Проблема опровержимости политических концептов

При выборе политических решений/программ/ценностей смутные посылки обычно не могут стать предметом эмпирических исследований. Это порождает безостановочную дискуссию о специфике нынешнего общества, в которой перемешаны дескриптивные и нормативные факторы поведения людей. Для преодоления этой дискуссии необходимо учитывать специфику мнений о тенденциях. Количество аспектов изменения социальных тенденций беспредельно. В политике изменение суждений о тенденциях это следствие изменения индивидуальных суждений для адаптации к изменившимся обстоятельствам. Данные метаморфозы выражены в политических оценках, взглядах, теориях и аргументах. Истинность суждений о тенденциях всегда имеет проблему. Общественный аргумент от тенденции становится началом ее изменения и разрушения. Открытие тенденции нередко изменяет убеждения политики. Строгой методы анализа данных изменений не существует. 

Отсюда, индивидуальный выбор не есть основание социальных приоритетов, а социальные и политические институты не воплощают указанный выбор. Этот выбор невозможно воплотить на практике. Требуется пересмотр принципов справедливости и суверенитета, сформировавшихся в Новое время и до сих пор легитимизирующих государственный беспредел. 

Аналитическая политическая наука рассматривает распределение власти и соотношение между намерениями властвующих и социальными последствиями, к которым они привели. Намерения укрепляются в политструктурах и обретают самостоятельность, создавая преграду другим способам осуществления власти. Социальные и политические структуры -- продукты массы мимолетных следствий деятельности множества субъектов. Так и определяется основная проблема АПН: как человеческие действия воплощаются в жизнь с помощью структур, в коих воплощены предшествующие уклады социальных сил?

При ответе на вопрос нужно учитывать феномен зыбкости демократии. Он выражен в невежественности избирателей, безответственности элит, недочетах политического рынка и отсутствии соответствия модели взаимных услуг в настоящей политике. В большинстве люди не выполняют функции гражданина. Отказ от участия в выборах -- распространенный способ индивидуального поведения. Демократия считает нормой незнание избирателей. Избиратели идут по линии чувств, а не разума. Отсюда институт выборов иррационален и потерял смысл.

При демократии присутствует безответственное осуществление власти политическими элитами. Периоды внутренней политики определены воспроизводством глобальных структур на различных уровнях власти. В данных структурах акцентирован выбор группы лиц и организаций, власть которых не зависит от процедур демократии. Следовательно, диспропорция власти -- закономерность демократии универсального типа. Она усугубляется структурной властью среднего избирателя и отношением между центром и периферией внутри страны и на международной арене. В итоге демократия воспроизводит колонизацию внутри страны и за рубежом. Демократия воплощает надежду на смягчение экономической эксплуатации и политического угнетения путем регулярной смены правительств и парламентов. В социализме воплощение надежды на справедливое распределение богатства и финансов. В 20 веке обе надежды потерпели крах. Носителями несоответствия при социализме оказались лица и группы, политически ответственные за обеспечение равенства. Нормативная же теория демократии не учитывает мимолетный социально-исторический характер прав и свобод. Для прогресса дескриптивной теории демократии нужно синтезировать критику теории прав человека с критикой конкретных обществ и социальных ситуаций и откинуть иные варианты авторитаризма. Данный политический строй состыковывает свойства экономической эксплуатации и политического гнета под личиной «развития экономики». Нормативное политическое знание вбирает легитимизацию, критику и делегитимизацию всех политических факторов, течений и систем. Указанные цели не в целом воплощаются в аналитическом правоведении и аналитической философии права.

Оба направления изучают природу и легитимность государства как источника права, а также конкурирующие концепции природы права и юридические аргументы при выборе, интерпретации и применении законов. Выводы современных концепций политического реализма, экономического, критического и феминистского анализа права состоят в следующем: уголовное судопроизводство и конституционное право неэффективны; гражданское судопроизводство зависит от материальных интересов индивидов и групп. Установленные и фактически исполняемые законы отождествляются; невозможно строго определить цель, эффективность и политические последствия любого закона и законодательства в целом; на процессы применения права влияют лица, группы и организации; правовой формализм невозможно воплотить в социальную жизнь и юридическую практику; юристы смешивают правовую идеологию и социальную реальность; юридические дискуссии не решили ни одной социальной и политической проблемы; определение границ свободы порождает юридическую казуистику; каждый закон имеет одновременно положительное и отрицательное содержание; чем больше государство и политика довлеют над правом, тем ниже его эффективность; правовое регулирование социальных отношений неэффективно; перспективы юридического регулирования социальных отношений зависят от меры противостояния права государству и политике. На основании аналитической политической философии легитимность можно определить как такое воплощение постулатов свободы и равенства, при котором согласие граждан с любой властью любого правительства минимально.

Все властные структуры, лица и группы находятся под постоянным подозрением большинства общества. Люди обращаются к власти в исключительных случаях, отсюда все политические институты находятся на грани краха. При маленьком шансе граждане выказывают гражданское неподчинение и при малейшей необходимости опрокидывают власть. На этом пути обретает особенную значимость - братство.

