Теоретический анализ городских организаций гражданского общества

В прошлом году прошел первый съезд градозащитников в Москве, в этом - в Санкт-Петербурге, и в этот раз была серьезная повестка, связанная с обсуждением поправок в законодательство, с технологическими проблемами, связанная с работой с чиновниками - действительно можно сказать, что есть общий профессиональный интерес, людям из разных городов важно встречаться и обсуждать.

- А с какими органами власти чаще всего работает АН?

- Очень много. В первую очередь, конечно, Москомнаследие. Для тех объектов, которые имеют федеральное значение - это Министерство культуры. Но это может быть и Депкульт, который является пользователем многих таких зданий, и Департамент транспорта ( что связано с метро или ж\д наследием) Управы, префектуры, ОАТИ, прокуратура, куда пишутся жалобы. Полиция, которую можно вызывать. И сейчас это стало уже чем-то самим собой разумеющимся, но в первые годы... Вызывали участкового, говорим: тут идет снос. Участковый: а я тут причем? Приходилось ему буквально с кодексом в руках говорить: смотрите, это 243 статья УК, Причинение вреда объекту культурного наследия. вы сейчас должны составить протокол, указать ответственность... Он: да, надо же! Мы никогда об это мне слышали! Вот в других городах таким просвещением среди полиции только начинают заниматься. Они не понимали, какие у них полномочия. - А вообще органы власти охотно идут на контакт, сотрудничают? По-разному происходит. Важно, что у нас есть юрист. Если мы обращаемся в органы, как правило, это лежит в правовом поле, и это апелляция к их должностным обязанностям. Если никто не отреагирует, но у нас будет обращение в вышестоящую организацию. Но им и часто нужны галочки на погоны, что они что-то сделали. Горячего чувства, как правило, нет. Вот на Большой Никитской, на Ордынке настолько мощное давление крупных девелоперов, что эти органы делают вид, что нас нет.

- Насколько территориальный фактор оказал территориальный фактор? Стоит ли в Москве проблема защит памятников архитектуры острее? Или это связано с тем, что здесь больше активных людей?

Ну, во-первых, в любом мегаполисе больше активных людей, людей с осознанной позицией. Ну и МАPS неслучайно возник с инициативы иностранных инвесторов, потому что мы быстро все до их появления долгое время сидели на кухне и ныли друг другу, что все ужасно, и ничего нельзя сделать. А Эти ребята, которые при этом были нашими ровесниками (нам тогда никому не было и 30 лет), были журналистами в times? moscow times, но те страны, откуда они приехали, уже имеет наработанный механизм гражданской деятельности - и если тебе что-то не нравится, то ты заявляешь о проблеме публично - созываешь пресс-конференцию, выпускаешь пресс-релиз. Вот такое понимание и толчок, что важно об этом говорить, не ныт, а начать что-то делать, - он был с той стороны, и это тоже позитивная сторона мегаполиса.

Ну и в Москве был колоссальный строительный бум, который опередил похожую ситуацию в других городах. И перед появлением MAPS снесли Военторг, гостиницу Москва, сгорел Манеж - вот эти три очень знаковые и масштабные истории в самом центре создали ощущение, что дальше уже некуда... В С-Петербурге такого не было - туда строительный бум пришел лет на 10 позже, и не в таких масштабах, в Нижнем, Самаре были точечные случаи. И девелоперы пришли в те города, и реакция на них тоже.

- Реакция на определенный вызов.

Ну и понятно, что в Москву хлынули деньги со всей страны. В конце 90-х и начале 2000-х это был самый быстрый способ получить деньги: что-то снести, быстро построить, продать и уехать. Это рассматривалось просто как механизм быстрой капитализации.

- Создается ощущение, что в градозащитной деятельности удивительным образом сочетается альтруистический компонент - то есть люди занимаются защитой общественных благ, и эгоистический - ты настолько любишь старый город, что бездействовать просто не можешь. Что вы об этом думаете?

