Подготовка нового акта о реформах была ускорена Сам Решид-паша принимал в этом большое участие. Текст Гюльханейского хатта до его провозглашения обсуждался на расширенном заседании Государственного Совета, где он был одобрен и признан не противоречащим шариату. Под протоколом стоят подписи министров, из которых 11 поддаются прочтению: Мустафа Асым, Рауф, Мустафа Решид, Рыза, Ахмед Фетхи, Абдуррахман, Х-Сейид Ахмед, Мехмед, Эсад, Абдулхак, Абдул-феттах (29, с.49).

Несмотря на согласие султана Мустафа Решид-паша тревожился, что его политические противники сорвут обнародование высочайшего рескрипта. Поэтому дата его провозглашения, намеченная на 3 ноября 1839 г. хранилась в глубокой тайне. Особенно опасался он всесильного Хусрев-паши, который фактически единолично управлял страной (султану было в то время всего 16 лет).

Решид-паша даже боялся за свою жизнь. Он подозревал великого визиря в намерении натравить на него фанатичную мусульманскую чернь. Вечером 2 ноября, накануне провозглашения указа о реформах, он сказал своему кякья (управляющему делами), что не надеется вернуться завтра невредимым домой (41,с.87). Перед отбытием в султанский дворец, где ему предстояло огласить акт о реформах, он попрощался с родными.

3 ноября 1839 г. на «Площади роз» перед летним двухэтажным султанским дворцом на берегу Мраморного моря, в торжественной обстановке, в присутствии султана, шейх уль-ислама, всех министров, светских и духовных сановников, цеховых старшин, глав всех не мусульманских общин, войсковых частей и тысячной толпы народа - мусульман и не мусульман, а также послов европейских держав (был приглашен и гостивший в Стамбуле сын французского короля Луи Филиппа принц Жуанвильский), состоялось обнародование знаменательного султанского рескрипта о реформах, получившего по месту его оглашения названия Гюльханейского (41, с.89).

Дворец и площадь перед ним были расположены в пределах, так называемого Старого дворца - Топкапу. Название «Гюльхане» носило здание, в котором когда-то изготовлялась розовая эссенция для султанского дворца. В фермане от 6 декабря 1839 г., направленном все вам, где содержался текст хатт-и шерифа и указания касательно его выполнения сказано, что рескрипт был провозглашен «на площаде Гюльхане, расположенной в черте моего дворца Топкапу». (29, с.51). Дворец Гюльхане был двухэтажный деревянный и со временем разрушился.

Этим рескриптом (по-турецки «хатт-и шериф - священный указ) было положено начало периоду реформ, которые в турецких источниках получили название «благодетельных» (танзимат и хайрине). Сам же период в литературе стал именоваться Танзимат.

Султанский рескрипт был оглашен Мустафой Решид-пашой. Любопытно следующее: провозглашая акт о реформах, который должен был показать всему цивилизованному миру, что Турция приобщается к западным государственным нормам, султан и Решид-паша в то же время, не отказались от старинных феодальных обычаев, которые соблюдались в таких случаях в таких случаях в Турции. Акт был прочитан лишь после того, как придворный астролог (мюнеджи-баши) возвестил, что благоприятная минута для этого наступила. Через министра двора Раза-пашу султан передал Мустафе Решид-паше красный атласный футляр, в котором находился приготовленный для оглашения султанский указ. (43, с.111).

После оглашения рескрипта Мустафу Решид-пашу сменил на трибуне имам, который вознес молитву Аллаху. После молитвы были принесены в жертву бараны. Пушки с Босфорских фортов 101 выстрелом вознесли о наступлении новой эры в истории Османской империи и в жизни населения ее народов. Султан, а за ним все высшие духовные и светские сановники поклялись соблюдать Гюльханейский хатт-и шериф. Затем султан направился в особое помещение во дворце, где находился священный плащ пророка, и оставил там на хранение и вечные времена Гюльханейский хатт-и шериф. Было решено ежегодно отмечать день провозглашения хатт - и шерифа и воздвигнуть памятник в честь этого события.

Торжества происходили и в провинциях. Во всех центрах эйялетов, санджаков и казана площадях при большом стечении народа местная знать давала клятву верности Гюльханейскому хатт-и шерифу. Примечательно т, что летописец Ахмед Люфти и вслед за ним турецкие историки называют Гюльханейский акт не «хатт - и шериф», и «хатт - и кумайун». Термин «кумайун» равнозначен термину «шериф», терминам «хатт -и кумайун» со второй половины ХVIII века назывались все указы, которые султан давал великим визирам. Боясь ответственности последние упросили султана отдавать свои распоряжения письменно в виде высочайших указов - хатт - и кумайнунов. Такую практику прекратил султан Махмуд II в 1832 году. С этого времени термином «хатт-и кумайун» стали именоваться только султанские указы о крупных реформах. В Европе за рескриптом от 3 ноября 1839 года утвердилось название Гюльханейский хатт-и шериф (36, с.37).

Гюльханейский хатт-и шериф положил начало новому периоду в движении за реформы. Обратимся к рассмотрению содержания Гюльханейского хатт-и шерифа.

Гюльханейский рескрипт начинается с преамбулы, в которой утверждается, что в прежние времена, когда в Османской империи соблюдались правила Корана и законы, государство обладало силой и величием, «и все его подданные без исключения пользовались в высшей степени довольством и благосостоянием». Однако, в последние полтораста лет (другими словами с конца ХVII в.) священные законы и правила перестали соблюдаться и страна оскудела и ослабела. Между тем, говорится далее, географического положение Турции, плодородие ее почвы, «способность и здравый смысл» ее жителей вселяют убеждение, что если принять действенные меры, то в течение нескольких лет может быть получен «результат коего мы, с помощью божьей надеемся достигнуть». Таким образом, уверенные в помощи «Всевышнего, основанной на ходатайстве нашего пророка, мы благорассудили посредством новых установлений доставить областям, составляющим Оттоманскую Империю, выгоды хорошего управления» (13, с.171).

