Национальная политика царского правительства в Беларуси в период с конца ХVІІІ по первую половину ХІХ века

Еврейское население, которое традиционно жило замкнутыми кагалами, не причиняла особых трудностей для власти в делах установления в крае «русского начала», как это было с польским и белорусским. Поэтому в рассматриваемый период больше нет существенных мероприятий властей в еврейском вопросе.

В 40-50-х годах власти попробовали взять под контроль просвещение еврейского населения, установить наблюдение за действиями многочисленных домашних учителей-меломедов. По указу 1844г. в городах создавались казённые еврейские училища с программами русского направления [25, с. 19].

Переселение евреев имело тяжёлые для них последствия, поскольку многих из них теряли средства для существования (аренду земли, корчмы и т.д.). Поставленные в безвыходное положение, некоторые еврейские семьи из Могилёвской, Витебской губернии просили переселить их в Новороссийский край для занятия земледелием. Многие распродавали имущество и выезжали тайно. Но в данном случае политика правительства, как получается из вышесказанного, ограничивала права скорее сословные, а не национальные права.

Примечательно, что Екатерина ІІ, установившая печально знаменитую черту оседлости и двойное налогообложение для евреев, и Александр І, запретивший производство и продажу евреям алкогольных напитков и разрабатывавший проекты о привлечении евреев к военной службе, в основном фигурировали в еврейском фольклоре в качестве добрых и справедливых государей. Последнее связано с тем высоким смыслом, которым метафора «царя» как символической репрезентации власти небесной обладала в еврейской традиции [13, с. 92].

Татары

На исторических землях Великого княжества Литовского в течение шести столетий проживала этническая группа восточного происхождения, традиционно называемая «татарами». И после второго и третьего раздела Речи Посполитой на присоединённых к империи землях оказалось мусульманское население. Ревизия 1795 года показала, что в Слонимской и Виленской губерниях проживали 2332 татарина, которые имели свои мечети и общины [39, с. 40 - 41]. К моменту третьего раздела Речи Посполитой (1795 г.) на землях Беларуси и Литвы находилось 23 мечети и 65 молитвенных домов. Мечети были в основном в деревнях. К наиболее древним относились приходы в Некрашунцах под Лидой (1415 г.), в Ловчицах под Новогрудком (1420 г.) [5, с. 7].

Но живя в течение столетий рядом с белорусами, поляками и литовцами, это изначально разнородное в этническом и культурном отношении население не смогло сохранить свою этническую и языковую самостоятельность. К XIX в. они в большинстве своем перестали считать себя татарами: «Мы не татары, но шляхта мусульмане, - говорили они, - и татарами нас называют только крестьяне». Среди основных причин потери языка и этнической самобытности следует назвать смешанные браки мусульман с христианками; социальную разнородность литовских татар, их немногочисленность, изолированность от родного края, а также отсутствие интердиалектного варианта языка для обслуживания религиозных обрядов. Ислам, являясь объединяющим началом всего татарского, опирался на арабский, не понятный для татар, и не мог, таким образом, способствовать сохранению родного языка.

В начале XIХ века правительство пыталось подчинить мусульманское население белорусско-литовских губерний Оренбургскому духовному правлению, но эта попытка вызвало недовольство татарским населением [39, с. 40 - 41]. Но несмотря на это в начале XIX века количество мечетей, действовавших в былой Речи Посполитой, уменьшилось в сравнении с предыдущим периодом [5, с. 7].

В 1797-1825 гг. политика царского правительства, в том числе и к населению нехристианских конфессий была не последовательной и осторожной [39, с. 40 - 41]. Таким примером может быть следующие события. 20 января 1797 г. вышел именной указ Павла I, в котором (при составлении «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи») император распорядился «князей татарских в число княжеских родов не включать». А уже в новом указе от 12 ноября 1797 г. он все же распорядился «все роды князей, в самые древнейшие еще времена вошедшие в число княжеских фамилий и внесенные в родословные в Бархатной книге, хотя оные первоначально произошли от князей татарских, вносить в список князей российских». Разумеется, далеко не всем татарским княжеским родам удалось преодолеть многочисленные препятствия на пути к утверждению в княжеском достоинстве. Многие из родов, доказавших дворянство в депутатских собраниях своих наместничеств и губерний в конце XVII - начале ХIХ в. были затем утверждены в дворянстве без титула и даже совсем исключены из родословной книги (в первую очередь последнее касалось ветвей и целых родов, сохранивших мусульманское вероисповедание). Нередки были случаи, когда из нескольких семей, восходивших к общему родоначальнику, одна (чаще всего, давно христианская, сохранившая имения с крепостными крестьянами) добивалась утверждения в княжеском достоинстве. А ее единородцы, сохранившие мусульманство и обедневшие, оставались в подушном окладе, среди государственных крестьян и не могли представить доказательств, удовлетворявших Герольдию (хотя теоретически сохраняли право дальнейшего доказательства дворянства).

Далее политика в отношении мусульманского народа ужесточается. Строительство и ремонт мечетей контролируются царской властью, о чем свидетельствуют документы Национального исторического архива Республики Беларусь. К этому времени уже сложился комплекс указов, регламентирующий строительство мечетей.

