39

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение………………………………………..…………..3

Семибоярщина……………………………..………………4

Правительница Елена Глинская………………………..…8

Детство Ивана……………………………..………………10

Царский титул…………………………………..…………13

Московское восстание……………………………….…...16

Первые реформы………………………………….………19

Покорение Казани………………………………….……..27

Пора заговоров………………………………………….....29

Последние реформы…………………………….………...34

Война за Ливонию………………………………….……..39

Литература…………………………………………….…...41

ВВЕДЕНИЕ

Многое переменилось в жизни европейских наро-дов в XVI в. На континенте еще господствовал феодализм, но в передовых западноевропейских странах подспудно стали складываться буржу-азные отношения. Великие географические открытия положили начало мировой торговле и созданию колониальной системы, обогатившей буржуазию. Насту-пила эпоха ранних буржуазных революций. Первая такая революция победила в Нидерландах, освободившихся от испанского владычества. Реформация в Германии, направ-ленная против феодальной реакции, совершила переворот в области идей..

Лицо Европы преобразилось. Если Италия и Герма-ния не смогли преодолеть феодальную раздробленность, то Франция и Англия превратились в абсолютистские ' централизованные монархии. На востоке Европы возникла огромная держава -- единое Российское государство.

Страны Восточной Европы добились в XVI в. круп-ных экономических успехов, выразившихся в расцвете торговли и ремесел, в росте городских центров. Но, несмотря на достигнутый прогресс, в этих странах побе-дила феодальная реакция. Немецкое дворянство закре-постило крестьян, жестоко подавив крестьянское восста-ние. Волны крепостничества захлестнули сначала Поль-ско-литовское государство, а затем, в конце XVI в., Россию. В силу неблагоприятных исторических условий, среди которых немаловажную роль играло страшное татарское нашествие, Русское государство несколько отставало в своем развитии. Губительные последствия иноземного ига давали о себе знать в течение длительного времени. Но русский народ стряхнул оцепенение. Русское национальное самосознание переживало подъем. В сфере литературы и 1 публицистики, летописания и книгопечатания, живописи и архитектуры появились замечательные мастера. Дале-кая Московия ощутила ветры европейской Реформации. На ее культуру пал отблеск итальянского Возрождения.

Политическое развитие России в XVI в. отмечено было противоречиями. Объединение русских земель в рам-ках единого государства не привело к немедленному ис-чезновению многочисленных пережитков феодальной раздробленности, которые опутывали русское общество густой пеленой. Между тем потребности политической централизации диктовали необходимость преобразования отживших институтов. Реформы стали велением времени.

Благодаря своему возросшему военному могуществу Россия смогла решать крупные внешнеполитические за-дачи. Она перестроила на новых началах отношения с татарским миром и западными соседями. Ее вооруженные силы повели борьбу за воссоединение западнорусских земель, попавших после татарского погрома под власть Литвы. Но страна все еще не располагала морскими гаванями, через которые она могла бы установить тес-ные экономические связи с развитыми странами Запада. Вопрос о завоевании выхода к морю был поставлен на повестку дня.

Таким было время образования и укрепления Рус-ского централизованного государства. Это время сформи-ровало личность Ивана Грозного и испытало на себе ее воздействие. Едва ли в русской истории найдется другой исторический деятель, который получил бы столь про-тиворечивую оценку у потомков. Одни считали его вы- 1 дающимся военачальником, дипломатом и писателем, об-разцом государственной мудрости. В глазах других он был кровавым тираном, почти сумасшедшим. Где же истина? Кто прав в своей оценке? Ответ на подобные вопросы могут дать только факты. Проследим же за ними терпе-ливо, со всей возможной тщательностью.

СЕМИБОЯРЩИНА

Дед Грозного Иван III женат был дважды: в первый раз на тверской княжне, а во второй -- на визан-тийской царевне Софье (Зое) Палеолог. Трон дол-жен был перейти к представителям старшей линии семьи в лице первенца Ивана и его сына Дмитрия. Великий князь короновал на царство внука Дмитрия, но потом заточил его в тюрьму, а трон передал сыну от вто-рого брака Василию III. Подобно отцу, Василий III тоже был женат дважды. В первый раз государевы писцы пере-писали по всей стране дворянских девок-невест, и из полу-тора тысяч претенденток Василий выбрал Соломонию Сабурову. Брак оказался бездетным, и после 20 лет супру-жеской жизни Василий III заточил жену в монастырь. Вселенская православная церковь и влиятельные бояр-ские круги не одобрили развод в московской великокня-жеской семье. Составленные задним числом летописи ут-верждали, будто Соломония постриглась в монахини, сама того желая. В действительности великая княгиня проти-вилась разводу всеми силами. В Москве толковали, будто в монастыре Соломония родила сына -- законного наслед-ника престола -- Юрия Васильевича. Но то были пустые слухи, с помощью которых инокиня пыталась помешать новому браку Василия III.

Второй женой великого князя стала юная литвинка княжна Елена Глинская, не отличавшаяся большой знат-ностью. Ее предки вели род от хана Мамая. Союз с Глин-ской не сулил династических выгод. Но Елена, воспитан-ная в иноземных обычаях и непохожая на московских боярышень, умела нравиться. Василий был столь увлечен молодой женой, что в угоду ей не побоялся нарушить заветы старины и сбрил бороду.

Московская аристократия не одобрила выбор велико-го князя, белозерские монахи объявили его брак блудо-деянием. Но большей бедой было то, что и второй брак Василия III оказался поначалу бездетным. Четыре года супруги ждали ребенка, и только на пятом Елена родила сына, нареченного Иваном. Недоброжелатели-бояре шепта-ли, что отец Ивана -- фаворит великой княгини. Согласно легенде, во всем царстве в час рождения младенца будто бы разразилась страшная гроза. Гром грянул среди яс-ного неба и потряс землю до основания. Казанская хан-ша, узнав о рождении царя, объявила московским гонцам: «Родился у вас царь, а у него двои зубы: одними ему съесть нас (татар), а другими вас»¹. Известно еще много других знамений и пророчеств о рождении Ивана, но все они были сочинены задним числом.

В великокняжескую семью рождение сына принесло обычные заботы и радости. Когда Василию случалось по-кидать Москву без семьи, он слал «жене Олене» нетер-пеливые письма, повелевая сообщать, здоров ли «Иван-сын» и что кушает. Ото дня ко дню Олена уведомляла мужа, как «покрячел» младенец и как явилось на шее у него «место высоко да крепко» ². Ивану едва испол-нилось три года, когда отец его занемог и вскоре умер.

