С началом, в сентябре 1939 г., второй мировой войны масштабы политических репрессий в Советском Союзе резко сократились. Были восстановлены в своих званиях и должностях многие отбывавшие тюремное заключение "враги народа" из числа военачальников и специалистов народного хозяйства. Выселение же целых народов из мест их постоянного проживания (немцы, калмыки, крымские татары, балкарцы, чеченцы, ингуши, карачаевцы и др.) или жесткое и подозрительное отношение советских властей к своим гражданам, возвращавшимся из фашистского плена, во многом объяснялось исключительной остротой политической и военной ситуации в стране и на международной арене и вряд ли может быть идентифицировано как государственный терроризм, хотя подобные попытки и имеют место.

В военное и послевоенное время в стране обозначились два региона, где активно проявился политический терроризм: это Прибалтика и Западная Украина. Здесь местные сепаратисты, опиравшиеся в своей деятельности на идеологию национализма и воинствующего клерикализма, с момента присоединения данных территорий к СССР стремились развернуть бескомпромиссную борьбу с центральной властью. Во время Великой отечественной войны, когда западные районы Советского Союза были оккупированы немецкими фашистами, националисты тесно сотрудничали с ними. Достаточно вспомнить в этой связи масштабные террористические акции по уничтожению львовской творческой интеллигенции или истреблению еврейского населения бойцами фашистско-националистического батальона "Нахтигаль", созданного главарем ОУН С. Бандерой по поручению Абвера-II еще весной 1941 г. Характерно и то обстоятельство, что диверсионно-террористическая деятельность батальона "Нахтигаль" осуществлялась с благословения наместника папы, главы греко-католической церкви в Западной Украине графа Андрея Шептицкого, а многие униатские священники вступили в батальон и с оружием в руках принимали активное участие в карательных операциях. Данное обстоятельство еще раз свидетельствует, что воинствующий клерикализм и национализм способны, подпитывая друг друга, порождать масштабные проявления терроризма.

После окончания Великой Отечественной войны националисты в республиках Прибалтики и Западной Украины, лишившиеся мощной военной поддержки германских фашистов, при которых исполняли второстепенные, подчиненные роли, будучи неспособными открыто противостоять мощи всего государства, вынуждены были уйти в подполье и еще более активно прибегать к террористическим методам в борьбе с советской властью.

О масштабах этой преступной деятельности можно судить, например, обратившись к материалам уголовного дела лишь одного из украинских националистов, руководителя ново-ярычевского районного "провода" ОУН Романа Щепанского, осужденного в октябре 1954 г. Военным трибуналом Прикарпатского военного округа к высшей мере наказания. В приговоре, в частности, констатировалось: "За время пребывания Щепанского в ОУН по его указанию и с его личным участием подчиненными ему бандитами на территории Львовской области и города Львова совершен ряд террористических актов над представителями органов советской власти и советскими активистами и ряд злодеяний в отношении советских граждан, во время которых девяносто три человека было убито и семнадцать ранено".

К началу 50-х годов терроризм как один из наиболее эффективных инструментов организованной политической борьбы с существующим строем в Советском Союзе прекратил сове существование, так как и сами организационные структуры сепаратистского терроризма были к этому времени ликвидированы.

Можно утверждать, что с середины 50-х годов до конца 80-х терроризм как системное социально-политическое явление исчез из жизни государства и общества. Однако отдельные проявления террористического характера, иллюстрирующие тезис о том, что для каждого правила существуют исключения, все же имели место. Наиболее ярким примером применения политически мотивированного насилия, также выросшего из идеологии национализма, вероятно, может служить серия взрывов, осуществленных в конце 1978 г. в Москве (на ул. 25 Октября, в магазине на площади Дзержинского и в метро) членами нелегальной партии "Дашнакцутюн" Затикяном, Степаняном и Багдасаряном. От взрыва их самодельного взрывного устройства, сработавшего в вагоне метро между станциями "Измайловский парк" и "Первомайская", погибло 29 человек. По заявлениям террористов, они "боролись против советского ...строя, а следовательно, против Москвы. Они решили мстить русским, неважно, кому именно: женщинам, детям, старикам - главное, русским".

В период с середины 50-х до конца 80-х годов имели место и проявления так называемого центрального террора, когда в качестве объектов покушений выступали представители верхнего эшелона власти. Однако ни один из них не был продуктом серьезной подготовки иностранной спецслужбы или террористической организации внутри страны. Все выявленные факты такого рода носили характер проявлений индивидуального терроризма, причем - и это следует подчеркнуть - исполнителями таких покушений чаще всего были лица с серьезными отклонениями психики. Так, шизофреником оказался В. Ильин, намеревавшийся 22.01.69 г. стрелять в Л. Брежнева, невменяемым признал Московский городской суд А. Шмонова, пытавшегося 7.11.90 г. на Красной площади произвести выстрел из обреза охотничьего ружья в М. Горбачева.

Но уже к началу 90-х годов крайне противоречивые болезненные процессы, протекавшие в стране, породили целую гамму обстоятельств, благоприятствующих возникновению террористических намерений и, самое главное, успешной их реализации. Терроризм в России "взорвался".

Заключение