В конце нашего обзора публичных образовательных учреждений кратко упомянем о женском недомашнем образовании. У дворянских дочерей была возможность обучаться при монастырях - например, в воспоминаниях Эвы Фелиньской упоминается дама, учившаяся в монастыре визиток в Вильне. Причем оказалось, что она разбиралась в географии гораздо лучше Эвы (она даже знала, что такое Мюнхен и где он находится!). Также существовали женские пансионы. Образование в них не всегда было хорошим, многие современники жаловались на нравы, царившие в этих заведениях и на низкое качество преподавания.

Итак, какое же образование получали дворянские дети в Польше в первой половине XIX века? Обязательного образования не было, при желании родители могли дать своим детям только самые начальные знания, а можно было при желании учиться значительно дольше, даже в университете - в Вильно, в Харькове, в Санкт-Петербурге, Москве… Сложно сказать, какое образование было лучше - домашнее или школьное. Все зависело от обеспеченности родителей и их желания учить ребенка. В общем образование было скорее гуманитарным, с сильным упором на иностранные языки, а также латынь и классическую литературу, а не на естественные науки или технические предметы. Дворянин, получивший хорошее воспитание и образование, должен был уметь танцевать, рисовать и желательно музицировать, не говоря уже о верховой езде и фехтовании. Школьное образование, кроме собственно знаний, давало определенного рода опыт молодым дворянам, в этом коллективе зарождались дружеские связи, сохранявшиеся порой на протяжении всей жизни. В школьные годы, под влиянием учителей или вопреки ему, у детей и подростков формировались определенные политические взгляды, нравственные убеждения. В отличие от России, в Польше именно в этот период времени существовал значительный слой беднейшей шляхты, и хорошее школьное образование давало им кроме всего прочего возможность карьеры, а также возможность продолжения учебы в университете.

4. Игры и развлечения

Детство - это не только пора учебы, но и время игр. Для маленьких детей (дошкольного возраста) игра - это нечто большее, чем развлечение. С помощью игры ребенок познает мир, развивает воображение, осваивает новые роли, расширяет жизненный опыт. В коллективных играх ребенок приобретает первый социальный опыт, и т.д. По мере роста ребенка познавательная составляющая игры постепенно уступает место чисто рекреационной, и для подростков и взрослых игра - это уже просто вид развлечения. В этой главе мы хотим рассмотреть игры и развлечения польских шляхетских детей первой половины XIX века. В какие игры играли самые маленькие дети, дети школьного возраста, подростки? Какие игрушки были у детей? Какие развлечения существовали для детей, насколько дети принимали участие в развлечениях взрослых? Вот примерный круг вопросов, на которые мы постараемся ответить, опираясь на источники.

В наших источниках мы не находим сведений об играх самых маленьких детей. Такие игры связаны с детским фольклором - потешками, пестушками, песенками, сопровождавшимися качанием ребенка на коленях, это различные пальчиковые игры и т.д. А. Пахоцкая приводит в своей статье примеры упоминания таких игр в источниках. Обычно такими играми развлекали детей няньки. Дети, уже умеющие ходить и говорить, вплоть до детей младшего школьного возраста, часто играют в игры-имитации, в которых они повторяют какие-то действия взрослых. Например, Массалький вспоминал, как он с братом и другими детьми наблюдали за соседом, который устраивал поездки за фуражом, и играли потом в это. А. Пахоцкая называет аналогичные забавы: игра в богослужение, в господ и слуг, в похороны, в балы и т.д. В источниках есть много упоминаний о двух самых популярных видах игр: в куклы (в «дочки-матери») и в солдатики (в «войну»). Причем, согласно нашим источникам, в войну играли иногда и девочки.