В 1829 г. появляется циркулярный лист департамента государственного хозяйства и общественных построений Министерства внутренних дел «О правилах постройки татарских мечетей». Позже все требования по поводу строительства мечетей были объединены в «Уставе строительном» (1857 г.). В нем имеется отдельный раздел, который так и называется «О построении магометанских мечетей». Согласно статьям 260-265 «Устава», мечети разрешалось строить «не иначе, как по представлениям от приходов и приходских чинов магометанскому духовному начальству... и с утверждением начальства губернского»; построить мечеть могли только те общины, где было не менее чем 200 мужчин-мусульман, а мечеть и мулла находились на содержании у общины; проекты зданий должны были утверждаться местными губернскими правлениями [5, с. 8].

Русские

В конце XVIII и в XIX веках на белорусские земли активно переселялись русские помещики, чиновники, рабочие, крестьяне, покупавшие земли у помещиков и казны.

Присоединение Беларуси к Российской империи открыла новые пути для увеличения русской диаспоры на Беларуси. Русификаторская политика царских властей способствовала активному развитию здесь русского землевладения. Целый ряд польских поместий был конфискован и отдан во владение русским дворянам. Русские переселенцы занимали в первую очередь ключевые посты в аппарате царской администрации, а также в составе военных гарнизонов. В середине XIX века в Западной Беларуси начали активно селиться великороссийские чиновники, которые жили здесь в основном в крупных городах (Вильно, Гродно, Брест, Пинск). Но всё же до конца 1861 года новых переселенцев из России было немного, где-то около 10 тысяч человек [42, с. 162]. Основную массу русского населения на территории Беларуси занимали староверы.

Также переселения из России на протяжении ХIХ - начала ХХ в. были связаны с экономическим развитием белорусских губерний, строительством железных и шоссейных дорог.

Поляки

Интерес правительства обращался не только на евреев, татар, но и на поляков, проживавших на присоединённой территории. Это проявлялось в образе указов, распоряжений и др.

После раздела Речи Посполитой процесс полонизации местного белорусского населения не прекратился. Наоборот, в конце XVIII - начала XIХ веков на территории бывшей Речи Посполитой наблюдался процесс консолидации всех национальных и демократических сил, росло недовольство реакционной политикой русского самодержавья. Разделение греко-католической церкви (1839 г.) углубили раскол белорусского народа: большая часть его была присоединена к православной (русской) вере, другая часть перешла в католичество. Российская власть и польские националисты рассматривали белорусов как этнографический материал, разделяя его по конфессиональному принципу на русских (православных) и поляков (католиков). В категорию поляков стали записывать так же местное окатоличенное крестьянство [42, с. 167].

Украинцы

Исторические документы не всегда выделяют украинское население в Беларуси как отдельный этнос, оно часто отождествляется с белорусами под одним названием «русинами» и людей одинаковой (православной или униатской веры. Однако традиционно-бытовая культура украинских переселенцев, приток которых значительно повышался в годы стихийных бедствий и неурожая, определялась самобытными чертами, что отличала их от белорусского населения [42,с. 170].

Цыгане

Расширяя свои территории Российская империя получила новые этнические группы, в том числе и этническую группу цыган, проживавших на присоединённых территориях. Кочевой образ жизни характерен для цыган и отличает их от многих других народов. Российское правительство всячески боролось с цыганским традиционным кочевьем. По официальным документам эта борьба началась с 21 декабря 1783 года. В Указе императрицы Екатерины II о цыганах говорилось: «…дабы все они в удобных местах поселены были… и праздно нигде отнюдь не шатались». Однако никаких серьёзных мер по закрепощению российских цыган так и не проводилось. Напротив, им разрешили приписываться к крестьянскому сословию и соответственно взимать с них сообразные сословию налоги и подати. Цыганам разрешалось также приписывать себя к другим сословиям (кроме, конечно, дворянского, и при соответствующем образе жизни). Эта политика дала свои плоды. В сенатском указе 1800 года говорится, что в некоторых губерниях «цыгане вышли в купцы и мещане». Не только в Москве и крупных городах, но и в провинции появились оседлые цыгане, некоторые из которых были очень богаты. В течение XIX века происходил неуклонный процесс интеграции и оседания русских цыган, обычно связанный с ростом финансового благополучия семей. Появилась прослойка профессиональных артистов.

На протяжении 1772-1825 гг. национальная политика царского правительства в отношении меньшинств, проживающих в белорусско-литовских губерниях, не была ярко очерченной. Конкретные проявления этой политики менялись в зависимости от требований времени или субъективного мнения императоров. Однако неизменной оставалась её сущность: укрепление России на новоприсоединенных землях, установление главенствующей роли православия на этой территории, подчинение всех категорий населения правительству российских императоров [36, с. 75].

4. Влияние национальной политики государства на самоидентификацию населения

Проблематика, связанная с национальной принадлежностью и самоидентификацией, всё больше притягивает своим вниманием исследователей. Национальность людей минувших эпох в некоторых случаях определялась по конфессиональной или сословной принадлежности, языку. При изучении данного вопроса следует уделить внимание и на другое содержание, какое вкладывали люди той эпохи в такие понятия, как «народ», «нация», «люд», на различие форм идентичности и самоопределения того времени от современных [8, с. 30].

Одним из представителей краёвого течения в общественно-политическом движении, Тадевушем Урублевским, было написано в начале ХХ века, что «до конца ХVІІІ века понятие народа и нации в современном понимании этого слова не существовало. Только малая щепотка людей, что пользовалась политическими привилегиями, могла принимать участие в культурной жизни и пользоваться его наследием. Эта группа людей и представляла тогда народ» [8, с. 31]. В феодальных обществах под «нацией» понимали совокупность привилегированных сословий, чаще всего этнично неоднородные [44, с. 25].

