Масонство во Франции в эпоху Просвещения

Непосредственно темы нашей работы касается монография С.Ю. Нечаева «Масоны и «Великий Восток» [45]. Автор сосредоточивается на истории ложи «Великий Восток». Рассматриваются вопросы взаимоотношений масонов и Наполеона, участия масонов в Великой французской революции, а также влияния французского масонства на российское. Следует отметить, что оценка автора, данная масонству, скорее негативная.

Таким образом, в историографии масонства встречаются как документы с апологетическим характером (чаще всего они написаны самими масонами), так и антимасонская литература. В отечественной науке проблема масонства фрагментарно рассматривалась в дореволюционное время. В советское время упоминание масонства исчезло со страниц научных книг. Лишь в 1990-2000-е годы, когда стали доступны многие источники по истории масонства, его изучение активизировалось. Современные исследователи стремятся к объективному и реалистичному взгляду на масонство, для того, чтобы со всей полнотой определить его влияние на ход исторических событий. Вместе с тем сохраняется дуализм в оценке этого явления: от целиком положительного до резко негативного, с обвинениями в фальшивости масонской идеологии и стремлении масонов к захвату власти.

Следует обратить внимание на то, что тема генезиса и развития масонства во Франции в отечественной историографии практически не нашла отражения. Это подтверждает актуальность выбранной темы исследования.

Глава 2. Социокультурный контекст возникновения и развития масонства во Франции

2.1 Феномен Просвещения во Франции

Восемнадцатый век вошел в историю стран Западной Европы как век Просвещения. Это время было отмечено бурным развитием форм и условий общественной жизни, в которой одним из центральных вопросов становится вопрос о свободе. Перенесение его в политическую плоскость приводит затем к французской буржуазной революции в 1789-1794 г., но в сфере общественной это ведет к раскрепощению самосознания людей, которые стремятся посмотреть на себя и окружающий их мир по-новому. Именно в это время начинают подвергаться сомнению старые взгляды и представления, не основанные на достоверных доказательствах и на человеческом опыте. Передовые люди эпохи ведут борьбу за свободу мысли, выступают против всякого рода суеверий и предрассудков. Одной из главных целей становится просвещение людей, то есть распространение среди них света разума. Просвещение как общественно-идеологическое течение изменило сознание людей того времени, повлияло на общественную жизнь. Став одним из важнейших факторов общественного и исторического развития, идеи Просвещения в силу ряда причин особенно ярко проявили себя во Франции - стране, которая во многом лидировала среди остальных стран Западной Европы и влияние которой на все последующее их развитие было огромным.

Эпоха Просвещения во Франции была подготовлена и обусловлена следующими историческими событиями и тенденциями.

Положение Франции ко дню смерти Людовика XIV (1 сентября 1715 г.) было крайне тяжелым: семьдесят два года его царствования истощили и измучили страну, поставили ее на грань банкротства, привели к упадку ее международного престижа [25, с. 285]. Поэтому все, в том числе и правящие круги королевства, чувствовали необходимость изменения политического курса, тем более что заново встал вопрос о власти. Новому королю, правнуку прежнего, Людовику XV, не было и шести лет; поэтому, по законам Франции, надлежало учредить регентство.

Вопреки специально оговоренной в завещании воле покойного короля, регентом был назначен дядя малолетнего Людовика герцог Филипп Орлеанский, сумевший обещаниями и интригами привлечь на свою сторону различные враждовавшие между собой придворные клики. Удачным ходом с его стороны было обещание возвратить парламентам отнятое Людовиком XIV право ремонстраций. Кроме того, он обещал расширить свой совет за счет привлечения старой родовитой аристократии, с одной стороны, и дворянства мантии, с другой; наконец, его известное религиозное вольнодумство служило гарантией прекращения преследований янсенистов, которым сочувствовало большинство магистратов.

Можно говорить о том, что происшедшее в первые же дни регентства возвышение парижского Парламента, юрисдикция которого распространялась на треть территории страны, наложило отпечаток на всю историю Франции XVIII в.; в дальнейшем вплоть до начала Великой французской революции 1789 г. парламенты Парижа и провинций несколько раз становились центрами мощной оппозиции абсолютистскому правительству. Провозгласив себя хранителями законов и привилегий, парламенты на протяжении всего столетия противились любым, даже самым слабым, попыткам ввести хотя бы необходимейшие реформы. Однако все же в глазах общественного мнения представители парламента выглядели защитниками свободы: правительство было столь скомпрометировано, что народ сочувствовал любому сопротивлению властям.

С приходом Филиппа Орлеанского к власти во Франции началась новая глава в нисходящей эволюции монархии - время упадка, самодискредитации привилегированных сословий и кризиса абсолютизма, приведшее страну в конце концов к революции [25, с. 286]. В годы регентства и правительство, и церковь равно дискредитировали себя в глазах страны. После длительного периода показного благочестия регентство ознаменовалось поразительным падением нравов: двор во главе с Филиппом Орлеанским и его дочерью подавал пример такого чудовищного распутства, что скоро стал «притчей во языцех» во всей Европе. Примеру двора следовало высшее дворянство.

Не менее скандальной была и внутренняя жизнь галликанской церкви: появление в 1713 г. папской буллы, направленной против янсенистов, привело к раздорам, даже почти к расколу среди духовенства и верующих [25, с. 287]. В церковные распри оказались втянуты правительство, сам регент, парламенты и общественное мнение страны. Споры молинистов (сторонников буллы) и янсенистов, отвергавших ее, лихорадили Францию на протяжении почти полстолетия: религиозная оппозиция превращалась в политическую. В глазах Франции булла становилась знаменем церковной реакции и иезуитов; этого было достаточно для того, чтобы все объединились против буллы. Все эти распри способствовали ослаблению религиозного чувства у французов.

