Художественное своеобразие сказок В.М. Шукшина ("Точка зрения", "До третьих петухов")

В этих двух позициях, в противоположных отношениях к жизни Оптимиста и Пессимиста, В. Шукшин показал вред и опасность двух крайностей - огульного очернительства жизни, беспросветного пессимизма и беспочвенного оптимизма, своеобразной "маниловщины". И та и другая позиция жизни им отвергается, как не жизнеспособные.

Известно, что по жанровому своеобразию сказки делятся на несколько разновидностей. Так, В.Я. Пропп выделяется "сказки волшебные, комулятивные, о животных, о людях и т.д." (Пропп, 1986, 50). В.Е. Гусев считал общепринятым деление сказок "на а) сказки о животных, б) волшебные сказки (чудесные, фантастические) и в) бытовые (или новеллистические, реалистические)" (Гусев, 125). Исходя из этой классификации, сказки В. Шукшина можно отнести: "Точку зрения" - к бытовым, "До третьих петухов" - более всего к волшебным.

Итак, что же даёт возможность отнести к волшебным его сказку "До третьих петухов"?

Во-первых, главный герой в ней - Иван, типичный персонаж для волшебных сказок, наделённый замечательными качествами характера, но в начале "для рельефности" представляется глупым, совершающим отрицательные поступки. За это его не любят. Но наступает момент, когда герой значительно меняется: он легко решает сложные задачи, побеждает своих врагов и получает богатство в награду, а в придачу красу-девицу. И В. Шукшин видел глубокие национальные истоки такого героя: "Есть на Руси ещё один тип человека, в котором время, правда времени вопиет так же неистово, как в гении, так же нетерпеливо как в талантливом, так же потаённо и неистребимо, как в мыслящем и умном… Человек этот - дурачок" (цит. по Горн, 215).

Во-вторых, в волшебных сказках значительное место занимают женские образы - Мария Моревна, Василиса Премудрая, царевна Несмеяна и др. Каждой из них наряду с женственностью присущи неиссякаемая активность, незаурядная смекалка и невиданная сила и т.д. В-третьих, присутствуют традиционные волшебные предметы такие, как "скатерть-самобранка", "ковёр-самолет", "шапка-невидимка", "волшеб-ный гребень" и т.п.

Все эти образы, предметы и элементы в сказке В.Шукшина "До третьих петухов" есть. Однако все они приобретают особое переосмысление. И сюжет авторской сказки необычен.

Ночью в библиотеке оживают герои книг, сходят с книжных полок и начинают вести диалоги и вступать в действия. Действующими лицами являются Бедная Лиза, Онегин, Обломов, Акакий Акакиевич, Чацкий, Илья Муромец, Иван-дурак, донской атаман и др. Бедная Лиза предлагает изгнать Ивана-дурака из "своих рядов", а если его оставить, то он должен достать у Мудреца справку, что он - не дурак. Иван-дурак отправляется в путь, встречает Бабу-Ягу и её дочь, Змея Горыныча, доброго Медведя, чертей всех видов и т.д. Баба-Яга пытается оставить Ивана у себя работником (строить коттедж), и, когда он отказывается, сажает его в печь. Но в печи он не горит, а только смеётся оттого, что "хорошо погрелся"; его пытается съесть Змей Горыныч, но благодаря своей находчивости Иван остаётся жив. В сказке есть и царевна Несмеяна, страдающая от скуки. Но она - скорее персонаж негативный. Что же касается Баба Яги, Змея Горыныча, - они не меняют свою сказочную оценку, сохраняя те же черты, что и в народных сказках: хитрость, коварство, жадность, вероломство. Есть в сказке В. Шукшина и эпизод сражения со злом, и уничтожение его: казак-рубаха побеждает трёхголового Змея Горыныча. Есть и пронырливые черти, которых Иван сумел обхитрить.