- Раппопрорт об этом много говорит - это историк архитектуры, который последние годы живет в Латвии, в Юрмале на хуторе один, и каждое утро пишет какой-нибудь философский текст. Он писал в основном о кризисе архитектурной профессии. И когда мы с ним поговорили про АН, его страшно поглотила эта тема, и он за последние полгода написал около 15 текстов о самоопределении градозащитника и его истинных и мнимых целях.

Я всегда говорила, что это личный и эгоистический выбор. Во всех декларациях написано, что мы сохраняем во имя будущих поколений, но на самом деле никто из нас ничего не может гарантировать, и фактически мы принимаем это решение на время своей жизни - мы хотим жить в окружении этих зданий. в целостной исторической среде, а что будет после - нельзя сказать. Есть пример Москвы после революции 17 года, когда Москва пострадала, Кремль пострадал. В какое-то время был расцвет реставрации - и Китай-город, и Шуховскую реставрировали, а потом это все сошло на нет. История меняется непредсказуемо. Можно прикрываться общим благом, интересами человеческой цивилизации, но в общем, надо отдавать себе отчет, что ты свое собственное желание выражаешь, прежде всего.

- Вы рассказали о потерях архитектурных. Но на их фоне есть примеры, когда удалось сохранить - Шуховскую, Хитровку. Есть ли принципы работы. способствующие положительной динамике развития ситуации?

- Важно понимать, что во всем, что мы делаем, есть вот это ощущение "до определенной степени". Пока удалось. Есть ряд примеров, когда действительно здание не имело охранный статус, и существовала угроза сноса, но благодаря нашим настойчивым действиям объект поставили на охрану, отреставрировали, он стоит. Таких объектов немного. Есть объекты, когда мы отвели основную угрозу, но и позитива тоже нет - как тот же дом Быкова, за который бились бесконечно, и столько судов прошли - но он как стоял после пожара, так и стоит. Таких примеров тоже много.

Набор методов - работа со СМИ, с чиновниками, юридическая работа - уличные, протестные, есть конструктивные методы, когда можно предложить альтернативу, проект. Есть еще и методы личных отношений. Некторые члены АН вошли в общественные комиссии - в ту же комиссию по сносу. В Общественной палате одно время присутствовал АН. Есть совет при МинКульте Другое дело, что они не очень хорошо работают. Много лет идут разговоры о том, чтобы создать совет при мэрии. Тем не менее, существует вопрос лоббизма и попыток разговора с архитекторами, девелоперами и чиновниками на самых разных уровнях. Как правило, все методы в разных пропорциях надо задействовать. Какие из них срабатывают в каждом конкретном случае - это уже другой вопрос. Иногда ничего не срабатывает.

- А чувствуете ли вы динамику развития АН и какие у него перспективы?

Когда говоришь про отдельные победы, действительно иногда кажется, что побед меньше, чем поражений. и Это разочаровывает особенно новичков. Когда они попадают в борьбу за конкретное здание, и не получается - это сильное разочарования. Но в целом ситуация сильно улучшилась по сравнению даже с тем что было в 2004 году. Тема стала публичной и прозрачной. В 2004 несмотря на то, что это требование закона, даже не был опубликован реестр зданий с охранным статусом. Иногда даже было непонятно, можем ли мы бороться за здание, которое сносят у нас на глазах, которому что непонятно, обладает ли оно охранным статусом или нет. Москомнаследие была совершенно закрытой организацией. Сейчас, когда градозащита стала темой общественного интереса, количество случаев сноса сократилось. И эта выставка, которую мы делали под выборы Собянина, показала, что за 4 года было снесено около 60 зданий. а в лужковские времена 100, 200, 400 зданий могли сносить ежегодно. Сейчас на порядок меньше. Мы считаем, что это результат многолетней планомерной работы, и чиновники привыкли считаться с шумом, и очень вызывающих действий с их стороны нет.

- АН считается влиятельной организацией. Ощущается сила движения. Как вы можете объяснить это?

