Художественное пространство в романе Андрея Белого "Серебряный голубь"

Нам кажется возможность установить параллель между отношениями Кудеярова, Матрены, Дарьяльского и новозаветным сюжетом непорочного зачатия. Образ столяра Кудеярова является параллелью к святому Иосифу (плотнику), образ Матрены - параллель к деве Марии. Петр (имя главного апостола) назначен Кудеяровым на роль ни много ни мало Святого Духа. «…плоцкую тварь зарождай; от сего и дух человеческий лик примет, - от бабы, как есть, дитенышем зародится… Во-во-во кккак ааа… аа-кк-кк… аа-а… аа… акрутит баба человека, - тайна и исполнится…» (с. 57).

2. Дарьяльский оказывается в бытовом пространстве избы Кудеярова в два раза реже, чем в «голубином», поскольку для него мистическим является все, связанное с Матреной. Бытовое в доме столяра Дарьяльский видит, попадая в комические ситуации, связанные с резким переходом из мистического пространства в бытовое. Первый раз - когда Кудеяров возвращается домой и застает Дарьяльского с Матреной. «…и едва успели они отскочить друг от друга, как на пороге стоял из Лихова возвратившийся сам хозяин, Митрий Миронович Кудеяров, столяр» (с. 152). Второй раз - после «делания», когда Петр оказывается на дороге и на него наезжает телега. «Вдруг телега спотыкается о чье-то тело. «Тпру! Никак ефто гуголевский барин?» (с. 233). Возвращаясь в дом Кудеярова, Дарьяльский не находит ни облаков, ни «голубиного дити» - все обычное, бытовое. «Он входит в избу: в избе храп, да сап, да тяжелый угарный запах: на столе - жестяной опрокинутый ковш; на столе, на полу пролитое вино, будто крови пятна» (с. 234). Третий раз Дарьяльский находится в бытовом пространстве избы Кудеярова, когда в гости приходит медник Сухоруков. Петр с ужасом ожидает «четвертого», незримого, всезнающего, всесильного - а появляется какой-то дохлый мещанин, способный на всякую гадость. «Это был бескровный мещанин с тусклыми глазами и толстыми губами, вокруг которых топорщились жесткие, бесцветные волоса: весь он был дохлый, но держался с достоинством» (с. 238).

3. Абрама в доме Кудеярова очень ценят и принимают совсем не как нищего. Он чувствует себя там как дома. «…запросто распоясался [!] и сел чайничать с Матреной и столяром, будто он и не нищий, а гость званый; и по тому, как угощали странника, вовсе нельзя было показать, что он нищий» (с. 40). Именно в разговоре с Абрамом у себя дома Кудеяров впервые открывает свои намерения относительно Дарьяльского. «Уйти-то ему некуда от меня; уйдет - перережу глотку» (с. 237).

4. Один раз упоминается, что в доме Кудеярова, стал появляться отец Вукол. Для него столяр - всего лишь один из прихожан, которого надо вразумить, а его дом - один из обычных домов. «…под столяровскими окнами стал попадаться сам попик Вукол. Попик Вукол, по чьему-то злому наущению, стал захаживать и в избу; зайдет под предлогом всяким и все-то вынюхивает; так и уйдет, несолоно хлебавши…» (с. 196).

5. Медник Сухоруков тоже заходит к Кудеярову один раз. В доме столяра медник ведет себя как обычно, самоуверенно до наглости. «- Десь… - процедил гость, играя медной цепочкой, и потом уселся без зова в красный от зари угол избы» (с. 139). К таинству «делания» «голубиного дити» медник относится без всякого благоговения.

«- Што ж он - ейный претмет? - тыкал пальцем то в Петра, то в Матрену лиховский мещанин…» (с. 243).

6. Таким образом, бытовое пространство избы Кудеярова используется автором в основном для контраста с мистическим пространством и не является для Дарьяльского своим, пока он не решается окончательно связать свои поиски пути России с «голубями».

