Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Начало массовых репрессивных актов 30-х годов можно отнести к концу 1934 г., когда в связи с убийством 1 декабря секретаря ЦК ВКП(б) и Ленинградского обкома партии С.М. Кирова было принято закрытое письмо ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова».

Письмо не обнаружено в архивах республики, однако ссылка на него встречается в другом закрытом письме ЦК ВКП(б) «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока», датированном 29 июля 1936 г. Письмо по поводу убийства С.М. Кирова было направлено 18 января 1935 г. всем партийным организациям. Об итогах его обсуждения в партийных организациях Дагестана можно судить по информации, которую подготовил по этому поводу Дагестанский обком партии в апреле-мае 1935 г. Письмо прорабатывалось на заседаниях бюро горкомов и райкомов партии, закрытых собраниях районного партийно-комсомольского актива, в партийных и комсомольских организациях.

Многие выступления, прозвучавшие на таких собраниях, свелись к разоблачению тех, кто не был согласен с генеральной линией ЦК ВКП(б) и высказывался в поддержку террористических актов против видных политических деятелей страны. На таких, как видно из информации, НКВД торопился завести дело. Однако документов с данными о привлеченных к уголовной и иной ответственности по этому поводу не имеется. Да и сами обсуждения писем ограничивались общими требованиями о превышении классовой бдительности, очищении советско-хозяйственного аппарата от чуждых элементов, укреплении единства рядов партии.

1. Истоки репрессий в Дагестане

Упоминавшееся письмо ЦК ВКП(б) «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока», полученное Дагестанским обкомом партии 2 августа 1936 г., уже на второй день рассматривалось не заседании его бюро.

Выступавшие на бюро не ограничивались констатацией фактов, отмеченных в письме и поддержкой линии ЦК ВКП(б), но и указывали на необходимость принятия более решительных мер претив тех, кто проявил себя как сторонник троцкистско-зиновьевской оппозиции. В этой связи говорилось о пересмотре дел троцкиста Лелевича, арестованного сразу после убийства Кирова, Бозиновского и других с тем, чтобы выявить их последователей и привлечь к ответственности. Не была забыта и так называемая «подпольная контрреволюционная троцкистская организация», вскрытая в 1929 г. в Хасавюртовском районе.

10 августа бюро обкома партии вновь вернулось к закрытому письму ЦК ВКП(б), но уже вооруженное решениями Северо-Кавказского крайкома BKП(6).B постановлении бюро обкома партии был намечен широкий набор по проверке и перепроверке всех без исключения работников, включая технических, партийного аппарата. Тородским и районным партийным организациям предлагалось до 10 сентября проверить состав секретарей первичных парторганизаций, проверить все партийные организации, в которых имели место вылазки троцкистско-зиновьевских последователей, заслушать на бюро обкома, Махачкалинского горкома и райкомов партии о постановке партийно-массовой работы, политическом положении и но другим вопросам в отдельных организациях, учебных заведениях, аулах и станицах.

Последствия таких обсуждений не заставили себя долго ждать. Начальник Хасавюртовского районного отделения НКВД ДАССР, лейтенант государственной безопасности В. Махаев 20 августа 1936 г. вынес постановление о завершении агентурного дела на 16 человек, проживающих в г. Хасавюрте и других местах..Многие из них в 19128-1931 гг. были арестованы и затем освобождены, остальное, «признавшие свои ошибки», отделались освобождением от (работы и исключением из партии и комсомола.

Поводом для ареста многих партийных и советских работников. деятелей просвещения и культуры республики послужило их личное знакомство с председателем ВЦСПС, кандидатом в члены ЦК ВКП(б) М. Томским, которое они завязали с ним по своим служебным обязанностям в период его пребывания в 1934 г. на отдыхе, в Дагестане. После смерти М. Томского (он застрелился на своей даче в Болшеве 22 августе 1936 г.) были арестованы заведующий отделом обкома партии Ю. Шовкринский, секретарь парткома завода «Двигатель» З. Феодаев, директор Дагпединститута И.М. Махмудов, деятель культуры Н.Н. Тутышкин, заместитель директора Манасской МТС Ф.Ф. Гриневич, работник Махачкалинского отделения железной дороги Маевский и др., против которых одним из главных обвинений был) выдвинута связь с врагом народа.

Среди тех, против кого в тот год были предъявлены те или иные обвинения, в документах упоминаются такие фамилии: Ш. Доветов, Кабанцов, Куропятников, Б. Астемиров, X.-М. Хан-Магомедов, И. Алиев, Кушнев, Закарьяев, А. Никонов, Иванов, Мороз (Махачкала); И. Морозов, Хануков, Сусликов, Ковнеров, Алияров (Дербент); Вершков, Багаедов, М. Алибеков, Викторов, И. Умаров, Б. Макаев, Тарамов (Хасавюрт); Х. Арсланбеков, М. Карагишиев (Буйнакск); Чулков, К. Тарыкин, Заславский (Кизляр) С. Габиев, А. Сеид-Гусейнов, Г. Исаев, М. Тумалаев, Р. Узайлиев, М. Каяев, М. Магдиев, Ю. Амиров (Лакский район); М. Исаков (Курахский район); М. - Р. Товкаев (Кайтагский район) и другие.

Часть из них тогда избежала репрессий. На выездном заседании Военного Трибунала Северо-Кавказского Военного округа в г. Махачкале 6 - 9 января 1940 г. были оправданы А. Сеид-Гусейнов, Ю. Амиров, М. Магдиев, Г. Исаев, Ш. Рашкуев, М. Тумалаев, Г. Штанчаев, Р. Узайлйев, М. Каяев, М.-Р. Товкаев, Еще ранее, в декабре 1939 г., был оправдан и С. Габиев.

Хотя маховик репрессий набирал обороты, однако высшее политическое руководство страны не было удовлетворено темпами и масштабами репрессий, что проявилось и на пленуме ЦК ВКП(б), состоявшемся 23 февраля - 5 марта 1937 г. На пленуме с докладом «О недостатках партийной работы и о мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» выступил И.В. Сталин, обвиняя руководящих работников как в центре, так и на местах в политической беспечности, содействии продвижению агентов иностранных государств на те или иные от-ветственные посты. Он подробно остановился на обосновании тезиса об усилении классовой борьбы по мере продвижения советского общества к социализму со всеми вытекающими отсюда последствиями для тех, кто не стоял на таких позициях. Руководствуясь этим, пленум призвал к выявлению двурушников, вредителей, троцкистов в руководящей среде, дав толчок к еще более масштабным репрессиям против партийных кадров, советских и хозяйственных руководителей, представителей научной и творческой интеллигенции.