Многолетний масштаб, методическая работа, много народу участвуют. Мы не упускаем ни одного случая, который имеет к нам отношение. И они создали такое ощущение вездесущности АН. И сейчас уже сложно найти людей, которые не знают, что такое АН, и выросло поколение журналистов, которые считаются с АН - нормальная стабильная организация. Но иногда люди не понимают природы организации - пишут нам о безобразиях, почему вы ничего не предпринимаете? Срочно выезжайте. Хотя любой человек может выехать. И вообще, достаточно заинтересованности одного человека, чтобы что-то менять. Это такой накопленный кумулятивный эффект организации, которая делает свое дело, и не растрачивает себя на посторонние вещи.

- А если бы Вас пригласили работать госорганы, занимающиеся защитой памятников архитектуры, рассматривали бы Вы это предложение?

- У меня однажды был соблазн. Я закончила магистратуру в 2001, писала диссертацию по защите архитектурного наследия, но совершенно не знала, как я могу себя применить. Но попалось объявление, что Мсоскомнаследие ищет специалиста по международным связям, и я подумала, что это ищут меня. Я пришла на собеседование. И женщина, сидевшая за столом с зеленым сукном. На мои рассказы о том, как я люблю эту тему и разбираюсь в ней, она меня спросила : "А у Вас имеется опыт аппаратной работы?" На этом мы с ней попрощались, и я, честно говоря, очень рада.

И я видела, что очень живые адекватные люди из нечиновничьего мира считали, что если бы они были внутри, они мы могли что-то изменить. Но я не видела ни одной истории успеха. Это перемалывает людей, когда ты внутри системы в таком виде, в котором она есть. Мы видели феномен Депкульта, куда пришел Капков, собрал бодрую команду, и там можно было что-то делать, но все равно он был в определенных рамках. С нынешней вертикалью власти, я бы не пошла сейчас в госорганы.

- Есть представление об организациях ГО, что они заполняют вакуум, возникающий ввиду недостаточно эффективной работы госорганов и бизнес-структур. Можно ли считать, что АН заполняет тот самый вакуум?

- Да, корректное определение. Другое дело, что вакуум гораздо больше, и АН не может его заполнить. АН - уникальное явление, в силу масштаба, упертости его членов. Его двигает КО. Общественным организациям сейчас очень тяжело, если они не имеют лоббистских ресурсов. се фонды, которые давали гранты, свернулись один за другим. Открыть новую организацию чрезвычайно сложно ( в прошлом году пытались открыть организацию партнерскую по наследию). Спонсорская поддержка ввиду кризиса сошла на нет. И если в Англии несколько сотен организаций, связанных с защитой наследия.

Здесь еще тема не исчерпывается, к сожалению. Если бы Правительство сказало, что наша главная задача - сохранение наследия и привлечение культурного туризма, то АН сошел бы на нет, и люди занялись бы чем-то другим - поле для деятельности есть всегда.

- Какое достижение АН вы считаете главным?

- Привлечение публичного интереса к этой теме, повышение прозрачности, выстраивание отношений с госорганами, чтобы этот разговор орел свой язык. Изменения в законодательстве. можно перечислять отдельные объекты, мы даже ведем список. Но для меня важнее общие темы - поэтому я и занялась школой наследия. Потому что даже люди, которые уже активно действуют в АН, они пришли по импульсу души, не подкрепленной теоретической базой. И хотелось, чтобы они увидели, что есть люди, которые занимаются этим профессионально много лет, и с ними можно соотносить свою деятельность. - Кажется, что это профессиональное комьюнити представляет собой довольно узкий круг людей. Есть ли потенциал дальнейшего сотрудничества АН с экспертами, архитекторами вне АН?

- Это несколько профессиональных кругов, которые, на самом деле, пересекаются, но живут отдельно - это архитекторы, искусствоведы, реставраторы, музейщики, люди, которые занимаются политикой.

- Может быть есть что-то особенное в атмосфере АН, что придает ту самую силу ему?

- Чего не было до 2009 года - это гугл-группы. Без чего был бы невозможен АН было н очень понятно, как держать в курсе много людей одновременно. И это позвволило АН расширяться, и иногда там идет настолько интенсивная переписка! До 200 цепочек в день. Колоссальный архив, который сохраняется. Когда ты попадаешь в АН, понимаешь, можно оперативно написать о каких-то случаях в группу, тут же это видят юристы, отправляют запросы в разные органы, в СМИ, и тут начинает все крутится. Это важно. Такие технологии. Они закрытые - доступны только тем, кто уже пришел на первую встречу, заполнил анкету.

