Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

УЧРЕЖДЕНИЕ ОБРАЗОВАНИЯ

«БРЕСТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМЕНИ А.С. ПУШКИНА»

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Кафедра всеобщей истории

История Латвии 1939-1944 гг

Дипломная работа

Брест 2010г.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1.2 Советизация Латвии в 1940 - 1941гг

2. ЛАТВИЯ В ГОДЫ НЕМЕЦКОЙ ОККУПАЦИИ

2.1 Первые месяцы оккупации

2.2 Коллаборационизм в Латвии

2.3 Немецкие органы самоуправления

2.4 Карательные органы

2.5 Карательные акции, партизанское движение

2.6 Холокост

2.7 Саласпилс - Освенцим на латвийской земле

3. ОСВОБОЖДЕНИЕ ЛАТВИИ И КОНЕЦ ЛАТВИЙСКОГО ЛЕГИОНА СС

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

ВВЕДЕНИЕ

История Латвии в 1939-1944гг. в последнее время является весьма актуальной по ряду причин:

· развал СССР и становление независимых государств на постсоветском пространстве,

· необходимость оформления официальных концепций новых государств,

· пересмотр вопросов истории прошлого в свете новых государственных идеологий,

· ревизионистские тенденции в исторической науке и идеологии,

· марши эсесовцев и др.

Объект дипломной работы - политические отношения в Латвии 1939-1944гг.

Цель дипломной работы - объективно показать политические события, которые развернулись на территории Латвии в 1939-1944гг.

Соответственно поставленной цели, задачами дипломной работы являются следующие:

· рассмотреть процесс вхождения прибалтийских республик в состав СССР;

· привести реальные факты предательского характера коллаборационизма в Латвии;

· сопоставить фактологический материал событий по истории Латвии 1939-1944гг. с современной официальной латышской концепцией;

· привести факты геноцида в Латвии в 1939-1944гг.;

· описать политические события в Латвии периода немецкой оккупации.

Методами исследования являются общенаучные методы (индукция, дедукция, статистического анализа и др.).

Историография по теме работы имеет ряд особенностей: пересмотр развития событий; наличие нескольких мнений; отсутствие монографий; отсутствие сохранившихся источников; искажение либо неправильное умышленное толкование событий и фактов истории Латвии согласно новой латышской официальной концепции.

Основными проблемами историографии являются: проблема советизации Латвии, проблема оккупационного режима на территории Латвии, проблема коллаборационизма, проблема участия местного населения в геноциде.

Источники по теме дипломной работы условно можно поделить на советские и постсоветские. Среди постсоветских отдельно выделяются латышские, российские, белорусские.

В советский период вопросы оккупации Латвии рассматривались соответственно официальной идеологии как позитивный процесс развития государственности, процесс освобождения от национальных, иностранных интервентов и диктаторов. В духе советского времени написаны многие труды этой эпохи[1,2,3,4,5,6,7], которые, как правило, являются коллективными.

В 1990-е годы выходят в свет монографии российских историков, посвящённые вопросам оккупации Латвии, международных договоров, Холокосту. Среди наиболее известных авторов, по праву, надо назвать М. Крысина, Зубковой Е., И. Альтмана, Смирина Г. и др. В работах раскрывается сущность предательского коллаборационизма в Латвии, описываются ужасы геноцида против латышского, еврейского народов и др.

Отдельно следует выделить воспоминания узников гетто и концлагерей. Живые свидетели оставили воспоминания в сборниках, различных статьях. Основная мысль всех этих работ заключается в описании ужасов оккупационного периода. Российская и белорусская историография по теме дипломной работы имеют ряд схожих черт: объективно рассматривают процесс включения стран Прибалтики в состав СССР, дают характеристику оккупационного режима как преступления против человечества. Современная латышская историография основывается на современной концепции истории и чётко прослеживается в трудах ряда авторов. Её основными чертами можно назвать следующие: принудительный характер включения Латвии в состав СССР, который рассматривается как советская оккупация, формирования коллаборационистов рассматриваются как добровольно- принудительные; отрицается участие местных жителей в расправах; концлагеря именуются «трудовыми и воспитательными учреждениями»; все оценивается с точки зрения антисоветизма, ревизионизма.

Тема дипломной работы нашла отражение в периодических изданиях. В журналах «Военно- исторический журнал», «Родина», «Планета», «Беларуская думка» и других содержится ряд публикаций по теме дипломной работы. Хронологические рамки дипломной работы охватывают период с 1939 года( подписания значимых для Латвии международных документов) по 1944 год (освобождение территории Латвии от немецко- фашистских оккупантов).Гипотеза дипломной работы заключается в следующем: процесс вхождения Латвии в состав СССР является сложным процессом, в котором были заинтересованы обе стороны; оккупационный режим на территории Латвии носил весьма жёсткий характер; коллаборационизм в Латвии является преступлением против человечества; Холокост на территории Латвии имел колоссальные размеры; Саласпилсский концлагерь не являлся «воспитательным учреждением» ни для одной из категорий жертв, попавших туда; местное население принимало непосредственное участие в грабеже и физическом уничтожении людей; современная официальная латышская концепция носит ревизионистский характер, умышленно искажая ряд фактов. Теоретическая и практическая значимость темы исследования

Работа может иметь практическое применение. Согласно поставленным целям, структура дипломной работы состоит из введения, 3 глав с подглавами, заключения, списка использованных источников.