Регент попытался маневрировать между иезуитами и янсенистами, но в результате уже к 1720 г. рассорился с Парламентом и даже направил несколько его членов в ссылку [80, с. 154]. Он вызвал недовольство финансистов, знати и церкви попытками облегчить налоговый гнет, ложившийся исключительно на низы третьего (податного) сословия, и как-то упорядочить налоговую и финансовую систему страны.

После смерти регента Филиппа Орлеанского в 1723 г. Францией стал править молодой король Людовик XV [25, с. 289]. Население Франции к тому времени возросло примерно до 18 млн. человек (по другим данным даже до 21 млн.). Историки отмечают, что, начиная с первой трети XVIII столетия, Франция пережила мощный демографический подъем, связанный со снижением смертности. Увеличились доходы финансистов - откупщиков, младших акционеров и директоров откупной системы. Возросли доходы негоциантов, значительно увеличились обороты колониальной торговли.

Промышленность Франции в начале XVIII в. еще находилась на стадии мануфактуры, причем наибольшая ее часть приходилась на долю так называемой «рассеянной мануфактуры» - работы на дому со сдачей продукта мануфактуристу или скупщику. Но, кроме этого, существовали уже и централизованные мануфактуры типа предприятия Ван-Робэ в Абвиле, где под одной крышей работало 1200 прях. В Лионе тысячи ткачей работали частью в хозяйских мастерских, большей частью же на дому. «Королевские мануфактуры», пользовавшиеся рядом привилегий, завоевали французским изделиям видное место в Европе. Французская продукция отличалась богатством и разнообразием, например, уже в первой половине XVIII столетия здесь ткалось более 100 видов разнообразных шелковых материй [25, с. 291].

При росте мануфактур, при все возрастающих торговых связях между отдельными провинциями Франции внутренние таможни, неравномерное обложение провинций (наследие феодальной раздробленности) и жесточайшая регламентация (наследие меркантилистской опеки) мешали техническому и экономическому прогрессу, в котором была заинтересована вся страна. Вследствие этого по уровню промышленного развития Франция сильно отставала от Англии, вступившей во второй половине XVIII в. в стадию промышленной революции. Это отставание, почти незаметное в начале века, уже сильно сказывалось к его концу.

И все же несмотря на все помехи, в XVIII в. во Франции наблюдается рост производства. Число привилегированных (королевских) мануфактур выросло со 135 в 1715 г. до 532 в 1789 г. [25, с. 291]. В 1722 г. было освоено производство ковкого чугуна, начинают разрабатываться каменноугольные копи. Впервые во Франции была введена первая паровая машина для работы в копях [25, с. 291]. К середине века относятся и первые опыты конструирования усовершенствованного ткацкого станка. Изделия мануфактур и ремесленников шелковых производств Лиона, руанских мастерских бархата, ковровщиков Парижа (гобелены) широко вывозятся за пределы страны [55, с. 62]. Рост производства потребовал иного транспорта: Франция покрывалась сетью дорог, среди которых было немало улучшенных. К концу правления Людовика XV в стране было построено 12 тыс. лье дорог. Требования заморской торговли побуждали к новым географическим открытиям и техническим усовершенствованиям: в 1734 г. Бугер публикует свою теорию кораблестроения, в 1748 г. Леруа создает хронометр, необходимый для точных наблюдений в открытом море. Открытия французских путешественников наводят ученых на смелую мысль произвести измерение Земли [55, с. 64]. Отсюда известные экспедиции Лакон-дамина к экватору и Мопертюи в Лапландию, давшие мощный толчок астрономическим знаниям эпохи.

На протяжении всего XVIII в. неуклонно росла внешняя торговля Франции. При таком размахе торговли особое значение приобретают порты Бордо, Нант и Марсель; в середине века крупным портом становится Гавр. Из колоний вывозят сахар, кофе, какао, ценные породы дерева, красильные и дубильные вещества, хлопок и кожи. Из этих товаров во Франции оседало не больше трети, остальное же, переработанное в продукты роскоши, отправляют в другие страны - от Испании до России. В колонии вывозятся солонина, мука, вино, ткани и рабы. Постоянные рейсы торговых судов идут по маршруту, называемому «треугольником»: от французского порта к Берегу Слоновой Кости в Африке за неграми, оттуда к берегам Америки, где их сбывают и грузятся колониальными товарами, и затем к Франции [25, с. 293].

Такой путь экономического развития страны противопоставлял третье сословие двум первым. Но и внутри каждого из привилегированных сословий обнаруживаются расслоение и противоречия. Так, наряду с вельможами, жившими за счет пенсий двора, существовало так называемое «дворянство мантии» и «дворянство колокольни», состоявшее из одворянившихся буржуа, купивших или унаследовавших должность в бюрократическом аппарате королевства, и буржуа, купивших у разорившихся дворян поместья со всеми феодальными привилегиями. Наряду с ними существовало провинциальное дворянство, косное, отсталое, прозябавшее в своих полуразвалившихся замках и усадьбах, замкнувшееся в своей нищете.

В городах намечались также конфликты между мастерами цеха и их подмастерьями и учениками, которых фактически все больше превращали в наемных рабочих, всячески ограничивая и затрудняя им доступ к званию самостоятельного мастера (в ряде цехов это звание давалось лишь по уплате большого, почти непосильного денежного взноса, в других оно стало передаваться лишь по наследству и т. п.). Во-вторых, назревал конфликт между наемными рабочими и работодателями. Мелочная опека над цехами, строжайшая регламентация цехового производства, затруднявшая внедрение новой, более прогрессивной техники, приводили к тому, что цехи все более теряли свое значение, отступая перед мануфактурой, в первую очередь перед «рассеянной мануфактурой» [68, с. 32].

