Колокольные мотивы в произведениях Н.С. Лескова

Невозможно определенно сказать, что в рассказах и повестях, колокол закреплен за определенным хронотопом или героем. С большей уверенностью можно говорить о том, что колокола здесь встречаются преимущественно в пассивной функции.

Большие формы представлены в основном романами (5 произведений, 107 фрагментов), фрагменты в которых распределены также неравномерно.

В романе «Обойденные» и хронике «Захудалый род» роль колокола главным образом ограничивается разновидностями «пассивной» функции . К вышеперечисленным ситуациям «вторичной роли» исследуемого предмета в повестях и рассказах добавляются и некоторые другие случаи:

колокол как часть традиции (присяга под колоколами - проверка на правдивость, под звоном человек не может говорить неправду), обычая (на радостях, при великих праздниках, знаменательных событиях трезвонить ):

«Мать просила подвергнуть их очистительной присяге, с перезвоном колоколов и со всею процедурою, которая, простым людям представляется такою могущественною против человека, затворившего свою совесть зову чести.». [ 20,с.539]

Через полгода после переезда их в деревню княгиня Ирина Васильевна родила сына, которого назвали в честь деда Лукою. Рождение этого ребенка имело весьма благотворное, но самое непродолжительное влияние на крутой нрав князя. На первых порах он велел выкатить крестьянам несколько бочек пенного вина, пожаловал по рублю всем дворовым, барски одарил бедный сельский причт за его услышанные молитвы, а на колокольне велел держать трехдневный звон. Робкий, запуганный и задавленный нуждою священник не смел ослушаться княжьего приказа, и с приходской колокольни три дня сряду торжественнейшим звоном возвещалось миру о рождении юного княжича.[ 24,с.9];

как символ Родины, причем, в основном находящийся в ирреальном пространстве - в процессах сознания (бред больного, период погружения в размышления):

… она была молчалива. Но когда архиерей, сопровождаемый громким звоном во вся колокола, выехал из родного села в карете, заряженный шестириком лучших бабушкиных коней, княгиня даже выразила на него дяде и maman свою «критику». [20, с.54]

Зорька стала заниматься, и в соседней комнате, где сегодня не были опущены занавески, начало сереть. Даша вдруг опять начала тихо и медленно приподниматься, воззрилась в одну точку в ногах постели и прошептала:

Звонят! Где это звонят? - И с этими словами внезапно вздрогнула, схватилась за грудь, упала навзничь и закричала: - Ой, что ж это! Больно мне! Больно! Ох, как больно! Помогите хоть чем-нибудь. А-а! В-о-т о-н-а смерть1 Жить!.. А!.. ах! Жить, еще, жить хочу! - крикнула громким, резким голосом Дора и как-то неестесственно закинула назад голову. [24,с.208]

Сказавши это с особым эффектом, Зайончек так же порывисто выбросил руку Долинского <…>. Освобожденный Долинский тотчас же сел верхом на свой стул и <…> молча смотрел на патера, без любопытства, без внимания и без участия.

Да, это так; это несомненно так! - утверждал себя в это время вслух патер. <…>

«Да, тому, кто в годы постоянные вошел, тому женская прелесть даже и скверна», - мелькнуло в голове Долинского, и вдруг причудилась ему Москва, ее Малый театр, купец Толстогораздов, живая жизнь, с людьми живыми, и все вы, всепрощающие, всезабывающие, незлобивые люди русские, и сама ты, наша плакучая береза, наша ораная Русь просторная. Все вы, странные, жгучие воспоминания, все это разом толкнулось в его сердце, и что-то новое, или, лучше сказать, что-то давно забытое, где-то тихо зазвенело ему манящими путеводными колокольчиками.

Долинский на мгновение смутился и через другое такое же летучее мгновение невыразимо обрадовался, ощутив, что память его падает, как надтреснувшая пружина, и спокойная тупость ложится по всем краям воображения.

«Но, впрочем, это все …непонятно», подумал он сквозь сон, и с наслаждением почувствовал что мозг его все крепче и крепче усваивает себе самые спокойные привычки. [ 24, с.263]

Что касается «активных» введений предметов исследуемого концепта, то, в одном из фрагментов хроники «Захудалый род», бубенчики помогают расставить акценты в конфликте между ожидаемым, очевидным и неожиданным, непредсказуемым, между внешним (тяжесть, вольяжность, тучность) и порывистостью, нервозностью («шибко взмахивая», «нетерпеливые»). Архиерей, являющий собой образ Ангельского служения на земле и, так или иначе, представляющий собой эталон поведения в храме , на молитве, здесь подчеркнуто телесен, тяжел. В унисон этому яркому противопоставлению - несоответствие в образе бубенчиков: для них задана легкая форма (два уменьшительно-ласкательных суффикса _чик_ и _еньк _, звуковая, «легкая» метафора «серебряные»), но звук, исходящий от них , совсем не ожидаемый - не легкий:

Но сам архиерей мне не понравился: он был очень большой, тучный, с большою бородой, тяжелым, медлительным взглядом и нависшими на глаза густыми бровями. Ходил шибко, резко взмахивая рукавами, на которых гулко рокотали маленькие серебряные бубенчики, и делал нетерпеливые нервные движения головою, как бы беспрестанно старался поправлять себе митру.[с.53]

Эти несоответствия завершаются «взрывом» звона - «громким трезвоном во вся колокола» (трезвон - звон с использованием двух и более колоколов; большое количество колоколов и сила звука целенаправленно «подчеркиваются» повествователем). Этот трезвон является для княгини последней каплей и после молчания она прорывается критикой, говоря о том, что «и божественные слова на место ставить надо», а не бравировать, не кидаться ими, когда всем и так все ясно.

… она была молчалива. Но когда архиерей, сопровождаемый громким звоном во вся колокола, выехал из родного села в карете, заряженный шестириком лучших бабушкиных коней, княгиня даже выразила на него дяде и maman свою «критику».[с.54]

Все «производные» от колокольного концепта меткие выражения, типа «оттрезвонить»(высечь), «отзвонить»(избить, испортить внешний вид, путем применения силы), разблаговестить (разболтать)трезвонить (болтать) и т.п. слова, имеют преимущественно негативный оттенок (издевка, пренебрежение, насмешка и т.д.), и употребляют их отрицательные герои (грубые, корыстные, властные, духовно пустые) :

Вместо того, чтобы оскорбиться, что его считают образцовым секуном, одичавший князь выслушал Коробочку, только слегка шевеля бровями, и велел ей ехать со своим Федькою Лапотком к конюшне. Больно высекли Лапотка, подняли оттрезвоненного и посадили в угол у двери.