1. ВХОЖДЕНИЕ ЛАТВИИ В СОСТАВ СССР

1.1 Советско - германский пакт и договора с прибалтийскими республиками

Советско-германское соглашение о разграничении сфер интересов в Восточной Европе, в частности в Прибалтике, закрепленное в секретном протоколе к Договору о ненападении от 23 августа 1939 г., означало, в терминах реальной политики, ликвидацию фундамента, на котором в межвоенный период прибалтийские страны строили свою независимость, - использование противоречий между интересами великих держав в этом регионе. СССР не хотел уступать его Германии, Германия - Советскому Союзу, а западные державы - как Германии, так и большевистской России. Великобритания и Франция, активно проводившие политику подталкивания Гитлера на Восток, в том числе на прибалтийском направлении, устранились несколько раньше. Их фактическое попустительство Германии в захвате Клайпеды в марте 1939 г. - яркий пример этой политики. После 23 августа 1939г., из фундамента прибалтийской независимости был вынут последний камень - группа советско-германских противоречий. Согласно протоколу Эстония и Латвия были отнесены к сфере советских государственных интересов, а Литва - германских. Поэтому не случайно известие о советско-германском сближении породило в Латвии серьезные опасения за свою независимость. Они объяснялись просочившимися в политические и дипломатические круги, а также в прессу сведениями о секретных договоренностях, состоявшихся между СССР и Германией.

31 августа 1939 г. Председатель Совнаркома и нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов выступил на внеочередной сессии Верховного Совета СССР с речью, в которой отрицал наличие каких-либо договоренностей с Германией о разделении сфер государственных интересов. По сообщениям советских полпредов из Латвии эта речь внесла некоторое успокоение в местные политические круги.

В то время внешняя политика СССР на прибалтийском направлении имела ярко выраженный оборонительный характер. Начавшаяся через 8 дней после подписания советско-германского пакта война на западе Европы означала, что в обозримом будущем германская агрессия Советскому Союзу не угрожала. А вот реакцию Англии и Франции на возможную попытку советизации Прибалтики Сталин с уверенностью прогнозировать не мог. Поэтому было решено ограничиться пока заключением со странами Прибалтики договоров о взаимопомощи, предусматривающих ввод на их территорию советских войск при сохранении у власти существовавших там режимов. На случай отклонения прибалтийскими республиками советского предложения о заключении пактов о взаимопомощи имелась военная альтернатива. 26 сентября 1939 года нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов отдал приказ о подготовке боевых действий против Эстонии и Латвии, если последняя решится оказать Эстонии помощь в силу имевшихся между этими странами договоренностей. Однако, переговоры состоялись, и до вооруженного столкновения дело не дошло.

27 сентября стало известно о решении эстонского правительства принять советское предложение о заключении пакта. После завершения советско -эстонских переговоров руководство СССР сделало предложение правительству Латвии обсудить состояние двусторонних отношений. Кабинет К. Ульманиса (президент, премьер-министр Латвии), заслушав доклад министра иностранных дел В. Мунтерса о договорах СССР с Германией и Эстонией, пришел к выводу, что эти соглашения вносят столь важное изменение в политическую ситуацию в Восточной Европе, что Латвия также должна приступить к пересмотру своих внешних отношений и, в первую очередь, с СССР. Ульманис согласился, в принципе, на заключение пакта с Советским Союзом при условии, что он будет отличаться от эстонского большими послаблениями для Латвии в части, касающейся портов и гарнизонов советских войск. Вместе с тем, он заявил, что страна должна сделать в политике чисто формальный поворот, который диктуется военной обстановкой, а именно - угрозой со стороны СССР, стянувшего к латвийской границе крупные воинские подразделения. Ульманис определил новый курс как «политику на время войны» в Европе. Оценив должным образом создавшееся положение, правительство Латвии поручило Мунтерсу немедленно отправиться в Москву и вступить в прямой контакт с правительством СССР.

Советско-латвийские переговоры начались в Кремле 2 октября. В них активное участие принимал Сталин.

Ознакомившись с проектом пакта, подготовленным советской стороной, латвийская делегация высказала ряд возражений по вопросам стратегического и военного плана, заявила о неприемлемости для нее некоторых пунктов. При этом Мунтерс выдвинул главный аргумент: «У общественности должно сложиться впечатление, что это дружественный шаг, а не навязанное бремя, которое приведет к господству СССР». На переговорах шла активная дискуссия или, как выразился Мунтерс, «чисто азиатская торговля» по вопросам численности советских войск в Латвии и мест их дислокации. Расхождения в позициях оставались значительными.

3 октября переговоры были продолжены. Ознакомившись с обновленным проектом пакта, латвийская делегация заявила, что этот документ трудно рекомендовать правительству, а еще труднее объяснить его народу Латвии. Говоря о вводе советских войск, Мунтерс предложил пояснить в документе, что эта мера рассчитана только на время «происходящей ныне в Европе войны» и по ее окончании гарнизоны будут немедленно отозваны.

После продолжительных и жарких споров стороны пришли к согласию. Подписание советско-латвийского пакта о взаимопомощи состоялось 5 октября 1939 года. Стороны обязались оказывать друг другу всяческую помощь, в том числе и военную, в случае нападения или угрозы нападения любой великой европейской державы на морские границы Латвии или через территорию Эстонии и Литвы. СССР брал на себя обязательство оказывать латвийской армии на льготных условиях помощь вооружением и другими военными материалами. Латвийское правительство согласилось предоставить СССР право аренды военно-морских баз в Лиепае (Либаве) и Вентспилсе (Виндаве), базы береговой артиллерии для защиты входа в Рижский залив, а также нескольких аэродромов. Для охраны указанных объектов СССР получал право разместить там оговоренное количество советских наземных и воздушных вооруженных сил. Латвия и СССР обязались не заключать каких-либо союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой договаривающейся стороны. Проведение в жизнь пакта ни в коей мере не должно было затрагивать суверенные права обеих сторон, в частности, их государственное устройство, экономическую и социальную систему и военные мероприятия. Подписанный одновременно с пактом конфиденциальный протокол предусматривал, что общая численность советских вооруженных сил в Латвии на время войны не будет превышать 25 тыс. человек.

Хотя советское руководство вело переговоры с прибалтийскими соседями с позиции силы, московские пакты стали все же результатом именно переговоров, а не ультиматума. Об этом говорит, к примеру, эволюция советской позиции по вопросу о численности войск: начав с 35 тыс. для Эстонии и 50 тыс. для Латвии и Литвы, Сталин и Молотов согласились, в конце концов, на 25 тыс. для Эстонии и Латвии и на 20 тыс. для Литвы.