Неотъемлемыми спутниками этих игр были игрушки. Это были куклы (которые изображали обычно взрослых женщин и иногда - мужчин, но, что примечательно, не детей), сделанные из дерева, папье-маше и других материалов, оловянные солдатики, глиняные игрушки-свистульки, деревянные лошадки, пушечки, сабельки и т.д. Желанной вещью был волшебный фонарь, который, однако, был доступен не всем. Набор возможных игрушек был довольно ограничен, они не производились в Польше промышленным способом и были довольно примитивны. Существовали более изысканные игрушки, которые предназначались для взрослых и могли быть достаточно дорогими, но они также могли служить и для развлечения детей. Это могли быть фарфоровые безделушки, искусственные цветы, ленты, медальоны, золотые цепочки, карты с золочеными краями и т.д. Пшецлавский вспоминал, что под Слонимом некто Цейзиг, местная знаменитость, прославившийся потом подделкой ассигнаций, дарил детям разные интересные вещи. «Нам детям он привозил разные свои изделия: это были резные коробочки, вещицы из слоновой кости и янтаря, клетки для птиц, все самой изящной отделки». У девочек ценились разные украшения: бусы, заколки, крестики. З. Фелиньский вспоминал, что его старшая сестра покупала на свои карманные деньги подобные вещи, чтобы потом дарить их младшим детям.

У детей дошкольного и младшего школьного возраста активно развиваются фантазия и воображение, которое имеет для них в этом возрасте гораздо большее значение, чем для взрослых. Именно воображение делало из подушек для дивана или палочек лошадей, из безделушек, стоящих в шкафу за стеклом - заколдованную принцессу, из точеных ножек мебели - огромные шахматы и т.д. Дети могут предаваться мечтам и фантазиям, моделируя различные ситуации из реальной жизни или создавая новые образы. С приходом романтизма фантазию стали оценивать положительно, но даже на примере наших мемуаристов видно двойственное, снисходительно-ироническое отношение к «витающим в облаках» детям.

С ростом ребенка игры приобретали более спортивный и развлекательный характер. Из подвижных игр упоминаются снежки, стрельба из лука, разные игры с мячом, который нужно было бросать и ловить («стенка», «перекати-поле»), с шаром (шарами), которые нужно было катать (битами или руками), игра в кегли, лапта. Подвижные игры, не требующие инвентаря, типа пятнашек (с разными вариациями), тоже часто упоминаются. Мальчишки играли в «войну», устраивая побоища «стенка на стенку» с разными правилами: чтобы победить, команда должна была взять штурмом «крепости» или сбить шапки со всех противников и т.д. Весной, когда снег таял и можно было снова гулять в лесу, в начале мая, устраивались «маёвки» - в источниках содержится много упоминаний о них. Это были пикники молодежи, с едой, песнями, развлечениями и играми.

В некоторые из упомянутых выше игр можно было играть и в помещении. Были и игры специально для того, чтобы играть в комнате - горячие стулья, волан, кольцо, фанты, живые картины и шарады. Из настольных игр упоминается лото, в которое дети играли на деньги. Большинство этих развлечений вели свое происхождение от салонных игр взрослых. Об этой тенденции пишет в своей книге «Ребёнок и семейная жизнь при Старом порядке» Филипп Арьес: многие игры, бывшие модными среди элиты как светские развлечения на балах и приемах, постепенно, выходя из моды, переходили в детскую и там сохранялись довольно долго как детские игры. Еще один тезис Арьеса, который, как мне кажется, находит свое подтверждение в наших источниках, звучит так: в XVIII и даже XIX веке не существовало четкого деления на детские и взрослые игры и развлечения, дети разделяли с взрослыми праздники, могли ездить с ними в гости, театр и т.д.

Существовало не так много специфически детских развлечений, зато развлечений, в которых дети могли участвовать наравне со взрослыми, было достаточно. Например, семейные праздники и съезды. Это могли быть именины, крестины, переезд, свадьба. Детей наряжали, они танцевали вместе со взрослыми, могли обедать / ужинать вместе со всеми, только спать их отправляли раньше, чем взрослые расходились. Также были церковные и народные праздники: Пасха, Рождество, Богоявление (Праздник Трех королей), Зеленые святки. Балы, съезды, маскарады устраивались и просто без повода. Особой привлекательностью для детей обладали театр, балеты, хоры и представления, в том числе любительские. Габриэла Пузынина вспоминает богатую программу своего пребывания у бабушки в Варшаве: детей возили в парки, «каждое утро отец отвозил нас осматривать какой-нибудь музей, обсерваторию, монетный двор или дворец: Зайончека, Потоцких, Красиньских, где были кроме прекрасных залов разные вещи, связанные с национальным прошлым или картины исторического содержания», «после обеда он предложил нам прогуляться до фабрики, где набивали разноцветные ситцы, и в школу плавания, главой которой был француз, Валентен Д'Отрив». Шляхта устраивала танцы даже как дополнение к охоте: мужчины уезжали охотиться, дамы заботились об угощении, а после еды вся компания начинала танцевать. Проходили разнообразные пикники - например, Пузынина описала пикник, который организовывала Изабелла Чарторыйская - каждая семья должна была привезти на него свое блюдо. Устраивалось катание на лодках, зимой - на санях, на коньках. Даже если дети не участвовали непосредственно в этих развлечениях, они слушали рассказы о них, что уже было немалой радостью.

