Кровная месть в системе правосудия Скандинавии по материалам исландских саг

Подытоживая сказанное выше, мы видим, что Исландия была открыта викингами во второй половине IX века, и начала заселяться с 870-х гг. Основной толчок к ее заселению дало объединение Норвегии Харальдом Прекрасноволосым, который успешно подавлял любые проявления оппозиции и малейшие стремления местных конунгов к сепаратизму. Естественно, что бежавшие от Харальда люди полностью стремились на новом месте воссоздать прежние условия. Таким образом, обстановка в Исландии на момент исследования представляла собой родовое общество на поздней стадии его развития. Мы видим сохранившиеся и успешно функционирующие институты раннего родового общества, а события, описываемые в сагах, показывают, что основной ценностью для скандинава (исландца) и после принятия крещения оставалась приверженность своим сородичам и готовность в любой момент оказать помощь. Удаленность Исландии от Европы, конечно, сыграла в этом свою роль. До принятия христианства попытки подчинить Исландию и ввести ее на правах одной из областей в любое скандинавское королевство были сродни наполеоно-гитлеровским мечтам о высадке на Британские острова. Этому сильно способствовало отсутствие у исландцев какого-либо желания ввязываться в общеевропейскую политику, а также их родовая сплоченность против государства и его институтов. Принятие христианства приблизило Исландию к Европе, а влияние церкви сыграло свою роль в противоречиях, раздробивших исландское общество в 13 веке, и ускорило разложение родового строя.

Согласно «Саге об Олаве сыне Трюггви» попытка подчинить Исландию предпринималась еще Харальдом Гормссоном Синезубым - датским конунгом, который, как гласит сага, послал колдуна в образе кита разведать побережье Исландии. Тогда попытка разведать побережье Исландии обернулась неудачей - четыре могучих исландских колдуна защитили страну (Это были Броддхельги из Оружейного Фьорда, Эйольв сын Вальгерд из Островного фьорда, Торд Ревун из Широкого Фьорда и Тородд Годи из Эльвуса). Изображения дракона, птицы, быка и великана с палицей, облик которых принимали эти колдуны, украшают ныне государственный герб Исландии.

скандинавия право кровный месть

2. Тинг и право

В жизни каждого свободного скандинава значительное место занимал тинг (др.-исл. юing) - вечевая сходка. В XI веке епископ Римберт в биографическом труде «Житие св. Ансгария», говоря о скандинавах, отмечает, что»… таков у них обычай, что любое общественное дело более зависит от единодушной воли народа, чем от королевской власти». И хотя этот источник посвящен в основном Швеции, вышеприведенную цитату можно отнести ко всем скандинавским народам того времени. Тинг по-древнеисландски (В изучаемый период времени языковые различия между Швецией, Норвегией и Данией были совершенно незначительными, поэтому я беру на себя смелость определять язык, на котором говорили жители древней Скандинавии, как древнеисландский) буквально означает «совет». Если в Норвегии в X в. стараниями конунга Харальда Прекрасноволосого уже появилось довольно обширное государство с сильной централизованной властью, то на острове Готланд, например, существовало полное внутреннее самоуправление, хотя готландцы и были подчинены шведскому конунгу. Что же касается Исландии, то до середины XIII века-то есть до подчинения Норвегии - она являет собой ярчайший пример самоуправления на основе тингов. Однако, несмотря на такую разницу в государственном устройстве, еще долгое время тинги продолжали играть важную роль во всех этих регионах. Более того, и в Норвегии в период ее объединения и становления, как единого централизованного государства тинг не потерял своего значения, и конунги должны были получить одобрение тинга, чтобы их власть была признана легитимной. Тинг серьезно ограничивал власть конунга при родовом строе, так шведский правитель Олав Скетконунг был вынужден уступить народному мнению и заключить перемирие с норвежским конунгом Олавом Харальдсоном.

Причина такой распространенности и продолжительности существования института тингов представляется достаточно простой. Только в IX веке появляются первые скандинавские государства; до этого Скандинавия была довольно однородна даже по языку, не говоря уже об организации, и управлялась в основном тингами - древней формой самоуправления. А власть тинга основывалась на родовом устройстве общества, когда на тинге присутствовали представители всех родов, и выражали волю и мнение большинства свободных людей.

Норвежские эмигранты, которые в основном и заселяли Исландию, бежали от власти конунга Харальда Прекрасноволосого, объединявшего страну под своей властью. Неудивительно, что люди, не пожелавшие над собой королевской власти, избрали на новом месте поселения республиканскую форму правления, наподобие той, которая существовала в Норвегии до Харальда Харфагра. Тинги лежали в основе административного деления и управления Исландии, объединяя в себе законодательный и судебный орган. Тинги существовали на всех уровнях жизни от всеисландского (альтинг) до внутрисемейного (хустинг - домашний совет).

Попробуем установить статус тинга для современников. Прежде всего, стоит отметить, что на земле тинга не допускалось кровопролитие. Более того, согласно сообщениям «Книги о взятии земли», законам Гулатинга и другим источникам, к земле тинга относились крайне почтительно, как в языческие времена, так и после принятия христианства.

«Торольв занял землю от Столбовой Реки до Реки Тора и назвал все то Мысом Тора. Он с таким благоговением относился к горе на этом мысе, которая называлась Священная Гора, что никто не имел права обратить туда неумытое лицо, и была там такая великая святость, что любое существо, будь то зверь либо человек, было в безопасности, пока само не уходило прочь. Торольв и его родичи верили, что после смерти попадут в эту гору.

В том месте на этом мысу, где к берегу прибило столбы с изображением Тора, Торольв вершил правосудие, и там был организован тинг округа, с одобрения всех членов общины. Когда люди собирались там на тинг, им было запрещено испражняться, для этого был отведен островок, который называется Островок Нечистот, потому что они не хотели загрязнять такую священную землю, какая там была.