Приведенные слова из преамбулы были данью духовенству и всем тем мусульманам, которые с недоверием относились к реформам. Они должны были продемонстрировать твердое намерение султана и Порты руководствоваться нормами и предписаниями ислама. (Известно, что предыдущего султана Махмуда II за его заимствования у европейцев в широких массах мусульман называли гяуром). Но не только это: в преамбуле было выражено кредо правящих кругов и самих реформаторов и их стремление опираться на Коран (6, с.84).

Вслед за преамбулой рескрипт конкретизирует, в чем заключаются новые установления и какие цели они преследуют Назвали три цели: 1) обеспечить всем подданным султана безопасность жизни, чести и имущества; 2) упорядочить набор рекрутов в армию, а также сократить срок службы; 3) правильно распределять и взимать налоги (13, с.171).

Безопасности жизни, чести и имущества в условиях царившего в Турции административного и судебного произвола, несмотря на реформы Махмуда II, не существовало. Хатт-и шериф обещал покончить с произволом, гарантировал добросовестное следствие и гласность суда. (43, с.115)

Хатт-и шериф торжественно провозглашал: «Каждый будет владеть своим имуществом и распоряжаться им с полной свободой, не встречая ни с чьей стороны препятствий». Специально указывалось, что «имущество осужденных преступников не будет впредь подвергаться конфискации, а их дети не будут лишаться наследства». (29, с.55)

В рескрипте справедливо говорилось: «Если не существует безопасности имущества, то все остаются холодны к призыву государя и отечества… но гражданин спокойно владеющий собственностью всякого рода, с жаром предается своим делам, стараясь расширить их круг, для увеличения собственных выгод». (10, с.49)

Особое внимание уделено правильному обложению налогами, подчеркивается важность этого для улучшения финансового положения государства и укрепления его военной мощи. Рескрипт осуждает «бич монополий, прежде неправильно считавшийся источником доходов», от которого страна освободилась, и отмечает, что осталась еще другое большое зло - ильтизам, откупная система. «При этой системе гражданское и финансовое управление, то есть иногда попадает в железные руки самых жестких и алчных страстей, ибо неблагонамеренный откупщик заботится лишь о собственных выгодах». Поэтому, говорится далее «необходимо, чтобы в будущем каждый подданный был обложен налогом соразмерно его имущественному состоянию и чтобы сверх этого с него больше ничего не требовали». (5, с.96-98)

Затем рескрипт касается армии, отмечает порок существующей системы набора рекрутов в армию (не учитывается численность населения, чем наносится смертельный удар земледелию и промышленности края), говорит о пагубности пожизненной службы (она приводит солдат в отчаяние и содействует обезлюдению страны). Рескрипт декларирует упорядочение набора рекрутов и снижение срока действительной военной службы до 4-5 лет. Рескрипт осуждает продажу должностей и обещает строго преследовать тех, кто ее практикует. (36,с.36)

Рескрипт провозгласил равенство перед законом всех подданных Турции без различия вероисповедания и этнического происхождения. Этим авторы хатт -и шерифа надеялись добиться внутреннего спокойствия и избежать вмешательства из вне. В рескрипте сказано, что льготы, им предусмотренные, «распространяются на всех моих подданных без различия вероисповедания или секты, они все без исключения воспользуются этими правами». (5, с.99-100)

Рескрипт предусматривал увеличение состава Совета юридических установлений, созыв расширяемых совещаний с участием министров и сановников для выработки законов, которые обеспечат выполнение обещаний рескрипта. (43, с. 116)

В заключении Гюльханейский хатт-и шериф содержит заявление такого рода: «Так как настоящие установления имеют целью провести в цветущее состояние религию, правительство, государство, то обязуемся ничего противного сему не совершать». (10, с.50) В залог верности этому обещанию султан выразил желание в присутствии всех улемов и сановников «принести присягу именем божьим и затем принять такую же присягу именем божьим, было обещано строго наказать. (36, с.37)

Заключительные строки хатт-и шерифа содержат проклятие тем, кто будет противодействовать осуществлению содержащихся в нем установлений.

Все указанные вопросы должны были быть разработаны в специальных законах. Регламентация прежних и введение новых социальных институтов, как объяснялось в Гюльханейском акте «имели целью дать импульс для расцвета религии, правительства, науки империи» (8, с.74)

Терминология хатт-и шерифа 1839 г. носит отпечаток двойственности. В нем содержались еще формальные ссылки на ислам, по существу же это был документ, провозгласивший новые политические и идеологические принципы. Недаром Бутене А.П. заметил, что «процедура провозглашения, а также стиль хатт-и шерифа несколько странны и не соответствуют мусульманским обычаям». (13, с.118) В этом документе впервые слово «миллет» употреблено в значении «народ» как нечто единое и не обусловленное этнической и религиозной принадлежностью. Из контекста указа ясно, что под этим словом подразумевалось все население Османской империи в целом. В тексте Гюльханейского хатт-и шерифа употребляется слово «тебаа» (подданные) не дифференцированно, как это было раньше принято, на «муслимин» и «раийя» (в указах Махмуда II присутствовали оба этих наименования, обозначавшие мусульман и христиан). (54, с. 56-57)

Впервые в официальном документе мусульманского государства появились выражения «общественное благо» ( имар - и мемалик), «служение нации» (миллетине хюсню хидмет), «любовь к родине (ватан мухабети), «прогресс» («терфики ахам) и другие, ранее не свойственные правительственным актам, гед подчеркивалась приверженность исламу и правящей династии. На примере Гюльханейского акта уже отчетливо заметен отход от средневековой концепции «истинно-мусульманского государства», сложившейся в Османской империи в ХV - ХVI вв. в этом документе появились термины, присущие языку европейской политики и идеологии. Впервые в правительственном акте было заявлено «о стремлении посредством новых учреждений обеспечить провинциям, входящим в империю преимущества хорошего управления». (4, с.70)

Оценивая процесс реформ, проводившихся по инициативе новой по умонастроению османской бюрократии, следует подчеркнуть, что объективно этот процесс вовлекал в дело проведения реформ и часть старой традиционной бюрократии, а также местного провинциального чиновничества, вынужденного считаться и поневоле учиться новым для них нормам государственного администрирования. Примечательно, что этот процесс коснулся даже такого оплота старого Османского государства и его идеологии, как сословие улемов.