Одним из видов развлечения были прогулки - в лес, в поле, к реке. Вместе со взрослыми дети собирали цветы, грибы, орехи и ягоды, девочки плели цветочные венки и гирлянды, мальчиков вместо со взрослыми могли брать на охоту. В имении одним из видов развлечения (а вместе с тем и обучения) был свой маленький садик (или участочек земли), за которым дети ухаживали - сажали цветы, пропалывали, поливали. В городе детей возили на прогулки в парки, аллеи, в публичный сад. Также детей, как, собственно, и взрослых, забавляло заниматься домашними животными - птицами, собаками, белками. У Эвы Фелиньской в детстве были щеглы, которых она вместе со своей двоюродной сестрой учила пить из наперсточка. Массальский в детстве много играл с собаками. У Пшецлавского был ручной филин - «Можно себе представить как я, 12-летний мальчик, любил свою редкую птицу и как заботливо за ней ухаживал», у двоюродной сестры Габриэлы Пузыниной, Хелены Тизенгауз, была любимая канарейка, после смерти птички безутешная хозяйка даже написала стихотворение в ее честь. Пузынина вспоминает, как в 1819 году (т.е. ей было 4 года) они играли с ручными белками. Есть два упоминания о том, что в усадьбе держали медвежонка.

Дети, росшие в городе, проводили свой досуг часто немного по-другому, чем дети, росшие в усадьбе. Так Зан описывает «достопримечательности, вокруг которых вращалось воображение минских детей до 1812 года»: «еврейка с бубликами, немец с пирожками, звонарь иезуит, сумасшедший Янек, медведи, колокольный звон в церкви, сад Карнеева, Золотая Горка и архиерей Потемкин». К этому списку Корзон добавляет другие «достопримечательности», которые дети посещали во время своих прогулок: окрестности городской тюрьмы, публичный сад, окрестности монастырей, и т.д.

Дети всех времен и народов любят сладкое. В первой половине XIX века дети не знали ни жевательной резинки, ни шоколада (по крайней мере, шоколада в форме плитки). Чем же угощали детей польской шляхты в это время? Эва Фелиньская получала от служанки, чьей любимицей она была, печеные яблоки в качестве угощения, ксендз, навещавший семью Вендорфов, привозил для детей в качестве гостинцев грецкие орехи. Эва Фелиньская пишет, что даже в праздники, на Пасху, выпечка не отличалась изысканностью: «Эта еда готовилась в значительно большем, чем принято сейчас, изобилии, но была менее изыскана, особенно кондитерское искусство, - оно стоит сейчас на более высоком уровне. <…> Главное заключалось в огромной массе дрожжевого теста, выпеченного в форме огромных булок, полных внутри изюма, с добавлением сверху миндаля. Одна часть этого теста красилась шафраном в желтый цвет, другая оставалась белой». Корзон описывает угощение, которым наслаждались минские гимназисты: «Но я бывал и свидетелем их радости, если на ужин хозяйка давала «мнихи», любимое, хотя и незамысловатое блюдо, потому что оно состояло из нарезанных грошовых бубликов, купленных у евреев, залитых кипятком с небольшим количеством масла», а также упоминает пряничных петушков, которых тоже можно было купить у евреек. Одынец, который сочинял за своих одноклассников стихотворные переводы для урока латыни, брал с них плату бубликами.

