Мероприятия Михаила Николаевича Муравьёва по подавлению восстания 1863 года в Беларуси и Литве

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Кафедра истории Беларуси Нового и Новейшего времени

Мероприятия Михаила Николаевича Муравьёва

по подавлению восстания 1863 года в Беларуси и Литве

Курсовая работа

Содержание

Введение

Глава 1. Михаил Николаевич Муравьёв как политический деятель

Глава 2. Восстание 1863 года и его значение

Глава 3. Мероприятия Михаила Николаевича Муравьёва по подавлению восстания 1863 года в Беларуси и Литве

Заключение

Список используемых источников и литературы

Введение

Актуальность исследования состоит в том, что в отечественной истории не найдется другого персонажа, которому навешивались бы подобные ярлыки. «Вешатель». И этим все сказано. Это позорное прозвище прочно связывается с именем Михаила Николаевича Муравьева, бывшего главным начальником Северо-Западного края в 1863 - 1865 годах. Его обвиняют в жестоком подавлении польского восстания, называют палачом Литвы и Беларуси, безжалостным русификатором, приписывают желание уничтожить всякое культурное своеобразие белорусского народа. И эти догмы переходят из статьи в статью, из учебника в учебник. Казалось бы, все ясно - черная личность, антигерой белорусской, да и российской истории. Но не все так просто. Ведь большинство современников называли 1860-е годы в Беларуси «Муравьевской эпохой». В крае в его честь открывали музеи, его ангелу-хранителю посвящали храмы и часовни, на его имя шли десятки и сотни благодарственных адресов, Муравьева почитали спасителем Отечества, сравнивали с Кутузовым. Так каким же он был, Михаил Николаевич Муравьев? Какова его роль в нашей истории?

Хронологические рамки курсовой работы охватывают период конца восемнадцатого века - второй половины девятнадцатого века. Данный период характеризуется тем, что антикрепостническое движение крестьян в Беларуси и Литве в начале 1863 года переросло в вооружённое восстание против помещиков; по сути враждебным польскому шляхетскому национально-освободительному движению;

В научной литературе закрепились понятие о том, что восстание 1863 года по составу участников было преимущественно дворянским, а по содержанию программы - буржуазно - демократическим , что революционные демократы ввиду своей слабости не смогли повести за собой крестьянские массы и вынуждены были подчиняться шляхетском революционером. А.П. Смирнов признал и положительно оценил постановку Калиновским вопроса об образовании самостоятельной Литовско-Белорусского республики [2]. Другие положения историографии 1950-х г. сохранились. Во 2- м томе " Истории Белорусского ССР " (Минск , 1972) позиции белорусских революционных демократов по национальному вопросу накануне и во время восстания , как и прежде , замалчивались .

В польской и российской (в том числе советской) историографии восстание 1863-64 гг. в Польше, Литве и Беларуси традиционно определяется как польское. Тем самым игнорируются существенные его особенности в белорусско-литовском регионе и прежде всего то, что накануне и в ходе восстания здесь впервые достаточно четко проявилось течение белорусского национально-освободительного движения во главе с Кастусем Калиновским. Поэтому в ряде публикаций белорусских историков оно применительно к территории Литвы-Беларуси не называется польским.

Задачами нашего исследования являются определение роли политических решений ведущих держав в формировании польской национальной идеи и реализации этой идеи к середине девятнадцатого века.

Объектом исследования выступают действия, методы и меры М. Муравьева по подавлению восстания на Беларуси и Литве.

Целью данной курсовой работы является исследование проводимых мероприятий Михаилом Николаевичем Муравьёвым по подавлению восстания 1863 года в Беларуси и Литве

Для достижения поставленной цели были определены следующие задачи:

рассмотреть политическую деятельность Михаил Николаевич Муравьёв в контексте данной тематики;

проанализировать восстание 1863 года и его значение;

осветить основные подходы, используемые М.Н. Муравьёвым

по подавлению восстания 1863 года в Беларуси и Литве;

дать оценку государственной деятельности Муравьева, оценить его вклад как исторической личности в рассматриваемую эпоху в западном крае.

К изучению национально-освободительного движения, а также политических процессов происходящих в исследуемый период привлекало большое количество исследователей и ученых, в частности мы можем назвать следующих ученых: Дьяков В.А., который занимался исследованиями в области истории польского общественного движения, Смирнов А.Ф., который рассматривал в своих работах революционные связи народов России и Польши, Морозова О.П., в частности освящал польских революционеров-демократов, Ковальский Ю., исследовавший восстания в Польше 1863 года, Туполев Б.М., давший анализ разделам Речи Посполитой.

Проведённый обзор литературы свидетельствует, что было уделено достаточное внимание реформам Муравьёва в системе образования и просвещения, национального зарождения, сельскохозяйственной отрасли на территории Беларуси в тот период. Рассмотрены и изучены источники и литература следующих авторов: Е.В.Дмитриев «Письма М.Н. Муравьёва в контексте карамзинских языковых преобразований/ вопросы лексики», Д.А Кропотов «Жизнь графа М.Н.Муравьёва в связи с событиями его времени и до назначения его губернатором в Гродно», С.В.Таляронак «Генерал М.Н. Виленский». Значительную роль по изучению реформ проводимых М.Н.Муравьёвым на Беларуси занимает А.И.Миловидов. У него такие труды как : Участие молодёжи Северо-Западного края в мятеже 1863 года и вызванная им реформа местных учебных заведений, Пинский Богоявленский второклассный монастырь, Меры принятые графом М.Н.Муравьёвым, к ограждению православного населения от латино-польской пропаганды в Северо-Западном крае, Пятилетие религиозно-нравственных народных чтений от Виленского Св.- Духовного Братства, в данной работе использованы интернет ресурсы: http://archives.gov.by/ Архивы Беларуси, так как по данной теме там предоставлены фотодокументы и фотокопии, даже рукопись политических деятелей того времени, что облегчает установить происходившие исторические события, Ковкель И. И., Ярмусик Э. С. Политика царизма после подавления восстания 1863 г. С древнейших времен до нашего времени, Н. В. Берг Записки о польских заговорах и восстаниях http://kpbc.umk.pl , Хотеев А. Восстание 1863 года и политика «русификации», Долбилов М. Полонофобия и политика русификации в Северо-Западном крае империи в 1860-е гг. http://ru.wikipedia.org, http://sputnikipogrom.com/russia/6796/polish-riot-1863/.

