История развития психологии

Главной среди этих процессов была признана имеющая сексуальную природу энергия влечения. Ее назвали “либидо”. Со времен детства в условиях семейной жизни она определяет мотивационный ресурс личности. Испытывая различные трансформации, она подавляется, вытесняется и, тем не менее, прорывается сквозь “цензуру” сознания по обходным путям, разряжаясь в различных симптомах, в том числе патологических (расстройства движений, восприятия, памяти и т.д.).

Этот взгляд привел к пересмотру прежней трактовки сознания. Его активная роль в поведении не отвергалась, но представлялась существенно другой, чем в традиционной психологии. Его отношение к бессознательной психике мыслилось неизбывно конфликтным. В то же время только благодаря осознанию причин подавленных влечений и потаенных комплексов удается (с помощью техники психоанализа) избавиться от душевной травмы, которую они нанесли личности.

Открыв объективную психодинамику и психоэнергетику мотивов поведения личности, скрытую “за кулисами” ее сознания, Фрейд преобразовал прежнее понимание предмета психологии. Проделанная им и множеством его последователей психотерапевтическая работа обнажила важнейшую роль мотивационных факторов как объективных регуляторов поведения, стало быть, не зависимых от того, что нашептывает “голос самосознания”.

Психо-аналитическое движение Фрейда окружало множество учеников. Наиболее самобытными из них, создавшими собственные направления, были К. Юнг (1875- 1961и А.Адлер (1870-1937).

Первый назвал свою психологию аналитической, второй - индивидуальной. У истоков психоанализа их имена были так тесно связаны, что, когда Юнг на просьбу хранителя Британского музея назвать свою фамилию сказал “Юнг”, тот переспросил: “Фрейд- Юнг-Адлер?” и услышал в ответ извинение: “Нет, только Юнг”.

Первым нововведением Юнга было понятие о “коллективном бессознательном”. Если в бессознательную психику индивида могут, по Фрейду, войти явления, вытесненные из сознания, то Юнг считал ее насыщенной формами, которые никогда не могут быть индивидуально приобретенными, но являются даром далеких предков. Анализ позволяет определить структуру этого дара, образуемого несколькими архетипами.

Будучи скрытыми от сознания организаторами личного опыта, архетипы обнаруживаются в сновидениях, фантазиях, галлюцинациях, а также творениях культуры. Большую популярность приобрело разделение Юнгом человеческих типов на экстравертивный (обращенный вовне, увлеченный социальной активностью) и интровертивный (обращенный внутрь, сосредоточенный на собственных влечениях, которым Юнг вслед за Фрейдом дал имя “либидо”, однако считал неправомерным отождествлять с сексуальным инстинктом).

Адлер, модифицируя исходную доктрину психоанализа, выделил как фактор развития личности чувство неполноценности, порождаемое в частности телесными дефектами. Как реакция на это чувство возникает стремление к его компенсации и сверхкомпенсации, с тем чтобы добиться превосходства над другими. В “комплексе неполноценности” скрыт источник неврозов.

Психоаналитическое движение широко распространилось в различных странах. Возникали новые варианты объяснения и лечения неврозов динамикой неосознаваемых влечений, комплексов, психических травм. Менялись и представления самого Фрейда на структуру и динамику личности. Ее организация выступила в виде модели, компонентами которой являются: Оно (слепые иррациональные влечения), Я (эго) и Сверх-Я (уровень моральных норм и запретов, возникающих в силу того, что в первые же годы жизни ребенок идентифицирует себя с родителями).

От напряжения, под которым оказывается Я из-за давления на него с одной стороны слепых влечений, с другой - моральных запретов, человека спасают защитные механизмы: вытеснения (устранения мыслей и чувств в область бессознательного), сублимации (переключения сексуальной энергии на творчество) и т.п.

Гештальтизм: динамика психических структур При всех преобразованиях, которые испытывала психология, понятие о сознании сохраняло в основном прежние признаки. Изменялись взгляды на его отношение к поведению, неосознаваемым психическим явлениям, социальным влияниям. Но новое представление о том, как само это сознание организовано, впервые сложилось с появлением на научной сцене школы, кредо которой выразило понятие о гешталъте (динамической форме, структуре). В противовес трактовке сознания как “сооружения из кирпичей (ощущений) и цемента (ассоциаций)” утверждался приоритет целостной структуры, от общей организации которой зависят ее отдельные компоненты.

Сама по себе мысль о том, что целое не сводится к образующим его частям, являлась очень древней. С ней можно было столкнуться также в работах некоторых психологов-эксперименталистов. Указывалось, в частности, что одна и та же мелодия, которую играют в разном ключе, воспринимается как та же самая, вопреки тому, что ощущения в этом случае совершенно различны. Стало быть, ее звуковой образ представляет собой особую целостность. Важные факты, касающиеся целостности восприятия, его несводимости к ощущениям, стекались из различных лабораторий.

Датский психолог Э. Рубин изучил интересный феномен “фигуры и фона”. Фигура объекта воспринимается как замкнутое целое, а фон простирается позади. При так называемых “двойственных изображениях” в одном и том же рисунке различаются либо ваза, либо два профиля. Эти и множество аналогичных фактов говорили о целостности восприятия.

Идея о том, что здесь действует общая закономерность, требующая нового стиля психологического мышления, объединила группу молодых ученых. В нее входили М. Вертгеймер (1880-1943), В. Келер (1887-1967) и К. Коффка (1886-1941), ставшие лидерами направления, названного гешталът психологией. Оно подвергло критике не только старую интроспективную психологию, занятую поиском исходных элементов сознания, но и молодой бихевиоризм. Критика последнего представляет особый интерес.