Над детьми шляхты из числа землевладельцев не нависала необходимость физического труда, кроме того, они не были, как правило, чрезмерно перегружены учебой - у них было достаточно времени для игр и развлечений. Век романтизма с его особым отношением к детям позволил ребенку быть ребенком и поступать в соответствии со своим возрастом: играть, дурачиться, воображать. «Место обитания» детей, т.е. и место, где они играли, определяло и саму природу игр - существовали подвижные, спортивные игры, игры для гостиной, ведущие свое происхождение от салонных игр взрослых, развлечения, связанные с уходом за животными и растениями. Многие развлечения, такие как посещения театра, балы, прогулки, не были специфически детскими - дети просто присоединялись в этом к взрослым. Игрушки, сами игры, а также такая детская радость, как сладости, в первой половине XIX века были незамысловатыми, тогда еще не было фабричного производства этих продуктов, поэтому детям шляхты приходилось довольствоваться тем, что есть. Но складывается впечатление, что этого было им вполне достаточно для счастливого детства.

5. Недетские события глазами детей

В третьей главе мы упоминали игру в войну и в солдатиков. Однако некоторым детям польской шляхты, росшим в первой половине XIX, пришлось повидать и настоящую войну. Ведь поход Наполеона на Россию, Заграничный поход русской армии, восстание 1830-31 года и последовавшая за ним Русско-польская война происходили именно в это время. Мы уже писали об избирательности памяти, особенно детской. Обычно лучше всего запоминаются эмоционально яркие эпизоды, положительно или отрицательно окрашенные. Именно поэтому во многих источниках приводятся впечатления из детства, связанные с событиями именно такого рода: страшным временем войны, восстания, мародерства и т.д. На детские годы наших мемуаристов пришлись также и другие крупные политические события - например, отмена церковной унии в 1839 году. Нам интересно в этом случае понять, во-первых, насколько события «взрослого» мира достигали детей и затрагивали детский мир, насколько дети участвовали в них; а во-вторых, как эти события и впечатления от них проникали в мир детей и трансформировались в детском воображении: запечатлевались в играх, детском фольклоре и т.д. При рассмотрении этой темы важно помнить, что воспоминания о крупных политических событиях особенно подвержены осознанной и неосознанной самоцензуре; это относится и к воспоминаниям детства. В соответствии со своими современными политическими взглядами и конъюнктурой авторы мемуаров приводят или опускают некоторые эпизоды детства, а приведенные происшествия оценивают в определенном ключе.

Такие события, как революция во Франции, разделы Речи Посполитой и наполеоновские войны в Европе были слишком далеки от авторов наших мемуаров - как во временном, так и в пространственном отношении, мы практически не видим упоминаний о них в источниках. Только у Эвы Фелиньской мы находим упоминание об этом, и то довольно поверхностное и не связанное с ней лично. «Каждый, у кого были глаза, смотрел, как одни государства рушились и распадались на части, а другие меняли свой облик; иные рождались снова как грибы после дождя, и опять исчезали, превращаясь в новое существование. Этот страшный грохот содрогавшейся Европы не мог заглушить музыку скверных музыкантов, ночи напролет игравших англезы, кадрили и мазурки. <…> И мы также, в присутствии значительнейших событий, происходивших как у нас, так и в Европе, за кулисами только и знали, что танцевать». Юзеф Пшецлавский упоминает континентальную блокаду, в которой участвовала Российская империя. Она вызвала дефицит и дороговизну некоторых товаров, например, тканей и, в частности, сукна (которое импортировалось из Англии). «В описанном положении литовским помещикам оставалось одно: ограничить по возможности свои расходы и обходиться тем, что производит сама местность. <…> Князья Любецкие, Пусловский, мой отец, граф Солтан, Микульские, Стровинские сшили себе венгерки для лета из домашнего небеленого холста, а для осени и зимы - из простого толстого сукна. <…> …я помню, как матушка вышивала цветной шерстью пелеринки к капотам из такой же материи для себя и для дочерей; нас, мальчиков, нарядили подобным же образом».

