Ипсиланти считал, что все средства хороши для достижения свободы. Он приказал арестовать валашского банкира Андреа и потребовал за него выкуп. Восстание поддержали не только многие балканские народы, но и передовые люди России. Александр Сергеевич Пушкин писал, что "дело Греции вызывает во мне горячее сочувствие...".

В.К. Кюхельбекер откликнулся стихом-воззванием:

Друзья! Нас ждут сыны Эллады!

Кто даст нам крылья? Полетим!

Сокройтесь, горы,, реки,, грады,

Они нас ждут -- скорее к ним!

Пушкин критиковал это стихотворение, но не за содержание, а за форму: "Читал стихи Кюхельбекера -- что за чудак! Только в его голову могла войти жидовская мысль воспеть Грецию, великолепную, классическую, поэтическую Грецию, Грецию, где все дышит мифологией и героизмом, славяно-русскими стихами, целиком взятыми из Иеремия. Что бы сказали Гомер и Пиндар?..".

Пушкин тоже написал стихотворение, больше похожее на призыв:

Возстанъ, о Греция, еозстанъ!

Не даром напрягаешь силы,

Не даром потрясает брань

Олимп и Пинд, и Формопилы.

Под сенью ветхой их вершин

Свобода древняя возникла,

Святые мраморы Афин,

Гроба Тезея и Перикла.

Страна героев и богов,

Расторгни рабские вериги,

При пенъи пламенных стихов

Тиртея, Байрона и Риги!

Пушкин упоминает здесь Тиртея -- спартанского поэта VII века до новой эры, автора воинственных гимнов, и Константина Ригу (Ригаса), казненного турками в Белграде в 1798 году. Рига написал греческую национальную песню, ставшую гимном. Пушкин знал этот гимн по переводу Байрона.

В марте 1821 года Александр Сергеевич писал В.Л. Давыдову из Кишинева: "21 февраля генерал князь Александр Ипсиланти с двумя из своих братьев и с князем Георгием Кантакузиным прибыл в Яссы из Кишинева, где оставил он мать, сестер и двух братии. Он был встречен тремястами арнаутов, князем Суццо и русским консулом и тотчас принял начальство города. Там издал он прокламации, которые разлетелись повсюду, -- в них сказано, что Феникс Греции воскреснет из своего пепла, что час гибели для Турции настал и проч., и что Великая держава одобряет подвиг великодушный!..

Восторг умов дошел до высочайшей степени, все мысли устремлены к одному предмету -- к независимости древнего отечества...

Первый шаг Александра Ипсиланти прекрасен и блистателен. Он счастливо начал -- и, мертвый или победитель, отныне он принадлежит истории...

Важный вопрос: что станет делать Россия, займем ли мы Молдавию и Валахию под видом миролюбивых посредников, перейдем ли мы за Дунай союзниками греков и врагами их врагов? Во всяком случае, буду уведомлять".

Все думали, что Россия открыто выступит на стороне Греции. Ожидания не сбылись. Александр I не решился на разрыв с Турцией, и греки были предоставлены собственным силам. Борьба затянулась, со всеми случайностями, какие представляла страна, при ее лабиринте гор, архипелагов, островов, без государственной организации, без порядка в управлении повстанческими отрядами перед могущественной мусульманской империей.

Турки старались подавить национальное выступление греков самыми варварскими методами. Они начали террор против христиан в самом Константинополе. Никто не знал, что такое пощада. Но самым ужасным моментом в этой кровавой драме была казнь Вселенского патриарха Григория V.

