Реальность в поэзии И. Бродского и ее интерпретация в критике и литературоведении
Природные и социальные реалии в поэзии И. Бродского 1970-х – 1980-х годов. Анализ позиции лирического субъекта в художественном мире поэта. Особенности отражения культуры и метафизики в поэзии И. Бродского, анализ античных мотивов в его творчестве.
| Рубрика | Литература |
| Вид | дипломная работа |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 23.08.2011 |
| Размер файла | 85,5 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
В 1 главе «Природные и социальные реалии и их интерпретация в поэзии И. Бродского 1970-х - 1980-х годов» рассматриваются природные и социальные реалии и их интерпретация в поэзии И. Бродского 1970-х - 80-х годов. В данной главе анализируется позиция лирического субъекта в художественном мире поэта, показана его позиция по отношению к реальности, рассматриваются особенности отражения в поэзии И. Бродского природных и социальных реалий, выявляется, какую роль они играют в создании картины мира. В этой главе проанализированы категории природных состояний и их художественная функция в поэзии И. Бродского.
Во 2 главе «Культура и метафизика в поэзии И. Бродского 1970-х -1980-х годов» рассматриваются особенности отражения культуры и метафизики в поэзии И. Бродского, показано, как преломляются культурные реалии в лирике поэта, анализируются античные мотивы, категории времени и пространства как миромоделирующие.
В Заключении подводятся итоги и намечаются перспективы дальнейшего исследования.
1. Природные и социальные реалии и их интерпретация в поэзии И. Бродского 1970-х - 80-х годов
1.1 Позиция лирического субъекта в художественном мире И. Бродского
Отчужденность - вот главное качество человека, которое выделяет Бродский. В своем взгляде на личность Бродский сближается с мнениями и положениями философов-экзистенциалистов - Камю, Сартром, Бердяевым, Кьеркегором и Хайдеггером, которые утверждали обособленность, одиночество человека в мире. При этом они подчеркивают то, что человек, только полностью отказавшийся от общества, обретет «подлинное существование», найдет сам себя, и сможет реализовать заложенные природой уникальные способности. Однако чтобы выйти на свой личностный путь самоутверждения в мире, человек должен отказаться и от личных представлений о самом себе, которые сложились также под влиянием социальной среды. В ранних стихотворениях Бродский ясно определяет такую позицию по отношению к миру.
Сумев отгородиться от людей,
Я от себя хочу отгородиться.
Не изгородь из тесаных жердей,
А зеркало тут больше пригодится.
«Сумев отгородиться от людей…»
Чтобы человек не делал, он всегда остается одиноким, отчужденным от общества. Но именно в своем одиночестве он приходит к абсолютной свободе. Однако свобода у Бродского - не награда, а тяжкое бремя для человека, потому что она предполагает ответственность и личный выбор. В этом он схож с Сартром и Камю, которые занимались этой проблемой достаточно подробно и детально.
Человек изначально одинок, поэт это не раз утверждает и в своем зрелом творчестве. Во многом на взгляды Бродского повлияла и ссылка, а позднее и эмиграция из России. Тема «ухода от людей» постоянно звучит в его поэзии. В позднем периоде его творчества поэт приходит к мысли о том, что человека общество растворяет, в особенности - идеологизированные религии, которые навязываются ему насильно. Поэтому Бродский «проповедует» частную жизнь. Он возводит отчужденность в цель жизни. Отстранение дает возможность обрести свободу. Свободу от всего, что довлеет над человеком, будь то идеология, религия, власть или он сам.
Именно частная жизнь позволит человеку идти своим путем, жить по своим законам.
Иначе - верх возьмут телепаты,
Буддисты, спириты, препараты,
Фрейдисты, неврологи, психопаты.
Кайф, состояние эйфории
Диктовать нам будет свои законы.
«Речь о пролитом молоке»
И здесь раскрывается еще одна традиционная тема отчуждения - «поэт и толпа», в которой Бродский не нов, и тоже ставит поэта над толпой, подчеркивая его исключительность и избранность. Более того, для него люди превращаются в досадную помеху в творчестве, которые мешают почти исследовательской работе поэта. Для Бродского люди превращаются в «лезущую в глаза психологическую пыль». Однако, для поэта, или любого другого творческого человека, по Бродскому, быть в стороне от общества недостаточно, нужно быть, отстраненным и от самого себя. «Ведь поэт и человек - разные вещи». И вот это новое качество «самоотчуждения» человека поэт рассматривает как цель и средство для достижения свободы.
В иерархии мироздания человек стоит на последнем третьем месте после времени и пространства. Все располагается по уровню значимости. Не время с пространством существуют для человека, они просто предоставляют человеку территорию для жизни. Однако это не значит, что он находится в подчиненном положении. Несмотря на то, что человек зависим от них, ему дано право управлять этими категориями жизни по своему разумению. И человек занимает в мире совершенно особое положение, являясь одновременно и обладателем времени, будучи сам его частью, и покорителем пространства.
Время, по Бродскому, является основой для существования и создателем всего живого, а это значит, что все находится в его власти. Человек не единственная форма пребывания времени, а это значит, что человек зависит от времени целиком и полностью. Человек был создан временем, оно его и подчиняет. Время приносит человеку болезни, несчастья, и в конечном итоге, смерть. Из этого ясно, что он существует в его уничтожающей, враждебной среде. Время им управляет, определяет сроки его жизни, и все опасности человеческой жизни - лишь формы, через которые проявляется убивающее действие времени. Жизнь и смерть, по Бродскому, становятся враждующими сторонами, и он выделяет особые категории - время жизни и время смерти.
Время жизни, стремясь отделиться от времени смерти,
Обращается к звуку.
«Bagatelle»
Осознание человеком времени происходит через определенные события, коими являются - болезнь, старение и смерть. И если смерть представляется чем-то, о котором можно сказать: «смерть - это то, что бывает с другими», и черты ее не материальны, чего нельзя сказать о болезни и старении. Они как раз имеют свои ярко выраженные во внешнем мире черты, которые человек переживает сам. Смерть отличается тем, что у нее отсутствует такое качество как длительность.
Размышляя о старении, Бродский всегда конкретно-предметен в образах, ассоциациях. Неизменно болезни и старость проявляются у него в натуралистических деталях.
В полости рта не уступит кариес
Греции древней по крайней мере.
Смрадно дыша и треща суставами
Пачкаю зеркало
«1972 год»
Тема старения, естественно, связана со страхом смерти. И она навязчиво преследует Бродского в течение всей его жизни. Помимо страха смерти, старение еще и «грозит» превращением в вещь, которая является сама по себе лишь сгустком материи, лишенная ощущений и чувств, свойственные человеку.