муравьев восстание помещик

Глава 1. Михаил Николаевич Муравьёв как политический деятель

Граф Михаил Николаевич Муравьёв родился 1 октября 1796 года. Отец его, в то время флотский капитан-лейтинат, жил со своим семейством в одной из отдалённых частей Санкт-Петербурга, на Васильевском острове [3, c. 32]. Население этого острова, имевшее в царствование императрицы Екатерины II ещё совершенно патриархальный и скорее сельский, чем городской вид, состояло преимущественно из людей небогатых: чиновников, учителей, отставных, живших пенсиями и моряков, получавших от казны весьма ограниченное содержание. Можно полагать, что и Н.Н.Муравьёв поселился на этой выгодной для кармана и здоровья части города, также как человек , обладавший небольшими денежными средствами и между тем озабоченный будущностью постепенно увеличивавшейся семьи. В то время она уже имела двух детей: Александра, четырёх лет, и Николая двух лет от роду. Новорождённый младенец Михаил был третьим сыном. [3, с. 33]

Муравьевы, первые упоминания о которых относятся к XV - XVI векам, происходили от древнего рязанского рода Аляповских и имели одинаковый герб с другой дворянской фамилией Пущиных. Известность к семейству приходит в XVIII веке, когда его представители немало способствовали укреплению России. В XIX веке на историческую арену выйдет целая плеяда Муравьевых. Брат Михаила Николаевича - Николай стал полным генералом и отличился в Крымскую войну взятием считавшейся неприступной турецкой крепости Карс, за что и получил прозвище Карский. Еще один Муравьев прославился освоением Дальнего Востока, и государь даровал ему титул графа Амурского. Михаилу Николаевичу суждено было стать Муравьевым-Виленским. [4]

Юный Михаил воспитывался в училище при Московском университете, а затем в Школе колонновожатых, проявлял великолепные способности к точным наукам, отличался аналитическим умом. В 15 лет основал Московское общество математиков, в дальнейшем он станет одним из лучших русских преподавателей высшей математики, вице-председателем Русского Географического Общества. С юных лет М.Н. Муравьев умел сочетать тягу к теоретическим познаниям с удивительной деловой хваткой. Так, став смоленским помещиком, он создал образцовое хозяйство и оказал большую помощь губернии в предотвращении голода.

В Отечественную войну 1812 Муравьев был зачислен в свиту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части. Однако должность придворного не интересовала Муравьева, и он предпочел перейти в действующую армию. Участвовал во многих сражениях, был ранен при Бородине. В заграничном походе русской армии в 1813--14 Муравьев занимал ряд штабных должностей. Его математические способности ярко проявились в идеально организованной штабной службе. Вернувшись после победы над Наполеоном в Россию, Муравьев с 1815 стал преподавать математику в школе колонновожатых, которой по-прежнему руководил его отец. Для школы Муравьев составил «Программу для испытания колонновожатых Московского учебного заведения под началом генерал-майора Муравьева состоящих» (1818) и «Учреждения учебного заведения колонновожатых» (1819). [4] Женился на П. В. Шереметевой, породнившись с одним из самых влиятельных родов в России. Одновременно с преподавательской деятельностью Муравьев принимал участие в деятельности тайных обществ, составлял устав «Союза Благоденствия». Однако, видя все большую политизацию Союза, превращающегося в заговорщицкую организацию, ставящую своей целью ликвидацию традиционной России, Муравьев с 1820 прекратил участие в заседаниях общества, а вскоре вышел в отставку и стал вести жизнь обычного помещика. После мятежа 14 декабря, в котором активную роль играли многие его родственники, в т. ч. родной брат и свояк (сестра его жены была замужем за И. Д. Якушкиным), Муравьев был арестован и помещен в Петропавловскую крепость. Однако вскоре он был оправдан, поскольку на следствии выявилась полная непричастность его к заговору и мятежу. Муравьев возвратился на государственную службу и был назначен Витебским вице-губернатором. С 1828 он стал губернатором в Могилеве. На этом посту Муравьев прославился борьбой с «ополячиванием» белорусских земель. По его инициативе в губернии был отменен т. н. литовский статут (свод законов, принятых в Великом Княжестве Литовском еще в XVI в.) и распространено общероссийское законодательство. В делопроизводство с 1 янв. 1831 был введен русский язык вместо польского. Деятельность Муравьева в Могилеве пришлась на время польского мятежа 1830--31. Благодаря энергичным мерам, Муравьев не допустил во вверенной ему губернии мятежа. В 1830, буквально накануне мятежа, Муравьев подал Императору Николаю I записку, где обращал внимание на то, что через полвека после воссоединения Белоруссии с Россией в крае мало что изменилось со времен Речи Посполитой. Полными хозяевами края были польские помещики, угнетающие православное «быдло». Городскими жителями были в основном евреи, подчинившие себе всю хозяйственную жизнь Белоруссии. Духовная жизнь в крае была подчинена католической церкви, ведущей активную пропаганду «полонизма» и русофобии.[5] В то время как польско-католические учебные заведения были весьма многочисленны и любого уровня -- до Виленского университета включительно, русских православных школ в крае практически не было. При этом до Муравьева губернаторы и другие администраторы Белоруссии, назначенные в С.-Петербурге, предпочитали из соображений сословной солидарности поддерживать польско-католическое господство. В этих условиях Муравьев наживал себе влиятельных врагов не только в польских кругах, но и в петербургском «высшем свете», предлагая поддерживать в бывших польских владениях русский элемент, составлявший 90% населения края. [5] Для начала Муравьев советовал преобразовать просвещение в крае, закрыть иезуитские учебные заведения, в т. ч. и Виленский университет, контролируемый иезуитами. Польский мятеж, подтвердивший все опасения Муравьева, способствовал его карьере -- в 1831 он стал губернатором в Гродно, в 1832 -- в Минске. Усмиряя мятеж, Муравьев без всяких колебаний конфисковывал владения мятежной шляхты и даже подвергал благородных панов телесным наказаниям. Шляхта затаила злобу, начались интриги. Результатом происков польских магнатов и их петербургских друзей стало перемещение Муравьева на должность военного губернатора в Курск в 1835. Из предложений, высказанных в «Записке», реализованы оказались немногие пункты: была упразднена униатская церковь и белорусы вернулись в Православие, «Литовский Статут» был отменен повсеместно и российские законы распространены во всем крае, русский язык стал языком администрации и канцелярии. Эти полумеры не намного усилили русское влияние в крае, и польская шляхта с католическим духовенством продолжали подрывную деятельность против России. [5]