10 апреля 1821 года, в день Пасхи, патриарх служил праздничную литургию. Во время службы в храм вошли турецкие чиновники и передали патриарху приказание султана немедленно явиться в Порту. Григорий V просил дать ему окончить литургию, затем его доставили в султанский дворец. Там он подвергся строгому допросу о вождях греческого восстания. Была сделана попытка заставить его отречься от веры. Он ответил: "Патриарх христианский умирает христианином". Озлобленные янычары повели Григория V в его же резиденцию. Там через архитрав патриаршего двора перекинули веревку с петлей. Под петлей установили небольшой помост. Туда палач возвел патриарха и накинул ему петлю на шею. На грудь повесили доску с надписью: "Это главный преступник, виновник восстания, соучастник и соотечественник бунтовщиков".

Через минуту все было кончено.

Три дня висело тело под лучами знойного солнца. Затем турки связали мертвого патриарха за руки и поволокли по улицам Константинополя. Потом обезображенный труп отвезли на лодке на середину залива и бросили в воду. 16 апреля тело всплыло у борта ионийского судна, стоявшего у Галаты и собирающегося отплыть в Одессу. Патриарх был узнан по одеянию. Капитан судна, дождавшись ночи, поднял труп на борт и спрятал в балластном песке. 19 июня Григорий V был погребен тремя архиереями в одной из греческих церквей Одессы.

В 1871 году тело патриарха Григория было перевезено из Одессы в Афины.

За казнью патриарха последовали жесточайшее гонение на греков, разрушение церквей, грабеж и насилие. В ужасе христиане бежали из Константинополя. Многие устремились к границам России.

В Астраханском государственном архиве есть "Дело о помощи грекам". Оно относится к 1821 году и открывается своеобразным обращением к жителям губернии. "Всей России известны ужасные происшествия в Константинополе. Множество единоверных нам христиан, дабы избегнуть смерти, устремились к пределам России. Тысячи несчастных жертв гонения с самого марта месяца сего 1821 года ищут убежища в Одессе, Бессарабской области, изгнанники приняты гостеприимно и славят милосердие монарха и сострадание тамошних жителей. Они, спасая жизнь свою, честь жен и детей, утратили все свое достояние. Столь бедственная участь братии наших сама собою вопиет о помощи"¹¹.

Далее приводится целый список жертвователей, начиная с астраханского губернатора И.И. Попова. Он внес в фонд помощи грекам 50 рублей. А общая сумма, собранная по губернии, была немалая.

В апреле 1823 года в Астрахани была сделана подписка на выкуп греков, взятых в плен в Сидонии, Александрии, на острове Хиос.

Но император России, как глава Священного Союза, был против насильственного акта, даже во имя свободы. Он осуждал ранее испанскую революцию 1820 года.

Александр I официально заявил, что не имеет ничего общего с движением Ипсиланти и даже предложил Турции помощь для его подавления. Это было полной неожиданностью для руководителей греческого восстания и этеристов в России. И все же в Таганроге с марта по ноябрь 1821 года в фонд освободительного движения Греции было собрано 162 тысячи рублей. Из них 100 тысяч внес Варваций.

Кроме того, Иван Андреевич закупил в Туле большую партию оружия. В августе 1821 года девять возов этого оружия прибыли в Дубоссары.

Между тем Ипсиланти потерпел два сильных поражения и 27 июня бежал в Австрию, где был арестован и посажен в тюрьму. Его армия распалась на несколько отрядов, которые продолжали упорную борьбу с турками.

Есть редкое издание в двух томах, опубликованное в С.-Петербурге в 1824 году, "Записки полковника Вутье о нынешней войне греков". Там приведено немало примеров их удивительного героизма. Особенно впечатляет смерть капитана Иоргаки. После разгрома Ипсиланти у него осталось около двухсот воинов, с которыми он держался целое лето. Наконец он укрылся в один из монастырей и отчаянно отбивался. Не стало пуль. Тогда он решил взорвать себя. Запасы пороха у повстанцев были большие. Он обратился к своим товарищам: "Братия! Мы погибнем, но не постыдно!" -- "Прощай, капитан Иоргаки!".

Турки ринулись в монастырь, тогда Иоргаки бросил факел в пороховую бочку. Страшный взрыв потряс окрестности.