Первые проявления формировании нации современного типа можно зафиксироваль в конце ХVІІІ века. Это совпало с разделом Речи Посполитой и вхождением территории Беларуси в состав Российской империи. А так как этот процесс происходил согласно французской просветительской политическо-общественной модели, то раздел некогда единого государства избавили элиту важного инструмента в формировании политическо-общественной нации - государства. Это привело к тому, что замедлился процесс формировании нации, а затем и вовсе остановился [8, с. 33].

В ХІХ веке происходило перерождение национального творческого процесса. И как итог среди шляхты на землях былого ВКЛ ещё больше повышается интерес к польским традициям [8, с. 33]. Но интерес к древней истории Речи Посполитой, которая увеличивалась в начале ХІХ века, романтический интерес к языку простого народа пробудили интерес не только к польскому, но и к старобелорусскому языку, народному говору, истории ВКЛ. Среди образованной части населения увеличивается чувство отделённости от «караняжаў».

Таким образом, поляризация нациотворческого процесса происходила не только на этнолингвистической основе, но и на почве усвоенных ценностей, «свойскости» отдельных элементов: большего или меншего собственного восприятия польского или литовского исторического наследия. На это накладывались и другте факторы: владение и не владение местным языком, семейными традициями, представления о происхождении рода, образование и многое другое, что влияло на формирование новой национальной самоидентификации [8, с. 33].

Присоединённые территории Беларуси царизм совсем не знал и не понимал. С вхождением в империю бывших территорий Речи Посполитой в российской историографии возникла терминологическая путаница, вызванная слабым знакомством российских авторов с местной историей. Так как новоприобретённые земли были возвращены от Польши, то всё местное польско-язычное и католическое по вере дворянство в ряде исторических исследований именуется «польским панством». Этому способствовала и польская самоидентификация местного дворянства [24, с. 12].

М.В. Довнар-Запольский писал о том, что «российское правительство почти до 60-х годов минувшего столетия, - значит, до губернатора М.Н. Муравьёва, - плохо понимало, что оно имеет дело с Белорусским краем». Со временем знания не углублялись, а даже наоборот, российская власть забыла даже то, что когда-то знал М.В. Репнин и другие руководители, деятели польской политики Екатерины ІІ: с Польшей Литва отдельная страна, никогда ... «не смешивалась», что они никогда не смешивались и не в своей государственной территорией, не в своём самостоятельном значении в их федеративном союзе».

Российское общество также имело смутные представления о Беларуси. Академик Севергин В.М., побывавши в Беларуси в 1802 году, самым серьёзным образом считал православных белорусов схизматиками и удивлялся, что служба похожа на греко-католическую [43, с. 86].

Стремясь идеологически обосновать присоединение Беларуси и Литвы, царское правительство трактовало его как «древние русские земли, населённые русскими» православными жителями. Екатерина ІІ не раз подчёркивала, что, присоединив Беларусь к России, она не захватила ни единого кусочка польской земли, что «не только в Полоцке, но и во всей Литве все дела во всех судах в ХVІІ в. велись на русском языке, что отмечались от сотворения (света) по греческому исчислению, что церкви их были построены обычно алтарём на восток» [36, с. 73 - 74].

Все эти колебания в отношении Беларуси подтверждаются изменениями в официальной терминологии. Понимание Екатерины ІІ просматривается в надписях на выбитой медали в память присоединённых к Русской державе частей Западной России после двух разделов: «Отторженная возвратих» [43, с. 86].

Поэтому начинается изучение территории Беларуси русскими исследователями в конце XVIII - первой половине ХIХ вв. Они отмечали, что в Беларуси и Литве жили «поляки и Литва, римско-католического закона, из которых меньшее количество греческого вероисповедания, другие униаты», россияне, латыши, татары и евреи [36, с. 73].

Определение национальной принадлежности образованного человека было в то время связано с государством, конфессией и территорией, где родился. Речь Посполитая по другому называлась «Польшей», поэтому жителей на всей территории бывшей державы нередко определяли как «поляков» [36, с. 73].

К полякам относили не только поляков этнических, но и людей другой национальности - католиков и униатов по вероисповеданию, которые как бы раздваивались при определении своей национальной принадлежности [37, с. 3]. Как синоним понятия «шляхтец» на территории бывшей Речи Посполитой употреблялось значение «поляк». Первоначально оно отображало также и сословный статус, государственное подданство его носителей и приобщение к политическим делам государства. С потерей государственной автономии Речи Посполитой термин «поляк» начал активно употребляться как самоназвание шляхтой Беларуси [44, с. 27]. Шляхта Беларуси и Литвы, как жители бывшего Великого княжества Литовского, определяла свою принадлежность как «польскую» «gentis Lithuaniae, natione Polone» («литвин по происхождению, поляк по национальности»). Она не исключала себя из польской культуры, пользовалась польским языком [36, с. 73]. С потерей независимости былой Речи Посполитой возросла общественная лояльность к символам этого государства, активно увеличивались «общепольские» солидарные настроения [44, с. 27]. Она старалась отличить себя от русских чиновников, военных, новых землевладельцев [36, с. 73]. Понятно, что такая самоидентификация связана с политическим понятием народа-нации, но она далека от современных представлений [37, с. 3].

В меньшей степени это касалось магнатов, которые (как и русские аристократы) были довольно космополитическими, стремились к европейской культуре и пользовались французским языком [36, с. 73]. Что касается национального состава высшего сословия белорусских губерний, то приблизительно 95% представляли дворяне белорусского и польского происхождения, 2% - русского и украинского происхождения, менее 1% дворяне иностранного происхождения (немецкого, французского и др.) [7, с. 8].

