Экономическое состояние крестьянских хозяйств Ставрополья на рубеже 20-х-30-х годов XX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Тема

Экономическое состояние крестьянских хозяйств Ставрополья на рубеже 20-х-30-х годов XX века

1. Состояние крестьянских хозяйств Ставропольского и Терского округов накануне коллективизации

Одними из наиболее актуальных тем для исследователей в 90-е годы XX и в начале XXI веков являются темы, связанные с развитием крестьянского хозяйства в конце 20-х - начале 30-х годов. Вопросы социально-экономического развития деревни интересовали ученых и в советский период, но большинство историков характеризовали и оценивали это развитие через призму советской государственной идеологии. Тем не менее, по глубине исследованности материала ряд работ советского периода и сейчас сохраняют свою ценность. В число таких работ входит исследование В. Б. Островского.

Из исследователей современного периода, выбравших предметом своего изучения крестьянское хозяйство, можно выделить отечественного исследователя Виктора Берлинских и зарубежного Шейлу Фрицпатрик.

Рассмотрение крестьянского хозяйства следует начать с характеристики крестьянских жилищ. Представления о типах построек можно получить из данных анкетного и выборочного опросов, проведенных ЦСУ в 1928 году. Сведения с мест о состоянии строительства были получены от экспертных комиссий, встречались данные от местных отделений госстраха, земотделов, райтехников, подрядчиков, застройщиков. Согласно этим данным, крестьяне в 20-х годах XX в. жили в небольших, требующих минимальных денежных вложений на строительство, хатах дореволюционного образца. Для Ставропольского и Терского округов типичными были постройки с саманными стенами. [4] Каменные и деревянные дома встречались очень редко. [5] Жилые строения из камня, например, можно было встретить в селе Михайловском, так как недалеко от села находился каменный карьер. Для покрытия крыш использовали преимущественно черепицу (в целом в Северо-Кавказском крае наиболее часто встречавшимися были соломенные крыши). В Терском округе практически все жилые деревянные постройки имели черепичную крышу, а в Ставропольском -- 73,7 % и 26,3 % изб были покрыты соломой или камышом и тростником, что свидетельствовало о том, что казачество было более состоятельным, чем остальное сельское население. [6] Наиболее часто солома использовалась в Медвеженском и Московском районах. [7] Стоимость жилого крестьянского саманного дома при черепичной крыше оценивалась страховыми органами в 667 рублей, а при соломенной крыше в 607 рублей. Это было гораздо дешевле постройки деревянного дома, который обходился хозяину на 350-400 рублей дороже. [8] Каменные же дома могли позволить себе редкие домохозяева. Если, по расчетам в районных статистиков, в Московском районе на 1 апреля 1928 г. постройка саманного дома с соломенной крышей с учетом рабочей силы стоила 526 руб. 63 коп., с черепичной 557 руб. 93 коп., с железной 604 руб. 63 коп., то каменного с черепичной крышей 1 544 руб. 65 коп. и с железной 1616 руб. 65 коп., а продукция крестьянских хозяйств стоила дешево: например, в октябре 1928 года на рынке за пшеницу можно было выручить по 17,5 рублей за центнер.

По размеру дома были небольшими. Типичные для Среднего Восточного подрайона постройки - это дома объемом 75-200 м³. [10] Обычно в Ставропольском округе постройки имели длину 8,5 метра, ширину 4,5 метра и высоту 2,5 метра. Большие по размеру дома были характерны для Благодарненского (236,25 м ) и Петровского (240 м ) районов, маленькие жилые строения - для Курсавского (78,75 м³) и Медвеженского (95,63 м³) районов.

Говоря о состоянии ставропольской деревни накануне коллективизации, необходимо заметить, что и по отношению к 1928 году, то есть по отношению к начальному этапу коллективизации, можно говорить о деревне как о доколлективизационной, поскольку первоначально реформирование сельского хозяйства проходило медленными темпами. Поэтому ряд данных 1928 года могут быть использованы для характеристики крестьянских хозяйств накануне коллективизации. В 1928 же году основным производителем сельскохозяйственной продукции был крестьянин-единоличник. В Ставропольском округе в тот период времени было 120 тысяч индивидуальных крестьянских хозяйств. [12] Они на территории Ставрополья (в границах на 1 января 1937 г.) имели 938 тыс. гектаров озимых посевов, или 94,8% всей площади озимых края, 625,4 тыс. гектаров яровых зерновых и бобовых, или 88,6 % яровых посевов края, 268,1 тыс. гектаров (84,6 %) посевов технических культур, 120,7 тыс. гектаров (94,2%) огородно-бахчевых культур, 16 тыс. гектаров (77,3 %) кормовых. [13] Что касается животноводства, то там процент частной собственности был еще выше. Крестьянам, единолично ведущим свое хозяйство, принадлежало 407,5 тыс. голов лошадей, то есть 93,4 % всех имевшихся в крае лошадей, 1 219,5 тыс. или 96,4 % голов крупного рогатого скота, 2 049,8 тыс. или 91,27 % овец и коз, 342,6 тыс. или 94,41 % свиней. [14]

В конце 20-х годов еще сохранялось общинное землепользование, но полномочия общины в тот период ограничивались государством по мере того, как они начинали мешать построению социалистической деревни. Община не должна была мешать выделению земли колхозам, поступлению налогов в государственный бюджет и как только права общины сталкивались с интересами государства, последнее в законодательном порядке сужало полномочия общины.

Крестьянская община, в том числе и периода конца 20-х годов, изучалась различными исследователями. А. А. Куренышев, например, характеризуя крестьянские организации первой трети XX века, обратился и к истории общины. По мнению автора, община была сохранена советским правительством до 1930 года, так как сдерживала расслоение деревни и тем самым ограничивала массовое перемещение обедневшего крестьянства в города, где рабочие места для них еще не были обеспечены, и содержание армии безработных потребовало бы больших средств. Кроме того, община, с существовавшей в ней круговой порукой, могла обеспечить стабильное поступление налогов, а позже - облегчить проведение контрактации. [15]

Другой исследователь, затрагивавший в своей работе проблему крестьянской общины 20-х годов, Ибрагимова Д. X., считает, что именно «исконный артельный дух крестьянского «мирского» общества» стал основой создания добровольных крестьянских организаций в период нэпа.