Эта сказка В.Шукшина не только нравоучительна, она очень своевременна и актуальна. В самом её начале, в зачине, автор совмещает два времени: классический 19 век с его высокими интеллектуальными нравами и духовными запросами, и современный прагматический 20 век. Несовместимость их чувствуется - в речи "библиотекарши" и восприятии её классическими персонажами:

"- Да нет, - говорила библиотекарша, - Я думаю, это пшено. Он же козёл… Пойдёт лучше потопчемся. А? Нет, ну он же козёл. Мы потопчемся, так? Потом пойдём к Владику… Я знаю, что он баран, но у него "Грюндик" - посидим... Тюлень тоже придёт, потом этот будет… филин-то… Да я знаю, что они все козлы, но надо же как-то расстрелять время!..

- Ничего не понимаю, - тихо сказал некто в цилиндре - не то Онегин, не то Чацкий - своему соседу, тяжёлому помещику, похоже Обломову. Обломов улыбнулся.

- В зоопарк собираются.

- Почему все козлы-то?

- Ну… видно, ирония. Хорошенькая. А?

Господин в цилиндре поморщился.

- Вульгаритэ" " (Шукшин, 2006, 103).

После ухода библиотекарши вступает в свои права многоголосый "хор" персонажей, которые никак не могут решить, что делать с Иваном-дураком. Предложение Бедной Лизы: пусть достанет справку у Мудреца, что он не дурак, вызывает у некоторых протест. Но самый резкой - у Ильи Муромца. Он становится защитником Ивана. "Не ходи, Ваньки. Чушь какую-то выдумали - справку… Кто это со справкой выскочил? Лизка? Ты чего, девка? С ума сошла", - возмущается Илья. Но страсти накаляются. И в результате достигают своего апогея:

"- Айда на Волгу! - кликнул атаман. - Хоть погуляем.

- Сиди, - сердито сказал Обломов. - Гуляка… Всё бы гулять, всё бы им гулять! Дело надо делать, а не гулять.

- А-а-а, - вдруг зловеще-тихо протянул атаман, - вот кохо я искал-то всю жизнь. Вот кохо мине надоть-то… - и потащил из ножен саблю. - Вот кому я счас крови-то пущу…

Все повскакали с мест…

Акакий Акакиевич птицей взлетел на свою полку. Бедная Лиза присела в ужасе и закрылась сарафаном… Онегин судорожно заряжал со ствола дуэльный пистолет, а Илья Муромец смеялся и говорил:

- О-о, забегали?! Забегали, черти драповые?!

Обломов загородился от казака стулом и кричал ему надрываясь:

- Да ты, спроси историков литературы! Ты спроси!.. Я же хороший был! Я только лодырь беспросветный… Но я же безвредный!

- А вот похлядим, - говорил казак, - похлядим, какой ты хороший: хороших моя сабля не секёть" (Шукшин, 2006, 107).

То есть полемика выходить за границы отправки Ивана и в результате выясняется характер и особенности каждого персонажа - горячность и стремление к воле и бунту у казака, трусливость Обломова, смелость и трезвость взгляда Муромца и т.д.

Но в итоге Илья Муромец спасти положение не в силах и Ивану приходится "идти туда, не зная куда". На прощанье он говорит Ивану: "Иди, Ванька, ничего не сделаешь… Вишь, какие они все… учёные. Иди и помни: в огне тебе не гореть, в воде не тонуть… А за остальное не ручаюсь… Иди смело - я буду про тебя думать. Где тебя пристигнёт беда… Где тебя задумают погубить, я крикну: "Ванька, смотри!" (Шукшин, 2006, 109).

Элемент сказки здесь сохранён - герою в его несчастье всегда кто-то обещает помогать своей чудодейственной силой. Однако возникают и некоторые изменения, не свойственные сказкам: в сказочном мире, когда герой идёт искать свою суженную или обещает её освободить от власти злой силы, он расположен к ней, а у Шукшина всё иначе. На прощание Бедная Лиза говорит Ивану: "Придёшь со справкой, я за тебя замуж выйду", на что Иван ей отвечает: "Я лучше царевну какую-нибудь стрену". В глубине души Иван догадывается о глупости и вздорности характера Бедной Лизы.