В опытах над животными гештальтисты показали, что, игнорируя психические образы - гештальты, нельзя объяснить их двигательное поведение. Об этом говорил, например, феномен “транспозиции”. У кур вырабатывалось различение двух оттенков серого цвета. Вначале они учились клевать зерна, разбросанные на сером квадрате, отличая его от находившегося рядом черного. В контрольном опыте тот квадрат, который первоначально служил положительным раздражителем. оказывался рядом с еще более светлым квадратом. Куры выбирали именно этот последний, а не тот, на котором они привыкли клевать. Следовательно, они реагировали не на стимул. а на соотношение стимулов (на “более светлое”),

Критике гештальтистов подвергалась и бихевиористская формула “проб и ошибок”. В противовес ей в опытах над человекообразными обезьянами выявилось, что они способны найти выход из проблемной ситуации не путем случайных проб, а мгновенно уловив отношения между вещами. Такое восприятие отношений было названо “инсайтом” (усмотрением, озарением). Оно возникает благодаря построению нового гештальта, который не является результатом научения и не может быть выведен из прежнего опыта.

В частности, широкий интерес вызвала ставшая классической работа В. Келера “Исследование интеллекта у антропоидов”. Один из его подопытных шимпанзе (Келер назвал его “Аристотелем среди обезьян”) справлялся с задачей достава-ния приманки (банана) путем мгновенного схватывания отношений между разбросанными предметами (ящиками, палками), оперируя которыми, он достигал цели. У него наблюдалось нечто подобное “озарению”, названному одним психологом “ага-переживанием” (аналогичным Архимедову возгласу “эврика!” - “нашел!”).

Изучая мышление человека, гештальт-психологи доказывали, что умственные операции при решении творческих задач подчинены особым принципам организации гештальта (“группировка”, “центрирование” и др.), а не правилам формальной логики.

Итак, сознание было представлено в гештальт-теории как целостность, созидаемая динамикой познавательных (когнитивных) структур, которые преобразуются по психологическим законам.

К. Левин: динамика мотивации Теорию, близкую к гештальтизму, но применительно к мотивам поведения, а не психическим образам (чувственным и умственным) развивал К.Левин (1890-1947). Он назвал ее теорией поля.

Понятие о поле было заимствовано им, как и другими гештальтистами, из физики и использовалось в качество аналога гештальта. Личность изображалась как “система напряжений”. Она перемещается в среде (жизненном пространстве), одни районы которой ее притягивают, другие -отталкивают. Следуя этой модели, Левин совместно с учениками провел множество экспериментов по изучению динамики мотивов. Один из них выполнила приехавшая с мужем из России Б.В.Зейгарник.

Испытуемым предлагался ряд заданий. Одни задания они завершали, тогда как выполнение других под различными предлогами прерывалось. Затем испытуемых просили вспомнить, что они делали во время опытов. Оказывалось, что память на прерванное действие значительно лучше, чем на завершенное. Этот феномен, названный “эффектом Зейгарник”, говорил, что энергия мотива, созданная заданием, не исчерпав себя (из-за того, что оно было прервано), сохранилась и перешла в память о нем.

Другим направлением стало изучение уровня притязаний. Это понятие обозначало степень трудности цели, к которой стремится субъект. Ему предъявлялась шкала заданий различной степени трудности. После того как он выбрал и выполнил (или не выполнил) одно из них, у него спрашивали, задачу какой степени трудности он выберет следующей. Этот выбор после предшествующего успеха (или неуспеха) фиксировал уровень притязаний. За выбранным уровнем скрывалось множество жизненных проблем, с которыми повседневно сталкивается личность, - переживаемые ею успех или неуспех, надежды, ожидания, конфликты, притязания и др.

ЭВОЛЮЦИЯ ШКОЛ И НАПРАВЛЕНИЙ

Анализ путей развития основных психологических школ выявляет общую для них тенденцию. Они изменялись в направлении обогащения своей категориальной основы теоретическими ориентациями других школ.

Он надеялся, основываясь на теории оперантных реакций, создать программу “изготовления” людей для нового общества.

Открыть общие, выверенные точной объективной наукой законы построения любого поведения, в том числе человека -такова была сверхзадача всего бихевиористского движения.

Человек или робот? - такой вопрос задавали бихевиористам их противники. Они справедливо указывали, что, устраняя внутреннюю психическую жизнь человека из сферы точного причинного анализа, бихевиоризм трактует личность как машинообразно работающее устройство. Строгость объективного анализа реакций организма достигалась дорогой ценой. Устранялось сознание как внутренний регулятор поведения.

Надеясь придать психологии точность обобщений, не уступающую физике, бихевиористы полагали, что, опираясь на формулу “стимул - реакция”, удастся вывести новую породу людей. Утопичность этого плана обнаруживается в концепциях типа скиннеровской. Ибо даже применительно к животным Скиннер, как заметили его друзья, имел дело с “пустым организмом”, от которого ничего не оставалось, кроме оперантных реакций. Ведь ни для деятельности нервной системы, ни для психических функций в скиннеровской модели места не было. Снималась с повестки дня и проблема развития. Она подменялась описанием того, как из одних навыков возникают другие. Огромные пласты высших проявлений жизни, открытых и изученных многими школами, выпадали из предметной области психологии.

Ж. Пиаже: стадии развития интеллекта Создателем наиболее глубокой и влиятельной теории развития интеллекта стал швейцарец Ж.Пиаже (1896-1980). Он преобразовал основные понятия других школ: бихевиоризма (взамен понятия о реакции он выдвинул понятие об операции), гештальтизма (гештальт уступил место понятию о структуре) и Жане (переняв у него принцип интериоризации, восходящей, как мы уже знаем, к Сеченову).