Муравьев после губернаторства в Курске медленно поднимался по административной лестнице, занимая должности директора Департамента податей и сборов, с 1842 был назначен в Сенат, а с 1850 -- членом Государственного Совета. В 1850--57 Муравьев был также вице-председателем Императорского Географического общества. Однако только с воцарением Александра II карьера Муравьева пошла в гору. В 1856 он был назначен председателем Департамента уделов, а год спустя -- министром государственных имуществ. На этом посту Муравьев сыграл большую роль в деле освобождения крестьян. Однажды на заседании Главного комитета по крестьянскому вопросу Муравьев воскликнул: «Господа, через десять лет мы будем краснеть при мысли, что имели крепостных людей». Однако в конце 1861 Муравьев был отправлен в отставку, став жертвой борьбы петербургских бюрократических группировок. Однако он недолго был не у дел. В янв. 1863 начался новый польский мятеж. Он был гораздо опаснее мятежа 1830--31, хотя общее число мятежников составляло около 10 тысяч человек, причем они не взяли ни одного города и не имели ни одного успеха в прямом боевом столкновении. Все свои надежды поляки возлагали на помощь Запада и поддержку внутри России со стороны либералов и радикалов. В апр. и июне 1863 Англия, Австрия, Италия, Швеция, Испания, Португалия, Голландия, Дания, Османская Империя и папа Римский предъявили российскому правительству дипломатические ноты, напоминающие ультиматум, требуя изменить политику в польском вопросе. Возник политический кризис, вошедший в историю как «военная тревога 1863». Внутри России поляки встретили полную поддержку «передовой интеллигенции». Герцен и Бакунин собрали в Англии интернациональный отряд, который с большим запасом оружия отправился на корабле к берегам Литвы (впрочем, сами организаторы предпочли остаться на Западе). В Поволжье группа заговорщиков планировала поднять мятеж («Казанский заговор»). Во многих петербургских и московских ресторанах «просвещенная» публика открыто поднимала тост за успехи «польских товарищей». Положение осложнялось еще и тем, что наместник в Польше вел. кн. Константин Николаевич, человек весьма либеральный и доброжелательный, не был способен управлять краем, охваченным мятежом. Он медлил с введением чрезвычайного положения и применением военной силы, когда мятеж охватил уже всю Польшу и перекинулся в Литву и Белоруссию.[6]

В этой накаленной обстановке знаменитый журналист М. Н. Катков не только выступил на страницах «Московских ведомостей» с призывом подавить мятеж, но и предложил заменить гражданскую администрацию в Польше и Северо-Западном крае, состоящую в основном из поляков, и назначить туда генерал-губернатора с диктаторскими полномочиями. Катков предложил кандидатуру Муравьева, напоминая о его энергии, организаторских способностях и опыте действий в 1830--31 в отдельных губерниях края. 1 мая 1863 указом Императора Александра II Муравьев был назначен генерал-губернатором семи губерний (Виленской, Ковенской, Августовской, Витебской, Минской, Могилевской и Гродненской). Муравьев действовал быстро и решительно. Он прибыл в Вильно 26 мая, а уже 8 авг. принял депутацию Виленского шляхетства с покаянием и изъявлением покорности.

Уже к осени Муравьев разгромил основные отряды мятежников, а к весне 1864 усмирение края было завершено. Действовал Муравьев порой беспощадно -- по приговорам военно-полевых судов было казнено 128 человек, около 5 тысяч. сослано в Сибирь и еще 1260 человек административным порядком уволены с должности. В боях было убито 5 тысяч мятежников. Тем не менее до сих пор во всех польских и западных учебниках истории говорится о сотнях тыс. казненных и сосланных! Особую ярость у поляков и российских либералов вызывали публичные казни через повешение шляхтичей, что нарушало «Указ о вольности дворянства». За решительность и непреклонность в подавлении мятежа за Муравьевым у либеральной публики закрепилось прозвище «Вешатель». Интересно, что автором прозвища был сам Муравьев, который на всякие намеки о его родственниках-декабристах говорил: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех которые вешают!». Усмирение мятежа далось малой кровью -- при выполнении долга погибло 826 русских солдат и 348 пропало без вести, умерло от ран и болезней, погибло также несколько сотен полицейских и гражданских чиновников (в основном верных присяге Царю поляков), всего погибло 4 тыс. защитников порядка. Однако Муравьев не только воевал и вешал. Направляясь в Северо-Западный край, Муравьев поставил перед собой задачу искоренить из общественной жизни национальные, социальные и религиозные особенности края, реализуя собственную программу 1830 о русификации Белоруссии. Муравьев обложил налогом в 10% доходов все помещичьи имения, а также собственность католического духовенства. Кроме того, шляхетство должно было оплачивать содержание сельской стражи, состоявшей из местных православных белорусов. Можно представить себе ярость панов, оплачивающих вооруженную стражу из числа своих бывших крепостных! Муравьев провел в Белоруссии настоящую аграрную революцию, отменив временно обязанное состояние и выполнение крестьянами феодальных повинностей. Батраки и безземельные крестьяне начали наделяться землей, конфискованной у участвовавших в мятеже помещиков. Стремясь создать в крае слой зажиточного русского крестьянства, Муравьев ассигновал 5 млн. руб. на приобретение православными секвестрованных панских земель. Муравьев начал создавать русские православные школы и открыл доступ местным православным уроженцам ко всем должностям. Плоды деятельности Муравьева сказались десятилетия спустя. Известный национальный мыслитель XX в. И. Л. Солоневич вспоминал о времени своей юности в Белоруссии: «Край, -- сравнительно недавно присоединенный к Империи и населенный русским мужиком. Кроме мужика русского там не было ничего. Наше белорусское дворянство очень легко продало и веру своих отцов, и язык своего народа и интересы России… Народ остался без правящего слоя. Без интеллигенции, без буржуазии, без аристократии -- даже без пролетариата и ремесленников. Выход в культурные верхи был начисто заперт польским дворянством. Гр. Муравьев не только вешал. Он раскрыл белорусскому мужику дорогу хотя бы в низшие слои интеллигенции». Поразительно, но российские либералы обвиняли Муравьева одновременно в подавлении свободы польского народа и в «пугачевском» разгроме польского помещичьего класса. 1 мая 1865 Муравьев был уволен с поста губернатора после окончания своей миссии и удостоен титула графа Виленского. Последним делом гр. Муравьева-Виленского было участие в комиссии по расследованию дела Дм. Каракозова.[7]