"Путь-дорога" Ивана описана в традиционном духе фольклорной сказки: здесь есть и огромное пространство пройденного пути, и "волшебный пенёк", на котором он отдыхает, есть и "последний момент", когда герой не знает, что ему дальше делать: "Шёл он, шёл - пришёл к лесу. А куда дальше идти, вовсе не знает. Сел на пенёк, закручинился… Видит - огонёк светится. Подходит ближе - стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер, пиломатериалы всякие" (там же). Первый, кто встречается Ивану на его пути, - баба Яга.

Как и в традиционных сказках у Яги имеется метла, на которой она летает, а вот её характер выявляется в разговоре с Иваном. Выявляется её хитрость и лесть, когда она расспрашивает Ивана о том, куда и зачем он идёт. А далее она спрашивает: "А ты как дурак-то - совсем, что ли, дурак?.. или это тебя сгоряча так окрестили? Бывает, досада возьмёт - крикнешь: у, дурак! Я вот на дочь иной раз как заору: у, дура такая! А какая же она дура? Она у меня вон какая умная. Может, и с тобой такая история; привыкли люди: дурак и дурак, а ты вовсе не дурак, а только бесхитростный. А?" (Шукшин, 2006, 110).

У В. Шукшина Иван-дурак по сути такой же как и в сказочной традиции - оказывается хитрее и сообразительнее бабы Яги и понял цель её льстивого разговора:

"- Не пойму ты куда клонишь-то?

- Да я же по глазам вижу: никакой ты не дурак, ты просто бесхитростный. Я, как только тебя увидела, сразу подумала: "Ох, и талантливый парень!" Или ты полностью поверил, что ты - дурак?

- Ничего я не поверил! - сердито сказал Иван. - Как это я про себя поверю, что я - дурак?

- А я тебе чего говорю? Вот люди, а?.. Ты строительством когда-нибудь занимался?" (там же).

Баба яга предлагает Ивану "быть при ней" работником, строить "каттеджик", а после окончания быть истопником и иметь в подвале комнату: "Тепло, тихо, никакой заботушки" - обещает она ему. Иван отказывается на неё "горб гнуть". В ответ баба Яга бросила Ивана зажаривать в печь. Но Илья Муромец заговорил его от огня и в печи Иван только смеётся.

Приключения Ивана продолжились, и в них он проявляет большую находчивость. Приезжает дочка Яги с женихом Змеем Горынычем. А Иван из печки ещё больше смеётся. И причину своего хохота он объясняет так: усы у дочки Яги будут мешать ей жить с мужем. "Когда замуж-то выйдешь… Он тебя поцелует в темноте-то, а сам подумает: "Чёрт те что: солдат не солдат, и баба не баба". И разлюбит. Да нешто можно бабе с усами!.. Ведь не будет он с тобой жить, с усатой. А то ещё возьмёт да голову откусит со зла… А детишки народятся? Потянется сынок или дочка ручонкой: "Мама, а что это у тебя?" А подрастут? Подрастут, их на улице начнут дразнить: "Твоя мамка с усами, твоя мамка с усами!" Легко будет ребёнку?.. Ни у кого нету мамки с усами, а у него - с усами. Как он должен отвечать? Да никак он не сможет, он зальётся слезами и пойдёт домой…к усатой маме" (Шукшин, 2006, 112-114). Такие доводы Ивана заставляют дочь Яги согласиться на всё, чтобы извести усы. Иван-дурак у Шукшина как тонкий психолог знает, как подействовать на злые силы. Дочка бабы Яги стала упрашивать Ивана сделать "смесь", чтоб извести усы и он соглашается. Иван устраивает им "весёлую вечеринку", на которой вместе с Горынычем и Ягой пляшет и поёт завораживающие их песни ("Хасбулат удалой", "Мы сидели вдвоём", "Ах, вы сени, мои сени" и др.) Он очаровывает Змея, и тот выносит его в окно "со скоростью звука" на огромное расстояние от владений бабы Яги.

