Психофизиология и нейрохимия любви

На нашем современном уровне знаний эта гипотеза не подтверждена полностью. Либовиц тем не менее не испытывает недостатка в убедительных аргументах:

Когда находятся во власти счастливой эмоции, в частности, когда влюбляются, находятся психологически и физически в состоянии, сравнимом с тем, которое доставляют амфетамины: гиперактивность, уменьшение аппетита и потребности во сне, без переживания усталости.

Присутствие PEA было действительно выявлено в мозге разных животных и человека.

Действие PEA наблюдали в лаборатории, на нервных клетках в культуре (in vivo), в мозгах животных: он увеличивает количество NA (опустошая пресинаптические вакуоли) и длительность его присутствия (тормозя его поглощение обратно) в синапсе.

Активация лимбической системы, особенно перегородки, была выявлена у студентов (добровольцев в этом эксперименте) и когда им давали амфетамины, и когда им доставляли приятную эмоцию. Также констатировали, что под амфетаминами приятная эмоция была более интенсивной (подопытными были молодые мужчины, и приятная стимуляция была представлена в виде очаровательной молодой женщины…).

Либовиц обращается к современными концепциям эволюции человечества, к необходимости для наших далеких предков значительной мотивации для удовлетворения требований размножения в среде, где они знали, что их выживание было постоянно под угрозой. Мозг должен был быть нацелен на то, чтобы делать любовную эмоцию одним из самых могущественных активаторов удовольствия, для того, чтобы они сдавались перед любовным влечением. У людей любовь не есть только лишь побуждение к совокуплению, побуждение, которому бы легко противодействовало разумное беспокойство о индивидуальном выживании (рисковать жизнью, ища или отправляясь вновь найти партнера). Психика все осложняет. Для человека нужно более или менее длительное влечение, которое могло бы породить предусмотренную биологически связь, которая могла бы длиться на время воспитания детей. Доисторическая модель может предусматривать много детей, потому что связь, образованная для первого ребенка, длится достаточно, чтобы другие могли родится.

Наблюдение любовного поведения показывает фундаментальную разницу между двумя одинаково приятными эмоциональными состояниями: периодом влечения и периодом привязанности. Первый, характеризуемый могуществом развернутой энергии, соотносится с одной из фаз поискового поведения, с растормаживанием, с богатством воображения, с активностью предвосхищения будущего счастья. Это период «медового месяца», когда вместе делают все виды «безумств», когда имеют все виды смелости. Друг друга не знают, и каждый украшает другого всеми положительными качествами. Все это соотносится с повторяющейся активностью системы удовольствия под усиленным действием катехоламинов.

То, как мозговые цепи организованы врожденным способом, чтобы вызывать такое поведение, полностью согласуется с тем, что требует выживание вида. Нужно чтобы все возможности соединились для образования будущей связи: фантазии, которые накладываются на реального любимого человека, позволяют не видеть его недостатков (которые могли бы помешать связи), устремление в будущее способствует инициативам, которые будут облегчать воспитание детей, растормаживание и поисковая активность толкают на поиски среды обитания для будущей семьи. Усиленное функционирование катехоламинов приносит психическую и биологическую энергию, необходимую для всей этой активности.

Психическая патология дает весомый аргумент на чашу весов гипотез Либовица благодаря биохимическим изменениям, которые наблюдают у больных манией. Этот термин в психиатрии не имеет того смысла, который есть в обыденном языке. Он означает заболевание, характеризуемое эйфорическим возбуждением с умопомрачительными идеями и большими перепадами настроения. У больных маниакальным синдромом (или больных гипоманиакальным синдромом, у которых болезнь принимает форму нестабильности характера) констатируют тяжелое нарушение, связанное с катехоламинами (резкое увеличение их секреции в моче, и в их обычной форме, и их метаболитов, что свидетельствует, что мозг ими переполнен). В маниакальной фазе наблюдают легкость, с которой субъект повторно влюбляется и вовлекает своего партнера во все виды сумасбродств.