А ну-ка ее теперь, - спокойно буркнул князь, и прежде чем Коробочка успела что-нибудь понять и сообразить, ее разложили и пошли отзванивать в глазах князя и всего его холопства. .[24,с.11]

(герцогиня де Бараль сплетничая)

Розанов только мог разобрать, что этот голос произносил: «Звонок дзынь, влетает один<…>опять дзынь, - другой.[20,с.327]

Бодростин пробежал несколько строк этого документа (завещания - мое пояснение), взглянул на свидетельские подписи Подозерова и Ропшина и сказал:

- Не худо бы сюда еще одну подпись священника.

Как вам угодно, - отвечал Ропшин.

Но, впрочем, кажется, довольно по закону и двух.

Совершенно довольно <…>.

Ты прав, нечего тут вмешивать попов: еще все разблаговестят. Ты, ведь конечно, никому ни звука не подал. .[22,с.348]

или положительные, симпатичные автору герои, говорящие об отрицательных персонажах:

(Мать Агния и Лиза).

- <…>Вот как твоя сестрица Зиночка.

- Вы, тетя, на нее нападаете, право.

- Что мне, мой друг, нападать-то! Она мне не враг, а своя, родная. Мне вовсе не приятно, как о ней пустые-то языки благовестят..[23,с.23]

(Мать Агния и монахиня).

- А что Дорофея?

- Трезвонит-с.

- Г-м! Усмирилась?

- Нет-с. И ни вот капельной капельки.

- Все свое.

- Умру, говорит, а правду буду говорить. .[23,с.41]

Мы видим, что в «Обойденных» и хронике «Захудалый род» мотив колокольного звона чаще используется в активной функции, проясняя те или иные эпизоды, помогая глубже понять характеры героев, все ближе располагаясь к фабуле произведений.

Романы «На ножах», «Некуда», «Соборяне» представляют больший интерес для нашего исследования не только потому что здесь встречается наибольшее количество интересующих нас фрагментов, что большая часть этой подборки представляет колокол в «активной функции», но и потому что эти тексты являются наиболее яркими, отточенными, мастерскими в творчестве (роль колокола просматривается, видится более четко) и «наболевшими» в биографии писателя.

Стержневую оппозицию в романе «Некуда» организует колокол. Дело в том, что в романе колокол, присутствуя в разных своих проявлениях, «делит» всех персонажей на две группы: истинных, искренних, «светлых» «звонарей (няня Абрамовна, Лиза, Розанов, Райнер)» и двуличных, «темных» «звонарей» (Арапов, Пархоменко, Рациборский). Первых мы в работе условно будем называть «праведно заблуждающимися», последних - «заблуждающимися». Это противопоставление выстраивается на основе двух фрагментов:

(Розанов после встречи с Араповым спит)

«Что это за человек?» - думал, засыпая на зорьке, доктор, и ему снилось бог знает что. То по кремлевским стенам гуляли молодцы Стеньки Разина, то в огне стонали какие-то слабые голоса, гудел царь-колокол, стреляла царь-пушка, где-то пели по-французски марсельезу. Все это был какой-то хаос. [23,с.259]

В комнату сначала вошел Рациборский и, подойдя к Арапову, подал ему сложенную бумажку.

- Что это?

- Верно ваше письмо.

- Какое?

- «Черт» принес, Тараса Никитича отыскивал.

- Вы сказали, что его нет?

- Да, сказал, что нет.

- А там кто у вас?

- Никого еще пока: это «черт» звонил.

- Что это за любопытное имя? Скажи мне, Казя, прошу тебя… Что это значит: неужели вы здесь в самом деле и с чертями спознались? - добавил он смеючись. [23,с.295]

Над дверью громко раздался звонок и, жалобно звеня, закачался на дрожащей пружине.

Розанов и Жени остолбенели. Райнер встал совершенно спокойный и поправил свои длинные русые волосы.<…>

Ребенок, оставленный на диване в пустой гостиной, заплакал, а над дверью раздался второй звонок вдвое громче прежнего. <…>

Девушка в то же мгновение пробежала через спальню и отперла дверь, над которою в это мгновение раздался уже третий звонок. Розанов и Жени ни живы ни мертвы стояли в спальне.

- Что это ты, матушка, ребенка-то одного бросила? - кропотливо говорила, входя, Абрамовна.

- Так это ты, няня?

- Что такое я, сударыня?

- Звонила?

- Да я же, я, вот видишь. [23,с.635]

Назвав группу героев «праведниками», мы несколько не преувеличим оценку их душевных качеств. Эти герои, «занимаясь делом», не просто им живут, они, не задумываясь, могут за него умереть, так как верят в него открыто, искренне, пламенно, почти по-детски (!). Яркий пример этому - Лиза Бахарева. Недаром на протяжении всего романа, автор-повествователь, называя большую часть героев по имени-отчеству выделяет ее на фоне других , простым именем - Лиза.

Розанову, после общения с «гуманным» революционером Араповым («Залить кровью Россию, перерезать все <…>. Пять миллионов вырезать, зато пятьдесят пять останется и будут счастливы. ») снится вполне «прочитываемый» сон: Стенька Разин осаждает Кремль, а на защиту «сердца столицы» встают Царь-Пушка и Царь-Колокол. Разин - вполне реальный и документальный персонаж, вызывающий вполне определенные ассоциации: одна из них - вроде бы «восстанавливал справедливость».Не так важно чем он на самом деле руководствовался, свободно убивая людей, бесчинствуя, главное то, что он и его дружина практически без разбора стихийно сметали на своем пути почти все, что попадалось им, не особенно задумываясь о том, что боярин - тоже человек и тоже имеет право на жизнь, или о том, что какая-нибудь дорогая вещь не просто предмет роскоши, а вещь, имеющая культурная и духовную ценность. Во сне Дмитрия Петровича разиновцы в «сердце России»- Москве и в «сердце столицы» - Кремле, а значит самое важное в государстве под угрозой. Поэтому царь-пушка и царь-колокол - олицетворение мощи и души России, символы нашей страны оживают: пушка обороняется, колокол бьет в набат.

Но только ли по поводу нашествия разиновцев звучит набат? И почему именно их «выводит» в сон автор-повествователь, наводя читателя на ассоциации с «заблудшими» ? Почему не французов? Не самозванцев и поляков смутного времени? Да потому что разиновцы - свои, родные, русские люди, только не успевшие, не захотевшие или не сумевшие задуматься, ведомые кем-то, или люди отчасти осознающие, в чем они участвуют, но преследующие свои цели, люди, по меткому выражение Розанова, «заучившие» идейные фразы, люди, которым идея движения «дорога, как прошлогодний снег».