Глава седьмая. Топос деревни Кобылья Лужа

Прежде, чем более подробно рассмотреть мистическое пространство, скажем несколько слов о деревне Кобылья Лужа. Из значимых персонажей в этом топосе появляется только Дарьяльский, который поселился там после того, как очнулся от перепоя в Целебееве. Это предпоследняя ступень падения Петра (последняя знаменуется переселением к Кудеярову). «…расположился себе, как восвояси, в деревне Кобылья Лужа, где у него довольно-таки паршивое кумовство и где к нему таскалась всякая шваль» (с. 138). В Кобыльей Луже Дарьяльский становится знаменитой фигурой, и к нему приходят все окрестные «вольнодумцы». «…проезжая, наведывался к нему земский врач; старый николаевский солдат приковылял к нему на деревяшке… наконец, студент, проживающий в Лихове, его честную собирался пожать руку» (с. 141-142). По сравнению с прежним кругом общения Дарьяльского этот круг, конечно, проигрывает, и Петр это понимает. «…так-таки к нему и шли с речами об аслабажденьи; уже от тех он речей себе ободрал язык…» (с. 142).

Этот топос является промежуточным между двумя более значительными ступенями эволюции Дарьяльского и наглядно демонстрирует его падение.

Глава восьмая. Мистическое пространство

Рассмотрим более подробно топос «голубей». По мнению Ю.М. Лотмана, «художественное пространство в литературном произведении - это континуум, в котором размещаются персонажи и совершаются действие… При этом следует подчеркнуть, что выросшее в определенных исторических условиях представление о том, что художественное пространство представляет всегда модель некоего естественного пространства же, оправдывается далеко не всегда». В данном случае мы объединяем пространство не по условно-географическому или социальному признаку, а по признаку наличия или отсутствия искажения бытового пространства, изменения его обычных свойств, что превращает бытовое пространство в фантастическое, обладающее иными свойствами.

1. В своей статье «Проблемы художественного пространства в прозе Гоголя цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» (этот цикл оказал несомненное влияние на роман «Серебряный голубь») Ю.М. Лотман обнаруживает фантастическое пространство. В этой статье Лотман пишет о том, что бытовые и фантастические сцены произведений этого цикла локализуются в разных местах и разных типах пространства. Из обыденного мира можно перейти в волшебный и наоборот, но сходство этих миров лишь внешнее, что подтверждается прежде всего их пространственной несовместимостью. При этом волшебный мир может быть вкраплен в бытовой, составляя в нем островки (например, хата Пацюка, овраг в повести «Вечер накануне Ивана Купалы»). Однако фантастический мир может и дублировать каждодневное пространство. «Эти два пространства взаимно исключают друг друга: когда действие перемещается в одно из них, оно останавливается в другом».

Именно такое фантастическое пространство в романе мы и называем топосом «голубей», или мистическим пространством. Причем в романе «Серебряный голубь» гораздо более часты случаи дубляжа фантастическим пространством бытового, чем случаи вкрапления.

Топос «голубей» обладает свойствами, проистекающими, как мы уже упоминали, из искажения силой «голубей» устройство мироздания, миропорядка.

Прежде всего, это искажение пространства, проявляющееся в непонятном исчезновении во время радений сектантов внезапного изменения обстановки, а в том, что

тела людей становятся прозрачными. «Колотит в двери. И ему нет ответа; там, за дверями, мертвая тишина; разве не знает Иван, что уже и никого там нет?.. Знать вышли из бани каким потайным ходом, да и гуляют по небу, райский цвет собирают…» (с. 76). «…бегут по тому благодатному месту, где был дворик, выстланный навозом, только это не дворик - куда там, и не навоз под ногами, а мягкий прохладный бархат» (с. 231). «Чудно… у Петра тело еще сквозное, видно, как пурпурная в нем переливается кровь…» (с. 215).

Одним из свойств топоса «голубей» является наличие сияющих золотых нитей - «…то частица душа столяра, сладостно жалящей световой стрелой, пролетает во тьме…» (с. 210). Из них Кудеяров ткет свои сети, чтобы запутать в них как можно больше людей и распространить свое учение, через них он, «подпитывает» силу в Матрене и Дарьяльском. «Смотрит Дарьяльский у него между рук паутина, к груди пристала; хочет он с себя ее снять, да она не дается, глаз видит, пальцы же не ухватят, будто она вросла в грудь путаницей блестков…» (с. 219). «Все то, как во сне, теперь проносится в Матрене; вся она в световой, жаркой сети; а зеленые угли над ней льют ведра света, крючковатые пальцы плетут золотую нить…» (с. 209).