Братство не сводится к выбору между нейтральностью и общим благом, автономией и общими целями. Проблема братства заключена в разъяснении аспектов национализма, а также схем, которые он предлагает для управления в рамках национальной общности. Если политическая реальность нации определяется государственными границами, то проживающие в таких границах граждане не являются братской общностью. Принципы равенства и свободы, выстроенные на либерализме, не выходят за рамки государственных границ. А коммунитаристские течения всеобщего блага и достойной жизни не являются общими, т. к. модифицируются государственными границами. Поиски оснований принципа братства остаются актуальной проблемой, не разрешенной ни классическими, ни постклассическими идеологиями. В сравнении с тотальной критикой нынешнего индустриального общества и основных идеологий современности проблема братства -- один из слабых пунктов коммунитаризма.

Сепаратизм создает угрозу мифу о неизменности государства, тогда как автономизм нацелен против суверенитета. Сецессии не крушат принцип современного международного порядка, по которому отношения суверенных государств регулируются международным правом. Успех автономизма приведет к тому, что суверенное государство будет исключением, а не правилом присутствующего миропорядка. Проблема сепаратизма решаема в рамках существующей структуры международного права и международных отношений. Сепаратизм -- это исключительная реакция на конфликты и схватку групп за самостоятельность внутри государств, граница на шкале данной борьбы. Аргументы за и против отделения разрешает систематизировать проблемы групповых конфликтов, включая оправдание сепаратизма. 

Часто распространены следующие аргументы права групп на сецессию: ликвидация последствий прошлых аннексий; самозащита; дискриминация в распределении. Сецессия -- это разрыв прежних политических обязательств и переход территории под власть нового государства. Следовательно каждый аргумент за отделение обязан обосновывать права сепаратных групп на эту территорию. Для сотворения теории сецессии нужно рассмотреть не только аргументы за, но и против отделения. Чаще всего популярны 2: преодоление анархии; избежание политических торгов, подрывающих принцип большинства. Сецессия -- последняя форма разрешения групповых столкновений в государстве. Теория международных отношений разъясняет и обосновывает сферу и пределы действия массу прав сецессии. По мере всеобщего согласия с этой теорией возможна радикальная метаморфоза существующих концепций государства, суверенитета и международного права.

До сей поры есть классическое убеждение: суверенитет есть абсолютное благо, а иные государства не должны вмешиваться в чужие дела. Эти убеждения обоснованны, но приоритет одного из них определяется политическими действиями. Теоретическая рефлексия может быть направлена на попытки подавить одно из них. 

Права человека не ограничиваются понятием «свобода». В их базе заложена идея автономного индивида, который устраивает жизнь по собственному усмотрению.

Данная идея включает достойную жизнь в соответствии с нормами субъективности, выбора и личной ответственности. Любой из людей ценит собственную субъективность и на базе запрета противоречия обязан оценивать жизнь иной другой субъективности.

Если индивид отрицает субъективность иного человека, его рассуждение и поступки нерациональны. Итоговое решение указанного вопроса включено в область метаэтики. В каждом случае субъективность играет главную роль в дискуссиях современности по правам человека. Привлекательность прав человека разъясняется тем, что они дают гарант каждому индивиду на право жить в соответствии со своими чувствами и разумом. Такова современная идея принципа Канта: человечество в каждом индивиде есть цель сама по себе, а не средство достижения других целей. Важнейший моральный факт человечества -- способность каждого человека пользоваться субъективностью согласно практическому разуму.

Но большинство людей руководствуются своим и чужим своекорыстием. Следовательно, мы видим, как вытекает физическое, политическое и духовное рабство как подвиды несамостоятельной жизни. Государство современности закрепляет эти виды рабства. 

В их среде главную роль исполняет собственность. Нынешняя теория собственности -- это легитимизация частной собственности путем исследования и интеграции ее политических, экономических, правовых, психологических и социологических аспектов.

Но легитимизация частной собственности стоит перед неразрешимой дилеммой: как устранить разрыв между всеобщей ценностью как начальным пунктом аргументации и спецификой конкретных систем собственности, которые нуждаются в легитимизации? Элементы каждой реальной системы собственности противоречат друг другу и не хотят согласования. Фактами такого противоречия может быть ряд концепций собственности. Непротиворечивая легитимизация собственности нереальна по причине синхронной связи и конфликта между собственностью, свободой и производительностью труда. При том приходится использовать только те части обоснования, которые могут выдержать теоретическую критику и политическое противостояние. Но для реализации подобной системы собственности нужно или установить мировую демократию, либо ограничить частную собственность в пользу распределения. Но все же детализированный анализ существующих концепций показывает, что все аргументы, обращающиеся к правам, не в состоянии ни адекватно описать, ни обосновать общество, в котором одни индивиды обладают огромной собственностью, а у других нет ничего. Шаблон права собственности как законного права человека в лучшем случае шарлатански используется для обоснования вопиющего неравенства нынешних обществ. 

Перемена одного аргумента в общей цепи аргументации ведет к другим обратным выводам. При создании общей теории собственности встает проблема пределов обоснования. Частная собственность не может быть обоснована никакими индивидуальными аргументами. Попытка же связи разных концепций для создания всеобщей теории собственности диктует отвергнуть настоящее бытие любой системы собственности. Все большее количество профессионалов предлагает реформировать институт частной собственности. Чем более рынок влияет на реальность современного мира, тем более потребность реформы. Таков основной вывод теперешней теории собственности, непосредственно синтезированный с вопросом о справедливости.