Характер взаимоотношений великого князя с окру-жавшей его знатью никогда прежде не проявлялся так ярко, как в момент болезни и смерти Василия III. За-вещание великого князя не сохранилось, и мы не знаем в точности, каковой была его последняя воля. В Воскре-сенской летописи 1542 г. читаем, что Василий III бла-гословил «на государство» сына Ивана и вручил ему «скипетр великой Руси», а жене приказал держать го-сударство «под сыном» до его возмужания ³. При Грозном в 50-х годах летописцы стали утверждать, будто вели-кий князь вручил скипетр не сыну, а жене, которую считал мудрой и мужественной, с сердцем, исполненным «великого царского разума» ⁴. Иван IV любил свою мать, и в его глазах имя ее окружено было особым ореолом. Неудивительно, что царские летописи рисовали Елену за-конной преемницей Василия III. Со временем летопис-ная традиция трансформировалась, и Елена превратилась в носительницу идей централизованного государства, за-щитницу его политики, твердо противостоявшей проискам реакционного боярства.

Если от официальных летописей мы обратимся к не-официальным источникам, то история прихода к власти Глинской предстанет перед нами в совсем ином освеще-нии. Осведомленный псковский летописец записал, что Василий III «приказа великое княжение сыну своему большому князю Ивану и нарече его сам при своем жи-воте великим князем и приказа его беречи до пятнад-цати лет своим боярам немногим» ⁵. Если верить псков-скому источнику, великий князь передал власть боярско-му совету, Елена же узурпировала власть, законно при-надлежавшую опекунам.

Какая же версия -- официальная или неофициаль-ная -- верна? Ответ на этот вопрос заключен в самых ранних летописях, составленных очевидцем последних дней Василия III.

...Великий князь смертельно занемог на осенней охо-те под Волоколамском. Услышав от врача, что положат ние его безнадежно, Василий III велел доставить из сто-лицы завещание. Гонцы привезли духовную грамоту, «от великой княгини крыющеся». Когда больного доставили в Москву, во дворце начались бесконечные совещания о.б «устроенье земском». На совещаниях присутствовали сон ветники и бояре. Но ни разу великий князь не пригла-сил «жену Олену». Объяснение с ней он откладывал, до самой последней минуты. Когда наступил кризис... и больному осталось жить считанные часы, советники стали «притужать» его послать за великой княгиней и благос-ловить ее. Вот когда Елену пустили, наконец, к постели умирающего. Горько рыдая, молодая женщина обрати-лась к мужу с вопросом о своей участи: «Государь ве-ликий князь! На кого меня оставляешь и кому, госу-дарь, детей приказываешь?» Василий отвечал кратко, но выразительно: «Благословил я сына своего Ивана государ-ством и великим княжением, а тобе есми написал в ду-ховной своей грамоте, как в прежних духовных грамотех отцов наших и прародителей по достоянию, как прежним великим княгиням». Елена хорошо уразумела слова мужа. Вдовы московских государей получали «по достоянию» вдовий удел. Так издавна повелось среди потомков Кали-ты. Елена плакала. «Жалостно было тогда видеть ее слезы, рыдания»,-- печально завершает очевидец свой рассказ⁶.

Слова московского автора подтверждают достоверность псковской версии. Великий князь передал управление боя-рам, а не великой княгине. Василию III перевалило за 50, Елена была лет на 25 моложе. Муж никогда не советовался с женой о своих делах. Красноречивым сви-детельством тому служила их переписка. Перед кончиной Василий III не посвятил великую княгиню в свои пла-ны. Он не доверял молодости жены, мало надеялся на ее благоразумие и житейский опыт. Но еще большее зна-чение имело другое обстоятельство. Вековые обычаи не допускали участия женщины в делах правления. Если бы великий князь вверил жене государство, он нарушил бы древние московские традиции.

Летописные сведения относительно передачи власти боярам получили различную интерпретацию в литературе. Известные историки А. Е. Пресняков и И. И. Смир-нов высказали мысль, что Василий III образовал при малолетнем сыне регентский совет из числа бояр, сове-щавшихся у его смертного одра. А. А. Зимин не согла-сился с ними и пришел к выводу, что великий князь поручил государственные дела всей Боярской думе в це-лом, а в качестве опекунов при малолетнем Иване IV назначил двух удельных князей -- Михаила Глинского и Дмитрия Вельского.

Попробуем более детально рассмотреть свидетельства источников. Перелистав тексты духовных завещаний мос-ковских государей, мы можем убедиться в том, что ве-ликие князья неизменно возлагали ответственность за вы-полнение их последней воли на трех-четырех душепри-казчиков из числа самых близких советников-бояр. Примерно так же поступил смертельно занемогший Ва-силий III. Он призвал для утверждения своего завеща-ния трех бояр (М. Юрьева, князя В. Шуйского и М. Во-ронцова) , а также младшего брата Андрея, которого он любил и которому во всем доверял. В беседе со своими будущими душеприказчиками великий князь упомянул о том, что он намерен облечь опекунскими полномочиями также князя Михаила Глинского («что ему в родстве по жене его»). Бояре выразили согласие, но тут же ста-ли ходатайствовать о включении в состав регентско-го совета и своих собственных родственников. Василий Шуйский выставил кандидатуру брата Ивана Шуйского, а Михаил Юрьев назвал имя своего двоюродного дяди Михаила Тучкова. Так был сформирован опекунский совет.

Царь поручил правление «немногим боярам», гласит псковская летопись. Теперь мы можем точно определить их число. Василий III вверил дела семи душеприказчи-кам. Этот факт помогает решить загадку знаменитой мос-ковской семибоярщины. Появление семибоярщины в годы Смуты перестает быть необъяснимой случайностью. В кни-гах Разрядного приказа находим указания на то, что семибоярщина много раз «ведала» Москву при царе Ива-не и его сыне Федоре. Образцом для них, как можно те-перь установить, служила семибоярщина Василия III.

При жизни Василия III его бранили за то, что он решает дела.с несколькими ближайшими советниками -- «сам-третий у постели» -- без совета с Боярской думой.