Еще одно свойство топоса «голубей» - полярная перемена традиционной принадлежности существа, предмета или явления к Добру или Злу: голубь терзает сердце Дарьяльского и Матрены, спасающий от нечисти петух оказывается словом Кудеярова, очищающий огонь становится карательным орудием «голубей» против неугодных, из света столяр ткет сети для ловли людей для секты. «…а голубок-то бросается к нему на грудь, коготками рвет на нем рубашку, клювом вонзается в его грудь… смотрит Петр - головка-то не голубиная вовсе - ястребиная» (с. 232).

«- А с лавочника содрать бы шкуренку да присыпать бы сольцею: подлая бестия; все-то выслеживат!..

- Ну, да ждет его наказанье!..

- А назначен ли кто для запала?

- А не кто не назначен - вот тоже… Попалю его взором» (с. 236).

Для обитателей бытового пространства мистическое пространство невидимо. «И я, и я тоже выпускаю свет, « - радуется Дарьяльский, но дьячок не видит ничего» (с. 220). «…вся дворня, если не считать Хведора, была своя, братская: а Хведор - разве мы что увидеть Хведор, кроме бутыли с водкой?» (с. 63).

У всех, кто попадает в топос «голубей», изменяется настроение, они приходят в особое состояние духа, будто голубиное царство уже настало и они перенеслись в рай. Ничто во внешнем мире их не интересует. «С ними - блаженное успение и вечный покой» (с. 75). «У Дарьяльского ноги болят, спину ломит, поднывают с работы руки, в душе же - сладость да радость, блаженство неизреченное…» (с. 200). «Все прегрешения - там остались, внизу, здесь - все возможно, безгрешно, ибо все - благодать…» (с. 231)..

Необыкновенная радость охватывает оказавшихся в «голубином» топосе, грязь мирского сходит с них. «А лица? Силы небесные, что за лица! Никто, никогда нигде таких лиц не видел; не лица, а солнца; еще за час до того безобразные, грязные, скотские у них были лица, но теперь лица на все струят чистую, как снег и как солнце, ясную свою прохладу…» (с. 75).

Все случаи проявления мистического пространства легко делятся на две группы: когда его распространяет человек и когда оно привязано к определенному месту. Распространять вокруг себя мистическое пространство может только Кудеяров - сам или через Дарьяльского, Матрену и Феклу Еропегину. Место появления мистического пространства - пруд в Целебеево, изба Кудеярова, дупло дуба, дом и баня Еропегиных.

3. В первый раз Дарьяльский появляется в топосе «голубей после того, как прожил у столяра более двух недель. Переход из бытового пространства в мистическое происходит в доме Кудеярова во время работы - столярничания (вложенная в те же стулья молитва столяра будет переливаться в тех, кто на них сядет). «…вот кусок дерева, положенный на стол, подпрыгнул, движимый Духом, и покатился в стружки. Но ни он, ни космач, ни столяр не прерывают работы…» (с. 198). Пока Петр с благоговением относится к этому, как он думает, святому таинству. «Дарьяльскому во время пения начинает казаться, будто бы сошествие Святого Духа происходит на этих четырех саженях…» (198).

Следующий раз Дарьяльский оказывается в мистическом пространстве вместе с Матреной, переход происходит в дупле во время попытки создания «голубиного дити» (которое может существовать лишь в топосе «голубей»). «Погляди на нас, старый, приходи сюда, старый, али мы без молитв, али мы без душевной без радости любимся?» (с. 215).