Крестьянство составляло примерно 80 % населения Франции [25, с. 295]. После кратковременного облегчения его положения в годы регентства крестьяне вскоре встретились с новыми трудностями. Пользуясь поддержкой местной администрации, зависевшей от них, сеньеры присваивали себе лучшие земли. В конце XVII и в первой трети XVIII в. в связи с изгнанием гугенотов из Франции произошла значительная утечка капиталов за ее рубежи. Это вызвало повышение стоимости денег, т. е. падение цен, в том числе и на сельскохозяйственные продукты. Стремясь возместить снижение своих доходов, сеньеры усилили нажим на крестьян, восстанавливая всевозможные повинности. Последнее в свою очередь способствовало все возрастающему классовому расслоению деревни.

Нажим на крестьян не прекратился и после 1730 г., когда цены перестали падать. Дворяне стремились выжать из крестьян все платежи. Многие историки называют вторую половину века, 1730-1789 гг., периодом феодальной реакции в стране [39, с. 178].

Усиливается классовое расслоение деревни, в которой выделяется, с одной стороны, прослойка крепких фермеров, покупающих или арендующих земли разоряющихся сеньеров или даже перекупающих их от временного владельца - буржуа, и, с другой, значительно большая масса парцеллярных крестьян и совсем безземельных батраков.

Пришедшие в города разнорабочие без специальности, рабочие бумажных мельниц и даже кустари-надомники представляли собой постоянный источник беспокойства для королевской администрации как самые необеспеченные и вследствие этого самые бунтовщические слои населения.

К середине века народные выступления стремительно нарастают. 1747-1748 гг. выдались неурожайными. И в селах, и в городах крестьяне, рабочие, беднота испытывали величайшую нужду. Доведенные до отчаяния люди брались за вилы и топоры. То здесь, то там, в разных концах королевства вспыхивали народные восстания. Огонь народных мятежей, перекидываясь по всей стране, подошел к Парижу. В 1750 г. столица оказалась также втянутой в водоворот событий. На улицах начались вооруженные выступления бедноты, с трудом подавляемые королевскими войсками [40, с. 131].

Основное содержание внешней политики Франции в годы Людовика XV составляло соперничество с Англией, то проявлявшееся экономическим соревнованием, то прорывавшееся ожесточенными войнами. При этом безвольный и легкомысленный король зачастую лично вмешивался в дипломатические отношения, вступая (тайно от своих министров иностранных дел) в переписку с иностранными дворами, посылая им своих эмиссаров, запутывая и без того сложную ситуацию. Отсюда - неожиданные повороты и скачки во внешней политике Франции и даже войны, стоившие стране огромных жертв, но не оправданные интересами страны и не популярные у народа [40, с. 133]: так называемая война за польское наследство (1733-1733), в которую Франция оказалась втянута из-за династических соображений, война за австрийское наследство (1740-1748), война против коалиции Пруссии и Англии, получившая позднее название Семилетней (1756-1763 гг.).

А.З. Манфред определяет весь период правления Людовика XV как «период самодискредитации королевской власти» [25, с. 305]. Когда он умер (10 мая 1774 г.), Франция вздохнула с облегчением.

Первые годы правления Людовика XVI показывают, что в правящие круги Франции уже проникло смутное представление о невозможности управлять страной по-старому. Девятнадцатилетний король начал свое царствование многообещающе. Он отказался от 24 млн., поднесенных ему при вступлении на престол. Он уволил и выслал из Парижа вызывавшего всеобщую ненависть канцлера Мопу и аббата Терре, ревностных приспешников режима Людовика XV, и призвал на должность генерального контролера финансов популярного в кругах буржуазии Робера Тюрго [25, с. 305].

Но это продиктованное необходимостью стремление нового монарха править по-новому натолкнулось на энергичное сопротивление реакционных сил; привилегированные сословия изо всех сил цеплялись за свои привилегии.

Новый министр финансов Тюрго предложил королю широкий план реформ, среди которых значились режим строгой экономии, введение полной свободы внутренней торговли зерном, упразднение по всей Франции натуральной дорожной повинности, замененной денежным сбором, падавшим на всех собственников, в том числе и на привилегированных. Вслед за тем была объявлена отмена цехов, ставших препятствием на пути технического прогресса.

Но реформам Тюрго не дано было осуществиться. Уже весной 1775 г. во Франции в результате неурожая предшествующего года начался голод и по всей стране, включая Париж, прокатилась волна голодных бунтов (существует предположение, что эти бунты были не только стихийными, но и сознательно направлялись провокационной деятельностью противников свободной торговли) [76, с. 366]. Тюрго жестоко подавил бунты, но не мог справиться с противниками справа. Против Тюрго выступили придворная свита, дворянство и церковь, цеховые мастера и парламенты. В конце концов весной 1776 г. Тюрго уволили в отставку и все его нововведения были отменены: правительство вновь ввело дорожную повинность и цехи, восстановило хлебные и прочие пошлины, вернулось к внутренним таможенным барьерам [76, с. 421].

В 1778 г. Людовик XVI назначил на место Тюрго женевского банкира Неккера, известного противника свободной торговли [25, с. 307]. Несмотря на сопротивление парламентов, Неккер также провел ряд мер: отменил крепостную зависимость в королевских доменах и там, где еще держалось крепостное право, предоставил крепостным возможность выкупиться на свободу, отменил пытки при допросах. Неккер попытался также внести порядок в денежные дела королевства, выпустив несколько займов и ограничив расходы двора. Но предотвратить развал королевской Франции не удалось и ему.

Ощущение неблагополучия в стране, неспособность феодально-абсолютистского правительства справиться с внутренними кризисами и внешними противниками не могли не волновать современников. Долгие годы царствования Людовика XV и неудачи реформ Людовика XVI с полной очевидностью показали, что абсолютная монархия вступила в полосу упадка и разрушения. Великолепный парадный фасад уже никого не вводил в заблуждение. Преступления, ошибки, просчеты, нагромождаемые королевской властью, демонстрировали ее внутреннюю слабость.