Анализ источников свидетельствует, что значительная часть шляхты (это касается не только шляхетства славянского происхождения, но и, например, татар) пользовалась как польским, так и белорусским (русинским) языком, понимала свою связь с местными традициями. Многоязыкость значительной части шляхты Беларуси давала возможность многовариантности национального выбора. Польский исследователь Я. Матеёвский отмечает, что «… в конце восемнадцатого столетия среди шляхты существовали группы, которые пользовались исключительно белорусским языком, и это ни как не ставилось под сомнение их принадлежности к шляхте». Традиция белорусского говора никогда не была прервана ни среди мелкой шляхты, ни среди богатых магнатов. Ян Чечёт писал в 1846 году, что на белорусском языке «… любили разговаривать между собой старые паны, на котором до этого говорили паны и экономы с крестьянами» [8, с. 34].

Что касается характеристики языковой ситуации мелкой шляхты, то этот вопрос ярко описал Рыпинский А.: «А хочаце ведаць, на якой мове размаўляе пан шляхціц? Гэтага ён і сам не ведае! Чытаць не ўмее, друкаванага не церпіць, падпісваецца не па-шляхецку, бо толькі крыжыкам або, што ўжо па-вучонаму, якімсьці кручком, якога і не пазнае; размаўляе на дыялекце, прынятым у ваколіцы: казацкім, жыдоўскім, татарскім, маскоўскім, рускім, яму ўсё роўна! - бо заўсёды да яго прамешвае пару польскіх слоў, якія яму ў спадчыну ад прадзедаў яшчэ засталіся. Яны лепшы довад шляхецтва, як і збуцвелы дыплом пад страхою» [40, с. 171].

Население бывшего Великого княжества Литовского считалось литовским». С другой стороны, «литовцами» называли жителей «Литвы», к которой относили территорию Минщины, Виленщины и Гродненщины [36, с. 73]. А с 40-50-х годов XIX века этноним «литвины» преобладал среди населения Гродненского, Волковысского, Слонимского и частично Слуцкого уездов [44, с. 26].

Термин «белорусы» употребляли к населению «Беларуси», под которой понимали только Витебщину и Могилёвщину [36, с. 73].

С конца XVIII в. в формулярных списках чиновников, духовенства, а затем и военнопленных времён войны 1812 года встречается графа: «какой нации». Уроженцы Беларуси отвечали - «белорусской», а Литвы - «литовской». И когда этнических литовцев на Ковенщине называли «жмудинами», то на Виленщине и Гродненщине - «литовцами». Так называли на этой территории и белорусов.

Например, в списке чиновников-базильян виленской униатской митрополитской епархии от 1815 года четыре человека назывались «уроженцами литовскими», 14 - отнесли себя к «литовской нации», два - к «польской», один - к «белорусской», один - «уроженец волынский» и один - «урожениц самогитский» [36, с. 73].

В ответах видно, как даже образованная часть населения, в основном духовенство и шляхта на вопрос о своей национальной принадлежности отвечали не однозначно. Например, в ведомости витебского Св. Маркова монастыря за 1808 год записано, что игумен Захарий - малоросс, иеромонах Фалафей - белорусской нации, иеродиакон Илия -- польской нации. В списках чиновников-базильян духовной консистории Виленской епархии за 1815 г. 4 человека записаны как «уроженцы литовские», 14 -- «литовской нации», 1 -- «белорусской», 1 -- «уроженец волынский», 1 -- «уроженец самогитский». В списках военнопленных Минского нижнего земского суда 1813 г. отмечалось, что некоторые из них были «французского владения», «прусского владения», а также -- «уроженец жмудский», «тутэйшага краю Гродзенской губернии», «Белорусской губернии» [37, с. 2].

При сравнении этих сведений можно увидеть, что на местном уровни во время ответа на вопрос, «какой нации?» главным критерием было не только государство, но и губерния, край, где человек родился и жил, откуда прибыл - Беларусь, Литва, Малороссия, Самогития, Жамойтия, Волынь, Польша.

Но российские чиновники, военные, которые жили и работали в белорусско-литовских губерниях и сталкивались с местными жителями, они не соотносили себя с этим населением и отмечали довольно негативное отношение его к российским властям.

В одной из записок начала ХIХ века (из архива канцелярии военного министра) говорится, что «Виленская и Гродненская губернии по единоплеменству жителей, по единству языка и веры более прочих устраняют от сближения с Россиею, в губерниях Белорусских, особенно в Витебской, нравы начинают изменяться, почему и можно надеяться, что оные и вовсе обрусеют». Отмечал «какую-то неприязнь и неискренность расположения» к коренным россиянам Виленский военный губернатор, Гродненский, Минский и Белостоцкий генерал-губернатор Ф. Я. Миркович (1796 - 1866) в донесении Николаю I от 6 апреля 1841 года [37, с. 3].

Некоторые представители белорусско-литовской шляхты меняли свою национальную принадлежность, а вместе с ней и фамилию. Интересный пример приводит героиня Отечественной войны 1812 года, кавалерист Надежда Дурова в своих записках. Она родилась под Уфой, куда царь Алексей Михайлович переселил её родителей, смоленско-полоцких шляхтичей Туровских. Чтоб не выглядеть среди местных служилых бояр белыми воронами, им пришлось поменять свою фамилию на русскую Туровы, а через некоторое время для доступности произношения сменили на Дуровы [45, c. 109].

Смена этнического самоопределения могла происходить на протяжении жизни одного человека не единожды, что на тот момент не являлось необычным явлением [43, с. 28].