Первый «секретарь Дагестанского обкома партии Н. Самурский не принимал участия в работе пленума ЦК партии, но вскоре. 2 апреля 1937 г., он был принят И.В. Сталиным. На приеме ему были высказаны серьезные замечания по поводу «отсутствия большевистских традиций» в деятельности Дагестанской областной партийной организации.

В те годы не принято было игнорировать указания ЦК, ибо такие попытки имели бы тяжкие последствия для руководителя любого ранга. Желание представить тогдашнего первого секретаря Дагестанского обкома партии Н. Самурокого человеком, старающимся не проводить в жизнь решения февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б), которое ныне предпринимается кое-кем, выглядит не убедительно, если не сказать наивно.

Н. Самурский не принимал участие на данном пленуме ЦК, но еще до завершения его работы 4 марта провел собрание республиканского и Махачкалинского городского партийного актива, на котором выступил с докладом «Политические выводы в связи с раскрытием вредительства в озимом севе и подъеме зяби и задачи партийной организации». А какие практические меры принимались против организаторов приписок говорилось выше.

В подтверждение такого объяснения поведения Н. Самурского делается ссылка не затягивание обсуждения решений февральско-мартовского пленума ЦК Дагестанской областной партийной организацией. Действительно, обсуждение его решений на собрании Махачкалинского городского и республиканского партактива состоялось 14-17 апреля, на котором с докладом выступил Н. Самурский. Это былр вызвано тем, что на республиканском партактиве по решению Северо-Кавказского крайкома с докладом должен был выступить один из его сек-ретарей. Однако по разным причинам ни один из секретарей краевой парторганизации так и не приехал, а сам Н. Самурский по вызову И. Сталина находился в Москве

Не дожидаясь проведения республиканского партактива бюро обкома ВКП(б) от 11 марта своим решением направило районным комитетам партии телеграмму с требованием организовать углубленное изучение решений февральско-мартовского пленума ЦК в сети партийно-комсомольского просвещения, на семинарах пропагандистов с разъяснением существа контрреволюционной деятельности «правых отще-пенцев», «реставраторов капитализма» Бухарина, Рыкова. Материалы пленума обсуждались в городских районных и первичных партийных организациях республики. Все эти собрания проходили под знаком нагнетания политического психоза, разоблачения все новых «врагов народа».

Жесткие установки в адрес правоохранительных органов звучали в решениях партийных органов. 5 июля 1937 г. на бюро обкома партии был заслушан вопрос «О состоянии работы Прокуратуры, НКЮста и судебных органов Дагестанской АССР», подготовленный комиссией под председательством зам. Уполномоченного комиссии Советского контроля при СНК СССР Шалита. На бюро обкома партии были предъявлены обвинения председателю Главсуда Ибрагиму Алиеву, заместителю председателя Челышеву, прокурору республики Х.Х. Горсту, помощнику прокурора Гуснетдинову, как проводившим антипартийную, антигосударственную практику в работе судебных органов. Решением бюро обкома партии все указанные лица были сняты с должности и исключены из партии. Не выдержав издевательств во время работы комиссии и на заседании бюро обкома партии, утром 6 июля 1937 г. председатель Главсуда Ибрагим Алиев покончил жизнь самоубийством. В течение 3-х дней друзья и соратники И. Алиева не решались похоронить его. Только на третий день соседка И. Алиева М. Онаньева (вдова участника гражданской войны в Дагестане), работница хозяйственного управления Наркомздрава, выписала доски, сколотила гроб и похоронила, за что была снята с работы и исключена из партии.

В процессе обсуждения результатов работы комиссии Шалита и решения бюро обкома партии от 5 июля 1937 г. в городских и районных и первичных партийных организациях пострадали работники Прокуратуры и Наркомюста ДАССР, руководители правоохранительных органов Агульского, Ботлихского, Каякентского, Лакскойо, Ачикулакского, Казбековского и Коркмаскалинского paйонов, городов Махачкалы и Хасавюрта.

Для ускорения реализации решений февральско-мартовского (1937 г.) Пленума ЦК ВКП(б), упрощенного ведения следствия и последующих актов проведения репрессий в стране приказом наркома внутренних дел СССР Н. Ежова от 31 июля 1937 г. утвержденного в тот же день на заседании Политбюро ЦК ВКП(б), в республиках, краях и областях были созданы специальные судебные «тройки», решения которых не подлежали обжалованию. «Тройки» действовали с 1 августа 1937 Г. по 15 ноября 11938 г. т.е. до их ликвидации постановлением ЦК ВКП(б) и СЗНК СССР от 17 ноября 1938 г.

В состав «тройки» по Дагестанской АССР были утверждены: Нарком внутренних дел ДАССР В.Г. Ломоносов, первый секретарь обкома ВКП(б) Н. Самурский (с октября 1937 г. М.Ф. Сорокин) и председатель спецколлегии Верховного суде ДАССР И.Ф. Шиперов (освобожден от этих обязанностей решением бюро обкома ВКП(б) от 28 ноября 1937 г.

Итоги реализации решений февральско-мартовского (1937 г.) Пленума ЦК ВКП(б) были изложены в двух информационных письмах (идентичные по содержанию) первого секретаря Дагестанского областного комитета партии Н. Самурского в ЦК ВКП(б) на имя И.В. Сталина от 17 августа 1937 I. и А.А. Андреева. Н.И. Ежова, Г.М. Маленкова от 4 сентября 1937 г.В них Н. Самурский информировал ЦК о том, что «серьезную операцию по изъятию классово - чуждых элементов мы провели по Вашему заданию успешно».

Репрессии со второй половины 1937 г. в Дагестане проводились согласно лимиту, утвержденному решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 10 июля 1937 г. (протокол №51, п. 206-2) «Об антисоветских элементах», по первой категории - 600 человек и по второй - 2478.