Интервью B.

В начале нашего разговора следует остановиться на неких базовых принципах.

Первое - если люди занимаются благородным делом, то копаться в том, как это у них устроено, под лупой, критически рассматривать, вне научного или учебного исследования, «анатомию» этого явления - не хорошо, не этично. Для начала сходи, полежи вмести с ними в грязи перед бульдозером, который приехал сносить старый дом или постой все ночь под дождем в живой цепи, а потом разглагольствуй на тему «как нам реорганизовать Рабкрин».

Следующую позицию можно сформулировать таким образом: в условиях, когда сообщество находится в конфронтации с властью любые напутствия «опытного специалиста», попытка публичного критического анализа того, как устроено общественное движение, принципов, на которых оно работает, воспринимается (иногда более чем правомерно), как желание найти брешь в крепости, выявить скрытые пороки, дискредитировать сообщества.

Внешние силы и так постоянно ставят под сомнение то, что они существуют сами по себе, и никто из теневых политических сил ими не руководит. В ответ они декларативно дистанцируются от политики. Хотя, что это кроме политики?

У чиновников в голове не помещается, что в градозащитных акциях можно участвовать по зову сердца. Они воспринимаются их исключительно как чей-то заказ, как попытку дискредитации конкретного представителя городской власти. Типичный заголовок в газете - «Очередной наезд на мэра».

Таким образом, для начала разговора необходимо вынести за скобки, общее благожелательное отношение к благородной деятельности градозащитных сообществ и пожелать успехов этим отважным людям в их непростом деле, а мы где можем - поможем, используя иные методы, более соответствующие нашей профессиональной специфике.

Можно попытаться смоделировать природу появления таких градозащитных сообществ. Одна из гипотез может сводиться к следующему. Оглядываясь на пять-шесть лет назад, когда произошел всплеск градозащитной деятельности, когда она стала модной, можно предположить, что в условиях повышения уровня жизни, люди стали более материально независимы (заботы о хлебе насущном отошли на второй план), а вранье и лицемерие властей всех достало. В ответ у молодого поколения родилась волна недовольства, неудовлетворенности тем, что происходит вокруг. Так формируется чувство собственного достоинства горожанина, с мнением которого никто не считается, им пытаются манипулировать, плюют в физиономию и т. д. И вот такого рода недовольство в отсутствии работающих институтов ГО выливается в подобное движение по охране памятников, где люди учатся чувствовать себя хозяевами своего собственного города.

С жителями, которые за рамки своего двора не выходят - которых интересует в основном собственные интересы: чтобы не шумели, чтобы не застраивали скверик, не сносили детский сад - с ними можно договориться. Есть механизмы работы с такими людьми. У власти и девелоперов отработаны успешные алгоритмы. Не будем их здесь касаться, это отдельная большая тема.

Однако интересно, то, что они не срабатывают, в отношении таких сообществ, как АН. Это ужасно раздражает власти, они не знают, как работать с таким «движением», которое нельзя подкупить, расколоть, ошельмовать, растворить в «системой» оппозиции.

Защитниками памятников архитектуры движет некий идеализм, подкрепленный чувством нравственного и морального превосходства, о который разбиваются любые попытки власти договориться.

Они живут миром прошлого, и такой здоровый консерватизм срабатывает, как некий тайный эликсир, живая вода, которой они орошают свое сообщество, и защищают себя от внешних сил зла. Конечно, такая обособленность приводит к определенной самоизоляции и радикализации сообщества. На этом мы остановимся, если вы захотите, отдельно.

Сейчас же скажу, что помимо вышеперечисленного, они активно задействуют юридический аспект. Говорят: мы ничего лишнего не хотим, только соблюдайте свой собственный закон об охране памятников! Они даже готовы добровольно растерять часть своего морального капитала, апеллируя к прокуратуре, выражая готовность стать помощниками сил правопорядка, призывая создать полицию по охране памятников - как будто в ее отсутствии основная проблема наследия?