В это время восстание охватывает почти всю Морею. Подавленное в одном месте, оно вспыхивало в другом. Появилось много мятежных командиров. Большой популярностью в народе пользовался предводитель дружины этерист Колокотронис. С Пелопонеса восстание распространилось на острова Идру, Специю, Псару...

Когда Варваций узнал об освобождении своего родного острова, то послал землякам 100 тысяч рублей и отправил туда несколько судов, груженных пшеницей.

У греков появился даже свой флот под начальством капитана Томбази. Он нанес при Митилене довольно сильное поражение туркам. Греция была почти вся освобождена. 1 января 1822 года собралось Народное собрание. Председателем его был избран глава умеренной партии "порядка" Маврокордато, который имел много сторонников среди горожан. На этом же собрании была принята Декларация независимости.

Там указывалось, что восстание было единственной возможностью получить свободу.

Именно тогда Варваций решил продать все свои рыболовные промыслы в Астрахани. А. Штылько писал в 1892 году в газете "Астраханский листок" (№ 52): "В 1822 году принадлежавшее Варварию имение со всеми угодьями, промыслами, рыбными ловлями и с крестьянами, поселенными в имении, куплено П. С. Сапожниковым, а так как купцы не имели права владеть крестьянами, то последние были записаны на имя дочери Сапожникова, бывшей замужем за камергером Милашевым".

Огромные деньги, полученные от продажи выгодных рыбных промыслов и вод, Иван Андреевич спешил обратить на дело освобождения своей родины.

По данным исследователя Е. Карновича, Иван Андреевич Варваций "пожертвовал всего на общественную пользу в России до 3,5 миллиона рублей и до 1,5 миллиона представил в пользу Греции".

Между тем турки, подтянув подкрепления, начали возвращать под свое владычество освобожденные территории. Подавив восстания в Македонии и Кандии, флот произвел резню на острове Хиос под предлогом, что там была сделана попытка к восстанию. Насчитывали до 23 тысяч убитых и 47 тысяч проданных в рабство. Среди погибших была и первая жена Варвация, монахиня Мария.

В это тяжелое для Греции время Иван Андреевич решил вернуться на родину. Он уезжал один, почти тайком, оставив в России всю свою семью. Его напутствовал духовный наставник протоиерей Евстафий Сакелари. Тяжело больной, Варваций понимал, насколько опасно для него это путешествие. Но, покидая Таганрог он напевал гимн Ивоса Ригаса: «Лучше один час свободный жизни, чем сорок лет тюрмы и рабства...».

Уезжая, Варваций передал в распоряжение Приказа Общественного призрения свое загородное имение. Он пожелал, чтоб там устроили богадельню. Имение состояло из пятнадцати десяти земли с деревянным домом со службами.

Чувствуя, что вряд ли ему доведется вернутся в круг родных и близких, Варваций составил духовное завещание. Он так распределил все свое достояние: «А) дочери своей Марье, находящейся в замужестве за греческим дворянином купцом Комниным, в вечное потомственное владение неделимое имущество, состоящее в Ростовском уезде Екатеринославской губернии, -- слободу Лакедемоновку". Б) внукам, сыновьям другой дочери Николаю и Ивану Шкилевым, каждому единовременно по 25 тысяч рублей. В) душеприказчикам капитан-лейтенанту Бозо, титулярному советнику Талалаеву и купцу Десанего -- все остальное имущество, заключающееся в капитале, домах и прочее, с тем, чтоб из оного 15 тысяч отдать племяннику завещателя Андрею Варвацию и 5 тысяч правнуку Ивану Мавриани, и чтобы прочее имущество обратить на благотворительные предметы, и помнить, что воля завещателя должна быть свято исполнена»²⁾.