Вот оно-то, о чем я глаголю:
О превращении тела в голую
Вещь! Ни горе не гляжу, ни долу я,
Но в пустоту - чем ее ни высветли.
Это и к лучшему. Чувство ужаса
Вещи не свойственно. Так что лужица
Подле вещи не обнаружится,
Даже если вещица при смерти.
«1972 год»
Человек, ясно осознавая свое положение во времени, испытывает трагическое чувство обреченности на смерть. И как раз знание того, что тебя ожидает и того, что этого уже не изменить превращает человека в «комок страха». Любой предмет для него может стать символом уходящей жизни, а значит, и близкой смерти. Помимо обычных вещей, связанные для человека напрямую со временем, появляются и другие материальные символы, ассоциирующиеся с ним. Это мрамор, фотографии, книги, архитектурные памятники, картины, бытовые предметы.
Страх смерти возникает, прежде всего, потому, что это - сугубо личное, частное дело каждого человека. Именно осознание того, что это случится с каждым, повергает человека в ужас. И поэтому, когда Бродский говорит о смерти, «я» у него очень часто звучит как «мы». Видимо за этим кроется попытка избежать своей участи. И именно этот страх заставляет человека искать выход из этой неизбежной, в любом случае, ситуации. Но у него остается по сути два пути - смириться или бороться. Эти темы, борьба со смертью и принятие ее, четко прослеживаются во всем творчестве Бродского, начиная от самого раннего периода до самого позднего 1990-х годов.
Причем, нужно заметить следующее, если в раннем периоде творчества Бродский относится к смерти, как романтик, воспринимая ее чувственно, то в зрелой поэзии отмечается переход к экзистенциальному осмыслению факта смерти. Поэт приходит к мысли, что жизнь, по сути, содержит в себе смерть. Жизнь есть одновременно и умирание, что бы ты ни делал, ты на пути к смерти. Надо подчеркнуть еще и то, что юный Бродский не боялся смерти, этот страх пришел к нему позже, о чем он говорил в своих эссе и интервью.
«- Боитесь ли вы смерти?
- Да. И это постоянно влияет на мои мысли и работу. Смерть - она как редактор. Она редактирует тебя, твое мышление».
«Существует затравленный психопат, старающийся никого не задеть - потому что самое главное есть не литература, но умение никому не причинить бо-бо, но вместо этого я леплю что-то о Кантемире, а слушают, есть нечто еще, кроме отчаяния, неврастении и страха смерти».
И страх перед смертью у Бродского перерос в постоянное ожидание конца. Постоянно звучит лейтмотив якобы умершего человека, который говорит о прожитой жизни.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
«Я входил вместо дикого зверя в клетку…»
То есть, неизбежность смерти сделала для Бродского смерть уже свершившимся фактом. И это мироощущение чувствуется постоянно и окрашивает отношение к любому из фактов или событий, о которых он повествует. Все отношение к жизни у лирического героя Бродского пронизывает предчувствие смерти и страх перед ней. То есть человек, по Бродскому, ведет некое полумертвое существование, и этому во многом способствует одиночество человека, неуверенность в существовании даже самого себя.
Итак, человек, по мнению поэта, - есть дитя внешнего времени, в котором он живет, и внутреннего, носителем и обладателем коего является. И хотя он полностью зависит от времени, он может противостоять ему с помощью собственной памяти и творчества. Бродский выдвигает, таким образом, своеобразную теорию эволюции человека.
Эволюция не приспособление вида к незнакомой среде,
А победа воспоминаний
Над действительностью.
«Элегия»
Бродский не раз говорит о том, что человек - это «пространство в пространстве». Он оспаривает привычное понимание пространства, говоря о том, что «не человек пространство завоевывает, а оно его эксплуатирует…».
Помимо страха смерти, следующими сильными чувствами человека являются любовь и одиночество. Рассматриваемое выше понятие одиночества было тесно связано с позицией отчуждения человека в мире. В данном же случае любовь с одиночеством образуют оппозицию, и в поэзии Бродского связаны с определенными причинно-следственными отношениями.
А что ты понимаешь под любовью?
Разлуку с одиночеством.
«Горбунов и Горчаков»
Любовь и разлука у поэта неразрывно связаны.
Любовь - сильней разлуки,
Но разлука сильней любви.
«20 сонетов к Марии Стюарт»
Но любовь - это понятие широкое, которое может включать в себя и любовь к женщине, и любовь к родине, и к друзьям, и к утраченным иллюзиям. И, тем не менее, схема для всего одна: любовь - разлука - одиночество. Итак, одиночество, в любой жизненной ситуации становится итоговым событием. Бродский иронически замечает, «но даже мысль о - как его! - бессмертье кому еще в друзья ты попадешь…», - не увенчан вопросительным знаком. Ответ изначально известен. Ведь если ты занимаешь позицию вне этой среды, позицию отстраненности, то сама среда выталкивает тебя. А друзья, близкие, родные люди, которые обычно есть у каждого человека на его родине, теряются за безличными местоимениями, сливаясь с обезличенным «шумящим вокзалом».
Такова данность, это расплата за выбор, сделанный тобой, за ту свободу, которую ты обретаешь, абстрагируясь от людей, от массы. Поэт прекрасно понимает и принимает это:
смотри в окно и думай понемногу:
во всем твоя, одна твоя вина.
И хорошо. Спасибо. Слава Богу.
«Воротишься на родину…»
Хочется отметить, что здесь еще важно обилие буквы «О», связанной у Бродского с физическим впечатлением нуля. Что, по мнению Баткина, является знаком разлуки, одиночества, отсутствия, забвения.
Следует обратить внимание на то, что это уже не только и не столько одиночество среди толпы, а одиночество в родном городе, среди близких людей: «в этом городе вновь настали теплые дни, Человек приходит к развалинам снова, каждый, кто любил меня, обнимал, так смеялся, неужели они ушли, в которых живут, рожают и мрут». Причем, пространство деревни в стихотворении дано как ограниченное, река отделяет деревню от внешнего мира.
С другой стороны, как утверждает Плеханова, Бродский нашел свой путь отрешения от несвободы - в отчуждении и в самоотчуждении. Причем отчуждение поэта носит диалогический характер - как выстраивание отношений с миром и с самим собой. В этих строках есть упоминание о возможности этого диалога с миром, с бытием. Кроме того, в стихотворении чувствуется присутствие другого измерения. Это мир прошлого, мир воспоминаний героя:
Смотри, у деревьев блестят цветы
но ведь здесь паром…
«В деревне никто не сходит с ума…»
Эти строки - противопоставление двух миров: реального и былого, которое усиливает противительный союз.