Анализ социальных сил, являющихся движущими силами, реформаторского движения Османской империи ХIХ века, имеет принципиальное значение для оценки характера направленности этого движения. То обстоятельство, что во главе реформ стояли представители тех слоев, которые по своему характеру и происхождению были еще во многом связаны с феодальным Османским государством, тот факт, что буржуазные экономически и совершенно бесправные политически, не участвовали в движении за реформы, неизбежно обуславливали ограниченность как самих реформ, так и идеологии реформаторов. (4, с.110-113) Вместе с тем конкретные условия Османской империи той поры сделали первых реформаторов из среды бюрократии передовой силой общественно-политического развития, способной отражать интересы прогрессивного развития страны.

При осуществлении идей султанского указа 1839 года Мустафа Решид-паша столкнулся с ожесточенным сопротивление противников реформы, прежде всего, улемов и высших чиновников, наживавшихся на взяточничестве и злоупотреблениях. Активное противодействие реакционеров привело к тому, что реформы таизимата проводились непоследовательно. (30, с.210)

Много внимания уделялось инициаторами Гюльханейского акта реализации его положения о неприкосновенности жизни, имущества и чести всех подданных. С этой целью было принято уголовное положение, выработан коммерческий кодекс, учреждены государственный совет и провинциально-консультативные советы - меджлисы из представителей мусульманской и не мусульманских общин. Все эти меры способствовали известному ограничению произвола и беззаконий в действиях администрации, уменьшению случаев конфискации имущества, применения пыток на допросах и смертных казней. Однако, они никак не затрагивали самодержавной власти султана и поэтому не могли радикально изменить существовавшие порядки. Гюльханейский хатт-и шериф обещал изменить существующие порядки, уравнять в правах мусульман и не мусульман, на практике же, законодательные положения о правах немусульман игнорировались или извращались. (19, с.115) Турецкая правящая верхушка сохранила за собой монополию на все важнейшие гражданские и военные должности.

Стремясь оздоровить экономику страны, Мустафа Решид-паша обратился к пересмотру налоговой системы. Были отменены чрезвычайные налоги, барщина, упорядочено взимание подушного налога с немусульман - джизьи. Вместе с тем попытка Порты упразднить откупную систему разорительную для народного хозяйства не очень выгодную для обогащению откупщиков за счет налогоплательщиков, окончилась неудачей. Та же участь постигла проекта организации ряда металлообрабатывающих, текстильных и бумажных предприятий в районе Стамбула, в Измире и Бурсе, мероприятия по улучшению состояния сельского хозяйства, попытка оздоровить финансы за счет создания государственного банка и устойчивой денежной системы. Ничего не было предпринято для обеспечения местного производства от конкуренции дешевых иностранных товаров.

Более удачно осуществлялась военная реформа, по которой был введен регулярный набор рекрутов на основе всеобщей (для мусульман) воинской повинности, а срок действительной военной службы сокращен с 15 до 5-7 лет. (36, с.38)

Мустафа Решид-паша принял ряд шагов для распространения системы светского образования. (30, с.212) Несколько ранее опубликование Гюльханейского хатт-и шерифа в том же 1839 году была сформирована Комиссия Общественной пользы, основной задачей которой, была организация системы образования. В проекте регламента комиссии отмечалось большое значение науки для процветания народа. В нем указывалось на неудовлетворительную постановку начального образования в Османской империи. Для поднятия уровня преподавания были предложены следующие меры:

Проверка и контроль профессионального уровня преподавателей;

Обучение не индивидуальное, а коллективное, по классам;

Обязательное обучение всех детей, начиная с 4-5 лет;

Основание двух специальных школ для обучения сирот, а также детей, родители которых занимаются бродяжничеством. (54, с.59)

ГЛАВА 3. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЙ И ВНУТРЕННЕПОЛИТИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ ГЮЛЬХАНЕЙСКОГО ХАТТ - И ШЕРИФА 1839 ГОДА

§ 1. Внешнеполитический аспект султанского указа

Провозглашение Гюльханейскоий хатта имело широкий положительный отклик за границей; во многих европейских кругах его приветствовали как конституцию Османской империи. Сам Решид-паша отрицал любое сравнение его с проявлениями западного конституционализма. Он подчеркивал «полную невозможность управлять по конституционному пути столь невежественным народом, как наш, неспособным понять, в чем состоят его подлинные интересы». (8, с.75)

Действительно, идеи Гюльханейского хатт-и шерифа и использованная при его составлении терминология обнаруживают сходство с господствовавшими в то время на Западе идеями, и в частности с теми, что были зафиксированы во Французской декларации прав человека. При этом на Османской почве эти идеи соответствующим образом видоизменились. Сам Решид-паша оценил хатт- и шериф как «основу основ» всех дальнейших постановлений. Особо следует подчеркнуть тот факт, что реформаторская политика с появлением хатта получила своеобразную санкцию на легальное поведение. (52, с.28-29)

Таизимат - неслучайное и спонтанное явление, а период тесно связанный с предшествующими реформами, их продолжатель. Однако, в немалой части исследований таизимат и особенно провозгласивший его Гюльханейский хатт-и шериф рассматриваются как результат прямого внушения и даже диктата со стороны западной, и в первую очередь английской дипломатии. (42, с.215)

Процедура оглашения хатт-и шерифа готовилась в обстановке строгой секретности и явилась полной неожиданностью для английского, австрийского и русского посланников. По поводу присутствия иностранных дипломатов английский историк Темберлей заметил, что «впервые дипломаты объединились с турками в публичной церемонии. (43, с.219) Присутствие же европейских представителей на церемонии, толкуемое как аргумент в пользу того, что реформаторы стремились привлечь внимание великих держав, имеет свое прецедент. Так, в докладе о коронации Абдул-Меджида в июле 1839 г. русский посол Бутенев отмечал, что впервые на нее был приглашен дипломатический корпус. Ранее подобное явление было сочтено святотатством, но ныне настроения уже переменились. (49, с.87) Во время коронации Решид-паша все еще находился в Лондоне.