Глава 2. Восстание 1863 года и его значение

Осенью 1861 г. на базе революционных кружков в Варшаве был создан городской комитет, переименованный потом в «Центральный национальный комитет» -- руководящий центр партии «красных».

Центральный национальный комитет и своей программе выдвинул требования упразднения сословий и сословных привилегий, передачи в собственность крестьянам обрабатываемых ими участков, провозглашения независимой Польши в границах 1772 г. с последующим предоставлением украинскому, белорусскому и литовскому населению права самому определить свою судьбу. Программа эта, несмотря на имевшуюся в ней неясность в решении крестьянского вопроса (был оставлен без ответа вопрос о положении безземельного крестьянства) и расплывчатость в национальном вопросе, носила прогрессивный характер: она провозглашала освобождение польского народа от гнета царизма, создание независимой Польской республики. На основе этой программы велась подготовка восстания. Приехавший в начале 1862 г. в Варшаву Ярослав Домбровский стал руководителем варшавской организации «красных», влиятельным членом Центрального комитета. По предложению Домбровского вооруженное восстание было назначено на лето 1862 г.

Домбровский и его единомышленники хотели действовать совместно с русской офицерской организацией в Королевстве Польском, с которой они поддерживали тесный контакт. Революционно настроенные русские офицеры вели пропаганду среди солдат и готовы были оказать поддержку польскому освободительному движению. Но царским властям удалось раскрыть одну из ячеек офицерской организации. Трое из ее членов (Арнгольдт, Сливицкий, Ростковский) были расстреляны, несколько офицеров приговорено к заключению в тюрьме, многие переведены в другие части. Вскоре был арестован Я. Домбровский.

Однако тайная офицерская революционная организация продолжала свою деятельность. Душой ее стал Андрей Потебня, установивший связь с польскими революционерами, «Землей и волей», Герценом. [15]

Русские и польские революционеры приступили к обсуждению сроков и программы совместного выступления. С этой целью в Лондон для переговоров с Герценом направились члены Центрального комитета А. Гиллер (он принадлежал к группе умеренных) и 3. Падлевский (единомышленник Домбровского). Переговоры завершились соглашением о поддержке русскими революционерами польского демократического движения и восстания, намеченного на весну 1863 г. Позже это соглашение было подкреплено во время переговоров Падлевското с комитетом «Земли и воли» в Петербурге в конце 1862 г. Представители «Земли и воли» также стали на позицию братской солидарности с борющейся Польшей. Как и Герцен, они советовали Центральному комитету не принимать поспешных решений о дате восстания и сообразоваться с ходом революционного движения в России.

Летом 1862 г. правительство предприняло новую попытку привлечь на свою сторону шляхту путем осуществления задуманных ранее реформ. Наместником был назначен великий князь Константин, начальником гражданского управления - А. Велепольский. Однако эти меры не приостановили подъема революционных настроений. На наместника и Велепольского были произведены покушения. Убедившись в невозможности справиться с революционным движением, Велепольский предложил призвать в армию городскую молодежь по особо составленным спискам. Это событие ускорило начало восстания. [16]

В самый канун восстания, 22 января 1863 г., Центральный национальный комитет как Временное национальное правительство опубликовал важнейшие программные документы, манифест и аграрные декреты.

В манифесте говорилось, что Польша «не хочет и не может» уступить без сопротивления тому постыдному насилию, которое совершает над ней русский царизм,-- незаконному рекрутскому набору; под страхом ответственности перед потомством Польша должна оказать энергичное сопротивление. Центральный национальный комитет как единственное теперь законное польское правительство призывает народ Польши, Литвы и Руси к борьбе за освобождение. Комитет, обещал держать руль управления сильной рукой и преодолеть все препятствия на пути к освобождению; всякую неприязнь и даже недостаток усердия обещал сурово наказывать.

Повстанческая организация начала восстание в самых невыгодных для себя условиях. Правда, она насчитывала в своих рядах свыше 20 тыс. человек, но она не имела ни оружия, ни денег. До последней минуты перед восстанием не был провезено из-за границы ни одного карабина, в стране же было собрано лишь около 600 охотничьих ружей. В кассе насчитывалось около 7,5 тыс. руб. Повстанцы не были обучены военному делу. В отношении командиров положение было также тяжелым: чувствовался большой недостаток военных и гражданских начальников, а те, которые были, не всегда соответствовали своему назначению. Крестьянство не было подготовлено к восстанию. Союзники польских повстанцев -- русские революционеры -- планировали свое восстание против царизма лишь на позднюю весну. Наконец, польские повстанцы поднялись на борьбу в середине зимы, когда природные условия были для них наименее подходящими. С другой стороны, силы противника были во много раз большими. Царская армия, расположенная в польских землях, насчитывала около 100 тыс. человек. Это были регулярные войска, состоявшие из пехотных, кавалерийских, артиллерийских и саперных частей. Артиллерийские части насчитывали 176 пушек. Для победы над таким противником важнейшее значение имело активное участие в восстании широких народных масс. [17]