По крайней мере, в трех мемуарах мы находим описание событий 1812 года (в воспоминаниях Т. Зана, Э.Т. Массальского и Ю. Пшецлавского). Многие еще до 1812 года предчувствовали, что приближается война Франции с Россией. Уже с 1810 года в Российской империи и особенно в Западных губерниях появились французские шпионы. Массальский пишет, что никто не делал из этого секрета - даже дети знали об этом. «Наши взрослые наверняка хорошо знали, что это за люди, а земская полиция, еще выбиравшаяся из числа граждан, сама облегчала такие исследования страны. Наш дядя Ежи сам был тогда начальником земской полиции Игуменского уезда, и у него были такие гости, он сам их возил куда-то, и из этого почти не делалось секрета, потому что и мы, дети, знали об этом». Пшецлавский рассказывает похожий эпизод: его семья приняла (не очень понятно, осознанно или нет) французского шпиона, выдававшего себя за странствующего итальянского монаха. С началом войны и приходом французской армии на территорию Западных губерний генерал Ян Конопка начал формировать уланский полк для гвардии Наполеона. В него записывались многие молодые поляки. В частности, два гувернера братьев Массальских, их соседи и знакомые, двоюродные братья Пшецлавского и его дядя. Мальчики мечтали тоже попасть в армию: «Мне тогда был 12-й год, и я помню, как горько плакал я, что не мог быть товарищем брата Карла, который у нас воспитывался. И ему было не более 17-ти лет», «Мы плакали из-за того, что нам не разрешали [записаться в полк]», восхищались удалью военных. Подростки читали газеты, издаваемые французами, вместе со взрослыми, и вместе с ними горячо верили, «что все помещенные в этих газетах сведения о победах и продвижении Наполеона были чистой правдой, что русские везде терпят поражение и бегут, и что Польша возродится».

Постепенно, правда, с приходом настоящей войны, со всеми ее ужасами, и с проникновением истинных сведений о военных действиях и их предположительном результате, такой энтузиазм постепенно угасал - и у взрослых, и у детей. Немало несчастий приносили мародеры, следовавшие за французским войском. Семьи переезжали в поисках более безопасного места, прятались по лесам, прятали ценные вещи. Не раз жизнь родителей и родственников наших героев оказывалась в опасности. Безопасность могло обеспечить присутствие какого-нибудь «гарнизона» или хотя бы одного офицера или солдата в имении. Но иногда приходилось защищаться своими силами. «Я помню несколько наших столкновений с ними, потому что и я всегда с пистолетами в руке следовал за отцом с намерением защищать его жизнь, если бы кто-нибудь на нее покусился, но мне ни разу не довелось выстрелить, потому что эти мародеры, обычно трусы <…> убегали или после небольшого сопротивления сдавались».

Массальский описывает, как они втроем с отцом и соседом обезоружили банду мародеров. Одынец, который был в то время младше Массальского, скрывался некоторое время вместе со своей матерью и другими женщинами и детьми в лесах. Иногда им в буквальном смысле приходилось жить на хлебе и воде. Наконец им удалось найти себе охрану - одного солдата из Надвислянского легиона, который сопровождал и охранял их. Все увиденное и пережитое сильно влияло на воображение детей - Одынец пишет, что все события заставили его возненавидеть все французское так, что он даже отказывался учить французский язык. Солдат же, который защищал их, особенно после того, как он храбро расправился с мародерами, убившими ради забавы старика кузнеца и ограбившими костел, стал для мальчика настоящим героем, так что он сочинил хвалебную песню в его честь. «Я был так захвачен и вдохновлен этим, что в честь его геройского поступка сложил для него песню, по образцу тех, которые он мне пел. Я хорошо помню, что эти стихи я сочинял плача, не только от жалости, но и от злости и ненависти к французам. Ненависть так захватила меня, что только во время отступления, когда я не раз был свидетелем ужасной судьбы пленных, это чувство ненависти сменилось чувством не менее глубокого сострадания…».

Действительно, во время бегства французской армии многие укрывали бежавших французов, оказывали им определенную помощь, хотя это было запрещено властями. Пшецлавские разрешили жить некоторым из них в отдаленном флигеле, а 12-летний Юзеф носил им каждый день еду. «Я очень гордился таким поручением матушки, особенно таинственностью обстановки, доказывавшей, по моему пониманию, что я уже не ребенок». Еще во время военных действий Массальские собирали раненых поляков, ухаживали за ними и, переодев их в штатское, отсылали в другое имение под видом слуг. У Эдварда Томаша Массальского был свой подопечный, некий Чарнецкий, который выжил благодаря стараниям подростка. Массальские также оказали помощь и одному русскому офицеру. У Массальского даже была возможность сделать карьеру в российском артиллерийском полку, к которому ему предлагали присоединиться во время заграничного похода русской армии (из-за отличавшей его смекалки, проворности и хорошего знания французского языка), но его отец и он сам отказались от этой идеи.