В условиях постепенно назревающей революционной ситуации в стране развертывается просветительское движение, представители которого резко критикуют все феодальные институты, начиная с абсолютной монархии и заканчивая церковью как идеологическим оплотом феодализма. Просветители стремятся доказать неразумность этих институтов и, следовательно, необходимость изменений форм и законов общественной жизни. Также просветители во Франции выступали против сословного неравенства, несправедливых привилегий аристократии и духовенства, против религиозной нетерпимости, догматизма, предрассудков и заблуждений. Особое внимание они уделяли науке, разрабатывая новые подходы и методы познания человеком окружающего его мира. Это находит отражение в появлении таких философских учений, как деизм и материализм. В XVIII веке во Франции наука начинает играть огромную роль, не только формируя образ мыслей, духовную жизнь людей, но и определяя общественное поведение человека того времени.

Второй важнейшей особенностью просветительского движения во Франции является интерес к проблемам общественного и политического устройства жизни. Это дает себя знать в многочисленных обобщающих трудах французских писателей и ученых по вопросам теории государства и права, форм политической власти и ее истории, проблеме равенства людей. В связи с углублявшейся на протяжении XVIII века революционной ситуацией, в преддверии революции, наступление которой предчувствовалось многими французскими просветителями, было особенно актуально разрабатывать вопросы, связанные с возможным будущим общественным переустройством.

И, наконец, третье направление, которое отличает французское Просвещение, проявляет себя в распространении идей Жан-Жака Руссо и связанного с его учением сентиментализма. Руссо выдвигает идеал свободного, естественного человека, ориентированного на разумные государственные и общественные институты, человека, в котором гармонично сочеталось бы личное и общественное, который мог бы быть одновременно и хорошим отцом, и человеком, способным в ответственный момент отечественной истории совершить гражданский подвиг. Не случайно, что именно в годы французской революции идеи Руссо были особенно популярны [6].

Французских просветителей характеризует удивительная многосторонность интересов, универсальность, проявляющаяся в их осведомленности во всех сферах жизни, за что они были названы энциклопедистами. Французские просветители в одном лице соединили в себе общественных деятелей и ученых, пропагандистов передовых идей, журналистов и людей искусства, писателей и первооткрывателей в разных областях науки и техники. В преддверии революции, накануне общественно-политических потрясений французское просвещение приобретает особый размах, ориентируется на самую широкую аудиторию, поэтому использует все возможные средства, чтобы заинтересовать ее. Это имеет и еще одно важное последствие - демократизм, который отличает французское просвещение в целом, несмотря на различия в позициях отдельных его представителей [6].

Таким образом, просветительское движение возникло во Франции в самом начале XVIII века. Царствование Людовика XIV явилось наивысшим расцветом абсолютизма - политической системы, основанной на единовластии короля. Уже к концу его царствования страна переживает кризис, который постепенно охватывает все сферы общественной жизни. С 1715 года возникает резкая оппозиция абсолютизму сначала в кругах французской образованной аристократии - в так называемых кружках вольнодумцев, а затем и в более широких кругах французской общественности. Эти явления, постепенно нарастая, в конце концов приводят к революции. В первой половине века наиболее популярной является теория так называемой просвещенной монархии, согласно которой для улучшения жизни людей достаточно наличия на престоле умного, широко образованного, просвещенного короля. Вторая половина века проходит под знаком более радикальных политических и философских идей - идеи демократической республики, народного суверенитета, права народа самостоятельно решать свою судьбу.

2.2 Генезис и эволюция масонства во Франции в эпоху Просвещения

Начало современного масонского движения историки не без основания связывают с провозглашением Великой ложи Лондона. Это событие, состоявшееся 24 июня 1717 года, положило начало распространению обновленных, регулярных лож [31, с. 73]. Однако отметим, что до сих пор продолжаются поиски истоков масонского движения и конкретной даты его рождения. Различные историки отстаивают различные версии. Существует около четырех десятков популярных концепций, раскрывающих тайны происхождения масонства. В качестве основоположников и патриархов масонского движения упоминается не одна сотня известнейших имен. Среди них популярные библейские персонажи (Адам, Ной, Моисей, Иисус Христос), а также яркие представители всеобщей истории (Александр Македонский, Юлий Цезарь, Оливер Кромвель). Однако наиболее популярна версия, что современное масонство восходит к деятельности влиятельных и многочисленных строительных корпораций Древнего мира, Античности и Средневековья.

Сообщества ремесленников (цехи, гильдии, братства) играли заметную роль в социально-экономической, культурной и политической истории Западной Европы, в том числе и во Франции. Историки справедливо отмечают, что они являлись не только производственными ячейками, но выполняли также функции общественных и религиозных структур [18, с. 18]. Данные статистики, отражающие весомость присутствия ремесленников в народонаселении средневековых городах, подчеркивают объективный характер их социального влияния (так, в конце XIII века в Париже было 350 торговых и производственных союзов, которые насчитывали более 5 тыс. человек; с учетом членов семей профессиональных ремесленников приведенная цифра увеличится многократно) [31, с. 74].

Н.П. Грацианский в своем исследовании ссылается на парижскую «Книгу ремесел» (Livre des metiers) [17]. Это рукописное собрание ремесленных и торговых статутов, изложенных на старофранцузском языке, было ориентировочно составлено в 1268 году [17]. Его инициатором оказался королевский прево Этьен Буало (1200-1270). В книгу были включены сто регистров, охватывающих многообразие производственной и торговой деятельности французских ремесленников конца XIII столетия. Здесь, в частности, представлены цехи булочников и плотников, бочаров и кузнецов, изготовителей четок и мельников. Все ремесленные нормативные документы в средневековой Франции (статуты, уставы) подготавливались и утверждались от имени короля. Некоторые ремесленные направления находились под особым монаршим приглядом, поэтому их мастера вынуждены были «покупать ремесло у короля» (рыбаки, торговцы морепродуктами, булочники) [грацианский, с. 281]. Не обойдены здесь вниманием и строительные профессии. Статут XLVIII (№ 48) озаглавлен «О каменщиках, каменотесах, штукатурах и цементщиках» [17].