Национальная самоидентификация была утяжелена конфессиональным аспектам. По религиозному критерию католиков и униатов называли «поляками», а православных и староверов - «русскими». При изменении вероисповедания менялась фамилия и национальная принадлежность человека. Особенно ярко это наблюдалось при переходах из нехристианских конфессий в христианские и наоборот [36, с. 74].

Универсальным критерием для царской власти было вероисповедание, по которому, в отличие от этнических литовцев-католиков, те самые белорусы разделялись на «поляков» или «литовцев» (католики, униаты, кальвинисты), или «русских» (православные, староверы). Такой конфессиональный раскол белорусов не содействовал консолидации народа. В зависимости от направленности политики правительство сначала могло считать, например, униатов «поляками» и «литовцев», не разделяя их с католиками, а в 20-30-е г. - «русскими», доказывая их православное происхождение. Так, в общей записи от 15 декабря 1838 г. про унию, подготовленной для ознакомления министров с движением униатских церковных дел, говорилось, что «сей народ русский по языку и происхождению, но отторгнутый от России по вере» [37, с. 3].

Большинство населения Беларуси во времена Российской империи составляли крестьяне. Из первоисточников того времени не известно, как определяло себя крепостное крестьянство (практически всецело неграмотное), имела ли оно национальную самоидентификацию. Исследователи ссылаются на мнения писателей, чиновников и духовенства, помещиков, которые наверняка сталкивались с крестьянством и в некоторой степени знали его язык [37, с. 2].

Можно предположить, что значительную роль в социокультурной жизни белорусской деревни в первой половине ХІХ в. играл польский язык. Его крестьяне слышали на панском дворе, на городской или местной ярмарке, на этом языке звучали сказания в униатской церкви и римско-католическом костеле. Тем более что до 1860-х годов польский язык был языком молитвы большинства белорусских сельчан, как римо-католиков, так и православных (бывших униатов). Причем крестьянин слышал польский язык обычно из уст человека, который занимал более высокий социальный статус. Поэтому польский язык в глазах белорусского сельчанина был в первую очередь панским языком, или языком элиты местного общества. С одной стороны, крестьяне ненавидели все, что было связано с панским миром, с другой же, часто стремились наследовать примеры поведения шляхты, в том числе и ее язык.

Отсюда расширялась традиция пробовать говорить с панами на их панском языке. Безусловно, что если бы крестьянин попробовал так заговорить со своими односельчанами, то был бы тут же жестоко высмеян ими, поскольку такая попытка воспринималась, как стремление незаслуженно возвыситься. Однако в определенных моментах польский язык употреблялся и в крестьянской жизни. Например, на деревенской свадьбе звучали на этом языке торжественные выступления. Царские чиновники уже после восстания 1863 г. отмечали в Гродненской губернии тот факт, что местные крестьяне при встрече со шляхтичем или вообще городским человеком обычно начинали разговор с польских обращений. Правда, эти старания говорить с панами по-польски вызывали также язвительно насмешливую реакцию со стороны односельчан. А. Богданович упоминает, что «польские павшистки» (juz powszystkim - уже все, из анекдота) была насмешливой кличкой шляхты и ополяченной дворни».

Однако нельзя утверждать, что контакты крестьян с представителями другого положения осуществлялось исключительно на польском языке. Павел Бобровский так писал про белорусский язык на Гродненщине: «Мещане и даже арендаторы и некоторые помещики употребляют его в разговоре с крестьянами, равно как и Евреи». Владислав Сыракомля вспоминал в статье, посвященной творчеству В.Дунина-Мартинкевича: «І я навучыўся крывіцкай мове і валодаў ёю з пэўнай элеганцыяй у размовах з добрым сялянствам Жукава Барка». Следует подчеркнуть, что польский язык рассматривался крестьянами именно как язык панов, а не как язык другого народа.

Несомненно, что очень важную роль в самоидентификации крестьян сыграла конфессиональная принадлежность. Крестьянин чувствовал себя христианином в отличие, в первую очередь, от иудеев. Но отличия между униатской и римско-католической конфессиями в первой половине ХІХ в. в деревенской среде не были существенными, о чем свидетельствует большое количество смешанных браков. Иначе говоря, принадлежность к униатству и католичеству не создавала препятствий во взаимных контактах между сельчанами двух конфессий. Правда, в сознании крестьян католичество ассоциировалось в первую очередь с панской верой, поскольку почти все паны были католиками, а уния - с крестьянской или мужицкой верой. Причем униатская церковь не противопоставлялась римско-католической, а воспринималась как ее своеобразный мужицкий вариант. Также владельцы римо-католического исповедания навещали униатские церквушки своих подданных, крестили там своих детей, хоронили умерших. Эта традиция в некоторой степени сглаживала острые социальные противоречия между деревней и панским двором. После отмены унии в 1839 году такая ситуация российскими властями рассматривалась уже как нетерпимая. Следует заметить, что постепенно языком в православных церквях Беларуси становится российский литературный язык.

Постепенно католичество все в большей степени начинает ассоциироваться с польской верой, в то время, когда православие - с русской верой.

Этнографические материалы ХІХ в. довольно убедительно свидетельствуют о том, что белорусские крестьяне, как православного исповедания, так и католики, не имели сформированной национальной самоидентификации. Более того, они часто сознательно уклонялись от ответа на вопрос о их национальной принадлежности, упрямо называя себя здешними или «мужиками», и довольно скептически относились к попыткам обозначить их как русских или белорусов [37, с. 3]. Возможно, феномен «тутэйшасці», или сознательное отклонение от выразительной национальной самоидентификации в значительной степени был рожден стремлением крестьян избежать потенциальных конфликтов на религиозной и этнической почве.