В основании человеческого стремления к справедливости заложены не столько реальные потребности, сколько жадность, эгоизм, зависть. Следовательно справедливость часто становится суррогатом морали. Честный человек частенько сталкивается с ситуациями, в которых дихотомия «эгоизм-альтруизм» выплескивается за пределы справедливости и не решает проблему распределения.

Есть целая сфера опосредованных социальных чувств и способов поведения. Они смешивают справедливость и альтруизм, передают реальные и мнимые предметы во имя справедливости или являются добровольной реализацией справедливости.

Эта сфера конституируется солидарностью, которая сдерживает общество от крушения. Справедливость -- это социальное свойство, определяющееся традициями, культурой, смыслами и практиками. Для анализа генезиса, воспроизводства и модификации нормы справедливости необходима разработка понятий и выводов чистой теории справедливости. Данная теория невозможна без использования разнообразного эмпирического материала, привести в систему который способствует понятие эффективности.

В нынешней политической теории фиксирован конфликт равенства и эффективности (по теории Гоббса), обусловленный зависимостью производительности индивида от стимулов. Индивидуальные стимулы нужно использовать для производства огромного количества товаров, подлежащих распределению, и преимущественного вознаграждения эффективных производителей большей долей богатства, доходов и потребления в сравнении со средним уровнем. Ролз ограничил выбор возможных результатов для ликвидации неопределенности эффективности (по теории Парето). Ролз делает акцент на значении неясных ценностей и целей (беспристрастие, достоинство, автономия индивида). Гоббс в аналогичном случае ссылался на эпистемологическое незнание.

Коуз использует рыночные ценности для совершения сделок, позволяющих выходить за границы закона. Ролз использует фактор равенства для элиминации массы возможных политических решений и формулировки императива: мало обеспеченные должны жить лучше всех. Вслед за Гоббсом Ролз исследует общую структуру политико-правового порядка и (в отличие от Коуза) не занимается частными взаимодействиями в границах установленного политико-правового порядка. 

Аналитические дисциплины сформулировали цепочку конкретных проблем, категорий, понятий и принципов анализа философских, экономических, социологических, политологических и историографических факторов политического бытия и мышления. Отсюда, выводы аналитических дисциплин, возможно, применять для оценки состояния всех перечисленных наук и для описания, оценки политического преображения в РФ. Симбиоз аналитических дисциплин показывает иную в корне структуру познавательных и практических проблем теории политики.

Аналитический подход к политической теории дает возможность уточнить ее главные понятия и дать строгую систематизацию возникающих проблем. Дальнейший этап -- эмпирическая проверка всех сформулированных положений в контексте истории и функционирования конкретного общества и государства. Для этого нужно пересмотреть существующие концепции и практику прикладной политологии, т. к. она в большей степени находится в зависимости от политической конъюнктуры.



2. АНАЛИЗ ПОЛИТИЧЕСКИХ КОНЦЕПТОВ

2.1 Политическая концептология как междисциплинарный подход к исследованию

Жизнь сегодняшнего коммуникативного общества, в конце концов, начинает определяться противоречиями, рождаемыми разницей ценностных ориентаций между индивидумами и социально-политическими реалиями, что выражено в подъеме степени ценностной конкуренции.

Анализ и как следствие преодоление, как принято, ценностной конкуренции может быть благодаря развитию концептуального междисциплинарного исследовательского подхода. Очень хочется подчеркнуть то, что внедрение которого, в общем, то, дает шанс выработки универсально-значимых методик анализа ценностей. Было бы плохо, если бы мы не отметили то, что политическая концептология может быть подходом, способным как бы преодолеть этот барьер. В.П. Макаренко рассматривает как бы политическую концептологию как междисциплинарный подход к исследованию, осознанию и моделированию политической действительности в ее взаимную связях со всеми областями социальной природной действительности. Все давно знают, что концептологическая методология в итоге интеграции методик также предоставляет возможность выработки более обще пригодной методологии понимания ценностных, аксиологических свойств, присущих политическим концептам и концептуальным образованиям, выражающимся в ориентире, стремлении человечества к тому, что значимо для любого из них.

Проанализируем механизмы анализа аксиологической части концептуальных образований, в отличие от понятий, содержащих лишь информацию объективного нрава.

Концепты включают аксиологическое поле, формирующиеся под действием ценностной стороны реальности. Концепт - это ментальное образование, функционирующее в разных сферах публичного сознания (в научном, политическом, философском, религиозном, идеологическом, обыденном), коим соответствуют определенные виды дискурса. Необходимо подчеркнуть то, что политические концепты имеют не считая понятийного, к тому же образное, аксиологическое, поведенческое, этимологическое и культурное измерения.

Сложность анализа концептуальных образований, рождаемых плюрализмом ценностей, можно связать с анализом способностей самих ценностей, с исследованием закономерностей появления их развития в социально-политической действительности.

Ценности - мыслительные образы, фиксирующие рвение человека к, как все знают, тому, что предстает для него как важное, как нужное.

Аксиология - (от греч. axia - ценность и logos - учение) - философская дисциплина, изучающая категорию «ценность», свойства, структуры и иерархии, как принято, ценностного мира, методы его познания и его онтологический статус, также природу и специфику ценностных суждений.

Для исследования концептуальных образований, которые часто отражают ценностные тенденции, присущие данной реальности, можно, в конце концов, применять механизмы субъективации объектов исследования, которые включены в состав ресурсов концептологии. Личностный опыт индивидума как раз отражается в содержании концепта, отождествляясь с эпистемологической социально-политической парадигмальной определенностью.

