Влияние декабристов на развитие Забайкальского края

Размещено на http://www.allbest.ru/

18

Муниципальное общеобразовательное учреждение

Шелопугинская средняя школа

ТЕМА:

Влияние декабристов на развитие Забайкальского края

Работу выполнила:

Несмиянова Юлия

Александровна,

учащаяся 11 "А" класса

МОУ Шелопугинская СОШ.

Руководитель:

Сергеева Нина Петровна,

учитель истории

МОУ Шелопугинская СОШ.

Шелопугино,

2011

План

Введение

Глава 1. Из истории декабристов

1.1. Когда и где возникло слово "Декабристы"

1.2. Первая революционная мысль в России

Глава 2. Практическая часть. "Во глубине сибирских руд…"

2.1. Переезд декабристов в Забайкалье

2.2. Благодатский рудник

2.3. Пребывание декабристов в Чите. Читинский острог

2.4. Переход декабристов из Читинского острога в Петровский завод

2.5. Петровский завод

2.6. Декабристы, жившие и умершие на поселении в Забайкалье

2.7. Жёны декабристов. "Строки истории - строки любви"

2.8. О домах жён декабристов в Петровском заводе

Заключение

Литература

Введение

Одним из мест пребывания декабристов на каторге и поселении стала Читинская область. Здесь отбывали наказание 87 из 120 осужденных декабристов. С их именами связаны города Чита, Петровск-Забайкальский, Нерчинск, Сретенск, а также села Акша, Нерчинский Завод, Благодатка, Акатуй, Горный Зерентуй. В Чите отбывали каторгу М.А.Бестужев, Н.А.Бестужев, П.Ф.Выгодовский, Ф.Б.Вольф, И.И.Горбачевский, А.О.Корнилович, М.С.Лунин, Н.М.Муравьёв, А.И.Одоевский, И.Пущин, К.П.Торсон и другие. В областном краеведческом музее действует постоянная экспозиция, рассказывающая о жизни и деятельности декабристов в Забайкалье.

Объектом исследования является пребывание декабристов на территории Забайкалья.

Предметом исследования является влияние декабристов на развитие нашего края.

Целью данной работы является изучение особенностей пребывания декабристов в Забайкалье и рассмотрение влияния, которое оказали участники восстания на жизнь края.

Для достижения цели будут использованы следующие задачи:

1. Рассмотреть жизнь декабристов в период их ссылки в Забайкалье.

2. Проанализировать отношения декабристов с местными жителями, выявить положительное влияние на жизнь забайкальцев.

В работе использован ряд монографий, описывающих жизнь декабристов после восстания, их деятельность на благо Сибири и Забайкальского края. К сожалению, не удалось найти издания последних лет, в которых могут быть изложены современные данные об участниках декабрьского восстания.

Глава 1. Из истории декабристов

1.1 Когда и где возникло слово "Декабристы"

Всегда интересно следить за историей возникающего слова, особенно слова с большой судьбой. "Декабристы" - такое слово. Это историкам принадлежащее слово, неотъемлемый термин исторической науки, оно и достояние художественной литературы, одушевлённое звено поэтической строки, частый спутник историко-литературного исследования, нередкий гость журналистики и политической речи. О нём даже нельзя сказать, что оно "прижилось" - де в русском языке с какой-то четверти XIX века, - нет, оно не слово-приживал, а слово-хозяин. Оно органически вошло в жизнь языка, стало кровно принадлежать ему. Настолько кровно, что никто так и не спросил, откуда оно взялось: имя месяца - декабрь - так ясно говорило за себя в момент его рождения. Никому как-то не пришло в голову заняться вопросом, когда же и где его придумали.

Названия революционных и общественных организаций и их деятелей нередко возникали из самонаименований обществ: "Земля и Воля", "Народная Воля" - так называли свои организации сами революционеры. Первое из приведённых самоназваний выражает суть программы, второе, - скорее, основу действия. У декабристов, прошедших путь саморазвития очень быстро (сменилось не менее пяти названий общества за 10 лет), самоназвания были лишь у двух первых: "Союз Спасения" отражал идею быстрой тактики действий, "Союз Благоденствия" - идею программы Название "Военное общество", скорее, конспиративно: оно было столь общим, что не приковывало к себе внимания. Последние два декабристских общества - Южное и Северное - стремились к своему объединению и преодолению разногласий. Планируемый ими съезд в 1826 году (несостоявшийся), может быть, и сопроводился бы в случае удачи рождением какого-либо особого самоназвания, но пока - практически - они обходились без него.

Ясно, что название "декабристы", произведённое от месяца открытого выступления в 1825 году, родилось после восстания - дата последнего и есть первый рубеж времени, ранее которого оно не могло возникнуть.

Но - удивительно дело! - это слово, которому, казалось бы, полагалось родиться в Петербурге, на следующий день после разгрома восстания на Сенатской площади, - там не родилось. Понятно, что такое слово было не нужно и враждебно официальному языку времени - ему был предписан властью такой термин, как "государственные преступники". Официальные тексты были также пересыпаны множеством унизительных определений - "злодеи", "негодяи", "бунтовщики", "гнусные развратники", "буйные безумцы" и т. д. Любое с иных позиций придуманное наименование, не несшее в себе отрицательной оценки, оказалось бы гонимым и опасным для произносящего его человека. Завеса запрета и опасности давила на образование и огласку новых обобщённых слов. Поэтому противопоставленное правительственному, хотя бы самое спокойное и объективное понятие не могло стать "общепринятым".

Впервые слово "декабристы" как бы взрывом появится у А.И.Герцена и зазвучит лишь в некрологе об Иване Дмитриевиче Якушкине, опубликованном в "Колоколе" от 1 ноября 1857 года, чтобы потом щедро, часто, постоянно присутствовать в его речи, возникать под его пером.