В сказке В. Шукшина сохранено и традиционное сказочное число три. Вторым на пути Ивана-дурака встречается Медведь, которому он рассказывает о цели своего странствия и о встрече с бабой Ягой, на что Медведь замечает: "нашёл к кому в гости ходить". В свою очередь Медведь рассказывает Ивану о своей беде - о том, как хорошо он жил в монастыре, где была большая пасека, да пришли черти и "обложили весь монастырь" - теперь там охрана, которую они пытаются развратить, чтоб завладеть святыми местами и насадить свои нравы.

Рассказ Медведя сориентирован на современную обстановку - разложение "духовной энергии" народа, что очень волновало писателя. На вопрос Ивана: "А чего хотят-то черти?", Медведь отвечает: "Хотят внутрь пройти, а там стража. Вот они и оглушают их, стражников-то, бабёнок всяких ряженых подпускают, вино наливают - сбивают с толку. Такой тарарам навели на округу - завязывай глаза и беги. Страсть что творится, пропадает живая душа. Я вот курить возле их научился… - медведь достал пачку сигарет и закурил. - Нет житья никакого… Подумал, подумал - нет, думаю, надо уходить, а то вино научусь пить. Или в цирк пойду. Раза два напивался уж… Медведицу избил… льва в лесу искал… Стыд головушке! Нет, думаю, надо уходить. Вот - иду" (Шукшин, 2006, 123). Медведь предупреждает Ивана, что черти очень злые и коварные, и с ними надо "поаккуратнее", так как они "ещё хуже Горыныча". Для Медведя черти - "чесотка мировая", которая "не хочет жить на болоте, а хочет в кельях".

Ну вот Иван приходит к месту назначения - к чертям, так как только через них можно проникнуть к Мудрецу. Что же он видит перед собой? Черти у В. Шукшина нетрадиционные, они наделены всеми современными пороками. Более того, они в облике людей. В сказках же черти обычно с рожками и копытцами, покрытые шерстью, как, например, у Н.В. Гоголя в "Ночи под Рождество". У шукшинских чертей от традиционных остались только копытца. Описание их происходит в тот момент, когда черти устали "после бурного шабаша": "Кто из чертей, засунув руки в карманы узеньких брюк, легонько бил копытцами ленивую чечётку, кто листал журналы с картинками, кто тасовал карты… Один жонглировал черепами. Двое в углу учились стоять на голове. Группа чертей, расстелив на земле газеты, сидела вокруг коньяка и закуски - выпивали. А четверо - три музыканта с гитарами и девица - стояли прямо перед стражником: девица красиво пела "Очи чёрные". Гитаристы не менее красиво аккомпанировали ей. И сама-то девица очень даже красивая, на красивых копытцах, в красивых штанах… Однако стражник спокойно смотрел на неё - почему-то не волновался. Он даже снисходительно улыбался в усы" (Шукшин, 2006, 124).

Иван-дурак входит в доверие к чертям и располагает их к себе. Он обещает им помочь проникнуть в монастырь, если они помогут ему увидеть Мудреца и получить у него справку, что он умный. Что же предпринимает Иван для достижения цели? Он просит чертей найти анкетные данные стражника (где родился, кто родители) и далее вместе с чертями "грянул": "По диким степям Забайкалья". Об уровне исполнения автор говорит так: "звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу". А дальше растроганному стражнику поднесли огромную чару. "Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и запел:

"Отец твой давно уж в могиле,

Сырою землёю зарыт.

А брат твой давно уж в Сибири -

Давно кандалами гремит".