Личностный опыт - это процесс и итог проживания и переживания человеком социально-культурной либо социально-политической определенности, его внешних и внутренних отношений с реальностью. Все знают, что во внутренних отношениях личностный опыт представлен взаимосвязанными и взаимодействующими мыслительными формами, которые во внешних отношениях, в конце концов, воспроизводятся как поведение и деятельность человека.

Таковым образом, находится, что ценности в значимой мере появляются в итоге работы личного сознания и как бы являются элементом личного опыта человека. Как бы это было не странно, но ценности выступают как мыслительные образы коллективно-личностного восприятия мира, фиксирующие рвение человека к тому, что значимо для него само по себе и что описывает предметную направленность его активности при установлении как бы социально-политической формы его отношений с реальностью.

Ценности - это рвение к важному для самого себя. Всем известно о том, что выделить что-то как значительное человек может в итоге исследования, оценки либо сопоставления опыта. И даже не надо и говорить о том, что проблема, стало быть, заключается в том, какие механизмы разрешат это сделать с ценностями больших концептуальных образований? Эту познавательную операцию можно, наконец, выполнить в процессе исследования концептуальных образований с учетом ценностной специфичности в рамках определенного коммуникативного дискурса. Возможно и то, что данная методология наконец-то разрешит индивидумам, стало быть, ориентироваться в плюральном пространстве концептов и ценностей, которыми заполнена сегодняшняя социально-политическая действительность.

А.В. Лубский говорит, что такового рода ориентация реальна и уже как бы работает в рамках тенденции, в какой, наконец, возникает тип ученого, «способного быть, как мы привыкли говорить, субъектным в производстве новейших научных познаний о политической действительности. Вообразите себе один факт, что эта субъектность наконец-то проявляется в свободе научного творчества, которая выражается в том, что ученый, преодолевая «методологический прессинг» дорогой самоутверждения и самоактуализации, становится «автономным исследователем» и присваивает для себя право также выбирать методологические основания собственной профессиональной деятельности и создавать личностно направленные картины изучаемой политической реальности».

Выходит, так что исследователь не считая понимания социально-политического контекста, получает возможность сопоставить собственную мировоззренческую парадигму, субъективируя объект анализа . И даже не надо и говорить о том, что тем он имеет возможность вносить конфигурации, выстраивать определенную линию развития политической действительности, которая, в общем, то, зависит от его мировоззренческой парадигмы, формирование которой, в общем, то, происходит на базе своего социально-политического опыта.

В границах данного перехода формируется новейший тип методологического сознания. Возможно и то, что субъект социально-политического деяния наделяет исследуемый (анализируемый) объект своим ценностным оттенком.

Тем он, стало быть, преобразуется из природного объекта в продукт субъективного творчества и личностную действительность за счет внесения в него ценностных, поведенческих, этимологических и культурных оттенков, что приводит к изменению исследуемого объекта. Аксиологический оттенок, сумма взглядов, отраженных в личной мировоззренческой парадигме, которая как раз формируется на базе коллективного сознания с учетом личного опыта - это процесс личной субъективации. Необходимо подчеркнуть то, что ценностью в нем как раз оказывается хоть какой предмет, владеющий значением для индивидума либо для членов какой-нибудь социальной группы.

Исследование этого процесса может быть благодаря методологическим ресурсам концептов, междисциплинарным подходам к исследованию, анализу, также средством сопоставления концептуальных образований (в близких эпистемологических рамках), содержащих не считая понятийного вида еще ценностные, поведенческие, этимологические и культурные образования.

2.2 Политические концепты нашего времени и проблема их опровержения на современном этапе

политический концепт философия теория

На политическом пространстве сегодняшней РФ прогрессирует масса политических процессов. Всем известно о том, что для нас больший энтузиазм как бы представляет развитие целостного политического процесса, приведшее к значимым изменениям и в форме правления, и в содержании политического режима. Само - собой разумеется, иными словами, идет речь о коренных конфигурациях в политической системе государства. Очень хочется подчеркнуть то, что естественно, что в связи с этим перед нами особенно ярко становится проблема опровержения обычных политических концептов. Начавшийся в 2008 году, как всем известно, очередной шаг государственных преобразований в РФ был сопряжен со сменой идейного концепта, символизирующего еще одну попытку аргументации со стороны Власти как бы избранных путей реализации реформ. Несомненно, стоит упомянуть, что предложенная ранее для обоснования политики второго российского президента концепция, как многие думают, «суверенной демократии» встретила суровую критику со стороны экспертных кругов как в РФ (В. Соргин, И. Клямкин, О. Крыштановская, Д. Орешкин и пр.), так и за рубежом (Г. Хейл). Надо сказать то, что ответом на обрушившуюся как со стороны научного общества, так и со стороны практиков критику по отношению к концепции «суверенной демократии» стал выбор модернизационной теории в качестве идейного проекта, легитимирующего избранный курс реализации государственных преобразований. Базисные концепты и идейные принципы модернизации страны были сформулированы в также веб-статье Д. Медведева «Россия, вперед!». Необходимо отметить то, что программные задачи по достижению заявленных в статье целей были, в конце концов, обозначены Д. Медведевым в Послании Федеральному Собранию РФ от 12 ноября 2009 г. Обращение российской Власти к идейным концептам теории модернизации обосновано целым рядом конфигураций, произошедших за период реализации государственных преобразований, в системе ценностей русского общества, научном и политическом дискурсах. После обрушившейся всесторонней критики в 1960-х гг. модернизационная парадигма претерпела, как все знают, суровые содержательные трансформации, приведшие к возникновению целого ряда неомодернистских концепций: теории социокультурных конфигураций Р. Инглехарта, теории «хорошего общества», концепции устойчивого развития, теоретические модели локальной и государственной модернизации. Все знают то, что систематизируя опыт удачных и неуспешных, «конфликтных» модернизаций, неомодернистские теории как бы дают целый ряд моделей, методологий перехода от обычного типа общества к современному, и дальше - от современного к постсовременному. И даже не надо и говорить о том, что основным достоинством предлагаемых в рамках неомодернистких концепций методологий оказывается возможность учесть социокультурные причины, геополитические и внешнеэкономические условия модернизации, индивидуальности доминирующих в переходных государствах политических режимов.