Первым среди душеприказчиков Варвация значит капитан-лейтенант Бозо. Это был близкий Ивану Андреевичу человек. Иван Пантелеевич Бозо родился в Греции, но также, как Варваций, вынужден был покинуть родные края. Учился в Петербурге в Греческом кадетском корпусе, затем был переведен в Морской кадетский корпус. В 1785 году произведен в мичманы. Через три года он уже лейтенант. Бозо был в походах на Балтийском, Белом и Каспийском морях и в Северном океане. Он принимал неоднократное участие в сражениях со шведским флотом. "За осемнадцать шестимесячных компаний на море"¹⁾ был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса.

В 1806 году Иван Бозо был уволен со службы "с мундиром и с пенсионом полного жалованья".

Последнее время он плавал на судах Каспийской флотилии. После увольнения тут же перешел на службу к Варвацию. Стал его комиссионером на Сальянских рыбных промыслах.

В книге, изданной в Париже в 1826 году, "Путешествие в Южную Россию и провинции, расположенные за Кавказом, совершенное кавалером Гамба, королевским консулом в Тифлисе", есть такие строки: "Прежде чем покинуть карантин, чтоб достичь Астрахани, мы пересекли Волгу, которая против города имеет ширину более километра. Почтовые лошади подвозят путешественников только до берега реки. Прибыв с другого берега, нам пришлось тащить нашу бричку людьми к господину Боцо, греку с острова Гидра, другу богача Варвация и его компаньону по эксплуатации рыбных промыслов. Я был у него на жительстве в 1818 году во время моего первого путешествия".

Несомненно, "господин Боцо" и капитан-лейтенант Бозо -- одно и то же лицо. Иван Бозо был старым холостяком. И семья Варвация была для него в России самой близкой и родной. Это он готовил поездку Ивана Андреевича на мятежную родину.

Варваций приехал в Грецию весной 1824 года. Он был свидетелем, как радостно встречали греки английского поэта Байрона.

Вполне возможно, что он беседовал с Байроном. Ведь их маршруты почти совпали. Так, поэт двигался к осажденной турками крепости Миссолунги в сопровождении Маврокордато. Варваций тоже неоднократно встречался с председателем Народного Собрания.

Английский поэт воспел Грецию в своих замечательных стихах:

Но все же ты еще прекрасна,

Страна потерянных богов,

Ты хороша, хоть и несчастна.

Везде -- средь пышных берегов,

Там, где бегут, сверкая, воды,

Где аромат и тишина, --

Видна везде любовь природы

К тебе, печальная страна...

Твои классические зданья

Среди классической земли

Лежат обломками в пыли...

В Миссолунги Байрон сильно простудился, но продолжал заниматься делом освобождения Греции. После очередной поездки по стране он заболел еще больше и 19 апреля 1824 года скончался. Последние его слова были: "...бедная Греция... я отдал ей время, состояние, здоровье... теперь отдаю и жизнь...".

Эти же слова мог бы сказать и Варваций. Его удручало то, что среди греческих вождей не было единства. Они не могли договориться ни по поводу структуры государственной власти, ни по владению землей, ни по вопросу самоуправления островов.

Партия порядка, или "политиков", имела огромные средства, на ее стороне был флот. Она избрала новое правительство, а президентом стал бей Петр Мавромихали (называли его и Петробей). В правительство вошли многие вожди боевых дружин, кроме предводителя клефтов Теодороса Колокотрониса. Наступает раскол правительства.

В мае 1824 года Варваций -- в Нанплии (Наполиди Романия), где жертвует 25 тысяч на строительство греческого училища". Но он тут же едет к Моденской крепости, где шли бои с турками. Иван Андреевич формирует отряд повстанцев, снабжает оружием, подбирает начальника для продолжения осады. Но он хотел, чтобы общее руководство осадой взял на себя Колокотронис. И, главное, он думал, что сумеет привлечь русское правительство на сторону греков.

Он спешит на корабле к Патрасскому заливу, вдоль берега которого расположена цепь Ионических островов и среди них воспетый поэтами остров Занте (Закинтос).