Зная историю заключения договоров о взаимопомощи, нетрудно догадаться, какова была реакция на них официальной Прибалтики. Доверия к сталинскому руководству у нее не было. Внутри своих стран, стремясь «спасти лицо», правительства Латвии, Литвы и Эстонии делали вид, что ничего особенного не произошло. О пактах старались говорить как можно меньше или вообще не говорить. Ульманис впервые упомянул о пакте спустя неделю после его подписания. Строго контролируемая режимами пресса также хранила молчание, нарушаемое изредка появлением полуофициальных и официальных комментариев по поводу пактов. При этом обычно акцентировалось внимание на двустороннем характере договоренностей и обязательствах СССР не вмешиваться во внутренние дела прибалтийских стран.

Судить о реакции на заключенные пакты населения весьма затруднительно, какого-либо выражения в общенациональном масштабе его взгляды на это событие ни в одной из трех стран не получили. В среде просоветски настроенной интеллигенции и рабочих активистов пакты вызвали прилив энтузиазма. Их также приветствовали проживавшие в прибалтийских странах национальные меньшинства - русские, белорусы, евреи.

В каждой из трех стран были и активные противники пактов, однако, основная масса населения восприняла пакты довольно сдержанно. Складывается впечатление, что главная причина этого состояла в том, что в октябре 1939 г. уже мало кто верил в возможность продолжения абсолютно независимого и нейтрального существования прибалтийских государств. Большинство населения понимало, что принятые решения были лишь уступкой обстоятельствам. Если же учесть антигерманские настроения, особенно в Латвии и Литве, то предложенный советским правительством «выход» рассматривался многими как наименьшее в тех условиях зло.

После подписания пактов о взаимопомощи Советский Союз проводил в отношении прибалтийских республик политику полного невмешательства в их внутренние дела. Дело, конечно, не в сталинском или молотовском высоком уважении к нормам международного права. Советское руководство не хотело предпринимать никаких действий до тех пор, пока не прояснится ситуация в войне на Западе. Победят Англия и Франция - и нужда в прибалтийском плацдарме, возможно, отпадет, как места дислокации воинских частей; порядок их перемещения через границы, а также связи с советским командованием; освобождение воинских грузов от таможенного досмотра и обложения; и другим. Состоялись договоренности или приближались к завершению переговоры о строительстве и аренде мест расположения советских войск и других объектов, по хозяйственно-правовым вопросам. Однако такие вопросы, как снабжение советских гарнизонов, поставки вооружений прибалтийским странам, и некоторые др. разрешить в договорном порядке уже не удалось. В ходе неоднократных обсуждений в рамках смешанных комиссий, создававшихся на паритетных началах, а также по дипломатическим каналам достигались компромиссы, сближение позиций, позволявшие принять окончательные решения. По отдельным вопросам, например, о порядке определения численности советских войск в Литве, Латвии и Эстонии, возникали разногласия принципиального характера, вызванные различным толкованием сторонами пактов о взаимопомощи. В целом, несмотря на некоторые сложности, пакты о взаимопомощи осуществлялись каждой из сторон в полном соответствии с достигнутыми договоренностями.

Анализируя ситуацию, швейцарская газета писала 21 марта 1940 г., что созданные Советским Союзом после заключения договоров в Прибалтике «опорные пункты» должны были, по ее мнению, «привести к советизации Балтики», однако этого не произошло. Сходные оценки обстановки, сложившейся в Латвии к весне 1940 г., дал 18 марта английский еженедельник «Тribunе»: «Изменения в политической обстановке Латвии весьма интересны, и направление их оказалось совершенно противоположным прогнозам многих». Первоначально правящие круги Латвии враждебно относились к заключению пакта с Советской Россией, сообщалось в статье, «однако очень скоро их опасения исчезли, когда они убедились, что пакт обеспечил им реальные экономические выгоды и вместе с тем за этим не последовало никакой попытки вмешаться во внутренние дела страны».

Почти одновременно с подписанием пактов о взаимопомощи Советский Союз возобновил торговые соглашения с прибалтийскими странами. В соответствии с введенной ранее практикой они строились на принципах обоюдного торгового нетто-баланса, установления размеров товарооборота и определения товарного состава экспорта и импорта. СССР шел навстречу многим пожеланиям своих партнеров. В условиях нарушенных войной международных торговых отношений советские поставки приносили им бесспорные экономические выгоды. Стороны предоставили друг другу режим наибольшего благоприятствования в торговле. Важное значение в обстановке военных действий на Балтике приобрел вопрос о транзите экспортной продукции прибалтийских стран через Мурманск, а также порты Черного и Каспийского морей. Комментируя заключение торгового соглашения между Латвией и СССР, «Тribunе» отмечала 18 марта 1940 г., что подписание этого документа «немедленно облегчило экономическое положение страны. Латвия получила возможность обменивать свою сельскохозяйственную продукцию на русское сырье и машины. Таким образом, Россия стала сейчас наиболее крупным покупателем латвийских товаров. Для Латвии весьма выгодно было предложение советского правительства, сделанное также Эстонии и Литве, о том, что они могут использовать Беломорский канал для своего экспорта».

Гром среди ясного неба грянул 25 мая 1940 г. В начале июня в военные советы и начальникам политических управлений Ленинградского и Белорусского военных округов была разослана директива начальника политуправления РККА Л. 3. Мехлиса, требующая «всей партийно-политической работой создать в частях боевой подъем, наступательный порыв, обеспечивающий быстрый разгром врага... Наша задача ясна. Мы хотим обеспечить безопасность СССР... и заодно поможем трудовому народу этих стран освободиться от эксплуататорской шайки капиталистов и помещиков... Литва, Эстония и Латвия станут советским форпостом на наших морских и сухопутных границах».

16 июня Молотов вручил латвийскому и эстонскому посланникам заявления советского правительства, аналогичные представлению, сделанному ранее Литве. В качестве главного и практически единственного пункта обвинения в обоих случаях вновь фигурировал тезис о Балтийской Антанте. Выдвигались требования сформировать новые правительства в Латвии и Эстонии, а также согласиться на ввод в эти страны дополнительных контингентов советских войск. В назначенное время - поздно вечером 16 июня - правительства Латвии и Эстонии согласились с предложенными советской стороной условиями; старые правительства ушли в отставку.