В обществе, где существуют институты ГО, где существует возможность избирать и быть избранным, проявлять гражданскую позицию в традиционных формах (то есть канализировать такого рода недовольство), таким харизматичным и амбициозным, не равнодушным к своему городу общественным деятелям прямая дорога в депутаты. А у нас - где марионеточное местное самоуправление, такие сообщества и объединения умышленно торпедируются и дискредитируются, потому, что власти ужасно боятся, что кто-нибудь, не дай бог, вспомнит о подлинном самоуправлении снизу, зафиксированном в конституции.

Вот хипстеры, гламурная тусовка или общество любителей марок - они безопасные, их существование власти готовы признать.

Мне кажется, уже были попытки создания чего то похожего на партии горожан, но эти попытки умышленно блокировали (они превратились в карманные партии или в системную оппозицию).

Такого рода политическая деятельность так и не успела родиться - ее понятное дело не было в советское жизни, она дискредитировала себя в романтические годы перестройки, а сегодня предприняты специальные меры, чтобы эти ростки не прорастали. Такого рода возможности отсекаются.

- Вот действительно, власть всячески препятствует появлению этих ростков, институтов ГО, а вот АН дают существовать. Почему?

Когда власть выбирает между людьми, которая выходит на площадь и требует смены городских или федеральных властей, и людьми, которые выступают на этих площадях в защиту древних палат - власть предпочтет второе. Из всего спектра городского активизма выбран наиболее вегетарианский и безвредный. Это своеобразное оскопление гражданской активности. В таком виде она не так опасна. Их также как общество собирателей марок трогать не станут.

Подтверждением этому является то, что тема охраны памятников становится популярна в периоды, когда власти это выгодно, для того, чтобы перевести стрелки и отвлечь внимание. Могло показаться, что во времена оппозиционной активности градозащитники противопоставлялись белоленточникам. Вот эти (которые защищают памятники) - хорошие, конструктивные активисты, а либералы - плохие, у них нет понятных для властей предложений. Теперь, когда кризис, сгорают сбережения и происходят геополитические изменения, когда стабильностью не пахнет - градозащитная повестка не теряет актуальности, потому что у сообщества безвредные цели, и оно распиарено и на виду.

Иные общественные инициативы, которые направлены на более серьезные социальные проблемы, не могут так активно и уверенно существовать в информационном пространстве и потому, часто терпит неудачу. Соцстроительству трудно держаться исключительно на негативном опыте.

Это еще такая игра в кошки-мышки. Сейчас в стройбизнесе кризис, девелоперы вновь в чести, и на градозащитном фронте пошла череда поражений. А когда была стабильность, перед городскими выборами, когда бизнес был дистанцирован от городской власти - были сплошные победы.

Деятельность по охране памятников управляема, она понятна. Она происходит еще из советской жизни. На излете советского времени деятельность по охране памятников вдруг реанимировалась. Активизировался ВООПИиК, который тогда был базой одиозного националистического движения «Память».

В градозащитные сообщества исторически стекаются определенные националистические, традиционалистские силы. И сегодня среди таких движений, наверное, есть персонажи, которые позиционируют себя, как будто им следовало родиться семьсот или сто пятьдесят лет тому назад. Они грезят Византией, или Российской империей периода расцвета.

Среди их официальных лозунгов нет "понаехали тут" потому что их идеалы устремлены в прошлое, они объединены вокруг домов, которые как овеществленная память.

Дополнительным подтверждением тому что их иногда квалифицируют как маргинальное сообщество является, к примеру, то, что они хотят чувствовать себя наследниками дореволюционных императорский элитарных обществ любителей древностей. Видно, что сообщество нуждается в подпорках. Как некоторые народы хотят происходить от Чингисхана, так и здесь. Таким образом, осуществляется дополнительная легитимизация своего существования - мы не парвеню, не выскочки. Это придает солидности. Постоянная апелляция к властям тоже может являться таким инструментом. Казалось бы, сообщество, имеющее такие благие цели, на щите которого написано большими буквами "Истина за нами" и стоящее по отношению к чиновникам на более высоком моральном уровне, могло бы обойтись без заискивания перед властью, но в диалоге с властью (пока скорее виртуальном, чем реальном) оно тоже себя легитимизирует.