Вот как описывал этот остров друг художника Карла Брюллова Владимир Давыдов: "Занте представляется путешественнику длинной, однообразной массой гор, идущих по самой большой части острова с севера на юг. Гора Монтесоро, отделяясь от них, выдается далеко в море. Город Занте с возвышающимся над ним укреплением имеет для приезжающих с моря довольно величественный вид, может быть поставлен наряду с Корфу. Я долго гулял по окрестности города и долго любовался обширной равниной, которая вся обращена в виноградные сады...".

На острове Занте находился русский вице-консул А. Сандрини. К нему и спешил Варваций. Здесь Иван Андреевич узнает, что Колокотронис поднял мятеж против правительства, но он закончился поражением. Храбрый клефт -- в оковах на острове Идра. Вице-консул заверил, что доложит Александру I о событиях, которые потрясают Грецию. Сам он обещать ничего не мог, ибо знал, что русский император считает греков "бунтовщиками , давшими ввергнуть себя "в дикий пожар безначалия".

Все это сокрушило последние силы Варвация, и он умирает в окружении нескольких друзей в военном госпитале на острове Занте. Перед смертью он завещал Греции весь свой капитал -- 1 миллион 400 тысяч рублей. Часть денег должна была пойти на нужды жителей о. Занте. Иван Андреевич был похоронен на острове 12 января 1825 года. В Афинах, в тенистом парке, ему был установлен памятник из белого мрамора, выполненный известным скульптором Леонидом Дросси. Иван Андреевич стоит на фоне пышной кущи деревьев. В правой руке он держит свиток -- карту Греции По углам постамента изображены музы-покровительницы. Варваций смотрит вдаль, на Афины, на Грецию, до полной свободы которой он не дожил всего пять лет. 3 февраля 1830 года Лондонская конференция, созванная по инициативе России, признала Грецию совершенно не зависимым государством и избавила ее от дани и других унизительных договоров. Для сынов Эллады наступили новые, более счастливые времена.

Я хочу сделать небольшое послесловие, очень примечательное. Когда умирал Варваций, император Александр I получил очередное послание своего духовного наставника архимандрита Фотия, где тот пытался запугать государя картинами политических заговоров, опасностью государственного переворота и "тревожного настроения умов в связи с чудовищными признаками революции в Греции".

Это послание привело императора в подавленное состояние. Еще более ухудшилось его настроение в связи с болезнью императрицы Елизаветы Алексеевны. Врачи рекомендовали ей подумать о новой поездке на юг. Александр I решил, что местом ее пребывания на отдыхе будет Таганрог. Он сам пожелал сопровождать императрицу. Александр любил путешествовать. У него была какая-то постоянная необходимость в передвижении. Может быть, в этом он находил успокоение для своей смятенной души.

Отъезд императора из Петербурга сопровождался его ночным посещением Александро-Невской лавры. В этом было что-то необычное, на что и обращали позже внимание историки. Вот как написал об этом Г. Василич: "В четыре часа пополуночи коляска, запряженная тройкою, остановилась у монастырских ворот Невской лавры. Александр в фуражке, шинели и сюртуке, без шпаги поспешно вышел из коляски, приложился к кресту, был окроплен святою водою, благословлен митрополитом Серафимом и, приказав запереть за собою ворота, направился в соборную церковь. Войдя в собор, Александр остановился перед ракою Александра Невского, и началось молебствие.

Длинный ряд монахов, встретивших государя у входа в лавру, господствующая вокруг темнота и ярко освещенная рака, видневшаяся вдали в растворенные соборные двери, поразили его своим особенным настроением: Александр плакал во время молебна. Дальше Александр был еще более потрясен при посещении кельи схимника этой лавры, у которого вместо постели в келье стоял гроб".

