацистских захватчиков среди сограждан, путем агитации к сотрудничеству, идейной пропаганды.

2.3 Основные операции с участием прибалтийских коллаборационистов

Возвращаясь в очередной раз к теме участия прибалтийских коллаборационистов в уничтожении мирного населения республик, а также болезненной теме геноцида евреев, нужно отметить, что в современной историографии существует две основные позиции. Одна сторона настаивает на вынужденном участии прибалтов в борьбе против советских войск, при этом фрагментарно упоминаются карательные операции против мирного населения,

либо не упоминаются вообще. Данной позиции придерживается, как правило, балтийская историография. Позиция же отечественных исследователей основывается на массовых фактах участия прибалтийских карателей, включая легионеров, в уничтожении советских военных и гражданских лиц, еврейского и коренного прибалтийского населения. Причем в данном случае речь идет не о равноправном положении сторон на поле боя, а о преследовании отступающих и травле беззащитных. Очевидно, что добровольное участие в мероприятиях по

«очистке» балтийских республик требовало от коллаборациониста определенных моральных качеств (или их отсутствия) и психологической устойчивости.

Одна из самых жестоких карательных акций, осуществленная преобладающими силами латышских коллаборационистов под руководством немецкого командования по массовому уничтожению мирных жителей на пограничных территориях Латвии-Белоруссии, получила название «Зимнее волшебство». Беспокойный партизанский край неоднократно подвергался

«зачисткам», от которых страдала в большей степени мирная часть населения:

«только в период с 25 января по 16 февраля 1943 года в Россонском районе было сожжено 260 жилых домов, расстреляно и сожжено заживо 1245 человек, в том числе 216 мужчин (включая стариков), 815 женщин и 214 детей91». Можно предположить, что данные, приведенные А.Р. Дюковым, несколько преувеличены, т.к. основаны на свидетельствах белорусских партизан, однако это не отрицает как проведение операций, так и состав карателей (операция «Заяц-беляк»).

Операция «Зимнее волшебство» описана исследователями достаточно подробно, прежде всего потому, что документально и детально зафиксирована двумя сторонами, кроме того этот преступный акт является одним из самых показательных примеров реализации нацистской политики истребления руками добровольных военных прибалтийских формирований (помимо латышских полицейских батальонов, в данном мероприятии участвовал 2-й литовский батальон). Главная цель операции «Зимнее волшебство» состояла в создании так называемой «нейтральной зоны»92, что подразумевало очистку пограничных территорий от партизанских соединений, вкупе с полным уничтожением населения. Нужно отметить, что потери белорусских партизан были относительно невысокими, в сравнении с уничтоженным мирным населением деревень. К тому же, помимо жестоких и быстрых расправ, жителей белорусских деревень каратели использовали как живое заграждение при разминировании путей и в качестве рабсилы на оккупированных территориях. В результате операции «Зимнее волшебство» было уничтожено и сожжено живьем 3 500 местных жителей, 2 000 угнали на каторжные работы, более 1 000 детей в Саласпилский концлагерь (Латвия)93.

Безусловно, подобные кампании осуществлялись регулярно, например, операции «Болотная лихорадка», «Гамбург», «Генрих», «Праздник весны». Последняя проводилась также на белорусской земле при непосредственном участии подразделения латышской дивизии Ваффен-СС, пограничных полков и национальных полицейских батальонов. Наиболее яркое отражение образа коллаборационистов дошло до нас в виде воспоминания очевидца, офицера по особым поручениям тыла «Русской освободительной армии» (РОА) поручика В. Балтиньша: «В 1944 году я приехал в деревню Морочково. Вся она была сожжена. В погребах хат расположились латышские эсэсовцы.... Я спросил у одного из них - почему вокруг деревни лежат непогребенные трупы женщин, стариков и детей - сотни трупов, а также убитые лошади… Ответ был таков: “Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских”»94.

В итоге карательных операций, проводимых немецкими оккупантами при участии латышских коллаборационистских формирований только на территории Белоруссии были сожжены и разрушены 209 из 270 городов и поселков городского типа, 9 200 деревень. 628 населенных пунктов было сожжено вместе с населением, а 186 деревень так и не возродились после войны. Было уничтожено около 2 млн. 200 тыс. мирных жителей и военнопленных95.