Свои новые теоретические представления Пиаже строил на прочном эмпирическом фундаменте - на материале развития мышления и речи у ребенка. В работах начала 20-х годов “Речь и мышление ребенка”, Суждение и умозаключение у ребенка” и других Пиаже, используя метод беседы (спрашивая, например: отчего движутся облака, вода, ветер? Откуда происходят сны? Почему плавает лодка? и т.п.), сделал вывод о том, что если взрослый размышляет социально (т.е. мысленно обращаясь к другим людям), даже когда он остается с собой наедине, то ребенок размышляет эгоистично, даже когда находится в обществе других. (Он говорит вслух, ни к кому не обращаясь. Эта его речь была названа эгоцентрической.) Принцип эгоцентризма (от лат. “эго” - Я и “центрум” -центр круга) царит над мыслью дошкольника. Он сосредоточен на своей позиции (интересах, влечениях) и не способен стать на позицию другого (децентрироваться), критически взглянуть на свои суждения со стороны. Этими суждениями правит “логика мечты”, уносящая от реальности.

Эти выводы Пиаже, в которых ребенок выглядел игнорирующим реальность мечтателем, подверг критике Выготский, давший свое толкование эгоцентрической (не обращенной к слушателю) речи ребенка (см. ниже). В то же время он чрезвычайно высоко оценил труды Пиаже, так как в них говорилось не о том, чего ребенку не хватает сравнительно со взрослым (меньше знает, неглубоко мыслит и т.п.), а о том, что же у ребенка есть, какова его внутренняя психическая организация.

Пиаже выделил ряд стадий в эволюции детской мысли (например, своеобразная магия, когда ребенок надеется с помощью слова или жеста изменить внешний предмет, или же своеобразный анимизм, когда предмет наделяется волей или жизнью: “солнце движется, потому что оно живое”).

Будучи неспособным мыслить абстрактными понятиями, соотносить их и т.п., ребенок опирается в своих объяснениях на конкретные случаи. В дальнейшем Пиаже выделил четыре стадии. Первоначально детская мысль содержится в предметных действиях (до двух лет), затем они интериоризиру-ются (переходят из внешних во внутренние), становятся предоперациями (действиями) ума (от 2 до 7 лет), на третьей стадии (от 7 до 11 лет) возникают конкретные операции, на четвертой (от 11 до 15 лет) - формальные операции, когда мысль ребенка способна строить логически обоснованные гипотезы, из которых делаются дедуктивные умозаключения (например, от общего к частному).

Операции не совершаются изолированно. Будучи взаимосвязанными, они создают устойчивые и в то же время подвижные структуры. Стабильность структуры возможна только благодаря активности организма, его напряженной борьбе с разрушающими ее силами.

Развитие системы психических действий от одной стадии к другой - такой представил Пиаже картину сознания. Вначале Пиаже испытал влияние Фрейда, полагая, что человеческое дитя, появляясь на свет, движимо одним мотивом - стремлением к удовольствию и не желает ничего знать о реальности, с которой вынуждено считаться только из-за требований окружающих. Но затем Пиаже признал исходным моментом в развитии детской психики реальные внешние действия ребенка (сенсомоторный интеллект, т.е. элементы мысли, данные в движениях, которые регулируются чувственными впечатлениями).

Неофрейдизм Это направление, усвоив основные схемы и ориентации ортодоксального психоанализа, пересмотрело базовую для него категорию мотивации. Решающая роль была придана влияниям социокультурной среды и ее ценностям.

Уже Адлер стремился объяснить бессознательные комплексы личности социальными факторами (см. выше). Намеченный им подход был развит группой исследователей, которых принято объединять под именем неофрейдистов. То, что Фрейд относил за счет биологии организма, заложенных в нем влечений, эта группа объясняла врастанием индивида в исторически сложившуюся культуру. Такие выводы были сделаны на большом антропологическом материале, почерпнутом при изучении нравов и обычаев племен, далеких от западной цивилизации.

Лидером неофрейдизма принято считать К. Хорни (1885-1953). Испытав влияние марксизма, она доказывала в теории. на которую опиралась в своей психоаналитической практике, что все конфликты, возникающие в детстве, порождаются отношениями ребенка с родителями. Именно из-за характера этих отношений у него возникает базальное чувство тревоги, отражающее беспомощность ребенка в потенциально враждебном мире. Невроз не что иное, как реакция на тревожность. Описанные Фрейдом извращения и агрессивные тенденции являются не причиной невроза, а его результатом. Невротическая мотивация приобретает три направления: движение к людям как потребность в любви, движение от людей как потребность в независимости и движение против людей как потребность во власти (порождающая ненависть, протест и агрессию).

Объясняя неврозы, их генезис и механизмы развития конкретным социальным контекстом, неофрейдисты подвергали критике капиталистическое общество как источник отчуждения личности (в смысле, приданном этому термину Марксом), утраты ею своей идентичности, забвения своего Я и т.п.

Ориентация на социокультурные факторы взамен биологических определила облик неофрейдизма.

Когнитивная психология В середине XX века появились компьютеры. Во всей предшествующей истории человечества машины являлись устройствами, которые перерабатывают либо материал (вещество), либо энергию. Компьютеры же являются носителями и преобразователями информации, иначе говоря, сигналов, передающих сообщения о чем-либо.

Процессы передачи информации, управляющей поведением живых систем, происходят в различных формах с момента появления этих систем на Земле. Генетическая информация, определяющая характер наследственности, переходит от одного организма к другому. Животные общаются со средой и между собой посредством первой сигнальной системы (по И.П.Павлову). С появлением человека в недрах созидаемой обществом культуры возникают и развиваются язык и другие знаковые системы. Научно-технический прогресс привел к изобретению информационных машин. Тогда и сложилась наука (ее отец - Н. Винер), которая стала рассматривать все формы сигнальной регуляции с единой точки зрения как средства связи и управления в любых системах - технических, органических, психологических, социальных. Она была названа кибернетикой (от греч. “кибернетике” - искусство управления). Ею разработаны специальные методы, позволившие создать для компьютеров множество программ по восприятию, запоминанию и переработке информации, а также обмену ею. Это привело к настоящей революции в общественном производстве, как материальном, так и духовном.