Таким образом, на протяжении первой половины XIX века сохранялась преемственность конфессионального самоопределения над этническим. Но постепенно увеличивается роль языка в определении этнической самоидентификации [44, с. 29].

В обозначенный период царское правительство ещё не проводило целенаправленной политики русификации в белорусско-литовских губерниях. Для проведения русификации нужно было большое количество русских чиновников, учителей с хорошим владением русского языка, православных священников и монахов для миссионерской деятельности. Таких людей не хватало и во внутренних губерниях империи. До этого ж времени Россия вела бесконечные воины, поэтому решение национальных проблем в означенное время царское правительство пускало в основном на самотек [36, с. 74].

Проблема национальной принадлежности и самоидентификации населения Беларуси в означенный период вытекала из следующего обстоятельства: один и тот же человек мог одновременно самохарактеризоваться как белорус (региональное происхождение), русин (принадлежность к православной - «русской конфессии»), литвин (выходец из территории Великого княжества Литовского) и поляк (это значит - шляхтец). Но в начале XIX века литвины вынуждены были изменить свою историческую форму самоопределения. Разноэтнические группы, что составляли это сообщество, уже не имели ни культурной, ни государственной формы для поддержания своей общей идентичности [44, с. 26].

Таким образом, в конце XVIII - первой половине XIX веков на уровне массовых стереотипов, преобладавших в обществе, продолжала существовать выразительное соотношение религиозной и этнической принадлежности человека. Смена этнического самоопределения могла происходить на протяжении жизни одного человека несколько раз, что на тот момент являлось обычным явлением. В обозначенный период царское правительство ещё не проводило целенаправленной политики русификации в белорусско-литовских губерниях, поэтому решение национальных проблем в означенное время царское правительство пускало в основном на самотек. В рассматриваемый период можно смело говорить больше о полонизации края, а не о его русификации. В результате смена веры приводила к ментальной ассимиляции, появления на территории Беларуси групп «поляков по выбору» белорусского происхождения, предки которых с этнографически польским населением ничего общего не имели. Но, несмотря на явную полонизацию края, царскими властями были приняты некоторые законы, имевшие негативные последствия, повлиявшие на самоидентификацию белорусского народа. Это ликвидация униатства и запрещение употребление терминов «Белоруссия» и «Литва».

Заключение

Таким образом, российская политика сформировалась под воздействием противоположных интересов разных групп аристократии (в том числе и белорусско-польской), что приводило к административной непоследовательности. Это касается и официального отношения к национальной политики в Беларуси.

Известный исследователь Швед В.В. Выделяет 4 периода в национальной политике России на присоединённых территориях. При Екатерине II к белорусским территориям относились как к русским землям. Павловско-александровский период характеризуется полонизаторскими тенденциями. Русификацию Беларуси возобновил Николай I, а Александр II снова сделал послабление в польском вопросе.

Также следует отметить, что национальный вопрос не представлял собой целостного политического курса и строился в зависимости от степени развития антиправительственных настроений в среде отдельных этносов.

Национальная политика в означенный период соотносится некоторыми исследователями со спецификой политических, административных или местных требований, которые помогали правительству втягивать регионы и нерусское население в имперскую жизнь при главенствующей роли русской национальности.

Понятия того времени не приводили царское правительство к мысли про какую-то чётко обозначенную национальную политику, про что и свидетельствует указы, которые касались национальных прав этносов этих губерний, но всё же некоторые аспекты можно отметить. Среди них: изучение народов присоединённых земель, польские, еврейские вопросы и попытки русификации территории. Они характерны для всего периода 1772 - 1860 годов.

Что касается политики русификации этого периода, то она не была последовательной, систематической и целенаправленной, а скорее всего, возникала как реакция властей на определённые исторические события, например, восстание 1830-1831 годов. Также следует заметить, что, не смотря на мягкую и лояльную в отношении магнатов и шляхты политику царизма, были приняты законы, повлиявшие на самоидентификацию белорусского народа (ликвидация униатства, запрет употребления терминов «Белоруссия» и «Литва»). Продолжало существовать выразительное соотношение религиозной и этнической принадлежности человека.

Национальная политика царского правительства в отношении этнических меньшинств, проживающих на присоединённых территориях, не была ярко очерченной. Конкретные проявления этой политики также менялись в зависимости от требований времени или субъективного мнения императоров. Введение всем известной «черты оседлости» еврейского населения ограничивала права скорее сословные, а не национальные.

Однако неизменной оставалась сущность национальной политики царского правительства в конце XVIII - первой половине ХIХ вв.: укрепление России на новоприсоединенных землях, установление главенствующей роли православия на этой территории, подчинение всех категорий населения правительству российских императоров.

Список литературы и первоисточников

политика российская белорусское меньшинство

1. Акара А.В. Тутэйшыя: «Cеверо-Западный край» ці «Kresy Wschodnie»? [Электронный ресурс] / Беларускі гістарычны агляд - Том 7, Сшытак 1 (12), Чэрвень 2000. - Режим доступа: http://kamunikat.fontel.net/www/czasopisy/bha/index.htm.

2. Анiшчанка Я.К. Беларусь у часы Кацярыны II (1772 - 1796 гады) [Тэкст]: у дапамогу выкладчыкам, аспірантам і студэнтам / Я. К. Анішчанка. - Мн.: Веды, 1998. - 212 с.