Рассматривая деятельность латышских коллаборационистов, нельзя не упомянуть самый многочисленный отряд специального назначения - команду Арайса, которая причастна к «уничтожению примерно 26 тысяч человек, включая около 2000 цыган и душевнобольных, и около 2000 коммунистических активистов»96.

Литовские полицейские формирования также «боролись» против мирного населения и партизан. Так, уже упомянутый 2-й литовский батальон, который участвовал в операции «Зимнее волшебство» на территории Белоруссии, регулярно расстреливал «евреев, русских, коммунистов и военнопленных Красной Армии. По полученным сведениям они уже расстреляли свыше 46 тысяч человек и повесили свыше 10 тысяч…»97.

Кроме того, на территории самой Литвы существовали концлагеря и «излюбленные» места массовых казней, активное участие в которых принимали местные коллаборационисты. Так, в одном только местечке Понары за один день было уничтожено около 5 тыс. советских граждан. В 1944 году, в результате расследования Чрезвычайной комиссии, в спрятанных за лесом огромных котлованах были найдены следы уничтоженных 100 тыс. человек98.

Результаты расследования злодеяний немецко-фашистских захватчиков и литовских коллаборационистов в Скуодской волости от 12 февраля 1945 года: «…22 июня 1941 года из бывших членов организации Шаулис саюнга и зажиточных местных жителей организовался партизанский отряд, который провел аресты советских актививстов и коммунистов, попавших в окружение красноармейцев и мирных советских жителей. Мирные жители были застрелены в г.Скуодас, примерно 1200 лиц…»99.

Результаты расследования массовых расстрелов мирного населения в лесу Поестье с участием литовских коллаборационистов от 22 января 1945 года:

«…В июле и начале августа 1941 года ежедневно в вышеуказанный лес пригоняли по 300-400 человек взрослого мужского населения, которых раздевали и расстреливали из автоматического оружия…Всего в лесу Поестье было расстреляно примерно от 10 до 12 тыс. чел.»100.

Источники изобилуют материалами по деятельности крупного эстонского коллаборационистского образования «Омакайтсе». Документально зафиксированы свидетельства издевательств над заключенными концлагерей, убийств военнопленных и мирных жителей, массового истребления евреев и цыган. Так, в одном из сборников приведены заключения комиссии и показания узников Тартуского концентрационного лагеря на судебном процессе над членами организации Омакайтсе: «…в лагере было истреблено свыше 12 тысяч советских граждан»101; «…подсудимые (эстонские националисты) подбирали и укомплектовывали личный состав концлагеря, принимали арестованных и размещали их, лично участвовали в подготовке и отправке арестованных советских людей на расстрел»102; «Охранники, руководители и другие офицеры концлагеря систематически присваивали одежду, обувь и другие вещи, снятые с расстрелянных советских граждан»103; «Эрвин-Рихард Викс (комиссар политической полиции, член организации Омакайтсе - О.Я.), будучи заместителем начальника «особого отдела» при Тартуском концлагере, в июле- августе 1941 года руководил следствием по делам арестованных советских граждан, определял меру наказания заключенным, в т.ч. смертную казнь, составлял списки узников….»104.

Также источники содержат свидетельства самих членов организации «Омакайтсе»:

- «Основной задачей нашего полицейского батальона было производство задержания советских граждан, в основном евреев, и впоследствии конвоирование их на расстрел. А также солдаты и офицеры нашего батальона участвовали в расстрелах..»105;

- «Весной 1943 года в районе Кудевере Белокалужской области производились массовые облавы на советских партизан, всех заподозренных советских жителей задерживали, а деревни сжигали»106;

Представляют интерес показания надзирателя тюрьмы г. Выру (Эстония):

«Первое время тюрьма охранялась членами фашистской организации Омакайтсе, а в последнее время охраняли тюрьму сами надзиратели. Надзиратели рассказывали, что только последнее время из тюрьмы взято на расстрел 750 чел. Приводили в исполнение приговор члены Омакайтсе»107;