Однако надо сделать исключение. Это слово всё-таки прозвучало ранее указанного срока. Случилось это под сводами Петропавловской крепости, на допросе новых "государственных преступников" - петрашевцев. И, прозвучав, несколько приоткрыло завесу над историей самого слова. Выходит, что родилось оно в России, в живой русской речи и, по-видимому, действительно вскоре после восстания 14 декабря, - только родилось оно за Уральским хребтом.

23-27 июля 1849 года арестованный по делу петрашевцев отставной подпоручик, сибирский золотопромышленник Рафаил Александрович Черносвитов письменно оформлял в тюремной камере свои ответы на вопросы, заданные следственной комиссией на допросе в предшествующие дни. В числе вопросов был и такой, который требовал перечислить, о чём именно беседовал Черносвитов с другими петрашевцами, каких тем они касались в разговорах. Отвечая на вопрос, Черносвитов писал: "Случилось говорить мне о государственных преступниках в Сибири, сосланных по 14 декабря, их вообще в Сибири называют декабристами. Главные вопросы были об их образе мыслей…" Памятники общественной мысли, издаваемые Институтом истории. Выпуск 1. М. - Л. 1937. Дело петрашевцев. Т. 1. Издательство Академии наук СССР, стр. 448. .

Выходит слово "декабристы" сначала родилось в Сибири и там широко распространилось в живой речи.

Конечно, Сибирь видала всякое. Но чаще всего по сибирским трактам тянулись пешие эшелоны ссылаемых крепостных крестьян, скованных цепями, за участие ли в восстаниях, за поджог, за убийство барина, за неповиновение помещику и властям… Эти ряды бряцающих колодников, окружённых конвоем и вызывавших сострадание, были сибиряку, так сказать, "привычны". Но когда после 14 декабря стали везти под вооружённой стражей в кибитках и повозках самих господ, закованных в те же железa - и всё туда же, на каторгу, в сибирские тюрьмы, - это явление воспринималось как нечто новое. И если бы одного-двух везли… А тут - первая кибитка, за нею вторая, за той следующие - более сотни закованных господ, говорят, бывших гвардейских офицеров… Не было этого раньше. Да ещё за ними другие повозки - с их жёнами, ни в чём не повинными, по доброй воле едут - молоденькие такие, красивые… Говорят, от дворянства отказались, записаны в государственные крестьянки… Тут было чему удивляться. Всё это отмечено огромным впечатлением новизны, требовавшей объяснения. Прежде всего - кто же это? за что? почему? И, вероятно, во всех ответах, которые удавалось же бывалому сибиряку получить то ли от знакомца в страже, то ли от ямщика, - звучало слово "декабрь". Ведь самый факт восстания в декабре, в Петербурге, секретом не был: о нём писали в газетах, рассылали бумаги. Потом народная молва без всяких газет пошла по России. Самый факт восстания было ни скрыть, ни "запретить". Перед этим простым обстоятельством рушилась любая реализация николаевского приказа о "тайне" отсылки в Сибирь, о соблюдении строжайшей "секретности" при перевозке "государственных преступников". Имя-то можно скрыть, а вот слова "за декабрь" можно было шепнуть… Название месяца запрещено не было… Самый факт множества ссылаемых на каторгу и поселение "за декабрь", "за то, что было в декабре…" вызывал нужные ассоциации. Название месяца оказалось словом-ключом, несущим в себе основной смысл ответа. Создать из этого слова "декабриста" и "декабристов" было так просто, что могло происходить как бы "само собой", и во многих местах "авторов" слова могло быть множество. Но сибирякам было понятно, что это слово можно произносить только в доверительной беседе, в разговоре друг с другом, - с начальством лучше бы промолчать. Слово, возникая то тут, то там, ветром разносилось по Сибири. Во всяком случае, в 1849 году, когда Черносвитов давал показания, слово это уже было распространено в Сибири повсюду.

История возникновения слова "декабристы", как видим, интересна и заслуживает внимания. Всё вышесказанное является далеко не единственным выводом появления этого "громкого" слова в речи русских людей. Исследование продолжается…

1.2 Первая революционная мысль в России

Исполнилось сто восемьдесят пять лет со дня восстания декабристов. В памяти народной никогда не изгладится революционный подвиг тех, кто в первой четверти XIX века самоотверженно выступил против режима монархии. Именно в 1825 году над русским самодержавием впервые была поднята дерзкая рука гражданина-мстителя.

Декабристы сделали первую организованную попытку вооружённого захвата власти, показали первые целевые усилия к освобождению народа. В условиях деспотизма, отблески протестующего настроения должны были разгораться то здесь, то там, пока не оформились и не вылились в организованный тайный заговор, вспыхнувший красными зорями 14-го декабря 1825 года на Сенатской площади.

Полгода длилось следствие по делу о восстании Черниговского полка (около Киева) и по делу о тайных обществах в России первой четверти XIX века.

1 июня 1826 года учреждается Верховный уголовный суд для вынесения приговора над "первенцами свободы".

Суду было предано 121 человек, из них 61 состояли членами Северного общества, 37 - Южного общества, 23 - Общества соединённых славян. Приговор по указу от 10 июля 1826 года определял - в каторжные работы, с делением на одиннадцать разрядов, от года до пожизненного заключения, лишения всех прав и состояний.

13 июля 1826 года были казнены пять главных руководителей восстания. Осуждённые на каторжные работы после 20 июля 1826 года партиями, обычно по четыре человека, отправляются в Сибирь.

В это время ещё не определено точного места отбывания ими каторжных работ, но всё чаще звучит: в Нерчинские горные заводы - Нерчинские рудники. Для отбывания наказания "преступников" решено было "соединить вместе", но только там, в этих далёких и страшных Нерчинских заводах, патентованном месте каторги.

Читинский острог - начальный пункт этой каторги. Он приписан к Нерчинским заводам, является их неотъемлемой частью.

12 октября 1826 года отношением за № 1002 царской канцелярии коменданту при Нерчинских рудниках С.Р. Лепарскому объявляется воля императора о том, что "государственные преступники должны содержаться в Читинском остроге".