Стражник поднял голову и сказал "страдальческим голосом. - Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай "Камаринскую"!.. Пропади всё пропадом, гори всё синим огнём! Дай вина!" (Шукшин, 2006, 128). А в пустые ворота монастыря вошли черти.

В результате Иван-дурак не без помощи чертей, проявляя не только находчивость, но и силу отбирает у Мудреца печать. В то же время старик Мудрец оказывается не без греха, и мудрости у него немного (он влюблён в Несмеяну, но, чтобы её расположить, он должен её рассмешить. Для этого привлекает Ивана, который смешит девицу тем, что обнаруживает у Мудреца одиннадцатое ребро и при этом все смеются над незадачливым влюблённым). Писатель противопоставляет Ивана-дурака Мудрецу, и в этом противостоянии дурак оказывается не только умнее Мудреца, но достойнее. Так, Мудрец безропотно и трусливо позволяет смеяться над собой, Иван же, почувствовав, как Змей Горыныч унижает его, заставляя плясать и петь ему в угоду, уходить с мыслью отомстить за своё унижение. В конце на помощь Ивану приходит казачий атаман, который в единоборстве рубит все три головы Змею Горынычу. "Но, пожалуй, пострашней змея будет Мудрец", - считает критик В. Коробов. "Горыныч, как не старайся, образину свою скрыть не может, из-за этого его даже "свои" - Яга с дочерью - боятся. Мудрец же благообразен, в обращении обходителен, сердится, ножками топает и то не без изящества. Тем труднее разглядеть его истинное лицо" (Коробов, 182). Критик приоткрывает истинное лицо этого персонажа: "не мудрый, но и не дурак", привыкший при отсутствии знаний играть в мудреца, "пускать пыль в глаза, витийствовать", употреблять заумные словечки и обороты. "Живется ему легко и уютно, совесть не мучит, атрофировалась за ненадобностью, а интересы давно сосредоточились на чревоугодничестве и сладострастии... Мудрец - мещанин в высшей степени, он загнил в своём паразитизме" (Коробов, 183).

Финал сказки В. Шукшина содержит поучительную мысль: Иван возвращается к себе домой - в библиотеку. Ему все рады и спрашивают, добыл ли он справку. Иван отвечает: "Не справку, а целую печать". Илья Муромец долго рассматривает её и вдруг спрашивает: "А чего с ней делать? И зачем было посылать человека в такую даль?" На этот вопрос ему никто не отвечает. И как только вскоре после возвращения Ивана прокричали третьи петухи, все герои сказки стали на свои места на книжных полках.