Вторая фаза любви, период привязанности, проявляется в виде совсем другого поведения. Поскольку себя чувствуют привязанными к одному человеку, больше не ищут нового, даже в своей компании: удовлетворяются счастьем быть вместе. Живут в ожидании этого счастья, которое все больше и больше становится потребностью.

Это описание любовной привязанности содержит настоящую модель зависимости от опиатных наркотиков. Потребность в удовольствии увеличивается сама собой. Каждый момент, проведенный с любимым (ой), усиливает его (ее) необходимость. Каждая разлука ведет к настоящему недомоганию, будучи доведенной иногда до тревоги и тоски (которая может принимать форму навязчивой ревности, депрессии, с прибеганием к алкоголю, и т.д.). Встреча после долгой разлуки дает удовольствие еще более яркое, чем раньше, что напоминает «усиление», хорошо известное на опиатной интоксикации: когда синаптические рецепторы, находящиеся в зависимости от опиатов, их лишены, новая добавка наркотика после этого небольшого лишения вызывает морфиническую реакцию более сильную, чем обычно.

Психологи сравнивают эту привязанность со связью, которая соединяет маленького ребенка с его матерью, достаточно похожую на ту, которую наблюдают у других (чем наш) видов, для того, чтобы мы могли бы извлечь из сделанных на животных экспериментах заключения, годные для человека. Давая опиаты молодым животным, уменьшают, вплоть до его исчезновения, пагубный эффект разлуки (отказ от кормления, неподвижность, идущая вплоть до прострации, задержка развития и т.д.). Молодая обезьяна, разлученная со своей матерью, и которая начинает проявлять эту драматическую болезнь разлуки, вновь находит вкус жизни, когда ее помещают в компанию животных ее возраста. Однако, если ей вкалывают налоксон, продукт, который блокирует опиатные рецепторы (см. Science & Vie №774), присутствие ее маленьких братьев и сестер ничего не дает ей. Она впадает в маразм. Привязанность младенца следовательно тесно связана с природной системой эндорфинов, эффект которых похож на эффект опиатов. Что согласуется с тем, что знают о системе удовольствия. Когда впрыскивают опиаты в мозг крыс, снабженных устройством для самостимуляции, они увеличивают число нажатий. Если, наоборот, им впрыскивают налоксон, число нажатий на рычаг существенно уменьшается, иногда даже, после двух или трех попыток, животное бросает рычаг. Система удовольствия, следовательно, функционирует, заставляя выделять в мозгу эндорфины.

Сходство между поведением человека в ситуации привязанности и поведением индивида, испытывающего потребность в опиатах, параллелизм между привязанностью младенца - в прямой связи с секрецией эндорфинов - и любовной привязанностью, позволяет Либовицу выдвинуть гипотезу, что фаза любовной привязанности находится в зависимости от эндорфинов.

Биологическая схема любви может уточняться так:

период влечения = заметное увеличение функционирования катехоламинов (при посредстве PEA);

повторяющаяся активизация системы удовольствия;

секреция энфорфинов;

повторяющийся поиск избирательной стимуляции, которая заставляет выделяться эндорфины (присутствие любимого (ой)).

Но так же, как для опиатной зависимости, повторяющиеся выбросы эндорфинов по причине похожести стимуляции обречены на механизм толерантности. Когда постсинаптическая мембрана, несущая опиатные рецепторы, повторно стимулируется в течение некоторого времени, она подвергается биологической трансформации, результатом которой является то, что она все меньше и меньше реагирует на одинаковые дозы. Когда речь идет об экзогенных наркотиках, субъект увеличивает дозы чтобы компенсировать уменьшение удовольствия. Когда речь идет о эндорфинах, кроме некоторых особых моментов «кризов любви» соответствующих исключительным пароксизмальным выбросам короткой длительности, похоже, что организм не может увеличивать свой темп их производства выше определенного предела, вероятно, меняющегося в зависимости от особенностей индивида. Удовольствие уменьшается, следуют разочарование или скука, и угрожает разделение.