А несколькими днями раньше, 8 октября, из Иркутска в Нерчинские заводы уже были отправлены восемь узников.

Глава 2. Практическая часть. "Во глубине сибирских руд…"

2.1 Переезд декабристов в Забайкалье

Тюрьма мне в честь, не в укоризну,

За дело правое я с ней,

И мне ль стыдиться сих цепей,

Коли ношу их за Отчизну.

Рылеев К.Ф.

Места нашего Забайкалья - Нерчинские рудники, Чита, Петровский завод, Селенгинск, Акша, Сретенск и др. - стали местами, где декабристы, закованные "в железa" - технический термин Николаевской эпохи - на протяжении десятилетий являлись искупительными жертвами революционной попытки, а властная рука победителя-самодержца глумилась над их страданиями.

Это глумление началось с первых шагов разгрома декабристов, продолжалось в пути и закончилось под сводами каторги. Образчиками тех тяжёлых переживаний, с которыми связана была переброска декабристов в Сибирь, могут служить следующие эпизоды, рассказанные М.Бестужевым и А.Розеном.

Общего плана размещения декабристов в Забайкалье первоначально не было. Первая партия декабристов в числе восьми человек, а именно: Волконский С.Г., Трубецкой С.П., Оболенский Е.П., Артамон Муравьёв, Давыдов В.Л., Якубович А.И. и два брата Борисовых П.И и А.И. - была отправлена в Нерчинский завод, Благодатский рудник, где реял дух начальника Нерчинских заводов Бурнашева.

В половине сентября 1827-го года два брата Бестужевых - Михаил и Николай, Барятинский и Горбачевский, закованные в ножные кандалы, сопровождаемые фельдъегерем, стремительно препровождались в нашу Сибирь. Бешеная скачка, сопутствуемая избиением оторопевших ямщиков, загнанием насмерть лошадей, чуть было не завершилась катастрофой. "Мы - пишет Николай Бестужев - прискакали в Тобольск на двенадцатый день, грязные, разбитые и едва не убитые на Суксунском спуске в Томской губернии. Наш фельдъегерь, по обычаю, саблею наголо до того избил эфесом ямщика, что когда лошади подскакали к спуску, он, в ужасе ухватившись за ямщика, закричал: "Держи!", ямщик, бросив ему вожжи, ответил: "Ну, барин, ваше благородие, теперь держи сам!". Разъярённые лошади, несясь под гору, произвели невообразимую сумятицу: одни возки набежали на другие, некоторые повозки опрокинулись, и катастрофа закончилась значительными ушибами, повреждениями рук и ног пассажиров. Один из двух проводников-жандармов перебил крестец и умер И.С.Зильберштейн "Художник-декабрист Николай Бестужев". М., 1988, стр. 103. .

С уважением относились к своим арестантам сопровождавшие их жандармы, хотя и продолжали неустанно за ними наблюдать. Из-под Иркутска Бриген написал своей сводной сестре письмо и попросил дать 50 рублей доставившему его жандарму Евтухову. Этот жандарм сопровождал его от самого Петербурга и очень ему понравился. Был предупредителен, вежлив. Евтухов с радостью взялся выполнить просьбу, но передал письмо не сестре декабриста, а своему начальству. Прочитав в письме о пятидесяти рублях, начальство на препроводительной записке наложило резолюцию: "Дать жандарму 50 рублей, а письмо фон Фоку". Сообразительный жандарм двух зайцев убил: и деньги получил, и по службе продвинулся. Весёлая история. Но грустного в дальней дороге было всё-таки больше. Узники были не только под пристальным наблюдением, их ноги были закованы в тяжёлые кандалы. Они натирали ноги, поначалу в них невозможно было шагу ступить. Потом научились: шнурком подвязывали к поясу цепь, и она уже не волочилась, сковывая движения.

Ключи от кандальных замков были у фельдъегерей, но они не отмыкали их даже на ночь.

У некоторых вместо замков были обыкновенные заклепки. Горбачевскому кандалы надели впереворот. От постоянного трения цепей его ноги распухли, сильно болели. При переезде через реки боль становилась невыносимой - ноги промокали, раны сильно саднило. Надо было снять кандалы, исправить ошибку. Но никто не решался это сделать. Даже князь Куракин, который встретил узников в Томске, побоялся дать такую команду, хотя он ревизовал Западную Сибирь.

Тюремщики не могли преступить инструкцию, хотя хорошо знали, что это такое - железные клещи оков и тяжкие гремучие цепи. Они могли только посочувствовать. Иногда, даже очень искренне.

Когда декабристов отправляли в Читу из Свартгольмской крепости, комендант Карл Фёдорович Бракель достал полученную депешу. Дрожащим голосом он стал читать её декабристам, выведенным из секретного дома. И когда дошел до слов: "заковать в железa", разрыдался. Узники стали его утешать, выказывая готовность принять всякое унижение.

Барон Розен в своих "Записках декабриста" рассказывает, что на последней станции перед Читой, на десятой версте от станции, при спуске с горы, вдруг лопнула шлея, и не удивительно, так как сбруя коней была верёвочная. Лошади понесли. Переломился деревянный шкворень и, в один миг, пассажиры (Глебов М.Н. и Розен А.) были выброшены из повозки. М.Н.Глебов через правую пристяжную скатился на землю, ямщик выбросился в сторону, Розен А. запутался своими кандалами в тяж, повис правою ногою на оглобле, левою на постромке и на шлее левой пристяжной и обеими руками ухватился за гриву коренной. Так протащились две версты и были освобождены другими декабристами, ехавшими впереди.

Первых узников-декабристов провозили через деревушку Читу в далёкие рудники. Они и предположить не могли, что им снова придётся сюда вернуться. А пока их путь лежал на восток, дорогой первопроходцев.