Жизнь природы замыкается в годичный цикл, деревья цветут весной. А в жизни поэта «перспектива лет спрямляет вещи до точки полного исчезновения. Ничто не воротит их назад». Возврата в прошлое нет, оно живет лишь в памяти автора. Как считает Бродский, есть нечто явно атавистическое в самом процессе воспоминания - потому хотя бы, что процесс этот не был линейным. Кроме того, чем больше помнишь, тем ты ближе к смерти.
В пальтО у реки пОсмОтри на цветы,
капли дОждя заденут лицО,
падают на вОду капли вОды
и расхОдятся, как кОлесО.
«В деревне никто не сходит с ума…»
И снова нули, круги, частотность буквы «О». Постоянное, незримое присутствие небытия.
В.А. Суханов отмечает: «Интенция в переживании природного пространства лирическим сознанием у И. Бродского первоначально предполагает и наличие непостижимого в онтологии, и возможность речевых актов, в которых эта непостижимость могла бы быть транслирована на человеческий язык, но попытка понять речь природы обречена на неудачу, потому что речь природы - бесформенна и невнятна, то есть непереводима, а потому и чужда человеку:
Что ветру говорят кусты,
листом бедны?
Их речи, видимо, просты,
но нам темны.
«Что ветру говорят кусты…»
В стихотворении «Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам…» поэт также обращается к природе:
Обращаюсь к природе: это всадники мчатся во тьму,
создавая свой мир по подобию вдруг твоему,
от бобровых запруд, от холодных костров пустырей
до громоздких плотин, до безгласной толпы фонарей.
….
Ты, мой лес и вода! кто объедет, а кто, как сквозняк,
проникает в тебя, кто глаголет, а кто обиняк,
кто стоит в стороне, чьи ладони лежат на плече,
кто лежит в темноте на спине в леденящем ручье.
Не неволь уходить, разбираться во всем не неволь,
потому что не жизнь, а другая какая-то боль
приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна,
лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна.
«Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам…»
Обращение к природе продиктовано здесь невозможностью прочитать коды ее языка, за исключением одного - кода смерти как присутствующей в молчаливом пространстве «тут» и «сейчас»: «Не неволь уходить, разбираться во всем не неволь, потому что не жизнь, а другая какая-то боль приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна»».
Эта раздельность человека и природы определяет характер их взаимоотношений в последующей лирике И. Бродского, необратимый уход субъекта высказывания за пределы природного топоса, независимо от сезонных состояний и особенностей конкретного ландшафта.
Отчуждение поэта носит диалогический характер. «Художественный строй диалогического отчуждения раскрылся в стихотворении «К Северному краю». Основа лирического сюжета - мотив движения от отчаяния к умиротворенному знанию, полному и всеобъемлющему…». И.И. Плеханова, анализируя это стихотворение, говорит о том, что Бродский начинает его с просьбы о защите - от человеческих глаз, от преследования судьбы, от страдания. Шесть строф движения от отчаяния, от желания скрыться, ведут к прощанию с той стихией, которая научила процессу отчуждения. А отчуждение - это процесс созерцания, мотив видения - сквозной композиционный мотив стихотворения.
«Сам поэт характеризовал себя как «человека зрения»: «Мне кажется, то, что я поймал глазом, и то, что я поймал ухом, взаимодействует». Зрение по своему духовному содержанию синонимично прозрению. В первой строфе природа, помогая спрятать следы страдания, оставляет зоркость: «Как смолу под корой, спрячь под веком слезу. И оставь лишь зрачок, словно хвойный пучок». Как отмечает исследователь, в пятой строфе - кульминация процесса обретения свободы, момент прозрения:
Так шуми же себе
в судебной своей судьбе
над моей головою,
присужденной тебе,
но только рукой
дай мне воды
зачерпнуть, чтоб я понял,
что только жизнь - ничья.
«К Северному краю»
По мнению Плехановой, обращение к судьбе не есть просьба о милости, это приветствие, обращенное к самодеятельной и безмерной силе. «Безмерность сулит возможность причащения из чаши мудрости - ручья, которое дарует самое простое откровение: «я понял, что только жизнь - ничья». Игра слов делает итог познания и эпическим, и лишенным всякого героического пафоса: ничья - не победа, но и не поражение столкнувшихся сил, знак их равновесия и диалогического взаимодействия - очень почетный итог, при условии несовпадения личности и мира».
Исследователь считает знаменательным то, что последняя строфа - строфа прощания - не сообщает точно, кем же стал лирический герой стихотворения в результате буквального обращения:
Не перечь, не порочь.
Новых гроз не пророчь.
Оглянись, если сможешь -
так и уходят прочь:
идут сквозь толпу людей,
потом - вдоль рек и полей,
потом сквозь леса и горы,
все быстрей. Все быстрей.
«К Северному краю»
«Местоимение растворяется в действии, предел движения не обозначен, начинается диалог с самим собой во втором лице-то ли повелительное наклонение, то ли начало будущего времени».
Здесь можно увидеть и буквально уход из мира, то есть мотив смерти. Так или иначе, «в итоге встречи-испытания мир и человек расходятся. Один из уроков Севера, вынесенный Бродским из ссылки, - о красноречии пространства, о преображении статики в истину… Эта истина - цвет времени, цвет отчужденного равнодушия к любому смыслу, к человеческому присутствию, к любым эмоциям: «Я всегда говорил, что если представить цвет времени, то он, скорее всего, будет серым. Это и есть главное зрительное впечатление и ощущение от Севера». Так в ссылке встреча с судьбой повернула лицом к вечности, к бесконечности…».
В стихотворении «Элегия» природный топос противопоставлен лирическому субъекту по принципу живого неодухотворенного, мыслящего безмолвного:
Издержки духа - выкрики ума
и логика, - вы равно хороши,
когда опять белесая зима
бредет в полях безмолвнее души.
«Элегия»
Традиционное для русской поэзии пространство поля интерпретируется как бессмысленное, пустое, а потому и враждебно открытое в никуда, в смерть, в сюжете открывается противоречие между мыслящим, страдающим и смертным человеком и бессмертным, а оттого и равнодушным природным топосом:
Безумные и злобные поля!
Безумна и безмерна тишина их.
То не покой, то темная земля
об облике ином напоминает.
Какой-то ужас в этой белизне.
«Элегия»
Комментируя это стихотворение В.А. Суханов отмечает: «В отличие от многочисленных интерпретаций этого пространства в поэзии как пространства гармонизирующего взаимоотношения человека с миром, у И. Бродского этот топос не успокаивает, а, напротив, усиливает переживание ужаса смерти. Белизна и снег закрепляются в его поэтике как напоминания о смерти».
В другом стихотворении этого же периода - «Новые стансы к Августе» - любовная тоска перерастает в смертную муку одиночества, что побуждает поэта к диалогу с небытием. В этом стихотворении, как и в «Элегии», природа уже благоволит к виду и равнодушна к индивиду, здесь лирический герой уже вне природы.