Но когда Торольв уже умер, а его сын Торстейн был слишком молод, Торгрим, сын Кьяллака, и его шурин Асгейр не захотели идти на этот островок, чтобы облегчиться. Жители Мыса Тора не могли стерпеть того, что они осквернили столь священную землю. Тогда они начали там, на тинге около этого островка, сражаться: Торстейн Трескоед и Торгейр Подкова против Торгрима и Асгейра. Некоторые были убиты, а многие ранены, прежде чем их удалось разнять. Торд Ревун примирил их, но, хотя обе стороны уступили, тогда эта земля перестала быть священной, потому что там пролилась кровь».

О священном статусе тинга и о сохранении мира гласят и поздние сборники законов. Столкновение враждующих сторон на тинге с оружием в руках было немыслимо и недопустимо. Разъезд людей с тинга недаром именовался vapnatak - взятием оружия. Законы Гулатинга - одного из четырех крупнейших норвежских тингов, указывают, что никто не может даже приехать на тинг с оружием. В противном случае на него налагается штраф, и он лишается оружия. Похоже, что ко времени принятия христианства эта добрая традиция несколько ослабла, так, в некоторых сагах, в частности в саге о Ньяле, говорится о вооруженных столкновениях произошедших на тинге. Однако, ситуация в данном эпизоде действительно была чрезвычайная, и нет никакого сомнения, что на протяжении всего своего существования институт тинга сохранял мирный статус.

Впрочем, иногда возникала ситуация, когда без применения оружия было не обойтись - судебные поединки. Судебные поединки, вид ордалий - суд богов, один из видов решения тяжбы, проводились на специально отведенном месте - на альтинге для этого был выделен небольшой островок у Равнины Тинга, который так и назывался Хольм (остров). (Вообще, поединок по договоренности именовался Хольмганг, т.е. «поход на остров», поскольку происходили обычно на небольших островках) Если поединок происходил на твердой почве, то место поединка огораживалось, обычно ветвями орешника, имеющего сакральное значение.

Как уже говорилось выше, каждая из исландских четвертей имела свой тинг. Кроме этого, каждая четверть была разделена на три, а Северная - на четыре вартинга, в каждый из которых входило от одного до трех годордов, в зависимости от населения. Годордами управляли годи, но свободные бонды были вольны выбирать, к кому в годорд они хотят входить. Как правило, многое зависело от личных качеств годи, его способности вступиться за людей из своего годорда и оказать им поддержку. В каждом годорде, кроме того, был свой малый тинг.

Годорд не являлся неотъемлемой собственностью одного человека или даже одного рода, годорды передавались не только по наследству, их могли отдать члену другого рода, продать, дать на временное держание и даже завоевать, как это упомянуто в саге о Храфнкеле Годи Фрейра. Именно предводители годордов являлись правителями Исландии, обеспечивая соблюдение законов и общий порядок. Конечно же, они должны были знать законы и обладать немалым влиянием, чтобы оказывать поддержку тем или иным людям, прежде всего, входящим в их годорд. Каждый годи выбирал себе трех советников, не имевших права голоса. В судах четвертей рассматривались дела, совершенные в этих четвертях. В период крещения Исландии был создан пятый суд, который рассматривал тяжбы, что не могли быть разрешены в судах четвертей, например, если обвинитель и обвиняемый были из разных четвертей и наиболее запутанные дела. «Сага о Ньяле» повествует, что пятый суд был создан законоговорителем Скафти Тороддсоном, с подачи Ньяля, желавшего сделать своего приемного сына Хёскульда годи и подарить ему годорд, где-то в 1000 году. Роль Ньяля, впрочем, скорее всего преувеличена сагой.

Все годи (изначально 39 потом 48) вместе составляли лёгретту - законодательный совет, который собрался вместе с альтингом. Только лёгретта имела право принимать новые законы, а также трактовать старые и вносить в них поправки. Лёгретта выдавала официальные лицензии, даровала прощение при прекращении тяжбы. Несмотря на то, что судебная власть принадлежала не лёгретте, а судам четвертей, к мнению лёгретты прислушивались при вынесении приговоров. лёгретта выбирала законоговорителя - своеобразного «всеисландского старейшину», который должен был знать и помнить законы и возвещать их со Скалы Закона (или в нее, чтоб эхо лучше разносило) на альтинге. Избирался он сроком на 3 года, многие известные законоговорители переизбирались по несколько раз. Каждый год законоговоритель излагал одну треть свода законов. Холмы (скалы) законов были везде на местных тингах. На холм всходил тот, кто хотел обратиться к собравшимся. Понятия «закон» и «общество» для исландца того времени совпадали. На тинг мог приехать кто угодно из рода (т.е. теоретически все свободные жители Исландии), но были среди них обязательно «люди тинга» или «тингманны» - то есть те, кто специально отряжался родом на тинг, они платили тинговый сбор и обладали полной суммой политических прав на тинге. Те, кто не хотел ехать на тинг, оплачивали все издержки тем, кто ехал. Все тингманны, естественно, были свободными людьми, мужчинами. Рабы не имели права выступать на тинге и быть свидетелями на суде, как и женщины. Впрочем, для многих женщин, особенно девушек, тинг становился своего рода смотринами. Здесь договаривались о свадьбах, заключались брачные договоры

Среди преступлений, рассматриваемых в судах, были: воровство, дела об убийствах, имущественные тяжбы и другие преступления против личности или имущества, что мы видим в различных сагах. То есть в Исландии преступлением считалось деяние кого-либо, нанесшее вред или урон кому-либо из граждан, его жизни, здоровью, чести или имуществу. Пожалуй, нет нужды перечислять примеры, для этого достаточно посмотреть любую родовую сагу, например - Сагу о Гисли, Сагу о Ньяле или Сагу о Храфнкеле Годи Фрейра. Из саг мы можем понять, что не все из них решались в судебном порядке. Социальный статус играл здесь ведущую роль. Человек знатный и влиятельный, совершив проступок, мог предложить пострадавшему рассудить дело, не заводя тяжбы в суде, как это делает Гуннар с конца склона, обнаружив, что его жена подговорила раба совершить кражу у Откеля. Чаще, пострадавшая сторона могла сама потребовать возмещения, и в случае отказа либо вызвать ответчика в суд, чтобы заставить обидчика выплатить виру или добиться его изгнания или объявления вне закона, либо попробовать осуществить кровную месть. Во втором случае дело также оканчивалось судом, но теперь уже судьи пытались погасить разгоревшийся конфликт взаимозачетом урона, понесенного обеими сторонами в ходе конфликта. Повторное нарушение мира между сторонами влекло тяжкие последствия для нарушителя, как видно из эпизода с тем же Гуннаром Хамундсоном, его объявляли вне закона, а значит за его убийство нельзя было требовать виры, и мщение его убийцам каралось бы, как предумышленное убийство, ведь считалось, что тот, кто убил объявленного вне закона, совершил тем самым акт защиты общества, избавив социум от наличия опасного преступника.