Анализируя "До третьих петухов" с точки зрения поэтики литературной сказки, М.Н. Липовецкий отмечает, что "пародируется и сама сказка", хотя "с пародией на сказку у Шукшина сочетается бережное глубокое внимание к традиции волшебной сказки". "В сущности, сказочное видение мира предстаёт в повести Шукшина в двух "ликах" - пародийно-осовремененном и подлинном, древнем" (Липовецкий, 129). И в этой связи критик обстоятельно рассматривает через призму пародии структуру сюжета, мотив "пути-дороги" и испытания Ивана, восходящие к древнему обряду инициации. "Причём Шукшин не просто возрождает, парадоксально заостряя, лежащую в основе волшебной сказки ситуацию испытания - здесь это испытание нравственного чувства порядками мира, кичащегося своей безнравственностью" (Липовецкий, 132). В отличие от традиционной сказки, где финал чётко расставляет позиции и определяет победу добра над злом, в финале сказки "До третьих петухов" нет завершения конфликта. Поэтому М. Липовецкий ставит проблему об обновлении сказочной жанровой модели В. Шукшиным, который в своём произведении дал "характерный пример жанровой многослойности в современной литературной сказке. "Память" волшебной сказки здесь обновляется жанровым потенциалом современной социально-психологической повести, который не только "размыкает" сюжет, трансформирует каноническую систему образов, но и вносит психологизм: герой сказки в итоге оказывается намного шире своей традиционной "роли", он находится в постоянном внутреннем движении и претерпевает значительную эволюцию". Поучительность сказки В. Шукшина в отрицании и осуждении бессмысленности цели жизненного пути, на который человека провоцирует окружающая его среда. В лучших народных сказках герой подвергается испытаниям, чтобы спасти свою возлюбленную, попавшую к злому волшебнику, или спасти свою жизнь и т.п. То есть ради высшей и благородной цели (порой герой подвергался испытаниям из-за алчности или жестокости того, от кого он зависел). Но в сказке В. Шукшина героя посылают за справкой "просто так" - по прихоти Бедной Лизы (эпитет "бедная" у Шукшина приобретает оценочный оттенок "ограниченности" и бездумности). Бедную Лизу поддерживает, не думая о последствиях её окружение. В то же время сюжет "пути-дороги", в который включён Иван, позволяет автору обозреть современные нравы и обычаи, которые хорошо просматриваются в сказочные персонажах. По справедливой оценке критика В. Горна "в сказке Шукшина выражена тревога за чистоту души современного человека. Недаром Иван думает о том, как дальше жить, как соколят вырастить - благородных, чистых и гордых. Сказка несёт в себе протест против всякой лжи, против всякой лжи, против забвения национальной культуры. В ней утверждается народная правда" (Горн, 219).

Заключение

1. Обращение В. Шукшина к сказкам, сказочным элементам обусловлено самими особенностями его художественного мира, в котором преобладает народное мироощущение. Именно этим объясняется то, что в его рассказы и особенно романы введены не только сказочные элементы, но и сказки в целостной, законченной форме и притчи, например, в романе "Я пришёл вам дать волю" (сказки о посеянной пшенице, о народной воле, о предстоящем голоде). В них отражены самые актуальные, насущные вопросы, переживаемые героями в определённый период времени. Сама художественная форма сказки позволяла наиболее доступно и глубоко прочувствовать не только рассказчику, но и слушателям происходящее или ожидаемое событие. Как правило, сказка включается в диалоги персонажей, в то время как сказочные элементы - зачины, формулы обращения, оповещения и пространства-времени, концовки - зачастую входят в авторскую речь, как например, "жил-был в селе Чебровка некто Сёмка Рысь", или "дело было так", "была в их селе девка Марья"; или "стали они с Валей жить-поживать" и т.п. В то же время введение сказки в эпическое произведение потребовалось В. Шукшину для выявления типологии героев, их характеров и состояний, а также для более углублённого воссоздания бытийной и социально-исторической обстановки.

2. Непосредственное обращение В. Шукшина к жанру сказки ограничивается двумя произведениям: "Точка зрения" и "До третьих петухов: сказка про Ивана-дурака, как он ходил за тридевять земель набираться ума-разума". Эти произведения, сохраняя во многом черты устного народного творчества, отличаются остротой современной проблематики, так как в них отражены актуальные проблемы духовно-нравственного характера нашего времени. Этим и определяется главная суть литературной (авторской) сказки, выражающей, в первую очередь, взгляд на мир, присущий конкретному писателю, а не всему народу, хотя внешне народная сказка и литературная могут быть похожи. Исходя из классификации В.Я. Проппа, а также В.Е. Гусева, сказки В. Шукшина можно отнести: "Точку зрения" - к бытовым, "До третьих петухов" - более всего к волшебным. Хотя обе несомненно созданы в традициях современной сатиры.