Лишь после оглашения хатт-и шерифа Решид-паша пытался обеспечить поддержку великих держав. В связи с этим он обратился к французскому посланнику, надеясь с помощью последнего получить коллективную ноту султану от дипломатического корпуса, в которой бы отразился интерес Европейских государств к переменам империи, обещанным Гюльханейским хатт-и шерифом. (42, с.32) На следующий день после церемонии в Гюльхане Решид-паша в продолжительной беседе с Австрийским интернунцием прямо заявил, что нуждается в «одобрении главных представителей дипломатического корпуса, чтобы оправдать в глазах султана те советы, которые он ему давал».

Провозглашение Гюльханейского хатт-и шерифа вызвало полное одобрение Пальмерстана, - министра иностранных дел Великобритании, и он торопится поздравить порту с принятием меры, осуществление которой «принесет несомненные выгоды империи и которая делает честь ее автору». (47, с.97) В письме английскому послу лорду Понсонте он пишет: «хатт-и шериф был мастерски осуществленным политическим залпом, и он имеет большой резонанс в обществе и здесь, и во Франции». (52, с.81)

Обнародование Гюльханейского хатт-и шерифа было неожиданностью и для Понсонти. Несмотря на это, он официально благодарил Решид-пашу и векилей за провозглашение султанского указа. Он приветствует шериф, давая ему высокую оценку: «Это победоносный ответ всем, кто утверждает, что империя не может быть спасена своим старым управлением». (29, с.59) Желая польстить религиозному чувству Мустафы Решид-паши, успокоить его опасения по поводу ожидаемого непонимания хатта населением Османской империи, он признал указ не противоречащим ни канонам мусульманской религии, ни мусульманской идеологии. «Порта встретит одобрение других государств, так как она убедительно доказала, что новые установления осуществляются не только губернатором Египта», - писал Понсонти в официальном послании турецкому правительству 7 ноября 1839 г. В отношении к проектам Порты предоставить гарантию защиты имущества османских подданных Понсонти писал: «Я не знаю как они собираются действовать для того, чтобы ввести такое всеобщее благо, а еще менее (представляю себе) как они обеспечат его осуществление, считаю для себя благоразумным не проявлять много интереса, чтобы не брать на себя какой-либо ответственности». (29, с.59;52, с.97) Английские и французские газеты сообщали о провозглашении хатта, как о большом, важном и неожиданном событии. Французская газета «Л, Юнивер» 26 ноября 1839 г. отмечала, что «если это установление будет проведено в жизнь оно заложит фундамент для учреждений, которые дадут Турции возможность вступить на путь современной культуры. Это последнее и грандиозное усилие, сделанное великой нацией в поисках новой жизни. «Другая французская газета «Ле Сьекль» поместила статью под названием «Административные и общественные изменения в Турции». В ней говорилось, что для полной ликвидации неравного положения мусульман и райи необходимо зафиксировать разницу между лексикой турецкого разговорного языка и письменного, упростить письменный язык и принять меры, чтобы он стал доступным подданным нетурецкой национальности (56, с.38-39). Газеты писали, что лечение «больного человека» передано в искусные руки, что вскоре ем будет возвращена сила, которая позволит противостоять как ударам извне, так и внутренним сотрясениям (29, с.60).

Через два дня после церемонии и русский посол Бутенев посылает в Петербург очень подробное донесение, к которому прилагает и французский перевод текста Гюльханейского хатт-и шерифа: «Сколь любопытная и памятная, столь исключительная в истории Турции церемония, совершенно неожиданная для населения Константинополя и для дипломатического корпуса, состоялась позавчера» (51, с.72). Так начинается описание Бутенева. Он подчеркивает большую засекреченность и таинственность, с которыми готовилось торжество, а также полную неосведомленность дипломатического корпуса: «Быть может, если бы предварительно спросили наше мнение, я не был бы одинок, если бы попытался в интересах (сохранения) достоинства Порты удержать ее хотя от намерения пригласить присутствовать на этом своего рода собрании кататлей представителей всей Европы. Их официальное присутствие, ненужное для закрепления внутриполитического акта, легко могло бы произвести неблагоприятное впечатление на настроения мусульманского населения, непросвещенного, находящегося во власти предрассудков и уже достаточно настроенного против нововведений, которые имитируют европейские обычаи и институты» (20, с.189).

Давая осторожную и лаконичную характеристику этому акту, Бутенев подчеркивает преемственную связь, существующую с хатт-и шерифом и реформами султана Махмуда II: «Все еще рано судить о том, до какой степени органические правила и предоставления новым хатт-и шерифам гарантии будут в действительности точно и эффективно применены. Но справедливости ради заметим в знак уважения к памяти покойного султана Махмуда II, что принципу заложенному в уступках (хатт - и шерифа), предшествовали его (Махмуда II) проекты внутренних реформ. Многие из положений, вошедших в новый хатт-и шериф, среди которых - отмена смертного наказания без предварительного суда и следствия, равно как и отмена конфискаций, уже были объявлены через специальные распоряжения покойным султаном» (32, с.175-176).

Бутенев завершает донесение словами о том, что данное событие «создаст эпоху в истории этой империи» (20, с.190). В письме, адресованном Решид-паше, в котором содержится благодарность за посланный перевод Гюльханейского хатт-и шерифа, Бутенев выражал свои поздравления и подчеркивал мудрость султана, а также его заботу обо всех подданных без различия класса и религии (51, с. 73). Через несколько дней Бутенев направил свою очередную информацию о непосредственной реакции в стране на объявление Гюльханейского хатт-и шерифа: «До настоящего времени, эффект произведенной реакции в стране на население столицы и ее окрестностей опубликованием этого документа, вполне удовлетворителен и свидетельствует об истинном прогрессе в общественном мнении. Турки не проявили свою ревность в отношении того факта, что данные им привилегии предоставлены без различия религии и всей райе» (52, с.133-134).