Но именно потому, что ритм цикла меняется в зависимости от особенностей индивидов, часто получается так, что один из членов пары достигает фазы скуки, в то время как другой находится в полной привязанности! Следовательно, разрыв для последнего является настоящей биологической болью грубой опиатной ломки. Наблюдение поведения показывает тесное подобие тоски наркозависимого, страдающего от отсутствия наркотиков, и тоски покинутого (ой) влюбленного (ой). Из фаз, описанных в болезни отделенной от своей матери молодой обезьяны, иногда почти точно присутствуют: агрессивность и сцены периода тревожного волнения, сменяющиеся подавленной угнетенностью, пассивностью, уходом в себя.

Однако ответ на боль разделения не одинаков у всех. Некоторые быстро возвращаются обратно на поиск нового влечения, или новых удовольствий, алкоголя, разных исследований. «Бегство в работу» является для психолога поведением усиленного исследования, а исследование является только поиском других видов вознаграждения.

Либовиц придает большое значение одному из регионов ствола мозга, голубому пятну, который, похоже, действительно играет существенную роль в феномене опиатной «ломки». Это небольшое ядро (на пределе видимости невооруженным глазом на анатомических препаратах), скрытое в ретикулярной формации (средний слой ствола мозга). Отростки его клеток распространяются в вышележащие отделы мозга вплоть до коры, каждый, разделяясь на десятки и сотни тысяч ветвей, так что небольшое голубое пятно иннервирует огромную массу коры и часть промежуточного мозга. Когда эти волокна возбуждены, они выделяют норадреналин (NA). Они составляют высший норадренергический путь, отличающийся от низшего норадренергического пути, который связан с системой удовольствия.

Голубое пятно интересует множество нейрофизиологов: оно может быть ключом системы тревоги и страдания, как перегородка для системы удовольствия. Чтобы принять эту точку зрения, Либовиц основывается на том факте, что это небольшое ядро окружено нейронами, продуцирующими эндорфины, которые контролируют его активность. В нормальном состоянии они его удерживают в ритме замедленного функционирования. Но если оно освобождено от своего тормоза, голубое пятно входит в фазу усиленной активности. Так, открыли тесную функциональную связь между этим высшим адренергическим путем и комплексом клеток, которая выделяет субстанцию P. Это вещество является регуляторным нейропептидом, как эндорфины, но с противоположным им действием. Клетки для субстанции P составляют обширный путь из волокон и клеток, протягивающийся от среднего мозга до лобной доли, проходя через внутреннюю часть таламуса. Это подобие более латерального и нижележащего пути, представленного системой удовольствия. Активация системы субстанции P может быть биологической основой боли, физической и моральной. Эта гипотеза изучается.

Следовательно, можно, по крайней мере временно, признать, что болезненная тревога разделения соотносится с активацией системы субстанции P под стимулом голубого пятна, освобожденного от своего эндорфинового тормоза. Биология может не только доказывать механизмы удовольствия и огорчения в любви, но также помогать понимать индивидуальные различия в этих областях жизни.

Функционирование норадреналина зависит от ферментных особенностей нервных клеток, которые его производят, и от биологической активности мембран нейронов, где расположены его рецепторы. Это явления сами находятся в зависимости от генетических программ нейронов. И если в своих главных особенностях эти программы одинаковы для человеческого вида, то от индивида к индивиду они имеют значительные не могущие пренебрегаться отличия.

Пример: один из существенных регуляторных механизмов NA состоит из моноаминооксидаз (MAO), уровень производства которых тоже зависит частично от генетических программ. Моноаминооксидазы являются группой ферментов, способных разрушать катехоламины и также PEA, на уровне нервных окончаний, контролируя таким образом запасы вакуолей, готовых выделиться в эти окончания. Эти MAO также находят в тромбоцитах крови в количестве, точно отражающем их настоящее количество в мозге. Следовательно, имеется простое средство для оценки функционирования моноаминооксидаз данного конкретного индивида. Что позволило выявить четкую корреляцию между немного пониженным по сравнению с нормой уровнем этих ферментов и поведением «кайфовщика»: дерзость, поиск сильных ощущений (неумеренное пристрастие к рок музыке), слабость социальных запретов, вкус к провокациям. Любовное поведение всегда такое же: частые любовные авантюры без реального учета личности партнера, откуда повторяющиеся разрывы «не моргнув глазом» до того, как наметится хотя бы малейшая фаза привязанности. Они часто имеют потребность «приправлять» свои авантюры, добавляя к ним дополнительные возбудители, алкоголь, оргии.