Можно услышать от АН: вот, мы просили мэра, и он сделал так, как мы сказали, а мэр мог принять такое решение совсем по другим причинам. Это как шаман, который вызывает дождь. Но дождь мог пойти и по другим причинам.

У АН есть уникальные индивидуальные черты. Они заключаются в харизматичности и амбициозности руководителей, одновременно, это группа единомышленников, которая очень высоко ставит романтические принципы конструирования своих институтов. Они деликатно никого не называют лидером, они корректно осуществляют псевдоколлегиальное руководство.

Там конечно есть своя иерархия. Но поскольку эти люди опоздали родиться тысячу лет и мыслят мир в имперских образах, они стоят сообщество, в котором есть что-то от римских легионеров (в том, как они взаимодействовали). Они ни разу не попадали в дискредитирующую их ситуацию - это сегодня дорогого стоит. Все объединения формируются для того, чтобы наладить контакт с властями и получить свои преференции. Бац, и через месяц мы узнаем, что "неподкупный" лидер состоит в каком-то комиссии, а через два - попадает в какую-то неблаговидную ситуацию....

Организация позиционирует себя как открытая - мы можем, заполнив анкету, вступить в ее ряды и по зову сердца бежать бросаться под бульдозер и спасать дома от произвола.

Постоянные репортажи о победах и неослабевающее внимание к событиям - очень разумная тактика, они все время на виду (не забронзовели и не почуют на лаврах). Это помогает рекрутировать новых членов сообщества. Одновременно происходит селекция. Кто-то уходит, кто-то остается.

Иногда у коллег прослеживается определенная антибуржуазная риторика - не сказать, что большевизм, но я сильно сомневаюсь, что некоторые из градозащитных сообществ заметили, что у нас возник институт частной собственности, они ностальгируют по советскому времени. Во всем виноваты толстосумы. Они с легкостью говорят о переделе собственности. Отберите недвижимость у этого девелопера, раз он такая бяка, хочет дом снести. Зачем вам здесь здание банка, давайте построим музей. Ну прямо комиссары в пыльных шлемах.

И такая риторика, кстати, очень выгодна для городской власти. Происходит переключение внимания с некоего конгломерата власти и бизнеса (этакого тяни-толкая), который во многом определяет строительную политику в городе. Врагом в первую очередь объявляется бизнес, девелоперы, а власть просто ничего не может с ними сделать, например, из-за несовершенства законодательства.

Вот такая смесь византийского имперства с советским комсомольским детством.

Может показаться, что это маргинальное сообщество еще и потому, что у него нет своей четкой ниши среди участников архитектурно-градостроительной деятельности, они оказались между стульями. Есть девелоперы, есть власть, есть специалисты (обычно сюда включают архитекторов - хотя я считаю, что у них нет самостоятельной позиции, они работают по заказу девелопера) - есть люди, которые должны сводить концы с концами - их называют экспертным сообществом (они за сохранение, но не отрицают возможности городского развития), иногда с ними советуются власти и бизнес, кроме того, есть жители (их следовало упомянуть в первую очередь), на условия жизни, которых может повлиять то или иное градостроительное решение. Вот, наверное, основные игроки.

И где здесь место градозащитным движениям?

Они и не жители - они защищают полуразвалившихся бетонных слоников во дворе дома на окраине не потому, что они для них память детства, а потому что это потенциальный памятник архитектуры. Таким образом, они оперируют совершенного другим инструментарием, нежели жители.

При этом они и не экспертное сообщество. Власть теоретически должна спрашивать мнение "высоколобых" урбанистов, специалистов по охране памятников, социологов, транспортников, экономистов и т.п.. Собирать ряд экспертных заключений, и на их основе формировать свое решение. Но не у нас. У нас власть боится экспертного сообщества, и считает, что оно должно лишь обосновывать решения уже принятые городским начальством, по результатам договоренности с крупным бизнесом. Часто такие институты, как публичные слушания, лишь имитируют "гласность" решений.

И АН во всей этой системе, понятное дело, по версии властей - места нет.