В этом стихотворении прямая связь с темой памяти. Двойники - это те душевные состояния поэта, которые ушли, остались в прошлом, затерялись. Так же воспоминания, живущие в груди поэта, как призраки, мертвецы в земле. Этот параллелизм усиливает невозможность, невозвратимость прошлого. Ему вторят и дороги, ведущие только в лес, как билет в один конец. А упоминание «пустых небес», «опустевших деревень» продолжает, углубляет тему пустоты, небытия:
Здесь на холмах, среди небес,
среди дорог, ведущих только в лес,
жизнь отступает от самой себя
и смотрит с удивлением на формы,
шумящие вокруг.
«Новые стансы к Августе»
По мнению Плехановой, у Бродского самоотчуждение переходит в распространение взгляда на весь мир. «И эта модель самопознания соответствует процессу самоопределения природы, который тоже совершается через самоотчуждение».
И вот бреду я по ничьей земле
и у Небытия прошу аренду.
И ветер рвет из рук моих тепло,
и плещет надо мной водой дупло,
и скручивает грязь тропинки ленту.
«Новые стансы к Августе»
Исследователь отмечает, что Небытие и забытье в данном стихотворении практически уравниваются, сами границы существования как бы размываются, подлинность и бытийность того и другого равноправны, переход из пустыни в пустыню практически незаметен. «…Процесс преображения границ двойственен, это и сжимание, концентрация, сворачивание в клубок, и отчуждение - распространение души»:
Да здесь как будто вправду нет меня.
Я где-то в стороне, за бортом.
«Новые стансы к Августе»
Выражение «за бортом», воскрешает еще один образ, характерный для поэзии Бродского: отношения Небытия и человека, как щедрость океана к щепке. Этот образ мы рассмотрим ниже.
Простертое гнездо, над которым копошатся муравьи, дополняет неприглядный образ смерти-разложения, который отвращает от природы. Диалог с Богом предпочтительнее общения с небытием:
Я глуховат. Я, Боже, слеповат.
Не слышу слов, и ровно в двадцать ватт
Горит луна. Пусть так. По небесам
я курс не проложу меж звезд и капель.
Пусть эхо тут разносит по лесам
не песнь, а кашель.
«Новые стансы к Августе»
«Но движение лирического сознания, сделав петлю в пространствах, изумилось самому себе: «Эвтерпа, ты? Куда зашел я, а? отросток лиры вересковой…». Действительно, любовная тоска завела поэта в совсем неведомые пределы, то ли мифологические, то ли внеисторические».
Таким образом, природа в поэзии И. Бродского, - это часть антропологии, и здесь мы можем говорить об отдельных природных реалиях как знаках экзистенциального существования человека. Это даёт нам некоторые основания выделить мотив воды и другие мотивы в творчестве поэта.
2. Культура и метафизика в поэзии И. Бродского 1970-х - 1980-х годов
Бродскому принадлежит заслуга соединения нескольких поэтических традиций - русской, американской и английской. Он не только соединял различные культурные течения в своих произведениях, он занимался переводами с разных языков на русский, а также со времени своего переезда в США, он преподавал русскую литературу в университетах.
Ну и конечно, Бродского можно считать не только новатором, но и первооткрывателем новой поэтической традиции. Ведь его поэзия - это странная смесь философии, религии и геометрии, каждая из которых несет свою мораль и многому учит человека: философия - пониманию происходящего, учит задавать вопросы и выводить законы развития; религия - учит, прежде всего, нравственности, силе духа, умению прощать; геометрия - четкости и рациональности мышления. Никто из его предшественников так явно не соединял качества и свойства этих наук в поэтическом тексте. Его поэзия - это монолог эпического героя, рассуждения странника, идущего по миру.
И единственным способом познания мира Бродский считает поэзию. «Поэзия - это перевод метафизических истин на земной язык. То, что ты видишь на земле - это не просто трава и цветы, это определенные связи между вещами, которые ты угадываешь и которые отсылают к некоему высшему закону». «Язык диктует поэзию. Поэт - орудие, продукт языка», - дает определение Бродский. И, подтверждая это в своих стихах, сравнивает алфавит с существованьем всего живого на земле. Он приписывает ему качества метафизические.
Жужжанье мухи,
увязшей в липучке - не голос муки,
но попытка автопортрета в звуке
«ж». Подобие алфавита,
тепло есть знак размноженья вида
за горизонт.
«Эклога 5-я»
Именно букву «ж» Бродский считает носительницей жизни людей, флоры и фауны.
Жизнь - сумма мелких движений
«Эклога 5-я»
Именно буквы и слова часто становятся предметом для размышления.
И цифры как-то сходятся в слова,
откуда приближаются к тебе
смятенье, исходящее от
надежда, исходящая от Б.
«Для школьного возраста»
«Хорошее стихотворение - это своего рода фотография, на которой метафизические свойства сюжета даны резко в фокусе», - еще раз выводит поэт в одном из своих интервью. И Бродский не случайно постоянно упоминает слово «метафизика». Ведь для него жизнь, прежде всего, состоит в ее неземных законах, постичь которые можно только на трансцендентальном уровне. И поэзия становится единственным средством для выхода на этот уровень.
«Поэзия находится где-то на полпути между интуицией и откровением». Что же явилось для Бродского точкой отсчета в таком понимании мира? Может, это была русская поэтическая традиция, которой он, несомненно, отдает должное, как одной из школ, которую он прошел. «Начиная с Кантемира, Державин, Баратынский, Александр Сергеевич, конечно, Вяземский. В двадцатом веке для меня были Цветаева, Мандельштам, Ахматова, Пастернак, Заболоцкий, Клюев». Размышляя о Баратынском, он писал, что «в России никогда не было более аналитического лирика. Его стихотворения - это развязки, заключения, постскриптумы к уже имевшим место жизненным или интеллектуальным драмам, а не изложение драматических событий, зачастую скорее оценка ситуации, чем рассказ о ней». Творчество Баратынского явило для него образец, как нужно писать, как нужно идти к пониманию миру. Поэзия же Лермонтова открыла для него новые взгляды на окружающий мир, Бродский увидел иные пути восприятия действительности именно на метафизическом, трансцендентальном уровне. «…Поэзия Лермонтова - это поэзия человека, отчужденного не только от любого данного социального контекста, но и от мира как такового. Его лихорадочно горящие строки нацелены на миропорядок в целом». И, несмотря на то, что русская классицистическая школа остается для него основой, «материнским молоком», это не может служить однозначным показателем и свидетельством близости мировоззрения и сходности тем.