Субъекты, имеющие более высокий уровень MAO, следовательно, сильнее контролирующий функционирование их NA, прикрепляются к тому, что запустило их систему удовольствия, то есть к личности, к которой они переживают влечение, и быстрее приходят в стадию привязанности.

Другое наблюдение: речь идет на этот раз об отличии в зависимости от пола поведения по отношению к разделению. Мужчины скорее, чем женщины, достигают периода толерантности (или разочарования), но лучше переносят разделение по воле другого.

Либовиц думает, что «мудрость вида» организовала женский мозг (может быть во время сексуализации мозга, которая совершается в течение последних недель жизни плода) так, что женщины более способны к связи привязанности, чем мужчины, так как они являются первым прибежищем для младенцев. Они, следовательно, сделаны такими, чтобы привязываться, в частности, к своим младенцам, но и к их отцу тоже. Это рассуждение может болезненно восприниматься многими сегодня. Но это факт, что выявили связь между половыми гормонами и эндорфинами на уровне мембранных рецепторов нейронов головного мозга. Еще не прояснили значение этих взаимодействий у человека, но у животных отмечают, что они играют роль в половом поведении. Известно, что у женщин гормональные выбросы, которые следуют за родами и сопровождают лактацию, способствуют функции эндорфинов.

В общем, эндорфины высвобождаются более или менее легко в зависимости от особенностей индивидов. Известно, что плацебо, эти лжемедикаменты, используемые чтобы отличать химическую эффективность препарата от его психического эффекта, успокаивают ту же самую боль у одних людей и не успокаивают у других. Только те подвергаются воздействию плацебо, кто выделяют эндорфины немногим после приема «медикамента». Следовательно, для одних ожидание облегчения (то есть активность воображения) достаточно для стимуляции системы эндорфинов, тогда как для других это ничего не дает. Это отличие, похоже, хорошо соотносится с разным биологическим порогом, так как так оно есть у животных с акупунктурой. Под воздействием точной экспериментальной боли у одних животных акупунктура унимает боль, у других нет, первые выделяют эндорфины, но не вторые.

Являются ли эти биологические отличия врожденными (генетическими) или приобретенными (отмеченными в «клеточной памяти»)? Этот вопрос еще остается без ответа. Либовиц настаивает на роли обучения. Молодые мужчины чаще, чем девушки, толкаемы на поиски своего удовлетворения через свою собственную поисковую активность, они чувствуют себя более ценимыми, чем девушки, за свои персональные успехи. Что касается девушек, то они часто сформированы ждать удовольствие, которое им принесут, будучи препятствуемы идти его искать самим: их обучают как резерв, который отдыхает в неценении себя.

Следовательно, во время разрыва система удовольствия мужчин, которая «научена» работать, имея в качестве отправной точки новые ощущения, мотивирует их искать эти ощущения. Так или иначе, механизм самооценки находится в хорошем состоянии, и, лишенный удовольствия быть с другим человеком, мужчина легче, чем женщина, находит удовольствие «вновь найти самого себя». Так может быть заблокирована тревога разделения. Для женщин спасение во встрече с другим партнером, который им вернет удовольствие привязанности.

Это короткое изложение отличий в поведении немного карикатурно. Однако оно может помочь понять статистику психиатров. Депрессии, следующие за разрывом, чаще встречаются у женщин. Наоборот, мужчины чаще страдают от депрессий, когда они теряют свою работу. Достаточно причин могут объяснить этот феномен… но некоторые исследователи думают, что профессиональный разрыв есть, как и любовный разрыв, причина тоски разделения, то есть блокирования системы эндорфинов. В случае служебного разрыва рана также наносится на уровне самооценки: мужчина попадает в невозможность больше укрываться в удовольствии «вновь найти самого себя».