Что касается общинного землепользования на Ставрополье, то, согласно распространенным итогам, в Ставропольском округе в 1927 году было 116 641 хозяйство с общинной формой пользования землей и 14 435 хозяйств -- с отрубной и хуторской (все приводимые данные о состоянии общинного и хуторского и отрубного землепользования собраны в ходе весеннего выборочного опроса 1927 года и являются распространенными, поэтому могут характеризовать лишь общие тенденции развития деревни). В общине состояли преимущественно те хозяйства, которые имели небольшие участки пахотной земли и более других страдали в неурожайные годы, то есть хозяйства с посевом до 8 десятин. По данным выборочного опроса, 59,2 % хозяйств с посевом до 8 десятин состояли в общине. Беспосевные хозяйства и хозяйства с посевом до 0,09 десятин составляли 1,84% общинников, с посевом от 0,1 до 2,09 десятин - 9,5 % общинников. Основная масса членов общины - хозяева, имевшие в своем хозяйстве от 2,1 до 8,09 десятин посева. Это 47,86 % хозяев. Согласно статистическим данным, у общинников с посевом до 8 десятин в пользовании находилось 568 691,58 десятины земли, или примерно 44,97% пашни, находившейся в пользовании членов общины. Большая часть земли, то есть 695 910,56 десятин или 55,03 % находилось в пользовании средних и зажиточных хозяев-общинников и кулаков.

Община в 1927 г. еще была сильна. Хозяйств с отрубной и хуторской формой пользования землей по отношению к общему числу хозяйств с общинной и отрубной и хуторской формами пользования было всего 11,01 %. В пользовании самостоятельных хозяйств находилось 12,56 % пашни, имевшейся в то время в фактическом пользовании. В качестве отрубников выступали как владельцы крупных, так и мелких хозяйств. Большинство среди самостоятельных хозяйств, хотя перевес был незначительный, составляли хозяйства с размером пашни до 8,09 десятин включительно - 50,46 % хозяйств.

Остальные 49,54 % хозяйств - с количеством пахотной земли от 8,1 десятины. Но эти 49,54 % хозяйств владели основной частью внеобщинных и внеколхозных земель. Им принадлежало 122 414,05 десятины пашни или 64,13% от общего количества земли в хозяйствах с отрубной и хуторской формой хозяйствования.

Исторически сложилось, то в Ставропольском округе образовывались многодворные общины. Это стало причиной образования дальноземелья и длинноземелья. Часто наделы, принадлежавшие крестьянам, были размером в 20 десятин и находились от мест поселения на расстоянии 15-20 верст. Встречались селения, где наделы располагались в двух совершенно отдельных массивах на расстоянии до 100 верст друг от друга. Учитывая дальноземелье, разное качество почв и расположение водных источников, для справедливого распределения земли крестьянское хозяйство получало свой надел размером в среднем 15-20 десятин на двор, состоящий из нескольких участков, иногда в 5-10 местах.

После октябрьских событий 1917 года государство способствовало трансформации прежней общины. Общинное устройство было сохранено, в том числе и на Ставрополье, потому что природные условия Ставрополья (недостаточность водных источников, отсутствие разнообразия почв), а также плохо развитая сеть железных дорог затрудняли хуторское ведение хозяйства; кроме того, община была удобна как фискальная единица. Столыпинская реформа в свое время способствовала выделению хуторов, но действенной реформа оказалась в местностях с достаточным количеством водных источников. Кроме того, реформа не способствовала уничтожению дальноземелья. В итоге земля, выделенная отрубникам, оказалась в большинстве случаев в руках скупщиков. После революции на местах отрубов начала восстанавливаться общинная форма землепользования.

В первые годы советской власти, до того как был взят курс на коллективизацию, шли поиски оптимальных путей развития крестьянских хозяйств, поэтому предпринимались меры по развитию различных форм землепользования. С одной стороны, для устранения дальноземелья и чересполосицы, улучшения водоснабжения Земельное Управление, по сути, продолжая землеустроительные работы, начатые до 1917 года, поставило задачу раздробления многодворных общин путем образования выселков, отселков, поселков, товариществ, отрубов по возможности с приемлемыми по размеру и качеству земельными участками. С целью улучшения, улучшения с точки зрения правящей власти, хозяйственного использования земель на основе Земельного Кодекса землеустройство проводили и в обязательном порядке. [19] В стране было введено, согласно декрету ВЦИК «О земле» от 26 октября 1917 года, уравнительно-трудовое землепользование. Принципы землеустройства, указанные в декрете «О социализации земли» от 19 февраля 1918 года, способствовали уменьшению размеров земельных участков в хозяйствах, имевших площади земли большие, чем было положено для них по новой норме. Землю теперь получали и женщины, а до революции октября 1917 года земля выделялась с учетом количества мужских душ, безземельное и малоземельное местное земледельческое население (и в их числе иногородние в селах и в казачьих станицах, которые землей до революции не наделялись, а купить землю могли из них не многие), батрачество, земледельческое население, прибывавшее после опубликования закона о социализации земли, неземледельческое население, зарегистрировавшееся в земельном отделе. Причем, при расчете потребительско-трудовой нормы земельного участка на хозяйство для того или иного пояса должна была браться средняя норма землеобеспечения хозяйства в одном из уездов данного пояса с плотностью населения, низшей для данного пояса, с учетом среднего качества и урожайности десятины. При определении среднего крестьянского земельного участка должны были сначала учитываться только те земли, которые до 1917 года были в пользовании крестьян-труженников. В расчет не брались земли частновладельческих нетрудовых хозяйств, находившиеся до 1917 года в фактическом владении и пользовании у казны, частных банков, монастырей, уделов и помещиков. Из этих земель составлялся запасный земельный фонд, из которого наделялись землей безземельные и малоземельные с наделами ниже существовавшей потребительско-трудовой нормы и в исключительных случаях ими могли наделяться имеющие средний участок земли крестьяне, если этой земли было недостаточно для безбедного существования. [20]