Великий князь рассчитывал сохранить такой порядок уп-равления посредством учреждения особого опекунского совета. Со временем семибоярщина выродилась в орган боярской олигархии. Но в момент своего появления она была сконструирована как правительственная комиссия, призванная не допустить ослабления центральной власти. Василий III ввел в семибоярщину нескольких самых до-веренных своих советников, которые выдвинулись по его милости и из-за своего худородства не могли претендо-вать на высшие посты в государстве. С их помощью Ва-силий III надеялся оградить трон от покушений со сто-роны могущественной боярской аристократии и ограни-чить влияние Боярской думы. Избранные советники долж-ны были управлять страной и опекать великокняжескую семью в течение 12 лет, пока наследник не достигнет совершеннолетия.

Бояре-опекуны короновали трехлетнего Ивана через несколько дней после кончины великого князя. Они спе-шили упредить мятеж удельного князя Юрия. 25 лет Юрий примерялся к роли наследника бездетного Васи-лия III. После рождения Ивана князь не отказался от своих честолюбивых планов. Опекуны опасались того, что Юрий попытается согнать с трона малолетнего племянни-ка. Чтобы предотвратить смуту, они захватили Юрия и бросили его в темницу. Удельный государь жил в зато-чении 3 года и умер «страдальческою смертью, гладною нужею» ⁷. Иначе говоря, его уморили голодом.

Передача власти в руки опекунов вызвала недоволь-ство Боярской думы. Между душеприказчиками Васи-лия III и руководителями думы сложились напряженные отношения. Польские агенты живо изобразили положение дел в Москве после кончины Василия III: «бояре там едва не режут друг друга ножами; источник распрей -- то обстоятельство, что всеми делами заправляют лица, наз-наченные великим князем; главные бояре -- князья Вель-ский и Овчина -- старше опекунов по положению, но ничего не решают».

Князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский, названный поляками в числе главных руководителей думы, стал для опекунов самым опасным противником. Он сумел снискать расположение великой княгини Елены. Молодая вдова, едва справив поминки по муже, сделала Овчину своим фаворитом. Позднее молва назовет фаворита подлинным отцом Грозного. Но то была пустая клевета на великокняжескую семью.

Овчина рано отличился на военном поприще. В круп-нейших походах начала 30-х годов он командовал передо-вым полком армии. Служба в передовых воеводах была лучшим свидетельством его воинской доблести. Васи-лий III оценил заслуги князя и незадолго до своей кончины пожаловал ему боярский чин, а по некоторым сведениям, также титул конюшего -- старшего боярина думы. На погребении Василия великая княгиня вышла к народу в сопровождении трех опекунов (В. Шуйского, М. Глинского и М. Воронцова) и Овчины.

Простое знакомство с послужным списком Овчины убеждает в том, что карьеру он сделал на поле брани, а не в великокняжеской спальне.

Овчина происходил из знатной семьи, близкой ко дво-ру. Родная сестра его -- боярыня Челяднина -- была мам-кой княжича Ивана IV. Перед смертью Василий III пе-редал ей сына с рук на руки и велел «ни пяди не от-ступать» от ребенка. Семья Овчины была связана узами родства с опекуном Михаилом Глинским, но родство не предотвратило конфликта. Семейный раздор возник на почве политического соперничества. За спиной Овчины стояла Боярская дума, стремившаяся покончить с заси-лием опекунов, за спиной Глинского -- семибоярщина, ко-торой недоставало единодушия.

Фаворит оказал Глинской неоценимую услугу. Будучи старшим боярином думы, он бросил дерзкий вызов ду-шеприказчикам великого князя и добился уничтожения системы опеки над великой княгиней.

Семибоярщина управляла страной менее года. Ее власть начала рушиться в тот день, когда дворцовая стража отвела Михаила Глинского в тюрьму.

ПРАВИТЕЛЬНИЦА ЕЛЕНА ГЛИНСКАЯ

Перед смертью Василий III просил Глинского поза-ботиться о безопасности своей семьи. «Пролей кровь свою и тело на раздробление дай за сына моего Ивана и за жену мою...»¹ -- таково было последнее напутствие вели-кого князя. Князь Михаил не смог выполнить данного ему поручения по милости племянницы, великой княгини.

Австрийский посол Герберштейн объяснял гибель Глин-ского тем, что он пытался вмешаться в интимную жизнь Елены и настойчиво убеждал ее порвать с фаворитом. Герберштейн был давним приятелем Глинского и старал-ся выставить его поведение в самом благоприятном свете. Но он мало преуспел в своем намерении. Об авантюрный похождениях Глинского знала вся Европа. Могло ли мо-ральное падение племянницы в самом деле волновать пре-старелого авантюриста? В этом можно усомниться.

Столкновение же между Овчиной и Глинским всерьёз беспокоило вдову и ставило ее перед трудным выбором. Она либо должна была удалить от себя фаворита и окончательно подчиниться семибоярщине, либо, пожертвовав дядей, сохранить фаворита и разом покончить с жалким положением княгини на вдовьем уделе. Мать Грозного выбрала второй путь, доказав, что неукротимый нрав был фамильной чертой всех членов этой семьи. Елена стала правительницей вопреки ясно выраженной воле Васи-лия III. С помощью Овчины она совершила подлинный переворот, удалив из опекунского совета сначала М. Глин-ского и М. Воронцова, а затем князя Андрея Старицкого.

Поздние летописи объясняли опалу Глинского и Во-ронцова тем, что они хотели держать «под великой кня-гиней» Российское царство, иначе говоря, хотели править за нее государством. Летописцы грешили против истины в угоду царю Ивану IV, считавшему мать законной пре-емницей отцовской власти. На самом деле Глинский и Воронцов правили по воле Василия III, который назначил их опекунами своей семьи. Но с того момента, как Боярская дума взяла верх над семибоярщиной, законность обернулась беззаконием: боярскую опеку над великой княги-1 ней стали квалифицировать как государственную измену.

О Глинском толковали, будто он отравил Василия III и хотел выдать полякам семью великого князя. Но этим толкам трудно верить. На самом деле князь Михаил погиб потому, что был чужаком среди московских бояр. I Уморив Глинского в тюрьме, власти «забыли» наказать Воронцова. Его отправили в Новгород, наделив почетным титулом главного воеводы и наместника новгородского. Подобные действия обнаружили всю пустоту официаль-ных заявлений по поводу заговора Глинского и Во-ронцова.

Самый влиятельный из вождей семибоярщины, Юрьев подвергся аресту еще до того, как взят был под стра-жу Глинский. Но он понес еще более мягкое наказание, чем Воронцов. После недолгого заключения его освободи-ли и оставили в столице. Юрьев заседал в Боярской думе даже после того, как его двоюродный брат бежал в Литву.