Перед следующим появлением в мистическом пространстве Дарьяльский начинает подозревать, что душа Матрены только наполовину ее. «…он только начал смекать кое-что еще, что не бросалась ему в глаза; не сама по себе оказалась Матрена, а, так сказать, от столяра; то, чем подманивала она к себе, не ей одной принадлежало… видно, Матрену столяр душой своей надувал…» (с. 218). Но, несмотря на это, в Дарьяльском еще остается сила Кудеярова и его влияние. Петр сам начинает испускать сверкающие нити и даже запутывает дьячка. «Пусть, пусть! - вскрикивает в священном восторге Петр, потрясая пальцем; смотрит - из его протянутого пальца тонкая излетает нить и запутывается у дьячка в бороде» (с. 220).. И в этом «священном» восторге Дарьяльский глух и слеп ко всему, что находится в бытовом пространстве, он совершает бестактности одну за другой. «Ничего, - продолжает Дарьяльский, - все ничего; все можно; будем же радоваться; гитарой бы, батя, трыкнули, сладкой струной увеселись, да колеса в груди» (с. 224). Эта фраза воспринимается присутствующими как намек на пристрастие отца Вукола к спиртным напиткам.

Последний раз Дарьяльский попадает в топос «голубей» во время «делания» в избе Кудеярова, и неудача в создании «голубиного дити» обрекает Петра на смерть. «Но все истаивает, как легколетный чай-то сон, как видение мимолетное, и уже нет ни дити, ни красного, объятого пламенем шара» (с. 233). Неудача же произошла из-за того, что Дарьяльский начал сомневаться в выбранном им пути. «…думал о том, что его не могли соблазнить ни богатая мудрость сего века, ни чистая девичья любовь от бегства не остановила его; а вот увели его в бездну звериха да долгоносик… Ему показалось, что вот уже он в бездне и четыре стены - ад, в котором запытают его; но отчего в бездне той душа зажигается и пальцы истекают светом…» (с. 230). Заметим, что «делание» сопровождается непристойными плясками Матрены и Дарьяльского, несколько раз А. Белый называет ее ведьмой, а когда она пляшет, ее глаза закатываются, что считается традиционным признаком одержимости. «Пляшет Матрена, подол высоко она подобрала; но лицо ее синее, а глаз не видать; белки, изливающие под глаза синеву… Пляшет Петр; непристойно так у него выходит!..» (с. 231).

Таким образом, Дарьяльский не только пассивно поддается воздействию, но и сам создает вокруг себя (правда, силой Кудеярова) мистическое пространство.

Матрена одна не может перейти в топос «голубей», так как в ней самой нет «голубиной силы, для перехода ей нужен Кудеяров, чью силу она использует, или Дарьяльский, которого она по-своему любит. «… а сама столяриха до последнего души иждивения с Кудеяровым жизнью, значит, сплелась, так что и не расплести их вовек… Силу свою в нее столяр изливал, а и после сам той своей перелитой силой питался» (с. 132).

5. Фекла Еропегина может переходить в «голубиное» пространство без непосредственного участия Кудеярова так как у нее есть собственные духовные силы, которых нет у Матрены и которые Кудеяров использует - так происходит, когда Еропегина едет в Целебеево увидеть столяра. Признаком этого является изменение пространства, появление у Феклы «духовного зрения» «…каждый пень на дороге принимал образ и подобие бесов… всю дорогу вплоть до села обсадили ужасными бесами… от пенечка к пенечку - от беса к бесу…» (с. 183). Реальный, бытовой мир уже не волнует Еропегину: она испытывает священный восторг: «…Но Фекла Матвеевна, процветя улыбкой ангелов, сладко и нежно блеснула глазами на попика: «Так надо, так надо!», - и попала ножкой в грязь» (с. 184).

Фекла преображает молитвой и свой дом, переводя его в мистическое пространство из бытового, что смутно чувствует ее муж, Лука Силыч. «…смекал подчас - жутко и холодно что-то станет ему, взглянет на стены - ничего себе стены, в богатых обоях… что-то смекнет и уведет прочь. А лепехе только того и надо; стены ей милы, как мил ей весь дом, изо дня в день преображаемый ей молитвой» (с. 63).

Но когда проходят в бане радения, главным становится Кудеяров, которому Фекла полностью подчинена, она затеряна в толпе других «голубей»: «… молятся вокруг стола, а в соседнюю комнату, где за аналоем стоит столяр, - ни ногой…» (с. 73).