Кроме того, сокращению посевных площадей в хозяйствах способствовали войны. С 1913 по 1917 год площадь посева на хозяйство уменьшилась с 17,77 до 11,65 десятины и, таким образом, общая посевная площадь в Ставропольской губернии сократилась с 2 899 000 десятин в 1913 году до 2 047 410 десятин в 1917 году. Гражданская война и политика военного коммунизма имели следствием еще большее уменьшение размера крестьянских посевов: если в 1917 году, как уже было отмечено, средний размер посева на одно крестьянское хозяйство составлял 11,65 десятины, то в 1920 году -- 8,51 десятины. [21]

Одновременно с землеустроительным проектом создавали и агрономический проект перехода к улучшенным севооборотам, и оба проекта пытались осуществлять вместе. [22] Широко в Ставропольском округе была развернута работа по организации агроуплотненных поселков, в которых хозяйство велось с учетом агрономических достижений. [23] Эти поселки создавались в целях недопущения распыления средств и организационных усилий. То есть, государственная помощь в виде кредитов, семенных ссуд, сельхозинвентаря, машин направлялась не по отдельным хозяйствам, а в поселки. Хозяйствование в поселках велось под руководством агрономов. [24] В 1927 году было решено уплотнить 1 300 крестьянских хозяйств, и для этого было выделено 700 тысяч рублей. Опыт предыдущего 1926 года по созданию новых поселков был удачным, и идея культурного улучшения хозяйств вызвала интерес у ряда крестьян. В частности, на 1927 год по Ставропольскому району к уплотнению было намечено 169 хозяйств, а заявок от крестьян поступило около 400. [25]

С началом борьбы с кулачеством, создание агроуплотненных поселков государственные органы посчитали вредным. И. А. Шимченко, секретарь Ипатовского райкома, в своих воспоминаниях о проведении коллективизации писал о неклассовом подходе, существовавшем в практике организации поселков: руководящую роль в уплотненных поселках предполагалось отдать «культурным хлеборобам», то есть кулакам, которые составляли подавляющее большинство «культурных хлеборобов». [26] В плане государственных мероприятий по сельскому хозяйству на 1927-28 год в этом отношении четко говорилось, что землеустройство, в той его части, которая способствует росту кулацких элементов, следует прекратить. [27]

Необходимо также добавить, что при определении путей развития форм землепользования в 20-е годы активное участие принимали не только экономисты, политические деятели, а и крестьяне. Некоторые из них посылали в периодические издания, прежде всего в «Крестьянскую газету», письма со своими предложениями о будущем деревни. Мнения были разные: оставление общинной формы землепользования, создание отрубов и хуторов, организация коллективных хозяйств. [28] Особо здесь выделяется письмо крестьянина из Северо-Кавказского края, в котором говорилось, что поднять сельское хозяйство можно только через допущение свободы выбора форм землепользования, и время выявит лучший способ организации пользования землей; коллективизация же станет неизбежной после поднятия сельского хозяйства, так как в хозяйствах уже имеется необходимость в совместной обработке земли. Хотя крестьянин в итоге и отдал предпочтение коллективным хозяйствам, но основная мысль проходит через все письмо - предоставление производителям сельхозпродукции свободы в выборе форм землепользования. [29]

Таким образом, на 1928 год российская деревня еще сохраняла свой традиционный общинный уклад с единоличным ведением хозяйства. Но в этот период уже происходило изменение государственного внутриполитического курса. Большие планы советского правительства в области индустриализации требовали больших капиталов. Невысокие урожаи и самостоятельное распоряжение крестьянами сельскохозяйственной продукцией своих хозяйств сильно затрудняли процесс накопления денежных средств для последующего их вливания в промышленность. И. Сталин решил изменить ситуацию коренным образом. На XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 года были определены основные направления новой государственной политики. На съезде была принята резолюция «О работе в деревне», в которой говорилось, что основной задачей партии в деревне становится преобразование мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы.

В резолюции было намечено провести мероприятия по улучшению жизни крестьян: необходимо было следить за исполнением решения партии об освобождении маломощных крестьян от сельхозналога и ввести соответствующее требованиям времени прогрессивное налогообложение, предполагалось вовлечь в кооперацию крестьянок, содействовать механизации и развитию кустарной промышленности, развернуть при сельхозкооперации машинные прокатные пункты, где бы маломощным крестьянам машины сдавались на льготных условиях, создать возможность для снабжения колхозов и слабых хозяйств техникой через кредитование или предоставление иных льгот, расширить кредитование бедноты, провести землеустройство с одновременным оказанием агрономической помощи, организовать строительство мелиоративных сооружений, ввести законы о пенсионном страховании маломощного крестьянства, провести культурные преобразования. [30] Эти мероприятия начнут осуществляться сразу после их декларирования, но результатом их будет упадок хозяйства в начале 30-х годов и как следствие - голод 1932-1933 годов, но не процветающая деревня.

Кроме того, в принятой съездом резолюции была обозначена позиция государства в отношении наиболее конкурентно-способных сельских производителей: необходимо было подорвать положение кулаков на рынке зерна, на потребительском рынке сельскохозяйственных машин, в сфере производства и в политической сфере. [31]

Последующие документы, принятые партийными органами, дополняли и конкретизировали решения XV съезда. На Объединительном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), проходившем с 6 по 11 апреля 1928 года, была принята резолюция «О хлебозаготовках текущего года и об организации хлебозаготовительной кампании на 1928/29 год». Кроме того, что в ней были даны установки на социалистическое переустройство села, в ней определялись способы достижения этой цели, по крайней мере, на первом этапе. Рекомендованные в резолюции методы ведения заготовительной кампании были жесткими, но как окажется впоследствии, достаточно либеральными, по сравнению с последующими годами. Во-первых, предлагалось стимулировать продажу крестьянами сельскохозяйственной продукции завозом в села промышленных товаров, которых крайне не хватало, и из-за чего крестьянам приходилось удерживать свой хлеб в хозяйстве, так как вложить вырученные за него деньги они никуда не могли. Во-вторых, предлагалось наладить бесперебойное поступление от населения налоговых платежей, чтобы крестьяне продавали свой хлеб для оплаты налогов, распространить займы, обложить налогом зажиточные хозяйства. В-третьих, рекомендовалось производить конфискацию хлеба за скупку и спекуляцию зерном с применением наказания по статье 107. В числе других мер предполагались организация контроля партии за ходом хлебозаготовок и «вычищение» из местных и центральных органов управления лиц, мешавших проводить правительственную линию, сливание действовавших заготовительных организаций в общесоюзное акционерное общество Союзхлеб (таким образом пытались убрать конкуренцию между заготовительными организациями, так как конкурентная борьба заставляла их поднимать заготовительные цены, чтобы крестьяне сдавали хлеб им; за потребительской кооперацией было решено оставить право производить заготовки, но хлеб, собиравшийся для выполнения общесоюзных планов, а не для местных нужд, подлежал ссыпке на ближайшие элеваторы, мельницы, пристанционные и пристанские пункты Союзхлеба. [32]