Все эти обстоятельства говорят о чрезвычайных трудностях, с которыми столкнулась повстанческая организация в момент восстания. Но она не имела выбора. Срок восстания был навязан ей царскими властями в Велепольским. Ход событий сделал невозможным осуществление плана Домбровского, присланного из цитадели и содержавшего в качестве своей важнейшей части нападение на крепость Новогеоргиевск (Модлин). Все ненадежные офицеры и солдаты крепостного гарнизона в последние дни были перемещены в другие пункты, вследствие чего повстанцы не могли рассчитывать на поддержку изнутри. Центральный национальный комитет разослал по местам приказ произвести нападение имеющимися силами на местные гарнизоны царской армии. Было решено также приложить все силы к тому, чтобы освободить г. Плоцк и сделать Плоцкое воеводство, в котором повстанческая организация была особенно многочисленной, базой для дальнейшего развития восстания. Напротив, Варшава, в которой находился большой гарнизон отборных, в том числе недавно присланных гвардейских войск, должна была в первое время оставаться спокойной. Кроме того, Центральный комитет решил, что для усиления влияния и авторитета повстанческого правительства последнее должно выйти из подполья и стать явным, избрав для своей резиденции освобожденную от захватчиков территорию; вначале таким местом намечался г. Плоцк.

Решение о сохранении спокойствия в Варшаве имело как положительную, так и отрицательную стороны. Оно предохраняло столицу от бомбардировки из цитадели и от напрасного и большого кровопролития, но оно в то же время сохраняло ее в качестве оперативной базы для противника и выключало из активной повстанческой жизни самые революционные патриотические силы -- трудящиеся массы столицы. Решение о легализации повстанческого правительства было ошибочным потому, что обрекало его на бездеятельность до того неопределенного момента, когда оно сможет надежно обосноваться в освобожденном городе; кроме того, обнародование имен, никому до того не известных, не могло существенно возвысить авторитет правительства. Как показал последующий опыт, можно было успешно руководить восстанием и из подполья. [18]

Самоотречение комитета от власти обусловливалось в действительности желанием избавиться от непосильной ответственности. Яновский, Микошевский, Майковский и Авейде не были способны возглавить революционную борьбу, неверие в ее успешный исход побуждало их уклоняться от ответственности за судьбы восстания. А один Бобровский, обладавший действительно выдающимися способностями и преисполненный готовностью к борьбе, не мог отравиться с положением; следует помнить, что ему в это время было лишь 22 года и что он находился в Варшаве всего лишь три недели.

После решения об установлении поста военного диктатора Центральный комитет совершил новую ошибку. 22 января, в самый канун восстания, четыре члена Комитета (Авейде, Яновский, Майковский и Микошевский) выехали из Варшавы по направлению к Плоцку. Таким образом, в самый ответственный момент восстание осталось без руководства. В Варшаве в качестве начальника столичной организации остался Бобровский.

В ночь на 23 января выступило на борьбу около 6 тыс. повстанцев, собранных в 33 отрядах, однако только в 18 местах были произведены нападения на царские войска. Следовательно, в первую ночь восстания с оружием в руках выступила лишь незначительная часть организации. Во многих местах деятелям партии белых удалось перехватить приказы повстанческих властей и не допустить до выступления отряды. В других местах сказалась слабость командиров или нехватка оружия, вследствие чего некоторые отряды разошлись еще до встречи с противником. Почти все нападения первой ночи происходили в восточной половине страны, где было относительно больше загоновой (мелкой) шляхты и обеспеченных крестьян. Большинство нападений окончилось неудачей.

Характерным для первой ночи было нападение на Плоцк, где предполагалось сделать столицей повстанческого лагеря. В окрестностях этого города еще за несколько дней перед восстанием собралось несколько повстанческих отрядов, состоявших в большинстве своем из варшавских беглецов; эти отряды должны были одновременно напасть на город. Однако вместо нескольких тысяч, которых ожидало командование, собралась лишь тысяча человек. В городе находилось около 400 русских солдат. Когда наступила полночь, темная и дождливая, был дан сигнал к выступлению. Повстанцы напали на русские войска, но участвовали при этом не все отряды, собранные в окрестностях города, а только некоторые. Остальные же либо были разогнаны перед вступлением в город, либо не сумели добраться к назначенному месту. Жители города, напуганные многочисленными арестами, произведенными в самый канун выступления, не вышли на помощь повстанцам. В результате этого нападавшие были с легкостью отброшены лучше вооруженным, к тому же информированным противником. Повстанцы потеряли несколько человек убитыми, около 150 были взяты в плен. Важнейшая операция первой ночи окончилась неудачей. Примером удачного выступления может служить нападение на г. Луков, расположенный в Подляском воеводстве, несколько южнее Седлец. Повстанцы в количестве около 300 человек пехоты (в которой было много крестьян) и 50 человек конных неожиданно напали в два часа ночи на город, в котором находились две роты солдат. Многие солдаты были убиты, остальные сбежались на рынок, откуда их вытеснили за город. Повстанцы захватили значительное количество карабинов и амуниции, но не сумели удержаться в городе, когда на помощь гарнизону пришел новый отряд. [19]

В общем, восстание в первый день не дало тех результатов, на которые рассчитывают восстающие и которые имеют весьма важное, подчас решающее значение для дальнейшего развития событий. Ни один губернский город не был освобожден. Царские войска понесли совершенно ничтожный урон. Нападения повстанцев были произведены в 18 пунктах, в то время как противник имел свои части в 180 пунктах.