Надо сказать то, что в практическом плане довольно адаптивная методология обновленных модернизационных концептов как раз разрешает спроектировать разные варианты, модели модернизации в зависимости от степени влияния аспектов, сопряженных с национальными особенностями сформировавшейся системы ценностей общества, традиций управления государства, характера экономики и моделей экономического поведения социума. С. Хантингтон показывает возможность модернизации и без вестернизации, перехода на современный тип экономики, системы отношений общество - государства без смены культурного кода, без отказа от национальной идентичности.

Новейшие индустриальные страны Юго-Восточной Азии удачно модернизировались без ломки традиционных структур общества, базируясь на тех традиционных ценностях, которые смогли бы обеспечить реализацию новых задач, отвечающих целям прогрессивного развития государства. Общинный характер общественных отношений, иерархическая пирамидальная система управления, восприятие обществом и политическими элитами целей государственного развития органично вливались в задачи модернизации, дав разрешение юго-восточным обществам выйти на более высокий уровень экономического развития.

Сформулированный в рамках неомодернистских концепций подход имеет обширную методологию для исследования особенностей трансформационных процессов в России. Цивилизационные архетипы российской национальной ментальности и политической культуры всегда играли одну из ведущих ролей в определении путей общественно-политических преобразований России.

С доминантой патриархально-подданнических архетипов российской политической культуры ряд авторитетных исследователей связывают несостоятельность большинства либерально-демократических реформаторских инициатив второй половины 1980 - начала 1990-х гг. В идеологическом смысле «адаптированные» современные варианты модернизационных концептов задают систему коммуникационных кодов, позволяющих легитимировать уникальную национальную модель модернизации России. Аргументация, основанная на системном анализе социокультурных факторов модернизационных процессов, помогала разъяснить многообразные «отклонения», появившиеся в итоге предыдущих государственных реформ. В политической риторике некие падения «российского транзита» были связаны с доминантой патерналистских настроений в обществе; классической безынициативностью социальных, экономических, политических акторов; экономической, политической пассивностью социального слоя, отвечающего за «производство идей»; коррупцией, устоявшейся на фоне политической безынициативности населения эдакой социальной нормой. Уповая к социокультурным факторам модернизации, обращаясь в рамках политического дискурса к категориям и понятиям теории модернизации, российская Власть могла выстроить аргументированное оправдание несостоятельности многих из инициируемых Властью конфигураций.

Концепты неомодернистских теорий разрешали не только объяснить появившиеся в результате предыдущих попыток модернизации ценностные конфликты.

Произошедшая, после системной, всесторонней критики, в девяностых годах методологическая реинкарнация теории модернизации, открывала шанс конструирования на основе неомодернистских концептов идейного проекта, легитимирующего выбор перспективных путей государственного прогресса. Всесторонняя, комплексная модернизации становится политическим трендом, идейным стержнем политического курса президента Д.А. Медведева. 2008 г. символизирует начало следующего этапа модернизации, инициируемой Властью. Во властной интерпретации национальная модель «комплексной» модернизации обозначает «обретение Россией статуса мировой державы на принципиально новой основе». Новейшую основу, по мнению Власти, должны формироваться ценности и институты демократии, а также «современная, устремленная в будущее молодая нация», для которой новаторство, творческая свобода, стремление к самосовершенствованию и самореализации выступают в качестве базовых жизненных ориентиров. Всесторонняя модернизация, установка на новаторство не означает, однако, согласно позиции Власти, абсолютный отказ от ценностей, формирующих «матрицу русской культуры». Межнациональный, межконфессиональных характер российского государства, «воинская доблесть, верность долгу, гостеприимство и доброта» являются «неоспоримыми ценностями», способствующей успешной модернизации и обеспечению позиций лидерства России в мире. Теория модернизации, основывающаяся на систематизированный, широкий, востребованный в среде науки инструментарий исследования происходящих в мире преобразований, обладает эксклюзивной идеологической привлекательностью для Власти в РФ. Она дает шанс представить рациональное, научно обоснованное видение проблем уже реализованных трансформаций и путей перспективного прогресса государства с учетом аспектов, бозначенных в поле научного и политического дискурса как «традиционные», «ментальные», «неискоренимые».