Вот в этом сходятся разиновцы и «заблудшие»революционеры романа. И набат, звучащий во сне, звучит для ЛЮДЕЙ, сознательных ЛЮДЕЙ, граждан, переживающих и болеющих за свою родину, чтобы они предотвратили то непоправимое, что могут натворить и те и другие безумцы.

Колокол в народном сознании был и остается предметом принадлежащим, если говорить совсем упрощенно, «миру положительных сил». Это подтверждено одним из поверий, повествующим о том, что от звука колокола разбегается, исчезает вся нечистая сила. Если учесть богословски обоснованную символику колокола, то поверье не останется на уровне суеверия, а будет выглядеть вполне логичным и реальным. Дело в том, что нижнее кольцо колокола символизирует Бога Отца, верхнее - Бога Сына, а звук, исходящий от колокола в процессе звона - Бога Святого Духа.

Правда, в романе «Некуда» получается, что в мотив колокольного звона формирует двустороннее, полюсное понятие («выворачивая», отражая первоначальное) - в колокол может звонить и та, и другая сторона. Но это в принципе, не столь удивительно. Ведь Герцен и Огарев, создавая свой журнал, по сути «вывернули» наизнанку привычное православное понятие колокола. В нашем понимании разделение на «ту и другую» («искренно заблуждающуюся» и «заблуждающуюся», искреннюю и своекорыстную) стороны происходит отнюдь не по признаку «участие / не участие в революционном движении». Группы персонажей формируются по степени искренности их стараний. Предельной искренностью в своих преобразовательных стремлениях и мечтах (из всех подпольщиков) обладают только Райнер, Розанов, Лиза, Помада. Только они, настолько прямодушно, почти по-детски(!), верны демократическим идеалам, верны до самоотвержения (Лиза не отступает перед душной показной атмосферой родительского дома, потом слепнет за книгами; Райнер самозабвенно зарабатывает деньги, содержит собратьев, помогает другим устроиться)/ Только они остаются верными правде в любых условиях (как бы ни были дороги Лизе демократические идеалы, она не может не замечать «гнили», корысти, совершающегося обмана в Доме Согласия, и она это признает в себе и обнаруживает принародно), только они способны положить голову за идеал добра, в который верят (что и делает Райнер).

Что касается мнимых нигилистов, «заблуждающихся» иногда вполне намеренно, то Розанов, довольно точно и хлестко определяет их суть в напряженном разговоре с Лизой :

- Может быть, Лизавета Егоровна. Я не виноват, что в такие дни живу, когда люди ум теряют. А вот не угодно ли вас спросить поляка Незабитовского, что они думают о нашем либерализме? Они дорожат им, как прошлогодним снегом, и более готовы уважать резкое слово, чем бесплодные заигрывания. Наши либералы надули того, на кого сами молились; надуют и поляков, и вас, и себя, и всех, кто имеет слабость верить их заученным фразам. Самоотверженных людей столько сразу не родится, сколько их вдруг откликнулось в это время. Мы с вами видели одного самоотверженного человека-то, так он похож на наших, как колесо на уксус. Одно воспитание выделяет бог знает как. А это что? Пустозвоны, да и только.[23,с.464]

Причем, эти самые «борцы за правду» в напряженных ситуациях, или в ситуациях, когда они «забыли, как НАДО поступать» (« На ножах», Висленев), забывают и о своих убеждениях:

Шаги и говор раздались у самой лестницы, и, наконец, дрогнул звонок.

Белоярцев присел на окно. Зала представляла неподвижную живую картину ужаса.

Послышался второй звонок.

- Ну, отпирайте, ведь не отсидимся уж, - сказала Каверина.

Бертольди пошла в переднюю, в темноте перекрестилась и повернула ключ. .[23,с.645]

В этот день Иосаф Платонович встал в обыкновенное время, полюбовался в окно горячим и искристым блеском яркого солнца на колокольном кресте Владимирской церкви, потом вспомнил, что это стыдно, потому что любоваться ничем не следует, а тем паче крестом и солнцем, и сел на софу за преддиванный столик, исправляющий должность письменного стола в его чистой и уютной, но очень, очень маленькой комнатке. .[23,с.241]

Третья группа персонажей - «праведные» и «праведно заблуждающиеся» звонят чаще (няня, Лиза, Розанов, Райнер). Все они в большинстве случаев стоят на вполне реальном пороге, перед дверью и звонят, чтобы войти. Посмотрим на это, учитывая символическое значение порога - граница, отчасти вневременная ситуация принятия решения (ассоциативный ряд можно продолжать).Эти герои, в отличии от «заблуждающихся», регулярно находятся в ситуации размышления-выбора, ситуации порога, распутья. Они честны и открыты, и если занялись делом, то отдаются ему всей душой. Мнимым нигилистам же подобные условия просто не нужны, не над чем, или не чем думать им и переживать.

Из «праведных» больше всех звонит Абрамовна (6 фрагментов), она же чаще других так или иначе связана со звонком, колокольчиком. Если понаблюдать за няней на протяжении романа, то мы увидим, что в большинстве случаев эта милая старушка находится рядом с Лизой и ворчит, ругается со своей воспитанницей. А если вспомнить одну из реальных функций колокола (предельно упрощенно - «сигнал о нарушении нормы» - пожар, наводнение, нападение врага и т.д.), то получится, что Абрамовна на протяжении всего романа бьет в набат. Только Лиза не хочет этого слышать.

Непокорную воспитанницу няни чаще всех сопровождает колокольчик, выделяя ее среди других: бубенчики ее усыпляют, при ней звонят в двери, она звонит сама, ), в какой-то момент колокольчик «отрезвляет» ее (напоминая о волнующихся родителях), Лиза умывается в гостях у тетки «колокольной» (пояснение ниже) водой, при смерти последнее ее дыхание называют «колокольцем».

Постоянно звонящей Абрамовне, у «праведников», противопоставлен у «заблуждающихся» получеловек - получерт. Таким образом, мнимые нигилисты, по сути пародирующие (Красин, Белоярцев) и профанирующие то светлое, за что готовы умереть «правые», выглядят не только ненормальными, но еще и одержимыми.