В то же время концентрация царских войск создавала благоприятные возможности для повстанцев. Значительные территории страны, включая многие уездные города, были очищены от противника. В течение нескольких недель повстанцы могли собираться и действовать на этих территориях почти беспрепятственно. Они могли также развернуть широкую агитацию среди крестьян и смелым проведением аграрной реформы поднять их на борьбу за национальное освобождение. Все зависело от того, сумеет ли руководство восстанием использовать создавшиеся возможности. Беда заключалась в том, что в это время руководства восстанием почти не существовало. Четыре члена национального правительства путешествовали по стране. Когда они, будучи в Кутно, узнали, что выступления в Плоцком воеводстве окончились неудачей, а на юге успешно действует Лянгевич, они двинулись на юг. Оказалось, что Лянгевич далеко не так силен, как предполагалось; кроме того, к Лянгевичу, находившемуся в Свентокшишских горах, добрались только два члена правительства, остальные два не успели и вернулись в Варшаву, откуда тотчас же отправились навстречу Мерослаоскому. Когда и другая половина вернулась в Варшаву, то и она отправилась навстречу Мерославскому, так как стало известно, что первая делегация не может найти его. Мерославскому так и не удалось проникнуть в глубь страны, а национальное правительство потратило на путешествия почти месяц. В первую неделю восстания, когда царское командование было занято концентрацией своих войск, повстанцам удалось укрепить свои силы. Увеличилось количество отрядов, некоторые отряды выросли до двух-трех тысяч человек. Однако руководители восстания и командиры отрядов не приняли всех мер для того, чтобы поднять широкие неродные массы на борьбу с царизмом и поэтому повстанцам не удалось добиться существенных успехов в борьбе с противником. С первых дней февраля царские войска начали наступление крупными частями и в течение месяца положение повстанческих отрядов ухудшилось. В январе произошло 58 стычек, в феврале - 76. Наряду с отдельными победами имели место и серьезные поражения повстанческих сил, например, сражения в Венгрове и Семятичах.

В Венгрове, расположенном в Седлецком уезде и оставленном русскими войсками на основании приказа о концентрации, в начале февраля собралось около 2,5 тыс. человек, из которых часть была вооружена охотничьими ружьями, остальные - косами. Командовали этими отрядами Юзеф Матлинский (Янко Сокол) я Болеслав Яблоновский, бывший слушатель польской военной школы и Кунео. Поблизости от Венгрова, в Мокободах и Людвинове, были расположены крупные отряды косынеров для прикрытия основных сил. В ночь на 3 февраля царские войска начали бои во всех пунктах. Повстанцы дрались храбро и не раз переходили в контратаки. Однако тактические ошибки повстанческого командования (неудачная расстановка сил, упущение возможности успешного нападения на противника) привели к тому, что повстанцы, несмотря на геройскую борьбу, вынуждены были уступить перед лучше вооруженным противником и оставить восстание в Белоруссии. Однако повстанцам не удалось достигнуть этого. 6 февраля на Семятичи напал царский отряд, но был отражен. После этого повстанцы произвели удачную атаку на противника. Вскоре противник получил подкрепление, после чего повстанцы имели против себя 2,5 тыс. регулярного «русского войска. К Тихорскому также подходили отряды Рогинского, Янка Сокола, Яблоновского и Левантовского, благодаря чему количество повстанцев должно было превысить 4 тыс. человек. Однако 7 февраля, когда русские войска начали атаку, оказалось, что Яблоновский еще не успел прибыть к Семятичам, а Тихорский слишком рано оставил поле битвы, испугавшись значительной, как ему казалось, угрозы со стороны русской пехоты. Левандовский и Рогинский также вынуждены были отступить, оказывая упорное сопротивление противнику. Все отряды понесли серьезные потери; а после битвы разъединились. Большинство повстанцев вернулось в Царство Польское. Следует отметить, что оба эти поражения были обусловлены прежде всего недостатками в организации и командовании повстанческих отрядов. Польские помещики и буржуазия повсюду выступили против поддержки восстания. Член повстанческого правительства Авейде писал позднее: «Нельзя было даже предполагать, что это настроение будет столь твердым и решительным, как оно было, в самом деле. Помещики не давали нам ни копейки, ни одного сапога, ни одной лошади; все нужно было вырывать угрозой. Далее, они уговаривали наших начальников бежать за границу, разгоняли под разными предлогами наши шайки и не раз выставляли нарочно наших курьеров и агентов на очевиднейшие опасности». Авейде пишет далее, что такое поведение помещиков вызывало возмущение среди повстанцев. «Мне самому пришлось быть свидетелем, как революционеры просили Падлевского дозволить им «наказать» шляхту и «запеть» помещикам «С дымом пожаров»;-- это значило не более и не менее, как только жечь и убивать противников.

Повстанческие власти не осмелились на применение репрессий или принуждение в отношении к помещикам. Только один помещик, Дедицкий, был расстрелян по приказу Падлезского, за отказ помочь повстанцам материально и за обращение к царским властям с просьбой о военной охране. Казалось бы, естественным мероприятием национального правительства, столкнувшегося с оппозицией имущих классов, должен был быть декрет о роспуске партии белых и овладении ее денежными средствами. Такое предложение и было внесено в правительство, однако большинством голосов оно было отклонено. Руководители восстания боялись обострения внутренней борьбы в польском народе и надеялись на перемену настроений среди имущих классов.

Восстание 1863--1864 гг. продолжалось 1 год и 4 месяца. Половину этого срока восстание находилось на подъеме, затем оно начало ослабевать и клонить ся к упадку.[20]

Глава 3. Мероприятия Михаила Николаевича Муравьёва по подавлению восстания 1863 года в Беларуси и Литве

Польское восстание внесло существенные коррективы в политику правительства Российской империи в отношении белорусских губерний -- деполонизация и утверждение русской идентичности Белоруссии стали основным содержанием деятельности администрации Северо-Западного края.

Смена политического курса правительства была ознаменована назначением виленским генерал-губернатором Михаила Николаевича Муравьёва.

Из донесения начальника IV округа корпуса жандармов князю Долгорукову о новых мероприятиях царских властей по подавлению восстания в Беларуси. 8 мая 1863 г. Мы видим, что назначение генерала Муравьёва на место Назимова произвело самое сильное впечатление на поляков. Они все вздрогнули от ужаса при этой неожиданной новости, потому что генерал Муравьёв, которого пребывание в Гродно ещё не забыто, слывёт здесь за начальника чрезмерно строгого и даже жестокого. По моему убеждению, этот страх принесёт свою пользу, так как меры снисхождения уже истощены и мятежники не только не уничтожаются, но ещё усугубили, в последнее время свою преступную деятельность в здешнем крае. Шайки появляются во множестве, разрушая везде установленный порядок; земская полиция можно сказать , не существует более: она поражена ужасом от внезапного появления мятежников на пунктах, где их вовсе не ожидают и где они всегда оставляют следы вопиющих злодеяний. Войска наши утомляются нескончаемыми, большей частью бесполезными переходами с места на место, потому что у нас нет надёжных лазутчиков, а попадаются нередко фальшивые, подосланные от поляков; наконец, что всего хуже, крестьяне доселе верные своему долгу, начинают колебаться видя бессилие правительственной власти для охранения их от жестокостей мятежников, и уже были примеры, что они увлекали за собой крестьян, попадавших после к нам в плен…[1]

Новый начальник края своими продуманными и решительными мерами в короткий срок окончательно подавил вооружённое выступление польской шляхты и приступил к политике деполонизации западных окраин Империи.