Для переговоров о формировании в прибалтийских республиках новых правительств советское руководство в дополнение к аккредитованным там полпредам назначило специально уполномоченных: В. Г. Деканозова - в Литве, А. А. Жданова - в Эстонии, А. Я. Вышинского - в Латвии. Результатом их деятельности стало создание в Прибалтике просоветских правительств. Намеченные советской стороной кандидатуры формально обсуждались в ходе бесед с президентами Литвы, Латвии и Эстонии; даже выслушивались встречные предложения. На деле же правительства были сформированы из лиц, как правило, известных полпредствам по прежним контактам, либо рекомендованных последними.

20 июня Вышинский и новый полпред СССР в Латвии В. К. Деревянский сообщили в Москву о состоявшейся встрече с президентом Ульманисом. Получив согласие Ульманиса, Вышинский телеграфировал Молотову об отсутствии у латвийского президента «возражений или предложений об изменении состава нового кабинета министров по нашему списку». После одобрения представленных кандидатур Москвой министром-президентом Латвии стал А. Кирхенштейн.

Несмотря на просоветский характер созданных в Прибалтике правительств, многие их члены выступали в пользу статуса, схожего с тем, который имела Финляндия в Российской империи: широчайшая внутренняя автономия при строе, в целом близком к метрополии; военный и внешнеполитический протекторат. В данном случае речь шла об установлении социал-демократических или народно-демократических режимов, полностью ориентирующихся в военной и внешнеполитической областях на СССР. 4 июля Кирхенштейн высказал надежду, что «Советский Союз согласится с левоориентированной самостоятельной Латвией».

Таким образом, несмотря на зависимость трех правительств от советского руководства, ему требовалось определенное время для овладения ситуацией в литовско - латвийско - эстонских политических кругах, и тем более - для соответствующей подготовки общественного мнения.

На международной арене главным фактором была реакция великих держав на советизацию и включение республик Прибалтики в состав СССР. В беседе с германским посланником в Таллинне Фровайном 17 июня президент Пятс высказал убеждение, что «при том большом страхе и уважении, которые Советский Союз испытывает к Германии, даже слабого проявления немецкой заинтересованности в Эстонии или прибалтийских государствах будет достаточно для немедленного прекращения русского наступления». Однако Германия не сочла нужным это делать, так как не была еще полностью готова к войне против СССР и не желала поэтому раньше времени портить с ним отношения, которые по-прежнему представляли для нее определенный политический и значительный экономический интерес.

17 июня в беседе с Молотовым германский посол фон Шуленбург назвал происходившие события «делом исключительно Советского Союза и прибалтийских стран», а 17 июля от имени своего правительства подтвердил, что «Германия не имеет намерения вмешиваться в политические дела прибалтийских государств». Выяснилось также, что Англия и Франция не возражают по существу против планов СССР в Прибалтике, уже угадывая в нем своего будущего союзника, но, прежде всего рассчитывая, по выражению Фровайна, «вогнать, таким образом, клин между Германией и Россией».

В начале июля ситуация прояснилась, и правительства трех стран объявили о проведении 14 - 15 июля выборов в парламенты. Конечно, при этом ставилась цель сформировать депутатские корпусы, через которые можно было бы провести решения конституционного характера.

21-22 июля сеймы Литвы и Латвии и Государственная дума Эстонии приняли декларации о государственной власти (то есть об установлении советской системы) и о вхождении этих стран в состав СССР. 3 - 6 августа 1940г. Верховный совет СССР, заслушав заявления полномочных комиссий парламентов трех стран, принял законы о вступлении Латвии, Литвы и Эстонии в СССР в качестве союзных республик[1, с. 178-183].

На основе изученного материала, можно сделать следующие выводы: 1) хотя советское руководство вело переговоры с прибалтийскими соседями с позиции силы, московские пакты стали результатом именно переговоров, а не ультиматума; 2) в 1939 году подписание договоров населением и руководством Латвии рассматривались как наименьшее в тех условиях зло; 3) дальнейшее независимое и нейтральное существование прибалтийских республик в 1939 году было нереально; 4) после подписания пактов о взаимопомощи Советский Союз проводил в отношении прибалтийских республик политику полного невмешательства в их внутренние дела. В силу сложившихся международных отношений; 5) пакты о взаимопомощи осуществлялись каждой из сторон в полном соответствии с достигнутыми договоренностями; 6) пакты возобновили торговые соглашения между прибалтийскими странами и СССР; 7) политическая ситуация изменилась 25 мая 1940 г.; СССР приступил к советизации прибалтийских республик.

1.2 Советизация Латвии в 1940 - 1941гг

О настроениях латвийского общества после подписания пакта о взаимопомощи между Советским Союзом и Латвией писал поверенный в делах СССР в Латвии И. А. Чичаев: «Значительная часть влиятельных кругов... восприняла пакт как “наименьшее зло” лучше, мол, быть под влиянием русских, чем немцев, ибо при русских латыши все же сохранят свою национальность, а немцы уничтожат не только национальную культуру, но и самих латышей».

Обвинения Советского Союза в оккупации Латвии прозвучали уже в 1940 г., т. е. сразу после того, как власти балтийских стран приняли советский ультиматум, что фактически было равнозначно капитуляции.

Вторжение Советского Союза на территорию стран Балтии в июне 1940 г., даже несмотря на соблюдение известных «формальностей» было противоправной акцией. Правительство Латвии согласились с условиями советского ультиматума, однако это согласие было получено в ситуации «выбора без выбора», когда Советский Союз был готов начать военные действия против стран Балтии. Вступление Красной армии на территорию балтийских стран в этом случае не оговаривалось никаким правовым документом и рассматривалось в русле «выполнения условий» пактов, хотя подобные действия в пактах не предусматривались.