Особняком от всех героев, группировок, суеты вообще находятся маленький, не притязающий ни на что, но очень самодостаточный, сильный духовно мир монастыря и мать Агния. Здесь Лесков в очередной раз предстает прекрасным пейзажистом, живо, ярко воссоздавая атмосферу монастыря, пронизанную аскетизмом, гармонией, насыщенную христианскими символами:

Большой монастырский колокол гудел и заливался, призывая сестер безмятежного пристанища к вечерней молитве и долгому, праздничному всенощному бдению. По длинным дощатым мосткам, перекрещивавшим во всех направлениях монастырский двор и таким образом поддерживавшим при всякой погоде удобное сообщение между кельями и церковью, потянулись сестры. Много их было под началом матери Агнии. .[23,с.27]

Веселый звон колоколов, розовое вечернее небо, свежий воздух, пропитанный ароматом цветов <…>. Наконец кончился третий трезвон.[23,с.28]

Именно эта атмосфера для колокола родная, поэтому он проникает во все уголки пространства монастыря, в души людей, в их речь:

С чистенького крылечка игумениньиной кельи была дверь в такие же чистенькие, но довольно тесные сени, с двумя окнами по сторонам входной двери. В этих сенях, кроме двери, выходящей на крыльцо, было еще трое дверей. Одни, направо, вели в жилые комнаты матери Агнии. Тут была маленькая проходная комната вроде передней, где стоял большой платяной шкаф, умывальный столик с большим медным тазом и медным же рукомойником с подъемным стержнем; небольшой столик с привинченной к нему швейной подушечкой и кровать рыжей келейницы, закрытая ватным кашемировым одеялом. .[23,с.18]

Медь здесь косвенно указывает на колокол (металл бронза, из которого льют колокола, на 80% состоит из нее). Рукомойник, если его перевернуть, по форме будет напоминать колокол, а если учесть опущенный вниз «подъемный стержень», то сходство увеличится.

Игуменья в разговоре употребляет довольно меткие «колокольные» фразы и ориентируется во времени по звону:

- <…>Вот как твоя сестрица Зиночка.

- Вы, тетя, на нее нападаете, право.

- Что мне, мой друг, нападать-то! Она мне не враг, а своя, родная. Мне вовсе не приятно, как о ней пустые-то языки благовестят. .[23,с.23]

- А что Дорофея?

- Трезвонит-с.

- Г-м! Усмирилась?

- Нет-с. И ни вот капельной капельки.

- Все свое.

- Умру, говорит, а правду буду говорить.

.[23,с.41]

(Мать Агния и монахиня).

- Врешь, говорю тебе. - К брату давно поехали дать знать, что барышни прибыли?

- Пред вторым звоном Борис поехал. .[23,с.41]

В этом романе закладывается (1864), а в «Соборянах» (1872) в полной мере реализуется евангельская метафора (слова апостола Павла[14]) «человек - храм Божий». Если представить, что человек - это храм, то под это определение здесь попадет не только умирающая Лиза, как и отец протопоп, но и часовенная монашенка с колокольчиком на кошельке, выполняя функцию встречного, проводного, а если понадобится набатного звона:

В двух стенах монастыря были сделаны ворота, из которых одни были постоянно заперты, а у других стояла часовенка. В этой часовенке всегда сидела монашка, вязавшая чулок и звонившая колокольчиком, приделанным к кошельку на длинной ручке, когда мимо часовенки брел какой-нибудь прохожий.

Монашка из часовни выскочила и, позванивая колокольчиком, с недоумением смотрела на происходившую сцену. Из экипажа послышался веселый хохот.[23,с.13]

- Да чьи такие вы будете? Из каких местов - то? - пропищала часовенная монашка, просовывая в тарантас кошелек со звонком и свою голову. [23,с.13]

Проанализировав фрагменты романа, мы видим, что мотив колокольного звона приобретает здесь знаковое значение, организуя стержневые оппозиции романа и местами вплетаясь в фабулу. Колокол здесь, организуя полярную оппозицию «колокол - антиколокол», маркирует персонажей - антагонистов («праведно заблуждающихся» и «заблуждающихся»), организует пороговую ситуацию в которую регулярно попадают герои, развивает метафору «человек - храм».

Роман «На ножах» интересен для нашего исследования в первую очередь уникальными «экземплярами», прикрывающимися идеями нигилизма. Горданова и Бодростиной. Именно здесь, в этом романе, происходит ярчайшая подмена. Подменяется истинный нигилизм, не просто бездумным следованием моде и следованием «за толпой» (профанированным нигилизмом бездействия, как в «Некуда»), здесь он подменен отрицанием всего общества, лишь потому, что по мнению гордановых, оно (общество) «недостойно» ни внимания, ни уважения. И это уже «псевдонигилизм» не пассивный, преобразованная имитация, нигилизм здесь - маска, прикрывающая и оправдывающая агрессивную экспансию на «чужое добро», гордыню и самодовольство.

В романе «На ножах» встречаются колокольчики в активной и пассивной функциях, маркируя представителей оппозиции, так же как и в «Некуда», но уже не столь четко и простроенно. Интересны два фрагмента ярко иллюстрирующих, чего на самом деле стоит «псевдонигилист» и поговорку «Звон хорош, а грешника приводит в дрожь»:

Он, чуть касаясь ногами пола, пошел к кровати: здесь было еще темнее. Опять надо было искать наощупь, но Висленев, проводя руками по маленькому столику, вдруг неожиданно свалил на пол колокольчик, и с этим быстро бросился обутый и в панталонах в постель и закрылся с головой одеялом.

Его обливал пот и в то же время била лихорадка, в голове все путалось и плясало, сдавалось, что по комнате кто-то тихо ходит, стараясь не разбудить его.

Не лучше ли дать знать, что я не крепко сплю и близок к пробуждению? - подумал Иосаф Платонович и притворно вздохнул сонным вздохом и, потянувшись, совлек с головы одеяло.

В жаркое лицо ему пахнула свежая струя, но в комнате было тихо.

«Сестра притихла; или она вышла», - подумал он и ворохнулся посмелее.

Конец спустившегося одеяла задел за лежавший на полу колокольчик, и тот, медленно дребезжа о края язычком, покатился по полу. Вот он описал полукруг и все стихло, и снова нигде ни дыхания, ни звука, и только слышно Висленеву, как крепко ударяет сердце в его груди; он слегка разомкнул ресницы и видит - темно.

- Да, может быть, сестра сюда вовсе и не входила, может все это мне только послышалось…или, может быть не послышалось…а сюда входила не сестра…а сад кончается обрывом над рекой…ограды нет, и вор…или он сам (курсив автора) мог все украсть, чтобы после обвинить меня и погубить! [с.160]

Хладнокровная работа оказалась далеко успешнее давешних судорог, и ножик скоро очутился в его руках. Взяв в руки нож, Висленев почувствовал твердое и неодолимое спокойствие. Сомнения его сразу покинули, - о страхах не было и помину. Теперь ему никто и ничто не помешает вскрыть портфель, узнать, действительно ли там лежат ценные бумаги, и потом свалить все это на воров. Размышлять больше не о чем, да и некогда, нож, крепко взятый решительною рукой, глубоко вонзился в спай крышки портфеля, но вдруг Висленев вздрогнул, нож завизжал, вырвался из его рук, точно отнятый сторонней силой, и упал куда-то далеко за окном, в густую траву, а в комнате, среди глубочайшей тишины, с рычаньем раскатился оглушительный звон, треск, шипение, свист и грохот.