Появление информационных машин, способных с огромной быстротой и точностью выполнять операции, считавшиеся уникальным преимуществом человеческого мозга, оказало существенное влияние и на психологию. Возникли дискуссии относительно того, не является ли работа компьютера подобием работы человеческого мозга, а тем самым и его умственной организации. Ведь информация, перерабатываемая компьютером, может рассматриваться как знание. А в запечатлении, хранении и преобразовании знания состоит важнейшая ипостась психической активности. Образ компьютера (“компьютерная метафора”) изменил научное видение этой активности. В результате произошли коренные изменения в американской психологии, где десятилетиями господствовал бихевиоризм.

Бихевиоризм, как отмечалось, притязал на строгую объективность своих теорий и методов. Считалось, что психология может быть точной наукой, подобной физике, пока она ограничивается объективно наблюдаемым внешним поведением организма. Отвергалось любое обращение к тому, что, говоря языком И.М.Сеченова, “нашептывает обманчивый голос самосознания” (интроспекции), любые показания субъекта о своих переживаниях. Признавались фактами науки только те, которые можно измерить в сантиметрах, граммах и секундах.

Предмет, достойный имени научной психологии, сводился к отношению “стимул - реакция”. В то же время в необихевиоризме сложилось представление о том, что в промежутке между этими двумя главными переменными действуют и другие переменные. Толмен назвал их промежуточными (см. выше). Одна из промежуточных переменных была названа “когнитивной картой”, создавая и используя которую, организм ориентируется в проблемной ситуации. Это подрывало главный постулат бихевиоризма. Сокрушительный удар по нему нанесло возникшее в середине XX века под впечатлением компьютерной революции новое направление, названное когнитивной психологией (от лат. “когнитио” - знание, познание). Во главу угла когнитивная психология поставила изучение зависимости поведения субъекта от внутренних, познавательных (информационных) вопросов и структур (схем, “сценариев”), сквозь призму которых он воспринимает свое жизненное пространство и действует в нем. То, в чем классический бихевиоризм отказывал человеку (восприятие, запоминание, внутреннее преобразование информации), оказалось делом объективно, независимо от человека, работающего компьютера. В свете этого рухнуло представление о том, что извне незримые познавательные (когнитивные) процессы недоступны объективному, строго научному исследованию.

Разрабатываются различные теории организации и преобразования знания - от мгновенно воспринимаемых и сохраняемых чувственных образов до сложной многоуровневой семантической (смысловой) структуры человеческого сознания (У. Найссер).

Гуманистическая психология Другое направление, решительно отвергнувшее бихевиоризм за игнорирование коренных человеческих проблем и своеобразие психической организации человека, выступило под именем гуманистической психологии. Гуманизм (от лат. “гуманис” - человечный) - это общая ориентация на отношение к человеку, его правам и свободе как высшей ценности - присущ множеству философско-психологических течений и теорий. Смысл же направления, о котором идет речь, и повод, побудивший его приверженцев назвать свою концепцию гуманистической, могут быть поняты только при обращении к тому историко-психологическому контексту, в котором эта концепция созидалась.

Она возникла в середине XX века, когда общий облик американской психологии (в ее среде и приобрело авторитет указанное движение) определялся всевластием двух направлений, о которых порой говорят как о двух силах - различных вариантах бихевиоризма и психоанализа.

Будучи общепсихологическими, они внедрялись также и в различные сферы практики, в особенности психотерапевтической. В среде психотерапевтов и раздались громкие голоса протеста против “двух сил”, коим не без основания инкриминировались дегуманизация человека, его трактовка либо как робота (или в более современном стиле - как маленького компьютера), либо как невротика, “бедное Я” которого разрывают различные комплексы - сексуальные, агрессивные, неполноценности и др. Ни одно, ни другое, как заявили инициаторы создания особой гуманистической психологии, не позволяет раскрыть позитивное, конструктивное начало целостной человеческой личности, ее неистребимое стремление к творчеству и самостоятельному принятию решений, выбору своей судьбы. Гуманистическая психология, выступив против бихевиоризма и психоанализа за, провозгласила себя “третьей силой”.

В центр исследовательских интересов перемещались проблемы переживания человеком своего конкретного опыта, не сводимого к общим рассудочным схемам и представлениям.Речь шла о восстановлении аутентичности личности (ее доподлинности), восстановлении соответствия ее экзистенции: (существования) истинной природе личности. При этом предполагалось (под влиянием философии экзистенциализма), что истинная природа открывается в так называемой пограничной ситуации, когда человек оказывается между бытием и небытием. Именно в таких условиях человек освобождается от всех сковывающих его условностей и постигает свою экзистенцию. Если во всех предшествующих психологических теориях решающая роль придавалась зависимости психики от прошлого и настоящего, то гуманистическое направление переместило вектор времени жизни в направлении будущего. Свобода выбора и открытость будущему - таковы признаки, на которые должны ориентироваться концепции личности. Только в этом случае они помогут человеку избавиться от чувства заброшенности в мире и обрести смысл своего бытия.

Понять любую теорию можно исходя из знания не только того, что она утверждает, но и того, что отвергает. Гуманистическая психология отвергла конформизм как “уравновешивание со средой”, приспособление к существующему порядку вещей, и детерминизм как уверенность в причинной обусловленности поведения внешними биологическими и (или) социальными факторами. Конформизму были противопоставлены самостоятельность и ответственность субъекта, детерминизму же - самодетерминация. Именно это отличает человека от остальных живых существ и является качеством, которое не приобретается, а заложено в его биологии.

Биологию человека отличает сопротивление равновесию, потребность поддержать неравновесное состояние, определенный уровень напряжения (скорее, чем устранить его посредством приспособительных реакций, как это следовало из версии о диктате гомеостаза).

