Он отмечает подъем народного духа, приветствует поступательное движение русского народа, «совершающегося в направлении обратном к движению нашего так называемого образованного общества, незавивисимо от нашего прогресса и под влиянием иного просветительного начала». Констатируя в общественной жизни симптомы преждевременной дряхлости, он снова обращает свой взор к народу и считает, что «так как наши надежды сосредотачиваются на народе, то и деятельность наша должна быть направлена к облегчению затруднений на пути его развития.» Исходя из представления о том, что «материальное благосостояние народа есть необходимое условие его духовного преуспеяния», он ратует за проведение изменений, несущих улучшение народного быта - от улучшения путей сообщения, до упразднения формальностей в получении паспортов. Другим условием духовного роста он считает предоставление простора деятельности мысли и слова.

В письме к Ю.Ф. Самарину он охарактеризовал современное положение дел: «Странное дело совершается с нашим обществом в России. Оно разрушается, исчезает, тает, как снег весною, обнажая всё более почву… Какое-то чувство бессилия и несостоятельности овладело всем обществом, в то время как в народе больше и больше прибывает здоровья и силы! Прибавь к этому финансовое банкротство дворян. Оскудение ресурсов духовных в литературе русского общества ощутительнее, чем когда-нибудь… Между тем из-под земли растет какая-то новая Россия».

Аксаков, сопоставляя реальное положение дел и свои представления, приходит к неутешительному выводу о том, что современное русское общество не справилось перед стоящими перед ним задачами. Он пишет: «Мы начинаем догадываться, что нет у нас ни общества, ни общественного мнения, что то, что пожаловали мы в чин общества не есть просвещённое выражение Русской земли и народа и что за общественное мнение принимали мы до сих пор - или толки российских Английских клубов, или болтовню журналистов.» Аксаков констатирует «общественное бессилие, нравственное и моральное». Причину видит в не-народности общества, не сумевшего стать выражением народного самосознания.

Осуждая государственную регламентацию в просвещении, литературе, духовной и религиозной деятельности, Аксаков видит причину ее в бездействии общества, той пустоте, которую образует собой отсутствие общества и которую простой народ никогда наполнить не может. Он говорит о необходимости «для современного общественного материала стать действительно обществом, то есть выражением народного самосознания, живою народною, сознательною, просвещенною силою. Развитие и усиление общества - вот что должно стать предметом наших забот и помышлений…».

2. Администрация

Аксаков указывает на наличие порочного круга в современности: бездействие общества с необходимостью вызывает деятельность государства, которое приучает общество к инерции… Разбирая случаи подмены общественной деятельности государственными мероприятиями в Западно-русском крае, он приходит к пониманию того, что сами по себе правительственные учреждения не могут возродить общественную жизнь. Он утверждает, что наилучшее развитие общественного организма возможно в условиях соблюдения принципа обоюдной самостоятельности государства и общества, требует предоставления последнему свободы жизни и развития.

Изучая вопрос о том, как на деле осуществляется разделение государственной и общественной стихий в жизни народа, мыслитель обращается к анализу местного самоуправления. Самоуправление современной России, понимаемое как местные правительственные центры, с которыми центральная власть делится своими полномочиями для эффективного управления страной, представляется ему по существу принадлежащим сфере чисто государственной: «Без всякого сомнения, для правительства чрезвычайно удобно и выгодно призвать местные общества - среду не служащую - к участию в местном управлении, во-первых, потому, что местные дела им ближе ведомы; во-вторых, потому, что своих чиновников, особенно при огромном пространстве, какова Россия, у правительства достать не может; в третьих - и это едва ли не самое главное, - оно и дешево, потому что чиновники по выбору обществ - орудия самоуправления - служат большей частью без жалованья или за счет самих обществ; в-четвертых, общество лишается права роптать и быть недовольными правительством». Аксаков рассказывает, что простой народ всегда смотрел на такую общественную службу» как на тяжкую повинность.

Говоря о полной политической пассивности народа, Аксаков писал: «Как убедить народ русский, чтобы он согласился дать себя опутать, в лице своего единственно законного представителя, царя, - этою ухищрённую паутиною, обрёк себя на умышленную неподвижность, чтобы при каждом живом действии нечаянно не порвать на себе этой ухищрённости? Где место, при настоящем взаимодействии этих двух величин конституционным затеям?… Уж одна эта очевидная невозможность должна была бы указать, что наше искомое не там, где его ищут…Что оно внутри, а не извне - дело организма, а не механизма.»

Приехав в Астрахань с ревизией деятельности губернатора, он увидел, что канцелярия губернатора Тимирязева «хаос беспорядков», сам губернатор, числясь председателем рыбной экспедиции, за десять лет не появился там ни разу. Неспособный к делам управления, он соединял в себе бездействие с неограниченным самовластием: в страхе держал всю губернию. За десять лет своего губернаторства он ничего не сделал для Астрахани и ее жителей: «Корпус машины сделан давно уже, и все дожидаются её. Придет машина, корпус сгниет. Начнут делать приготовления, машина заржавеет. У нас все так, непростительное безучастие к общим выгодам».