При сравнении поэзии Бродского с его литературными предшественниками заметна значительная разница его мировосприятия, чем какая-либо явная преемственность. И в данном случае не приходится говорить о Бродском как о продолжателе русской традиции, он ее преодолевает. Поэт не оставляет свою духовную родину, он просто, впитав в себя все лучшее, идет дальше, соединяя и сплавляя различные стили в творчестве. Как в его ранних стихотворениях, так и в поздних видны заимствования многих образов, которые являлись главенствующими в творчестве Пушкина, Лермонтова, а также поэтов Серебряного века. Так, например, настроения начала века находят свое скрытое отражение и в работах Бродского 60-х годов. Эпиграфом к известному стихотворению «Пилигримы» послужили строчки из Шекспира. В то время как, синтаксический, образный уровни, а также звуковая организация стиха во многом соответствует одноименному стихотворению Мирры Лохвицкой.
И явственно видно, как поэт возвышает тему, трансформирует ее, изменяет традиционное понятие самого сюжета. Так лермонтовские символы печали и тоски в стихотворении «Тучи» преобразованы Бродским в экзистенциальные понятия времени и вечности в стихотворении «Облака». Философия Лермонтова в этом стихотворении носит романтический оттенок, философия Бродского - это метафизический уровень осмысления природных явлений. Уровень, на котором возможен голографический принцип познания мира и соотнесение абсолютных понятий с чувственными. Преодоление русской поэтической традиции Бродским прежде всего заметно именно на трансформации значений классических тем, ставших уже постоянным набором любого поэта. И он в корне изменяет устойчивые семантические значения вечных образов и мотивов, меняя угол зрения или наблюдателя происходящего.
И в этом смысле для Бродского настоящей школой поэзии оказалась английская метафизическая школа XVII века - это, прежде всего, Джон Донн, Джордж Герберт, Ричард Крэшо и Эндрю Марвелл. Отличительной чертой поэтов-метафизиков является интеллектуальная основа их творчества, то есть стремление дать в стихах картину мира, основанная на логическом, умственном анализе. Их поэзия полнилась необычными образами, подчеркивалась индивидуальность восприятия мира. Поэты часто соединяли далекие по смыслам понятия, они закрепляли связи поэтического слова с миром человеческих переживаний, переживанием же становилось и само миропознание. Несмотря на то, что поэтов объединяла христианская религиозная философия, это не являлось тематикой их творчества. Для построения картины мира они просто использовали ее основные положения и посылки, то есть брали их в качестве универсальных, абсолютных понятий для анализа своих чувственных или умственных состояний. Не размышляя над ними, а включая их в стихотворения и поэмы как затекст, как некую данность, уже присутствующую в мире человека, и которая не требует доказательства или опровержения.
Общая же идеей метафизической школы поэзии было напряжение чувства под непосредственным влиянием разума, устремленного в бесконечность. Поэты-метафизики старались в первую очередь поразить ум и воображение читателя, а не его чувства и эмоции, стремились расширить горизонты понимания обыкновенных вещей. Исходя из этой цели, они выработали свой принцип отбора языковых и стилевых средств для ее достижения. Они отказались от штампов старой поэзии, от безусловных символов и контекстов. Также поэты придерживались в своем творчестве принципа «прекрасной ясности». Они пытались соединить ясность смысла с синтаксической и образной изощренностью. Однако только подготовленный, искушенный интеллектуал мог по праву оценивать эту поэзию и, действительно, получить наслаждение от поэтического текста метафизиков, потому как, несмотря на основополагающий принцип их поэзии, они не стремились быть понятными большинству читателей. Противопоставляя интеллектуальное чувственному, метафизики, конечно, не исключали последнего. Но выражение идей, чувств и ощущений в стихотворениях осуществлялось через рациональное, разумное, «алгебра лежала в основе гармонии». Быть может, они сознательно отказались от более легкого пути в своем творчестве. И не рисуя пейзажей, романтических картин, любовных сцен, все это превращалось у них в философские размышления о вечности и бессмертии, любви и смерти. Но это все было в классической Англии, в России же не было метафизической поэтической школы.
И все же Бродский выделял стихи такой направленности у Кантемира, Ломоносова, Державина, Баратынского, из поэтов ХХ века - у Хлебникова и Заболоцкого. Но, несмотря на это, без английской традиции он вряд ли бы смог так сильно почувствовать свое направление в поэзии. По своему чувственному и интеллектуальному восприятию, по совершенно особому сплаву логического и эмоционального в стихе Бродский и явился совершенно уникальным поэтом, соединившим русскую и английскую традицию стихотворчества.
2.1 Античные мотивы в лирике И. Бродского
Поэт на протяжении своего творчества довольно часто обращался к античности. Она присутствует в современной жизни, например в архитектуре Петербурга, носящей на себе следы артиллерийских обстрелов, или в виде безмолвного бюста в «безлюдной галерее», но и сама античность выводит современное во вневременной план.
Наиболее часто античная тематика используется у Бродского для создания образа Империи, о чём уже говорилось выше. Так, в цикле «Post aetatem nostram» сквозь римские реалии проступают черты империи современной поэту и приходящейся ему родиной. Это происходит как на уровне лексики, - «…в тексте появляются слова, невозможные в изображении римской провинции: муниципальный, иллюминатор, хромированный и т.д.»; так и на уровне образов: «В пустой кофейне позади дворца играют в домино…») или: «Прекрасная акустика! Строитель на Лемносе. Акустика прекрасна»). Условность римской провинции подтверждают и следующие строки: «тем временем клиент спокойно дремлет в гимнасиях…»). А какие же сны может видеть грек, если не греческие? Возникает впечатление, что все эти реалии - лишь декорации, созданные для нас поэтом.
Таким образом, наложение двух временных пластов приводит к возникновению мотивов «гнилости», пошлости, подлости всякой империи, империи вообще, похожести всех империй друг на друга.
Такую же позицию по отношению ко времени занимает образ императора. С ним связаны следующие строки IV стихотворения:
… Лабиринт
пустынных улиц залит лунным светом:
чудовище должно быть крепко спит.
«Сухая послепраздничная ночь…»
Упоминание чудовища и лабиринта не только отсылает нас к античному мифу, но и создаёт перекличку со стихотворением «По дороге на Скирос»
«Я покидаю город как Тезей - смердеть, а Ариадну - ворковать
весь механизм сработал. Он взобрался
на перевал. Но в миг, когда уже
одной ногой стоял в другой державе,
он обнаружил то, что упустил:
оборотившись, он увидел море.
Оно лежало далеко внизу.
В отличье от животных, человек
уйти способен от того, что любит
Но, как слюна собачья, выдают
его животную природу слёзы:
«О, Талласса!.»
«Задумав перейти границу, грек…»
Но, «я чувствовал, что должен уйти», и «ни копоти, ни пепла по себе в сырую темень и бредёт к калитке»).