Во время событий восстания 1830-1831 годов и Русско-польской войны Щенсному Фелиньскому было только 8 лет. Семья жила в имении на Волыни. Отец, находившийся на службе в Житомире, не мог добиться для себя отпуска, а гувернер, которого наняли для мальчиков, ушел в повстанческую армию вскоре после того, как войска генерала Юзефа Дверницкого дошли до Волыни. Военные действия проходили неподалеку от дома Фелиньских: «Местечко Боремель лежит едва в полуторах милях от Воютина, так что мы не нуждались в гонце, который донес бы до нас весть о начавшейся битве, ведь мы сами слышали каждый артиллерийский выстрел очень отчетливо. Как только шум орудий раздавался со стороны Боремеля, мы все выбегали в сад и оттуда с высокого холма прислушивались с бьющимся сердцем к этой непривычной для детского уха гармонии». Во время грабежей мать с детьми спрятались в саду. «Несмотря на то, что мы сильно испугались, все же страх не мог заглушить детское любопытство, так что мы из-за колючих баррикад следили за дорогой, высматривая, не показались ли еще обещанные гости».

Семья решила бежать в другое имение, находившееся на самой границе с Галицией. Там они скрывались в лесу, в сторожке российских пограничников, оставленной своими хозяевами: «Теплая, несмотря на то, что был март, погода, расстояние, отделявшее нас всего на полмили от дома, откуда можно было каждый день иметь свежие известия, наконец, покинутая избушка пограничника, которая в отсутствии хозяина охотно открыла нам свои гостеприимные двери, все делало это намерение подходящим и легким в исполнении, и даже придавало ему определенное романтическое очарование, что привлекало наше детское воображение». Им пришлось пережить немало невзгод, которые даже детям перестали казаться веселым приключением - семью арестовала австрийская пограничная служба, до выяснения дела их держали под арестом без возможности нормального пропитания, так что дети собирали в саду щавель для всей семьи, причем мать с шестью детьми должна была вот-вот родить седьмого, и т.д. Им все же удалось встретиться с отцом и вернуться благополучно в свое имение, в котором, правда, не было господского дома - он сгорел при пожаре. Семья жила в нанятой избе, дети спали на сене и играли целыми днями на свежем воздухе. «Среди нас всех только Паулинка разделяла беспокойства матери, поэтому не удивительно, что когда мы свободно и весело играли, ее лицо хмурилось, а душу отягощала тяжкая печаль».

Тадеуш Корзон, родившийся в год отмены церковной унии и выросший в Минске, воспоминает настроения того времени. Хотя сам он, как он пишет, не замечал разницы в поведении православных и католиков (из числа своих родственников и знакомых), он был знаком со страшными историями о замученных голодом монашках, о высланных в русскую провинцию инакомыслящих и т.д. Он вместе с другими детьми передразнивал звучание колоколов православного собора: «Ходи сюды, дам блин, дам блин». «В этом блине состоял намек на то, что православные заманивают католиков в свою веру материальными благами, потому что при обращении каждого простолюдина платили по 30 рублей» .

Итак, дети были очевидцами и иногда участниками больших событий, только более беззащитными и менее понимающими, чем взрослые. Кроме того, события большого мира взрослых проникали в мир детей, в их воображение. Там они переживали определенную трансформацию и выражались - в играх, в представлениях, господствовавших в школьной среде, в детском фольклоре. Примеры такой рецепции мы находим в наших источниках. Например, при игре в войну (в солдатики) дети часто делят стороны на «плохих» и «хороших», и часто игра носит «злободневную политическую окраску». Массальский описывает забавный эпизод из своего детства (1806 год): они с братом играли в оловянных солдатиков, существовало две армии: французская и русская, Наполеоном был самый большой солдатик со знаменем. Карлик с барабаном был Беннигсеном, командующим русской армией. «Бывало в пылу битвы, что тот, кто играл за русских, помогал французам, а стрелять в Наполеона никто не хотел». Случилось так, что когда дети в разгаре игры кричали «Москаль! Шельма! Беннигсен убит!» в комнату вошел настоящий генерал Л.Л. Беннигсен, который пришел с каким-то делом к отцу мальчиков. Отцу едва удалось как-то разрешить ситуацию.