Аксаков хорошо понимал, что беспорядки, обнаруженные в Астрахани не что-то из ряда вон выходящее, а Тимирязев не досадное исключение из массы добросовестных губернаторов - Трубецкой, орловский военный губернатор, по отзыву его, «еще хуже Тимирязева».

Преступления, раскрытые в Астрахани, переданы глазами ревизора, смотрящего на них со стороны; во время службы в Калуге Аксаков оказался в этой чиновничьей провинциальной среде, где плуты составляли большинство и где честный человек был величайшей редкостью. «Удивительный город Калуга. Общественное мнение столь слабо, что мошенники, которыми она преизобилует, играют наглую, важную роль». Калужские чиновники нарочно проигрывают деньги в карты вице-губернатору Хитрово, а затем проигрыши возвращают, вытягивая деньги у народа.

В одном из калужских писем Аксаков дает емкий, собирательный образ чиновника: «Получает два целковых в месяц, ни к чему па службе, кроме переписывания, не способен, женат, имеет полдюжины детей и мошенничает». О своем непосредственном начальнике, председателе калужской уголовной палаты Яковлеве Аксаков отозвался следующим образом: «Ограничен, дело смыслит плохо, но довольно, кажется, оборотлив, картежник, сделал себе состояние женитьбой…». Ничего не смысля в уголовном кодексе, председатель решал дела таким образом, что вернувшийся из отпуска Аксаков вынужден был принимать противоположные решения.

Читая письма, нельзя не заметить, что присутствие Аксакова оздоровляюще действовало па окружающих: калужские чиновники, чувствуя непреклонность занятой им позиции, сначала робко, а затем все смелее начинают высказывать свои мнения, идущие вразрез со взглядами вышестоящих.

Прибыв в Бессарабию, Аксаков видит то же, что и везде: чиновники - «решительные скоты». В отличие от рядовых чиновников молдавский господарь Стурдза «скот первой руки». В одном из петербургских писем Аксаков пишет об «Александре Строганове, дураке, бывшем министре».

Враждебность к представителям власти на местах выразилась в переписке 1849-1853 годов в полной мере.

В Пошехонье, как выяснил И. Аксаков, среди городских голов не было ни одного, не бывшего под судом! Взятки считались делом естественным, не бравший их рыбинский городничий Деев - «неслыханное диво» в этой среде. В уездном, да и в губернском городе, сетовал И. Аксаков, порядочному человеку нельзя никому и руки подать. «Городничий - вор и взяточник; жена его - взяточница. Исправник-еще больше вор; жена его распоряжается уездом как своею деревней; окружной, лесничий, начальник инвалидной команды, почтмейстер, стряпчий, секретарь и их жены - все это воры-переворы, и все это общество чиновников живет с претензиями на большую ногу и дает балы и вечера на взяточные деньги!».

И. Аксаков осуждал и алчность церковников: он был потрясен, увидев в Любиме среди пьяной ярмарочной толпы священника с причтом, собиравшего дань с каждой лавчонки и кабака. По его наблюдениям, церковь все более и более превращалась в административно-полицейское учреждение, что было особенно наглядно в раскольничих делах. Посланный в Ярославскую губернию с секретным поручением по изучению раскола, он столкнулся с враждебной старообрядцам деятельностью церкви, усугублявшей разобщённость.

В донесениях министерству он порицал её действия. Как и ранее в Бессарабии в 1944, И. Аксаков осуждал гонения на старообрядцев Ярославской губернии со стороны государства, и достаточно прочесть письма родным, сравнить рапорты с донесениями министерству с «Собранием постановлений по части раскола», чтобы стали понятны отличия его взглядов от мнений правительства.

Таким образом, он сознавал, что чиновники, находящиеся на высших и низших ступенях бюрократической лестницы, отличаются немногим, и тревожился за судьбу страны, руководимой бездарными и нечестными людьми. Как и многие прогрессивно мыслящие люди его поколения, он понимал настоятельную необходимость проведения серьезных преобразований, обновления русской жизни.

3. Крестьяне

Одним из первоочередных вопросов, занимавших передовых людей того времени, был крестьянский вопрос. Положение крепостных беспокоило я Аксакова. По дороге в Астрахань он остановился однажды в крестьянской избе, потолок которой был «черен, как уголь», мужики сидели молча, хозяйка «с грустным выражением лица» поправляла лучину.

Злоупотребления помещичьей властью, беспросветная бедность приводили к бегству крестьян. С беглыми Иван встречался и в Астрахани, известном «притоне беглецов», и в Бессарабии. Он не осуждает и не преследует их, хотя понимает, какая это взрывчатая сила «…стоило бы только Стеньке Разину встать из могилы да клич кликнуть, так немало бы собралось к нему таких молодцев».