Что касается крестьянства, которое уже было объединено в коллективы, то большинство колхозников в тот период имели свои посевы, огороды и скот, потому что процент обобществления в коллективных хозяйствах был низкий (например, на 1 июня 1928 года в Ставропольском округе было 702 колхоза и из них 34 - это машинные товарищества, 594 - это товарищества по обработке земли, 42 - артели и только 32 коммуны). [33] Колхозникам в 1928 г. принадлежало 13,6 тыс. гектаров озимых посевов края (в границах на 1 января 1937 г.) (1,37 %), 30,3 тыс. га яровых и бобовых культур (4,29 %), 29,4 тыс. га посевов технических культур (9,27 %), 4,2 тыс. га огородно-бахчевых культур (3,28%), 1,2 тыс. га кормовых (5,8%). В хозяйствах колхозников также находилось 4,63 % всего поголовья лошадей в крае (20,2 тыс. голов), 2,71 % поголовья крупного рогатого скота (34,3 тыс. голов, причем более трети, 38,19 %, из них составляли коровы и 32,36 % - телята до одного года), 0,91 % овец и коз (20,5 тыс. голов), 4,05 % свиней (14,7 тыс. голов).

Несмотря на то, что к 1928 году крестьяне имели в своем пользовании почти весь обрабатываемый земельный фонд, размер их надела, по сравнению с дореволюционным, по уже указанным выше причинам (установление принципа уравнительного землепользования, тяготы войны), был меньше. Средний размер земельного обеспечения на хозяйство в начале XX века на Ставрополье был 23,8 десятины, не считая арендованных земель, и в среднем 7,41 десятины на душу мужского пола, хотя в разных селах были разные нормы: и 20, и 2 десятины на душу. [35] В 1916 году в Терской области беспосевные хозяйства составляли 21,1 %, хозяйств с посевом до 8 десятин было 30,2%. Остальные 48,7 % хозяйств имели посевных площадей более 8 десятин.

Изучение районов Северного Кавказа в середине 20-х годов показало, что 8,8 % всех хозяйств вообще не имели посевов, 18,2 % хозяйств имели менее 2-х десятин земли, 21,4% хозяйств располагали 2-4 десятинами, 17% - 4-6 десятинами. Таким образом, 56,6 % крестьянских семей имели до 6 десятин посева. У 1,7% хозяйств был посев в 6-8 десятин, у 7,5 % - 8-10 десятин, у 10,3 % - 10-16 десятин, у 5,1 % - свыше 16 десятин. [37]

В сельской местности Ставропольского округа беспосевные и низкопосевные хозяйства с размером пахотной земли на хозяйство до 0,09 десятин были представлены, согласно данным весеннего опроса 1927 года, 2,91 %. До 8,09 десятин посева было у 58,8 % крестьянских хозяйств. 28,44% хозяйств владели пахотной землей размером 8,01-16,09 десятин. Остальные 12,8% хозяйств на 27 год можно считать наиболее крупными и они имели на хозяйство свыше 16,09 десятин.

В Терском округе в 1927 г. беспосевные хозяйства составляли 9,2% Особенно большое количество беспосевных хозяйств наблюдалось в Воронцово-Александровском (16,1 %), Арзгирском (14,3 %), Наурском (13 %), Кисловодском (12,2%), Горячеводском (11,9%), Моздокском (10,9 %) и Прикумском (10,4%) районах. Незначительное число беспосевных хозяйств было в Степновском (2,2 %), Левокумском (4 %), Суворовском (5,2 %), Александрийском (6 %) и Георгиевском (6,6 %) районах. Хозяйства с посевом до 6,09 десятины составляли 43,7% хозяйств округа, с посевом 6,09-8,1 десятины - 11 %, с посевом 8,1-16,09 десятины - 23,1 %, от 16,1 десятины и выше - 13%. Значительный процент крупных хозяйств, имевших от 16,1 десятины, был в Прохладненском (27,6 %), Арзгирском (23,5 %), Прикумском (21,1%) районах.

Такое измельчение хозяйств для региона рискованного земледелия, которым является Северо-Кавказский край, было нежелательно. [40] 8 июля 1925 г. постановлением ЦИК и СНК СССР Северный Кавказ, наряду с другими 16 административными единицами (затем их количество увеличили), был признан частью засушливой области в пределах РСФСР. В Северо-Кавказском крае засушливыми были названы Донской, Донецкий, Шахтинский, Таганрогский, Сальский, Ставропольский и Терский округа. [41] В отчете по обследованию засушливых районов говорилось, что в таких регионах крупнопосевное хозяйство необходимо рассматривать в ином ракурсе, чем крупные хозяйства других районов. Большие площади посевов - это гарантия устойчивости хозяйства в местах рискованного земледелия. На Северном Кавказе, по мнению специалистов, устойчивым могло считаться хозяйство, имевшее в своем распоряжении более 8 десятин. Но после революции размер крестьянского посевного фонда на семью уменьшился и почти уравнялся с посевными наделами в других регионах. Далее в отчете говорилось, что при проведении социально-экономической политики необходим районный подход.