2.2 Благодатский рудник

Первые восемь декабристов, сосланных за Байкал, были отправлены на Благодатский рудник. Прибыли они 25 октября 1826 года, а через пять дней начали работать в руднике. В уцелевших делах архива Нерчинского горного правления "О государственных преступниках, сосланных по делу 14 декабря 1825 года" сохранился документ, составленный в день прибытия первых декабристов. Документ озаглавлен: "Какие имеются у них и собственно им принадлежат одеждные и прочие вещи, прилагается при сем особая выписка". И далее среди "прочих вещей" указаны: у Волконского - "бумажник сафьянной с портретом жены его"; у Трубецкого - "портрет жены его, писанный на бумаге, за стеклом, и оклеенный бумагою же"; у Артамона Муравьёва - "портрет жены его, писанный на бумаге, за стеклом, оклеенный медью" Уцелевшие дела Нерчинского горного правления о декабристах ныне сшиты вместе и хранятся в ЦГАОР в виде приложения к делу III Отделения, 1 эксп., 1826, № 61, ч. 1 ("О государственных преступниках: ч. 1. Решение об них, отправление их в назначенные места и донесения о доставлении их"). На обложке дела надпись: "К сему следует пакет", в этом пакете и оказались уцелевшие дела Нерчинского горного правления. .

Нерчинск удивил декабристов своим роскошным Гостиным двором, построенным по указу Петра I. А Благодатка ввела в уныние. Никакой благодати здесь не было: хилые, покосившиеся избёнки, неухоженные дворы. На всём печать безысходности, отрешённости, запустения. До завода, построенного Левандианом, пятнадцать вёрст. А до Петербурга в пятьсот раз больше. Рецепта, указанного греком, придерживались до сих пор: руду для плавки свозили из разных мест, из множества рудников. Для этого строили широкие дороги, вдоль них селили приписных крестьян.

По такой наезженной дороге и прикатили узники в глухой, заброшенный угол, где тоже добывали руду. Поначалу их было разъединили: Трубецкого и Волконского поселили отдельно от остальных, на частных квартирах. Но вскоре это не понравилось начальнику Нерчинских заводов Т.С.Бурнашеву, который усмотрел, что "преступники ходят по улицам и в тоне небезважном". 27 ноября он приказывает "поместить их в казарме… по неудобству квартиры". Всех восьмерых разместили в одной тюрьме, разгороженной на "каюты" - маленькие "казенки-клетушки", где "миллион клопов и разной гадины осыпали с головы до ног и не давали покоя".

Начальник приказал содержать их в особой строгости. Декабристов он называл на "ты", разговаривал с ними грубо. По его указанию у них отобрали не только бумагу, но и церковные книги. К их каземату он велел приставить четырёх часовых, которые находились там днём и ночью. Подтверждением этому может служить письмо князя Оболенского Е.П.: "Нас выпускали из клеток, как зверей, на работу, на обед и ужин и опять запирали. Присоедини к тому грубое обращение начальства, которое, привыкши обращаться с каторжными, поставляло себе обязательностью нас осыпать ругательствами, называя нас всеми ругательными именами".

Занятый своими заботами, Бурнашев не очень отличал декабристов от всех других. По существующему распорядку их в пять утра выводили в шахту. В ней они молотками долбили руду. А потом на носилках выносили её на поверхность. Уголовники, работавшие рядом, относились к ним дружелюбно. Иногда даже приходили на помощь. Известный разбойник Орлов, однажды шутя, выполнил их дневной урок: он ко всему был привычен, да и силён. декабрист забайкалье читинский острог

Всё время, после возвращения с работы, декабристы должны были проводить в своём помещении, в котором нечем было дышать. По этому поводу князь Оболенский Е.П. писал: "… каково нам было в тюрьме, если работа в горе была для нас временем приятнейшим, нежели заключение домашнее. Дни праздничные были для нас точно днями наказания…".

Положение узников сделалось невыносимее, когда в феврале 1827 года надзор за тюрьмой был передан горному офицеру Рику, который из экономии перестал давать им свечи. Находиться же зимой с трёх часов вечера до семи утра без света в какой-то клетке, где можно задохнуться, представляло настоящую пытку. В ответ на просьбы о прогулках хамил, велел солдатам силой загонять их в каземат. Кроме того, Рик запретил всякие разговоры из одного отделения в другое.

Декабристы потом не могли вспомнить, кому первому из них пришла в голову мысль объявить голодовку. Но они её объявили: наотрез отказались есть, в течение трёх дней ложились и вставали голодными. Когда об этом доложили Бурнашеву, он немедленно приехал. И посмотрел на них другими глазами. Его и правда напугала их голодовка - с таким протестом отчаяния он ещё не встречался. (Как отметят позже историки, эта голодовка была первой в истории российской тюрьмы). Начальству пришлось уступить. А зарвавшегося Рика Бурнашев немедленно удалил, а на его место вызвал из Читы прапорщика Резанова. Резанов с удовольствие водил декабристов на прогулку, играл с ними в шахматы. "Исключительно честен" - вспоминала потом Волконская.

Декабристы работали "в горе в Крещенском провале. Вели себя добропорядочно, при производстве работ были прилежны и ничего противного не говорили, к поставленным над ними смотрителям были послушны, характер показывали скромный". Е.П.Оболенский писал: "Работы в дыре, пробиваемой в стене, в которой садились на колена и принимали разные положения, смотря по высоте места, чтобы ударить молотом фунтов в 15 или 20". В свободное от работы время читать было нечего, и начальник заводов присылал им Библию.

В целом, работы "были не тягостны". Весной 1827 года в Благодатку приехал генерал-майор Лепарский С.Р., ради декабристов назначенный на вновь изобретённую должность коменданта Нерчинских рудников. Декабристы были о нём наслышаны: в армии он был на хорошем счету. Генерал искал место для тюрьмы, нарисованной царю иркутским генерал-губернатором. И нашёл его неподалеку от Александровского Завода, у рудника Акатуй. В том, что тюрьму нужно строить именно там Бурнашев убедил его простыми расчетами. Запасов руды там на тридцать лет, а у секретных двадцатилетняя каторга, все будут на одном месте. Строевой лес рядом, ссыльнокаторжных много, тюрьму соорудят быстро. Лепарский с его доводами согласился. По его указанию туда уже стали свозить лес и камни, чтобы начинать строительство.