Чтобы начать тяжбу требовалось вызвать ответчика на суд не позднее, чем за 14 дней до альтинга. Вызов должен был быть произведен не менее чем при двух свидетелях со стороны истца. В вызове должно было содержаться и описание преступления, в котором истец обвинял ответчика. После того, как истец и ответчик прибывали на тинг, начиналась тяжба. Со Скалы Закона звучало сначала обвинение, которое озвучивал либо сам истец, либо тот, кому он доверял вести дело, а затем оттуда же ответчик возражал и пытался отвести от себя обвинение. Попытка отвести обвинение - не утверждение о невиновности, а, скорее публичное оправдание своих действий. В споре обе стороны поддерживались свидетелями. Свидетели - это отнюдь не очевидцы событий, а свободные граждане, готовые поручиться за представителя своей стороны. Их число было регламентировано законами и варьировалось в зависимости от рассматриваемой тяжбы.

Традиционно одним из самых тяжелых преступлений считалось убийство. Причины по которым исландец мог пойти на убийство будут подробно рассмотрены ниже, а пока что отметим, что убийца обычно не скрывался, а наоборот - публично объявлял о своем деянии, указывая имя убитого. «Скарпхедин увидел тут пастуха Халльгерд. Он отрубил голову Сигмунда, дал ее пастуху и попросил отнести ее Халльгерд. Он сказал:

- Она узнает, не эта ли голова сочиняла о нас порочащие стихи.»

Согласно некоторым сборникам законов убийца обязан был объявить о своем поступке «не дальше третьего дома от места убийства», даже если это был дом, где находились родственники убитого. Чаще всего в сагах описаны именно такие убийства, так, например, Гуннар с Конца Склона убивает Откеля и его товарищей за оскорбление, нанесенное ими ему. Такие убийства считались тяжким уголовным преступлением и карались по всей строгости закона, однако, убийство не относилось к категории постыдных деяний, и убийца редко покрывал себя позором, особенно, если он и жертва были примерно равны по силе.

Но была еще одна категория убийств, именовавшаяся тайным умерщвлением, когда убийца скрывался с места происшествия, не открывая своего имени. Это считалось особо тяжким уголовным преступлением, как и кража. Все преступное, что совершалось в тайне, считалось постыдным, отягчающим обстоятельством.

В отличие от обычного убийства, тайное умерщвление вызывало всеобщее осуждение и человек, совершивший тайное убийство, рисковал остаться вовсе без поддержки. Такое убийство совершил Гисли, мстя за своего побратима Вестейна, также убитого тайно. Истинный же убийца Вестейна и по сию пору загадка для историков.

Все, что было связано с тайным или постыдным деянием вызывало осуждение, и ответчику нельзя было рассчитывать на снисхождение или поддержку. Такие люди приговаривались к пожизненному изгнанию и объявлялись вне закона, как тот же Гисли. Объявленный вне закона не мог получать поддержку ни от кого, а за его убийство не платилась вира. Единственным выходом для него было покинуть страну, но это было очень сложно, потому что и такой поддержки никто не мог ему оказывать.

Менее тяжким, но гораздо более постыдным преступлением считалась кража имущества. Мировоззрение древних скандинавов требовало, чтобы если уж приходится преступать черту законности, делать это открыто, не показывая страха. «Хёрд… сказал, что уйдет, если они вздумали воровать.

- По мне, - говорит он, - уж лучше грабить, если ничего другого не остается.» Сага о Хёрде и островитянахXXII

Довольно часто на тингах разбирали тяжбы по поводу раздела имущества. Имущественные тяжбы были гораздо менее опасными для их участников. Здесь также существовала возможность пролить кровь на судебном поединке, но чаще все решалось миром. Цена вопроса явно не стоила крови, которую можно бы было пролить. Поэтому, когда в саге о Ньяле возникает имущественный спор, то ответчики в обоих случаях отказываются от вызова на поединок, предпочитая выплатить деньги.

Отличительной особенностью исландских законов было наказание, полагавшееся за поджог леса. Лесов в Исландии было мало, и они постоянно расходовались на нужды строительства. Согласно «пряди о Пивном Капюшоне», виру за уничтожение леса принимал тот, в чьих владениях находился этот лес. Норвегия, Швеция, Дания не испытывали такого дефицита леса, как в Исландии, где он быстро стал предметом импорта, как мы можем видеть во многих сагах.

Также в саге встречается упоминание о человеке, который был осужден за богохульство, из чего можно заключить, что это было серьезным проступком, если дело не ограничилось просто выплатой виры.

Законы Гулатинга в редакции короля Магнуса Исправителя Законов 1274 г. рассматривают самые разнообразные виды преступлений, включая даже раздел о невменяемости преступника. Большее разнообразие преступлений было вызвано, естественно не увеличением их количественно, а тем, что центральная власть принимала на себя ответственность судить большее число правонарушений, которые ранее рассматривались в административном порядке, либо вообще решались полюбовно. Вообще же законы, появившиеся после крещения северных стран и образования в них государств мало отличались от законов, существовавших в языческое время в устной традиции. Опять-таки в сагах, мы видим, что исландцы на норвежской, допустим земле, а равно и на шведской и на датской, не испытывают затруднений и сложностей в связи с каким-то отличием законодательства, за одним исключением - если дело рассматривается в присутствии конунга, вынесение решения во многом зависит от него.