Развитие “третьей силы” имело социальную подоплеку. Оно выражало протест против деформации человека в современной западной культуре, лишающей его своей “личностности”, навязывающей представление о поведении, регулируемом либо бессознательными влечениями, либо хорошо слаженной работой “социальной машины”.

Применительно к практике психотерапии было сформулировано новое кредо: пациента следует трактовать способным самостоятельно вырабатывать свои ценностные ориентации и реализовывать им самим сконструированный жизненный план. Главная установка психотерапии, согласно одному из лидеров гуманистической психологии, американскому психологу К. Роджерсу (1902-1990), должна быть сосредоточена не на отдельных симптомах пациента, а на нем как уникальной персоне. “Терапия, центрированная на клиенте” (1951) - так называлась книга Роджерса, где утверждалось, что психотерапевт должен общаться с обратившимся к нему человеком не как с пациентом, а как с клиентом, пришедшим за советом, причем психолог призван сосредоточиться не на проблеме, беспокоящей клиента, а на нем самом как личности, с тем чтобы пробудить в нем первичную потребность в самоактуализации. При этом важно представить, каким видится субъекту его “феноменальное поле”, т.е. осознаваемый им внутренний план собственного поведения (искаженный прежней интроспективной психологией, искусственно расщепившей в своих экспериментальных лабораториях это целостное “поле” на изолированные элементы сознания). Для этого нужна “теплая эмоциональная атмосфера”, в которой индивид (впоследствии Роджерс перенес акцент на группу индивидов, т.е. на групповую психотерапию) реинтегрирует свою творческую личность как целое и тогда он избавляется от тревоги, психологических стрессов и т.п. Главная задача - не решение отдельной проблемы, которой он озабочен, а преобразование его личности благодаря тому, что он перестраивает свой феноменальный мир и систему потребностей, и важнейшей из них является потребность в самоактуализации.

К движению, названному гуманистической психологией, принято относить и ряд других концепций, в частности, концепции А. Маслоу (1908 1970) и В. Франкла (1905-1997). Маслоу разработал целостно-динамическую теорию мотивации. В своей книге “Мотивация и личность” (1954) он утверждал, что в каждом человеке заложена в виде особого инстинкта потребность в самоактуализации, высшим выражением которой служит особое переживание, подобное мистическому откровению, экстазу. Не от сексуальных травм (как учил Фрейд), а от подавления этой витальной потребности возникают неврозы, душевные расстройства. Соответственно и превращение ущербной личности в полноценную должно рассматриваться с точки зрения восстановления и развития высших форм мотивации, заложенных в природе человека.

В Европе к сторонникам гуманистической психологии, но в особом, отличном от американского, варианте близок Франкл, назвавший свою концепцию логотерапией (от греч. “логос” - смысл). В отличие от Маслоу Франкл считает, что человек обладает свободой по отношению к своим потребностям и способен “выйти за пределы самого себя” в поисках смысла. Не принцип удовольствия (Фрейд) и не воля к власти' (Адлер), а воля к смыслу - таково, согласно Франклу, истинно человеческое начало поведения.

При утрате смысла возникают различные формы неврозов. Действительность такова, что человек вынужден не столько достигать равновесия со средой, сколько постоянно отвечать на вызов жизни, противостоять ее тяготам. Это создает напряженность, с которой он может справиться благодаря свободе воли, позволяющей придать смысл самым безвыходным и критическим ситуациям. Свобода - это способность изменить смысл ситуации даже тогда, когда “дальше некуда”.

В отличие от других адептов гуманистической психологии Франкл трактовал самоактуализацию не как самоцель, а как средство осуществления смысла. Поэтому-то рекомендованную Роджерсом, Маслоу и другими психологами установку на самовыражение личностью своих мотиваций, аутентичных ее внутренней природе (будь то независимо от других людей, либо в интенсивном общении друг с другом), Франкл считал недостаточной для человека, чтобы он понял “зачем жить?” Быть человеком значит быть направленным на нечто иное, чем он сам, быть открытым миру смыслов (Логосу). Это - не самоактуализация, а самотрансценденция (от лат. трансценденс -выходящий за пределы), благодаря чему, найдя смысл жизни в подвиге, страдании, любви, совершая реальные деяния, сопряженные с открытыми ей ценностями, личность развивается.

Франкл разработал специальную технику психотерапии (иногда ее относят к третьей после Фрейда и Адлера венской школе психоанализа), ориентированную на избавление личности от негативных состояний (тревоги, вины, гнева и т.п.), возникающих при столкновении с психологически трудной для личности и даже ощущаемой ею как непреодолимой преградой. Если личность в подобных случаях утрачивает волю к смыслу, у нее возникает состояние “экзистенциального вакуума” (термин экзистенция означает существование) в виде чувства точки, апатии, опустошенности.

Различные ветви гуманистической психологии развились с целью преодолеть ограниченность теорий, оставивших без внимания своеобразие психического строя человека как целостной личности, способной к самосозиданию, реализации своего уникального потенциала.

Категориальный анализ За несколько десятилетий первые ростки новой дисциплины, выступившей под древним именем психологии, преобразились в огромную область научных знаний. По богатству теоретических идей и эмпирических методов она вышла на достойное место среди других высокоразвитых наук.

Как далеко отстояли начальные попытки найти в качестве уникального предмета психологии элементы сознания от широко развернувшейся многокрасочной панорамы душевной жизни и поведения живых существ, созданной усилиями многих школ и направлений! Распад на школы, каждая из которых претендовала на то, чтобы явиться миру в качестве единственно настоящей психологии, стал поводом для оценки столь необычной для науки ситуации как кризисной.