Однако, 26 сентября в 0 часов 05 мин. в ЦК ВКП(б) обратился первый секретарь обкома партии Н. Самурский с просьбой увеличить установленным лимит с 600 человек по первой категории до 1200 человек и с 2478 человек второй категории до 3300 человек. В срочном порядке в тот же день решением Политбюро ЦК ВКП(б) просьба была удовлетворена.

Надо полагать, что новый, увеличенный более чем в два раза лимит на репрессий был выполнен. Не случайно со второй половины 1937 г. увеличиваются репрессивные акты против многих категорий и политических сил общества, в том числе коммунистов. Если в течение всего 1937 г. было исключено из партии 592 коммунистов, то 472 из них были исключены во второй половине года. По числу исключенных районные и городские партийные организации выглядели следующим образом: Махачкалинская - 105, Дербентская - 43, Буйнакская и Хасавюртовская - по 30, Кая - кентская - 26, Ботлихская - 22, Коркмаскалинская - 21, Кулинская - 19, Кахибская - 18, Гунибская-17, Карабудахкентская и Дахадаевская - по 15, Ачикулакская и Лакская - по 14, Бабаюртовская, Кизлярская, Тляратинская, Шелковская и Двигательстрой - по 13, Кумторкалинская - 12, Ахвахская, Кайтагская, Левашинская и Рутульская - по 10, Акушинская, Ахтынская и Казбекковская - по 9, Докузпаринская и Курахская - по 7, Унцукульская и Цунтинская - по 6, Гумбетовская, Каясулинская и Хунзахская - по 5, Хивская - 4, Касумкентская - 3, Aхульская. Караногайская, Табасаранская и Цумадинская - по 2. Репрессии не обошли ни одну районную или городскую партийную организацию.

В этот же период были исключены из партии 30 членов и 6 кандидатов в члены Дагестанского обкома партии, в их числе 8 заведующих отделами обкома, 16 секретарей райкомов партии. Среди исключенных были и 2 члена ревизионной комиссии обкома ВКП(б).

Репрессии обрушились и на руководителей более высокого ранга, особенно после появления в органе Центрального Комитета ВКП(б) - газете «Правда «статьи собственного корреспондента М. Мезенина «Гнилая позиция Дагестанского обкома». В статье были задеты первые лица республики. «Буржуазные националисты вкупе с троцкистами, шпионами и диверсантами… пробрались в руководящие советские и партийные органы. В течение ряда лет они предавали народы многонацио-нальной республики… Председатель ДагЦИКа Магомед Далгат, председатель Совнаркома Дагестана Керим Мамедбеков, его правая рука - жена Любовь Эрлих - начальник геологоразведочного управления республики… Гнилая позиция Дагестанского обкома способствует сохранению буржуазных националистов в республике и активизации мусульманского духовенства». «Секретарь обкома Н. Самурский, - говорилось в статье, - располагает всеми материалами о действиях буржуазных националистов, но он, странно, непонятно, бездействует. До каких пор будет терпеть Дагестанская партийная организация такое положение».

26 сентября бюро обкома партии исключило из рядов ВКП (б председателя ДагЦИКа, одного из (видных революционеров и руководителей республики М. Далгата, обвинив его как контрреволюционного буржуазного националиста, ученика и последователя «врага народа» Д. Коркмасова. На этом же заседании был исключен из партии председатель Совнаркома ДАССР К. Мамедбеков, как покровитель и сообщник буржуазных националистов и троцкистов. В тот же день оба они были арестованы органами НКВД.

Тучи сгущались уже и над самим Н. Самурским. На другой день бюро обкома обсудило статью «Гнилая позиция Дагестанского обкома», опубликованную в «Правде», и признало, что она вскрыла грубые политические ошибки, допущенные руководством обкома партии в борьбе с буржуазными националистами. Вина за эти недостатки в основном была возложена на Н. Самурокого. Выступавшие на заседании бюро обкома партии обвинили его в связях с врагами парода Д. Саидовым. Х. Ханмагомедовым, за приписки в сельском хозяйстве, приглашении и республику М. Томского, примиренческое отношение к буржуазным националистам, а также издание им в свое время брошюры с утверждениями «об отсутствии кулака и особой революционной роли мусульманского духовенства в период гражданской войны», объективно помогавшей врагам народа в их контрреволюционной работе. Объяснениями самого Н. Самарского по высказанным в его адрес обвинениям члены бюро обкома партии остались неудовлетворенными.

30 сентября бюро обкома партии собралось на новое заседание, к тому времени в сильно поредевшем составе: на нем присутствовали 5 членов и 3 кандидата в члены бюро из 9 членов и 5 кандидатов, избранных после XIV областной партконференции. Обсудив вопрос о Н. Самурском, бюро обкома партии, считая что он полностью изобличен как один из идеологов и руководителей контрреволюционной буржуазной националистической группы в Дагестане и который на протяжении долгого ряда лет вел подрывную вражескую работу, направленную против интересов Советской страны и дагестанских народов, исключило его из рядов ВКП(б). В тот же день срочно был созван пленум обкома партии из числа находившихся в Махачкале членов пленума и секретарей райкомов партии. Пленум в таком неполном составе выразил формальное одобрение постановление бюро обкома партии и после пленума Н. Самурский сразу же был арестован.

Вот так быстро и круто, часто в нарушение существующего партийного устава, решались кадровые вопросы в партии. Уже 8 октября на бюро обкома партии М. Сорокин зачитывал телеграмму за подписью И. Сталина о снятии с работы первого секретаря обкома Н. Самурского и утверждении первым секретарем Сорокина, освободив его от обязанностей второго секретаря. Бюро обкома партии приняло к сведению это решение. На другой день пленум обкома партии беспрекословно проголосовал за указание, идущее от ЦК.

Как видно из документов тех дней, бюро обкома партии было вынуждено часто заниматься не политическими и хозяйственными задачами, стоящими перед республикой, а персональными делами коммунистов, превращаясь в своего рода комиссию по чистке. Спешка, торопливость чувствуется во всем. На одном и том же заседании одновременно рассматриваются партийные вопросы сразу нескольких коммунистов, в том числе членов бюро, пленума, зав. отделов обкома партии, других ответственных работников.