Мотив преодоления окраин, границы мира у Бродского можно понимать и как переход из познанного реального мира в непознаваемый, потусторонний мир, куда струится лунная дорога.
Ю.М. Лотман указывает, что свойства мира зависят от свойств горизонта. «Он осторожно стал спускаться вниз, еловый гребень вместо горизонта»). Мир без горизонта - это мир без точки опоры и точки отсчёта. Стихотворения первых эмигрантских лет пронизаны ощущением запредельности, в прямом смысле слова заграничности. Это существование в вакууме, в пустоте…».
Эмиграция для Бродского, как говорит Баткин, стала «…космическим измерением аналогом смерти…» И «как тридцать третья буква, выйдя на воздух и шкуру вынеся, к прожитой жизни. Острей, чем меч его, лучшая часть. Так вино от трезвого Хочется плакать. Но плакать нечего»).
«Друзья, возлюбленные из стихов перебираются в посвящения».), где сквозь декорации римской империи просвечивает родная страна, переходя в воспоминания в стихотворении «Развивая Платона». Мы можем узнать в них Санкт-Петербург, столь любимый поэтом. Но кто это - Фортунатус? Ю.М. Лотман говорит о характерном для И. Бродского в то время послании «ниоткуда никуда». Неразделённое переживание.
Мысль поэта «…круто разворачивается к воспоминанию… и сладостно вязнет в нём, в том месиве человеческой жизни, где не было ни свободы, ни одиночества, где было всё несовершенно, но зато было…» Vive la Patrie!
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
«Письма римскому другу»
Один критик пишет: «…определение «варварский» русский поэт прикрепляет к понятию времени, которое у него по контрасту с вечностью, ассоциируется с историей и её тленным миром…».
Больше половины жизни осталось там, в городе «…в чьей телефонной книге остающейся жизни, с влеченьем прошлой целого»).
Но и про Бродского можно сказать: «Судьба к нему оказалась щедрой»). Вот, что об этом пишет Баткин: «Многие превосходные поэты отвлекаются на другое, они, живя, невольно разбрасываются. К счастью, их минует та концентрированная совокупность условий, которая позволяет кое-что узнать об отчаянии».
Если удаляться по глади океана, или поднимаясь в воздух, человек превращается в точку. Поэт обращается к Урании, ведь это она «Муза точки в пространстве! Вещей, различаемых в телескоп! Вычитания Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде. Одиночество есть человек в квадрате. не отсутствие в каждой точке тела? в устье реки. Зимой не вернуться домой»). И нет у него будущего, и пятится всю жизнь вперёд. «И глаз, привыкший к уменьшенью тел Время же, в сущности, мысль о вещи. затухает с годами. панацеи…»).
А Урания ничего не скрывает, и поэт снова и снова заглядывается на «те леса, где полно черники, либо - город, в чьей телефонной книге…» он уже не числится. Ведь даже «С точки зрения времени, нет «тогда»: память бродит по комнатам в сумерках, точно вор…»). Стихотворение «Келомякки» посвящено М.Б., той, что стала для поэта незабвенной.
Но «У вещей есть пределы. Особенно - их длинна, «здесь» простиралось не дальше, чем в ясный день В этом смысле, мы слились, хотя кровать целый мир, где тоже есть сбоку дверь. годится только, чтоб выйти вон»). «Урания, Муза точки в пространстве и Муза утраты со мной случившегося и превратился в остов То есть ненужного жизни…», «В полости рта не уступит кариес Смрадно дыша и треща суставами, пачкаю зеркало…»), «Жизнь есть товар на вынос: от фонтана к фонтану, от церкви к церкви - забывая остановиться в центре…»). Здесь не только возникает мотив странствия по кругу, будто в замкнутом мире, но и образ центра, оси, на которую надета пластинка, вокруг которой двигаются стрелки часов на циферблате: «Сего податель пьёт чоколатта и циферблата!»). А поскольку эта ось придаёт историческим пластам целостность, как было только что сказано, для поэта становятся возможными следующие сравнения: «И купола смотрят вверх, как сосцы волчицы, не купола, не черепица то мир вскормившая волчица осязая хрупкость кости, уязвимость паха, крайней плотью пространства…»), «Всё то, что ниже подбородка, - Рим: плюс сонмы чмокающих твой шершавый исчезни местность, чья дочь - словесность. не без приюта. Лети минута»).
Таким образом, мы видим, что этот канал имеет два выхода в мир, движение вверх и вниз: вдохновение и семя.
В пространстве Вселенной эта модель реализуется следующим образом. Во-первых, происходит постоянное падение уходящих из жизни существ вниз: «…свободного паденья всегда оказываешься в момент паденья»); «Здесь, на земле, кончаются не пиками, но спуском И, сжав уста, стигматы завернув свои в дорогу, сойдя с креста»).
Но кроме падения существует ещё и вознесение. Энтропия, небытие - это не общая участь всех живых существ. Подобно закону движения воздушных потоков, выдохи согретые поэтическим сознанием, то есть духовностью, способны поднимаются наверх, как более тёплые воздушные слои: «Вот откуда моей, в виде призрака, Томас. звука, Томас, есть речь! глядя прямо перед собою, Анфас наследил в нём кислорода! В прозрачных и сбившихся в облака мире, где, точно сны к потолку, облик, Вот чем дышит вселенная»). По Бродскому, словесность - дочь свободы, а «…семя свободы в злом чертополохе, даст из удушливой эпохи его животную природу слёзы…»).
Поэт испытывает поистине животный страх перед тем, что он определяет как «стрёкот ножниц», или «лязг ножниц, ощущение озноба»), «…первобытно не желая называть «смерть».
Видимо, нежелание называть исходит, скажем словами самого Бродского, из того, что это представляется «…автору неудачной попыткой языка приспособиться к явлениям, и более того - попыткой, явление это унижающей тем смыслом, который в эти слова вкладывается…».
Именно среди римских развалин поэт находит возможность примирения с пугающей мыслью о предстоящей смерти. Интересно, что в «Римских элегиях» появляется мотив омовения: «Хлопочи же, струя, над белоснежной дряблой Для бездомного торса и праздных граблей чем вид развалин». Поэт ощущает своё родство римским развалинам, статуям, словно замершим во времени. На фоне современного Бродскому Рима они - будто материализованная Вечность.
Да и они в ломаном «р» еврея
узнают себя тоже; только слюнным раствором
и скрепляешь осколки, покамест Время
варварским взглядом обводит форум.
«Римские элегии»
Поэт причащается этой римской вечности: «Я, самый смертный прохожий… нетерпеливым ртом пью вино из ключицы». А в логове мифологической волчицы: «…Я - дома! от радости: ему знакома Огрызок цезаря, атлета, есть вариант автопортрета»).