Сам виленский генерал-губернатор так сформулировал поставленную перед ним задачу: «Важнейшим, труднейшим и первостепенным делом в Северо-Западном крае является не укрощение мною польского, в сущности, бессильного мятежа, но восстановление в древнем искони русском Западном и Литовском крае его коренных, исторических, русских начал и бесспорного, преобладающего первенства над чуждыми России, пришлыми элементами». [21]

Первые дни своего пребывания в Вильне М. Н. Муравьёв посвятил заботам об улучшении состояния войск, находившихся в пределах Северо-Западного края. Прежде всего он улучшил их материальное положение, потом постарался поднять их упавший дух и затем правильно распределил их по губерниям и уездам, для скорейшего уничтожения бродивших мятежных шаек. По словам очевидцев, войска с первых же дней приезда Михаила Николаевича Муравьёва в Вильну, привязались к нему в высшей степени, особенно гвардейцы, и готовы были идти на всё.

После этого М. Н. Муравьёв, с целью скорейшего подавления восстания, издал так называемую полицейскую инструкцию. Суть её в следующем:

Военное положение вводилось по всему Северо-Западному краю.

Устраивались сельские караулы по деревням и сёлам, для надзора за проезжающими и для ограждения жителей от нападения мятежников.

Приказывалось в три дня обезоружить всех помещиков, шляхтичей, ксендзов и католических монахов.

Предписывалось войскам разыскивать и истреблять мятежные шайки.

На имения помещиков, духовных лиц и монастырей, содействующих прямо или косвенно мятежу, налагается секвестр и самые хозяева предаются военному суду.

Обнародовав свою военно-полицейскую инструкцию, Михаил Николаевич занялся рассмотрением виновности тех лиц, которые арестованы были ещё при Назимове и подвергались суду. Немедленно приказал постановить приговоры и привести в исполнение.

Во второй месяц своего пребывания в Вильне, Михаил Николаевич Муравьёв занялся рассмотрением просьб тех служащих лиц польского происхождения, которые ещё при Назимове изъявили желание выйти в отставку.

Дело вот в чём: в начале мая 1863 года большая часть мировых посредников и предводителей дворянства из поляков, а также масса чиновников-поляков, служивших в разных ведомствах, подали прошения об отставке.

В этих просьбах было употреблено много дерзких выражений против русского правительства. Цель подачи прошения была, конечно, одна: усилить смуту.

Назимов был испуган этим общим заговором чиновников, оставлявших службу, а потому, оставил эти просьбы без разрешения. Но Михаил Николаевич Муравьёв, рассмотрев эти просьбы и зная настоящую цель этой манифестации, ответил на неё по-своему; он немедленно отрешил от должностей всех подавших прошения, а тех из них, которые употребили дерзкие выражения в своих просьбах, или были замечены в тайных заговорах против правительства, приказал арестовать и предать военному суду.

Меры, принятые против чиновников, произвели всеобщий страх. Чиновники-поляки десятками стали являться к Михаилу Николаевичу Муравьёву и просить прощения. Многие из прощённых чиновников сделались очень преданными правительству и энергично содействовали усмирению восстания.

В то же время Михаил Николаевич Муравьёв сделал воззвание ко всем мятежникам, призывая их смириться и просить прощения. Мера эта имела выдающийся успех: мятежники тысячами стали являться из лесов. Им всё было прощено. С них брали только, так называемую, очистительную присягу и затем водворяли на прежних местах.

Рядом с устройством в западных губерниях помещичьих и государственных крестьян М. Н. Муравьёв, для усиления в крае русского землевладельческого класса, положил начало водворению здесь русских поселенцев.

В записке, поданной Государю 14 мая 1864 года, он говорит, что, в интересах усмирения мятежа и умиротворения края, необходимо заселять его русскими, в том числе и старообрядцами, а также отводить землю отставным солдатам, которых помещики изгоняют из селений. Для русских поселенцев предполагалось отводить как казённые, так и особенно конфискованные и секвестрованные имения, а также земли, оставшиеся после выселения в центральные губернии России неблагонадёжных в политическом отношении лиц с их семействами из непривилегированного сословия.

После Высочайшего одобрения и утверждения этой записки Михаил Николаевич Муравьёв исходатайствовал для русских поселенцев некоторые льготы по отношению разных повинностей.

Так, русские поселенцы в Северо-Западном крае в течение трёх лет освобождались от платежа оброка за земли и от всех других повинностей, даже от рекрутской. Русским переселенцам отводились преимущественно земли, оставшиеся после выселения неблагонадёжных семейств, а из казённых и других свободных земель (конфискованные и секвестрованные) отводились только пограничные с Царством Польским да в лесах, где были гнёзда мятежников.

Непродолжительность службы М. Н. Муравьёва в Северо-Западном крае была причиною того, что вопрос о поселенцах не мог осуществиться в тех широких размерах, в каких он предполагал.

Далее, М. Н. Муравьёв обратил внимание на состояние православия в Северо-Западном крае.

Прежде всего, он улучшил материальное состояние лиц православного духовенства, как главных проводников русских начал среди польско-католического населения. Для этой цели он исходатайствовал у правительства на содержание духовенства ежегодной прибавки четыреста тысяч рублей. Кроме того, наделил их достаточным количеством земли и приказал построить для духовных лиц казённые помещения.