При таких массовых исключениях когда же было тщательно и объективно разбираться в персональных делах коммунистов. Значительно легче было, как это нередко практиковалось, предъявить коммунисту, стереотипное обвинение в буржуазном национализме, троцкизме, в связях с врагами народа и иных грехах и исключить его из партии. Тем более, такие обвинения, как правило, исходили от представителей вышедших из под партийного ко роля органов НКВД, которые не только не подвергались сомнению, а принимались беспрекословно. Достаточно было члену бюро обкома партии, наркому внутренних дел В. Ломоносову заявить на бюро о наличии компрометирующего материала на коммуниста, будь он даже проверенным старейшим членом партии, как тут же без особых проволочек решался вопрос о его исключении.

Репрессиям подверглись и те, кто в начале 20-х годов считал необходимым Обратиться в Центральный Комитет партии с обоснованием необходимости вывода Дагестана из состава Юго-Восточной области и подчинения по партийной линии - ЦК партии, а по государственной - правительству РСФСР (как это было в отношении Татарии, Башкирии и других республик), В этих обращениях выражалось также несогласие с отзывом, а также отказа от практики назначения на руководящие долж-ности в республике работников из центра, незнакомых с местными условиями.

Было два таких письма - одно на имя Дж. Коркмасова, находившегося в то время в Москве и другое - как проект обращения в ЦК (См. док. №№68 и приложения к нему). Оба письма были составлены вскоре после партийной чистки 1921 г. и подписаны 22 декабря 1922 г. И. Алиевым, М. Далгат и А. Тахо-Годи.

К такому обращению их подтолкнуло поступившая в Дагестанский областной комитет партии выписка из постановления Юго-восточного бюро ЦК об отзыве из Дагестана С. Гариева и П. Ковалева для работы в край и направлении из центра в Дагестан первым секретарем М.Н. Рютина. Выражая свое несогласие с этими решениями, авторы обращения ука-зывали, что отзыв местных работников «не может быть возмещен и десятком центровиков, которые покрутятся среди 33 языков и племен, спишут из партийного справочника несколько циркуляров да и уедут обратно, оставив недоумевающих горцев». И, наконец, продолжали авторы письма, - «для всякой работы необходима ударная группа спевшихся, одинаково понимающиx задачи строительства работников, вокруг которых идет дальнейшее наслоение других работников как в центре, так и на месте х. У нас также существует такая основная групп одинаково понимающих задачи партии в Дагестане, возглавляемая Джалалом (речь идет о Д. Коркмасове). Если ЦК партии решил эту группу ликвидировать по тем или иным соображениям, то желательно было бы узнать действительные причины этой ликвидации».

В середине сентября 1937 г. оба письма попали в руки корреспондента «Правды» М. Мезенина и выделенные выше слова из первого письма вошли в статью «Гнилая позиция Дагестанского обкома», опубликованную в газете «Правда» 24 сентября. Еще до появления этой публикации, сыгравшей роковую роль и в судьбе Н. Самурского оба эти письма были направлены им секретарю ЦК ВКП(б) Н.И. Ежову.

Для расправы над местными кадрами был использован и другой документ погтовленный в виде доклада для расширенного пленума Дагобкома в 1924 г. 43-мя членами и кандидатами в члены обкома партии. Впоследствии этот документ фигурировал как «Платформа -43-х. В нем говорилось о необходимости выделения Дагестана при новом районировании из Юго-Восточной области. Включение Дагестана в Юго-Восточную область члены обкома, подписавшие документ, рассматривали как потеря автономии, присоединение его к казачьим областям, отмена гарантий политического и экономического развития, данных декларацией об автономии и Конституцией. Только прямую связь с Москвой авторы «Платформы» рассматривали как необходимое условие, при котором советская власть и Компартия могут закрепиться в Дагестане.

Всем кто, подписал платформу - 43-х» в 1924 г., были приклеены ярлыки «контрреволюционеров», «буржуазных националистов», «врагов народа» и все тс из них, кто проживал в республике, были арестованы.

30 сентября 1937 г. состоялся актив Махачкалинской городской партийной организации, где в выступлениях М. Сорокина (уже в роли первого секретаря обкома партии) и В. Ломоносова (См. док. №№77,78) были даны политические оценки деятельности «буржуазных националистов» в республике. Актив был информирован о решения: бюро обкома партии от 26 и 27 сентября 1937 г. об исключении из партии и взятии под стражу М. Далгата и К. Мамедбекова.

9 октября 1937 г. состоялся 111 пленум областного комитете партии, на котором обсуждался вопрос «О стать в Центральном органе партии «Правда» «Гнилая позиция Дагестанского обкома» и решение бюро обкома в связи с этой статьей». В выступлениях тех же М. Сорокина и В. Ломоносова были сообщены решения последних заседаний бюро обкома партии о мерах против авторов «Платформы - 43-х» Д. Коркмасова, А. Тахо-Годи и других. Особой резкостью отличалось выступление В. Ломоносова, назвавшего Д. Коркмасова агентом иностранных государств, Н. Самурского оголтелым буржуазным националистом, прикрывающимся орденом Красного Знамени и мнимыми революционными заслугами в период гражданской войны в Дагестане. Книга А. Тахо-Годи «Революция и контрреволюция в Дагестане была отнесена к контрреволюционной литературе, а заведующий отделом печати и издательства обкома партии А. Кулаев, популяризировавший его книгу, был подвергнут гневной критике. По заявлению В. Ломоносова на 9 октября были арестованы 65 человек как буржуазные националисты.

Сразу после окончания пленума обкома, 9 октября, Партколлегия КПК по Дагестану поспешила отправить «Платформу-43-х» в КПК при ЦК ВКП(б) - 11 ноября КПК при ЦК ВКП(б) сделал запрос Партколлегии КПК по Дагестану об авторах антипартийного документа, в том числе об их местонахождении и партийности. Через месяц был дан ответ па указанный запрос. Согласно ответа, 19 человек из 43-х, проживавших к тому времени в республике (в их числе и Мамедбеков - он в списке отсутст-вует), были разоблачены как враги народа и арестованы. 9 человек находились вне пределов Дагестана. 7 человек были исключены из партии в конце 20-х и в середине 30-х годов, 4 умерли, па 3-х не были обнаружены сведения и один покончил жизнь самоубийством.