- Создается ощущение, что АН заполняет тот вакуум, который создается при недостаточно эффективно работе государства и бизнеса.

- Да. Но более естественной цепочкой было бы выдвинуть своих представителей в депутаты, добиться их избрания, а им в качестве депутатов защищать интересы своих избирателей на градозащиной платформе. Возможно, я неточен в цифрах. Если раньше эта проблематика была важна для менее 1% жителей, то на излете лужковской эры эта цифра поднималась до 5%.

Но обычно ГО дистанцировано от власти.

Я не очень воспринимаю градозащитные сообщества как институт ГО. Может создаться впечатление, что их идеологическая надстройка не предусматривает существование ГО как такового. В византийском империи ГО не помещается, в советской жизни тоже. Я уже говорил, что лидеры АН по потенциалу - местные депутаты, с харизмой, с ораторским талантом, с незапятнанностью мундира, им можно доверять. В такой конструкции их идеологические заморочки не имеют значения. Можно быть уверенным, что попав во власть старые дома они будут защищать изо всех сил. Я считаю, что это чистая политика, но они сами считают себя вне политики.

Это такая игра, как будто это институт добрых дел по отношению к старым домам.

Я готов доверить такому человеку представлять меня, как избирателя в Городской думе, потому что я знаю, что эти люди много сделают для того, чтобы эти механизмы начали работать и поставят правильный вопрос. Эти вопросы не стоят, я уж не говорю об ответах, и сделаны специальные заслоны, чтобы мысли о них не возникали.

Если государство всячески отлынивает или делает все насмарку - почему оно не должно взять и делегировать полномочия по сохранению наследия общественным институтам? Чем это отличается от помощи бедным, деятельности добровольных народных дружин?

Мы никому ничего не хотим отдавать - говорит государство, оно находится в постоянной конфронтации и боится, что кто-то у них что-то отщипнет. Они рулят и боятся, что кто-то будет вмешиваться. Но эта машина не едет. Такая маленькая машинка на пружинке с детской площадки - и в ней эти толстые дяди в накрахмаленных рубашках и галстуках с важным видом крутят рулем.

- Но при этом сами координаторы АН не идут во власть?

Ну, во-первых, им никто не предлагает. Они пиарят случай девушки из Татарстана, которая провела экскурсию президенту, и теперь является его советником. Вот на такие позиции они готовы идти, не меньше.

Они не делают даже очевидных, казалось бы, вещей. Когда их хотят дискредитировать, чиновники задают вопрос: а кто эти люди? У них нет юридического статуса, а это типичная чиновничья логика - если у человека нет бланка и печати, он невидим для государства. В годы до кризиса можно было сделать много всего в отношении исторического наследия - проводить исследования, выявлять памятники за счет сбора средств под свое частное имя, и там бы росли специалисты, которых можно было бы продвигать в эксперты - нужно иметь опыт 10 лет, чтобы, как я, аттестоваться экспертом. Из грозозащитного сообщества никто не аттестовался. Они не готовы пройти весь путь.

Если бы их квалифицированные адепты шли в органы охраны памятников, казалось бы, можно было бы изнутри что-то изменить. Но существует скорее обратная практика: если узнают, что кто-то, какой-то сотрудник симпатизирует обществу охраны памятников или просто пишет комменты в их фейсбучное сообщество, то может на следующий день лишиться работы.

Почему не идут во власть. Вы задаете вопрос - как будто мы с вами в Голландии. И ребята это прекрасно осознают. Они и так много времени и сил тратят на не дающую значительной отдачи деятельность. Жалуются, что им некогда писать книжки.

Эта барышня из Казани, которая пошла во власть, с горящими глазами рассказывает, примерно следующее (это моя реконструкция): вот этот 2-хэтажный ампирный домик мы отбили у девелопера. Другие домишки в этом квартале тоже жалко, но их придется снести потому, что девелопер хотел застроить весь квартал 17-этажными дамами, но мы нагнули его и дома будут 9-этажными, поздравьте нас с очередной градозащитной победой!