С целью выхода из сложившейся в Северо-Кавказском крае ситуации в Народном комиссариате земледелия предлагали реорганизовать середняцкие хозяйства, объединить низкопосевные хозяйства в коллективные, в общественном порядке оказать агрокультурную помощь зажиточным, стимулировать скотоводство, животноводство, садоводство, огородничество, чтобы уменьшить зависимость хозяйства от погодных условий, строго дифференцировать налоговую политику и сделать ее регулятором хозяйственного развития. Кроме того, предлагалось страховать хозяйства от неурожаев (наиболее выгодными считали кооперативное страхование скота и организацию общественных семенных запасов), облегчать возможность получения кредитов из фонда борьбы с засухой и распространять долгосрочное кредитование (наладить кредитование производственно способных середняков и бедняков, а остальным предоставить возможность получения общественных займов, гарантируемых общественными комитетами при контроле органов власти и общественных организаций за использованием кредитов), обеспечить использование достижений агрономической науки (посев устойчивых к засухе сортов и т.д.), расширить травосеяние для увеличения кормовой базы скота, проводить землеустройство и производить постройку ирригационных сооружений, по возможности обеспечить крестьян средствами производства, организовать сбыт, развивать самостоятельность населения в своей хозяйственной деятельности и направлять развитие «в кооперативное русло». [42]

Таким образом, более половины хозяйств края не владели достаточным количеством земли, гарантировавшим их от голода в неурожайные годы и система хозяйствования региона требовала реорганизации.

До начала проведения коллективизации широко распространенным явлением была аренда земли. Сдачей в аренду земли занимались преимущественно хозяева небольших по посеву хозяйств, а арендаторами выступали главным образом хозяева крупных хозяйств. Социальный состав сдатчиков и арендаторов сильно затрудняет определение точных масштабов аренды из-за неточности статистических материалов, поскольку, как отмечал В. П. Данилов, сдатчики земли, несмотря на то, что их интересы были законодательно защищены, по возможности старались избегать огласки факта сдачи путем регистрации в совете или простым сообщением организациям, производившим опросы, хотя более грамотные арендаторы охотнее сообщали, что имели арендованную землю. Кроме этой, Данилов назвал и еще ряд причин необъективности статистических материалов об аренде (отсутствие сдающих землю во время опросов и т.д.). [43] Тем не менее, общая картина развития арендных отношений по имеющимся данным восстановима.

Что касается рабочего скота, то он концентрировался в крупных хозяйствах. [45] Согласно весеннему опросу 1927 года, в сельской местности Ставропольского округа 41,44% хозяйств не имели рабочего скота [46]; в крестьянских хозяйствах Терского округа (по данным весенней выборочной переписи 1927 года) рабочего скота не имели 35,3 % хозяйств. [47] От 80 до 92 и более процентов крестьянских хозяйств Ставрополья с площадями посевов до 3,09 десятины рабскота не имели. По одной единице рабочего скота имелось в Ставропольском округе немногим более чем у четверти (27,48 %), а в Терском немногим менее (23,9 %) чем у четверти хозяйств [48], причем в законе «О едином сельскохозяйственном налоге на 1928-1929 год» говорилось, что к числу хозяйств не имеющих тягловой силы, в условиях Ставропольского и Терского округов, следует относить хозяйства, не имеющие двух лошадей или пары волов. [49] По две единицы рабскота в Ставропольском округе имели 20,22 % хозяйств, а в Терском - 25,8 % хозяйств, по три в Ставропольском 5,94%, в Терском 9,1%. По четыре головы рабочего скота могли себе позволить редкие хозяева и главным образом это были владельцы очень крупных хозяйств. [50] Более подробно об обеспеченности ставропольских и терских крестьян скотом можно судить из следующих таблиц:

Группировка крестьянских хозяйств Ставропольского округа по обеспеченности рабочим скотом по распространенным итогам весеннего опроса 1927 года.

Группировка крестьянских хозяйств Терского округа по обеспеченности скотом по данным весенней выборочной переписи 1927 года.

Экономическое положение крестьянских хозяйств в Ставропольском и Терском округах, как уже говорилось, определяли погодные условия, а в 1928 году погода не способствовала получению хорошего урожая. Урожай озимых в 1928 году был еще ниже, чем в предыдущем. В 1927 году на момент выхода посева из-под снега его состояние в Ставропольском округе Окружной экспертной комиссией оценивалось в 2,9 балла, в Терском округе - в 2,5 балла. На момент ухода озимого посева под снег в 1927 г. в Ставропольском округе он оценивался в 3 балла, а при выходе в 1928 г. в 2,3 балла; в Терском округе ситуация была аналогичной: уходящий под снег посев оценивался в 3,8 балла, а после таяния снега в 2,5. [53] Озимые пострадали от мороза, яровые посевы 1928 года пострадали от засухи. Засуха же сказалась и на количестве заготовленных кормов. В Степном Восточном подрайоне (включал Донецкий, Шахтинский, Сальский, Ставропольский и Терский округа) в 1928 году было заготовлено сена на 18,2 % меньше, чем в 1927 году, соломы меньше на 6,4 %. Только запасы мякины оказались на 1 % больше запасов 1927 года. [54]