Кроме этого, можно упомянуть многие мелкие виды преступлений, например - угон скота. Как можно понять из саг, специально этим никто не занимался, но скот мог перейти границы территории своего владельца и пристать к чужому стаду. Если это не происходило на горных летних пастбищах, где скот, согласно древним традициям пасли сообща, то назревавший конфликт обычно решался без помощи суда, а вот методы его решения могли быть самыми разнообразными, вплоть до убийства чужого пастуха или владельца скота, что в свою очередь, переводило конфликт в статус общественно значимого.

Наказания, к которым могли приговорить на тинге, можно разделить на две категории - выплата штрафа (виры), размер которого колебался в зависимости от тяжести совершенного преступления и объявление вне закона - или изгнание, что в сущности означало одно и то же. При этом, выплаченная вира могла отнюдь не означать отмены изгнания. Хьяльти из саги о Ньяле был приговорен за богохульство к т. н. «фьёрбаугсгард», малому объявлению вне закона, то есть трехгодичному изгнанию. Полное объявление вне закона называлось «скогганг». В обоих случаях имелось в виду поражение в правах в Исландии и конфискация имущества. В первом случае лишь на три года, во втором - навсегда.

Термин «фьёрбаугсгард» составной: «фьёрбауг» («кольцо жизни») - это та плата, которую отдавал приговоренный своему годи, сначала серебряное кольцо, затем одну марку. Если он не мог заплатить, то автоматически объявлялся вне закона. Упоминание «гард» обозначает те границы, где мог находиться приговоренный, обычно территория трех хуторов, находящихся на расстоянии не более одного дня пути, до отбытия из страны. Три лета максимум он мог находиться в стране, после чего должен был уехать за границу на три года. В этом случае он объявлялся heilagr, «неприкосновенным». По истечении срока он мог вернуться, восстанавливался во всех правах, как будто ничего и не происходило.

«Скогганг» - это пожизненное и полное поражение в правах. Skуggangsmaрr (или skуggarmaрr, или alsekr, буквально - «человек, ушедший в лес») мог быть безнаказанно убитым. Ему нельзя было оказывать помощь, а если ему удалось скрыться за границей, то он не мог вернуться, и соотечественники могли убить его безо всяких санкций. Характерным примером такого наказания являются Гисли сын Кислого из саги о Гисли и Греттир Сильный из саги о Греттире, которые продолжительное время скитались, ища убежища у посторонних людей. При этом, что бросается в глаза, родственники объявленного вне закона отнюдь не стремились ему помогать, поскольку помощь осужденному означала готовность разделить его судьбу. Жена Гисли, помогающая ему все время его скитаний - яркое исключение, что и подчеркивает сага.

Отметим, что наказание не вступало в законную силу прямо на тинге, а обычно следовало после окончания тинга. Как указывает сага о Храфнкеле Годи Фрейра: «Человек еще не полностью осужден, пока не состоялось изъятие имущества. И по закону полагается, чтобы это было в его собственном доме через четырнадцать ночей после взятия оружия.

А взятием оружия назывался общий разъезд с тинга.» «Сага о Храфнкеле Годи Фрейра», II)

При этом истец сам должен был приводить наказание в исполнение, опираясь на поддержку тех, кто ее обещал ему. Отсутствие какой-либо верховной власти, исполнительной власти, приводило к ситуации, когда от знатности человека зависела его защищенность законом.

В общем-то, изгнание отнюдь не гарантировало преступнику сохранения жизни. Особо рьяные мстители преследовали его и за границей, тем более, что если убийство изгоняемого в пределах Исландии могло служить причиной для новой тяжбы, то, совершенное за границей, оно было юридически ненаказуемо. Встречаются описания мести, совершенной в Норвегии, и даже Константинополе. Так, согласно Саге о битве на Пустоши, Торстейн преследует Геста убийцу Стюра до самого Константинополя, совершив на него покушение даже среди императорской варяжской гвардии, рискуя расстаться с жизнью сам, движимый только желанием отомстить.

Судьями на тинге выступали обычно сами годи, либо они назначали судей. В пятом суде было, согласно саге о Ньяле четыре дюжины судей, причем как защита, так и обвинение должны были отвести по шесть человек, таким образом, по закону судили тяжбу только три дюжины судей. Это же количество судей было и на остальных судах четвертей. Решение выносилось в зависимости от правильного ведения дела одной из сторон. В саге о Храфнкеле Годи Фрейра описан эпизод, когда обвиняемый был признан виновным лишь потому что его голос не был слышен судьям, и они не смогли услышать доводов его защиты. Стоит отметить, что скандинавские саги не знают ложных обвинений, но законы Гулатинга указывают на вероятность существования таких.

Для того чтобы лучше понять саму процедуру суда, необходимо привести какой-нибудь пример. Одним из наиболее ярких моментов суда является эпизод тяжбы Кари и Флоси по поводу сожжения Ньяля. Попробуем разобрать ее кратко: Кари - родственник Ньяля, уцелевший, когда Ньяль и его сыновья были сожжены в собственном доме. Он заводит тяжбу против Флоси, главного виновника сожжения. Этот поступок поставил Флоси и его соратников в весьма опасное положение, поскольку Ньяль был сожжен со всей семьей, за исключением женщин, которым позволили выйти из дома, а подобное убийство и в особенности сожжение дома считалось тяжким преступлением. Чтобы оправдаться, Флоси ищет сторонников из числа бывших противников сыновей Ньяля, например, он привлекает уговорами людей со Светлого Озера, а также ищет знатока законов, который мог бы помочь ему оправдаться, и находит его в лице Эйольва, сына Бёльверка. Правда, за помощь Эйольва приходится заплатить, что является противозаконным. Выражаясь современным языком, Эйольв фактически получает взятку. Наличие знатока законов на своей стороне часто решало исход дела в пользу этой стороны, поэтому законоговорители должны были сохранять нейтралитет, и поступок Эйольва был противозаконным. Со стороны Кари за ведение тяжбы взялся Мёрд, сын Вальгарда, в отличие от Эйольва помогавший бескорыстно. Мёрду и его сторонникам помогал Торхалль сын Асгрима, знаток законов, однако он сам был болен и не мог выступать на суде. Перед Скалой Закона Мёрд обвинил Флоси и его соратников, причем, на это стоит обратить внимание, самого Флоси он обвинил только в нападении на Хельги сына Ньяля и его убийстве. В поджоге дома Ньяля Торгейр Ущельный Гейр обвинил Глума сына Хильдира, Кари сын Сёльмунда предъявил обвинение против Коля, сына Торстейна, Гуннара, сына Ламби и Грани, сына Гуннара, прочие соратники Кари предъявили обвинения своим противникам. Как мы видим, обвинение было четко сформулировано и конкретно указывало, какие именно действия какого из обвиняемых обвинитель считает преступными. Любое отклонение грозило привести к тому, что иск объявляли недействительным. Как видно из данного иска, обвинители четко указали роли каждого, участвовавшего в нападении на дом Ньяля. Не менее сложными были и остальные формулировки, начиная от объявления свидетелей и заканчивая приговором. И обилие таких сложностей не могло не сказаться на ходе процесса. Сторона, против которой выдвигались обвинения, всячески старалась придраться к малейшей неточности в речи истца и на этом основании объявить тяжбу несостоятельной - это считалось законным. Поэтому, например, в той же «Саге о Ньяле» истец дополнительно уточняет:

«- Я призываю вас в свидетели того, что я предохраняю себя от того, чтобы мое дело было объявлено незаконным, если я неправильно выражусь или оговорюсь. Я оставляю за собой право поправлять все свои слова до тех пор, пока не изложу правильно свое дело. Я призываю вас в свидетели для себя или для других, кому это свидетельство будет нужно или выгодно»

Флоси и его товарищи защищались, причем их защита изначально строилась на попытках по незначительным в общем-то причинам объявить иск несостоятельным. Для начала, они указали, что среди свидетелей Мёрда есть его родственник и его крестный, т.е. люди, заинтересованные в исходе дела. Собравшиеся стали говорить, что защита получила преимущество перед нападением, но обвинитель послал сказать об этом Торхаллю сыну Асгрима, который был болен и не мог прийти на суд, но был готов оказать поддержку Мёрду и обвинению. Торхалль подсказал Мёрду, что отвод Эйольва сына Бёльверка неправилен, по причине того, что он отвел свидетелей не как родственников истца, а как родственников того, кто ведет тяжбу. Тогда Эйольв отвел этих же свидетелей под предлогом того, что они живут не на своей земле. Таким образом, защита опять получила преимущество. Но Торхалль объявил неправильным и этот отвод, сказав, что по закону, «всякий имеет право выступать на суде как сосед, у кого есть три сотни земли или больше, даже если у него нет скота, но тот, кто живет молоком, тоже имеет право выступать как сосед, даже если он снимает землю». Этот контраргумент был настолько неожиданным для Эйольва, что тот даже был вынужден обратиться за советом к законоговорителю Скафти, чтобы спросить его, правильно ли это. Скафти был вынужден подтвердить, что это правильно.

Тогда Эйольв и сыновья Сигфуса отвели четырех соседей под предлогом того, что те из них, кто живет ближе к месту убийства остались дома. Однако, Торхалль посоветовал Мёрду дать присягу в том, что большинство из соседей вызвано правильно. Правда, это обошлось бы Мёрду в три марки серебра штрафа за каждого, кого он вызвал неправильно, но об этом нельзя было поднимать тяжбу на этом тинге.

У Флоси и его соратников осталось только одно средство: незадолго до начала тяжбы Флоси перешел в другой годорд, причем сделал это тайно, а поэтому его не могли судить судом этой четверти. Мёрду и его товарищам пришлось обратиться в пятый суд.

Пятый суд был создан (по инициативе Ньяля) именно для решения в нем тяжб, которые запутывались и не могли быть решены в судах четвертей. Но и в пятом суде тяжба о сожжении Ньяля не была решена, потому что Флоси и Эйольв прибегли к хитрости и не произвели отвода судей со стороны защиты. Мерд сын Вальгарда произвел отвод со стороны обвинения, но не стал отводить судей вместо Эйольва и Флоси, что дало тем повод объявить, что тяжба ведется не по закону, потому что количество судей не соответствует законному. После этого у Кари и его сторонников не осталось иного выхода, кроме как напасть на своих противников тут же, причем первое нападение совершил Торхалль, до этого лежавший больной в палатке.

В этом эпизоде хорошо и подробно показаны аргументы и контраргументы, которыми защита и нападение доказывали свою правоту. Характерна фраза, когда после очередного совета Торхалля люди стали говорить, что Мерд ведет дело хорошо, «а Флоси и его люди лишь хитрят и крючкотворствуют». Уловки, к которым прибегала защита, чтобы запутать дело, были допустимы, но не приносили особенной выгоды, в случае, когда обвинение производилось человеком сведущим в законах. В глазах окружающих это, конечно выглядело попыткой отвертеться, ускользнуть от ответственности, причем публичного оправдания своим действиям не давали ни Флоси, ни его спутники.

После слушания дела в изложении обеих сторон судьи принимали решение в пользу одной из них. Чаще всего в качестве наказания выступало назначение штрафа. Если преступление было серьезным, повлекшим за собой гибель или увечья, к выплате виры добавлялось изгнание, как мы уже упоминали выше.

Иногда истец передавал дело на рассмотрение ответчику или наоборот, ответчик заявлял, что доверяет истцу ведение и рассмотрение дела. Несомненно, что в подобных случаях критерием доверия дела противной стороне являлась знатность того, кто мог вынести решение. Вынеся справедливое решение, человек мог намного укрепить общественное мнение о себе, и в случае неприятностей, это могло оказать ему помощь, поскольку молва о справедливости расходилась далеко. Храфнкель Годи Фрейра, пытаясь помириться с Торбьёрном, отцом убитого им Эйнара, предлагает тому обеспечить его дальнейшее существование и позаботиться о нем и его семье. Нет сомнений, что подобное предложение выглядело почетным, но Торбьёрн отказывается от него:«

I. Я не пойду на это, - ответил Торбьёрн.

II. Чего же ты хочешь? - спросил Храфнкель.

Тогда Торбьёрн сказал:

- Чтобы мы выбрали людей рассудить нас.

Храфнкель отвечает:

- Значит ты равняешь себя со мною? Так мы никогда не помиримся.»