В похожую игру, только без солдатиков, играли братья Массальские со своими товарищами по учебе в иезуитской коллегии, причем из-за того, что никто не хотел играть за «москалей», ими становились те, кто проигрывал партию в лапту. Подростки даже попытались совершить побег из коллегии с целью присоединиться к армии Наполеона (это было в 1813 году). Они нашли склад оружия, оставшийся в коллегии после одной из битв под Могилевом, и продумали план побега, который был очень похож на что-то из приключенческого романа, но явно имел мало шансов воплотиться в жизнь. Примечательно, что, как отмечает Массальский, даже мальчики из семей, в которых взрослые придерживались противоположных взглядов, вдохновились участвовать в этом побеге - именно из-за ореола приключения и подвига. Мальчики поручили лакею продать кое-что из их вещей, собирали в течение недели провизию, а один из них даже украл деньги у отца. Они договорились о соблюдении своеобразного «кодекса чести». В конечном итоге этот лакей, заработав на продаже вещей, и выдал весь «заговор» губернатору. «Если бы это произошло позднее, в конце правления Александра или во время правления Николая, мы несомненно пошли бы в солдаты, равно как и те, кто потом в других школах и за меньшие провинности пережили такое несчастье. <…> притом губернатор Толстой был человеком разумным и воспринял это как детские шалости <…> Тогда все это наше дело кончилось выговором и пропажей [проданных] вещей; один только Хлодковский пострадал за всех, потому что получил розог от своего отца».

Фелиньский описывает игру в войну, в которую любили играть гимназисты. Так же сложно было выбрать команду москалей, ими становились обычно младшие, а главой команды выбирался сын униатского священника, который заискивал и перед школьной администрацией, и перед гимназистами. Однажды эта игра имела тяжелые последствия: мимо игравших (как раз когда с криками «Вздернуть предателя!» сына униатского священника подвешивали, охватив веревкой под мышками, на ветку дерева) случилось проезжать русскому полковнику, который настоял на том, чтобы завели дело, и самый старший гимназист был отправлен в солдаты, остальные находились под арестом две недели.

Еще один маленький пример того, как политические взгляды взрослых затрагивали детей - среди ребят, с которыми играл в детстве Корзон, некоторые воспитывались в частном пансионе, в качестве наказания применялась шапка с ослиными ушами. И когда один мальчик однажды получил эту шапку, задетый насмешками других детей, он закричал: «Я не осел, я архиерей с хоругвями!», потому что православный архиерей как раз жил неподалеку от этого пансиона, и все дети знали о нем и об отмене унии и испытывали к нему соответствующие чувства.

Таким образом, из приведенных выше примеров видно, что дети и подростки вполне могли оказаться очевидцами и даже участниками современных им событий. Их участие и отношение к ним было наделено характерными чертами детства: дети сильно переживали, всему верили. Их простодушие, доверчивость, впечатлительность и отсутствие жизненного опыта заставляли их относиться к событиям немного по-другому, чем это делали взрослые. Они сильнее сочувствовали и эмоциональнее реагировали. Иногда же, не осознавая опасности, они относились к происходящему как к игре. Для подростков характерно стремление рисковать, совершать подвиги, придавать своим поступкам общественное значение, поэтому во время таких событий, как война, восстание, многие из них мечтали попасть в армию и совершать подвиги на благо родины. Не всегда эти порывы были основаны на каких-то глубоких убеждениях, просто подростки были сильно впечатлены происходящим, находились под влиянием взрослых и товарищей, а также представлений, почерпнутых из книг. В детской игре находили отражение события и представления мира взрослых.

Заключение

В этой работе была принята попытка исследовать польское дворянское общество первой половины XIX века, рассматривая эту проблему сквозь призму детства шляхты.

Дети в XIX веке занимали особую нишу в обществе и семье. Ими до определенного возраста занимались нанятые для этого (если у семьи были на это средства) няньки, гувернантки и гувернеры, но родители также уделяли внимание своим детям. Семья играла в жизни детей важную роль. Вполне могли быть доверительные отношения детей и родителей, особенно детей с матерью. Однако дети никогда не были для взрослых на первом месте или в центре внимания.