Андрей Старицкий, младший брат Василия III, кото-рый владел обширным княжеством и располагал внуши-тельной военной силой, после крушения семибоярщины укрылся в удельной столице городе Старице. Однако сто-ронники Елены не оставили его в покое. Старицкому велели подписать «проклятую» грамоту о верной службе правительнице. Опекунские функции, которыми Васи-лий III наделил брата, были аннулированы.

Живя в уделе, Андрей постоянно ждал опалы. В свою очередь Елена подозревала бывшего опекуна во всевоз-можных кознях. По совету Овчины она решила вызвать Андрея в Москву и захватить его. Удельный князь почу-ял неладное и отклонил приглашение, сказавшись боль-ным. При этом он постарался убедить правительницу в своей лояльности и отправил на государеву службу почти все свои войска. Этой его оплошностью сразу воспользо-вались Глинская и ее фаворит. Московские полки скрыт-но двинулись к Старице. Предупрежденный среди ночи о подходе правительственных войск, Андрей бросился из Старицы в Торжок. Отсюда он мог уйти в Литву, но вместо того повернул к Новгороду. С помощью новгородских дворян бывший глава семибоярщины надеялся одолеть Овчину и покончить с его властью. «Князь великий мал,-- писал Андрей новгородцам,-- держат государство бояре, и яз вас рад жаловати» ². Хотя некоторые дворяне и под-держали мятеж, Андрей не решился биться с Овчиной и, положившись на его клятву, отправился в Москву, чтобы испросить прощение у невестки. Как только удельный князь явился в Москву, его схватили и «посадили в за-точенье на смерть». На узника надели некое подобие же-лезной маски -- тяжелую «шляпу железную» и за полгода уморили в тюрьме. По «великой дороге» от Москвы до Новгорода расставили виселицы, на них повесили дворян, вставших на сторону князя Андрея.

Князь Михаил Глинский и брат великого князя Андрей были «сильными» людьми семибоярщины. Их Овчина наказал самым жестоким образом. Другие же душеприказчики Василия III -- князья Шуйские, Юрьев и Тучков заседали в думе до смерти Елены Глинской. По-видимому, именно в кругу старых советников Василия III созрели проекты важнейших реформ, осуществленных в те годы.

Бояре начали с изменений в местном управлении. Они возложили обязанность преследовать «лихих людей» на выборных дворян -- губных старост, т. е. окружных судей (губой называли округ). Они позаботились также о строи-тельстве и украшении Москвы и провели важную рефор-му денежной системы. Дело в том, что с расширением товарооборота требовалось все больше денег, но запас драгоценных металлов в России был ничтожно мал. Не-удовлетворенная потребность в деньгах вызвала массовую фальсификацию серебряной монеты. В городах появилось большое число фальшивомонетчиков. И хотя виновных жестоко преследовали, секли им руки, лили олово в гор-ло, ничто не помогало. Радикальное средство для устра-нения кризиса денежного обращения нашли лишь в прав-ление Елены Глинской, когда власти изъяли из обраще-ния старую разновесную монету и перечеканили ее по единому образцу. Основной денежной единицей стала се-ребряная новгородская деньга, получившая наименование «копейка» -- на «новгородке» чеканили изображение всадника с копьем (на старой московской деньге чекани-ли всадника с саблей). Полновесная новгородская «копей-ка» вытеснила легкую московскую «сабляницу».

Правление Глинской продолжалось менее пяти лет. Надо сказать, что женщины Древней Руси редко поки-дали мир домашних забот и посвящали себя политической деятельности. Немногим затворницам терема удалось при-обрести историческую известность. В числе их была Еле-на Глинская. Она начала с того, что узурпировала власть, которой Василий III наделил семибоярщину. Без ее со-гласия не могли быть проведены последующие реформы. Но в самом ли деле можно считать ее мудрой правитель-ницей, какой изображали ее царские летописи? Ответить на этот вопрос невозможно из-за отсутствия фактов. Боя-ре ненавидели Глинскую за ее пренебрежение к старине и втихомолку поносили ее как злую чародейку.

В последний год жизни Елена много болела и часто ездила на богомолье в монастыри. Смерть молодой женщины была, как видно, естественной. Правда, австрийский посол Герберштейн по слухам писал об отравлении вели-кой княгини ядом. Но сам же он удостоверился в неос-новательности молвы и, издавая «Записки» во второй раз, не упомянул больше о насильственной смерти Елены. Царь Иван, негодовавший на бояр за непочтение к матери, даже не догадывался о возможном ее отравлении.

Бояре восприняли смерть Елены как праздник. Быв-шие члены семибоярщины честили незаконную правитель-ницу, не стесняясь в выражениях. Один из них, боярин М. Тучков, как утверждал царь Иван, произнес «на пре-ставление» его матери многие надменные «словеса» и тем уподобился ехидне, отрыгающей яд.

ДЕТСТВО ИВАНА

После смерти великой княгини Елены Глинской власть перешла в руки членов семибоярщины, поспешивших рас-правиться с князем Овчиной. Опекуны были единодушны в своей ненависти к временщику. Но их согласию вскоре пришел конец.

С гибелью Андрея Старицкого старшим среди опеку-нов стал князь Василий Васильевич Шуйский. Этот боя-рин, которому было более 50 лет, женился на царевне Анастасии, двоюродной сестре малолетнего великого кня-зя Ивана IV. Став членом великокняжеской семьи, князь Василий захотел устроить жизнь, приличную его новому положению. Со старого подворья он переехал жить на двор Старицких.

Царь Иван говаривал, будто князья Василий и Иван Шуйские самовольно приблизились к его особе и «тако воцаришася» ⁴. Но так ли было в действительности? Ведь Шуйские стали опекунами малолетнего Ивана по воле великого князя!

Будучи членами одной из самых аристократических русских фамилий, Шуйские не пожелали делить власть с теми, кто приобрел влияние благодаря личному распо-ложению Василия III. Раздор между «принцами крови» (так Шуйских называли иностранцы) и старыми совет-никами Василия III (боярами Юрьевым, Тучковым и думными дьяками) разрешился смутой. Через полгода после смерти правительницы Шуйские захватили ближне-го дьяка Федора Мишурина и предали его казни. Вскоре же они довершили разгром семибоярщины, начатый Еле-ной. Боярин и регент М. В. Тучков отправился в ссылку в деревню. Его двоюродный племянник В. М. Юрьев про-жил менее года после описанных событий. Ближайший союзник Тучкова в думе боярин И. Д. Вельский подверг-ся аресту и попал в тюрьму. Торжество Шуйских довер-шено было низложением митрополита Даниила, сподвиж-ника Василия III.