Представляя интересы свободолюбивого городского населения, ремесленные цехи опережали в своих действиях многие политические инициативы и даже практиковали принудительную систему равноправия, которая обеспечивала им необходимую внутреннюю стабильность. Поддерживая демократические начинания, они вскоре наладили процедуру выборов собственного руководства - совета цеховых старшин. Ремесленные гильдии самых крупных городов получили почетную привилегию делегировать представителей в муниципальные органы власти [78, с. 159].

Отметим, что мастера, подмастерья и ученики были соединены не только производственной деятельностью, но и благотворительностью, а также несением разнообразных повинностей. Так, Н.П. Грацианский приводит следующий факт: в 1415 году парижские гильдии выставили для участия в королевском смотре 50 тыс. вооруженных людей. В составе ополченских подразделений они принимали регулярное участие в военных кампаниях своих королей [Цит. по: 30, с. 72]. Формированию корпоративного духа, безусловно, способствовали и другие мероприятия, например, организация цеховых празднеств, строительство часовен и церквей [16, с. 120]. Все это позволило достаточно громоздкой и патриархальной организации просуществовать почти пять столетий.

Королевские установления дозволяли заниматься строительными видами ремесла без всяких ограничений при условии владения производственными навыками и соблюдении всех обычаев. Однако при этом строительные профессии не пользовались какими-либо особыми привилегиями. Напротив, их деятельность достаточно серьезно ограничивалась. Так, мастера-каменщики имели право принимать в цех только одного ученика, причем на срок не менее шести лет. За обучение взимались немалые деньги - до 100 парижских су. Подобные строгости и запреты не распространялись на более привилегированные цехи лучников и полировщиков мечей. Видимо, меры, сдерживающие развитие цеха каменщиков, были вызваны широким распространением строительных профессий и переизбытком рабочих рук в этой области [54, с. 72]. Возможно, свою роль сыграло отсутствие в королевской казне средств, необходимых для более масштабного каменного строительства в Париже. Как и другие европейские города того времени, он, за исключением Ситэ, был деревянным и неблагоустроенным.

Вместе с тем, особая ответственность мастеров-каменщиков, возводивших сложные городские сооружения (фортификационные, культовые), требовала специального административного контроля [30, с. 100].

Существенных изменений в положении французских цехов каменщиков не произошло и в последующие годы. В точном соответствии с практикой других европейских стран, французские ремесленники вели напряженную борьбу за свои насущные права. Их труд всегда оставался слишком тяжелым, чтобы способствовать трансформации в некое интеллектуальное движение. Для французских масонов-строителей более актуальными оставались проблемы собственного выживания.

Весьма разрушительную роль в судьбе французских каменщиков сыграли кризисные симптомы цехового ремесла, которые заявили о себе в середине XIV столетия. Отчасти, они были связаны с внутриполитическими обстоятельствами. Это было время страшных потерь, которые народ Франции понес вследствие неудач начальной стадии Столетней войны (1337-1453). Трагическую роль сыграла эпидемия чумы, которая унесла жизни трети населения еще недавно процветающего и богатого государства. В 1351 году ордонанс Иоанна II Доброго (1350-1364) нанес первый серьезный, хотя и во многом вынужденный удар по цеховой организации. Новые законы прервали ее монополию на ремесло. Отныне простой поденщик мог выбрать для себя занятие любым ремеслом, минуя прежние корпоративные правила и обычаи [райцес, с. 68]. Свою лепту в процессы разрушения цеховой организации вносила устаревшая практика принятия уставов. Как отмечают специалисты, в период Нового времени эти документы представляли собой, скорее, символ, чем руководство к действию [17, с. 330].

В ответ на явно недружественные действия короля, наиболее квалифицированные ремесленники-подмастерья Франции, в том числе и каменщики, создали новые союзы. Они получили название компаньонажи (compagnonnages) [25, с. 163]. По оценкам специалистов, их участники-компаньоны (compagnons) оказались наиболее близким средневековым эквивалентом нынешним членам профсоюзов. Разумеется, такая инициатива «низов» не вызвала одобрения властей. Законы и королевские декреты против новых ассоциаций были выпущены в 1498, 1506 и 1539 гг. Местный регламент запретил их деятельность в 1560 году в Орлеане, в 1566 году в Мулене, в 1579 году в Блуа [31, с. 87]. В 1655 году против них выступил даже колледж богословия Университета Парижа, однако все было напрасно. В качестве тайных и незаконных структур компаньонажи продолжили корпоративную деятельность, отстаивая интересы наемных работников [59, с. 7]. Впрочем, столь жесткое противостояние бывших цехов и центральной власти в этой стране было продиктовано стратегическими обстоятельствами внутренней политики. Не следует забывать о том, что во второй половине XVI столетия Франция жила в условиях религиозной гражданской войны. Это заставляло монархов раз за разом подтверждать строгие запреты на деятельность «тайных и явных объединений», которые провоцировали обострение ситуации в стране [19, с. 297].

Компаньонажи рассматриваются некоторыми исследователями в качестве структур, предшествующих появлению масонских лож [14]. Представители данного научного направления убеждены в наличии тесных связей между тайными организациями французских ремесленников, остатки которых существуют в настоящее время, и ложами франкмасонов.

Однако скорее всего между данными организациями существуют лишь многочисленные пересечения в обрядности. Как и масоны, члены компаньонажей разделялись на три степени посвящения, они использовали на своих тайных собраниях схожие ритуалы. Наконец, людям, спаянным ремесленным братством, были близки нравоучительно-библейские сюжеты, в том числе легенда о строительстве храма Соломона. Помощниками архитектора Хирама - обязательного персонажа масонских инициации - во французских ремесленных союзах выступали легендарные соотечественники, якобы прибывшие в Марсель и в Бордо из Иудеи, - мэтр Жак и отец Субис (Soubis) [31, с. 88].