Из этого отрывка мы ясно понимаем, что Храфнкелю казалась весьма унизительной мысль о том, что его поступок будут судить иные люди. Не стоит забывать, он был могущественным годи, крутого нрава, и не привык платить виры. Это могло сильно подорвать его репутацию. В то же время, если бы Торбъерн принял его предложение, это упрочило бы репутацию Храфнкеля, как сильного, знатного, богатого и щедрого годи. Вот только Торбьёрн уже не выглядел бы независимым.

Подробно стоит рассказать о судебных поединках. Пожалуй, первый, древнейший способ защитить свою честь - сделать это с оружием в руках. В указанный период судебный поединок был отнюдь не единственным, но, зачастую наиболее эффективным способом решения проблемы. Обычно судебный поединок предлагал кто-либо из участников тяжбы. Однако в сагах такой вызов обычно происходит от более знатного участника тяжбы. Происходит это, потому что пока дело могло быть решено в судебном порядке, прекращать тяжбу и оборачивать ее в поединок могло быть представлено, как попытка решить дело не законом, но силой. Соответственно, более знатная сторона могла попытаться обойти законный способ решения проблемы, пользуясь своим высоким статусом и обширной поддержкой: «…Но это еще не все, - сказал Гуннар.

- Ты, может, хочешь вызвать меня на поединок, как ты обычно делаешь, не заботясь о законе? - говорит Гейр…»

Судебный поединок был обычно строго регламентирован. Условия его могли варьироваться от случая к случаю, но основное условие было обязательным - бой происходил по установленным заранее правилам. В судебном поединке не было надобности доводить дело до смертельного исхода, но это не гарантировало, что оба участника останутся живы, и не вело к какму-либо смягчению правил. Обычно победившим считался тот, на чьей стороне обнаруживалось явное преимущество. Иногда это вело к ожесточенным спорам, и судебный поединок грозил перерасти в обычную схватку. За ранения, полученные на судебном поединке обычно выплачивалась вира, заранее обговоренная.

Еще раз хочется сказать о женщинах и их месте на тинге и в жизни скандинавов вообще. Большинство исследователей видят роль женщины в подстрекательстве мужчин. Некоторые проводят аналогии с эддическими и мифологическими произведениями, и в принципе, этого нельзя отрицать. Однако, глядя на вещи с сугубо «приземленной» точки зрения, видно, что у женщины нет иной возможности защитить свои права, иначе как обратиться за помощью к мужчинам. Естественно, что в большинстве случаев это мужчины ее рода или родственники. Таким образом, подстрекательство женщины, на мой взгляд, зачастую есть ни что иное, как просьба о помощи, слегка, может быть, завуалированная сагой. И при всем при том нельзя упускать из вида, что и среди женщин встречались натуры властные, повелевающие. Такой предстает перед нами Гуннхильд Мать Конунгов.

Подытоживая все выше написанное, тинг - важнейший социальный институт древнего скандинавского общества (в указанный период - вторая половина десятого века), сочетающий в себе законодательные и судебные функции. Функция исполнительной власти возлагалась на победившую в тяжбе сторону. Как ни странно, это не вело к произволу со стороны наиболее знатных и зажиточных родов. Можно понять, что между знатностью человека и его морально-этическими качествами существовала глубокая связь. Знатный человек обязан был быть мужественным, честным, щедрым, в отличие от незнатного. Поддержка в тяжбе во многом также зависела от социального статуса тяжущихся. Тинг являлся выражением действительного общественного мнения, ограничивавшего произвол и гарантировавшее равенство перед законом любого свободного человека. Оно же ограничивало возможности применения оружия для решения тяжбы. Ни одиночка, ни целая группа людей не могла использовать оружие для разрешения своих тяжб, Сага о Хёрде и островитянах наглядно показывает силу большинства, желавшего сохранения мира любой ценой. Тинг обладал большим влиянием, как на скандинавское общество вообще, так и на отдельного индивида в частности. Воистину глас народа был здесь общественным мнением. Это связано с очень большой зависимостью отдельного человека от всего общества. Регламентация индивидуального поведения в варварском обществе достигает степени ритуализации: каждое важное жизненное отправление человека, затрагивающее интересы группы, сопровождается исполнением специальных обрядов, произнесением формул, отклонение от которых аннулирует весь акт, делает его недействительным. Член варварского общества отнюдь не лишен воли, но она направлена в первую очередь на достижение целей, поставленных перед ним коллективом, и изъявление ее заключается не в свободном решении: как поступить в данной ситуации, исходя из собственных внутренних побуждений, а в выборе средств, в наибольшей мере соответствующих требованиям и потребностям группы.

Полными правами на тинге и на суде обладали только лично независимые мужчины, владеющие собственным земельным участком. Налицо имущественный и социальный ценз.

Принятие христианства практически не повлияло на процессуальную сторону правовой системы, поскольку не внесло принципиальных изменений в общественные структуры. Только с присоединением к Норвегии появляется исполнительная власть, позволяющая изменить систему правосудия, существовавшую доселе.

Сама тяжба проходила в полном соответствии с законами обычного права. В основе скандинавского правосудия лежало восстановление статус-кво, то есть полное возмещение ущерба потерпевшему за счет виновного, а также стремление не допустить разрастания конфликта. Кроме того, скандинавское правосудие стремилось вытеснить кровную месть, заменив ее выплатой виры. Эффективность этой меры будет видна нам в следующей главе. Несмотря на кажущийся внешний примитивизм, суд тинга полностью защищал полноправного члена исландского общества, и участие в нем требовало хорошего знания законов. Исполнительная же власть и приведение в силу законного приговора целиком и полностью возлагалось на тяжущиеся стороны, вынуждая их заранее искать поддержку со стороны части общества.

Таким образом, скандинавская правовая система охватывала все общество, защищая члена социума. Право в варварском обществе не выделено в особую сферу социальной жизни. Нет такой ее стороны, которая не регулировалась бы обычаем. Право, обычай - та стихия, в которой пребывает общество, и вместе с тем это неотъемлемое измерение человеческого сознания.