В исторической литературе распространено мнение о том, что Решид-паша видел в провозглашении элементарных человеческих прав для подданных Османской империи средство обеспечения поддержки со стороны европейских государств для благоприятного завершения конфликта с Мухаммедом Али, то есть, что Гюльханейский хатт-и шериф явился прямым результатом оппортунистических действий Решид-паши. Мнение это возникло фактически одновременно с оглашением хатта. Уже два дня спустя французский посланник Понтуа отметил в своем донесении, что идеи заложенные в декрете, заслуживают безусловной похвалы, но сомнение вызывает возможность их практического осуществления (43, с.211). Понтуа высказал подозрение, что и сами авторы хатта не питают никаких иллюзий за счет и, следовательно, декрет предназначен не столько для Османской империи, сколько для Европы, ибо таким путем можно будет попытаться завоевать общественное мнение в противовес популярности на континенте Мухамеда Али. Точно также реагировал на появление хатт-и шерифа и сам Мухаммед Али, который заявил, что «этот хатт содержит только красивые слова, но ничего из обещанного осуществлено не будет. Однако, я понимаю подлинную цель этого акта. Он направлен против меня, единственно против меня. В Константинополе хотят завоевать общественное мнение Азии и Европы. Все это направлено на то, чтобы встревожить меня, но Мухаммеда Али не испугать» (52, с.32).

Сам Решид-паша, оценивая причины, побудившие его к действию, указывал в качестве первой причины - приход к власти Абдул Меджида. Нового султана, молодого и неопытного, легче можно было убедить в необходимости преобразований. Вторым моментом Решид-паши явился расчет на то, что неблагоприятный ход военных действий против Мухммеда Али, тяжелое финансовое положение империи вынудят министров более активно заниматься вопросами общественного благосостояния. И наконец, Решид-паша надеялся, что египетский вопрос заставит Порту «обратить внимание на европейские силы, что представило бы империи средства для борьбы и искоренения фанатизма» (52, с.33).

В начале 40-х годов Решид-паша подтвердил своевременность провозглашения Гюльханейского хатт-и шерифа.

2. Внутриполитический аспект: отношение к хатту населения

Мустафа Решид стремился облечь идеи хатта в привычную для населения форму понятий шариата. Советский историк-арабист З.И. Левин отмечает, что «арабское мусульманское общество могло бы воспринять новые общественно-политические идеи лишь в доступной ему традиционной форме. Читателю нужно было растолковать новые понятия, совмещая их с привычными представлениями» (34, с.28-29). Советский историк Степанянц , заметила, что «к вере иногда обращаются общественные силы, заинтересованные в осуществлении прогрессивных преобразований» (48, с.4). Современники Мустафы Решида утверждали, что»среди новых институтов, порожденных танзиматом, нет ни одного, который противоречие вызвано несоблюдением шариата и укоренившимися дурными традициями» (29, с.57).

Реформы встретили упорное сопротивление консерваторов в центре и в провинции. Злейшими врагами реформ были улемы, муфтии (верхи мусульманского духовенства), крупные феодалы, полуфеодалы, курдские феодально-племенные вожди и начальники санджаков, мюльтезимы (откупщики налогов), связанные с ними крупные ростовщики из Стамбула (преимущественно армяне) и др.

Особенно опасным противником, вследствие своего огромного влияния на мусульман, было духовенство. Мечети со многими десятками тысяч священнослужителями, духовные училища (медресе) с десятками тысяч учащихся, обители и монастыри (ликле, завийе) с огромной массой оседлых и странствующих монахов - дервишей были очагами сопротивления реформам в какой бы области те не проводились. (41, с. 95-96)

С самого начала саботировал проведение реформ административный аппарат. Мустафе Решид-паше и его сторонникам было не под силу перетряхнуть государственный аппарат сверху до низу, заменить старых чиновников людьми, желающими и способными осуществить реформы. Да они и не ставили перед собой такой цели. К тому же консерваторы не позволили бы этого сделать.

Бешенство фанатиков выразил провозглашенный хатт-и шерифом принцип равенства мусульман и немусульман. Они рассматривали его как нарушение одной из основных догм ислама и разрушение устоев империи. Мракобесам удалось в ряде городов -Адрианополе, Измире, Кайсери и других организовать христианские погромы. В Кайсери и других местах Анатолии фанатики совершили вопиющие неистовства против отдельных христиан, в Мосуле несториане подверглись кровавому преследованию, короче сказать, дух мусульманского фанатизма обуял всю Турцию и становился и в столице день ото дня заметнее», - писал немецкий историк Розен. (8, ч.2., с.87)

Реформаторы, в первую очередь, Мустафа Решид-паша, и даже сам султан подвергались нападкам. Решид-пашу обвиняли в том, что он продался кяфирам - «неверным». Фанатики кричали, что шариат гибнет, что падишах стал франком-безбожником и противопоставляли ему Мухаммеда Али как борца за ислам. Многие говорили, что танзимат - выдумка франков.

Противники реформ были крайне недовольны также законами об отмене ильтизаме, о борьбе со взяточничеством и незаконным обогащением. Почти все вали либо сами были мюльтезамами, либо были тесно связаны с откупщиками налогов материальными интересами. В услужении у крупных мюльтезамов находилось много мелких, а также сборщиков налогов, стражников и других.

В свое время мюльтезами после ликвидации военных ленов получили право распоряжаться входящими в них землями, то есть предоставлять наделы крестьянам, последние же были обязаны платить и те налоги, которые они раньше вносили тимериотам и заимам. Кроме того, мюльтезамам были переданы бывшие лены, дохолд с которых не превышал 2 тысяч курушей в год (36, с.36). Таким образом мюльтезамы превратились в помещиков - полуфеодалов. С отменой ильтезама они не только теряли важнейший источник доходов, но и право на распоряжение, а фактически на пожизненное владение землями бывших ленников (мукатас). Вдобавок владельцы таких земель были обложены налогами (до Танзимата они были освобождены от налогов).