Статья собкора «Правды» «Гнилая позиция Дагестанского обкома» обсуждалась и на заседаниях бюро горкомов и райкомов партии, которые, в каждую декаду месяца отчитывались перед обкомом партии а ходе обсуждения статьи. Так, за последние числа сентября и за первую декаду октября 1937 г. в результате обсуждения статьи было исключено из партии 182 человека, в том числе: партийных работников - 57 (секретарь обкома - 1, зав. отделами обкома - 5. первых секретарей райкомов - 6, вторых секретарей - 3, третьих секретарей - 1, штатных пропагандистов райкомов - 4, зав. парткабинетами - 2, парторгов - 7, инструкторов райкомов -4, зав. сектором учета - 1, секретарей райкомов ВЛКСМ - 3); советских работников 27, (председатель ЦИКа 1, председатель Сов-наркома - 1, зам. председателя Совнаркома - 1, наркомов - I. зам. наркома - 1, председателей райисполкомов - 10, председателей сельсоветов -10): работников НКВД 6: работников сельского хозяйства 22; работников суда и прокуратуры - 10; работников вузов - 15; работников республиканских, районных, советских, хозяйственных и торговых организаций - 55; рабочих 1; колхозников - 9.

В течение трех месяцев шло обсуждение статьи в партийных организациях республики. Итогом ее обсуждения на 1 января 1938 г. явилось исключение из партии и снятие с работы 330 человек.

Судьбу многих из них решало бюро обкома партии, которому приходилось работать напряженно и рассматривать на отдельных заседаниях сразу по несколько персональных дел. На заседании 10 октября был выведен из состава бюро и пленума обкома заведующий отделом пропаганды и агитации М. Березняков, исключен из партии, снят с работы и выведен из состава кандидатов в члены бюро и членов обкома, как враг народа и буржуазный националист, первый секретарь Дер-бентского райкома партии Н. Эмиров, был исключен из партии С. Сулейманов («Двигательстрой), исключен из партии, снят с работы, выведен из состава кандидатов в члены обкома первый секретарь Лакского райкома партии Г. Исаев, за связь с разоблаченным врагом народа, буржуазным националистом К. Мамедбековым, выведен из состава членов обкома партии начальник Дербентского райотделения НКВД М. Алиев. Вскоре, на заседании бюро обкома партии 12 октября 1937 г. был исключен из партии и снят с работы управляющий «Дагконсервтрестом» Д. Фридман.

В такой же обстановке бы: решен вопрос о партийности на заседании бюро обкома партии 23 октября 1937 г. заведующего школьным отделом обкома партии А.М. Шамхалова. Более того, были предъявлены обвинения отцу и жене А.М. Шамхалова как выходцам из классово - чуждой среды и поручено рассмотреть вопрос об их партийности соответствующим партийным организациям. На этом же заседании бюро обкома партии были исключены из партии и сняты с работы зам. председателя СНК ДАССР М. Гитинов, первый секретарь Казбековского райкома партии А.-Х. Магомедов, директор областных курсов пропагандистов А. Бултанов, председатель Дагразнопромсоюза Ю. Кабукаев как подписавший антипартийный

документ. (См. док. №86). В Пятигорске был арестован X - Д. Тагиев, зам. начальника Северо-Кавказского земельного управления, долгие годы работавший наркомом земледелия ДАССР.

Вслед за этим были исключены из партии и сняты с работы заведующий совторготделом обкома партии А. Алиев, Нарком финансов Х.М. Омаркадиев, заместитель наркомсобеса О. Османов, директор Дагпединститута И. Махмудов и многие другие, перечислять которых просто нет возможности. Ни высокие должности, ни заслуги перед народом не могли спасти от вездесущих органов НКВД.

На XV-й областной партийной конференции (июнь 1938 г.) нарком внутренних дел ДАССР В.Г. Ломоносов как о крупном успехе сообщал, что органами НКВД в 1937 г. в Белоруссии был арестован и доставлен в Дагестан Муслим Атаев. Ведь только в феврале 1937 г. он в звании полковника, занимавший пост помощника командира 27 кавалерийской дивизии, был аттестован и рекомендован на должность командира дивизии.

Судьба репрессированных была трагичной. Отдельные из них (Н. Самурский, К. Мамедбеков, Д. Коркмасов, А. Тахо - Годи и др.) были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны, многие отправлены в лагеря ГУЛАГа. Среди заключенных Севжелдорлагеря Коми АССР, которые использовалсь на строительстве железной дороги Котлас - Воркута, было не мало репрессированных дагестанцев. Здесь отбывали наказание М. Далгат, осужденный ревтрибуналом к смертной казни, замененной 25 годами заключения, X.-М. Омарказиев, X - Д. Тагиев Х. Эмирбеков (бывший ответственный секретарь Гунибского окружкома партии, после проработавший на различных руководящих должностях в крае и в республике: председателем Дагсовпрофа, зам. председателя Северо-Кавказского крайисполкома), А.С. Гусейнов, Ю. Шовкринскйй (находился в Печорском лагере НКВД, осужденный на 8 лет ИТЛ), Г. Гаджибеков (умер в конце января 1941 г. на строительстве дороги), А.К. Атаев (активный участник борьбы за власть советов в Дагестане), Бальзаминов (сотрудник редакции «Дагправда»), Ю.М. Кабукаев (бывший ответственный секрётарь Кайтаго-Табасаранского окружкома партии впоследствии секретарь Дахадаевского райкома, до ареста работавший председателем Дагразнопромсоюза, единственной виной которого являлось подписание документа «Платформа - 43-х» в 1924 г.) и другие.

К арестованным применялись изощренные пытки, которые не все выдерживали и подписывали любые заранее сфабрикованные обвинения. Распространенными пытками в Махачкалинской тюрьме НКВД, как пишет в своих воспоминаниях активный участник гражданской войны А. Вагабов, проведший многие годы в тюрьмах и лагерях и чудом оставшийся там в живых, были «кошачья свадьба», «стойка» и другие. В первом случае 8 следователей, стоящих в разных углах комнаты, начинали по одному бить допрашиваемого сзади так, чтобы он не мог догадаться, кто из них избивал его. Били до потери сознания. Или же вели допрос, поставив допрашиваемого на стойку и не давая ему сутками даже присесть. Проводили допросы по ночам, а днем не давали спать, чтобы сломить волю, добиться сфабрикованных показаний.