Необходимость отмены крепостного права диктовалась п тем, что оно губительно действовало на народную душу. В одном из писем Аксаков рассказал о своем слуге Никите, человеке, чье достоинство было искалечено крепостным правом. Дворовый человек помещика Татаринова, он был обескуражен, получив вольную, для него это был удар.

Он полагает, что объемы земства теперь расширяются. «В земстве мы скоро увидим два начала, две бытовые стихли: начало общины и начала личности, начало общинного поземельного владения и начало личного поземельного владения общинников - «крестьяниличныхземлевладельцев», большинство которых едва ли не исключительно являют теперешние дворяне. Других делений нам пока не предвидится. » Он предрекает взаимный союз этих двух сил, который стал бы залогом грядущего развития Россия.

Аксаков говорит о препятствиях, которые мешают возможному объединению. Возвращению в земство препятствуют призраки прежней исключительной сословности, за которыми «дворянство в неведении своих выгод всё ещё держится крепко, так и недоверие крестьян к помещикам, о котором свидетельствуют отзывы самих помещиков.» В решении вопроса о социальном устройстве провинции он призывает действовать по принципу следования за велениями жизни, а не навязывания ей новых форм и правил. Он полагает, что преждевременно решатъ вопрос о выборных от всех сословий или приписки дворян к определённым волостям, «пока не решен самый вопрос о сословиях, пока крестьяне и помещики не развяжутся между собою, пока разделяют их предания о полноправии одного и бесправии другого сословия».

Аксаков видел единственный путь избавления от социальной несправедливости - путь освобождения крестьян, хотя в письмах неоднократно подчеркивал, что выгоды помещиков будут препятствием в деле облегчения крестьянской участи. Поэтому он считал, что при отмене крепостного права помещики должны понести «правомерный убыток».

4. Дворянство

Он вскрывает противоречивый характер современного общества: являясь не государственным и не политическим образованием, общество до сих пор в России имело характер по преимуществу дворянский. С точки Аксакова, дворянство, дворянство начиная с петровских реформ оторвалось от народа, присвоив своей жалкой цивилизации право: не верить, когда он верит, соблюдать уставы церкви, им соблюдаемые; не знать языка, которым он говорит; забыть свою историю и предания и глядеть на него только как на удобный материал к извлечению из него доходов».

Находясь в командировке в Бессарабию, он пишет письмо родным о том, что у крестьян там отнята почти вся земля. Помещик Донич объяснил Аксакову, что забрав землю, помещики тем самым оказали «благодеяние» - ведь чем меньше у крестьян земли, тем лучше они будут ее обрабатывать. Помещики в Бессарабии «большею частью величайшие скоты, они сосут кровь из бедного народа» - к такому выводу пришел И. Аксаков. Но представители этого сословия везде таковы. «Какие однако же скоты эти помещики, да и не только в Бессарабии, и у нас в России!». На Серных водах он столкнулся с русскими помещиками, среди которых не может отыскать «ни одной живой, умной, человеческой физиономии!.».

В дворянском собрании, взбешённый тем, что «петербургская львица» потребовала удалить из зала купцов, он произнес речь, в которой прямо заявил, что «всякий мужик в тысячу раз достойнее уважения, чем все эти бездействующие помещики и чиновники-взяточники». Ненависть И. Аксакова к господствующему сословию царской России была такова, что даже название улицы, на которой он поселился в Калуге, - Дворянская - вызывало у него раздражение.

Покупка в 1849 г. имения братом Григорием вызвала бурный протест Ивана, который считал ее шагом нелепым, несвоевременным, поступком вчерашнего дня: «И странно как-то в настоящее время приобретать поместья!. Один брат делается помещиком, другой изо всех сил будет хлопотать лишить его многих помещичьих выгод!.».

Он неприязненно относился к свету, не любил выездов в высшее общество и общение со светскими людьми, являя в этом отношении разительный контраст К. Аксакову, который сделал не удавшуюся ему попытку распространения славянофильства в высшем обществе. Иван считал светскую среду неподходящей аудиторией для брата, профанирующего таким образом свои высокие идеалы среди пустых, пошлых людей: «Свет такая дрянь, что и действовать в нем вовсе не привлекательно…».

Все это заставляет Аксакова признать действующими силами в общенародном организме только простой народ и государство. Он делает вывод о том, что так называемое «общество» не является пока самостоятельной силой, и принадлежит в лице дворянства к правительственной стороне, вызывая неправильное развитие государственной инициативы, выражающееся в распространении ее за пределы возможной для государства деятельности.

5. Отношение к славянофильскому пониманию провинции

Разочарование в русской действительности, критика администрации, дворянского сословия свидетельствовали о понимании им того, что застойная русская жизнь нуждается в переменах. Но недовольный общественным несовершенством, Аксаков не приходит к тем выводам, к которым пришли революционеры-демократы в то время - принцип самодержавия он считал незыблемым и ни о какой борьбе с несправедливостями не помышлял.