Особую опасность для реформ представляло огромное влияние духовенства на мусульманские массы. Используя в своих интересах слепую веру мусульман в служителей культа, воспитанное у них веками чувство превосходства над инакомыслящими и презрение к угнетенным народам Османской империи, особенно к христианам, духовенство натравливало фанатиков - мусульман на сторонников преобразований, поднимало на борьбу против реформ. В том же направлении действовали и феодалы. При этом они использовали недовольство масс, которым определенные реформы несли дополнительные тяготы. Провоцируемые духовенством, внушавшим правоверным, что набор рекрутов является выдумкой глупцов-христиан, фанатично настроенные турки обрушивали свой гнев на мирное христианское население. Христианские погромы с убийствами, насилием, грабежами произошли не только в селах, но и городах. (41, с.99)

Как отнеслись к Гюльханейскому хатт-и шерифу и реформам Танзимата угнетенные народы Османской империи? Этот вопрос требует специального рассмотрения. Здесь лишь кратко отметим, ч то христианское население Балкан, за исключением тех его элементов, которые тесно связали свою судьбу с местными турецкими феодалами и администранцией, с радостью и надеждами на будущее встретило Гюльханейский рескрипт.

По приказу из Стамбула султанские чиновники зачитывали Гюльханейский хатт-и шериф на областных собраниях представителей местного населения на их родных языках.

Как уже отмечалось и в среде угнетенных народов оказались такие лица, которые приспособились к турецкому феодальному режиму и извлекая для себя выгоду из этого, действовали вместе с турецкими консерваторами против реформ. Больше всего таких элементов оказалось среди верхушки греческого населения. К ним принадлежал сам патриарх - глава греко-православной религиозной общины. О его отношению к Гюльханейскому хатт-и шерифу свидетельствует следующий любопытный эпизод. В качестве главы греко-православной общины (которая, как известно, включала всех православных подданных султана) патриарх присутствовал на торжестве оглашения Гюльханейского рескрипта. Глядя как после этой церемонии хатт-и шериф был уложен в красный атласный мешочек, патриарх выразил надежду, что он там останется навсегда. (41, с.100-101) Причина недовольства патриарха, а вместе с ним и многих греков (главным образом из числа духовенства, крупных купцов и ростовщиков) состояло в том, что они занимали господствующее положение среди своих единоверцев - болгар, сербов, черногорцев, валахов, молдаван и других.

Горькая действительность вскоре показала угнетенным народам, особенно балканским, что их надежды на Гюльханейских хатт-и шериф беспочвенны. Противники реформ, в руках которых находился государственный аппарат, делали все, чтобы дискредитировать и в конце концов сорвать реформы.

Чихачев в своих «Письмах о Турции» писал, что «отмена наследственных прав пашей и разграничение их гражданских и военных обязанностей, пожалуй единственная реформа, которую удалось осуществить из обещанных в 1839 г. основным законом гюльхане. Прочие остались для страны пустым звуком, а для Европы - блестящей мистификацией». Далее он пишет: «Как и в прежнее время назначение на должность паши в Константинополе очень напоминает продажу с торгов. Между тем при выполнении своих обязанностей эти сановники находят полный простор. Например, им разрешается взимать 5 процентов от стоимости всего, что является объектом судебного процесса» (12, с.55)

Крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения, по-прежнему страдали от властей при взимании налогов.

Волнения среди населения были вызваны также и грубы нарушением главного обещания Гюльханейского хатт-и шерифа - обеспечить неприкосновенность личности, чести, имущества каждого подданного империи, без различия веры и национальности. Для осуществления этого обещания были учреждены муниципалитеты (меджлисы).

В главном городе любой провинции имеются два муниципалитета: тиджарет меджлис или коммерческий суд и меджлис кебери, или великий совет. Первый разрешает разногласия возникшие между турками и христианами, иностранными подданными. Он состоит из шести членов - турок, назначенных пашой и председателя тоже турка, назначенного фирманом Порты. В каждом случае, при рассмотрении дела, возникшим между иностранцем и османским подданным, суд предлагает совету, в ведении которого находится первый, прислать четыре, пять, редко шесть лиц по его выбору, чтобы решить вопрос большинством голосов совместно с турецкими членами суда. Как очевидно, даже в тех случаях, когда суд допускает к участию в процессе шесть христиан, большинство голосов заранее обеспечено за мусульманами.

… Иначе обстоит дело со вторым видом муниципалитета, т.е. меджлис кебери, в котором мусульмане имеют дело только с христианами турецкими подданными и где ненужно опасаться вмешательства со стороны европейских держав. (11, с.123-124).

Между тем, эти милые представительства зиждутся на следующих принципах. В каждой местности райя (турецкие подданные христиане) представлены не в соответствии со своей численностью, а лишь по числу существующих в ней отрядов.

С другой стороны, все главные чиновники являются (без избрания) членами меджлиса. Потом следуют члены-турки, избранные мусульманским населением. Из этого вытекает, что как бы ни было многочисленым христианское население, представленное членами меджлиса, подавляющее большинство непременно принадлежит мусульманам. И даже в тех случаях, когда местное население состоит исключительно из христиан, последние никогда не смогут иметь больше трех представителей. Чиновники - все мусульмане - куда более многочисленны, они всегда будут в большинстве. (12, с.57-58)

По данным переписи 1844 г. численность населения Османской империи составляла примерно 35 млн. человек. Из них турок (обозначивших «османлы» - 12,8 млн., немусульман (греков, славян, евреев, армян и других - 14, 75 млн.) остальное составляли мусульмане других национальностей: албанцы, татары, арабы, курды, туркмены. Всех мусульман вместе с турками насчитывалось 21 млн. человек. Перепись проводилась в трех крупнейших частях империи: Европейской, Азиатской и Северной Африке. В новой, более полной переписи 1831 г., учитывалось население всех османских территорий в трех частях света. (54, с.60)

Во многих провинциях Османской империи проживал смешанное население. В этом отношении характерной была Македония, где жили турки, болгары, греки, сербы, влахи. Этнически очень пестрым был Стамбул: турки, армяне, греки, евреи и многие другие. В Анатолии турки составляли большинство, но и там преобладало смешанное население. На севере и западе был много греков, особенно в Измире. Столкновения на религиозной и национальной почве были нередкими и создавали массу проблем для правительства. Вопреки указам, распространявшим пошлинование «тебога» (подданных) на всех без исключения жителей Османской империи вопреки торжественным декларациям Махмуда II и Гюльханейского хатт-и шерифа фактическое неравенство между мусульманами и райя оставалось в силе.