Противники данной версии придерживаются мнения, что компаньонажи не объединились с масонскими ложами, сохранив свою независимость вплоть до настоящего времени. К тому же, они никогда не утрачивали оперативного, то есть ремесленного характера, и поэтому не могли быть во главе интеллектуального процесса по созданию масонских лож.

В позднесредневековой Франции многие события социальной и политической истории были тесно слиты с завершением процесса создания единого национального государства. Не стала исключением и сфера взаимоотношений центральной власти с городским населением. Если вначале, борясь с центробежными политическими настроениями крупных феодалов, французские короли, безусловно, поддерживали свободы и привилегии горожан-ремесленников, то на более позднем этапе объединения страны их настроения переменились. Усилившаяся монархия не хотела более мириться с существованием независимых, самоуправляемых городских структур. Ремесленные цехи были подчинены контролю официальных властей. Они получили единообразные государственные Статуты и стали управляться назначаемыми чиновниками-магистрами. Последние остатки автономии цехов были упразднены во Франции во времена Генриха III и Генриха IV (1589-1610) [31, с. 90]. Не менее активно французские короли боролись и против своеволия рабочих-компаньонов. Французские строительные гильдии оказались закрытыми для проникновения «чуждых» элементов. Скорее всего, конспиративные традиции, заложенные действиями рабочих ассоциаций, помогли сформировать ту оппозиционную «Старому порядку» среду, на которую впоследствии опирались в своей пропаганде и ложи «вольных каменщиков», и философы-просветители.

Можно назвать еще одну важную причину, по которой во Франции времен «Старого порядка» участие в жизнедеятельности масонских гильдий аристократии и других представителей «высших» сословий становилось попросту невозможным. Главным препятствием для сотрудничества, ставшего позднее общеевропейским стандартом, являлся сословный характер феодального общества. Представители «высших» сословий Франции, и, прежде всего дворяне, не платили поземельных налогов в государственную казну. Их священной обязанностью было служение монарху шпагой. Вследствие этого им было запрещено заниматься торговлей и ремеслами. Если бы высокородный человек оказался причисленным к категории каменщика, он неминуемо был бы лишен своих сословных привилегий, обречен на утрату прежнего статуса и автоматически превращался в представителя низшего, «третьего сословия». Вот почему во Франции в рамках XV-XVI столетий начинается процесс, известный как аноблирование, то есть покупка права благородного происхождения богатыми буржуа. Он осуществлялся не только по причине тщеславия, но, главным образом, вследствие элементарного нежелания платить налоги [75, с. 41].

Для сравнения: в Великобритании подобных сдерживающих обстоятельств никогда не существовало. Здесь предпринимательская инициатива никоим образом не подавлялась, и местное дворянство имело полное право заниматься любыми видами хозяйствования, в том числе и торговыми операциями. По этой причине появление в шотландских и английских масонских ремесленных ложах первых представителей благородных сословий состоялось уже в самом конце XVI - начале XVII столетий. Однако становление здесь неремесленных лож жестко контролировалось монархами.

Спорным является вопрос о конфессиональных пристрастиях членов ремесленных гильдий. Истоки их еретических «увлечений» восходили к дохристианским языческим верованиям. Во всяком случае, историки всегда отмечали тесные связи ремесла и магии [16, с. 120]. В рамках оккультных традиций труд мастеров-ремесленников обычно рассматривался как разновидность некоего мистического ритуала. Изготовление конечного продукта связывалось с обладанием тайными знаниями, которые приходили к человеку извне, в том числе, как символическая информация от божественных сил. Вот почему секреты ремесла всячески утаивались, и члены цеха, особенно мастер, давали клятву на предмет их неразглашения. Иррационально-трепетное отношение к ремеслу, требовавшему высокого вдохновения, быстро превратило его в разновидность искусства.

Следует отметить и другую важную черту, характеризующую неуклонный процесс превращения ремесла строителей в разновидность духовной деятельности. Некоторые средневековые интеллектуалы предпринимали встречные шаги, отмечая сходство своей деятельности с работой мастера. Как и руководители ремесленных гильдий, они считали себя пропагандистами, учителями свободных искусств [37, с. 53]. Подобные настроения усилили центростремительные тенденции, помогли сблизить организационные структуры идеологов-интеллектуалов и практиков-ремесленников. социокультурный масонство просвещение

Деятельность интеллектуалов городской эпохи, начинающейся с XII века, разительно отличалась от предыдущей, относящейся к монастырскому периоду. Как известно, урбанизация привела к стремительному увеличению количества образованных людей. По мнению французского историка Жака Ле Гоффа, к категории средневековых интеллектуалов принадлежали так называемые мэтры, то есть учителя городских школ и профессора университетов [37, с. 4].

Тяга к образованию, в свою очередь, способствовала проявлению некоторых качественных изменений, затронувших традиционную социальную среду. Прежде всего, произошла так называемая специализация знаний, которая привела к появлению, помимо известных со времен античности «искусств», новых наук. Городскими интеллектуалами в их деятельности, в отличие от благочестия и подвижничества ученых монахов, двигали иные побудительные мотивы. Среди таковых - тяга к разнообразным знаниям, стремление нести людям свет разума и научных открытий. Современники отмечали постоянное общение между собой образованных людей, которые путешествовали по всей Европе, а также налаженную ими широкую практику торговли книгами и собственными знаниями. Наиглавнейшим признаком свободы для этих людей стал принцип обязательной и достойной оплаты их труда [16, с. 223].

Когда в некоторых городах концентрация интеллектуалов достигала «критической массы», они спонтанно объединялись в корпорации, которые получали собственные уставы, что мало отличало эти сообщества от обычных городских цехов и гильдий. Одной из самых известных и влиятельных форм объединения ученых, спаянных взаимной клятвой, стали средневековые университеты. Уже в 1231 году был образован «университет магистров и студентов города Парижа» [16, с. 223]. К началу XV века в Европе было основано 86 таких интеллектуальных городских корпораций. Помимо парижского крупнейшими среди них являлись университеты Неаполя, Болоньи, Оксфорда и Саламанки [74, с. 230].