Лепарский был с декабристами приветлив, даже по-отечески ласков. Разговаривал с ними по-французски. Но заметил, что содержать их без кандалов - это непорядок, нарушение инструкции - и приказал тут же заковать в кандалы.

Лепарский, заботясь о здоровье узников, приказал посылать их работать "на чистом воздухе". Вскоре декабристов освободили от работ в шахте - заставили на поверхности перебирать руду, поставили на переноску отсортированной руды (на носилках на расстояние в 200 метров). О чём они очень сожалели. Под землёй было теплее, да и рабочий день был короче. Эта "урочная работа" была тяжелее, чем подземная, где какой-либо нормы им не устанавливалось, - необходимо было для выполнения "урока" перенести 30 носилок по пять пудов каждую. Такая работа была не каждому под силу.

Как это видно из документов государственного архива Забайкальского края, в Благодатской дистанции в 1827 году добыча составила около 42 тысяч пудов руды, из которых 42% дали Екатерино-Благодатский рудник и прииск. К 1828 году в выработках, где трудились декабристы, в Крещенском и Степановском провалах, руда осталась только в почве "в виде налетов и небольших гнёзд", остальные "вынуты почти на очистку и разведками, пройденными в сем руднике, для отыскания руд, ничего не найдено".

Огромным событием для декабристов, чуть ли не праздником, стал приезд петербургских дам - героических женщин М.Н.Волконской и Е.И.Трубецкой. О них и о других женщинах стоит рассказать особо, чтобы не "комкать" повествование. Пока лишь заметим, что их приезд стал для узников ярким светом в окне. А для императора - миной. Ведь декабристам была запрещена переписка, вокруг них было глухое молчание. Приезд женщин разрушил этот умысел Николая I.

Когда потеплело, декабристов стали выпускать на прогулки. Но только в кандалах и с охраной. На прогретых солнцем "увалах" зеленели плотные перья мангира, появились махровые лепестки ургуя. А вскоре заалели яркие завитушки царских кудрей, белые бутоны Марьиных кореньев.

Трубецкой С.П., прогуливаясь, сосредоточенно собирал цветы, аккуратно складывал в букеты и осторожно клал на какой-нибудь плоский камень. А когда, гремя кандалами, возвращался в свой каземат, сюда приходила Екатерина Ивановна и нежно прижимала эти цветы к груди. Всё лето в убогом домике прекрасных дам стояли в банках трепетные забайкальские цветы, собранные их мужьями.

На Благодатке декабристы пробыли до 18 сентября, а затем были отправлены в Читинский острог, куда прибыли 29 сентября 1827 года.

2.3 Пребывание декабристов в Чите. Читинский острог

Пока первая партия декабристов "долбила" в Благодатке руду, в Читинском остроге готовились принять остальных узников. Они в крепостях были в полном неведении - куда повезёт, когда. А тайному Кабинету было известно всё. Он принял предложение генерал-губернатора Восточной Сибири Лавинского временно, до постройки тюрьмы разместить их в Читинском остроге. Это по пути к их новой тюрьме, острог далеко за Байкалом, отрезан от всего мира.

О том, что представляет этот острог, ни Дибич, ни Сперанский, ни Бенкендорф знать не могли и согласились с доводами Лавинского.

В Читинский острог декабристы начали поступать с 28 января 1827 года. К началу 1828 года сюда прибыло 67 человек. В 1828 году поступило ещё 13, вскоре к ним присоединили и первых восемь, томившихся в Благодатском руднике. Всего через Читинские казематы (Малый, Дьячковский и Большой) прошло 86 узников, из них 75 декабристов, трое осужденных по делу о возмущении Черниговского полка, трое - по делу о возмущении Литовского пионерного батальона, четверо - по делу Оренбургского общества и один - по делу Астраханского тайного общества.

Причиной заключения всех осужденных в один Читинский острог были опасения Николая I, заключавшиеся в том, как бы под влиянием декабристов не возникло общего бунта всей Восточной Сибири.

Под временную тюрьму в Читинском остроге определили два дома. Один взяли в аренду у мещанина Мокеева, другой у отставного канцеляриста Дьячкова. Ещё два дома сняли под караульни. Для охраны из Нерчинского Завода привезли инвалидную команду, потом добавили роту пехоты и сотню городовых казаков. Фельдъегерские тройки снова поскакали в Сибирь, теперь уже прямо в Читу.

Официально далёкая забайкальская деревушка называлась тогда острогом. Но все декабристы в своих письмах и разговорах называли её Читой, "этим неразгаданным доселе словом". Будем для краткости, и мы называть Читинский острог Читой, ведь и Иркутский острог называли просто Иркутском. Тем более что и острога в полном смысле этого слова здесь в ту пору уже и не было.

Как добирались сюда декабристы, мы уже знаем. Преодолевая тысячеверстные расстояния, они уже кое-что знали о Чите. Александр Фёдорович Бриген сообщал с половины пути: "В Чите строят казармы деревянные, но они не готовы, а до тех пор мы будем помещены по нескольку вместе в разных домах…".

Хоть Лепарского еще не видел никто, кроме Благодатских узников, Бриген уже знал, что "он очень добрый человек". Беспроволочный телеграф работал бесперебойно на всём протяжении от Петербурга до далёкой Читы ("Четы" - как писал с дороги А.Ф.Бриген).

Первые узники "прикатили" в Читу на залихватских тройках, едва от неё отъехала в Благодатку Трубецкая Е.И. со своей служанкой. Новый год они встретили в дороге и приехали в рождественские морозы. Самому старшему - Торсону - было тридцать семь, самому младшему - Анненкову - двадцать пять (ещё двое других - братья Муравьевы: Александр и Никита).