3. Анішчанка Я.К. Пачаткі татальнай русіфікацыі // Спадчына. - 1998. - №5. - С. 17-30.

4. Из записки флигель-адъютанта Опочинина Николаю І с предложениями об отношении правительства к различным слоям населения Белоруссии [Текст]: от 20 марта 1831 г. // Белоруссия в эпоху феодализма. Т.4. - Мн.: Наука и техника, 1979. - С. 84-88

5. Канапацкая З.И. Мечети в духовной культуре татарского народа (XVIII в. - 1917 г.): Материалы Всероссийской научно-практической конференции (25 апреля 2006 г., г. Казань) [Текст] / З.И. Канапацкая. - Казань: Институт истории АН РТ, 2006. - С. 6 - 24

6. Ключевский, В.О. Русская история [Текст]: полный курс лекций в 2 кн. / В.О. Ключевский. - М., 2005. Кн. 2. - Олма-пресс ОАО ПФ «Красный пролетарий», 2005. - С. 798.

7. Луговцова С.Л. Политика российского самодержавия по отношению к дворянству Беларуси [Текст] / С.Л. Луговцова. - Мн.: Беларусь, 1997. - 20 с.

8. Макарэвіч В.С. Эвалюцыя форм наныянальнай ідэнтычнасці шляхты Беларусі ў ХVІ - ХІХ стст. // Беларускі гістарычны часопіс. - 2007. - №1. - C. 30-35.

9. Мишкинене Г.В. Литовские татары: Историко-этнографический очерк // Перевод с белорусского: В.В. Тарковский. - "В Вильнюсе". - Режим доступа: http://www.vilnius.skynet.lt/story_t.html

10. Марзалюк І.А. Этнаканфесійныя меншасці [Текст] / І.А. Марзалюк. Этнічны і канфесіянальны свет беларускага горада ХVІ--ХVІІІ ст.ст.(этнаканфесійны склад насельніцтва, этнічныя і канфесійныя стэрэатыпы беларускіх гараджан). - Магілёў: МДУ імя А. А. Куляшова, 2007. - 120 с.

11. Марозава С.В. Унiяцкая царква у этнакультурным развiццi Беларусi (1596-1839гады) [Текст] / С.В Марозава: пад навук. рэд. У.М. Конана. - Гродна: ГрДУ, 2001. - 352 с.

12. Миндлин А.Б. Евреи в царствование Екатерины II // Параллели. - Русско-еврейский историко-литературный и библиографический альманах. - 2002. - №1. - С. 4-7.

13. Минкина О.Ю. Государь император и прекрасная еврейка. Сказание о депутатах после разделов Польши // Родина. - 2009. - №1. - С. 91-92.

14. Носевич В.Л. Белорусы: становление этноса и «национальная идея» [Текст] / В.Л. Носевич. - М.: Права человека, 1998. - С. 11 - 30.

15. О введении русского законодательства и русского языка в западных губерниях [Текст]: указ Николая I Сенату от 25 июня 1840г. // Белоруссия в эпоху феодализма. Т.4. - Мн: Наука и техника, 1979. - С. 129 - 130.

16. О взыскании с евреев, записавшихся в мещанское звание по 500 рублей за рекрута, согласно с указом 1794 сентября 7 [Текст]: указ императрицы Екатерины II Сенату от 21 января 1796г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1. Т.ХХIII. - Спб. - 1830. - С. 857 - 858.

17. О выполнении распоряжения о запрещении употреблять в делопроизводстве польский язык [Текст]: донесение Виленского губернского правления виленскому военному губернатору от 20 февраля 1831г. // Белоруссия в эпоху феодализма. Т.4. - Мн.: Наука и техника, 1979. - С. 83-84.

18. О записке могилёвского губернатора с изложением мероприятий по русификации Белоруссии [Текст]: доклад Комитета по делам западных губерний Николаю I от 28 ноября 1831г. // Белоруссия в эпоху феодализма. Т.4.(Сборник документов и материалов). - Мн.: Наука и техника, 1979. - С. 97 - 111.

19. О запрещении употребления терминов "Белоруссия" и "Литва" [Текст]: указ Сената от 18 июля 1840г. // Белоруссия в эпоху феодализма. Т.4. - Мн.: Наука и техника, 1979. - С. 131.

20. О мероприятиях по ликвидации унии [Текст]: из положения Секретного комитета от 26 января 1839г. // Белоруссия в эпоху феодализма. Т.4. - Мн.: Наука и техника, 1979. - С. 127 - 129.

21. О нравственном положении Могилёвской губернии и о способах сближения оной с Российскою Империею [Текст]: всеподданнейшая записка Могилёвского гражданского губернатора Муравьёва от 22 декабря 1830г. // Русский архив. - 1885. - №6. - С. 161 -175.

22. О предоставлении евреям прав гражданства в Екатеринославском Наместничестве и Таврической области [Текст]: указ Екатерины II Сенату от 23 декабря 1791г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1. Т.ХХIII. - Спб., 1830. - С. 287.

23. О сборе с евреев, записавшихся по городам в мещанство и купечество, установленных податей вдвое против положенных с мещан и купцов Христианского закона разных исповеданий [Текст]: указ Екатерины II Сенату от 23 июня 1794г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1. Т.ХХIII. - Спб., 1830. - С. 532.

24. Петухов Ю.С. Этническая ментальность белорусского дворянства в конце ХVIII - первой половине ХХ вв. (историографический аспект) // Вестник ГрДУ. Серия 1. - 2009. - №1, - С. 12 -15.