Висленев схватился за косяк окна и не дышал, акогда он пришел в себя, пред ним стояла со свечой в руках Лариса, в ночном пеньюаре и круглом фламандском чепце на черных кудрях.

<…>

- Зачем ты пустил эти часы! Они уже восемнадцать лет стояли на минуте батюшкиной смерти…а ты их стронул. [с.162]

Почему так боится, дрожит, обливается холодным потом Висленев? С фактической точки зрения - огласки, того, что будет замечен за таким «низким», недостойным делом, более похожим на воровство. С психологической тоски зрения - нервы героя «на пределе» и резкий звук делает свое дело. С религиозной точки зрения, если учитывать символику колокола, то грешную душу Висленева приводит в трепет не просто звук колокольчика, а присутствие незримого Всевидящего Ока, и от него-то Висленев ничего не может и не сможет скрыть, поэтому Иосафу Петровичу кажется такой вероятной ситуация, когда его застанут на месте преступления.

В романе - хронике «Соборяне» наблюдается явное тяготение образа колокола и колокольчика к герою - Савелию Туберозову (8 и 3 случаев - соответственно, то есть 11 из 14ти имеющихся).

Кроме того, в романе, можно отметить противоречивость, двусторонность образа колокола. С одной стороны колокол - это предмет религиозного культа, основная функция которого - призывать в храм. Дополнительной, символической функцией является проповедническая функция, направленность исследуемого образа: разносить благую весть (неслучайно основной церковный звон - БЛАГО+ВЕСТ). В «Соборянах» добавляется еще одна функция, выделяемая в контексте этого романа - «вырывание» героя из какой-либо негативной атмосферы (см. ниже).

С другой стороны - в хронике есть и «антиколокол», взятый вроде бы в той же проповеднической функции, но с вывернутым наизнанку содержанием - иным предметом проповеди - революционными идеями (в романе - журнал Герцена и Огарева). Помещение названия журнала в кавычки может трактоваться не только с точки зрения законов грамматики, как выделяющее на письме имя собственное, на фоне описываемых повествователем событий данное обстоятельство имеет право на прочтение в дополнительном и принципиально значимом для сути произведения смысле. Кавычки маркируют опустошенное, профанированное, вывернутое на изнанку первоначальное значение колокола. Таким образом, в «Соборянах» мы встречаем собственно колокол и «квазиколокол».

В-третьих, в романе прослеживается постоянная прочная связь между колоколом и процессом движения.

Так, колокол связан с физическим процессом движения - перемещения в пространстве:

Протопоп Савелий начал спешно делать свой всегда тщательно содержимый туалет, послал девочку велеть ударить к заутрене и велел ей забежать за дьяконом Ахиллой, а сам стал перед кивотом на правило. Через полчаса раздался удар соборного колокола, а через несколько минут позже и девочка возвратилась, но возвратилась с известием, что дьякона Ахиллу она не только не нашла, но что никому неизвестно где он. Ждать было некогда, и отец Туберозов, взяв свою трость с надписью “жезл Ааронов расцвел”, вышел из дому и направился к собору. . [с.19]

Над Старгородом летний вечер. Солнце давно село. Нагорная сторона, где возвышается острый купол собора, озаряется бледными блесками луны, а тихое Заречье утонуло в теплой мгле. По плавучему мосту, соединяющему обе стороны города, изредка проходят одинокие фигуры. Они идут спешно: ночь в тихом городке рано собирает всех в гнезда свои и на пепелища свои. Прокатила почтовая телега, звеня колокольчиком и перебирая, как клавиши, мостовины, и опять все замерло. Из далеких лесов доносится благотворная свежесть. На острове, который образуют рукава Турицы и на котором синеет бакша кривоносого чудака и престарелого недоучки духовного звания, некоего Константина Пизонского, называемого от всех “ дядей Котином ”, раздаются клики:

-Молвоша! Где ты, Молвоша! . [с.93].

Кроме того, колокол в романе тесно связан с духовными движениями, происходящими в героях.

Колокол является активным в процессе движения мысли, духа героев.

Старик задумался. Тонкие струйки вакштафного дыма, вылетая из-под его седых усов и разносясь по воздуху, окрашивались янтарною пронизью взошедшего солнца; куры слетели с насестей и, выйдя из закутки, отряхивались и чистили перья. Вот на мосту заиграл в липовую дудку пастух; на берегу зазвенели о водонос пустые ведра на плечах босой бабы; замычали коровы, и собственная работница протопопа, крестя зевающий рот, погнала за ворота хворостиной коровку; канарейка трещит на окне, и день во всем сиянии.

Вот ударили в колокол.

Туберозов позвал работника и послал его за дьячком Павлюканом.

“Да, - размышлял в себе протопоп, - надо уйти от себя, непременно уйти и… покинуть многозаботливость. Поищу сего” [с.276]

Отец Савелий предстает в этом эпизоде в момент размышления о том, как жить дальше. После того, как он разочаровался в Туганове, понял, что его, хоть и любит, но не понимает его «милая Наташа», вслед за осознанием того, что он ОДИНОК, «всемерно одинок».

Повествователь живописно, до мельчайших деталей точно, рисует перед читателем атмосферу размышления, атмосферу течения мысли (подробное описание пейзажа, подобие скольжения взгляда). И ВДРУГ, моментально процесс созерцания сворачивает удар колокола, обстановка меняется моментально и радикально - деепричастия несовершенного вида, фазовые глаголы с общей семой «начало действия», с преобладанием настоящего времени с ударом колокола сменяются глаголами совершенного вида и прошедшего времени. Эпизод замыкается, отец Туберозов окунувшись в размышления, опять возвращается к реальности. Несовершенный вид соотносится с ирреальным пространством, пространством мысли, совершенный вид и прошедшее время - с реальным, действительным пространством.

Колокол в романе «Соборяне» участвует и в процессе движения чувств, души героев.