Реальный же исторический смысл этого распада заключался в том, что средоточием исследовательской программы каждой из школ стала разработка одного из блоков категориального аппарата психологии. Каждая наука оперирует своими категориями, т.е. наиболее фундаментальными обобщениями мысли. не выводимыми из других. Понятие о категориях возникло в недрах философии (здесь, как и во множестве других открытий, пионером был Аристотель, выделивший такие категории, как сущность, количество, качество, время и др.). Категории образуют внутренне связанную систему. Она выполняет в познавательном процессе рабочую функцию, поэтому может быть названа аппаратом мышления, посредством которого отражается различная глубина исследуемой реальности; каждый объект ее воспринимается в его количественных, качественных, временных и тому подобных характеристиках.

Наряду с названными глобальными философскими категориями (и в нераздельности с ними) конкретная наука оперирует собственными категориями. В них дан не мир в целом, а предметная область, “выкроенная” из этого мира в целях детального изучения ее особой, уникальной природы. Одной из таких областей является психика, или, говоря языком русского ученого П.Н. Ланге, - психосфера. Конечно, она также постигается научной мыслью в категориях количества, качества, времени и т.д. Но чтобы познать природу психики, законы, которым она подчинена, овладеть ею на практике, нужен специальный категориальный аппарат, дающий видение психической реальности как отличной от физической, биологической, социальной.

Психология осваивала сферу своих явлений с помощью основных категориальных “блоков”: психического образа, психического действия, мотива, психосоциального отношения. Любая мысль, вступая в общение с психической реальностью, схватывает ее не иначе, как в этих категориях. Разобщенность же школ произошла в силу того, что в рассматриваемый период каждая из них прицельно сосредоточилась на одном из блоков. Так, категория образа (в виде его “осколка”, каковым является отдельное ощущение) стала одной из первых в теоретических схемах экспериментальной психологии, поскольку она опиралась на физиологию органов чувств, продуктом деятельности которых служат элементарные психические образы - ощущения.

Преодолевая “атомистический” структурный анализ вундтовской школы, гештальт-психология экспериментально доказала, во-первых, целостность и предметность образа, во-вторых, зависимость от него поведения организма. В отличие от версии об элементах сознания функциональная психология сосредоточилась на его функциях, актах. Однако логика науки требовала перейти от внутрипсихического действия к объективному, соединяющему организм с его средой.

Рефлексология и бихевиоризм внесли непреходящий вклад в разработку категории действия. Психоанализ поставил в центр своих построений категорию мотива, по отношению к которому вторичны и образ, и действие, а затем, опираясь на нее, предложил динамическую модель организации личности. Наконец, французские психологи сосредоточились на сотрудничестве между людьми, на процессах общения, выявив тем самым включенность в систему категорий психосоциального отношения как инварианта аппарата психологического познания.

Инвариант выражает наиболее устойчивое и постоянное в системе. Категории психологии инвариантны по отношению к системе психологических знаний. Каждая школа сосредоточилась на одном из инвариантов, но проделанная ею работа обогащала систему в целом. Поскольку, однако, концентрированная разработка одного из инвариантов неотвратимо придавала теоретическому облику школы односторонность, дальнейшее развитие психологической мысли шло в направлении поиска интегральных схем. Они открывали перспективу синтеза идей, порожденных монокатегориальными школами.

Любую попытку осмыслить природу психической реальности в ее конкретном проявлении (будь то поступки людей или их переживания) предваряет особая интеллектуальная схема, которой снабжен ум того, кто отважится предпринять подобную попытку. Ядерными компонентами схемы, как отмечалось, служат базальные категории. Но первичными блоками категориального аппарата не ограничивается его организация и рабочая нагрузка. Научное исследование психики совершается не иначе как в диалогах и взаимодействии с познанием ее изначальной включенности в биологические и социальные жизни. Это ведет не только к обогащению указанных блоков категориального аппарата, но также к их интеграции и преобразованию в более сложные и исполненные нового смысла категории: деятельности, общения, чувства и личности.

Их содержательному анализу будут посвящены специальные главы этого учебника.

РУССКАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ КОРНИ

Духовная жизнь русского общества была тесно связана с общим ходом развития западной культуры. Вместе с тем она отражала своеобразие социоэкономической истории народа. К середине XIX века осознание необходимости коренных реформ в российской действительности пробудила работу мысли во всех слоях тогдашнего грамотного населения России -и столичного, и провинциального.

Главным был вопрос об освобождении от крепостного рабства миллионов российских крестьян. Потребность в его безотлагательном решении нарастала, и одновременно росло желание осознать своеобразие русского народа. “Не зная народа, можно притеснять народ, кабалить его, завоевывать, но освобождать нельзя”, - писал Герцен.

Все стороны русской жизни, ее истории, языка, быта, традиций стали предметом широкого публичного обсуждения.

Процесс реформирования общества захватывал практически все его группы. Отсюда и всеобщее стремление к самопознанию, к рефлексии по поводу своих национальных качеств.

На перепутье реформ Россия должна была решить, как ей двигаться дальше. Резкое изменение социальной ситуации, связанное с коренными реформами жизни народа, кардинальным изменением привычного уклада, поставили проблему осознания и предсказания возможных реакций народных масс на эти изменения. Общество, и прежде всего его образованная часть, старалось осмыслить свое прошлое, понять истоки традиций, происхождение положительных и отрицательных качеств народа.

Для психологии это было связано с попытками осмыслить русский менталитет, выделить и описать психологические особенности русского народа, изучить “национальный характер”, или, как тогда говорили, “народную душу”. Под этим подразумевались главным образом установки, ценности, верования, общие для всего общества. Часто в понятие “народной души” включали также и язык, являющийся родным для представителей данной нации, а также наиболее распространенные мифы, легенды, былины, традиции.