Народный комиссар внутренних дел ДАССР В. Ломоносов, с чьего благословения следователи издевались над арестованными, во время его допроса после ареста в марте 1939 г. признался: «Были случаи, когда после допроса арестованные умирали. Умер Довнарович от избиений в момент допроса, Челышев умер в больнице…»

К А.М. Далгату, который упорно отрицал свою вину, ночью перед рассветом зашел следователь Затолокин и ударил чем-то тяжелым по голове. В полусознательном состоянии его заставили подписать заранее заготовленный протокол допроса с признанием своей вины. Однако, когда на второй день, придя в себя, он отказался от прежних показаний, его вновь стали вызывать на допросы и избивать резиновым шлангом.

От пыток скончались М. Атаев, Д. Саидов. Не смог вынести издевательств над собой Г. Далгат, который перерезал себе вены. Тяжелые увечья получили Б. Астемиров, Р. Нуров и многие другие.

Невыносимым пыткам был подвергнут и известный среди литературных кругов республики заведующий отделом культуры и пропаганды обкома партии Ю. Шовкринский, арестованный за создание, как это звучало в предъявленном обвинении, троцкистской организации в Лакском районе, связь с врагом народа И. Томским. Доказательства добивались путем применения против него недозволенных методов следствия, избиения, многочасовых допросов. Ю. Шовкринскому, видимо, казалось, впрочем, как и многим другим арестованным, что произошла какая-то чудовищная ошибка, что об этом не знает И. Сталин. Он дважды писал И. Сталину, надеясь, что он разберется и прекратит этот произвол. Третий раз из-за того, что не девали бумагу, он написал на куске материи, разорванной от своей нательной рубашки и переправил свое заявление на имя председателя Комиссии Партийного Контроля при ЦК ВКП(б) под вымышленной фамилией. Ю. Шовкринский надеялся и верил, что его услышат, разберутся и потому писал: «Я все получил от большевистской партии - и Родину и счастливую жизнь. Я все имел и искать чего-либо вне рамок великой нашей Родины мне нечего было и мотивов не имел. Ведь я не один, тов. председатель! Здесь такие, как я, невинно погибающие, десятки и десятки из горцев Дагестана - большевики. А сколько же померло в тюрьме. Нас молодежь, выросшую, по выражению народного поэта Дагестана Сулеймана Стальского. в социалистических садах, обвиняют в буржуазном национализме, в глаза не видевшую буржуазию. Где наш великий Сталин? Неужели вы верите нашим вынужденным признаниям, добытым под поркой, под палкой. Писал я обо всем этом и великому нашему Сталину, не знаю дошло или нет».

Горькая участь постигла и членов семей репрессированных. Были арестованы жена Д. Коркмасова Н.Д. Пацхверова - Коркмасова, а впоследствии, уже после войны, их сын Эраст, добровольцем ушедший на фронт, получивший там звание офицера Советской Армии и ставший инвалидом первой группы. Вместе с К. Мамедбековым исключили из партии и арестовали его жену Л. Эрлих-Мамедбекову - начальника геологоразведочного управления при СНК ДАССР.

Семьи многих арестованных по политическим мотивам оказывались без средств существования и работы, они выселялись из занимаемых ими квартир на улицу и фактически изолировались от общества. Даже родственники, друзья и знакомые остерегались не только помогать им, но и общаться с ними. За общение с близкими и родственниками «врагов на-рода» ими могли заинтересоваться соответствующие органы со всеми вытекающими в таких случаях последствиями.

В обществе складывалась атмосфера страха, подозрительности, недоверия, доносительства друг на друга. Особенно наглядно это проявлялось в период разоблачения «врагов народа» в республике. На XV областной партийной конференции (июнь-1938 г.) первый секретарь обкома М. Сорокин сообщал ч-го после выхода статьи «Правды» «Гнилая позиция Дагестанского обкома» в обком партии поступило более 1500 заявлений на 400 партийно-советских работников республиканского и районного звена, руководителей предприятий и организаций с сигналами о их политической неблагонадежности и большинство, - как он выразился, - подтвердилось.

Репрессии не обошли и общественные организации республики, прежде всего, комсомольскую. На XV областной комсомольской конференции (октябрь 1937 г.) почти все выступления делегатов сводились к разоблачению в аппарате обкома, горкомов и райкомов комсомола. Основными видами наказаний были исключение из комсомола и снятие с работы, за которыми, естественно, следовали, как и в других случаях, аресты.

Запущенная машина репрессий была безжалостна и к представителям правоохранительных органов, проявлявших малейшие колебания при проведении репрессивных мер, выражавших какие-либо сомнения в правильности избранной политики. По обвинению в буржуазном национализме, контрреволюционной деятельности были арестованы М. Мусаев - начальник республиканского управления милиции, М. Алиев, Б. Алиев, Р. Елизаров, С. Османов, А. Джанмурзаев. З. Мусаев, Т. Амиров, М. Хасаев, Ш. Хангишиев - начальники Дербентского, Ахтынского, Лакского, Дахадаевского, Унцукульского, Бабаюртовского, Цумадинского, Карабудахкент - с ко го и Хасаюртовского райотделений НКВД. Арестам были подвергнуты также бывшие чекисты П. Схиртладзе, А. Атаев, И. Махмудов, М. Шихмурзаев, Ш. Таркинский, С. Алибеков, П. Гаджиев, Г. Пирбудагов и другие.

Непоправимые потери понесла не только сама интеллигенция, но и вся национальная культура. 3 марта 1937 г. было принято постановление бюро обкома партии, объявившие антисоветскими, националистическими учебники «Литературная хрестоматия» M.I для 3 - го класса и Ч.II для 4-ю класса на лакском языке и такую же хрестоматию для 3 - го класса па кумыкском языке, составленные «контрреволюционерами» М. Чариновым и И. Абакаровым. Оба учебника были изъяты.