Категориальный аппарат, открывающий возможность логической увязки традиций и новаций в поле одного идейного проекта, оказывается не единственным фактором идеологической востребованности теории модернизации в современном российском политическом дискурсе. Вторая причина связана с комплексным, междисциплинарным характером модернизационных концептов. Систематизируя методологические подходы, выработанные в рамках философии, социологии, политологии, экономики, опираясь на обширный инструментарий прикладных исследований, теория модернизации делает возможным идейную легитимацию государственных преобразований в различных сферах жизнедеятельности общества. Системный характер теории модернизации позволяет "встроить" происходящие всесторонние изменения в социальную систему, выгодно обосновать выбор той или иной стратегии реформирования. В политическом дискурсе "модернизация" действует как лингвистический код, "включающий" в массовом сознании представления о целях государственных преобразований одновременно в сфере экономики, политики, социального обеспечения. "Модернизационный" код переводит сложное для массового восприятия содержание реформаторских концепций. В массовом восприятии "модернизация" означает всестороннее реформирование, призванное обеспечить новый качественный уровень жизни населения. Экономика знаний, инновация, инновационное развитие, новаторство означаемые как "модернизация" дают массовому сознанию ощущение возможности приобретение дополнительных социальных гарантий, повышения уровня благосостояния и социального обеспечения.

Методологическая многомерность модернизационной парадигмы в условиях ставшим для России традиционным всестороннего, практически всеохватывающего характера реформ позволяет достаточно выгодно вписать выбранные варианты государственных преобразований в поле идеологических концепций. Российская Власть, опираясь на системную, комплексную методологию модернизационных концептов при построении идеологических проектов, получает возможность идентифицировать социальные потрясения как необходимость, обусловленную переходным периодом. В современном российском политическом дискусре "низкое качество демократических институтов", "слабость гражданского общества", "низкий уровень самоорганизации и самоуправления", другие "социальные недуги", "сковывающие движение России вперед", связываются не только с фактором российской ментальности, но с трудностями переходного периода. В результате, благодаря действию кода "модернизации" в современном политическом дискурсе системные "социальные недуги", проявившиеся в трансформационный период, не опровергают, а обосновывают необходимость "дальнейших глубоких, всесторонних перемен". Обращение к концепциям модернизации со стороны российской Власти связано не только с возрождающимся научным интересом. Идеологической "привлекательности" теории модернизации добавляют также изменения, произошедшие в политической и социальной системе России за последние 20 лет. Одним из положительных итогов осуществленных преобразований является сохранение уважительного отношения к демократическим ценностям и ценностям гражданского общества. Речь идет именно о ценностях, а не институтах, закрепляющих данные ценности в практике российской действительности. Для российского общественного сознания характерны 2 тенденции. Посткоммунистическая трансформация России, включая экономические реформы Ельцина - Гайдара, большинством населения оценивается негативно.

Либерально-демократические преобразования 1990-х годов, по мнению россиян, привели к ухудшению положения дел буквально во всех сферах жизни общества и страны - как в экономике, так и в политике и социальной сфере.

В массовом сознании ответственность за неудачи посткоммунистических преобразований возлагается на политические элиты. Истинная цель реформ, по мнению большинства россиян, состояла не в скорейшем преодолении экономического кризиса, а в интересах как самих реформаторов, так и стоявших за ними общественных групп, стремящихся к переделу в свою пользу бывшей социалистической собственности. Негативная оценка итогов либерально-демократических преобразований проецируется на отношение россиян к основным институтам российской власти. Российской общественное сознание как в девяностые так и в двухтысячные годы характеризует критически низкий уровень доверия к основным демократическим институтам власти: парламент, выборы, политические партии. Кризис доверия граждан демократическим институтам за двадцатилетний период реформирования только усилился. Наряду с негативным отношением к демократическим институтам в российском общественном сознании доминирует также тенденция положительной оценки демократических ценностей. Данные, проводившегося на протяжении всего двадцатилетнего периода реформирования социологического мониторинга показывают, что ценностные ориентации российского общества достаточно устойчивы, и ценности свободы, справедливости, понимаемой, как равенство возможностей занимают в ценностной системе россиян значительное место. Это обусловлено во многом оценкой значимости лично для себя тех или иных демократических прав и свобод.

Россияне в большинстве своем вовсе не собираются отказываться от таких прав и свобод, как свобода слова, передвижения, права на личную инициативу и т.д. Демократические ценности и институты массовым сознанием воспринимаются как своеобразная "страховочная сетка" от подавляющего воздействия государственной власти.

Потому и декларация иных ориентиров развития кроме как становление России в качестве "свободного, демократического государства" представляется вряд ли возможным. Свободы, права человека, справедливость и демократия есть укоренившиеся в российском политическом дискурсе понятия. Построить легитимирующий властные решения идейный проект вне демократической ценностной системы координат оказывается невозможным. Вся политическая риторика современной России выстраивается вокруг представлений о необходимости построения современного, демократического, правого, социального государства. Возрождение России как великой державы и укрепление правового государства выступают практически равнозначными идеями, претендующими, по мнению россиян, на статус общезначимых.

В современном российском политическом дискурсе идейное и функциональное наполнение демократии как некоторого необходимого идеала оказывается незыблемым. Само упоминание данных категорий в контексте того или иного политического идейного проекта автоматически придает ему авторитетности, действуют по принципу аксиом, не требующих дополнительного обоснования и доказательства.