Александр и его свита прибыли в Таганрог 13 сентября. Они разместились в каменном одноэтажном доме, где был и полуподвал для прислуги.

Половина императрицы состояла из восьми небольших комнат. У императора было две комнаты. Одна, просторная, предназначалась для кабинета, небольшая, полукруглая, с окном, выходящим во двор, была и туалетной, и уборной. Непритязательный в жизни, император был доволен своим жильем и писал Аракчееву: "Здесь мое помещение мне довольно нравится. Воздух прекрасный, вид на море, жилье довольно хорошее; впрочем, надеюсь, что сам увидишь".

Но Аракчееву было не до поездок. В ответном письме императору он сообщил об убийстве дворовыми его домоуправительницы Настасьи Минкиной. Александр знал, что Минкина была любовницей Аракчеева, и считал, что это не простое убийство. Император был ужасно потрясен и, чтоб как-то развеяться, решил совершить путешествие по югу России. Он планировал заехать и в далекую Астрахань. Там уже были извещены об этой поездке. На Чаганском учужном промысле иждивением купцов Сапожниковых был построен специальный павильон с колоннадами для приема высочайшей особы. Но трагическая болезнь пресекла все замыслы императора.

Находясь в Таганроге, Александр побывал в порту, на верфи, в окрестностях города. Осмотрел все достопримечательности, отстоял службу в храме греческого Иерусалимского Александровского монастыря.

Ему очень понравился этот храм, построенный в духе классицизма, с двумя колокольнями по фасаду и массивным куполом. Вход сделан в форме греческого портика. Императору сказали, что монастырь сооружен на средства богатого грека Варвация. Вряд ли Александр вспомнил, что встречался с ним и даже награждал его.

Пройдет всего несколько лет, и на площади перед храмом появится бронзовая статуя Александра I, завернутая в греческую тогу и обращенная к храму. Позади императора бронзовый орел будет держать в клюве лавровый венок.

Пока императрица отдыхала и лечилась, Александр решил посетить Крым. Туда его пригласил новороссийский генерал-губернатор граф Воронцов. Маршрут был рассчитан на 17 дней.

Почти перед самым отъездом произошел такой случай. Александр сидел днем над бумагами, и вдруг началась гроза. Враз все потемнело. Император велел камердинеру принести свечи. Гроза прошла, а император все читал, забыв о горящих свечах. Вошел камердинер, потушил свечи и заметил:

-- На Руси считается дурной приметой сидеть при свечах днем. Могут подумать, что лежит покойник.

Позже Александр припомнит этот случай. Поездка по Крыму была нелегкой. Император много ездил верхом по плохим дорогам, в Балаклаве расстроил живот жирной рыбой, по дороге в Георгиевский монастырь его продуло. Но он поехал в Севастополь, осматривал береговые укрепления и корабли Черноморского флота. Потом отправился в Бахчисарай. В Перекле осматривал госпиталь. Никто не замечал особых изменений в его здоровье. Он лишь слегка подкашливал. В Мариуполе болезнь дала о себе знать. Лейб-медик Валлис определил у Александра развитие лихорадки. Но император решил во что бы то ни стало ехать в Таганрог. Туда он прибыл 5 ноября в семь часов вечера. В Таганроге его ждала императрица, которая поинтересовалась самочувствием супруга. Он ответил, что простудился, прихватил крымскую лихорадку, но чувствует себя терпимо. У него был тиф, но врачи не смогли поставить правильный диагноз. Ему приписали различные снадобья и полный покой. Но он был очень возбужденным. Припомнил последний случай со свечами, а также случившееся несколько дней назад в селе Знаменское несчастье с фельдъегерем Масковым. Вверив императору депеши, Масков лихо развернул экипаж, но наскочил на кочку, от толчка был выброшен в сторону, ударился головой о землю и тут же скончался. С этого времени император почувствовал себя хуже. Но Александр отказывался принимать лекарства, чем усугубил болезнь. И в Таганроге он почти не притрагивался к лекарствам. Императрица старалась не отходить от его постели, а когда Александру стало совсем плохо, пригласила священника.