Этнопсихологическая программа Н. И. Надеждина Первая попытка осмыслить национальный характер русских людей не умозрительно, но опираясь на конкретные сведения о нем принадлежала философу Н.И. Надеждину. В 30-х годах он издавал журнал “Телескоп”, где опубликовал взбудоражившее общество “Философическое письмо” П.Я. Чаадаева, полное негодования по поводу национального самодовольства и духовного застоя, что имело для издателя журнала и автора письма печальные последствия. Чаадаева объявили сумасшедшим, Надеждина -выслали. Работая в Русском географическом обществе, Надеждин предложил программу широкомасштабного описания силами самих русских людей “наблюденных и замеченных” особенностей народа всюду, “где только чуется Русь”. При этом имелись в виду “разбор и оценка удельного достоинства ума и народной нравственности, как оно проявляется в составляющих народ личностях”. Программа была разослана по различным губерниям, и добровольные собиратели сведений из числа учителей, лекарей, чиновников, священников направляли в Общество сотни рукописей, где описывались умственные и нравственные особенности жителей великой империи.

В числе материалов были характеристики языка, быта, особенностей материальной культуры, в которых осели сведения о психическом складе и менталитете русского человека, его “идолах и идеалах”.

Подъем национального самосознания Поражение в Крымской войне существенно активизировало национальное самосознание. Об этом свидетельствовал хлынувший поток работ фольклористов, этнографов, бытописателей, историков. В этих работах, дававших обильную пищу для размышлений “чем крепка Русь?”, звучали раскаты давних споров о России и Западе, о том, имеется ли у России, по слову Тютчева, “особенная стать”? И пойдет ли ее народ, униженный властью, обрекшей страну на военное поражение, таким же путем, что и другие, цивилизованные страны, опередившие Россию в своем технико-экономическом развитии.

Подъем национального самосознания вызвал взрыв интеллектуальной энергии в различных сферах культуры. Этой энергией создано приобретшее всемирную славу великое искусство. Оно обнажало сложность и коллизии душевной организации людей в ставшем зыбким и неопределенным социальном мире.

Творения Достоевского, Льва Толстого и других художников пронизывает тончайший психологический анализ мотивов поведения, корней социального зла, истоков аморализма, разрушительной силы произвола, самоценности личности.

Наряду с расцветом искусства, этот период ознаменовался крупными успехами России в сфере науки. В европейском естествознании происходили революционные события. Успехи физики, химии, биологии изменили картину природы. Фундаментальные открытия в различных областях обусловили технический прогресс, доказав тем самым способность научных идей радикально воздействовать на жизнь общества. Вера в высокую ценность этих идей как инструмента изменения мира воодушевила вышедшее на историческую арену новое поколение русских интеллектуалов-естествоиспытателей.

Пройдя учение на Западе, русские натуралисты отныне занимают лидирующие позиции в ряде дисциплин, прежде всего -в химии и биологии. Убеждение в спасительной роли науки стало могучим социальным мотивом в борьбе за новую Россию.

Два направления в проблеме человека Ткань национального самосознания включала в себя различные направления во взглядах на предназначение русского народа, на рабство и свободу человека. Их конфронтация имела социоэкономическую подоплеку. Одни выражали интересы обездоленного русского мужика, другие - правящего строя, идеологи которого ратовали за выход из крлзиса путем либеральных реформ.

Оба направления, сосредоточившись на проблеме человека как особой целостности, где телесное и духовное нераздельны, трактовали эту нераздельность с радикально различных позиций: антропологической и теологической. У истоков каждой из них стояли выдающиеся мыслители. У первой - Николай Чернышевский, у второй - Владимир Соловьев. Они заложили в России традиции человекопознания, исходя из противостоящих друг другу способов осмысления природы личности.

На взрыхленной ими почве рождались в дальнейшем учения, развивавшие их исходное идейное содержание в новых социокультурных условиях и соответственно запросам логики научного творчества.

К антропологическому принципу Чернышевского восходит русский путь в науке о поведении - от Сеченова до Павлова и Ухтомского. К теологическому принципу Соловьева восходит концепция “нового религиозного сознания” в трудах Н.А. Бердяева, С.Н. и Е.Н. Трубецких, С.Л. Франка и др. И новое учение о поведении, и апология “нового религиозного сознания” являлись плодами русской мысли - двух ее мощных течений: естественнонаучного и религиозно-философского.

Динамика обоих течений нашла отражение в представлениях о человеке, складывавшихся в то время в русском общественном сознании. Те, чьей интеллектуальной активностью выстраивался образ, прежде чем занять собственную, противостоящую другой, идейную позицию, испытали неудовлетворение этой другой. Чернышевский и Павлов были воспитанниками духовной семинарии, Ухтомский - духовной академии. Знание о человеческой душе, которое было ими почерпнуто в религиозном обучении, позволило им в дальнейшем отчетливо увидеть слабые стороны своих оппонентов. Когда учитель Владимира Соловьева П.Д. Юркевич, возражая Н.Г. Чернышевскому, указывал, что человеческая душа открывается субъекту не иначе как во “внутреннем зрении” (интроспекции), Чернышевский не стал даже спорить со своим критиком, заметив, что “всю эту премудрость можно найти в семинарских тетрадках”. Что касается самого Соловьева, то, начиная творческий путь в качестве студента-естественника, он в дальнейшем становится слушателем лекций Юркевича и подает прошение об отчислении его с физико-математического факультета. Соловьева не могла удовлетворить формула Чернышевского, согласно которой “философия видит в нем (человеке) только то, что видит медицина, физиология, химия”.

Мысль Чернышевского и мысль Соловьева устремлялись в трактовке психического устройства человека к разным полюсам. Первый - к естественным наукам, второй - к религии. При всей глубине расхождений между ними Соловьев преклонялся перед личным мужеством Чернышевского, тем достоинством, с которым он встретил неправедный суд над ним и наказание за мысли и убеждения.

В теоретических взглядах Чернышевского, - писал он, - я вижу важные заблуждения, но нравственное качество его души "оказалось полновесным. Над развалинами беспощадно разбитого существования встает тихий, грустный и благородный образ мудрого и справедливого человека”.