Найти идейные концепты, обладающие таким же легитимирующим потенциалом как сформулированные в рамках модернизационной парадигмы концепты "либерализма" и "демократии", оказывается практически невозможным. Любое концептуальное, риторическое отступление в процессе реформирования от идеалов и ценностей демократии, обязательно будет "разоблачено" как в научном, так и массовом политическом дискурсе. Либерализм, права человека, демократия - идейные столпы, вокруг которых выстраивается и аргументация, и критика властных инициатив и решений в современной России. Отсылка со стороны Власти к ценностям и институтам демократии в качестве базы для очередной модернизации выступает своеобразным аксиоматичным обоснованием необходимости дальнейших перемен.

Третьим фактором идеологической востребованнности теории модернизации в современном российском политическом дискурсе выступает ее парадоксально соответствие метафорической схеме "русской идеологии". Идеологическое конструирование в России всегда реализовывалось путем перекомбинации семи емантических элементов: Запад, Модерн, Власть, Интеллигенция = Новая элита, Масса = Народ и Герой - кодовые элементы механизма идеологической деконструкции научных концептов. Все возможное богатство их соотношений, представляет разные варианты структурных моделей, согласно логике которых могут развиваться трактовки целей развития российского государства и на современном этапе. Соотнесение с Западом красной нитью проходит через все реформаторские проекты современной России: будь то Стратегия национальной безопасности России или Концепция административной реформы. Выбор стратегии реализации государственных преобразований по-прежнему базируется на западном опыте, западных моделях и относительно утвержденной на Западе системе ценностей, предстающей в качестве идеалов демократии и либерализма. Мы пытаемся достичь западного уровня качества жизни населения, даже следуя незападным методологиям и техникам реализации государственных преобразований. "Запад" по-прежнему действует в качестве идентифицирующего кода для российского общественного сознания.

Ответственность за производство идей, которые должны обеспечить модернизационный прорыв России возлагается на Интеллигенцию = Новую элиту. Творческая несостоятельность российского образованного сообщества трактуется Властью как один из социальных недугов пореформенной России. Обновление творческой интеллигенции, "пробуждение" новаторского духа у российского населения, стимулирование людей, "открытых прогрессу и способных создавать новое" декларируются как одни из базовых целей российской модернизации. Власть в данном процессе снова берет на себя роль ключевой политической инстанции, призванной стать гарантом, защитником демократических идеалов и ценностей, обеспечения соответствующего модернизированному обществу качества политических институтов и системы государственного управления. Модернизационная теория, как это ни парадоксально, соответствует российской формуле идеологического конструирования. Модернизационная ориентация на поступательное циклическое развитие предполагает, что основным способом адаптации инновационных решений являются реформы. Место власти в происходящих трансформациях определяется через укоренившиеся в российском политическом дискурсе понятия демократия и свобода личности с установкой на Запад как основной субъект идентификации. В результате, современная Россия предполагает "устремленную в будущее молодую нацию, которая займет достойные позиции в мировом разделении труда".

Еще один фактор - это "западность" модернизационных концепций. Западность с точки зрения соответствия установкам развития. При всей своей социокультурной противоречивой природе Россия - страна, ориентированная на Запад. Основными критериями оценки эффективности изменений в социальной и политической сфере выступают параметры уровня и качества жизни западного общества, международные рейтинги и индексы, рассчитанные и выстроенные научными и аналитическими институтами с доминирующим европейским участием. Аккумулирование модернизационных концепций в российской политической риторике не вызывает такой негативной реакции со стороны Запада как властно интерпретированные предыдущие идейные заимствования (в т.ч. и суверенная демократия).

Поэтому обращение к теории модернизации может выступать серьезным инструментом не только локальной, но и внешнеполитической легитимации российской власти.

На современном этапе модернизационная теория для российской Власти оказывается очень выгодном объектом идеологического конструирования. Она вписывается в актуальные коды современного научного дискурса и одновременно оперирует понятиями, уже укоренившимися в дискурсе политическом (права человека, свобода личности, демократия). Учитывая западное происхождение теории модернизации и ее опору на западный опыт, модели реализации государственных преобразований, использование в политической риторике модернизационных концептов позволяет обеспечить легитимацию выбранных путей государственного развития не только на национальном, но и на внешнеполитическом уровне. Наконец, несмотря на всю свою западную ориентированность, теория модернизации вписывается в традиции, действующие коды идеологического конструирования в России, позволяющие выстроить новую формулу обеспечения державного статуса российского государства.

Подвергая теорию модернизации идеологической интерпретации, низводя ее идейное содержание до концептов, обеспечивающих легитимацию принимаемых политических решений, Российская Власть не учитывает возможность возникновения целого комплекса побочных эффектов инструментального подхода к научно-теоретическим моделям государственных преобразований.

Научные концепты, даже если они опираются на достаточно широкую эмпирическую базу, - это не политическая программа действий, устанавливающая задачи политического и экономического развития государства на определенный период времени. Это именно теории, которые оперируют идеальными типами, и их основная задача - разработать методологическую базу для анализа и типологизации политических, экономических, социальных процессов. И основные концепты теории модернизации - это "методологические регулятивы, направленные на понимание различающихся по сущностным параметрам обществ", касающихся логики их перехода от одного этапа исторического развития к другому, позволяющие оценить степень "драматичности" подобного перехода и спрогнозировать его возможные последствия. Стремление представить модернизацию как некоторую задачу, требующую политического решения, может привести не просто к драматичному, а катастрофичному результату. Модернизация, в сущности своей, - проблема, предполагающая, прежде всего, не политический, а научно-методологический подход и поиск решения.