3. Кровная месть

Задолго до записи областных судебников в скандинавском обществе сложился сложный комплекс правовых норм, связанных с тремя важнейшими сферами кровнородственных отношений: порядком наследования имущества, системой выкупов за преступления против личности, а также институтом кровной мести. Под кровной местью следует понимать обычай, сложившийся при родовом строе как средство защиты жизни, чести, достоинства и имущества рода, который состоит в обязанности родственников убитого или оскорбленного отомстить убийце, лицу, оскорбившему, либо его родственникам в случае совершения убийства или нанесения другой тяжкой обиды. Институт кровной мести - один из исходных в системе европейского обычного права. Последнее нами рассматривается как совокупность преимущественно процессуальных институтов, таких, как лишение «мира» (гражданская смерть), институт талиона, поручительство, соприсяжничество, ордалии (судебные доказательства), залог (в том числе и внесудебный), патронаж (над неполноправными, неправо- и недееспособными). Кровная месть также входит в этот ряд, так как существует, прежде всего, в качестве комплекса однородных процессуальных норм, по крайней мере в обозримый исторический период.

Ярко выражен сюжет кровной мести и вражды в скандинавском эпосе и мифологии. Сам мир начинался с убийства асами ненавистного великана Имира, и оттуда пошла непримиримая война асов и великанов. Имя главы асов - Одина восходит к древнегерманскому wut - ярость, бешенство. Сопровождают Одина всегда два волка, как символ жестокости, а одно из его имен - Отец Распрей - символизирует роль, которую он играет в человеческих (и не только) конфликтах. Эпический герой Сигурд Убийца Дракона Фафнира пал жертвой мести со стороны, Брюнхильд, оскорбленной им вольно или невольно, а его вдова Гудрун мстит своему второму мужу Атли за убийство братьев.

Система выкупов является связующим звеном между кровной местью и порядком наследования. Месть и принятие выкупа были традиционной реакцией на «обиду», восходили к глубокой древности и, по-видимому, долгое время существовали параллельно. Так, Тацит свидетельствует о порядке принятия имущественной компенсации за убитого родственника у древних германцев. Несмотря на разновременное происхождение кровной мести и порядка наследования, ибо, как указывал А.Я. Гуревич, первая возникает в условиях общинно-родового строя, а последний лишь в период его разложения, нет серьезных оснований усматривать в упоминании Тацита ранние следы процесса вытеснения кровной мести. Выкуп не подразумевал ее исключения из правовой практики, в сущности, являясь одним из проявлений мести в виде возможной почетной компенсации гибели родича или какого-либо иного ущерба.

Почему же, несмотря на осуждение противника на тинге, уплату им денежной виры и изгнание, древний скандинав считал необходимым продолжать преследовать противника или его род. Конечно, большую роль здесь играли именно родовые отношения, Областные законы Норвегии, Швеции и Исландии, записанные в XII-XIV вв., особое внимание уделяют степеням родства в семейном коллективе. Очевидно, что, чем ближе родство, тем безусловнее право мести, а также право получения выкупа или наследства.

Очевидно, что кровная месть, как и право на выкуп, переходит по наследству и в большинстве случаев - вместе с имущественным наследством.

Общественный статус немало влиял на осуществление кровной мести. Не стоило преследовать человека с низким социальным положением, незнатного и бедного, даже если он был непосредственным виновником. Именно поэтому в пряди о Пивном Капюшоне преследование Торхалля Пивного Капюшона сразу шестью знатными годи выглядит подчеркнуто нелепо и заканчивается неудачей. Из круга лиц, подвергавшихся кровной мести, были исключены женщины, а из мужчин стремились выбрать того, кого считали наиболее подходящим для мщения - наиболее выдающегося. Так, служанка Храфнкеля Годи Фрейра, подстрекая его к мести, говорит, что брат его обидчика Сама, Эйвинд, недавно проехавший рядом с домом, «как раз подходил бы для мести». Храфнкель убивает Эйвинда, хотя тот только что вернулся из дальнего плавания и не имел никакого отношения к распре, если не считать того, что был братом обидчика Храфнкеля.

Как и во многих родовых обществах, месть в Исландии являлась обязанностью для определенного круга лиц, ближайших родственников и наследников убитого или оскорбленного. У древних германцев существовало презрительное прозвище arga, обвинявшее человека в трусости, недостатке доблести. Назвать человека подобным прозвищем само по себе означало смертельно оскорбить его. Саги представляют нам множество эпизодов, когда человек, медливший с местью, постоянно получал напоминания от окружающих, а также подвергался насмешкам. Так в саге о Ньяле Хильдигунн, принимая у себя Флоси, требует, чтобы тот отомстил за Хёскульда годи Белого Мыса. Для этого она предлагая ему почетное сиденье в доме - знак особого уважения, вместе с тем дает ему рваное и дырявое полотенце, а после выносит плащ, в котором был убит Хёскульд, и его кровь была на этом плаще, который когда-то подарил ему Флоси. В «Саге о битве на Пустоши» исландец Барди, попытавшийся сесть на место своего убитого старшего брата, встретил резкий отпор со стороны матери, которая ударила его по лицу и запретила ему там сидеть, пока тот не отомстит за своего родича. Затем она принесла своим сыновьям камень вместо хлеба со словами: «Вы не достойны лучшего, чем камень, потому что не мстите за брата и позорите свой род».

В сагах, в отличие от областных законов, хорошо прослеживается зависимость наследования имущества и общественного статуса от исполнения кровной мести. Характерен, например, уже упомянутый выше сюжет с почетным хозяйским местом, которое в ряде случаев либо сознательно не занимается наследником до исполнения кровной мести, либо этому препятствуют его родичи. В «Саге о людях из Озерной Долины» делается особый акцент на хозяйском месте в доме, ибо именно на нем проводит оставшееся до кончины время смертельно раненый Ингемуд. Речь идет о почетном сиденье, символизировавшем в Скандинавии право главы семьи и собственника имущества. Порядок вступления на это место (своеобразный ритуал введения в наследство) А.Я. Гуревич прослеживает по «Саге об Инглингах»: «В то время был обычай, что, когда справляли тризну по конунгу или ярлу, тот, кто ее устраивал и был наследником, должен был сидеть на скамеечке перед престолом до тех пор, пока не вносили кубок, который назывался Кубок Браги. Затем он должен был встать, принять кубок, дать обет совершить что-то и осушить кубок. После этого его вели на престол, который раньше занимал его отец. Тем самым он вступал в наследство после отца». Аналогичный обряд восхождения на отцовский престол описан и в «Саге об Олаве сыне Трюггви».