Эти биологические соображения заставили Либовица и других добавить медикаментозное лечение к психологическому лечению безутешных огорчений в любви и депрессий, следующих за увольнением. Они предлагают использование медикаментов, которые активизируют функционирование адреналина, приводя к настоящей трансформации способа существования. Не только исчезает огорчение, но личность самопроизвольно изменяет свои суждения, поворачивает свои надежды в сторону новых путей (пробуждение поисковой активности), открывает или вновь открывает удовлетворение более высокой оценкой себя.

Наконец, можно бы задаться вопросом, как одна пара может длиться всю жизнь. Либовиц думает, что это возможно, когда система удовольствия время от времени получает новый импульс через новые стимуляции. Он придает значение ссорам, после которых «начинают с нуля», и также небольшим изменам, которые позволяют переоценить первую привязанность. Все, что затрудняет расцвет любви, только еще больше усиливает ее: борьба за воссоединение с любимым (ой) поддерживает ритм выбросов норадреналина и повторяющиеся разлуки приводят к усилению при каждой встрече. Новые удовольствия, разделенные вместе, также могут изменить состояние биологической связи привязанности, разнообразием вводя новое возбуждение. Тут хорошо видно, что связь привязанности рискует умереть от неподвижности. Неожиданность, фантазию и иногда трудности!

Заключение

В самом деле, большая часть человеческих отношений (по меньшей мере, 51 процент) основаны на надувательстве и увертках, иногда живых и занятных, а иногда порочных и злых. Есть лишь немногие счастливцы, такие как матери и дети, или истинные друзья и влюбленные, которые относятся друг к другу вполне прямо. Чтобы вы не подумали, что я цинично искажаю ситуацию, позвольте мне привести несколько примеров того, как Природа сама, через посредство эволюции, установила некоторые игроподобные транзакции. Некоторые из них кажутся столь циничными с человеческой точки зрения, что трудно решить, смеяться ли над ними как над шутками, или оплакивать их как трагедии. Тем не менее, их конечный результат - обеспечивание выживания видов. В самом деле, человеческие психологические игры также имеют большую ценность в смысле выживания, иначе игроки вскоре оказались бы вымершими. Их ценность, как для животных, так и для человека, не уменьшается, если мы посмотрим на них как на хитрости и шутки, так же как она не увеличится, если мы будем принимать их очень серьезно, как бы говоря, как сказал некто: «Я более серьезен и более возмущен; и поэтому я более справедлив, чем вы».

Простейший пример биологической хитрости мы находим у домашних кур. С сентиментальной стороны история состоит вот в чем. После откладывания яиц она высиживает их с целеустремленной преданностью. Время от времени, с предусмотрительностью повивальной бабки, она переворачивает их так, чтобы живительное тепло ее тела достигало всех частей покрытого кальцием чрева, где подрастает ее семейство. В конце концов, в результате ее постоянства и заботы, вылупляются здоровые цыплята. В этом виде она предлагает человеческой расе чистый пример умного и твердого материнства.

Мы вполне можем говорить, что любовь это хитрость природы и гормональные выбросы, влекущие за собой любовную эйфорию это награда за продолжение рода. Ведь люди такие сложные существа, обычным феромоновым составом их уже не вовлечешь в тяжкие заведения потомства. Любовь-это сильнейшая внутренняя мотивация, помогающая нам, в отличии от животных выращивать не только здоровое и сильное потомство, но и культурных, образованных воспитанных людей. Именно любовь сохраняет полными семьи, а ведь для гармоничного развития ребенка необходимы оба родителя. Это чувство дарит нам радость бытия.

И как и в древнем мифе о гомункулах, сросшихся спинами, каждый из нас ищет вторую половинку.

Список литературы

1) Эрих Фромм. «Искусство любить». 2005 год, Азбука.

2) Либовиц «Science et Vie», июнь 1983, номер 789.

3) Вильгельм Вундт. Психология душевных волнений

4) Эрик Берн. «Секс в человеческой любви». Пер. М.П. Папуша. - М.: Эксмо-Пресс, 2001.

Размещено на Allbest.ru