Для градозащитников термин "компромисс" - уничижительный. Стремление к компромиссу было начертано на флаге экспертного сообщества в 1990-х годах. Опыт показал, что договариваться о компромиссе с властями бесполезно. Образно говоря, мы с ними договаривались о футбольном матче, а они выходили на поле в форме для регби со словами - ой, простите, но правила поменялись.

Стремление войти во власть неистребимо. Но при существующем раскладе сил, когда в комиссиях 10 чиновников строительного комплекса и 3 независимых эксперта, что прикажете делать? Как в 1902 году Чехов и Короленко демонстративно вышли из Академии наук, когда в нее не приняли Горького? Идти во власть, зная, что тебя надувают, а потом демонстративно выйти из нее. Этот демарш не будет помниться через 100 лет, как про А. П. Чехова - калибр не тот.

Поход во власть возможен когда все не на ручном управлении, а когда законом прописаны городские градостроительные регламенты и будет понятна ситуация в отношении каждого дома. Тогда на власть накинут намордник. В таких условиях сосуществование тяни-толкая и незащищенных защитников наследия станет возможным.

Есть еще один интересный аспект. Есть опасность, некоторой радикализации сообщества. Когда побед мало, нет возможности поддерживать адептов в тонусе. Люди склонные к рефлексии постепенно находят себе другое занятие по душе, остаются наиболее твердолобые, с соответствующей риторикой, некомпетентностью и безапелляционностью суждений и образом врага, который повсюду. Это происходит волнами - есть периоды подъема и спада.

Когда такие радикальные сообщества делегирует своих наиболее посвященных представителей в разные комиссии и советы по памятникам происходит примерно следующее. На заседаниях они, стараясь быть объективным, проникаясь городским нуждами, соглашаются с доводами начальства. Потом возвращаются в сообщество и там есть опасность быть подвергнутым остракизму за коллаборационизм. И придя на заседание второй раз, он сидит с зажатыми ушами и транслирует только так называемую бескомпромиссную позицию. И это диалог немого с глухим. Так они становятся декоративной деталью городского органа, который продолжает имитировать наличие общественного обсуждения. Все заранее знают, что на пятой минуте представитель градозащитного сообщества произнесет разгромную речь, в которой будут фигурировать девелопервы-кровопийцы, продажные архитекторы и дома-монстры. А в конце заседания - голосование, и чиновников всегда больше чем нас, городских сумасшедших.

Иногда нам экспертам удаются воззвать к совести, произнести пламенную и проникновенную речь, пристыдить и подтолкнуть к решению, которое устраивало бы обе стороны (и старый дом сохранить и разумные интересы владельца удовлетворить). В таком случае послушное большинство начинает вести себя по-другому. Чиновники думают: "этот девелопер мне не сват, не брат, почему я должен его поддерживать? Пусть Иван Иванович (начальник департамента) от него отбивается". Но за последние годы я таких случаев не припоминаю. Да и когда такая победа происходит, они через два дня могут собраться в кабинете и решить все по-своему.

- Вам эти люди из АН приятны и симпатичны, и при их радикальности Вы считаете, что они занимаются правильным делом. Никогда не было соблазна вступить в ряды АН? Положительным качеством АН является то, что в него вступать не нужно. Процедура инициации скорее придумана для рекрутирования адептов. Если вы спрашиваете меня как представителя профессионального экспертного сообщества, то существует негласное разграничение поляны. Каждый занимается своим делом. Так получилось исторически. Я был сторонником консолидации всех участников процесса защиты наследия. Однако сегодня я думаю, что, возможно, правильно, что этого не произошло. Потому что находясь в разном статусе больше возможностей для маневра. Все как у взрослых, мы блокируемся и размежевываемся, как завещал великий Ленин.

- Если АН сравнивать с другими грозозащитными сообществами, есть ли что-то, что качественно отличает их от других?

- Это харизматичность и чистая репутация лидеров, это некая выверенная линия поведения. К примеру, они долгое время не ругали Собянина. Все происходило по традиционному политическому сценарию: во всем виноват Лужков, которого давно уволили. В этом проявляется интуитивная мудрость государственных мужей. Почему я и вижу их депутатами.

Размещено на Allbest.ru