Летописание на Руси в период феодальной раздробленности

4. Упадок летописания после нашествия Батыя

Развитие русского летописания XI - начала XIII века представляет собою непрерывный процесс - процесс, замедленный катастрофическими событиями татаро-монгольского нашествия. Только исключительно тяжелым гнетом чужеземного ига может быть объяснена задержка в развитии русского летописания, которая наступает в середине XIII века.

Упадок летописания сказывается прежде всего в полном прекращении летописной работы в целом ряде городов, либо целиком стертых с лица земли, как старая Рязань, либо опустошенных и культурно обескровленных, как Владимир, Чернигов, Киев. Но и в тех центрах летописной работы, которые подверглись меньшему разорению, летописание все же сужается, бледнеет, становится немногословным, лишается тех выдающихся политических идей и того широкого общерусского горизонта, которым обладали русские летописи в XI и XII веках.

Летописные своды второй половины XIII - первой половины XIV века представляют собой по большей части бесхитростные компиляции. В их составлении все меньше участвует политическая воля летописца: они механически соединяют предшествующие записи. Именно в этой безыдейности летописания сильное всего сказалось тлетворное влияние чужеземного ига.

Прямым следствием татаро-монгольского завоевания было прекращение великокняжеского летописания во Владимире. Владимир, который стал в конце XII - начале XIII века новым общерусским центром, новой столицей Руси, сменившей Киев, лежал в развалинах. Жители захваченного Батыем в феврале 1237 году Владимира были частью истреблены, частью захвачены в плен или бежали за Волгу. В 1239 году татары вернулись и вторично разорили Владимир. Насколько серьезным было опустошение Владимира видно хотя бы из того факта, что с 1238 года по 1274 год во Владимир не назначали епископа. Значение религиозного центра северо-восточной Руси на время перешло к уцелевшему Ростову.

Несмотря на разорение Владимира, идеи владимирского великого княжения продолжали жить. По-прежнему часть русских князей носила титул "великих князей владимирских", и с этим титулом по-прежнему связывались представления об общерусской власти. Князья домогались этого титула, хотя, получив его, не переселялись во Владимир, а оставались жить в своих отчинах. Постепенно владимирское великокняжеское летописание перешло в уцелевший Ростов и здесь продолжало вестись при дворе местного епископа.

Летописание 30-х - начала 60-х годов, отраженное в Лаврентьевской летописи, а с 1263 года и по начало 70-х годов в Симеоновской летописи, велось в Ростове.

Рассказ о взятии Владимира татарами в 1237 году ведется еще на основании двух раздельно ведшихся летописцев: одного ростовского и другого явно владимирского.

Ростовский летописец, чье летописание отразилось в Лаврентьевском списке, принадлежал двору ростовского епископа Кирилла. Он подробно описывает все его деяния, дает о нем биографические сведения, приводит ему неоднократно похвальную характеристику, а под 1231 год обстоятельно рассказывает о его посвящении в Киеве и приводит ему похвалу, самый тон которой указывает на то, что она могла быть вставлена в летопись только задним числом, после смерти Кирилла.

Рядом с епископом Кириллом настойчиво повторяется имя ростовской княгини Марьи. Упоминание женщин-деятелей необычно для русских летописей. И уже по одной этой настойчивости, с которой летописец отмечает имя Марьи, возникает подозрение о ближайшем отношении ее к ростовскому летописанию.

Княгиня Марья была дочерью черниговского князя Михаила Всеволодовича, замученного в 1246 году татарами в Орде. В 1227 году она вышла замуж за ростовского князя Василька, убитого татарами в 1238 году. После смерти мужа Марья продолжала жить в Ростове у своих сыновей Бориса и Глеба и своего "духовного отца" - ростовского епископа Кирилла. По ее инициативе в Ростове было составлено житие ее отца Михаила Черниговского. Она умерла в 1271 году, и с нею вместе прекращаются в 70-х годах систематические записи ростовского летописания, продолженного лишь несколькими некрологами: ее самой под 1271 год, жене ее сына Глеба под 1273 год, ее сыну Борису под 1277 год и ее сыну Глебу под 1278 год.

Круг интересов княгини Марьи точно очерчен ее летописным сводом. Летописец следит за деятельностью ее мужа - Василька Константиновича. Описание мученической смерти Василька и похорон его в Ростове занимает в летописи Марьи немалое место.