Формальным поводом для ввода советских войск послужили соображения безопасности, в том числе и безопасности для стран Балтии в случае возможной агрессии со стороны Германии. Действия Советского Союза в Прибалтике с момента вторжения до решения сессии Верховного Совета СССР о вхождении Латвии в состав Советского Союза, т. е. с 15-17 июня до 3-5 августа 1940 г., могут быть, хотя и с большой долей условности, расценены как «военная оккупация» - если не по «букве», то по сути. Вместе с тем термин «оккупация» совершенно не соответствует ни долгосрочным планам Советского Союза относительно Прибалтики, ни реальному развитию событий в этом регионе. Во-первых, советская власть пришла туда «всерьез и надолго», что противоречит временному характеру оккупации. Во-вторых, и это главное, балтийские государства потеряли свой суверенитет, стали частью Советского Союза с установлением там правовых и иных порядков, принятых на всей территории СССР. Население Латвии, став советскими гражданами, получило советские паспорта, что тоже противоречит оккупационной практике.

Сразу после провозглашения советской власти в странах Балтии и их инкорпорации в Советский Союз началось формирование новых органов власти - на этот раз уже точно «скроенных» по советскому образцу. В начале августа 1940 г. членов делегации Литвы, Латвии и Эстонии, приглашенных на сессию Верховного Совета СССР, принял И. В. Сталин. Это была не просто дежурная встреча: речь на ней шла о выработке комплекса первоочередных мер по советизации балтийских республик, только что получивших статус «советских и социалистических».

Проект решения по этому вопросу было поручено подготовить А. Я. Вышинскому. 10 августа 1940г. соответствующий документ лег на стол В. М. Молотову. Отредактировав полученный текст, Молотов направил его И. В. Сталину со своей резолюцией: «По-моему, можно принять прилагаемый проект (с поправками в тексте)». Правка, сделанная Молотовым, не носила принципиального характера, за исключением раздела об армии: в проекте Вышинского предлагалось армию Латвии распустить, призыв граждан этих республик в Красную армию отсрочить на один год и разрешить сформировать в трех балтийских республиках по одной дивизии на добровольной основе. Молотов просто исключил пункт об армии из окончательного варианта решения. В остальном «проект Вышинского» был принят членами Политбюро и 14 августа 1940 г. оформлен как постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О государственном и хозяйственном строительстве Латвийской ССР».

Этим решением было предусмотрено проведение следующего комплекса мероприятий. Во-первых, предстояло сформировать новые высшие органы власти и управления - Верховные Советы и Советы народных комиссаров балтийских республик. В Латвии, до избрания Верховного Совета, его полномочия должен был выполнять Сейм, преобразованный во временный Верховный Совет. Таким образом, даже названия высших органов власти не должны были напоминать о прошлом балтийских стран периода независимости. Правительство Латвии должно было уйти в отставку. Персональный состав нового кабинета - Совета народных комиссаров - предстояло в обязательном порядке согласовать с ЦК ВКП(б). В республике должна были вступить в силу новая конституция. Проект этого документа поручили подготовить А. А. Жданову, А. Я. Вышинскому и В. Г. Деканозову.

Среди мероприятий экономического порядка в качестве первоочередного стоял вопрос о переходе на советскую валюту. Временно было решено установить хождение двух валют - советского рубля и местной (латвийского лата). Для обеспечения «сбалансированного» перехода на советскую валюту предлагалось «обсудить целесообразность некоторой инфляции латвийской валюты».

На повестке дня стояла также национализация, которой первоначально должны были подвергнуться пароходные общества, торговые предприятия (с оборотом свыше 200 тыс. лат.), а также крупные домовладения. Первоначально национализацию планировалось проводить в достаточно гибких формах - с возможностью частичного выкупа и постепенно.

Вопрос о национализации земли и о земельной реформе в постановлении от 14 августа не ставился. Решено было лишь не дробить крупные помещичьи хозяйства, в перспективе превратив их в «образцовые государственные». Специальный пункт постановления касался оказания помощи крестьянским хозяйствам - кредитом, кормами и удобрениями. Было также решено направить крестьян из Латвии на Сельскохозяйственную выставку в Москву - «на экскурсию».

Основной комплекс решений «по Прибалтике» был принят Политбюро 22 августа 1940 г. Постановлением Политбюро утверждался персональный состав руководителей высших органов власти и управления Латвийской республикой. Бывший глава латвийского правительства А. Кирхенштейн получил почетный пост председателя Президиума Верховного Совета Латвийской ССР, а В. Лацис переместился на его место, возглавив Совет народных комиссаров республики.

В то же время Сейм и Госдума пока еще не сыграли до конца предназначенной им роли. Им предстояло принять новые конституции, провозгласить себя Временными Верховными Советами балтийских республик и определить сроки выборов в Верховные Советы. Текст постановления был утверждён 22 августа на Политбюро. На основе этого текста предстояло теперь разработать отдельно проект постановления Латвийского Сейма.

22 августа были определены и первые подходы к решению аграрного вопроса. Была установлена норма владения землей не более 30 га. Собственность крупных помещичьих имений подлежала национализации.

Вопрос о земле стал одним из центральных в проекте конституции балтийских республик, на основе которого должны были появиться конституции Латвии, Литвы и Эстонии. Формально этот проект (проекты) должен был исходить от конституционных комиссий Литовского Сейма, «отредактировать» который было поручено Жданову, Вышинскому и Деканозову. В действительности 22 августа Политбюро утвердило текст, подготовленный и подписанный этой «тройкой», а не гипотетическими «конституционными комиссиями». Этот текст и послужил основой для новых, уже советских, конституций балтийских республик.

Авторы проекта руководствовались действующей Конституцией СССР, однако внесли в нее некоторые изменения с поправкой на особенности политической и экономической обстановки в Прибалтике. Главные поправки коснулись таких вопросов, как земля и частная собственность. Так, в статье 4 проекта в отличие от Конституции СССР говорилось об «отмене частной собственности на орудия и средства производства» не вообще, а только «в крупных промышленных предприятиях». Эти предприятия, а также банки, транспорт и средства связи подлежали национализации.