3. Первая "повесть-сказка" наиболее отступает от традиционной сказки, особенно однотипностью героев и местом действия - всё происходит в пределах квартиры невесты, куда приходят её сватать и в процессе сватовства выясняются характеры, уровень духовности и нравственности. Вторая сказка выдержана в традициях жанра устного народного творчества: сюжет сводится к "долгой дороге", где главного героя Ивана-дурака встречает баба Яга, Змей Горыныч, Медведь, черти и т.д. все герои оставляют за собой устойчивые черты из сказок - баба Яга - коварство, жадность, лесть и т.п., Змей Горыныч - силу и жёсткость, черти - вероломство и изворотливость. В то же время Иван-дурак проявляет исключительную находчивость, достоинство и, казалось бы, из самых сложных и безвыходных положений выходит победителем. Между тем, В. Шукшин в свои сказки, особенно "До третьих петухов" вносит дыхание своего времени. Сатира и пародийность, свойственные сказкам В. Шукшина, отмечаются многими критиками, но обычно говорят о пародийности убогих стереотипов сознания современного обывателя (от молоденькой библиотекарши до чиновного Мудреца), но М.Н. Липовецкий отмечает пародирование иного рода: "пародируется и сама сказка", хотя "с пародией на сказку у Шукшина сочетается бережное глубокое внимание к традиции волшебной сказки" (Липовецкий, 128). "Шукшин, - отмечает критик, - не просто возрождает, парадоксально заостряя, лежащую в основе волшебной сказки ситуацию испытания - здесь это испытание нравственного чувства порядками мира, кичащегося своей безнравственностью" (Липовецкий, 132).

4. Его сказки, отличающиеся глубоким юмором и богатством языка, отражают тревогу писателя в результате падения духовно-нравственного уровня в современном обществе за чистоту души человека. Сказки несут в себе протест против всякой лжи, против забвения национальной культуры. В них утверждается народная правда.

Список использованной литературы

Произведения:

1. Шукшин В. Сочинения. В 2-х томах - М., 1975.

2. Шукшин В. Избранное. - М., 2000.

3. Шукшин В. Калина красная. - М., 2006.

Критическая литература:

4. Аннинский Л.А. Путь писателя // О Шукшине. Сб. статей. - М., 1979.

5. Апухтина В.А. Проза В.М. Шукшина. - М., 1986.

6. Горн В. Характеры Василия Шукшина. - Барнаул, 1981.

7. Горький М. О литературе. - М., 1992.

8. Гусев В.Е. Эстетика фольклора. - Л., 1977.

9. Ершов Л. Правда и нравственность. Своеобразие сатиры В. Шукшина // Л. Ершов Память и время. - М., 1984.

10. Залыгин С. Герой в кирзовых сапогах // В. Шукшин. Избранные произведения. - М., 1975.

11. Карпова В.М. Талантливая жизнь: Шукшин-прозаик. - М., 1988.

12. Коробов В.И. Василий Шукшин. - М., 1988.

13. Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки. - Екатеринбург, 1991.

14. Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987. [ЛЭС]

15. Митин Г. Монолог о правде - "Новый мир", 1980, №9.

16. Овчаренко А. От Горького до Шукшина. - М., 1979.

17. О Шукшине. Сб. статей. - М., 1979.

18. Померанцева Э.В. Судьбы русской сказки. - М., 1965.

19. Прозаические жанры русского фольклора. - М., 1983

20. Пропп В.Я. Морфология сказки. Изд. 2-е. - Л., 1968.

21. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. - М., 1986.

22. Роговер Е.С. Русская литература ХХ в. - М., 2003.

23. Сердюченко В. Надёжность традиции. - "Новый мир", 1982, №9.

24. Сигов В. Ещё не пели третьи петухи: Русская идея Василия Шукшина. - "Литературная газета", 28.VII - 3.VIII.1999, №29-30.

25. Черносвитов Е.В. Пройти по краю: Василий Шукшин: мысли о жизни, смерти и бессмертии. - М., 1989.

26. Черняк М. Современная русская литература. - М., 2004.

27. Шукшин В. О нашем наследии. - "Молодая гвардия", 1974, №2.

28. Шукшин В. Нравственность есть правда - М., 1979.

Размещено на Allbest.ru