6. Чаще всего топос «голубей» проявляется в избе Кудеярова, но он привязан не столько к месту, сколько к человеку -самому столяру.

На странности Кудеярова автор намекает уже в начале романа. «…а сквозь ставни из хаты его дивный свет пылает да раздаются ропоты: одни судачили про то, что собственною молитвой молится он с рябой своей бабой…» (с. 38). Сила Кудеярова пропитала все предметы в доме: «…кочерга - и та уставится тебе в душу…» (с. 133). «Все предметы, что ни есть какие, молчаливо уставились в этот миг на Петра» (с. 151). Воздействовала эта сила и на Дарьяльского, в доме Кудеярова он получал лучшие условия для проявления этой силы в себе. «…как огненный поток, из груди вырывалась любовь к Матрене; как огней поток, рвался ему навстречу Матренин взгляд; как потоки огней на них изливал столяр…» (с. 196).

Перед тем, как выпустить Матрену на свидание с Дарьяльским, Кудеяров обматывает ее сверкающей световой сетью, укрепляя свою власть над ней переливанием своей силы. «…наливается в нее его ток от пальцев потных, пальцев цепких: усмирилась, безвольно повисла иссиня-бледным лицом, розовеющим медленно наливаемым током» (с. 207-208). «…глупая, сонно она уже на коленях перед ним; руки целует и - ах! - молится» (с. 209).

Во время последнего делания столяр пытается предостеречь Дарьяльского от сомнений, пригрозить ему. «Долгоносик строго на Петра посмотрел: Петр вздрогнул… не столяр, а так что-то, световое явленье; бьют, колют, режут и жгут тело Петра острые лучи, будто пронизывая его мысли…» (с. 230).

Из груди Кудеярова выклевывается голубок с ястребиной головкой, расклевывающий грудь всем четверым участникам «делания» (это Петр, Матрена, столяр и еще один его работник, безымянный космач), а из четырех тел появляется голубиное дитятко. «…безбородый, дивно юношеский лик, в белой, льна белее, одежде, и на той одежде золотые звезды… кротко ластиться голубиное дитятко к предметам; испивает голубиное дитятко красное вино… на облаках, простирая к дитяти руки в белоснежных одеждах, спасшиеся голуби…» (с. 232-233).

После неудавшегося делания Кудеяров пытается своей силой убить Петра, но в мистическом пространстве это не удается, поскольку Дарьяльский все еще обладает некоторой силой и мистическое пространство для него еще является своим. Потерпев неудачу, столяр фактически нанимает для убийства медника Сухорукова. «…Помнит Петр, как ему показалось, будто накрепко у него на шее затянули веревку, да, упершись ему ногой в грудь, как рванули… смотрит - столяр над ним в задумчивости стоит и теребит бороду, рассматривает так внимательно его раскрытую грудь…» (с. 251). Это последнее проявление топоса «голубей» в избе Кудеярова и вообще в романе.

Из всего вышесказанного мы сделали вывод о следующих функциях, выполняемых в романе топосом «голубей»:

показывает истинную сущность секты;

демонстрирует власть, которую секта имеет над своими членами;

символически показывает причину непонимания между людьми.

Выводы

Исследовав художественное пространство романа «Серебряный голубь», мы пришли к следующим выводам.

1. Топос Гуголево представляет собой пространство старой, почти феодальной России помещиков и крестьян.

2. Топос Целебеево отражает состояние России накануне революции 1905 года: опошление веры, дикий капитализм, зашедшие в тупик мистические поиски, понимание безысходности дальнейшего существования, подозрение о чем-то тайном и ужасном, ложное прозрение.

3. Топос провинциального города изображает пространство российской глубинки, испытавшее влияние новых, капиталистических отношений, но еще более сильное влияние на него оказывает секта «голубей». Входящие в состав топоса локус Овчинникова, локус станций и локус поезда выполняют разоблачительную функцию.