Модернизационная теория - выгодный объект идеологического конструирования. Но она не может выступать в качестве средства легитимации, так как сама является системой идейных концептов, нуждающихся в длительном процессе адаптации. Он носит не только, и даже не столько технико-экономический, а социокультурный характер. Модернизация предполагает глубинные ценностные сдвиги, требующего достаточно длительного времени осознания обществом реальной заинтересованности в реализуемых трансформациях. Пример Японии и Китая показывает, что однозначной культурной блокировки здесь нет. Проблема состоит в серьезных временных затратах и наличия понимания со стороны власти, что обеспечение ее легитимного признания посредством "вписания" ценностей в уже созданные институты и техничная идеологическая игра на идейных концептах и традициях - это всегда ловушка в том числе и для самой власти.

"Верхушечные модернизации" быстро обрываются и сменяются длительными периодами контрреформ и застоя, обнажающими все модернизационные конфликты и лишающими общества чувства уверенности во Власти.

На нынешнем этапе, когда происходит значительная переоценка ценности и актуальности марксистского достояния, несомненным по-прежнему остается тот факт, что марксизм является значимой составляющей истории мировой политической мысли.

Таким образом, в период подлинного времени политическая теория обогащается такими концептуальными установками, как теория социального права, социального договора, народного суверенитета, распределения властей, штатского социума и правового государства. В текущий момент проходят скептическую проверку отдельные способы теоретического обзора природы политики, ставшие основой для разработки политических теорий и доктрин современности.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проанализировав различные политические концепты с позиции классической философии и политики, а также концепты политики в современной России, показав особенности участия групп в политическом процессе государства, рассмотрев динамику и системность особенностей, их взаимосвязь друг с другом, приведя способы и виды а также формы участия российских граждан в политике, мы попытались достичь цель, поставленную в начале данной работы.

Также в ходе изучения проблем, была сделана попытка решить задачи, поставленные в работе:

1. Дана теоретическая характеристика политических концептов.

2. Рассмотрены само понятия «политическая концептология» и «политический концепт».

3. Продемонстрированы структурные компоненты и формы данных явлений.

4. Рассмотрены и проанализированы режимы формирования протекания указанных процессов и понятий.

В итоге, можно придти к выводу о том, что политическая концептология и политические концепты - это явления, отличающееся многообразием оценок и сложностью функционирования. А также изменяющиеся с течением времени.

В основной части нами были представлены виды политических концептов, показана их специфика. В проведенном исследовании выяснилось, что проблема заключена в опровержении устоявшихся понятий политической концептологии, а именно концептов, тесно взаимосвязанных собой с философскими концептами.

Также было показано, что граждане России не проявляют активности в работе политических партий и организаций. Это объясняется несформированностью в России у населения основ демократической и политической культуры участия и как таковое выпадение из общей канвы политической концептологии.

4. Исходя из вышесказанных выводов можно понять, что именно политические концепты и их опровержимость, проблемы связанные с ней, во многом являются причиной роста неопределенных политических настроений в обществе современной России. Уход от политической жизни, отсутствие культуры демократического политического участия, падение уровня жизни - все это отрицательно сказывается на общественной безопасности.

И таким образом концепт - это единица сознания (ментальная единица), которая обозначается словом (фразеологизмом, составным наименованием и др.).

Наибольший интерес для науки представляют концепты, отражающие важнейшие элементы национального политического сознания. Совокупность таких концептов образует политическую концептосферу, в которой концентрируется политическая культура нации.

Содержание концепта значительно шире содержания, обозначающего данный концепт слова (термина), поскольку в содержание концепта входят не только понятийные, но и эмоциональные, ценностные, культурно-исторические и образные компоненты.

К примеру к структуре концепта «Государственная дума» относятся:

1. Понятийный компонент. В соответствии с Конституцией Российской Федерации Государственная дума - это нижняя палата Федерального собрания как высшего законодательного органа страны. В связи с этим членов Государственной думы нередко называют парламентариями, что подчеркивает близость их прав и обязанностей функциям депутатов парламентов других стран.

2. Культурно-исторический компонент. Название современного российского парламента, с одной стороны, подчеркивает преемственность этого законодательного органа с Государственной думой Российской империи, а с другой - по существу противопоставлено названию Совета Федерации - высшего законодательного органа Советского Союза. В сознании нашего общества присутствуют также события, связанные с появлением постсоветских органов государственной власти, и вооруженное столкновение между сторонниками президента и парламента в 1993 г.

3. Образный компонент. Государственная дума - это, во-первых, величественное здание в центре Москвы, а во-вторых - установленная процедура принятия судьбоносных для России решений.

4. Ценностный компонент. В современном обществе демократия - это одна из главных политических ценностей. Государственная дума - это важная часть демократического устройства современной России, важнейшая составляющая законодательной власти.

5. Эмоциональный компонент. В России с давних пор нет должного уважения к власти и людям, ее олицетворяющим. К сожалению, деятельность депутатов Государственной думы и их личные качества не всегда вызывают у наших граждан только положительные эмоции. Негативной оценке в значительной степени способствовали также памятные для страны скандалы и физические столкновения в стенах Думы.

Концепт охватывает все богатство содержания слова и представлений носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым во всем многообразии его качеств, признаков, связей и оценок.