За годы учебы студенты успевали привыкнуть к некоторым демократическим процедурам, которые были неприменимы во внешней, повседневной жизни. Например, только здесь они избирали своих ректоров, прокуроров, казначеев землячеств, заслушивали их отчеты. Каждый имел право выступить, а также без всякого опасения аргументировать свою позицию. Эти люди учились отстаивать права корпорации и свободы каждого из ее членов. Когда же бывшие студенты покидали стены университета, кем бы они ни становились, полностью вытравить из себя навыки академической свободы было невозможно. Университет придавал человеку особое социальное качество, признаваемое во всем христианском мире. Лучшие исследователи эпохи отмечают, что за докторским титулом признавались те же права, что и за званием рыцаря [74, с. 230].

К исходу Средневековья образ почитаемого и влиятельного в западноевропейском обществе ученого-интеллектуала окончательно сформировался. По словам С.Д. Сказкина, уже в XV столетии «появилась европейская интеллигенция, которая стала участвовать в формировании передового общественного мнения» [64, с. 140].

Обладание особыми знаниями неумолимо вовлекало интеллектуалов в политику, сферой приложения которой для них были весь мир и все человечество. Интеллектуалы остро чувствовали несправедливость происходящего. Как следствие, ускорилось рождение альтернативных построений в таких областях общественной жизни, как религия, политика, экономика, социальная сфера, искусство и, наконец, наука.

Будучи критиками существующих порядков, европейские интеллектуалы нуждались не только в возможности распространения собственных воззрений, но и в создании такой организации, которая могла бы этому способствовать. Она же должна была обеспечивать их безопасность и необходимое политическое влияние. Как известно, спрос рождает предложение. Западная Европа XIII-XVIII столетий была буквально наводнена тайными обществами (вальденсы, бегарды, алхимики, спиритуалы, лолларды, моравские братья). Все они контролировались людьми просвещенными и образованными. Тайные союзы интеллектуалов принимали деятельное участие в событиях европейского Возрождения и Реформации.

Действительное возрождение масонства состоялось лишь в конце XVII-XVIII веке. Первая обновленная масонская ложа во Франции, под названием «Совершенное равенство», была основана в 1688 г., в Сен-Жермен-ан-Лэ, Королевским ирландским полком, последовавшим за Джеймсом II в ссылку [47, с. 119]. Однако существование названной ложи документально не подтверждено.

Первая ложа, существование которой бесспорно с исторической точки зрения, была основана в Париже примерно в 1725 г. сторонниками свергнутой в Англии династии Стюартов [47, с. 120]. Она собиралась на постоялом дворе английского трактирщика Барнабе Хьюта на улице Бушери, «в манере английских обществ», и состояла главным образом из ирландцев и сосланных якобитов. Вполне вероятно, что именно эта ложа в 1732 году получила официальные патенты от Великой ложи Лондона под отличительным титулом «Святой Томас № 1», и собиралась под вывеской «Серебряный луидор», на той же улице Бушери [47, с. 120]. Масонские собрания якобитов носили исключительно политический характер и были католическими по конфессиональному признаку [47, с. 64].

После создания Великой ложи в Лондоне, что обеспечило «вольным каменщикам» широкую известность, во Франции сложились два конкурирующих друг с другом масонских течения: «шотландское» и «английское» [47, с. 65]. Их противостояние осложнялось политическими обстоятельствами, что привнесло в процесс становления масонского Ордена в этой стране дополнительные трудности. Масштабы конфликта в сфере влияния масонского движения, который быстро приобрел социальный характер, оказались весьма значительными, а противоречия, приведшие братьев-каменщиков к раздробленности, непоправимыми.

В 1728 году франкмасоны приняли решение о признании Филиппа Уортона великим мастером масонов Франции. Уортон (1698-1731), который ранее уже был великим мастером Великой ложи Лондона, находился в Париже и Лионе с 1728 по 1729 [47, с. 120]. Его провозглашение великим мастером масонов Франции перед преобразованием «Великой ложи Лондона» в «Великую ложу Англии» в 1738 году, рассматривается некоторыми историками, как первая попытка обретения суверенитета французского масонства от британского. На посту великого мастера его сменил якобит Джеймс Гектор Маклин (1703-1750), а после - Чарльз Рэдклифф, граф Дервенвотера (1693-1746).

Новые ложи активно создавались и в провинции. Они появились в Лионе, Руане, Нанте, Авиньоне, Марселе и Тулузе. В 1732 году морские офицеры открыли ложу в Бордо [47, с. 69].

После избрания на пост высокородного Гроссмейстера, в стране был утвержден собственный кодекс масонских законов. Следуя положениям книги «Конституций» Джеймса Андерсона, Устав Великой Английской ложи Франции (Grande Loge Anglaise de France), как теперь называлась вторая по счету национальная масонская организация, признавал лишь три символические степени и отклонял всякие претензии на создание «высоких» градусов. В качестве обязательного религиозного фундамента деятельности новых французских лож признавался католицизм.

Особую роль в становлении масонства во Франции, которая впоследствии прослеживалась и за ее пределами, сыграли так называемые мартинисты, или сторонники мистического, научно-философского направления. У истоков этого ответвления эзотеризма находились учения Мартинеса де Паскалли и Луи Клода де Сен-Мартена. Оба мыслителя-мистика утверждали, что грехопадение человека нарушило его связь с Богом и привело к утрате естественного состояния всеобщего равенства. Для его восстановления Паскалли предлагал обратиться к помощи духов и особых мистических обрядов, а Сен-Мартен - передать власть «Избранным», которые бы сделали своей целью достижение человеческого счастья [73, с. 20].