Летописец Марьи подробно отмечает семейные события ее жизни. Особенно пространно описано в ее летописце торжество по случаю рождения у нее старшего сына Бориса. Летописец интересуется родным для княгини Марьи Черниговом, описывает его взятие и сожжение татарами, избиение жителей, бегство князей в Венгрию и спасение черниговского епископа Порфирия, отпущенного татарами в Глухове.

Но летописание Марьи не носит узко личного характера. Оно поднимает большие общественные вопросы своего времени, правда, придав им религиозно - нравственную окраску.

В 1262 году по ростовским городам прокатилась волна народных восстаний против татар, возродилась вечевая деятельность, по городам избивали татар, собиравших дань.

Движение против татар, поднятое и руководимое из Ростова, было подлинно народным. Однако, борьба за национальную независимость находила сочувствие и в феодальной верхушке общества.

Летописный свод Марьи, составленный после того, как начались восстания против татар, весь проникнут идеей необходимости крепко стоять за веру и независимость родины. Именно эта идея определила собой и содержание, и форму летописи. Летопись Марьи соединяет в своем составе ряд рассказов о мученической кончине русских князей, отказавшихся от всяких компромиссов со своими завоевателями. Рассказы эти резко выделяются и своим объемом, и своим стилем в ростовском летописании Марьи.

Идея летописного свода княгини Марьи не была идеей политической. Свод Марьи был лишен исторической концепции. Он ставил себе не политическую цель, а нравоучительную. Борьба с татарским игом воспринималась не как политическая задача, а как нравственно-религиозная. Вот почему он так легко превращался в собрание некрологов, выдвигая идеалы княжеской жизни в мученичестве за веру. Было бы лишним доказывать, что и такая задача в условиях, когда все было полно ужасом перед чужеземными захватчиками, когда, по словам летописца, и хлеб не шел в рот от страха, была полна глубокого значения, воспитывая стойкость и непримиримость, вселяя уверенность, "что не все потеряно, что внешней силе завоевателя можно противопоставить силу духа…

Нить северо-восточного летописания конца XIII - начала XIV века прослеживается в Лаврентьевской летописи почти непрерывно.

В известиях 1272-1294 годов Симеоновской летописи пишется о событиях в Переяславле, во Владимире (1275 г.), в Новгороде, в Ростове, в Ярославле, в Суздале, в Смоленске и т.д.

С 1285 года в Лаврентьевской, Симеоновской, Рогожской летописях и в некоторых других начинается непрерывный ряд точно датированных тверских известий, указывающих на то, что в Твери было приступлено к летописной работе. Эти тверские известия касаются и семьи тверского князя, и событий, связанных с главною тверскою церковью Спаса. Сперва незначительные, они составляют затем основное содержание Лаврентьевской летописи, заканчивавшейся на 1305 году - годе составления последнего свода - на этот раз явно тверского, легшего в основу того текста, который в 1377 году был переписан монахом Лаврентием для епископа суздальского Дионисия.

Тверской свод 1305 года соединяет летописный материал различных русских областей: Новгорода, Рязани, Ярославля. Летописный свод также стремится быть сводом общерусским, и эти попытки тверского летописания должны быть поставлены в связь с тем, что тверской князь носит в это время титул великого князя владимирского.

Заключение

Конечно, попытки летописания выйти за пределы своей области ничтожны, летописный материал еще слишком скуден, записи коротки, но, тем не менее, именно в этих, пока еще слабых усилиях, лежала будущность великокняжеского летописания, продолжавшего традиции летописания Владимира. Оно разовьется впоследствии в летописании князей Москвы, подхватившей традиции Владимира и поставившей титул "великих князей владимирских" выше титула князей московских.

Несмотря на общий упадок русской культуры и эпоху татаро-монгольского ига, нить летописания ни разу не прерывалась. Традиции летописания Киевского периода жили в ней то притухая, то возрождаясь и сыграли решающую роль в идеологической подготовке образования единого Русского государства. Даже в самые тяжелые годы летописание продолжало теплиться по различным городам и, замирая в одном городе, подхватывалось в другом. Уничтоженное во Владимире, оно было поддержано в Ростове, а затем в Твери. На исходе XIV века летописание было пересажено в Москву и здесь пустило прочные побеги.

Список использованной литературы

1. Греков Б.Д. Киевская Русь, - Москва-Ленинград, 1939 г.

2. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение, - Москва-Ленинград, 1947 г.

3. Насонов А. Монголы и Русь, - Москва, 1940 г.

4. Приселков М.Д. История русского летописания XI - XV вв., - Ленинград, 1940 г.

Размещено на Allbest.ru