У детей шляхты были лучшие возможности для получения образования. Не всегда все ими пользовались, но существовало несколько вариантов обучить своих отпрысков: домашнее образование, публичные школы (для мальчиков / юношей и для девочек / девушек), университет. Школы могли быть религиозными (при монастырях) и светскими. Качество образования сильно различалось в зависимости от учебного заведения и учителей. В программе (хотя не всегда была систематическая программа) преобладали иностранные и древние языки и классическая литература. Не стоит забывать и различные навыки, которыми обязаны были владеть дворяне: танцы, рисование, музыка, верховая езда и фехтование.

Как правило, не очень напряженная учеба и отсутствие необходимости физического труда (это относится к землевладельческой шляхте) давали возможность детям быть детьми и проводить свое свободное время в играх. Дети могли также участвовать в некоторых развлечениях взрослых - театр, балы, прогулки. Правда, существовали некоторые ограничения - детей могли отправить спать пораньше и т.д. В отношении игрушек можно сказать, что, хотя они были, они не отличались значительным разнообразием. Тогда в Польше не существовало ни фабричного производства игрушек и товаров для детей, ни, тем более индустрии детских развлечений.

Из источников видно, как события XIX века отразились в сознании детей, бывших их современниками. Они воспринимали их острее и ярче, чем взрослые, и сильнее на них реагировали. Герои и происшествия того времени входили (в несколько преображенном виде) в детские игры, сохранялись в детском фольклоре, по-своему оценивались в школьном обществе, в среде подростков.

Исследование детства польских дворян остается актуальным. Это актуально с точки зрения истории повседневности, истории материальной культуры, общественных отношений, истории образования. Поняв, как росли дети польской шляхты, можно будет яснее увидеть, почему польское общество было именно таким, каким оно было. У нас нет недостатка в источниках, особенно таких, как мемуары и воспоминания. Возможно привлечение и других типов источников, таких как переписка, документы, связанные с системой образования и т.д. Было бы чрезвычайно интересно привлечь аутентично детские источники - т.е. такие, авторами которых являются дети. Изучение этой темы позволит по-новому взглянуть жизнь польского общества в XIX.

Список использованных источников и литературы

1. Felinska E. Pamietniki z zycia Ewy Felinskiej. T. 1. Wilno. 1856.

2. Felinski Z.S. Pamietniki ks. Zygmunta Szczesnego Felinskiego, arcybiskupa warszawskiego. Cz. 1. 1822-1851. Krakow. 1897.

3. Felinski Z.S. Paulina, corka Ewy Felinskiej. Lwow. 1886.

4. Golebiowski L. Gry i zabawy roznych stanow w kraju calym, lub niektorych tylko prowincyach. Warszawa. 1831.

5. Korzon T. Minsk w polowie XIX wieku: Ze wspomnien osobistych. Minsk. 1906.

6. Massalski E.T. Z pamietnikow (1799-1824) // Z filareckiego swiata: Zbior wspomnien z lat 1816-1824. Warszawa. 1924. S. 207-303.

7. Odyniec A.E. Wspomnienia z przeszlosci: opowiadane Deotymie. Warszawa. 1884.

8. Puzynina G. W Wilnie i we dworach litewskich (1815-1843). Krakow. 1990.

9. Zan T. Notatki pamietnikarskie (1799-1824) // Z filareckiego swiata: Zbior wspomnien z lat 1816-1824. Warszawa. 1924. S. 181-205.

10. Пржецлавский О.А. Калейдоскоп воспоминаний Ципринуса. 1811 и 1812 года. // Русский архив. 1872. №12. С. 2269-2334.

11. Литература

12. Kaniowska-Lewanska I. Literatura dla dzieci i mlodziezy do roku 1864. Warszawa. 1973.

13. Kot S. Historia wychowania. T. II. Warszawa. 1934.

14. Wolczuk J. Rosja i Rosjanie w szkolach Krolestwa Polskiego (1833-1862). Szkice do obrazu. Wroclaw. 2005.

15. Арьес Ф. Ребёнок и семейная жизнь при Старом порядке. Екатеринбург. 1999.

16. Бовуа Д. Гордиев узел Российской империи: Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914). М. 2011.

17. Поляки в Петербурге в первой половине XIX века. Сост., предисл., подгот. и коммент. А.И. Федуты. М. 2010.

Размещено на Allbest.ru