Сложившаяся ситуация с хлебом и кормами и отсутствие в селе промышленных товаров сказалось на состоянии рынка, так как рынок являлся и является своеобразным термометром и сразу реагирует на кризисные явления в сельском хозяйстве. В 1928 году рынок еще определял частник как основной производитель сельхозпродукции. Плохой урожай 1928 года повлиял на товарность крестьянского хозяйства и на уровень цен на продукты сельского хозяйства на базарах. После уборки владельцы маломощных хозяйств повезли урожай на рынок, чтобы за вырученные деньги удовлетворить потребности хозяйств и уплатить налоги, поэтому цены на рынках снизились. Например, если в июне центнер ячменя по городу Ставрополю можно было купить за 8 рублей 54 копейки, в июле за 12 рублей 20 копеек, то в августе (цены указаны за первый день месяца) за 6 рублей 90 копеек. [55] После продажи мелкими хозяйствами своих незначительных излишков зерна поступление его на рынок сократилось. Обобщенные данные по обследованным 352 крестьянским хозяйствам Северного Кавказа свидетельствуют о том, что в ноябре доходная часть хозяйства от продажи зерновых хлебов составила 10 %, а в декабре 9,7 %, от продажи масличных в ноябре 7,2 %, в декабре 2,2 %, от продажи муки и круп в ноябре 3,6 %, в декабре 1,9 %. [56] Одновременно с этим шло снижение уровня хлебозаготовок. В Северо-Кавказском крае в октябре было заготовлено 42 831 тонна пшеницы, 2 230 тонн муки, 9 270 тонн ячменя, 9 821 тонна ржи и суржи, 2 642 тонны овса, в ноябре же 21 851 тонна пшеницы, 1 409 тонн муки, 3 915 тонн ячменя, 5 340 тонн ржи и суржи, 1589 тонн овса. [57] В Ставропольском округе заготовки упали с 5 062 тонн в ноябре до 2 101 тонны в декабре, причем из 2 101 тонны 1 544 тонны - это были маслосемена и техкультуры, а остальное - хлеб и хлебофураж. [58] Причина из месяца в месяц осложнявшейся ситуации с заготовками зерна была очевидна: крестьяне не хотели сдавать государству свои небольшие товарные запасы за бесценок. Директивные цены в Северо-Кавказском крае НКСнабом на это время были установлены в 7 рублей 75 копеек за центнер мягкой пшеницы и 8 рублей 24 копейки за твердую пшеницу, хотя, например, на относительно стабильном сельском рынке Винодельного с октября по декабрь 1928 года на пшеницу установилась цена 17 рублей 50 копеек за центнер. Рожь закупалась у населения по 5 рублей 49 копеек за центнер, на рынке Винодельного крестьянин мог продать свою рожь в октябре-ноябре за 15 рублей. [59]

Крестьяне не везли на рынок и не сдавали государству зерно еще и потому, что не имели возможности реализовать обесценивавшиеся деньги, так как промышленные и бакалейные товары поступали в село крайне слабо. Например, в декабре в сельской местности Ставрополья не хватало чая, махорки и т. д., резко снизился объем завоза текстильных товаров (по отделению Крайсоюза ПО в декабре краем было завезено 5 вагонов текстиля, в то время как в ноябре 15 вагонов), были трудности в покупке обуви, режущих товаров, эмалированной посуды, некоторых видов сельскохозяйственных машин, строительных материалов (лесоматериалов, гвоздей, кровельного железа и так далее), бельевого мыла. [60]

В целях сохранения запасов зерна в хозяйстве крестьяне начали распродавать скот. Если доля дохода крестьянской семьи от продажи живого скота в ноябре была 23,7 %, то в декабре 28,1 %, доля дохода от реализации мясопродуктов за месяц выросла с 5,6 % до 8 %. [61] Вывоз на рынок большого количества мяса стал причиной падения на него цен. [62] Заготовки у населения скота и мяса в тот период времени также проходили более интенсивно, чем обычно. В ноябре крупного рогатого скота по Ставропольскому округу было заготовлено на 675 076 рублей, в декабре на 572 011 рублей, то есть снижение составило 20 %, но, несмотря на некоторое снижение количественных показателей, качественные характеристики заготавливавшегося скота говорили о том, что население избавлялось от животных, которые в сложной экономической обстановке оказывались лишними. Так, с ноября по декабрь упали заготовки по взрослому крупскоту с 7 814 до 4 052 голов, то есть на 48 %, но выросли заготовки по молодняку: с 754 голов в ноябре до 1219 в декабре. Эта ситуация на рынке скота и мяса вызывала опасение у специалистов, так как создавала угрозу сохранения поголовья крупного рогатого скота в округе. [63] Кроме того, в хозяйствах происходило постепенное сокращение численности овец. В декабре заготовка овец по Ставрополью выросла до 4 197 голов, а в ноябре было заготовлено 2 015 голов.

В целом же в конце 1928 года крестьяне старались обеспечить поступление денежных средств в хозяйство не продажей сельхозпродукции, а занятием промыслами и заготовками, что было связано с резким уменьшением или отсутствием излишков в хозяйствах и придерживанием продукции хозяевами, которые эти излишки имели. Если в ноябре статья дохода от выхода на заработки или от занятия промыслами составляла 16,7%, то в декабре 19,1 %. [64]

Итак, кризисные явления на рынке сельхозпродукции и в хлебозаготовках в 1928 году имели объективные причины - неурожай, наличие в стране большого количества мелких, неспособных противостоять непогоде хозяйств, и субъективные - создание на селе (как и в городе) товарного голода и участившееся применение насильственных методов воздействия к владельцам экономически рентабельных хозяйств. Тем не менее, в качестве одной из серьезных причин плохого хода хлебозаготовок и роста цен на базарах и нехватки сельхозпродукции руководством называлось сопротивление кулачества. Андреев А. А., секретарь крайкома ВКП(б), оценивая обстановку в деревне в тот период, в числе имевшихся недостатков отметил следующий: нет еще всюду четкого, правильного проведения на практике линии партии и «в связи с отчаянным сопротивлением кулаков, с острой классовой борьбой, не всюду обеспечен еще в достаточной степени нажим на кулака так, как этого требует линия партии». По словам Андреева, недостаточный нажим на кулака особенно сказался на хлебозаготовках и в вопросах сельского хозяйства. [65] Е. И. Турчанинова, занимавшаяся исследованием коллективизации на Ставрополье и издавшая в 1963 году результаты своих исследований, также называла сопротивление кулачества как один из факторов, отрицательно влиявших на рынок и заготовки и, как представитель советской историографии, положительно оценивала предпринимавшиеся местным и центральным руководством попытки обеспечить* выполнение заготовительных планов давлением на владельцев крупных хозяйств через привлечение к судебной ответственности, конфискацию сельхозпродуктов и так далее. [66]

Постсоветская историография не склонна трактовать сопротивление крестьянства хлебозаготовкам как кулацкий мятеж. В частности, А. В. Баранов, оценивая социально-экономическую и политическую обстановку в деревне в конце 20-х годов, говорит не о кулацком сопротивлении, а о сопротивлении всех социальных групп в селе политике государства, так как от заготовок-конфискаций страдали все категории крестьянства, а политику в отношении зажиточных слоев автор называет разорением. [67]