Больной сказал ему:

-- Прошу исповедовать меня не как императора, а как мирянина.

Извольте начинать, я готов приступить к святому таинству...

Александр причастился, а через несколько часов скончался. Было это 19 ноября в 10 часов 50 минут ночи.

На другой день тело покойного было набальзамировано. Четыре гарнизонных фельдшера под руководством двух врачей проделали эту непростую операцию. Они жаловались на недостаток материалов для бальзамирования.

В бальзамировании принимал участие и таганрогский городской доктор Борис Лакиер. Позже его сын Александр женится вторым браком на правнучке Варвация Елене Марковне Комнин-Варваци.

Через неделю лицо покойного стало темнеть. Тогда тело императора решили перенести в церковь греческого Иерусалимско-Александровского монастыря, там было больше свежего воздуха и прохлады. 11 декабря при огромном стечении народа траурная колесница, запряженная восемью лошадьми, тронулась к монастырю. Впереди -- полицмейстер верхом. За ним -- жандармы в два ряда. Колесницу вели шестнадцать человек в мантиях. Столько же было факельщиков...

Колокольный звон начался за полчаса до церемонии, как на панихиде, и продолжался до конца ее. Архимандрит греческого монастыря встретил печальную церемонию с причтом, церковными хоругвями и фонарями впереди церкви у западного портала.

Прибыв в Таганрог, Александр любовался этим храмом и мог ли тогда предположить, что вскоре будет лежать в нем бездыханным под мрачным балдахином.

Да, невероятны превратности судьбы. Они умерли в один год -- и храмоздатель монастыря грек Варваций, и русский император Александр I.

Оба поднимались по мраморным ступеням храма и молились у иконы святого Александра Невского. Один -- о даровании свободы сынам Эллады, другой -- о спокойствии Европы и обуздании революции.

На долю Варвация выпала редкая участь -- пройти огромный путь греческого освободительного движения, начиная с корсарских налетов на турецкие корабли и кончая всеобщим всплеском всенародного гнева.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Невозможно полностью понять сущность этого человека. Одна литература говорит как о человеке герое, о доброжелателе. Другие отзываются о нем как о контрбандите.

Оно факты, говорящие о внесении большого вклада в жизнь Астраханской губернии.

Этот человек действовал во имя блага людей, а не во имя славы и места в истории.

Но нельзя говорить только о нем как о человеке, который внес вклад в Россию. Не осталась без внимания родная Греция. Перед смертью он оставил 15 млн. рублей, но и это не все, а именно И.А. Варваций построил знаменитую Соборную колокольню, Тихвинскую церковь. В Таганроге он встретил великолепный греческий монастырь, в нем забальзамирован Александр Благословенный.

Это великий благотворитель Астрахани и Юга России. Расчистил заброшенный канал, Волго-Кутум, который был переименован Варвациевским, построил стык моста через него и набережную.

Эту деятельность высоко оценили как Астраханские горожане, так и правительство. В 1807 году Варвация наградили орденом Святого Князя Владимира 4-й степени. В 1810 году - орденом Святой Анны второго власса.

В 1823 году он окончательно уезжает в Таганрог. Если верна традиционная дата его рождения (1750), он умер в 74 лет, если же по сведению А.С.Маркова, то в 93 года. В любом случае, он прожил жизнь, достойную восхищения и признательности потомков.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Газета «Волга»

2. Маркова А.С. Варваций.

3. Носова Н. Они вошли в историю Астраханского края.

4. Северный архив 1828 // Астраханские ведомости. 1881. №4, 1882. №12, 1816. №3. ПБЭ. Т.3. стр. 181-182.

5. Энциклопедия Брюгаузда Ф.А. и Ефронова И.А. (1890-1916 гг)