Победа Шуйских была полной, но кратковременной. Старый князь Василий умер в самый разгар затеянной им смуты. Он пережил Мишурина на несколько недель. Младший брат Иван Шуйский не обладал ни авторите-том, ни опытностью старшего. В конце концов он рассо-рился с остальными боярами и перестал ездить ко двору.

Противники Шуйских воспользовались этим, выхлопотали прощение Ивану Вельскому и вернули его в столицу, а Ивана Шуйского послали во Владимир с полками. Но опекун не пожелал признать свое поражение. Он под-нял мятеж и явился в Москву с многочисленным отрядом дворян. Мятежники низложили митрополита Иоасафа, а князя Вельского сослали на Белое озеро и там тайно умертвили.

Когда князь Иван, последний из душеприказчиков Ва-силия III, умер, во главе партии Шуйских встал, князь Андрей Шуйский. Он лишился поддержки бояр и был убит в конце 1543 г. Правлению Шуйских пришел конец. В то время великому князю едва исполнилось 13 лет. _;

Иван потерял отца в три года, а в семь с цоловиной лет остался круглым сиротой. Его четырехлетний брат Юрий не мог делить с ним детских забав. Ребенок был глухонемым от рождения. Достигнув зрелого возраста, Иван не раз с горечью вспоминал свое сиротское детство. Чернила его обращались в желчь, когда он описывал оби-ды, причиненные ему -- заброшенному сироте -- боярами. Описания царя столь впечатляющи, что их обаянию под-дались историки. На основании царских писем В. О. Клю-чевский создал знаменитый психологический портрет Ива-на-ребенка. В душу сироты, писал он, рано и глубоко врезалось чувство брошенности и одиночества. Безобраз-ные сцены боярского своеволия и насилий, среди которых рос Иван, превратили его робость в нервную пугливость. Ребенок пережил страшное нервное потрясение, когда боя-ре Шуйские однажды на рассвете вломились в его спаль-ню, разбудили и испугали его. С годами в Иване разви-лись подозрительность и глубокое недоверие к людям.

Насколько достоверен образ Ивана, созданный рукой талантливого художника? Чтобы ответить на этот вопрос, надо вспомнить, что Иван рос окруженный материнской лаской до семи лет и именно в эти годы сформирова-лись основы его характера. Опекуны, пока были живы, не вмешивали ребенка в свои распри, за исключением того случая, когда приверженцы Шуйских арестовали в присутствии Ивана своих противников, а заодно митропо-лита Иоасафа. Враждебный Шуйским летописец замеча-ет, что в то время в Москве произошел мятеж и «государя в страховании учиниша». Царь Иван велел сделать к тексту летописи дополнениея, которые значительно уточнили картину переворота. При аресте митрополита бояре «с шумом» приходили к государю в постельные хоромы. Мальчика разбудили «не по времени» -- за три часа до света -- и петь «у крестов» заставили. Ребенок, как вид-но, даже и не подозревал о том, что на его глазах произо-шел переворот. В письме к Курбскому царь не вспомнил о своем мнимом «страховании» ни разу, а о низложении митрополита упомянул .мимоходом и с полным равноду-шием: «да и митрополита Иоасафа с великим безчестием с митрополии согнаша» ². Как видно, царь попросту за-был сцену, будто бы испугавшую его на всю жизнь. Мож-но думать, что непосредственные ребяческие впечатления, по крайней мере лет до 12, не давали Ивану никаких серьезных оснований для обвинения бояр в непочтитель-ном к нему отношении.

Поздние сетования Грозного производят странное впе-чатление. Кажется, что Иван пишет с чужих слов, а не на основании ярких воспоминаний детства. Царь много-словно бранит бояр за то, что они расхитили «лукавым умышлением» родительское достояние -- казну. Больше всех достается Шуйским. У князя Ивана Шуйского, зло-словит Грозный, была единственная шуба, и та на ветхих куницах,-- то всем людям ведомо; как же мог он обза-вестись златыми и серебряными сосудами; чем сосуды ковать, лучше бы Шуйскому шубу переменить, а сосуды куют, когда есть лишние деньги.

Можно допустить, что при великокняжеском дворе были люди, толковавшие о шубах и утвари Шуйских. Но что мог знать обо всем этом десятилетний князь-си-рота, находившийся под опекой Шуйских? Забота о со-хранности родительского имущества пришла к нему, ко-нечно же, в более зрелом возрасте. О покраже казны он узнал со слов «доброхотов» много лет спустя.

Иван на всю жизнь сохранил недоброе чувство к опе-кунам. В своих письмах он не скрывал раздражения против них. Припомню одно, писал Иван, как, бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Шуйский си-дит на лавке, опершись локтем о постель покойного отца и положив ноги на стул, а на нас и не смотрит. Среди словесной шелухи мелькнуло, наконец, живое воспомина-ние детства. Но как превратно оно истолковано! Воскре-сив в памяти фигуру немощного старика, сошедшего вско-ре в могилу, Иван начинает бранить опекуна за то, что тот сидел, не «преклонялся» перед государем -- ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга перед своим господином. «Кто же может перенести такую гордыню?» -- этим вопросом завершает Грозный свой рассказ о правлении Шуйских.

Бывший друг царя Курбский, ознакомившись с его письмом, не мог удержаться от иронической реплики. Он высмеял неловкую попытку скомпрометировать бывших опекунов и попытался растолковать Ивану, сколь непри-лично было писать «о постелях, о телогреях» (шубах Шуйских) и включать в свою эписголию «иные бесчис-ленные яко бы неистовых баб басни» ³.

Иван горько жаловался не только на обиды, но и на «неволю» своего детства. «Во всем воли несть,-- сетовал он,-- но вся не по своей воли и не по времени юности». Но можно ли было винить в том лукавых и прегордых бояр? В чинных великокняжеских покоях испокон веку витал дух Домостроя, а это значит, что жизнь во дворце подчинена была раз и навсегда установленному порядку. Мальчика короновали в три года, и с тех пор он должен был часами высиживать на долгих церемониях, послушно исполнять утомительные, бессмысленные в его глазах ри-туалы, ради которых его ежедневно отрывали от увлека-тельных детских забав. Так было при жизни матери, так продолжалось при опекунах.