В октябре 1938 г. ГлавЛИТО ДАССР было предложено изъять из общественного пользования и книготоргующей сети книгу «Сборник лезгинской литературы», изданный в 1933 г. на лезгинском языке. Книга была объявлена политически вредной только потому, что в ней содержались стихи и статьи, восхвалявшие разоблаченных врагов народа Н. Самурского и других. Вслед за ней такая же участь постигла сборники стихов С. Стальского, изданных в 1935-1936 гг., Н. Ханмурзаева, из-данной в 1934 г., книги «Аварская литература», изданной в 1933 г., «Татские поэты», изданной в 1934 г. (См. док. №№117,124). Книга стихов Г. Цадасы, изданная в 1935 г., в числе которых находилось и стихотворение на смерть С.И. Кирова, была объявлена наркомом внутренних дел ДАССР В.Г. Ломоносовым контрреволюционным и изъята из обращения. В духе тех лет крупные «идеологические ошибки» были «выявлены» в книге кумыкского писателя Ю. Гереева (действительная фамилия Сырмайс Я.Я.) «Весна, пришедшая с Севера». За популяризацию в своей книге «врага народа» Д. Коркмасова и восхваление в своих письмах «врага парода» Н. Самурского, за допущение контрреволюционных «опечаток» при переводах классиков марксизма-ленинизма и другие «грехи» такого же рода ответственный секретарь Союза писателей Дагестана. Ю. Гереев решением бюро обкома партии от 15 октября 1938 г. был исключен из партии (См. док. №99). Решением обкома партии от 4 декабря 1937 г. ДагЛИТУ поручалось изъять все произведения и портреты разоблаченных «врагов народа», «буржуазных националистов» А. Шамхалова, Ю. Гереева, Е. Мататова и других.

Еще раньше, в феврале 1937 г., было принято решение обкома об изъятии «контрреволюционной», «троцкистско-зиновьевской» литературы не только из общественных фондов, но и из личных библиотек Хотя это постановление бюро обкома было отменено по указанию Северо-Кавказского крайкома партии;, однако небезопасно было хранить какую-либо книгу, которая могла быть отнесена к подобным изданиям. Примеры такого рода были. При аресте Д. Саидова были обнаружены отдельные работы Троцкого, Каменева, Зиновьева и ему за это было предъявлено обвинение как хранителю троцкистской литературы. За хранение дома религиозных книг решением бюро Рутульского райкома партии был исключен из рядов ВКП(б) Г. Кузиев.

2. Репрессии в отношении хозяйственных деятелей Дагестана

За потерю бдительности, мягкотелость, недостаточную принципиальность в борьбе с классовыми врагами, сокрытие своей принадлежности к троцкистам, зиновьевцам были наказаны в партийном порядке вплоть до освобождения с работы и исключения из партии секретари Махачкалинского горкома партии Е. Мильштейн, Саркиев, Кизлярского райкома - В. Сорокин, Дербентского райкома - Гафуров, члены партии И. Бурский, Д. Кущ, Губанов, Н. Клеонская, Иванов, Толмачев, А. Гадецкий и многие другие.

На первых порах показание лиц, зачисленных в лоно «троцкистско-зиновьевских последышей» было сравнительно «мягким» и ограничивалось публичной критикой, партийным взысканием, исключением из партии и освобождением с работы. По мере нарастания антитроцкистско-зиновьевской кампании усиливались и меры наказания. Еще в 1935 г. республиканские газеты писали о раскрытии «троцкистской организации на строящемся оборонном предприятии - «Двигатель». В следующем году со строительства завода было уволено около 400 рабочих и служащих, в том числе 70 инженерно-технических работников. Они были причислены к троцкистам и ставленникам врага народа Ю.Г. Пятакова, которые перебрались в республику из Москвы и других городов и областей страны. Вслед за этим последовали аресты. Были арестованы начальник строительства С.Б. Урицкий, главный инженер завода Благовещенский, главный инженер-металлург И.В. Можеев, прораб Е.П. Монастырский, инженер Н.И: Людов, редактор заводкой газеты «Даешь двигатель» С.Г. Телегин, осужденный 7 апреля 1938 г. к 10 годам лишения свободы.

Эти аресты на заводе продолжались и в последующие годы. В апреле - августе 1938 г. были арестованы И.Г. Малышев - главный конструктор, В.Ф. Надкоп - главный механик, Ф.А. Неженцев - начальник ОТК, К.К. Пога - зам. директора завода по строительству, Т.Г. Лещинский - зам. директора завода, А.М. Требелев - начальник цеха, А.Р. Голод - начальник отдела кадров, и, наконец, сам директор завода Е.М. Равикович.

Объектом самых жестких репрессий и стал молодой коллектив научно-исследовательского института национальной культуры при Совнаркоме ДАССР, созданного в 1924 г. Поводом АДЯ развертывания кампании против сотрудников института было использовано дело Лабори (Георгия) Лелевича, бывшего сослуживца Л.Д. Троцког Как троцкиста его в 1934 г. выслали в Махачкалу и он работал зав. сектором литературы Института национальных культур.

Г. Лелевич часто выступал по вопросам литературы в печати, перед общественностью, студентами вузов и успел завязать знакомства со многими представителями малочисленной тогда интеллигенции республики. Однако эти знакомства сыграли роковую роль в судьбах многих из них. В числе их оказался поэт Рабадан Нуров, зам. редактора газеты «Дагестанская правда» Н. Филимонов, вся вина которого заключалась в публикации статей Г. Лелевича на ее страницах. Среди многочисленных обвинений, предъявленных при аресте народному комиссару просвещения, председателю Союза писателей Дагестана Б. Астемирову был пункт и о том, что он передоверил руководство Союзом писателей троцкисту Г. Лелевичу. За тесную связь с ним был исключен из партии и арестован зам. наркома просвещения В.С. Ольшевский, который осмелился проявить дружеские чувства к семье Г. Лелевича после его ареста.

Институт был объявлен рассадником троцкизма. Руководство и научные сотрудники института: директор А. Тлюняев, после него Г. Гаджибеков, сотрудники М. Чаринов, А. Каяев,

Х. Гитинаев и др. причислены к троцкистам. Из 23-х сотрудников 8 были арестованы и на них заведены уголовные дела. Решением бюро обкома партии от 15 февраля 1938 г. прежнее название института, напоминавшее о национальной культуре и, видимо, вызывавшее у тогдашнего руководства опасение, что оно будет способствовать утверждению национального самосознания, было отменено «как не соответствующее стоящим перед ним задачам и отражающим по существу буржуазно - националистическое содержание». Он был переименован в Институт истории, языка и литературы при СНК ДАССР.