Совсем не упоминалась в конституционном проекте колхозная тема. Из статьи 7 о собственности кооперативных предприятий было изъято упоминание о «колхозном дворе». Статья, напротив, получила дополнение: в советской Конституции говорилось о том, что законом допускается мелкое частное хозяйство единоличных крестьян и кустарей - проект конституций балтийских республик допускал также «мелкие частные промышленные и торговые предприятия в пределах, установленных законом».

По Конституции СССР земля закреплялась за колхозами «в бесплатное и бессрочное пользование». В проекте появилась новая статья, которая предоставила это право не колхозам, а крестьянским хозяйствам «в пределах, установленных законом».

В проекте нашли отражение и вопросы хозяйственного строительства. Предполагалось, например, что в Латвии, как промышленно более развитой республике, промышленных наркоматов будет больше чем в Литве и Эстонии: местной, лесной, пищевой и легкой промышленности.

18 сентября 1940 г. Политбюро приняло постановление о составе руководящих структур компартий Латвии - Бюро ЦК. Бюро состояло из 7 человек. Компартию Латвии в должности первого секретаря возглавил тогда Янис Калнберзиньш (в русифицированном варианте Ян Калнберзин). В Латвии в партийное руководство республики был допущен только председатель правительства В. Лацис. Первые Бюро ЦК компартий в Прибалтике имели одну характерную особенность: они состояли почти исключительно из представителей титульных национальностей, кроме А. Яблонского в латвийском Бюро и Д. Шупикова в литовском.

8 октября 1940 г. компартия Латвии были официально принята в состав ВКП (б). Одновременно с получением новых партийных документов была проведена проверка («чистка»). Впрочем, «чистка» была не такой строгой, как в «старых» республиках СССР: коммунистические кадры приходилось беречь по причине их малочисленности. Политбюро ЦК ВКП (б) в своем решении от 9 декабря 1940 г. обращало внимание местных партийных руководителей на выходцев из других партий, вступивших в компартию Латвии до 8 октября 1940 г.

При этом, республиканские ЦК в Прибалтике обязывались решать вопрос о выдаче новых партдокументов выходцам из других партий «только после тщательной политической проверки каждого из них».

По официальным данным, к началу 1941 г. численность компартии составила: в Литве 2 486, в Латвии 2 798 и в Эстонии - 2 036 чел. Однако такой существенный рост не стоит рассматривать только как следствие увеличения приема в партию граждан балтийских республик. Эти цифры в значительной степени были достигнуты за счет «армейского фактора», т. е. за счет учета численности коммунистов, находившихся в частях Красной армии и НКВД.

Одним из первых шагов по советизации балтийских республик была национализация промышленности, банков, торговых и других предприятий.

Для осуществления мероприятий по национализации банковской сферы в банки предлагалось направить специальных «правительственных комиссаров», которые были обязаны, во-первых, взять на учет текущие счета и ценности, а, во - вторых, обеспечить текущее кредитование промышленных предприятий.

Лимитировался порядок выдачи вкладов частным лицам и кредитования предприятий. Частные вкладчики могли получить не более 100 крон в месяц и только с разрешения комиссаров банков. Финансирование деятельности промышленных и торговых предприятий должно было осуществляться по заявкам, «заверенным профсоюзными организациями», и также с разрешения комиссаров. Все драгоценные металлы и камни, находившиеся в ювелирных магазинах, подлежали изъятию и сдаче на хранение в банк.

После того, как был решен вопрос о национализации крупных (по масштабам Прибалтики) предприятий и банков, настала очередь торговых предприятий, коммунального хозяйства и недвижимости.

Ситуация изменилась после того, как в балтийских республиках утвердилась новая, «народная» власть. Москве пришлось тогда не раз вмешиваться в ход событий и регулировать «аппетиты» местных руководителей в отношении чужого имущества, особенно если это имущество принадлежало гражданам, попавшим в категорию «нетрудовых элементов».

Например, новые руководители Латвии первыми обратили внимание на то, что ранее принятые постановления о национализации торгово-промышленных предприятий и домовладений обошли стороной вопрос о другом имуществе их владельцев (автомашины, мебель и проч.). «Сейчас эти домовладения национализированы, - говорилось в одной из докладных записок, - но дорогостоящие мебель, ковры и уникальные вещи пока что остаются в ведении владельцев». Для исправления этого «ненормального», по мнению латвийских властей, положения был подготовлен проект указа Президиума Верховного Совета Латвии о национализации грузовых и легковых автомашин, мебели и имущества, принадлежавших бывшим владельцам промышленно-торговых предприятий и домов. Относительно мебели и другого имущества в указе говорилось, что это имущество «служит источником нетрудового дохода», поэтому оно подлежит национализации, «за исключением имущества и мебели, находящихся в личном пользовании владельца, но не более необходимого комплекта для обстановки четырех комнат».

Теперь предстояло согласовать вопрос с Москвой. В декабре 1940 г. соответствующий документ был направлен в Совнарком СССР. После предварительного согласования в аппарате СНК был составлен проект решения, в котором значилось, что «Совнарком СССР не возражает против проведения национализации легкового автотранспорта, мебели и имущества». Однако заместитель председателя СНК СССР Р. С. Землячка, которой предстояло подписать это решение, оставила другую резолюцию: «Сомнительное дело. Надо подробнее разобраться».

«Разобраться», по-видимому, так и не удалось, потому что спустя 10 дней, 4 января 1941 г., за подписью Землячки в Латвию ушел другой документ, согласно которому решение этого вопроса передавалось в ведение республиканских СНК и Президиума Верховного Совета.

2 января 1941 г. проект указа о национализации легковых машин и мебели был одобрен на совместном заседании ЦК КП и СНК Латвии. На нем присутствовал находившийся в инспекторской поездке по Прибалтике секретарь ЦК ВКП (б) А. А. Андреев, который также поддержал проект. Оставалось получить соответствующее одобрение Политбюро, о чем Я. Калнберзиньш и В. Лацис 3 января 1940 г. просили Сталина и Молотова. Санкция Москвы была получена 6 января, однако решением Политбюро была разрешена национализация только легкового автотранспорта, принадлежащего «нетрудовым элементам».