Привались лучше к портику, скинь бахилы,
сквозь рубашку стена холодит предплечье;
и смотри, как солнце садится в сады и виллы,
как вода, поставщица красноречья,
… превращает лицо в руину.
«Римские элегии»
Этот мотив Бродский развивал ещё в стихотворении «Торс» : «Это - конец вещей, это - в конце пути смотри, как проходят века, исчезая за и на плечи ложится пыль - этот загар эпох. и голова с плеча Через тысячу лет живущая в нише мышь с выйдя однажды вечером, пискнув, просеменит в полночь. Ни поутру».
По Баткину, мышь в поэзии Бродского - это образ души. Здесь, в Риме, среди античных руин можно «…выпустить посох из натруженных рук» и «закатить глаза». Ведь «Мы - только части к нам…»). И, возможно, уже не так страшно, потому что: «Я был в Риме. Был залит светом. Так, На сетчатке моей - золотой пятак. уцелеть в перспективе, удлиняемой жизнью сына!»
Времени свойственен еще и цвет, он преимущественно серый. Время не знает ярких красок, оно монотонно. Главный герой пьесы «Мрамор», выбирая тогу, рассуждает: «Серая лучше. Больше на Время похоже. Оно же, Публий, серого цвета…». Время хотя и молчаливо, но не лишено звучания - оно у Бродского жужжит, тикает. В стихотворении «1972 год» время становится «жужжащим, как насекомое», постоянно возникает образ часов.
Время - видимая субстанция, и она проявляет себя в развалинах, руинах, в разрушенных домах и памятниках, заросших садах и зацветших прудах, так как главная его функция - уничтожение. Но единственное против чего оно не идет - это против самого себя. То есть, оно не может исчезнуть, в его силах - это уничтожать свои формы. И, разрушая пространство, оно всегда оставит свой след.
С точки зрения времени, нет «тогда»:
есть только там…
«Келомякки»
Человеческая память - есть единственное оправдание и в то же время противостояние разрушающей стихии. Она хранит воспоминания, возлюбленных, перспективы, чувства и надежды. Памятью рождается, а после и живет надежда на лучшее, которая питает людей, и часто заставляет их двигаться вперед, к своей мечте. Поэтому символов памяти и одновременно надежды в поэзии Бродского много.
Архитектура, литература, искусство - все это материализация памяти. И, наконец, генетическая память, наиболее действенный способ передачи и сохранения информации в будущем. Но это реализовывается только на уровне предметного и информационного миров. Не во власти людей продлевать время, они могут только концентрировать его в себе.
Главные «переменные» Времени - это прошлое, настоящее и будущее. Выступающие в его поэзии как герои, активные действующие лица. И он постоянно повторяет, что для человека всегда его прошлое является его настоящим, и предопределяет будущее.
Прошлое, как особое пространство Бродского, обладает силой притяжения, заставляет человека делать именно те шаги назад, которые приводят его к пропасти. Именно это прошлое для большинства людей становится Империей, в которой есть свой Цезарь и рабы. Империя - не как географическая местность, но пространственное измерение, и возвращаясь туда, человек практически лишается права и воли, вернуться обратно. И для Бродского - даже не Санкт-Петербург, но Родина была этим измерением, в которое он не хотел возвращаться, как бы о том не писали критики до и после его смерти. Сам же он говорил, что не смог бы вернуться туда туристом, потому как это место, где покоится его любовь и надежда. И добавлял, что чувство ностальгии, как сильной тоски по родине, его не преследует. Но в стихотворениях, однако, пространство минувшего всегда отчетливо проступает в символах. Как нечто, от чего он отталкивается и исходит в своих размышлениях. Он повторяет, что ни к чему нет возврата, но вновь пропадает в измерении прошлого. И попадая туда, любой человек, становится обладателем уникального качества - бестелесностью и безымянностью. Человек исчезает, и после него остаются только очертанья, он превращается в силуэт себя.
То же самое касается и вещей в прошлом, которые дематериализуются, и от них остаются лишь контуры. И таким образом, вещь обретает «реальность отсутствия», а пространство становится некой реальностью, которая наполнена бытийствующими или ранее существовавшими структурами. Тем более что любая вещь, передвигаясь в пространстве, позади себя оставляет энергетические следы, образно говоря, дырки в пространстве, как было уже замечено выше. И даже если вещь исчезает, всегда остается свидетельство ее жизни.
Чем незримей вещь, тем оно верней, что она когда-то существовала.
«Римские элегии»
Все теряет свои формы в прошлом, и остаются лишь звуки и ощущения, что были восприняты тогда, и запомнились до сегодняшнего дня. Собственно, этому и посвящен цикл стихотворений «Часть речи», в каждом из них автор неизвестен, и нельзя понять, откуда он родом, он - никто.
Человек в своих путешествиях в прошедшее смешивается с пейзажем, предметами, он будто призрак, скользит по серым стенам, просачивается через окна домов, и все смешивается в одно большое воспоминание.
Прошлое для Бродского - это темнота, в которой время стирает свои следы, в котором оно - всевластно, где оно поистине обладает разрушительной силой. И вновь настойчиво он повторяет о поглощении прошлым сознания людей, что единственная преграда между прошлым и будущим, то есть холодом и временем - тепло, горячее тело. Именно человеческая жизнь и являет собой концентрацию, слияние времен. Но человек, ясно понимая свою зависимость от времени, свое незавидное место в будущем, продолжает борьбу со Временем. Иначе - со старением и, в конечном счете, смертью. Человек боится смерти, потому что он страшится своего исчезновения, то есть - превращения в ничто. Ничто, по человеческим меркам - это не переход в другую жизнь, это распад, это победа чего-то абстрактного над человеческим разумом.
Это не страх ножа
или новых тенет,
но того рубежа,
за каковым нас нет.
«Сидя в тени»
Итак, нельзя сказать, что пространство и время - это два конфликтующих начала. И то и другое обладает значительной силой проявления и влияния на человека, и, конечно, на окружающий мир. Эти две категории одинаково зависят друг от друга, и все же каждая из них пытается установить свое первенство. Время же, как активное начало, чаще главенствует.
Время уходит в Вильнюсе в дверь кафе,
провожаемо дребезгом блюдец, ножей и вилок,
и пространство, прищурившись, подшофе,
долго смотрит ему в затылок.