На основании письма ЦК ВКП(б) (август 1936 г.) органами НКВД была развернута кампания против «троцкистов» и троцкистских групп», якобы действовавших в республике, начиная с 20-x годов конце 1936 и в начале 1937 г. были исключены из партии и сняты с работы ряд руководящих работников республики, обвиненных в троцкизме: бывший председатель Верховного суда ДАССР, управляющий Дагконсервтрестом Г.А.-М. Нахибашев, обвиненный в связях еще в 1929 г. с Хасавюртовской контрреволюционной троцкистской группой, первый секретарь Каякентского райкома партии М. Магдиев за участие в контрреволюционной троцкистской работе в Дагестане, редактор Лакской газеты Ш. Рашкуев, председатель Кулинского райисполкома Г. Штанчаев. Позже в Москве была арестована Тату Булач, работавшая тогда в Наркомате пищевой промышленности РСФСР, как одна из руководителей существовавшей в г. Буйнакске в 1923 г. троцкистской группы. Не спасло ее и то, что в те годы вопрос этот рассматривался на КПК, которая признала ее не причастность к троцкизму.

К исходу 1936 г., в республике по фактам контрреволюционной, троцкистской деятельности были заведены более 130 уголовных дeл. В одном только Кизлярском районе по делу пожара в конюшне и гибели 42 лошадей было привлечено к уголовной ответственности 19 человекам.

В партийных организациях республики обсуждение закрытого письма ЦК ВКП(б) «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока» протекало очень остро, с резкой критикой тех, кто был заподозрен в малейших отклонениях от курса партии. Однако партийные оценки деятелей «блока» не всеми воспринималось одобрительно. Более того, находились принципиальные противники Сталина и его политики, не побоявшиеся заявить об этом открыто, хотя это и грозило им суровыми последствиями. Выступая на собрании актива Каясулинской районной партийной организации (сентябрь 1936 г.), помощник бухгалтера Каясулинской МТС Сирота заявил: «Бухарин умнейшая личность у нас в Союзе. Во время коллективизации, если бы послушались Бухарина, то не умерло бы с голоду 37 тыс. человек… Эта оппозиция (Каменев, Зиновьев, Бухарин, Рыков, Радек, Томский и др.) возмущена тем положением, что везде и всюду, на каждом моменте восхваляют Сталина».

Сторож совхоза №7 этого же района Сергеев, бывший член партии с 1903 г., заявил: «Все эти троцкисты - заслуженные люди, боролись в свое время за революцию, по-моему высшую меру наказания им давать не следует». При голосовании революции за расстрел Сергеев воздержался. За такие выступления на собрании актива оба они были арестованы и на них были заведены уголовные дела.

Отсчет наиболее трагических страниц года в республике, пожалуй, можно начать с известной телеграммы Дагестанского обкома партии от 25 января 1937 г. городским и районным комитетам партии, в которой предлагалось организовать чтение и разъяснение закрытого письма ЦК ВКП(б) «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока» и обвинительного заключения по процессу «антисоветского террористического центра» (январь 1937 г.). Как уже отмечалось, обсуждение закрытого письма ЦК ВКП(б) давно уже началось. В телеграмме основное внимание обращалось не на разъяснение материалов суда над «блоком» и «центром», а на дальнейшее выявление и разоблачение «троцкистско-зиновьевского охвостья», ходом которого руководство республики, видимо, было недовольно. Это послужило сигналом к новым массовым репрессиям, начатых с верхних эшелонов власти республики.

Громкую известность получило дело об очковтирательских сведениях по озимому севу и подъему зяби, подготовленных для рапорта в ЦК партии и в Крайком ВКП(б) заведующим сельхозотделом обкома партии Н. Колесовым и Наркомом земледелия ДАССР Д. Саидовым. Эти данные 6 октября 1936 г., минуя областной комитет партии, были доложены в Краевой комитет партии председателем Совнаркома ДАССР, членом бюро обкома партии К. Мамедбековым. Назначенная Краевым комитетом партии комиссия под руководством его представителя Кравцова подтвердила эти факты. Они стали предметом обсуждения на трех заседаниях бюро обкома партии (9,11 и 17 февраля 1937 г.) и на собрании Махачкалинского городского партийного актива 4-6 марта 1937 г., закончившиеся исключением Н. Колесова и Д. Саидова из партии и снятием их с работы, а в последующем и привлечением их и уголовной ответственности.

По этому поводу впервые давать объяснения на бюро обкома партии был вынужден и 1-й секретарь обкома Н. Самурский. По его словам, со сводкой о ходе озимого сева он ознакомился 2 октября 1936 г. буквально на перроне вокзала, когда уезжал в Москву. Из сводки видно было, что данные о ходе сева явно завышены, ибо за последние 5 дней сентября посевные площади увеличились сразу на 80 тыс. га. В этих цифрах Н. Самурский как будто засомневался, однако, как он объяснял на бюро, проверять не стал из - за нехватки времени перед отъездом. При обсуждениях на заседаниях бюро обкома партии 9 и 11 февраля (Н. Самурский отсутствовал) в результате проверки по этому делу выяснилось, что к сводке на 1 октября 1936 г. оказались приписанными 51 тыс. га посевов. Кроме Н. Колесова и Д. Саидова к партийно-административной ответственности были привлечены зам. зав. сельхозотделом обкома партии Иванов (снят с работы и объявлен партийный выговор), начальник Хлопкового управления Наркомзема ДАССР Кичуев (строгий выговор). Был поставлен вопрос о партийной ответственности зам. Наркомзема ДАССР М. Абакарова.

Вернувшись из Москвы и ознакомившись с решениями бюро обкома партии, Н. Самурский назначил новое заседание бюро обкома партии на 17 февраля по этому же делу. На бюро он постарался их защитить, однако в связи с наличием неопровержимых фактов приписок, вынужден был согласиться с первоначальными решениями бюро обкома партии. Единст-венное, чего он добился - освобождение от наказания зам. зав. сельхозотделом обкома Иванова.

Вопрос об очковтирательстве в сводках по озимому севу и подъему зяби снова обсуждался на заседании бюро обкома партии 25 февраля 1937 г. под председательством Н. Самурского. На бюро был снят с работы с объявлением строгого партийного выговора заместитель Наркома земледелия ДАССР М.Ш. Абакаров с характерной для тех лет формулировкой. «За скрытие от партии очковтирательства, за потакание антигосударственным действиям, за мелкобуржуазную нерешительность, за несвоевременную сигнализацию об очковтирательских сводках по озимому севу и подъему зяби».