Таким образом, накануне коллективизации деревня еще сохраняла свой традиционный уклад. Крестьяне жили в домах дореволюционного образца, так как, во-первых, строительство нового дома обходилось крайне дорого, а во-вторых, были сильны традиции в строительстве. В деревне того периода существовала община и единоличное ведение хозяйства. Крестьянин еще оставался основным производителем сельхозпродукции, ему принадлежал почти весь обрабатываемый земельный фонд. Однако к концу второго десятилетия произошло измельчение крестьянских хозяйств, что сделало их экономически уязвимыми. Для преодоления проблемы малоземелья на протяжении 20-х годов происходил поиск приемлемых форм землепользования, в процессе поиска активное участие пыталось принимать крестьянство. В итоге определения возможных путей развития директивно выбор был сделан в сторону коллективизации. Это положило начало слому рыночных отношений, применению насилия по отношению ко всем слоям деревни. К концу 20-х годов община выполнила свои роли по сдерживанию расслоения деревни и как фискальная единица, которые отводились ей советским государством, поэтому с началом коллективизации начался последний этап в истории существования этого института.

2. Экономическое развитие деревни на первом этапе ее социалистического реформирования

С 1929 года в аграрном секторе В 1929 году рынок продолжал оставаться нестабильным. Заготовки снижались. За 25 дней января было выполнено немногим более пятой части январского плана. [1] Всего в январе, по данным Окрторга, была заготовлена 1 151 тонна зерна, из них 857 тонн составляли маслосемена, то есть объемы заготовок, по сравнению с декабрем, уменьшились на 45 %. [2] Между тем, излишки хлеба в многопосевных хозяйствах оставались, но продавались они крестьянами частным скупщикам. Особую активность проявляли в тот период частники-перекупщики с Терека и Владикавказа в Александровском и Курсавском районах. [3] Для усиления хлебозаготовок Совнарком предложил проводить снабжение дефицитными товарами крестьян, сдавших или сдающих хлеб, из товаров, получаемых кооперацией для обеспечения сельского населения. Наркомату торговли было поручено увеличить объем завозимых в деревню промтоваров.

Нехватка продовольствия и кормов повлияла на качество скота в крестьянских хозяйствах, особенно в маломощных. В результате зимой на рынок поступал скот средней и ниже средней упитанности.

В связи с окотом овец поступление на рынок мяса в январе уменьшилось. Снижение объемов вывозимого на рынок мяса имело следствием повышение цен, и цены на мясо почти достигли уровня сезонных.

Как и в 1928 году, в 1929 у крестьян хотели забрать весь урожай, не предложив ничего взамен. Поступление в сельскую местность промышленных товаров было крайне ограничено. Потребительская кооперация в январе получила только 5 вагонов текстиля, поэтому в этот период население было обеспечено мануфактурой на 20 %. Не было на рынке сортового железа для ремонта сельскохозяйственных машин, эмалированной посуды, строительных материалов. [6]

В феврале заготовки зерна упали еще на 45 %, но и полученное зерно было собрано путем организации закупок на дому, премированием сдатчиков дефицитными товарами и деньгами и наказанием уклонявшихся от сдачи своих излишков. Не сдававшие хлеб крестьяне исключались из кооперативов, им прекращался отпуск товаров, а в ряде случаев отказывавшихся сдавать свой хлеб привлекали к суду, [7] облагали штрафом в пятикратном размере стоимости наложенного задания [8] и так далее.

Снижение заготовок было обусловлено не только нежеланием крестьян отдать свой хлеб за бесценок заготовителям, но и уменьшением в крестьянских хозяйствах запасов. Сократился и объем вывоза крестьянами сельскохозяйственной продукции на рынок. [9] Выборочное обследование 590 хозяйств Северо-Кавказского края в феврале показало, что пшеницу продавали хозяева, имевшие посев от 4,37-8,49 десятин. Основными продавцами хлеба в это время были хозяйства, в которых было 12,67 десятины и более. Но и эти крупные хозяйства основной доход в феврале имели от продажи живого скота, а не от пшеницы и зерновых вообще. [10] Уменьшение привоза крестьянами на рынок хлеба стало причиной роста цен. Нехватка хлеба привела к тому, что в конце февраля в Ставрополе были введены заборные книжки. Трудящиеся получали по 500 граммов и по 300 граммов на каждого члена семьи в день. Не работавшие хлебом не обеспечивались.

Поскольку в предыдущие месяцы из-за небольших запасов кормов крестьяне усиленно сбывали свой скот и птицу, то в начале 1929 года количество поступавшего на рынок мяса из месяца в месяц уменьшалось, а цены на продукты птицеводства и скотоводства росли. [11]

В марте крестьяне, у которых еще оставались излишки, продолжали их придерживать. По подсчетам, сделанным статистиками из сводок по выборочному обследованию хозяйств Северо-Кавказского края, хозяйства, имевшие посев 17,59 га и больше, продавали в феврале пшеницы в среднем на 6 рублей 96 копеек каждое [12], а в марте на 2 рубля 38 копеек. [13] Для стимулирования сдачи хлеба были увеличены нормы снабжения дефицитными товарами. Если в феврале сдатчики получали товаров на 50% стоимости сданного зерна, то в марте они обеспечивались дефицитными товарами на всю вырученную от продажи сумму. Но крестьяне ждали нового урожая и не спешили отдавать хлеб, так как не знали, сколько будет собрано зерна в новом году. Излишки сдавались только в случае крайней нужды в дефицитных товарах. Если же крестьяне и желали продать свое зерно, то сдаче в заготовительных организации предпочитали рынок, поскольку спрос на хлеб был велик из-за того, что население из пострадавших от недорода районов приезжало в урожайные районы и скупало его в большом количестве для сева и питания. В качестве скупщиков зерна в то время активно выступали и торговцы, но они часто имели справки от сельских советов о том, что нуждались в зерне и в связи с этим борьба со спекуляцией для местных властей была крайне затруднена.

Так как цены на рынке росли быстро, то маломощные хозяйства и служащие в селах, у которых запасы продовольствия уже закончились, либо не имелись вообще, испытывали большие трудности. Как и в 1928 году, эта категория населения снабжалась продуктами питания, правда, в Ставропольском округе им выдавалось только по 20 фунтов муки на едока.