Надежная и вездесущая организация «Омакайтсе» являлась самой крупной коллаборационистской структурой в Эстонии - «численный состав Омакайтсе на 1 сентября 1944 года составлял 73 190 человек108». Результаты деятельности такого многочисленного формирования оказались тоже впечатляющими, так, за первый год оккупации, полицией при участии «Омакайтсе» были убиты не менее 5500 граждан и жителей Эстонии, примерно такое же количество отправлено в лагеря»109. Кроме того, можно предположить, что данные указаны приблизительно, т.к. многие приказы отдавались устно, нигде не фиксировались, как не фиксировалось точное число жертв, например, уничтоженных деревень и партизанских отрядов.

Безусловно, наибольшее число преступлений, совершенных прибалтийскими коллаборационистами связано с Холокостом, что подтверждает значительное число источников: свидетельств, показаний, воспоминаний, как жертв, так и их палачей. Истребление еврейского населения силами национальных отрядов самообороны и партизанских групп началось еще до установления немецкого оккупационного режима. Позже власти рейхскомиссариата Остланд в крупных городах Прибалтики организовали обособленные еврейские поселения - гетто, в которых проживало работоспособное население, остальные подлежали уничтожению. Небольшой части евреев, находящейся на территории республик, все же удалось выжить - в концентрационных и трудовых лагерях или в случае удачного побега. В ликвидации евреев, как и в охране концлагерей, принимали участие прибалтийские национальные формирования.

Обратимся к отчету начальника полиции безопасности и СД от 30 июня 1941 г.: «…Ночью была сильная перестрелка между литовскими добровольцами, евреями и нерегулярными частями (отступающие красноармейские части)…Литовские партизанские группы за последние три дня уже расстреляли тысячи евреев»110. В показаниях литовского коллаборациониста отмечалось: «…В ноябре 1941 года, в Каунасе было подготовлено место для новых заключенных…Гестаповцы, но преимущественно активисты под командованием майора Казиса Симкуса, согнали сотни стариков, женщин и детей в тюрьму, которая к этому времени и так была переполнена…Имена заключенных не регистрировались. Их вывозили из тюрьмы и расстреливали без счета… Таким образом 25 ноября 1941 года было расстреляно более 10 000 человек. Ужасные картины массового уничтожения людей невозможно описать…»111. Из отчета айнзацгруппы от 15 октября 1941 года: «…Первые эффективные результаты самоочистительных акций были достигнуты с помощью партизан в Литве, в Каунасе… Во время первого погрома в ночь с 25 на 26 июля литовскими партизанами было убито более 1500 евреев, сожжено и уничтожено несколько синагог и полностью сожжен еврейский квартал…Общее число евреев, уничтоженных в Литве, достигает 71105…В Латвии до сегодняшнего дня всего было убито 30000 евреев…В Эстонии осталось около 2000 евреев…Арест всех евреев мужского пола старше 16 лет почти закончен. Все они были уничтожены эстонскими частями самообороны…»112. И, наконец, показания эстонского коллаборациониста: «Приблизительно 10 августа 1942 года мы поехали в село Дятлово, где в то время находился еврейский лагерь. Приехав в этот лагерь, мы окружили его и после этого стали евреев из домов выгонять. Общим числом там находилось около 1000-1500 евреев… мы все, солдаты, начали евреев сгонять в автомашины, я лично сажал евреев в «душегубку», а также в автомашину, а потом отвозили евреев на место расстрела…. В общем, было расстреляно около 1000 евреев»113.

Результаты расового антисемитизма на практике выражались в тысячах жизней, и это при условии, что рассматривается только территория Прибалтики: в Литве было убито 215-220 тыс. евреев114, в Латвии - около 70 тыс.115, в Эстонии - около 2 тыс. евреев116.

Безусловно, данные по количеству жертв в различных исследованиях разнятся, что представляется закономерным. Как уже говорилось, многие приказы отдавались устно, и отчетность самих коллаборационистов вряд ли отличалась гарантированной точностью. Кроме того, отмечались примеры сознательной фальсификации, когда преступления нацистов и коллаборационистов фиксировались как «преступления большевиков»117.