Английский консул А.Фэрли сообщает о попытке христианина выступить с иском против турка в одном из центральных судов Герцеговины. Судья ему разъяснил:

- Свидетельство христианина против мусульманина не допускается перед судом всевышнего.

- Но, возразил христианин, а танзимат?

- Гяур, - отвечал судья, - Порта может пожаловать то, что она пожелает, тому кому она захочет. Что же касается нас мусульман мы признаем лишь один закон и один танзимат, и это Коран, так же как мы признаем только одного бога, чьим пророком является Мухаммед (56, с.61).

Христиане также, как и прежде, были совершенно отстранены от службы в армии. Особенно смешным, а еще более жестоким явилось то, что обнародование указа султана, привело к введению налога, уплачиваемого за избежание военной службы: карадж, в худшем случае исчислялся скромной суммой в 30-40 пиастров с человека, когда новый налог достигал 300-400 пиастров. (11, с.140; 12, с.60)

Анализируя Гюльханейский хатт-и шериф 1839 г. можно сказать, что принцип равенства провозглашенный деятелями танзимата, понимался ограниченно, как равное право всех подданных на безопасность жизни, чести имущества, которое гарантировалось законом и обеспечивалось признанием в новых судах свидетельств мусульман наравне со свидетельствами немусульман (что противоречило шариату) (26, с.67). равенство должно было проявиться и в допуске немусульман в ряды регулярной армии. Покоренное население получало право носить оружие бок о бок с мусульманами (20, с.180). Во вновь создаваемые меджлисы наряду с членами мусульманами входили и немесульмане. Но нигде не упоминалось право немусульман управлять государством наравне с мусульманами и занимать высшие должности в государственном аппарате Османской империи.

Западноевропейские державы оказывали энергичное давление на Порту с намерением ускорить осуществление реформ танзимата. Они бесцеремонно вмешивались во внутренние дела государства (55, с. 140). Это вызывало противодействие и протесты не только мусульманского населения, но и султанского правительств. Поэтому политика западноевропейских держав в этом вопросе имела эффект прямо противоположный задуманному она препятствовала осуществлению реформ и приводила к ослаблению государства. А многие сановники Порты утвердились в мысли, что реформы вредны вообще. Равноправие и независимость предоставленные Турции, явились лишь пустым звуком не принимаемым всерьез во всей Европе.

Реформы танзимата осуществлялись сверху и несли новые непривычные для османского общества представления о ценности человеческой личности. Актуальность идей хатта, их необходимость для успешного развития государства и для создания условий функционирования буржуазных институтов понимали немногие представители правящего класса Османской империи. Господствовавший в дотанзиматской Османской империи государственный строй, поддерживаемый законами шариата мешал развитию капиталистического уклада в экономике и буржуазных институтов во всех других областях (27, с. 177). Османское общество в 1839 г. не было подготовлено к тому, чтобы признать право любого человека владеть богатством. Ислам осуждал богатство, признавая лишь достаток. Мусульманин должен был придерживаться умеренного образа жизни, среднего между экономией и скаредной экономией, как для себя, так и для своей семьи (31, с.68).

Реформы танзимата проводились «сверху» передовыми государственными деятелями, осознавшими их необходимость и неотложность. Все надежды в деле осуществления реформ они возлагали на чиновников (местная буржуазия еще только зарождалась, была слишком немногочисленна и слаба и не проявила себя в общественных движениях).

Преобразования, осуществлявшиеся «сверху» немногочисленными движениями танзимата и не имевшие по разным причинам поддержки широких слоев населения, их могли привести к большому успеху, что вскоре подтвердила и сама жизнь

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

К концу XVIII - началу XIX вв. Османское государство утратило свою былую мощь, ее традиционный наступательный порыв был приостановлен возросшей силой Европы, вступившей на путь капиталистического развития. Империя оказалась в состоянии стагнации, которой предшествовал социально-экономический и политический кризисы. Симптомы кризиса обнаружились уже в конце XVI - XVII веков. Он прежде всего, отразился на военной мощи Османской империи. Отсталые промышленные тезнологии, отссутствие светского образовния и зачатков научного знания, проивзол государственных деятелей, засилие феодальных порядков - вот такой предстала Турция в первой трети XIX века перед великими европейскими державами.

Пошатнувшееся военно-политическое положение империи потребовало от султана и представителей правящей феодально-бюрократической элиты серьезного осмысливания. Именно в этой среде в третьем десятилетии XIX века зарождаются проекты реформ, инициатором которых был Мустафа Решид-паша и его сподвижники.

Объективной основой зарождения и развития реформаторского движения и его идеологии Османской империи были конкретно-экономические и социально-политические условия жизни Османского государства этого периода. В условиях ярко выраженной мощи, уменьшения эффективности основных государственных институтов, значительного экономического и культурного отставания наиболее развитых стран Европы, резкого усиления национально-освободительной борьбы не турецких народов империи и возросшего вмешательства европейских держав во внутренние дела страны, османские реформаторы стремились проводить такие реформы, осуществление которых по моделям и образцам более развитых стран Европы обеспечило бы политическую модернизацию в интересах сохранения и упрочения Османского государства в новых для него социально-политических условиях. Бесспорно вместе с тем, что всех лидеров реформаторов не в последнюю очередь волновал вопрос о сохранении границ империи, о сохранении власти османского султана над покоренными нетурецкими народами.