По словам Курбского, бояре не посвящали Ивана в свои дела, но зорко следили за его привязанностями и спешили удалить из дворца возможных фаворитов. Со смертью последних опекунов система воспитания детей в великокняжеской семье неизбежно должна была изменить-ся. Патриархальная строгость уступила место попусти-тельству. Как говорил Курбский, наставники «хваляще (Ивана), на свое горшее отрока учаще». В отроческие годы попустительство наносило воспитанию Ивана боль-ший ущерб, чем мнимая грубость бояр.

Иван быстро развивался физически ив 13 лет выгля-дел сущим верзилой. Посольский приказ официально объ-явил за рубежом, что великий государь «в мужеский возраст входит, а ростом совершенного человека (!) уже есть, а з божьего волею помышляет ужо брачный за-кон приыяти». Дьяки довольно точно описали внешние приметы рослого юноши, но они напрасно приписывали ему степенные помыслы о женитьбе.

Подросток очень мало напоминал прежнего мальчика» росшего в «неволе» в строгости. Освободившись от опеки и авторитета старейших бояр, великий князь предался диким потехам и играм, которых его лишали в детстве. Окружающих поражали буйство и неистовый нрав Ивана. Лет в 12 он забирался на островерхие терема и спихивал «с стремнин высоких» кошек и собак, «тварь бессловес ную». В 14 лет он «начал человеков ураняти». Кровавые, забавы тешили «великого государя». Мальчишка отчаянно безобразничал. С ватагой сверстников, детьми знатнейших бояр, он разъезжал по улицам и площадям города, топ-тал конями народ, бил и грабил простонародье, «скачюще и бегающе всюду неблагочинно».

С кончиною опекунов и приближением совершенноле-тия великого князя бояре все чаще стали впутывать мальчика в свои распри. Иван живо помнил, как в его присутствии произошла потасовка в думе, когда Андрей Шуйский и его приверженцы бросились с кулаками на боярина Воронцова, стали бить его «по ланитам», оборва-ли на нем платье, «вынесли из избы да убить хотели» и «боляр в хребет толкали». Примерно через полгода после инцидента в доме один из «ласкателей» подучил великого князя казнить Андрея Шуйского. Псари набро-сились на боярина возле дворца у Курятных ворот, уби-тый лежал наг в воротах два часа. «От тех мест,-- записал летописец,-- начали боляре от государя страх имети и послушание» ⁴. Прошли долгие и долгие годы, преж-де чем Иван IV добился послушания от бояр, пока же он сам стал орудием в руках придворных. Они, как пи-сал Курбский, «начата подущати его и мстити им (Ива-ном) свои недружбы, един против другого» ⁵.

Примерно в одно время с кончиной последнего из опекунов умер «дядька» и воспитатель великого князя конюший Иван Иванович Челяднин. Старый уклад жизнд в великокняжеской семье окончательно рухнул. Много позже Иван любил упрекать бояр, не сподобивших госу-дарей своих «никоего промышления доброхотного». Нас с единородным братом Юрием, жаловался он, стали питать как иностранцев или же как «убожайшую чадь», как тог-да пострадали мы «во одеянии и в алчбе»; сколько раз вовремя не давали нам поесть! Как же исчесть такие многие бедные страдания, каковые перестрадал я в юно-сти? -- патетически восклицал Иван. Несомненно, в его жалобах, как эхо, звучали живые воспоминания юности.Но вот вопрос, к каким годам они относились? Можно азать почти наверняка, что ко времени, когда Иван избавился от всякой опеки и стал жить в «самовольстве» «Ласкающие пестуны», стараясь завоевать располо-жение мальчика, не слишком принуждали его к учению. Наказать его за безобразия или заставить вовремя поесть они попросту не могли.

ЦАРСКИЙ ТИТУЛ

Василий III велел боярам, как мы уже говорили, «беречь» сына до 15 лет, после чего должно было начаться его самостоятельное правление. 15 лет -- пора совершенноле-тия в жизни людей XVI столетия. В этом возрасте дво-рянские дети поступали «новиками» на военную службу, а дети знати получали низшие придворные должности. Василий III возлагал надежды на то, что назначенные им опекуны приобщат наследника к делам управления. Но опекуны сошли со сцены, не завершив главного поручен-ного им дела. В 15 лет Иван IV оказался малоподготов-ленным к исполнению функций правителя обширной и мо-гуществен еой державы, а окружали его случайные люди. Неудивительно, что свое совершеннолетие Иван IV ознаменовал лишь опалами да казнями. Едва отпраздновав день рождения, великий князь велел отрезать язык Афа-насию Бутурлину за какие-то невежливые слова. Че-рез месяц объявил опалу сразу пятерым знатнейшим боя-рам.

Боярская дума просила 15-летнего великого князя от-правиться с полками на татар. Выступив в поход, Иван предался всевозможным потехам. Будучи в военном лаге-ре, он пашню пахал вешнюю, сеял гречиху, на ходулях ходил и в саван наряжался. Бояре вынуждены были де-лить царские забавы. Прошло несколько дней, и трем боярам, сеявшим с Иваном гречиху, посекли головы. По какой причине погибли видные воеводы, никто не знал толком. Скорее всего их погубило «супротисловие» вели-кому князю.

Начало самостоятельного правления Ивана IV о было актом большого политического значения. Русского государства принял титул царя.

Люди средневековья представляли мировую политичен скую систему в виде строгой иерархии. Согласно византийской доктрине, центром вселенной была Византия, воспринявшая наследие Римской империи. Русь познако-милась с византийской доктриной еще при киевских! князьях. Помнили ее и в московские времена. В XIV в. московских великих князей титуловали иногда столыш-1 ками византийского «царя». Конечно, чин этот лишен был в то время какого бы то ни было политического смысла.

Страшный татарский погром и установление власти Золотой Орды включили Русь в новую для нее политическую систему -- империю великих монгольских ханов, владевших половиной мира. Русские князья, получавшие теперь родительский стол из рук золотоордынских ханов, перенесли титул «царя» на татарских владык.

Московские князья давно именовали себя «великими князьями всея Русии», но только Ивану III удалось окончательно сбросить татарское иго и из князяподручника стать абсолютно самостоятельным сувереном-«самодержцем». Падение Золотой Орды и крушение Византииско империи в 1453 г. положили конец как вполне реальной зависимости Руси от татар, так и старым представлениям русских относительно высшей власти греческих «царей».