В марте поступление на рынок мяса снова сократилось. В городе отмечались перебои с мясом. Некоторые крестьяне везли на рынок скот, который уже не могли содержать. Животные продавались низкой упитанности, но и они сбывались по повышенной цене. [15] Килограмм говядины в марте на рынке города Ставрополя продавали в среднем по 39,3 копейки, хотя в феврале килограмм можно было купить по 37,8 копеек. В марте стоимость рабочей лошади в Ставрополе поднялась по сравнению с февралем на 19 рублей и составила 130 рублей. Необходимо отметить, что эти цены были ниже февральских и мартовских 1928 г., когда в округе ожидался низкий урожай: говядина в 1928 г. за килограмм в эти месяцы стоила 40-41 копейку, рабочая лошадь - 140 рублей. [16]

Государство по-прежнему при проведении заготовок сделало ставку на насильственное изъятие сельскохозяйственной продукции у крестьян, а не на эквивалентный обмен. Промышленные товары в село продолжали поступать в крайне ограниченном количестве. Существовали большие трудности с приобретением мануфактуры (выдавалась пайщикам кооперации по 10 метров на книжку), готовой одежды и сезонной обуви. В связи с не поступлением на сельские рынки одежды фабричного производства, последняя покупалась у кустарей и из-за высокого спроса и нехватки тканей цены на нее были высокими. Не хватало ряда ходовых строительных материалов, мыла и других промтоваров. [17]

В последующие весенние месяцы заготовки снова снижались. [18] К уже существовавшим причинам придерживания крестьянами хлеба прибавилась еще одна - новый урожай ожидался хорошим не во всех районах. Несмотря на то, что зимой посевы сильно повреждены не были (в Ставропольском округе ушедшие под снег в конце 1928 года и вышедшие в конце марта 1929 года из-под снега посевы оценивались в 3 балла, а в Терском округе на момент ухода под снег оценивались в 3,8 баллов и на момент выхода в 3,2 балла [19]), недостаток влаги в мае, град, восточные ветры, большие перепады температуры создавали угрозу для нового урожая.

Например, только за 3 майских дня градом было уничтожено 1 500 десятин посевов в Московском районе, 4 500 в Медвеженском, 250 в Александровском, 300 в Благодарненском. [20] В результате крестьяне, имевшие еще излишки, но располагавшие сравнительно небольшими посевными площадями, приберегали зерно для внутреннего потребления, а хозяева многопосевных хозяйств ждали очередного повышения цен на рынке, чтобы продать свой товар с наибольшей выгодой. В одном из писем селькоров, помещенных в ставропольской окружной газете «Власть Советов», в отношении характеристики ситуации с хлебозаготовками говорилось, что надеждинские кулаки говорили, что хлеба у них нет, но Стародубцев, Константинов, Гридин и другие под праздники зерно на рынок везли десятками пудов и, кроме того, кулаки заявляли, что им «наплевать на государственных заготовителей», запасы нужно придерживать, так как через месяц за пуд муки будет взято по 15 рублей. [21]

Все эти обстоятельства сразу отразились на частном рынке. Цены на зернопродукты начали колебаться и к концу мая значительно выросли. Если в апреле на рынке города Ставрополя крестьяне продавали свою пшеничную муку сеянку по 36,3 рубля за центнер, то в мае по 53,1 руб. за центнер (в апреле и мае неурожайного 1928 года цены на этот сорт муки были соответственно 15 рублей и примерно 16,48 рублей за центнер). [22]

Появившаяся на полях растительность ослабила напряженность с кормами в крестьянских хозяйствах. В результате на рынок поступал скот лучшего качества. Но опять наметилась опасная тенденция: сократился объем продаж взрослых животных, и увеличилась продажа молодняка. Одновременно наблюдался стабильный рост цен на мясо на городском и сельском рынках. Если крестьяне продавали говядину на городском рынке в апреле по 47,5 копеек за килограмм, то в мае по 52,5 копеек и в отдельных случаях цена поднималась до 62,5 копеек за килограмм. [23]

Увеличение численности населения, землеустройство, неурожаи, давление государства на хозяйства, имевшие излишки, необдуманная политика властей в области хлебозаготовок, оказание финансовой помощи преимущественно мелким хозяйствам, коллективизация, борьба с лжеколхозами и т. д. определили сложившуюся к 1927-1928 годам структуру землепользования. Если в 1914 году в Ставропольской губернии средняя обеспеченность крестьянского двора землей была 20-30 десятин (менее 20 десятин удобной земли имели крестьяне небольшого количества сельских обществ) [24], то к концу 20-х годов ситуация изменилась коренным образом. Во-первых, в сельской местности Ставрополья к лету 1929 г. сократился размер посевных площадей в единоличных хозяйствах. [25] В 1928 году в хозяйствах единоличников было 1 107 850 га озимых и яровых, а в 1929 году стало 1 040 246 га. [26] Прежде всего сокращение посева происходило в крупных и очень мелких хозяйствах. Изучение хозяйств Терского округа показало, что уменьшение посевных площадей наблюдалось в крестьянских хозяйствах с посевом от 16 десятин и одновременно росло количество беспосевных хозяйств. На 1,76 % с 1927 по 1928 год сократилось число хозяйств с посевом от 16 до 24 десятин, в них площадь посева уменьшилась на 1,01 %, на 2,62 % за год сократились количество хозяйств с посевом от 24 десятин и более, в них посевные фонды уменьшились на 12,68 %. Численность беспосевных хозяйств за это время выросла на 2,6 %, с 9,2 % до 11,8 %. [27] Рост беспосевных хозяйств в тот период объясняли тем, что во время революции в деревню хлынул поток рабочих и служащих, которые получили в месте прибытия небольшие земельные наделы и начали засевать свои участки, но развитие промышленности и рост заработной платы, стабилизация цен на продукты питания стали причиной возвращения этих категорий населения к своему привычному образу жизни; ушедшие же на работу в промышленность из-за жилищного кризиса в городах не могли забрать свои семьи и последние определяли высокий процент хозяйств без посевных площадей. Уменьшение численности многопосевных хозяйств объясняли целенаправленной политикой партии по «ограничению развития капитализма в деревне».