«Литовский дивертисмент»
Совершенно очевидно то, что пространство и время лежат в основе мироздания, и между ними нет конфликта, но своего рода кажущееся противостояние, которое Бродский разрешает следующим образом. Пространство все же подчинено Времени, оно пассивно, менее агрессивно, и его воплощение в материальном плане представляется человеку более эстетично. Пространство по своей сути соотносится с такими понятиями, как «вечность» и «религия». Время - активно, обладает силой творения и разрушения, его видимый мир чаще устрашает человека. С этой категорией связаны такие слова, как «никогда», «навсегда», «смерть», «старение», «никто и ничто». И, тем не менее, именно осознание времени, текущего в человеке, понимание того, что «ты сам - часы», позволяет человеку идти к самосовершенствованию, дает ему возможность понять, что есть свобода. Бродский утверждает, что человек обязан бороться не со временем, а с пространством, и только в этом случае это не будет обычным «пространственным перемещением», но станет истинным путем самореализации человека.
Об особенностях взаимоотношений вещи с пространством и временем было уже сказано несколько слов. Перечислю основные ее характеристики: вещь, прежде всего - материальный носитель пространства, она имеет свои границы, недвижна. Вещи Бродский отводит вечность, говорит, что «материя конечна, но не вещь», что
Ваш стул переживет
вас, ваши безупречные тела,
их плотно облегавший шевиот.
«Посвящается стулу»
Лучшее, что есть в предмете-то, что он не причиняет никому вреда, и его существование может быть отторгнуто только самим человеком.
Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра.
«Натюрморт»
Другим, не менее важным, ее качеством является то, что с помощью вещей или той же самой пыли, можно увидеть, «визуально ощутить» пространство.
Поэт часто говорит о том, что «вещь - есть пространство, вне коего вещи нет» и приравнивает пространство к вещи, подчеркивая, что это - взаимозависимые экзистенции. Первое наполняет второе жизнью, вечным существованием, а предмет предъявляет человеку пространство, как субстанцию бесконечности. И, несмотря на то, что
У вещей есть пределы. Особенно - их длина,
неспособность сдвинуться с места.
«Келомякки»
они, однако, обладают способностью зрительно вытягивать пространство, что также служит доказательством бытия этого невидимого для человека понятия.
Проезжающий автомобиль
продлевает пространство за угол, мстя Эвклиду.
«Колыбельная трескового мыса»
Однако вещь у Бродского часто находится в конфликте с пространством:
Вещь, помещенной будучи, как в ш-
два-О, в пространство, презирая риск,
пространство жаждет вытеснить.
«Посвящается стулу»
Предмет оживает и становится действующим лицом, переставая быть частью мебели. Пространство желает слиться с вещью, или, по крайней мере, обрести себя в ней. И здесь встает вопрос, что же главней, по Бродскому, - форма или содержание, что оставляет себя в другом, отдавая часть своей жизни? Несомненно, то, что вещь определена границами, ими она и оставляет следы в пространстве, обрекая себя на вечность. Когда исчезает вещь, от нее остаются ее контуры, которые будто вырезают дыру в пустоте, как бы рисуя пятно на белом фоне. Пространство просто поглощает вещь, не оставляя ей выбора. Однако предмет все же остается активным участником происходящего:
Кресло стоит и вбирает теплый
воздух прихожей.
«Прощайте, мадмуазель Вероника»
Итак, если взаимоотношения вещи с пространством определены, то как она соотносится со Временем? Именно она является как носителем, так и материальным воплощением времени. Отсюда, частый мотив фотографии в стихотворениях Бродского, где вещь хранит ушедшее прошлое.
Предметный мир, по Бродскому, становится, таким образом, тем миром, в котором пространство и время беспрепятственно царят. Никакая вещь не может противостоять этим двум стихиям, в отличие от человека.
Таким образом, различные культурные эпохи Бродского интересуют постольку, поскольку в них наличествуют свои мифологические персонажи - это исторические личности, правители, императоры, и которые активно участвуют в его «театрально-поэтических постановках». С их помощью поэт аккумулирует «культурные» эпохи в одном стихотворении, тем самым, открывая «Алеф» Борхеса - миры в одном мире.
Подобные документы
Словарные пласты в лирике Бродского. Основные способы изображения Бродским лирического героя. Фрагментарность изображения (синекдоха, метонимия). Пространство и время в интерпретации Бродского. "Лексическая дерзость" как определяющая черта поэтики.
реферат [44,6 K], добавлен 24.11.2010Поэзия Иосифа Бродского как объект филологического исследования - диахронный аспект. Систематизация имеющихся литературоведческих источников о поэзии И. Бродского. Литературоведческие изыскания, посвященные разным периодам творчества И. Бродского.
курсовая работа [35,9 K], добавлен 16.05.2017Общая характеристика категорий пространства и времени в лирике И. Бродского (1940-1996), а также анализ его произведений сквозь призму "пространственности". Пространство, вещь и время как философско-художественные образы, их иерархия в работах Бродского.
реферат [25,1 K], добавлен 28.07.2010Биография и география жизни Иосифа Бродского, изучение его творчества и поэтической картины мира. Образ моря в поэзии Бродского, представляемый в двух категориях: пространственной и временной. Тема рождения и смерти во взаимосвязи с образом моря.
реферат [27,9 K], добавлен 27.07.2010Тематический анализ рок-поэзии, критерии отбора текстов. Развитие тематических традиций русского рока в 1980-е гг., социокультурная специфика "перестройки". Новые реалии и особенности реализации базовой тематики русской рок-поэзии в 1990-2000-е гг.
дипломная работа [289,3 K], добавлен 03.12.2013Жизненный и творческий путь великого русского поэта, драматурга, публициста Иосифа Александровича Бродского. Постижение идейного содержания и художественной формы его произведений. Осмысление проникновенного лиризма и признаки эпичности в лирике поэта.
дипломная работа [106,5 K], добавлен 10.01.2012Понятие и структура концепта в художественном тексте. Характеристика концептуального анализа как метода исследования. Особенности художественного мировосприятия И.А. Бродского. Семантическое пространство лексемы "Город" и стратегии его репрезентации.
курсовая работа [72,5 K], добавлен 14.12.2012Краткий очерк жизни, этапы личностного и творческого становления известного российского поэта И. Бродского, место и значение в мировой литературе. Суд над литератором, его депортация и жизнь за пределами советского государства. Творческий путь поэта.
реферат [38,9 K], добавлен 17.01.2015Основные моменты биографии и начало творческого пути Иосифа Бродского. Необходимость синтеза преемственности и выявления новых выразительных возможностей русского классического стиха. Изображение внешнего мира и метафизическое мышление лирики поэта.
контрольная работа [29,6 K], добавлен 18.09.2010Влияние философии культуры акмеизма на создании "вечных" образов в творчестве А. Ахматовой. Система ценностей философии акмеизма, отраженная в поэзии. Тема счастья, любви, поэта, поэзии, гражданина. Образ Петербурга. Содержательное значение ритма.
реферат [37,0 K], добавлен 08.11.2008