Ситуация в Восточной Европе претерпела радикаль-ные перемены после того, как вместо слабой, раздроб-ленной, зависевшей от татар Руси появилось мощное еди-ное государство. Русское политическое сознание отразило происшедшие перемены в новых доктринах, самой извест-ной из которых стала теория «Москва -- третий Рим», согласно которой московские князья выступали прямыми преемниками властителей «второго Рима» -- Византий-ской империи. Уже дед Грозного именовал себя «царем всея Русии». Правда, он воздержался от официального принятия этого титула, не рассчитывая на то, что сосед-ние государства признают его за ним (Иван III употреб-лял его только в сношениях с Ливонским орденом и не-которыми немецкими князьями).

О коронации 16-летнего внука Ивана III бояре не сразу известили иностранные государства. Лишь через два года польские послы в Москве узнали, что Иван IV «царем венчался» по примеру прародителя своего Мономаха и то имя он «не чужое взял». Выслушав это чрезвы-чайно важное заявление, послы немедленно потребовали представления им письменных доказательств. Но хитроум-ные бояре отказали, боясь, что поляки, получив пись-менный ответ, смогут обдумать возражения и тогда спо-рить с ними будет тяжело. Отправленные в Польшу гонцы постарались объяснить смысл московских перемен так, чтобы не вызвать неудовольствия польского двора. Ныне, говорили они, землею Русскою владеет государь наш один, потому-то митрополит и венчал его на царство Мо-номаховым венцом. В глазах московитов коронация, та-ким образом, символизировала начало самодержавного правления Ивана на четырнадцатом году его княжения.

Ивана короновали 16 января 1547 г. После торжест-венного богослужения в Успенском соборе в Кремле митрополит Макарий возложил на его голову шапку Мономаха -- символ царской власти. Первые московские князья в .своих завещаниях неизменно благословляли наследни-ков «шапкой золотой» -- короной своей московской вот-чины. Великокняжеская корона в их духовных не фигу-рировала. Ею распоряжалась всесильная Орда. Когда Русь покончила с тяжким татарским игом, повелители могущественной державы продолжали украшать свою го-лову прадедовской «золотой шапкой», но теперь они именовали ее шапкой Мономаха. Любознательный австри-ец Герберштейн видел шапку на Василии III. Она была, расшита жемчугом и нарядно убрана золотыми бляшками дрожавшими при любом движении великого князя. Как видно, шапка была скроена по татарскому образцу, Но после падения Орды восточный покрой вышел из моды; По поводу происхождения шапки Мономаха сложена была такая легенда. Когда Мономах совершил победонос-ный поход на Царьград, его дед император Константин (на самом деле давно умерший) отдал внуку порфиру со своей головы, чтобы купить у него мир. От Мономаха императорские регалии перешли к московским государям.

Официальные летописи изображали дело так, будто 16-летний юноша по собственному почину решил короно-ваться шапкой Мономаха и принять царский титул. Мит-рополит и бояре, узнав о намерении государя, заплака-ли от радости, и все было решено. В действительности инициатива коронации принадлежала не Ивану, а тем лю-дям, которые правили его именем. Ко времени коронации наибольшим влиянием при дворе пользовались бабка ве-ликого князя Анна и его дядя Михаил Васильевич Глин-ский.

Брак Василия III с Еленой Глинской выдвинул Глин-ских в первые ряды столичного боярства. Но после ги-бели опекуна Михаила Львовича и смерти правительницы Елены Глинские многие годы оставались на вторых ролях. Положение переменилось, когда их племянник Иван дос-тиг совершеннолетия. Старший из братьев Глинских Ми-хаил Васильевич немедленно же заявил претензии на ти-тул конюшего боярина, рассчитывая занять в государстве такое же высокое положение, какое занимал конюший Овчина в правление Елены Глинской. Титул конюшего служил предметом постоянных домогательств со стороны самых могущественных лиц в государстве. После Овчины он перешел к воспитателю великого князя И.И. Челяднину, а от него -- к И.П. Челяднину-Федорову. Михаил повел дело так ловко, что добился смертного приговора для Челяднина. По приказу Ивана IV Челяднина «обо-драли» донага и передали в руки палача. Но тот заслужил помилование полным смирением. Несколько месяцев спус-тя великий князь приказал убить двух своих сверстни-ков--братьев князей Ивана Дорогобужского и Федора Овчинина. Одного из них посадили на кол, а другому отрубили голову на льду замерзшей реки. Кровавая рас-права не была следствием мальчишеской ссоры. Как сви-детельствуют летописи, знатных дворян убили по повеле-нию Михаила Глинского и матери его княгини Анны. Глинские сполна рассчитались со старым конюшим И.П. Челядниным. Они отняли у него не только все его титулы, но и единственного наследника пасынка князя Дорогобужского.

Затеяв коронацию, родня царя добилась для себя круп-ных выгод. Бабка царя Анна с детьми получила обшир-ные земельные владения на правах удельного княжества. Князь Михаил был объявлен ко дню коронации конюшим, а его брат князь Юрий стал боярином.

Едва ли можно согласиться с мнением, что коронация Ивана IV и предшествовавшие ей казни положили конец боярскому правлению. В действительности произошла все-го лишь смена боярских группировок у кормила власти. Наступил кратковременный период господства Глинских.

В глазах же царя и большинства его подданных пе-ремена титула стала начальной вехой самостоятельного правления Ивана IV. Вспоминая те дни, царь писал впос-ледствии, что он сам взялся строить свое царство и «по божьей милости начало было благим»¹. Благодаря царско-му титулу Иван IV вдруг явился перед своими поддан-ными в роли преемника римских кесарей и помазанника божьего на земле. Но недолго тешился Иван блеском без труда приобретенного могущества. Жизнь вскоре препода-ла ему жестокий урок. Воспитанник дворцовых теремов шрхо знал собственный народ. Он видел испуганных людей, когда для потехи топтал лошадьми рыночную толпу; видел радостные лица в торжественные праздники. Но у юкорного народа было и другое лицо. Вскоре царю до-велось увидеть и его.

МОСКОВСКОЕ ВОССТАНИЕ

К середине XVI в. население России едва ли превышало 8--10 млн. человек. Большая часть его жила в крохотных деревнях, разбросанных по бескрайней Восточно-Европейской равнине. И именно в этих деревнях шла незаметная работа, подготовлявшая расцвет государства. Крестьяне поднимали новь, колонизовали необжитые окраины--«Дикое поле». Первая половина столетия оказалась временем относительно благополучным для сельского населения. Неурожаи случались часто, но они не захватывали всю страну разом и не имели катастрофических последствий. Феодалы отягощали крестьян всевозможными повинностями, но еще не пытались прикрепить их к земле и лишить права выхода в Юрьев день.