Ахилла задрожал и, раскрыв глаза, увидал, что он действительно спал, что на дворе уже утро; красный огонь погребальных свеч исчезает в лучах восходящего солнца, в комнате душно от нагару, в воздухе несется заунывный благовест, а в двери комнаты громко стучат . [с.376]

Скорбь, уныние на грани отчаяния, царящие в душе Ахиллы, проникают в окружающую его атмосферу. В комнате, в которой находится дьякон, очень ПЛОТНАЯ атмосфера, в которой тесно переплетены физические и душевные ощущения. Дьякон, морально и физически изможденный, в этом эпизоде с помощью колокольного звона «перемещается» из пограничной, ирреальной атмосферы грез, видений, в реальный мир.

Очень точно прописано его состояние: крайнее обострение чувств, сильная полярность ощущений на фоне физического и психологического истощения и застойной, «плотной» атмосферы полусна: красный цвет (достаточно тяжелый, напрягающий для восприятия цвет), огонь погребальных свеч (выбрано наиболее драматичное, наиболее трагедизирующее прилагательное), в комнате душно и душно не от застоявшегося воздуха, а от нагару (еще одно яркое тяжелое ощущение), в двери комнаты громко стучат (резкий, несколько шокирующий звук, для недавно прешедшего в себя человека).

Колокольный звон в этом эпизоде является именно таким плюсом, противопоставленным унынию, горю. Колокол врывается и рассекает «душевное болото» (несется). Он не отрицает тяжести утраты, сопереживает (заунывный) человеку. Но он не перестает быть БЛАГО+ВЕСТом. В самом своем названии заключающий важную информацию БЛАГУЮ ВЕСТЬ о воскресении души человеческой для жизни вечной.

Таким образом, двойственный, на первый взгляд, и позитивный, по сути, колокол вырывает из уныния и отрезвляет Ахиллу.

В романе колокол выступает и как маркер, как элемент, привлекающий внимание к пути жизненному:

Отходящий последним усилием перенес свою руку на голову Ахиллы и с этим уже громкий колоколец заиграл в его горле, мешаясь с журчанием слов тихой отходной, которую читал сквозь слезы Захария.

Протопоп Туберозов кончил свое житие . [с.356]

«Заиграл в горле колоколец» - метафора, образованная, видимо, на основе сходства по звуку, издаваемому умирающим человеком и колокольчиком в горизонтальном положении.

Если опереться на слова апостола Павла, который писал к Коринфянам: "Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога <...> Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии"(1 Кор. 6, 19-20) и реализовать его метафору «храма-тела» буквально, то получится следующее. Голове будет соответствовать колокольня и умирающий отец Туберозов будет представлять собой ничто иное как перевернутый храм, с постепенно замолкающим голосом - колоколами, издающими последние, одиночные, булькающие звуки.

Таким образом, опираясь уже на слова Архиепископа Нижегородского и Арзамасского Вениамина (Краснопевкова): «Слабые звуки дерева и железа напоминают нам неясные, таинственные речи пророков, а шум и стройная игра колоколов - благовестие Евангелия, торжество его во всех концах вселенной и наводит на Ангельскую трубу последнего дня», можно говорить о том, что повествователь проводит параллель между главным героем и колоколом. Объединяя их в предназначении: благовестить Евангелие и, наделяя их разными средствами деятельности: одного - звоном, другого - делами.

Также в романе наблюдается доминирование хронотопа пороговости, лиминальности.

Главный герой всегда находится на пороге чего-либо и знаком этого являются звуки колокола или колоколов. Например:

Над Старгородом летний вечер. Солнце давно село. Нагорная сторона, где возвышается острый купол собора, озаряется бледными блесками луны, а тихое Заречье утонуло в теплой мгле. По плавучему мосту, соединяющему обе стороны города, изредка проходят одинокие фигуры. Они идут спешно: ночь в тихом городке рано собирает всех в гнезда свои и на пепелища свои. Прокатила почтовая телега, звеня колокольчиком и перебирая, как клавиши, мостовины, и опять все замерло. Из далеких лесов доносится благотворная свежесть. На острове, который образуют рукава Турицы и на котором синеет бакша кривоносого чудака и престарелого недоучки духовного звания, некоего Константина Пизонского, называемого от всех “ дядей Котином ”, раздаются клики:

-Молвоша! Где ты, Молвоша! . [с.93]

Время, когда разворачивается наблюдаемый пейзаж - вечер, место откуда он обозревается протопопицей, супругой главного героя, разделяющей с ним бремя бездетности. Стоя перед окном, Наталья Николаевна, находится одновременно и в реальном пространстве (дом / закрытое пространство) и в ирреальном, мечте, которое соотносится с внешним, открытым, природным пространством. Таким образом окно дома Туберозовых по своей сути превращается в «порог», концентрируя реальное и ирреальное пространства, видимую и желаемую действительность в одной точке.

Феклинька принесла из соседней комнаты в залу две подушки, простыню и стеганое желтое шерстяное одеяло; а мать протопопица внесла белый пикейный шлафрок* и большой пунцовый фуляр**. Постель была постлана отцу протопопу на большом, довольно твердом диване из карельской березы. Изголовье было открыто; белый шлафрок раскинут по креслу, которое поставлено в ногах постели; на шлафрок положен пунцовый фуляр. Когда эта часть была устроена, мать протопопица с Феклинькой придвинули к головам постели отца Савелия тяжелый, из карельской же березы, овальный стол на массивной тумбе, поставили на этот стол свечу, стакан воды, блюдце с толченым сахаром и колокольчик. Все эти приготовления и тщательность, с которою они исполнялись, свидетельствовали о великом внимании протопопицы ко всем привычкам мужа. Только устроив все, как следовало, по обычаю, она успокоилась, и снова погасила свечу, и села одиноко к окошечку ожидать протопопа . [с.94]

Здесь Наталья Николаевна и Феклинька располагают колокольчик возле сонного места - в головах, в том месте, где временное забытие сменяет напряженное бодрствование, где каждое утро просыпается и засыпает с молитвой супруг.

Протопоп Савелий начал спешно делать свой всегда тщательно содержимый туалет, послал девочку велеть ударить к заутрене и велел ей забежать за дьяконом Ахиллой, а сам стал перед кивотом на правило. Через полчаса раздался удар соборного колокола, а через несколько минут позже и девочка возвратилась, но возвратилась с известием, что дьякона Ахиллу она не только не нашла, но что никому неизвестно где он. Ждать было некогда, и отец Туберозов, взяв свою трость с надписью “жезл Ааронов расцвел”, вышел из дому и направился к собору . [с.165]

В этом эпизоде главный герой перемещается из бытового пространства в природное, а потом в сакральное (храм). Мы наблюдаем как тщательно готовится протопоп к выходу из дома, сколько дел (утренний туалет, распоряжение, утреннее правило) и за какой небольшой промежуток времени успевает с достоинством и без суеты сделать отец Савелий. Аккуратно, разумно, получив Божие благословение, спокойно и несуетно начинает свой (и, видимо, каждый) день Туберозов, ни в какой мелочи не уронив, не принизив ни свой сан, ни себя как человека.