Затем, для поднятия православия, М. Н. Муравьёв исходатайствовал у правительства огромную сумму денег на приведение в более благолепный вид православных храмов в Северо-Западном крае, которые, как известно, до 1863 года находились в самом печальном положении, тогда как костёлы блистали своею внешностью.

Приступая к обновлению православных храмов в Северо-Западном крае, Михаил Николаевич начал с города Вильны. В этом городе он поправил и обновил четыре храма, именно:

Пречистинский собор. Это, как известно, один из древнейших православных храмов в г. Вильне. Храм этот построен Ольгердом (в православии Алексеем) в 1346 году, где он и сам похоронен. В 1609 году храм этот был отнят у православных и отдан униатам. В 1800 году в нём прекращено было богослужение и самый храм обращён был в хлебный магазин, а потом -- по ходатайству польского магната Адама Чарторыйского -- в анатомический театр, и наконец -- в еврейскую кузницу.

В настоящее время этот храм, благодаря М. Н. Муравьёву, представляет один из величественных храмов в Северо-Западном крае.

Пятницкую церковь. Эта церковь основана первою супругою Ольгерда Мариею Васильевною в 1345 году. Она тоже была отнята у православных и находилась в развалинах.

Николаевскую церковь. Это самая древнейшая из православных церквей в Вильне: она уже была при Гедимине, т. е. в 1316 году.

Кафедральный Николаевский собор.

В других городах Северо-Западного края, а также в сёлах и деревнях Михаил Николаевич Муравьёв много воздвигнул новых храмов и массу старых ремонтировал. К сему времени, между прочим, относится восстановление при церквах древних православных братств и попечительств.

После этого Михаил Николаевич Муравьёв обратил внимание на народное образование, на школы. Зная хорошо, что школа после религии имеет громадное значение в деле упрочения православно-русских начал в Северо-Западном крае, М. Н. Муравьёв совершенно преобразовал её: из польской сделал русскую. Прежде всего вырвал учебные заведения из рук католического духовенства. Затем уволил (с пенсиями, впрочем) от службы в учебных заведениях всех преподавателей польской национальности и сделал распоряжение, чтобы во всех заведениях шло преподавание исключительно на русском языке, не исключая и Закона Божия, а также, чтобы и вся переписка шла на русском языке. Особенно же душевное внимание он обращал на образование и воспитание крестьян; при его щедрой денежной поддержке и указаниям, учебным начальством открыт целый ряд народных училищ даже в самых глухих углах Северо-Западного края. Таким образом положено было крепкое начало народного развития в духе православной веры и любви к Царю и Отечеству.

Вслед за этим М. Н. Муравьёв обратил внимание на книги и брошюры и другие предметы, распространённые среди народа. Оказалось, что большинство их имело целью пропаганду в чисто польско-латинском духе. Поэтому Михаил Николаевич Муравьёв распорядился выписать для распространения в народе Северо-Западного края десятки тысяч православных молитвенников, для православных, и учебников для школ, написанных в русском духе, картин духовного содержания, портретов Государя Императора и Государыни Императрицы и т. п.

Независимо от этого, Михаил Николаевич Муравьёв обратил внимание на самую внешность городов Северо-Западного края; так, между прочим, он приказал во всех городах Северо-Западного края уничтожить все вывески на польском языке, заменив их русскими надписями; запретил говорить по-польски в присутственных и общественных местах, и в тоже время распорядился, чтобы в магазинах счета велись на русском языке.

Все эти распоряжения, несмотря на свою, по-видимому, маловажность, имели громадное значение: они, по справедливому замечанию одного писателя, укрепили в сознании народа, в массе населения, православно-русские начала, силу русской власти и преобладание русских начал.

И действительно, благодаря вышеозначенным распоряжениям Михаила Николаевича Муравьёва, Северо-Западный край менее чем в два года из польско-латинского сделался православно-русским.

Но непомерные труды и заботы сильно расстроили здоровье Михаила Николаевича Муравьёва: он всё чаще и чаще стал подвергаться болезненным припадкам (он страдал астмою), а потому снова решился просить об отставке. Государь согласился (это было в конце марта 1865 года), но просил указать достойного себе преемника. Михаил Николаевич Муравьёв указал на К. П. Кауфмана, который и заступил его место. [22]

Реформы Муравьёва имели два важных аспекта -- социально-экономический и национальный.

Социально-экономические преобразования заключались в том, что в Белоруссии было отменено временнообязанное состояние крестьян, то есть, выполнение ими феодальных повинностей до выплаты выкупных платежей. Батраки и безземельные крестьяне были наделены землей, конфискованной у участвовавших в мятеже польских помещиков. Таким образом, в белорусских губерниях при Муравьеве и его приемниках произошло то, чего Россия XIX века ещё не знала: крестьяне не только были уравнены в правах с помещиками, но и получили определенный приоритет. В результате -- свободное, экономически независимое от польских панов белорусское крестьянство постепенно начинает играть определяющую роль в общественных и государственных представлениях об идентичности региона.

Национальный аспект реформ Муравьёва предполагал формирование у жителей Белоруссии русского национального самосознания (по формуле «я белорус, а значит русский»), которое должно было прийти на смену идентичностям религиозного, сословного и локального характера, и ограничение доминирующего положения в Северо-Западном крае польской культуры с её высокоразвитым литературным языком. Для реализации данных целей в Белоруссии была создана новая система народного образования, которая строилась на основе изучения русского и церковнославянского языков. Русский в качестве языка преподавания не вытеснял белорусское наречие, но служил средством социальной мобильности белорусов как язык общерусской и общеимперской коммуникации. Польский язык был полностью устранен из школы, даже как предмет изучения.
Также по инициативе виленского генерал-губернатора была учреждена Комиссия для разбора и издания древних актов, которая занималась изучением истории Белоруссии и белорусского фольклора. Результаты деятельности комиссии способствовали научному обоснованию принадлежности Северо-Западного края к русской этнической территории. Постепенно в крае начала формироваться западнорусская идеология, получившая историческое и этнографическое обоснование в трудах новой интеллектуальной элиты Белоруссии -- О.М. Кояловича, Е.Ф. Карского, А.П. Сапунова, А.С. Будиловича и других.