25. Пiчукоў В.П. Палiтыка царызму на Беларусi ў першай палове XIXст. [Тэкст] / В.П. Пiчукоў, В.I. Сычоў. - Гомель, 1994. - 20 с.

26. Положение о евреях от 13 апреля 1835г. [Текст] // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2. Т.Х. Отд. 1. 1835г. - Спб., 1836. - С. 308 - 323.

27. Положение о евреях от 9 декабря 1804г. [Текст] // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1. Т.ХХVIII. - Спб., 1830. - С. 731 -737.

28. Cмалянчук А.П. Палякі Беларусі і Літвы XIХ -- пачатку ХХ ст. Як этнакультурны і сацыяльны феномен (Гістарыяграфічны агляд) [Электронный ресурс] / Беларускі гістарычны агляд, Том 4, Сшытак 1-2 (6-7), Снежань 1997. - Режим доступа: http://kamunikat.fontel.net/www/czasopisy/bha/index.htm.

29. Сосіс І.М. Яўрэі на Беларусі. Сацыяльнвя адносіны // Спадчына. - 1992. - №2. - С. 75-81.

30. Сяльвестрава С.Я. Вiленскiя генерал-губернатары i культура. М. І. Кутузаў, Ф.Я. Мiркавiч // Наш радавод. Кнiга 3, частка III. - Гродна. - 1991. - C. 581- 585.

31. Талерёнок С.В. Разработка планов полонизации Белорусского населения в Виленском учебном округе. 1803 - 1804 // Наш радавод. Кнiга 3, частка III. - Гродна. - 1991. - С. 576 - 580.

32. Токть С.М. Динамика этнической самоидентификации населения Беларуси в ХІХ - начале ХХ вв. // Режим доступа: http://ethnography.omskreg.ru/page.php?id=983. - 2006.

33. Торопов В.В. Феномен обычного права цыган России: изд. перераб. и дополн. [Электронный ресурс] / В.В. Торопов, В.Н. Калинин. - Иваново-Лондон, 2002-2005. - Режим доступа: http://liga-ivanovo.narod.ru/slovar.htm

34. Тосминов, В.А. Законодательная политика царизма в западных губерниях Российской империи в конце ХVIII - первой половине ХIХ вв. [Текст] // Наш радавод. Кнiга 3, частка III. - Гродна. - 1991. - С. 571 - 575.

35. Трещёнок Я.И. Положение белорусских земель в составе России (1772-1860) [Текст] // Я.И. Трещёнок История Беларуси в 2 ч. Ч.1. - Могилёв: МГУ имени А.А. Кулешова, 2004. - С. 112-186.

36. Філатава А.М. Канфесіянальна-нацыянальная палітыка царскага ўрада [Тэкст] // Гісторыя Беларусі: У 6т. Т.4. Беларусь у складзе Расійскай імперыі (канец ХVІІІ - пачатак ХХ ст.) / М. Біч, В. Янкоўская, С. Рудовіч і інш.; Рэдкал.: М. Касцюк (гал. рэд.) i iнш. - Мн.: Экаперспектыва, 2005. - С. 67 - 75.

37. Філатава А.М. Нацыянальнае пытанне і палітыка царскага ўрада ў Беларусі канца XVIII -- першай паловы ХIХ ст. [Электронный ресурс] // Беларускі гістарычны агляд, Том 7, Сшытак 1 (12), Чэрвень 2000. - Режим доступа: http://kamunikat.fontel.net/www/czasopisy/bha/index.htm.

38. Фiлатава А.М. Палiтычны рух. Паустанне 1830 - 1831гг. [Тэкст] // Гiсторыя Беларусi: У 6т. Т.4. Беларусь у складзе Расiйскай iмперыi (канец ХVIII - пачатак XXст.) / М. Бiч, В. Янкоуская, С. Рудовiч i iнш.; Рэдкал.: М. Касцюк (гал. рэд.) i iнш. - Мн.: Экаперспектыва, 2005. - С. 86 - 94.

39.Филатова Е.Н. Конфессиональная политика царского правительства в Беларуси. 1772-1860 гг. [Текст] / Е.Н. Филатова. - Мн.: Белорусская наука, 2006. - 132 с.

40. Хаўстовіч М.В. Гісторыя беларускай літаратуры 30-40-х гадоў XIX стагоддзя. [Тэкст] / М.В. Хаўстовіч. - Мн.: БДУ, 2001. - 150 с.

41. Хронологический указатель материалов для истории инородцев Европейской России. Составлен под руководством Петра Кеппена. - Спб., 1861. - С. 184 - 257.

42. Цітоў В.С. Этнаграфічная спадчына: Беларусь: Краіна і людзі. [Текст] / В.С. Цітоў. - Мн.: Беларусь, 2001. - 210 с.

43. Швед В.В. Палітыка царызму на далучаных землях Беларусі [Тэкст] / В.В. Швед. Паміж Польшчай і Расіяй: грамадска-палітычнае жыццё на землях Беларусі (1772-1863). - Гродна: ГрДУ, 2001. - С. 86 - 134.

44. Шыдлоўскі С.А. Формы самавызначэння і самасвядомасці прывілеяванага саслоўя ў Беларусі первай паловы XIX стагоддзя // Вестник Полоцкого государственного университета. Серия А. Гуманитарные науки. История. - 2006. - №7. - С. 25-32.

45. Юрэвич У.А. Слова жывое, роднае, гаворкае [Тэкст]: дапаможнік для настаўнікаў / У.А. Юрэвич. - Мн.: Мастацкая літаратура, 1998. - 180 с.

Размещено на Allbest