Старик задумался. Тонкие струйки вакштафного дыма, вылетая из-под его седых усов и разносясь по воздуху, окрашивались янтарною пронизью взошедшего солнца; куры слетели с насестей и, выйдя из закутки, отряхивались и чистили перья. Вот на мосту заиграл в липовую дудку пастух; на берегу зазвенели о водонос пустые ведра на плечах босой бабы; замычали коровы, и собственная работница протопопа, крестя зевающий рот, погнала за ворота хворостиной коровку; канарейка трещит на окне, и день во всем сиянии.

Вот ударили в колокол.

Туберозов позвал работника и послал его за дьячком Павлюканом.

“Да, - размышлял в себе протопоп, - надо уйти от себя, непременно уйти и… покинуть многозаботливость. Поищу сего” . [с.276]

В момент этих нелегких раздумий отец Туберозов находится на крыльце.

Воздух был благораствореннейший; освещение теплое с полей несся легкий парок; в воздухе пахло орешиной. Туберозов, сидя в своей кибитке, чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал себя давно, давно. Он все глубоко вздыхал и радовался, что может так глубоко вздыхать. Словно орлу обновились крылья!

У городской заставы его встретил малиновый звон колоколов; это был благовест ко всенощной . [с.301]

Далее описывается возвращение в Старгород обновленного протопопа: духовно уже более крепкого, подбодренного и как бы переродившегося для жизни. И на границе города и провинции, жизни и жития - на заставе - его втстречает один из красивейших церковных звонов - малиновый, этим как бы благословляя, одобряя нравственный выбор протопопа.

В отличие от колокольчика бубенцы в данном романе являются менее сакрализованным объектом и предстают элементом, маркирующим, пожалуй, менее симпатичных автору персонажей:

По поводу “любимой” мозоли последовал смех, а Туганов в это время уже прощался с хозяйкой.

Зазвенели бубенцы,и шестирик свежих почтовых лошадей подкатил к крыльцу тугановскую коляску, а на пороге вытянулся рослый гайдук с английскою дружною кисой через плечо . [с.264]

Здесь Туганов, предстает перед читателем, после того, как отец Савелий разочаровывается в нем.

С помощью бубенцов повествователь в «Соборянах» выделяет, подчеркивает хронологию:

Именинница, а с ней вместе и все бывшие в комнате гости бросились к окнам, из которых было видно, как с горы осторожно, словно трехглавый змей на чреве, спускалась могучая тройка рослых буланых коней. Коренник мнется и тычет ногами, как старый генерал, подходящий, чтобы кого-то распечь: он то скусит губу налево, то скусит ее направо, то встряхнет головой и опять тычет и тычет ногами; пристяжные то вьются, как отыскивающие vis-а-vis уланские корнеты, то сжимаются в клубочки, как спутанные овцы; малиновый колокольчик шлепнет колечком в край и снова прилип и молчит; одни бубенчики глухо рокочут, но рокочут(см.5) без всякого звона. Но вот трехглавый змей сполз и распустился: показались хребты коней, махнул в воздухе хвост пристяжной; из-под ветра взвеяла грива; тройка выровнялась и понеслась по моcт . [с.201]

Видимо, автор основывается на том, что бубенцы в нашей стране являлись предшественниками колоколов (исторически это не совсем так), учитывая это и то, что в этом фрагменте бубенцы, стоят в одном ряду с такими предметами и деталями как: «большие, старинные, бронзой кованые дрожки гитарой», «золоченая дуга с травленой росписью», «два маленьких существа» (сказочный элемент), «змей на чреве» - (фольклорный элемент).

Основываясь на вышеописанном, можем заключить, что здесь они являются ни чем иным как - признаком, атрибутом «старой Руси, старой сказки», о которой говорит отец Савелий:

Вижу я тебя, Никола, словно сказку старую перед собою вижу, с которою умереть бы хотелось . [с.204]

…приехал я раз студентом в село, жил мои детские годы, и застал там, что деревянную церковку сносят и выводят стройный каменный храм…и я разрыдался!..

..стало мне жаль деревянной церковки. Чуден и светел новый храм возведут на Руси, и будет в нем и светло и тепло молящимся внукам, но больно глядеть как старые бревна без жалости рубят! . [с.223-224]

Да; вот заметьте себе; много в этом скудости, а мне от этого пахнуло русским духом. Я вспомнил эту старуху (о Плодомасовой), и стало таково и бодро и приятно, и это …. …. Отрадная награда. Живите, государи мои люди русские, в ладу со своею старою сказкой. Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость! Для вас вот эти прутики старушек ударят монотонно; но для меня с них каплет сладостных сказаний источник. О, как бы я желал умереть в мире с моею старою сказкой . [с.224]

Опираясь на вышеизложенное можно говорить о том, что колокола, колокольчики и бубенцы органично связаны с внутренним смыслом романа Н.С. Лескова «Соборяне».

Колокол в романе маркирует сакральное пространство, наиболее важные моменты произведения, главных персонажей, является активным элементом в жизни главного героя. Образ колокола рождает в романе динамику, как внешнюю, так и внутреннюю. Колокол в «Соборянах» является проводником двусторонней связи: «Бог - человек» (в молитве, молитве в звуке), «человек - Бог» (в звоне). Кроме этого, в романе выявляется аналогия между образом главного героя и колоколом - по функции - нести благую весть.

Заключение:

Объектом нашего исследования были тринадцать наиболее известных читателю произведений Н.С. Лескова: роман «Некуда»(1864), роман «Обойденные» (1865), повесть «Островитяне»(1866), очерк «Воительница» (1866), роман «На ножах» (1870), роман - хроника « Соборяне» (1872), «Очарованный странник», «Запечатленный ангел»(1873), семейная хроника «Захудалый род»(1874) «На краю света»(1875), «Однодум»(1879), «Скоморох Памфалон» (1887), «Фигура»(1889).

Из этих произведений были отобраны фрагменты (всего-128), с целью проанализировать разновидности функций мотива колокольного звона в творчестве Лескова, включая звон колоколов, колокольчиков, бубенчиков.

Основываясь на анализе мы можем говорить о следующих особенностях и закономерностях, связанных с колоколами и мотивом колокольного звона в творчестве Лескова.

Отобранный материал делится на три группы (по частотности): «колокол - художественная деталь», «колокол, как мотив внутри произведения», «колокол, как мотив внутри творчества одного писателя».