Когда этих четверых выводили на уборку единственной читинской улицы, только выправка выдавала в них бывших военных. Никто бы и подумать не мог, что ещё недавно на старшем была роскошная форма морского капитан-лейтенанта.

Через месяц после отправки первой читинской партии тронулась из Петропавловской крепости и вторая. В ней тоже было четыре человека.

Прибывая в Читу, декабристы с первых же шагов, как и в Нерчинских рудниках, сталкивались с грубым и жестоким обращением тюремной администрации. Барон Розен, говоря о своих первых впечатлениях в Чите, передаёт историю с капитаном Ивановым, заметившим на его пальце золотое обручальное кольцо.

? Это что у тебя ещё на пальце?

? Обручальное кольцо.

? Долой его!

Розен возразил на это распоряжение, что это обручальное кольцо не снимали с него ни в Зимнем дворце, ни в каземате.

? Долой его! Тебе говорю!

Тут Розен рассердился и ответил:

? Возьмите его вместе с пальцем!

После чего сложил руки накрест на груди, прислонился к печке и ожидал развязки. Такая решительность Розена заставила вмешаться в это дело присутствовавшего здесь плац-адъютанта Куломзина, и капитану Иванову пришлось отказаться от своего требования.

К весне оба дома-каземата были переполнены, в них проживало человек сорок. Была великая теснота: на нарах можно было спать только на боку. Обедать приходилось на разборном "столе", для которого вносили козлы и на них настилали доски.

Из-за тесноты и столпотворения Лепарский попросил Петербург приостановить присылку новых узников до окончания строительства нового каземата. Траншеи под фундамент и ров для частокола декабристы копали сами. Каждый понимал, что самым тягостным в положении их товарищей, разбросанных по семи крепостям, была неизвестность - долго ли томиться им в каменных мешках, куда повезут, когда? Некоторые из них так и остались в них на десять и двадцать лет.

К осени новая временная тюрьма - большой каземат - была готова. А "американскую" по эскизу Лавинского начали закладывать в Петровском заводе. Её строительство будет идти быстрыми темпами. А пока декабристы справляли новоселье в новом каземате Читы. Каземат размером 23?13 метров разделялся на пять горниц и сени, где стояли часовые. В четырёх комнатах ("Псков", "Новгород", "Москва" и "Вологда") размещалось от 15 до 20 человек. Построен он был дурно: окна с решётками были без колод, их приделали прямо к стенам. Зато в нём вместо нар стояли деревянные кровати - их заказали на свои деньги. В общей комнате стояли большой стол и скамейки. В пятой "дежурной" комнате постоянно находились два унтер-офицера, осуществлявшие надзор за узниками и следившие за исправностью несения солдатами внутреннего караула.

Одну из четырёх комнат Лепарский отдал благодатцам. Их привезли в Читу "особенно бережливо". Сохранились документы, довольно подробно характеризующие подготовку к переводу и перевод декабристов из Благодатского рудника в Читинский острог ГАИО, ф. 24, оп. 3, д. 20, л. 9, 24. . Сопровождал их тот же добрый прапорщик Резанов, что заменил Рика. Перед отправкой в Читу начальник Нерчинских заводов приказал Резанову сверх воинской команды брать на каждой станции по пять вооружённых крестьян, а на ночь в помощь караулу ставить шесть пеших. Незадолго до этого партия каторжан на одном из этапов (в Газимурских Кавыкучах) разоружила конвой. Она отобрала у препровождавших их казаков и крестьян оружие и одежду, а их самих "заперла в каталажку". К счастью, каторжники разбежались по окрестным лесам, и декабристы добрались до Читы без происшествий. При переводе декабристов из Благодатского рудника в Читу они проезжали и через наше село, возможно, останавливались в Шелопугино на ночлег. Дамы ехали впереди: их как бы прикрывали с тыла.

Вторую комнату нового каземата заняли заядлые спорщики. В ней стоял шум и гам, и потому её окрестили Новгородом: там в своё время проходили вече, очень шумные сходки. Ещё одной комнате присвоили имя Пскова: Псков всегда считался младшим братом великого Новгорода.

Декабристы М.Бестужев, барон А.Розен и другие многое рассказывают о жизни их в Чите. "Наше отделение было самое маленькое, - говорит в своих записках Бестужев, - а в нём всё-таки затискались восемь человек: я с братом, Юшневский, Трубецкой, Якубович, двое Борисовых и Давыдов. Но как, - Боже ты мой, - как прочие могли разместиться? Я теперь, припоминая прошедшее, часто думаю, что это был какой-то бестолковый сон, кошмар…

Читать или чем бы то ни было заниматься не было никакой возможности, особенно нам с братом или тем, кто провёл годину в гробовом безмолвии богоугодных заведений: постоянный грохот цепей, топот снующих взад и вперёд существ, споры, прения, рассказы о заключении, о допросах, обвинении и объяснения, - одним словом, кипучий водоворот, клокочущий неумолчно и мечущий брызгами жизни". Барон Розен, в свою очередь, говорит в своих записках: "Нам было тесно, но не скучно: цепи наши не давали нам много ходить, но по мере того, как стали к ним привыкать и приучились лучше подвязывать их на ремне или вокруг пояса, или вокруг шеи на широкой тесьме, то могли ходить в них скоро, даже вальсировать. Между домиком и частоколом было пространство в две сажени шириною, по коему прохаживались несколько раз в день". Так как в Чите не было рудников, то ссыльным пришлось заниматься земляными работами: починкой и проводкой домов. Также декабристы благоустраивали читинские улицы, чистили конюшни, засыпали песком овраг - Чертову могилу, строили собственную тюрьму. Зимой, в холодное время, в особом помещении мололи муку на ручных жерновах. Здесь было положено начало артельного хозяйства, общими были деньги, продукты. В часы отдыха занимались огородничеством. Александр Поджио был итальянец и очень страдал от отсутствия фруктов. Вдруг приходит крестьянин и предлагает яблоки. Целый мешок. Поторговавшись, Поджио выложил два рубля. И даже присвистнул от удивления, увидев, каковы эти яблоки. Барон Розен говорит: "Товарищ наш А.В. Поджио первый возрастил в огороде нашего острога огурцы на простых грядках, а арбузы, дыни спаржу, цветную капусту и кольраби - в парниках, прислоненных к южной стене острога".