Антропологический принцип в философии” Н. Г. Чернышевского Предпосылкой понимания природы человека, согласно этому принципу, является отклонение дуализма. “Никакого дуализма в человеке не видно. Если бы человек имел, кроме реальной своей натуры, другую то эта другая натура непременно обнаружилась бы в чем-нибудь: а так как она не обнаруживается ни в чем, так как все происходящее в человеке происходит по одной реальной его натуре, то другой натуры в нем нет”.

Идея единства человеческого организма обосновывалась и онтологически - он является сгустком природных сил и элементов, присущих мирозданию в целом, и гносеологически - он познается тем же способом, как и остальные реалии этого мироздания. Соответственно и психика как один из жизненных процессов этого организма не является самостоятельной сущностью и не требует, чтобы быть познанной, иных средств, чем те, которыми наука добывает истину о других вещах.

П.Д. Юркевич о душе и внутреннем опыте Первым оппонентом Чернышевского выступил философ-идеалист П.Д. Юркевич (1826-1874). Главным аргументом против идеи единства организма служило учение о двух опытах. “Сколько бы мы ни толковали об единстве человеческого организма, - писал Юркевич, -мы всегда будем познавать человеческое существо двояко: внешними чувствами - тело, его органы и внутренним чувством - душевные явления”.

Юркевич отстаивал так называемую опытную психологию, согласно которой психические явления принадлежат к миру, лишенному всех определений, свойственных физическим телам, и познаваемы в своей сущности только субъектом, который непосредственно их переживает.

Слово “опыт” давало повод говорить, что психология, использующая этот внутренний опыт, является эмпирической областью знания и тем самым обретает достоинство других, строго опытных, чуждых метафизике наук.

Антропологический принцип” Чернышевского отвергал этот эмпиризм, создавая философскую почву для утверждения объективного метода взамен субъективного. Этот же принцип, постулируя единство человеческой природы во всех ее проявлениях, стало быть и психических, отвергал прежнюю, восходящую к Декарту, концепцию рефлекса, согласно которой организм расщеплялся на два яруса - автоматических телесных движений (рефлексов) и действий, управляемых сознанием и волей.

Противники Чернышевского полагали, что имеется только одна альтернатива этой “двухъярусной” модели поведения, а именно - воззрение на это поведение как чисто рефлекторное. Человек, тем самым, обретал образ нервно-мышечного препарата. Поэтому Юркевич требовал “остаться на том пути, который был указан Декартом”.

К. Д. Кавелин против И. М.Сеченова Профессор права К.Д.Кавелин (1818-1885) издавна интересовался проблемами психологии. Он принимал участие в этнопсихологических исследованиях группы Надеждина (см. выше) и предполагал, что изучение народного характера по продуктам культуры придаст психологии облик позитивной науки.

В условиях, когда новое поколение восприняло сеченовскую концепцию в качестве образца научного объяснения психических явлений, Кавелин выступил с ее критикой в книге “Задачи психологии” (1872). Назвав рефлекторную теорию о принадлежавшем Сеченову открытии аппаратов, задерживающих движения, “величайшим достижением”, соглашаясь, что материализм в его научной форме “признает значение и влияние психических явлений”, Кавелин выступил против применения в психологии приемов и выводов естественных наук, ибо это влечет за собой социальные бедствия: физическая сторона подавляет духовную и “личность как нравственный деятель сходит со сцены”.

Сквозной темой рассуждений Кавелина была проблема нравственности в разных ее аспектах. Он полагал, что нравственность и достоинство невозможны без твердых моральных правил, которые даются только философией и религией. Однако сами по себе и философия и религия не могут помочь обрести идеалы, помочь человеку понять себя, причину своих разочарований и разобраться, осознать свои стремления и чувства. Этому должна способствовать наука о человеке, о его душе - психология. Поэтому-то Кавелин и считал ее одной из основных необходимых для того времени наук. Таким образом, говоря о психологии и ее задачах, он исходил из определенного взгляда на состояние общества и на предмет психологии. Отсюда и задачи психологии, типичные для отечественной науки. Это задачи этические и направленные непосредственно на изменение мировоззрения через осознание идеалов и стремлений человека.

Книга Кавелина, в противовес учению о зависимости жизни человека от материальных причин (и тем самым надежды на изменения ее реальных, земных условий), переносила центр тяжести на “внутреннее обновление”: если миру суждено быть обновленным, то это может совершиться изнутри нас.

Прогрессивная печать подвергла Кавелина резкой критике и даже поставила его психологическую концепцию в связь с крепостническими убеждениями. Кавелин, признавая важность и необходимость обновления психологии, настаивал на незыблемости субъективного метода (“внутреннего зрения”). Особую роль он придавал произвольному характеру процессов сознания.

В произвольности усматривалось концентрированное выражение сущности психического. Детерминизм же считался применимым только к телесным явлениям. Кавелинская книга была прямым вызовом Сеченову, и он вызов принял, выступив сперва с замечаниями на эту книгу, а затем - с трактатом “Кому и как разрабатывать психологию”. Он показал, что вся аргументация Кавелина воспроизводит давние убеждения сторонников интроспекционизма, из-за которого психология и оказалась в состоянии научной нищеты. Кавелин усматривал новизну своего понимания задач психологии в обращении к тому материалу, который физиология не рассматривает, а именно - к памятникам культуры, запечатлевшим духовные устремления и свойства людей. Сеченов, отвечая ему, указывал, что при всей важности историко-культурных материалов, не в них лежит “средство к рассеянию тьмы, окружающей психологические процессы”. Ведь обращаясь к этим памятникам, любой исследователь по необходимости приходит к обыденной психической жизни, которую Кавелин описывает в традиционных понятиях о сознании как внутреннем опыте, о воле как особой, независимой от внешних причин силе. Кавелин не оставил сеченовскую критику без ответа. Он писал, что большинство возражений в его адрес - плод недоразумений, “которыми так богата русская земля”.