В аграрной России численность горожан не превышала 2% всего населения страны. Города служили центром ремесленного производства и торговли. В условиях господства натурального хозяйства товарное обращение, как правило, не выходило за рамки местного рынка. Страна еще не преодолела экономическую разобщенность, доставшуюся ей в наследство от периода феодальной раздробленности. Тем не менее города переживали расцвет. Количество жителей в них увеличивалось. Особенно быстро росла Москва. Иностранцы сравнивали русскую столицу с крупнейшими городами Западной Европы. По очень неточным подсчетам современников, в Москве насчитывав лось около 100 тыс. человек. На втором месте после Москвы стоял Новгород с населением в 25--30 тыс. человек. Прочие русские города далеко уступали Москве и Новго-роду. С падением феодальной республики Новгород Великий утратил былое торгово-промышленное могущество. Для жизни городов характерны были глубокие социальные контрасты. Богатая купеческая верхушка постоянно находилась в раздоре с неимущими низами. Поборы с городов служили одним из главных источников пополнения государственной казны, но власти облагали горожан не только денежными данями, но и тяжкими натуральными повинностями. В военное время города должны были снаряжать в поход отряды воинов, вооруженных огнестрельным оружием. Вопрос о том, кому нести воинскую по-винность, всегда служил предметом спора между богатьн ми купцами и черным людом. Подобный спор произошел в Новгороде в самом начале Казанской войны. Прислан-ные в царский лагерь в Коломну новгородские стрельцы пытались искать справедливости у молодого государя. Когда Иван выехал из лагеря на прогулку, они попробо-вали вручить ему жалобу. Великий князь велел челобит-чикам убираться прочь. Дворяне принялись расчищать го-сударю путь. Тогда новгородцы забросали их комьями грязи и подняли пальбу из пищалей (ружей). На поле брани замертво легло более десяти человек, многие полу-чили раны. Дворянам не удалось одолеть стрельцов, и ве-ликий князь вынужден был пробираться к своему стану кружным путем. Иван хорошо запомнил коломенский бунт и много лет спустя, просматривая старые летописи, включил в них рассказ о строптивых новгородцах.

Через полгода после бунта Иван явился в Новгород собственной персоной. Его сопровождало 4 тыс. воинов. Великий князь, повествует местный книжник, «смирно и тихо пожи в Новгороде три дни, а после трех день все его войско начя быти спесиво». Новгородцев раздражала, впрочем, не столько «спесь» московского воинства, сколь-ко московские поборы. Горожане должны были заплатить великому князю 3 тыс. золотых «поклону».

Из Новгорода великий князь отправился в Псков, жи-тели которого с нетерпением ждали его приезда, чтобы найти управу на городских бояр-наместников. В Пскове Иван тешился тем, что гонял на ямских, а не «управил своей вотчины ничего». И здесь посадские люди лишь претерпели великие убытки и волокиту. Но они не теряли надежды и после отъезда Ивана послали к нему много-численную делегацию с жалобой. Челобитчики застали царя на отдыхе в одном из дворцовых сел. Раздосадован-ный Иван велел арестовать крамольных горожан и «бесчествовал» их: обварил кипящим вином, свечою сжег во-лосы и опалил бороды. Вслед за тем жалобщиков раздели Донага и уложили на землю. Неизвестно, чем все это мог-ло кончиться, если бы не случай. Царю сообщили о вне-запном падении большого кремлевского колокола, и он Умчался в Москву подивиться чуду. Псковичи вернулись ни с чем, и их рассказы дали горожанам новую пищу Для недовольства. В Пскове с минуты ыа минуту ждали возмущения. Местный воевода в страхе бежал из города прочь. Вскоре в псковской земле вспыхнуло восстание. В руках восставших оказалась мощная пограничная крепость -- город Опочка. Сидевший в городе государев дьяк был брошен в тюрьму. События в Опочке настолько встре-вожили московские власти, что те поспешили направить в Псков крупные военные силы. Двухтысячная новгород-ская рать заняла мятежную крепость. Выступление пско-витян было подавлено.

Между тем недовольство захлестнуло вслед за Пско-вом Москву и Новгород. Новгородский архиепископ посы-лал в Москву отчаянные письма, сообщая, что от «раз-бойников» на новгородских дорогах нет ни проходу, ни проезду. Но столица была поглощена своими заботами. В Москве назревало восстание.

Приход к власти Глинских осложнил обстановку в стране. Подобно предшествующим боярским правительст-вам, новые временщики грабили казну и облагали горожан тяжелыми денежными поборами. Глинские долго были не у дел и теперь старались наверстать упущенное. В корот-кое время они успели снискать общую ненависть. В цар-ствующем граде Москве и по всей стране, повествует ле-тописец, умножились неправды от вельмож, творивших насилия, судивших неправедно по мзде и облагавших на-селение тяжелыми данями. Слуги Глинского вели себя в столице как завоеватели. «Черным» людям от них было «насилство и грабеж».

В жаркие летние месяцы 1547 г. в Москве произошли крупные пожары, ускорившие развязку. Множество горо-жан лишились имущества и крова. Обездоленные винили во всем Глинских.

Восстание в Москве началось 26 июня 1547 г., когда вооруженные горожане ворвались в Кремль и потребовали выдать им Глинских на расправу. Бояре пытались успоко-ить народ, но успеха не добились. Великому государю, присутствовавшему на богослужении в Успенском соборе, пришлось испить чашу унижения до дна. Разгневанные посадские люди выволокли из собора его дядю Юрия Глинского и тут же на площади забили каменьями. Народ разграбил дворы Глинских, перебил их вооруженных слуг «бесчисленно», а заодно и многих государевых дворян. Царю пришлось «утещи» со всем двором в подмосковное село Воробьеве. Но село оказалось для царской семьи ненадежным убежищем. На третий день мятежа московский палач скликал на площадь огромную толпу. Пострадавшие от пожара горожане громко кричали, что Москву «попалили колдовством», что виною всему бабка царя «Волхова» Анна -- она вынимала из людей сердца, мочи-ла их в воде и той водой, летая сорокой, кропила город. Разъяренная толпа «скопом» двинулась в Воробьево, что-бы разделаться с ненавистными правителями.