Преобразование периода Танзимата свидетельствуют о том, что сторонники реформ не ограничивались только декларативными обещаниями, а энергично и планомерно пытались осуществить Гюльханейского хатта и реорганизовать государственную структуру Османского общества.

Основным документом, свидетельствующим о наличии у Мустафы Решид-паши целостного права преобразований, является Гюльханейский хатт.

Мустафа Решид-паша и его сторонники сразу же после провозглашения Гюльханейского хатта - и шерифа приступили к выработке новых законов, оберегающих жизнь, имущество и честь турецких подданных. Уже в 1840 - начале 1841 годов был принят уголовный закон, выработан коммерческий кодекс, были расширена права Высшего Совета юридических установлений, игравшего роль Государственного совета, в состав которого вошли реформаторы, предложено создать провинциальные меджлисы и другие. Сам султан клятвенно обязался быть верным Гюльханейскому хатту - и шерифу.

Европеизация Турции происходила в ограниченных размерах и часто носила поверхностный характер. Она почти не коснулась широких масс, почти не захватила их сознание. Но это не должно вызывать удивления если учесть всеобщую отсталость страны, закоренелые средневековые предрассудки мусульман, идеологическое господство духовенства, его влияние на массы и сопротивление всем новшествам, шедшим с Запада. При всем том, процесс европеизации был исторически неизбежен и несмотря на все препоны, продолжался. Это был прогрессивный процесс.

В Гюльханейском хатт - и шерифе важное место заняла декларация об уравнении в правах мусульман и немусульман. Она нашла некоторые отражения в уголовном законе, административных и судебных преобразованиях. Однако, на практике, даже весьма скромные узаконения, касавшиеся прав немусульман, часто извращались, либо не применялись вовсе. Турки сохранили в своих руках монополию на все гражданские и военные должности; христианское население уже не имело равных возможностей с мусульманами в приобретении земель, находившихся во владении мусульман, даже собственности мюлек. Обещания Гюльханейского хатт - и шерифа в отношении христиан не были осуществлены.

На пути социально-экономического и политического и культурного прогресса Турции стояли три крупных препятствия: феодально-теократический режим, опиравшийся на мощные остатки феодализма в экономике и социальных отношениях; экспансия и привилегированное положение иностранного капитала и все усиливавшаяся зависимость Турции от европейских держав; губительное для страны и турецкого народа колонизаторская, великодержавно-шовинистическая политика правящих сил Турции в отношении угнетенных национальностей.

Указанные исключительно сложные препятствия тормозили продвижение Турции по пути прогресса во всех сферах ее внутренней жизни. Так было в течение всего периода Танзимата, так было и много десятилетий и после него.

Имел значение и демографический фактор. Мусульманское население поредело вследствие почти непрерывных войн XVIII - XIX вв., тогда как христианское население численно возросло.

В национальной политике Мустафа Решид-паши соединились две взаимоисключающие тенденции, направленные по его мнению, к единой цели внутренней консолидации многонационального государства; намерение улучшить положение христианского населения и в то же время ограничить его требования тесными рамками статуса второсортных подданных султана. Танзиматские реформы, несомненно содержали в себе прогрессивные тенденции, что нашло выражение в попытках турецкого правительства открыть новые и нормальные пути экономической и культурной жизни подавленных народов Османской империи в соответствии с их начавшимся капиталистическим развитием. Противоречивая сущность политики Танзимата состояла в том, что она преследовала задачу путем очень незначительных уступок примирить покоренные народы с игом османских завоевателей. Решид-паша с самого начала понимал декларируемое им равенство весьма ограниченно и преследовал, главным образом, цель - приостановить распад Османской империи.

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

Источники

Базили К. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. - М., 1862.

Вамбери Г. Очерки жизни и нравов Востока. - Спб., 1877.

Вронченко М. Обозрение Малой Азии в ее нынешнем состоянии, составленное русским путешественником. Ч. 1-2. - Спб., 1839-1840.

Гиргас В. Права христиан на Востоке по мусульманским законам. - Спб., 1865.

Д, Оссон Полная картина Оттаманской империи в двух частях. Труды господина Д, Оссона. Т.1. перевод с французского - Спб., 1875.

История дипломатии. Т.1. - М., 1955.

Мольтке Г. Письма о Турции. //Военный сборник 1877, №8-10.

Розен Д.Г. История Турции от победы реформ в 1826 году до Парижского трактата в 1856 году. Перевод с исл. Ч. 1-2.-Спб., 1872.

Убичини А., П. Де Куртейль. Современное состояние Оттоманской империи.- Спб., 1877.

Хрестоматия по истории международных отношений. Вып.2. - М., 1972.

Чихачев П.А. Великие державы и Восточный вопорос.- М., 1970.

Чихачев П.А. Письмам о Турции. - М., 1960.

Юзефович Т. Договора России с Востоком. - Спб., 1868.

Литература

Авалиани А.Б. об опыте изучения реформы танзимата в Северо-восточных вилайятах Турции. - М., 1963.

Ауамба Ф. Состояние промышленности и положение наемных рабочих в Египте в ХIХ веке // очерки по истории арабских стран. - М., 1959.

Взгляд на внутреннее состояние Турецкой империи // Вестник Европы - 1829, №11.

Внешнеэкономические связи османской империи в новое время (конец ХVIII - начало ХIХ века). - М., 1989.

Восточный вопрос во внешней политике России. Конец ХVIII - начало ХIХ века. - М., 1978.

Гастратян М.А., Орешкова С.Ф., Петросян Ю.А. Очерки истории Турции. - М., 1983.

Георгиев В.А. Россия на Ближнем Востоке в конце 30 - начале 40-х годов ХIХ века. - М., 1975.

Гросуп В. Реформа в Дунайских княжествах и России (20-30 годы ХIХ века). - М., 1966.

Гуськова Е. Достижение Сербией автономии и национально освободительное движение на Балканах. // Балканские исследования. Проблемы истории и культуры. - М., 1976.