Сто пять гряд, разбитых в остроге, обеспечивали овощами всех декабристов (Е.Оболенский: "Осенью мы собираем овощи с гряд, квасим капусту, свеклу, укладываем картофель, репу, морковь и другие овощи для зимнего продовольствия"). А огурцов засаливали столько, что хватало на всех. Когда старостой артели избрали Андрея Евгеньевича Розена, он засолил в сорокаведерных бочках шестьдесят тысяч огурцов по рецепту, который может пригодиться и нам: "Валили вперемежку ряд листьев черной смородины и укропу, до верху бочки, потом заливали всё из больших артельных котлов кипятком и рассолом. С тех пор у меня иначе не солили огурцов в бочонках для домашнего потребления, и таким образом солёные огурцы держались превосходно целый год до новых огурцов". В общественном огороде декабристов, на удивление местным жителям, поспевали отличные урожаи овощей, часть которых они раздавали читинцам-беднякам. Жители с тех пор с удовольствием стали сажать огурцы и другие овощи и употреблять их в пищу.

Здесь же начала действовать "каторжная академия". Многие каторжники обладали обширными знаниями в своих областях. По вечерам они стали делиться ими с другими. В каземате читались лекции по физике, химии, высшей математике, истории России, русской словесности. Многие изучали иностранные языки. Лунин в Чите овладел греческим языком, Михаил Бестужев изучил шесть языков, Завалишин научился писать и говорить на одиннадцати языках! Это была "академия" поневоле. Иначе можно было сойти с ума - как заметил один из узников.

Читинские обыватели не раз удивлялись, видя, как из ворот каземата в сопровождении часового выходили двое заключённых с ящиками и треногой. Появляясь в разных местах, они ставили на треногу какой-то прибор, что-то измеряли, чертили и рисовали. Это бывший подполковник Пётр Иванович Фаленберг и Николай Александрович Бестужев (моряк, капитан-лейтенант флотского экипажа) снимали план Читы и окрестностей. План, который они снимали - план "Фаленберга", - теперь тоже бесценная историческая реликвия. Чита, превращаясь в город, имела чёткий топографический план. Но нередко Бестужева видели и одного. Правда, при часовом. Он неутомимо писал виды Читы.

Многие из декабристов изучили разнообразные ремесла: столярное, токарное, переплетное, портняжное и сапожное. Некоторые, например, Николай Бестужев и Торсон, занимались механикой, хотя обладали только самыми первобытными инструментами. Н.Бестужев, бывший моряк весь отдался делу упрощения хронометров, столь необходимых при мореплаваниях, что ему удалось, а затем занялся устройством часов, первый экземпляр которых был подарен им жене декабриста Александре Григорьевне Муравьёвой. Его друг Торсон, с помощью таких же несложных инструментов, построил модели жатвенной и молотильной машины.

В начале августа 1828 года в Чите произошло таинственное событие. Из Петербурга спешно прискакал фельдъегерь. Но никого не привез и не увёз. Шло время, в судьбе декабристов ничего не менялось.

Лишь в конце сентября эта тайна была раскрыта при обстоятельствах, не совсем обычных. Генерал Лепарский вдруг появился в казарме в полной парадной форме с новой лентой через плечо. Он собрал всех в кружок и объявил, что император высочайше повелел снять с узников кандалы. Унтер-офицер тут же принёс ключи, отомкнул замки, и кандалы с грохотом полетели в угол. Впервые за полтора года в каземате наступила тишина. А то при движениях стоял вечный звон, словно от гигантских шпор. Теперь кандалы были сняты со всех, и каждый узник отпилил от них нескольку колец, которые потом стали модными в Иркутске и в Кяхте. Якубович их умело полировал, а братья Бестужевы научились изготавливать для колец подложки из китайского золота. Подобные поделки Николай Бестужев мастерил и раньше. Прасковье Егоровне Анненковой он подарил браслет, с которым она не расставалась всю жизнь. А для её мужа сделал крестик, окованный железным кольцом.

По поводу неожиданного летнего приезда фельдъегеря выяснилось следующее. У Николая I умерла мать. Выходя после литургии из храма, он приказал снять кандалы с тех декабристов, которые достойно себя вели. Этим император решил почтить память покойной матери. Потом царь так приурочивал свои милости к собственным семейным датам. Сначала сбавил год осужденным по последнему разряду в честь своей коронации. Потом на пять лет сократил срок каторги в честь рождения сына Михаила. А, отпраздновав десятилетие своего царствования, - убавил ещё два года.

Приказ был отдан 8 июля, а в начале августа фельдъегерь уже был в Чите. Повеление императора озадачило коменданта. Снять кандалы с некоторых означало обидеть остальных. Снять со всех - можно навлечь на себя гнев, лишиться места.

Лепарский утаил эту весть, а сам отписал в Петербург, что поведение у всех отменное. А потому он просит разрешения снять оковы со всех. Это было дозволено, и вот теперь у многих с непривычки появилась легкая танцующая походка.

Через год возникла общая мысль: создать коллективную "историю 14 декабря". И уже в Чите кое-кто начал писать свои воспоминания, чтобы продолжить их в Петровском заводе. Теперь из этих воспоминаний опубликована целая библиотека. А начиналась она в Чите, в комнатах с символическими названиями "Новгород" и "Псков".

Дамы, приехавшие в Читу, не просто украсили её новыми домами и внесли оживление в декабристское общество. С их приездом оживилась жизнь всего острога-селения. У жителей появилось довольство, дома приняли благообразный вид. Как на праздник съезжался торговый люд. Как по мановению волшебной палочки выросла первая гостиница. В открывшуюся почтовую контору тройки приходили в мыле, посылки потяжелели. В них были книги, много журналов, разные необходимые вещи. Однажды привезли даже рояль, а потом и фортепьяно. Их установили в специально построенном во дворе каземата домике. В другом домике поместили токарный станок, столярный верстак, переплётный стол.