Одним из главных шагов по вовлечению Латвии, Литвы и Эстонии в советскую экономическую систему стал переход этих республик на советскую валюту. Курс обмена национальной валюты на советский рубль был установлен довольно произвольно: 1 лат равнялся 1 рублю.

Чтобы сгладить последствия такого традиционно непопулярного шага, как повышение цен, его планировалось разделить на три этапа и, кроме того, «подсластить пилюлю» другими мероприятиями социального и экономического порядка, например, повысить заработную плату.

Для крестьян предусматривалось повышение с 1 октября закупочных цен на все сельскохозяйственные продукты, кроме зерна, в пределах 10-25 %.

Все эти мероприятия должны были смягчить впечатление от запланированного повышения цен. Эта акция проводилась с целью «выравнивания» цен в Прибалтике и остальной части СССР, где они были существенно выше.

Ситуации в Латвии в начале октября 1940 г., в результате, выглядела следующим образом. «После повышения цен спрос на товары как промышленные, так и продовольственные резко возрос. Городское население делает запасы даже таких продуктов, как картофель, рожь, чего раньше не наблюдалось».

Были введены карточки на сахар и кусковое хозяйственное мыло. Каждый гражданин республики имел право получить 1,800 гр. сахара и 125 гр. кускового хозяйственного мыла в месяц. Вводилось ограничение на приобретение текстильных товаров и обуви.

24 октября 1940 г. Политбюро приняло решение об отсрочке нового повышения цен в республиках Прибалтики до 16 ноября 1940г. Таким образом, повышение цен должно было быть проведено вместе с официальным введением советской валюты. Однако вскоре выяснилось, что даже технически такое масштабное мероприятие республиканские совнаркомы обеспечить в срок не в состоянии.

Была создана специальная комиссия СНК СССР, которая, изучив создавшуюся ситуацию, решила отсрочить очередное повышение цен и валютную реформу до 25 ноября 1940 г.

В октябре-ноябре 1940 г. новая власть в Прибалтике оказалась на пороге кризиса. Первые мероприятия по советизации Латвии вызвали совершенно прогнозируемую реакцию населения: «Мелкая городская буржуазия уже начинает открыто проявлять недовольство. Если не так давно проходящие по улицам части Красной Армии дружелюбно приветствовались публикой, то теперь они встречаются и провожаются угрюмым молчанием. Обратную картину наблюдаем мы, когда по тем же улицам проходит соединение национального корпуса. Его не только встречают приветствиями, но его, как правило, сопровождает восторженная толпа в 100-200 человек. Даже были случаи, когда из толпы раздавались антисоветские профашистские лозунги. Органы НКВД своим вмешательством прекратили эти маленькие демонстрации...».

На основе изученного материала, можно сделать следующие выводы: 1) процесс советизации на территории Латвии имел ряд особенностей; 2) советизация изменила расстановку политических сил внутри Латвии, изменила экономическую обстановку.

латвия оккупация немецкая освенцим

2. ЛАТВИЯ В ГОДЫ НЕМЕЦКОЙ ОККУПАЦИИ

2.1 Первые месяцы оккупации

26 июня 1941 года немецкой 8-й танковой дивизии группы армии «Север» вошли в Даугавпилс, а ещё три дня спустя, 29 июня, немецкое войска заняли Екабспилс (Якобштат), Ливны (Ливенгоф) и южную часть Риги.

Вслед за армейскими частями следовали эйнзатцгруппы. Вся Прибалтика и Белоруссия находились в ведении эйнзатцгруппы «А», ее командиром был бригадефюрер СС и генерал-майор полиции Франц Шталекер (позже он стал командиром полиции безопасности и СС в рейхскомиссариате «Остланд»).

По численности и составу эйнзатцгруппы и эйнзатцкоманды представляли собой не боевые соединения, скорее штабы, будущую полицию администрацию для оккупированных территорий. В их состав входили офицеры войск СС(34%), вермахта (28%), полиции порядка (орпо) (22%), полиции безопасности (зипо) и тайной полиции (гестапо) (9%), криминальной полиции (крипо) (4%) и офицеры службы безопасности (СД) (3%). Таким образом, эйнзатцкоманды должны были не столько сами проводить карательные операции, сколько руководить их проведением. Непосредственно же исполнение таких операций возлагалось на отряды «вспомогательной полиции», формировавшихся под контролем эйнзатцкоманд из местных нацистов.

На территории Латвии в течении лета 1941 года действовали зондеркоманда «1а» и эйнзатцкоманда «2». Эйнзатцкоманда «2», пройдя путь от Белоруссии через территорию Латвии до Гатчины в Ленинградской области, в январе 1942 года вернулась в Ригу. Её командир, оберштурмбанфюрер СС д-р Эдуард Штраух, был командиром зипо и СД в Латвии.

Штатная численность немецкого полицейского аппарата в оккупированной Латвии была незначительной - на 10 октября 1942 года она составила всего лишь 1 000 человек. Это, собственно, и был весь личный состав эйнзатцкоманды «2», действовавшей на территории Латвии. В Латвии, к примеру, численность немецких полицейских сил и гражданской администрации даже к концу 1943 года насчитывала в общей сложности 15 тысяч человек. Численность же «вспомогательной полиции» составляла 18 тысяч человек. К 1 сентября 1943 года их было уже 36 тысяч человек (не считая численность Латышского легиона СС, нацистских молодежных организации и чиновников самоуправления), тогда как численность немецкого аппарата не увеличилась[12, с. 76].

Политика германских властей с первого дня оккупации была такова: очистить «восточные оккупированные территории» от евреев и коммунистов должны сами жители этих территорий. Погромы и расстрелы коммунистов и евреев поручили местным полицаям.