Объединение представителей всех «английских» и «шотландских» лож в первую Великую ложу Франции произошло 24 июня 1738 года [47, с. 121]. Луи де Пардайона де Гондрина, второй герцог Антинский, был провозглашен главным и бессрочным великим мастером в королевстве Франции.

На дальнейшее развитие французского масонства повлияла идея о его рыцарском происхождении. С 1740 по 1770 гг. было основано большое количество масонских дополнительных степеней, которые впоследствии были распределены среди различных масонских уставов [47, с. 122]. В XVIII веке масонство стало значимой частью жизни французского общества. По своему составу французское масонство очень быстро стало католическим и оставалось таковым вплоть до Великой французской революции.

В 1743 году, после смерти герцога Антинского, Луи де Бурбон-Конде (1709-1771), граф Клермонтский, принц крови и будущий член французской академии, стал его преемником на посту великого мастера регулярных лож во Франции [45, с. 52]. Он пребывал на этой должности до момента своей кончины в 1771 году [45, с. 52].

Приблизительно к 1744 году существовало около 20 масонских лож в Париже и столько же в провинциях [45, с. 54]. Провинциальные ложи в большинстве своей были учреждены масонами, уезжавшими из Парижа по делам, в основном это были военные ложи, которые основывались в тех местах, где останавливались полки: когда они покидали свои зимние квартиры, в поселении оставался зачаток новой гражданской ложи.

В 1771 г. Луи-Филипп I (герцог Орлеанский) (1747-1793) сменил на посту великого мастера графа Клермонтского [45, с. 74]. Под его управлением и при поддержке провинциальных лож, стремившихся освободиться от гегемонии парижских лож, Великая ложа Франции была реорганизована, и в 1773 году сменила свое название на Великий восток Франции, насчитывавший около 600 лож [45, с. 75]. Новая система выступала за сохранение трех степеней посвящения, а также санкционировала доступ в ложи женщин. Также была предпринята попытка реформирования других масонских Обрядов.

Накануне революции Великий Восток Франции предпринял очередную попытку унификации масонских подразделений. В 1785 году в Париже, по предложению А. Л. Реттье де Монтало, был образован Великий Генеральный капитул и Палата Степеней. Через год усилиями чиновников Великого Востока был утвержден единый «французский ритуал», который состоял из трех старых символических степеней и четырех новых: Избранника, Шотландца, Рыцаря Востока и Рыцаря Розенкрейцера [31, с. 396].

Однако преодолеть раскол в масонских структурах не удалось. Лишь во времена империи Наполеона Бонапарта Великий Восток Франции, подкрепленный ритуалами Древнего и Принятого Шотландского Обряда, сумел добиться лидирующих позиций. Он объединил под своим крылом все более или менее заметные национальные масонские системы. Впрочем, это несомненное достижение также оказалось временным и неустойчивым.

Организационные затруднения, преследовавшие масонские системы Франции, не помешали движению в целом превратиться к середине XVIII столетия в оригинальную форму демократического социального общения. Масонские ложи находились в одном ряду с другими «тайными обществами» предреволюционной Франции, среди которых могут быть названы многочисленные салоны, клубы и музеи. Участники этих ассоциаций, конечно же, не являлись политическими заговорщиками, но составляли разноголосую оппозицию режиму, признававшему до этого законными лишь общества сословно-корпоративного и религиозного характера. В конце концов, уступая сложившейся практике, монархия была вынуждена легализовать свободу новых интеллектуальных собраний. В результате французские масонские организации превратились в широкое и достаточно многочисленное общественное движение. Накануне Великой революции в стране насчитывалось 650 лож, объединявших 35 тысяч человек [23, с. 149].

Французские масоны ускорили социальную и политическую эволюцию, расшатавшую основы «старого порядка». Особую миссию в этом направлении деятельности выполнили представители французского Просвещения, многие из которых, так же, как и в Англии, были связаны с масонскими структурами и даже напрямую участвовали в работе некоторых лож (Ф. Вольтер, А. Кондорсе, Ж. Дантон, Э. Сиейес, К. Демулен и др.).

Таким образом, франкмасонство изначально представляло собой симбиоз разнообразных мировоззренческих концепций и организационно-структурных составляющих. Именно по этой причине «вольные каменщики» никогда не были единой организацией. Специфической особенностью масонского движения является то, что оно содействовало сближению людей, увлеченных возможностью неформального самовыражения. Объединившись, они сосредоточились на мирных перспективах благотворительности, духовного самосовершенствования, мистики, а также на распространении прогрессивных мировоззренческих взглядов. Начало данной традиции было положено в эпоху Просвещения.

Существует и никем не оспаривается тесная связь между мировоззрением «вольных каменщиков» и взглядами представителей передовой общественной мысли. Именно это идейное содружество подготовило такое выдающееся событие века Просвещения, как Французская революция.

Глава 3. Трансформация французского масонства в конце XVIII в

3.1 Масонство и Французская революция

В Париже, во главе реформированной Великой ложи, получившей теперь наименование Великого Востока Франции, оказались представители титулованной аристократии. Эти круги были заинтересованы в установлении контроля над всеми масонскими системами страны, в унификации самого движения. Подобные действия привели к тому, что в регулярные ложи зачастую не допускались представители «низов» и даже интеллигенции. Столичные масонские собрания, погрязшие в склоках и в бессмысленных собраниях, за редким исключением слились со светскими салонами, а их деятельность в лучшем случае сводилась к делам благотворительности.

Серьезную конкуренцию таким традициям составили столичные «просветительские» масонские структуры. Помимо ложи «Девяти сестер», в Париже возникли и другие центры «масонской оппозиции». В ноябре 1779 года под эгидой материнской Шотландской ложи «Общественного Договора» было принято решение об открытии «дочернего» подразделения под названием «Олимпийской» ложи «Совершенного почтения» [31, с. 401]. В декабре 1782 года она получила конституцию и официальное признание Великого Востока Франции.