Следовательно, недопущение медлившего с местью индивидуума на указанное сиденье приобретает смысл более глубокий, чем простое моральное осуждение. Осознанное решение не занимать это символическое место до исполнения кровной мести, вероятно, может означать временный добровольный отказ от вступления в права наследника имущества и общественного статуса. По-видимому, данный сюжет, не зафиксированный в письменном праве, но присутствующий в сагах, аккумулирующих в себе многовековую устную традицию, указывает на существовавшую некогда действительную зависимость наследования от исполнения кровной мести. Таким образом, это еще один отголосок древних представлений о кровной мести, как о долге, связывавшем семейный коллектив.

Подобный же порядок присутствует в нормах скандинавских сборников областных законов. В соответствии с одной из норм законов Гулатинга, наследник умершего человека занимает его хозяйское место в доме. Сидя именно на этом месте, подчеркивавшем гражданские и имущественные права владельца, по законам Фростатинга, хозяин принимает вызов в суд и защищает свою собственность. Таким образом, для выполнения обычая кровной мести избирался лучший человек оскорбленного (пострадавшего) рода, который также стремился отомстить, нанеся ущерб враждебной стороне посредством убийства ее лучшего представителя.

В саге о битве на Пустоши работник Барди по прозвищу Песец, в ответ на шутливое замечание: «Вот песец тащит свой хвост», отвечает: «Это верно, что я тяну за собой хвост, но это доставляет мне немного хлопот. Сдается мне, однако, что твой хвост будет тянуться за тобой еще очень долго, покуда ты не отомстишь за своего брата Халля». Можно перечислить еще несколько подобных случаев, но отличий в них почти нет. В роли подстрекателей выступают и женщины и мужчины, женщины - чаще. Это обусловлено как раз тем, что упрек в неотмщении и сам по себе мог стать оскорблением. Поэтому, теоретически, упрекать потенциального мстителя мог только тот, кто был ниже его по социальному статусу, в случае, если это был мужчина, или женщина, поскольку женщина была вообще почти исключена из правовых отношений, и мстить ей за оскорбление считалось зазорно и недостойно.

Впрочем, мстители в большинстве не нуждались в подобных подстрекательствах. Тот же Барди, которого упрекнул Песец, отнюдь не медлил с местью, но, следуя совету своего более опытного приемного отца Торарина, тщательно готовил ее. Подобная подготовка отнюдь не пустая предосторожность. Люди обычно смеялись над неудачливым мстителем, которым показал себя, например, Торстейн сын Стюра Убийцы Трижды пытаясь отомстить за отца, преследуя своего кровника Геста - убийцу Стюра - до Константинополя, он все же не достиг успеха и вынужден был отказаться от своих планов. Сага о Гисли сыне Кислого также дает понять, что длительное безуспешное преследование главного героя мстителями отнюдь не прибавило им славы, а последняя оборона Гисли вообще покрыла их позором, что и понятно - четырнадцать человек долгое время не могли справиться с одним, и при этом восемь человек погибают от меча Гисли.

Было бы неверным полагать, что институт кровной мести статически существовал, просто переходя из одной эпохи в другую. Напротив, элементы этого института различались как следствие происходящих изменений, сам институт развивался, вернее, модифицировался в зависимости от конкретных форм организации доиндустриальных обществ. В Исландию обычай кровной мести, как можно понять прибыл из Скандинавии, будучи уже развит и более или менее регламентирован.

По древнегерманскому обычному праву состояние кровной вражды признавалось обязательной нормой, социального поведения, и она обозначалась термином faida. Отмщение осуществлялось по определенным правилам, которые в точности должны были соблюдать все члены данного племени. Определенные обычаем действия: убийство, посягательство на честь женщины, оскорбление словом или с применением насилия, преграждение пути, осквернение могилы - эти действия и подобные им вели к признанию правомочным состояния вражды между членами кровнородственных коллективов потерпевшего и обвиняемого. Публично объявлялась файда, и после этого убийство виновного, совершенное явно, на глазах и в присутствии соплеменников считалось справедливым возмездием, не ведущим в свою очередь к отмщению. Такой с точки зрения гражданского правопорядка самосуд расценивался как справедливое воздаяние за проступок.

В отличие от германской файды или, допустим, кастильского муниципального права, скандинавы не объявляли публично о начале вражды и кровной мести. Тем не менее, существует ряд примет, характерных для человека, осуществляющего кровную месть. Так, например, скандинавские мстители традиционно надевали одежду синего цвета (судя по сагам, в обычное время исландцы ходили в одежде из некрашеной ткани), а также берут щиты, и прочее воинское снаряжение, если им необходимо напасть на группу противников (скандинавы в принципе редко расставались с оружием, но щиты, как можно понять, обычно оставались дома в мирное время). Саги дают понять, что реакция того или иного человека на обидное или оскорбительное действие могла быть совершенно разной. Но безнаказанным оставался минимальный процент действий, которые теоретически могли считаться оскорбляющими. Кроме того, саги дают нам ряд клише, которые могут служить предупреждением для обидчика. Одной из наиболее распространенных является ситуация, когда оскорбленный лично спрашивает обидчика, намеренно ли тот совершил деяние, и не желает ли он извиниться. Обычно, если обидчик не желал (а как правило, он не желал - ведь взять слова назад, или извиниться и принести виру за какое-либо деяние могло послужить поводом для обвинения в трусости и означало падение его собственного авторитета), удар следовал немедля: «Торстейн… сказал ему:

- Хотел бы я знать, дорогой Торд, нечаянно ли это у тебя так вышло, что ты ударил меня прошлым летом на бою коней, или ты сделал это нарочно, и тогда захочешь заплатить мне выкуп.

Торд отвечает:

- Ежели у тебя две глотки, пускай язык мелет в каждой свое… Вот и весь выкуп, который ты от меня получишь.