4. Топос леса в романе двойственен. С одной стороны, это враждебное Дарьяльскому и Кате пространство, связанное с растерянностью и смятением (вызванным влиянием «голубей»). С другой стороны, лес имеет персонификацию мирового древа, которое «голуби» разрушают, искажая законы мироздания.

5. Топос дороги также неоднозначен. С одной стороны, он связан с «голубями» и их воздействием, с другой - символизирует развитие, совершенствование. С одной стороны, это топос Дарьяльского, который находится в поисках своего пути и пути России, с другой стороны, каждый раз приводит к сильному потрясению, которое персонаж не мог бы получить в своем топосе.

6. Топос дома Кудеярова как бытовое пространство используется автором в основном для контраста с мистическим пространством, периодически возникающим в этом же доме.

7. Топос Кобыльей Лужи является промежуточным между двумя более значительными ступенями эволюции Дарьяльского и наглядно демонстрирует его падение.

8. Мистическое пространство в романе необычайно важно. Оно выполняет следующие функции:

показывает истинную сущность секты;

демонстрирует власть, которую секта имеет над своими членами;

символически показывает причину непонимания между людьми.

9. Перемещаясь из топоса в топос, осваивая одну за другой области пространства, Дарьяльский переживает эволюцию в нескольких аспектах: в мировоззрении, в чувствах, в социальном положении. В своих поисках пути для России он движется по нисходящей, с каждой ступенью опускаясь морально и физически и начиная подниматься только перед смертью. Этот регресс показан автором несколькими способами:

- через женщин: от красавицы аристократки Кати до распутной некрасивой крестьянки;

- через социальное положение: от поэта, студента университета до работника у столяра;

- через место жительства: Гуголево - Целебеево - Кобылья Лужа - дом столяра.

Источники

1. Белый А. Избранная проза. М.: Сов. Россия, 1989 г.

2. Белый А. На рубеже столетий. М.: Худ. Лит., 1989 г.

3. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994 г.

4. Белый А. Стихотворения. М.: Книга,1998 г.

Литература.

Афанасьев А.Н. Древо жизни. М.: Современник, 1982 г.

Баевский В.С. Сквозь магический кристалл. 1990 г.

Белый А. Проблемы творчества. М.: Сов. Писатель, 1988 Г

Гоголь Н.В. Вечера на хуторе близ Диканьки. Миргород, М.: Худ. лит., 1984 г.

Гоголь Н.В. Повести. Пьесы. Мертвые души. М.; Худ. лит., 1975 г.

Горелик Л.Л. Ранняя проза Пастернака: миф о творении. Смоленск, 2000 г.

Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М.: Индрик, 1997г.

Зеленин Д.К. Избранные труды. М.: Индрик, 1994 г.

Кайсаров А.С., Глинка Г.А. Мифы древних славян. Саратов: Надежда, 1993 г.

Керлот Х.Э. Словарь символов. М., 1994 г.

Лавров А.В. Андрей Белый в 1900 е. М.: Нов. Лит. Обозрение, 1995 г.

Левкиевская Е. Мифы русского народа. М.: Астрель - АСТ, 2000 г.

Лекманов О.А. Недотыкомка и Незнакомка: О двух подтекстах «Серебряного голубя» Андрея Белого // Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск: Водолей, 2000г.

Лотман Ю.М. Избранные статьи. Таллин: Александра, 1992 г. Т.1

Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: 1997 г.

Мифология. Большой энциклопедический словарь. Гл. ред. Мелетинский Е.М. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998 г.

Мочульский К. Андрей Белый. Томск: Водолей, 1997 г.

Смирнова Л.А. Реальность и фантазия в прозе Андрея Белого // Белый А. Избранная проза. М.: Сов. Россия, 1989 г.

Толоконникова С.Ю. Роман Андрея Белого «Крещеный китаец» в контексте русской литературы ХХ века. Диссертация на соискание степени кандидата филологических наук. Смоленск, 1999 г.

Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М.: Прогресс - культура, 1995 г.

Тургенев И.С. Записки охотника. Накануне. Отцы и дети. М.: Худ. лит., 1971г.

Энциклопедический словарь славянской мифологии. М.: Эллис Лак, 1995 г.

Размещено на Allbest.ru