В числе организационных мероприятий на первом месте стояло «формирование вспомогательной полиции и защитных команд» из местного населения. Сформированные в первые дни германской агрессии в Латвии отряды «самообороны», в основном, представляли собой воссозданную довоенную военизированную организацию «Айзсарги» («Стражники»), которая была создана ещё а 1919 году партией «Латышский крестьянский союз» во главе с Ульманисом, а после переворота Ульманиса а 1934 году фактически играла роль Национальной гвардии. Каждый батальон «самообороны» состоял примерно из 500 человек. В последующие месяцы оккупации, после того как закончилась вакханалия первых казней и еврейских погромов, батальоны «самообороны» несли охрану транспортных коммуникаций, военных объектов, концлагерей, а также выполняли карательные функции[27, с. 56-63].

Сразу после вступления на территорию Латвии передовых отрядов немецкой группы армии «Север» некоторые латышские командиры попытались восстановить существовавшую до 1940 года систему полицейской власти. В Ригу и Рижский округ, вскоре после захвата города частями вермахта 29 июня, вступили зондеркоманда «1а» и эйнзатцкоманда «2». Первой руководил штурмбанфюрер СД Мартин Зандбергер, второй - оберштурмбанфюрер СС Эдуард Штраух. Под их руководством в Риге в начале 1941 года из отрядов латышских националистов были организованны первые несколько рот «Латышской вспомогательной полиции» в количестве 400 человек. Латышским комендантом Риги был назначен подполковник Вальдемар Вейсс, один из будущих командиров СС.

Были образованны две самостоятельные группы специально для проведения погромов. Вспомогательная полиция в количестве 400 человек обеспечивала охрану города. На основе всех этих формирований предполагалось создать так называемую латышскую милицию. Префектом полиции был назначен Штиглиц, его помощником Арвер Оше[29, с. 61].

Формирование «команды Арайса началось еще 5 июля 1941 года, когда руководитель латышской фашистской организации «Перконкруст» Густавс Цельминьш призвал латышей вступить в добровольную «команду безопасности», которой руководил В. Арайс (на момент формирования отряда Арайс возглавлял всю рижскую полицию). В течение лета и осени 1941 года команда безопасности» Арайса расстреляла в Викерниекском лесу около 10 тысяч человек, как латышей, так и евреев, коммунистов, прочих «инакомыслящих» и просто душевнобольных, которые, согласно расовой теории нацистов, также подлежали уничтожению. При расстрелах присутствовал и начальник оперативного отдела Латышской политической полиции (ЛПО) Тейдеманис. А заместитель начальника оперативного отдела ЛПО Эдгар Лайпениекс любил лично принимать участие в казнях политзаключенных Центральной рижской тюрьмы, хотя это не входило в его прямые обязанности.

В 1943 году «команда Арайса» была преобразована в Латышскую полицию безопасности и начала выезжать в другие города и уезды Латвии, где уничтожила еще около 5 тысяч человек. Так, например, подчиненные Арайса принимали непосредственное участие в карательных операциях в феврале - марте 1943 года в Даугавпилсском округе, которыми лично руководил высший фюрер СС и полиции в «Юстланде» группенфюрер СС Фридрих Йекельн.

Прошло чуть более недели с того дня, как немецкие войска вступили в Ригу, и 8 июля 1941 года Штиглиц направил свой первый отчет командиру эйнзатцкоманды «2»: «За сутки арестован 291 коммунист и в 557 кварталах произведены обыски». Кроме того, в ходе всех этих «спонтанных акций по самоочищению, как это называлось на эсэсовском жаргоне, только в Риге в первые дни оккупации было убито около 500 евреев.

В Даугавпилсе, так же как и в Риге, 3 июля 1941 года латышские националисты с помощью немцев создали городское самоуправление и Службу вспомогательной полиции. Во главе обоих встал бывший капитан латвийской армии Петерсонс. «В службу вспомогательной полиции (СВП), - как говорилось в немецких документах, - вошли бывшие военнослужащие латышской армии и члены бывшей организации самозащиты (айзсаргов).

Таким образом, в первые месяцы оккупации Латвия погрузилась в экономическую разруху, по ней прокатилась волна массовых грабежей и убийств. Были сформированы новые органы оккупационной власти. Часть населения Латвии стала на преступный путь пособничества захватчикам.

2.2 Коллаборационизм в Латвии

Организации профашистского толка стали возникать в Латвии сразу после окончания первой мировой войны. Первыми из них стали “айзсарги” (“охранники”) и Латышский национальный клуб, созданные в 1919 и 1922 гг. соответственно. Военизированную организацию “айзсаргов” возглавлял лидер партии “Крестьянский союз” К.Ульманис, фактически использовавший “охранников” как вооруженную силу в борьбе за власть.

15 мая 1934 года при поддержке “айзсаргов” в Латвии был совершен переворот и установлена диктатура К.Ульманиса. В период его правления организация “айзсаргов” численностью до 40 тысяч человек по своим обязанностям и правам была приравнена к полиции.

Правительство К.Ульманиса резко ужесточило политику в отношении национальных меньшинств. Были распущены их общественные организации, закрыто большинство школ для национальных меньшинств. Даже этнически родственные латышам латгалы (22% населения) лишились возможности пользоваться латгальским языком в местных учреждениях и обучаться на нем в школах.

Деятельность Латышского национального клуба была запрещена правительством вскоре после его создания, но на его основе в 1927 году была создана группа “Огненный крест”, переименованная в 1933 году в Объединение латышского народа “Перконкруст” (“Громовой крест”). К осени 1934 г. она насчитывала в своих рядах около 5 тыс. человек. Перконкруст представлял собой радикальную националистическую организацию, выступавшую за концентрацию всей политической и хозяйственной власти в руках латышей и борьбу против “чужеземцев”, прежде всего евреев. После прихода к власти К.Ульманиса организация Перконкруст формально была распущена.

После создания на территории Латвии на основе договора с СССР осенью 1939 года советских военных баз “айзсарги”, члены бывшего Перконкруста и латвийская политическая полиция организовали систему шпионажа за частями Красной Армии в пользу Германии. Одновременно были арестованы сотни представителей национальных меньшинств, особенно евреев, за “симпатии к большевикам.