Дифффиренциация происходит и внутри самих мотивных групп по признаку «активность/пассивность» (связь с фабулой или ее отсутствие):

«пассивная функция» (деталь быта, интерьера, пейзажа, временной ориентир (час, день, год) и т.д.),

«активная функция»:

маркирующая (выделение какого - либо героя или персонажа): Лизу в («Некуда») все время сопровождают бубенцы, колокольчики, медь; «праведно заблуждающиеся» непрестанно звонят; колокол так или иначе, сопровождает Туберозова; Горданов и Бодростина «постоянно» звонят в домашний колокольчик, вызывая прислугу;

аксиологическая (выстраивание ценностной оппозиции): колокол церковный и «Колокол» Герцена и Огарева, колокол Абрамовны и колокол «черта»;

динамическая (идея, провоцирующая физическое и духовное движение героев, реализующая метафору «жизненный путь»): в «Соборянах» колокол буквально провоцирует внутренние изменения, принятие решений Туберозовым;

лиминальная (идея порога, распутья, состояния выбора, подталкивающая к движению; тесно связана с предыдущей функцией );

ассоциативная (реализация метафор «человек-храм», «человек-колокол», сближение человека и колокола, на основе функционального и содержательного критериев): храму уподобляются Туберозов, Лиза, часовенная монашенка, с колоколом по выполняемым функциям сближаются, опять же, отец Савелий (проповедь Слова Божия), няня Абрамовна (набат, сигнализирование о нарушении общепринятого, нормы).

Наблюдая то, что мотив колокольного звона у Лескова встречается в разных в принципе (активной/пассивной) и неодинаковых проявлениях активной функции, мы можем говорить о ядерной структуре мотива колокольного звона.

Таким образом, подводя итог нашему исследованию, мы можем с полной уверенностью утверждать об активности, принципиальной важности мотива колокольного звона для творчества Н.С. Лескова.

Также мы не можем не отметить перспективность обозначенного нами направления исследования и в качестве темы для работы, продолжающей данное направление, предложить охватить более широкий пласт творчества Н.С. Лескова и взглянуть на мотив колокольного звона с более масштабной, глобальной точки зрения, и углубить исследование, например, в таких направлениях:

охватить большее количество произведений писателя,

более тщательно и глубоко исследовать связь персонажей и мотива «колокольного звона», учитывая многие аспекты процесса звона, истории колоколов (например, семантика звона в связи с персонажем, участие/неучастие персонажа в звоне, персонаж активный участник звона или наоборот и т. д.),

исследовать мотив «колокольного звона» в произведениях авторов других литературных течений, предшествующих (классицизм сентиментализм, романтизм) и последующих (модернизм, постмодернизм), отчасти отслеживая какие произведения и как повлияли на Лескова-писателя и Лескова-человека, а также и то, на кого и как оказало влияние творчество Лескова.

Библиография

Аннинский Л.А. Три еретика. Повести о А. Ф. Писемском, П. И. Мельникове-Печерском, Н. С. Лескове. - М.: Книга, 1988. - 352 с.

Аннинский Л. Почва правды. Очарование и странность "Очарованного странника" // Лесков Н. С. Собрание сочинений: В 6 т. М., 1993. Т. 5. С. 56

Барковская Ю.В. «Мифологические и христианские имена собственные в поздних текстах Н.С. Лескова», автореф., дисс. на соиск. ученой степени канд. филол. наук, М, 1999.

Благовещенская Л.Д. Колокола. Сборник статей. - Новосибирск: Книжица, 2006. - 92 с.

Бухштаб Б.Я. «Сказы о народных праведниках» // Вершины: Книга о выдающихся произведениях русской литературы, М.: Детская литература, 1983.

Веселовский А.Н. «Историческая поэтика», Л., 1940

Гаспаров Б.М. «Литературные лейтмотивы», М., 1994.

Головачева О.С. «Оккозианализмы в идиолекте Н.С. Лескова: модели и способы создания, функции слов признаковой лексики», Автореферат, дисс. на соиск. ученой степени канд. филол. наук, М, 2000

Горохов В. А. Звонят колокола. - М.: Даниловский благовестник, 2006. - 256 с., ил.

Грибанов А.Б. « Сказ и речевое сознание в «Левше» Н.С. Лескова» //Тыняновские чтения, вып.10, М., 1998

Громов П., Эйхенбаум Б. Н. С. Лесков: Очерк творчества //Лесков Н. С. Собрание сочинений: В 11 т. М., 1956.

Дыханова Б.С. «Автор в романе Н.С. Лескова «Соборяне» («Демикотоновая книга» протопопа Туберозова)» // Проблемы эстетического анализа литературных произведений. Воронеж, 1974, - С. 56-65.

Дыханова Б.С. «Об одной особенности стиля романа-хроники Н.С. Лескова «Соборяне»» // Проблемы эстетического анализа литературных произведений. Воронеж, 1974, - С. 74-86.

Евангелие. Брюссель, 1980.

Каргополов Н.А., Меднис Н. Е. «Оппозиция «жизнь - житие» в романе Лескова «Соборяне»» // «Литература древней Руси.», М, 1981. С. 139-148.

Карасев Л.В. О символах Достоевского. // «Вопросы философии», № 6, 1982.

Лесков А. Н. Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям. Тула, 1981.

Лесков Н.С. Воительница. // Н.С. Лесков «Очарованный странник. Повести. Рассказы.», М.:Художественная литература, 1982.<1>

Лесков Н.С. Запечатленный ангел. // Н. Лесков. «Повести. Рассказы».М., "Художественная литература", 1973. <2>

Лесков Н.С. Захудалый род. // Собрание сочинений в одиннадцати томах, т.5, М.: Художественная литература, 1957. <3>

Лесков Н.С. На краю света. // Н.С.Лесков. Собрание сочинений в двенадцати томах., т.1, М.: Правда, 1989. <4>

Лесков Н.С. На ножах. // Н.С. Лесков. Собрание сочинений в двенадцати томах., т.8, М.: Правда, 1989. <5>

Лесков Н.С. Некуда. // Н.С. Лесков Собрание сочинений, т.2, М: Художественная литература, 1956год, 758с. <6>

Лесков Н.С. Обойденные. // Н.С. Лесков. Собрание сочинений в двенадцати томах., т.3, М.: Правда, 1989. <7>

Лесков Н.С. Однодум. // Н.С. Лесков. «Очарованный странник. Повести. Рассказы.», М.: Художественная литература, 1982. <8>

Лесков Н.С. Островитяне. // Н.С. Лесков Собрание сочинений в 11 томах. Т. 3 Подготовка текста и примечания И.З. Сермана Государственное издательство художественной литературы, М.: 1957<9>