Все посылки, вся почта шла на имя жён декабристов. Они стали посредниками между живыми и умершими политической смертью.

Все они жили на одной улице, которая у жителей получила название "Дамской", теперешняя "Аянская". Через них, главным образом, и удалось декабристам основать своего рода культурный уголок, заполненный богатым подбором книг, журналов и газет, как на русском, так и иностранных языках. Этот культурный уголок явился тем первым в нашем Забайкалье светильником, от которого искры культуры падали на служилые элементы и коренное население. Число декабристов, заключенных в Читинском остроге, несколько изменялось: вначале их было 84, потом осталось 70 человек.

Первым отсюда выехал на поселение В.С.Толстой (14 мая 1827 года). 8 Января 1828 года увезли в Петербург (в крепость) А.О.Корниловича. В апреле 1828 года вышли на поселение 11 человек, осужденных по седьмому разряду; наконец 30 августа 1829 года выехал на поселение Ю.К.Люблинский.

По материалам государственного архива нашего края, расходы на "государственных преступников" в 1828 году составили 7762 рубля и пять с половиной копеек, из них "платы государственным преступникам" - 1581 рубль 42 копейки, на постройку "арестантской казармы" - 2165 рублей 59 с половиной копеек. Кроме того, уплачено за "наём двух частных домов, занимаемых государственными преступниками", - 370 рублей, за "коморничество" - 110 рублей, за "поправку арестантских казарм" - 110 рублей 40 копеек и "перенос тына от острога к арестантским казармам" - 10 рублей 50 копеек.

За время пребывания декабристов в Чите была выстроена недалеко от Верхнеудинска, в Петровском железоделательном заводе, специально для них огромная тюрьма, по образцу исправительных домов в Америке. К лету 1830-года постройка новой тюрьмы была закончена, и комендант декабристов генерал-майор Лепарский получил приказание переселить их туда.

2.4 Переход декабристов из Читинского острога в Петровский завод

Вот и пришла пора перебираться декабристам в новую тюрьму, что возвели в Петровском заводе. Построили её за два года, и обошлась она действительно дешевле, чем, если бы её срубили в Акатуе. Лес был рядом, железо было своё. Давно уже стал не нужен ни Сольвычегодск, ни Великий Устюг. Здесь отливали чугунную посуду, вытягивали полосовое железо, катали проволоку. Её делали особенно много: шла она на решётки, цепи и кандалы.

Строили тюрьму меченые, с клеймами на лице. Тати, разбойники, душегубы, которых сослали сюда за тяжкие прегрешения. Каждый четвёртый житель Петровского завода был горным служителем, чиновником, солдатом или разночинцем. Остальные - ссыльнорабочие, каторжане.

Весть о переводе в Петровский завод декабристы восприняли с большим огорчением, так как новая тюрьма представлялась им ещё отвратительней Читинского острога. "Каземат, строившийся в Петровском заводе, далеко не был окончен, - рассказывает Д.И.Завалишин. - Он не был ещё ни обшит снаружи и ни оштукатурен внутри, как было получено приказание летом в 1830-году перевести нас туда. Все оставляли Читу с большим сожалением". И далее: "Мы знали уже, что Петровский завод - место вообще невыгодное и что каземат расположен на болоте и дурно построен, вследствие воровства инженеров. К тому же не было уже тайною для нас и то, что в комнатах, назначенных для нас, нет окон. К довершению невыгоды, и время отправления подошло под осень; начались уже осенние дожди, а как переход был расписан на основании военных маршрутов, то и должен был он продолжаться полтора месяца. Всё это с бесконечными хлопотами сборов, укладывания, отправления наперед обозов и всяческой неизбежной в таких случаях суеты порождало общее дурное настроение" Пущин, стр. 80-90, 115, 133. - Возвращение Розенберга в Петровский завод мемуарист ошибочно датирует январём 1837 г.; между тем Розенберг мог вернуться не ранее февраля, так как Пушкин скончался 29 января, а Розенберг присутствовал на его отпевании. .

Перебраться в Петровский завод декабристам предстояло в начале августа. А уже в июне их жёны стали отправлять в Петербург письма-протесты. Стало известно, что новая тюрьма - слепая. Приезжавшие из Петровского завода служители рассказывали, что для каждого узника там приготовлена отдельная комната в шесть сажен длиной. Но единственное небольшое окно, что расположено над дверьми, "смотрит не на белый свет", а в полутёмный коридор. К тому же забрано оно толстой решёткой. Читать и писать там невозможно (впрочем, об этом они не упоминали - писать декабристам было всё-то запрещено).

И ещё Бенкендорф получил от читинских дам шесть писем, в которых они просили определить их… в тюрьму, чтобы не разлучаться больше с мужьями. Трубецкая потом напишет об этом матери так: "Эта жизнь от свидания до свидания, которую нам приходилось выносить столько времени, нам всем слишком дорого стоила, чтобы мы вновь решились подвергнуться ей, это было бы свыше наших сил".

Дома для некоторых дам в Петровском заводе были уже готовы. Они заранее, с разрешения Лепарского, договорились со знакомыми чиновниками. Те купили для них дома недалеко от тюрьмы. Некоторые перестроили, некоторые построили вновь. Главный строитель Петровского каземата был и строителем дома Александры Григорьевны Муравьёвой. У Трубецкой был двухэтажный дом, который смотрел окнами на тюрьму. Улицу, на которой дома стояли, как и в Чите нарекут вскоре Дамской, их хозяек - "секретными барышнями".

Идти в Петровский завод предстояло пешком, "хоть это и не ближний свет". Имеется довольно подробная переписка о переводе декабристов из Читы в Петровский завод. С этими документами находится и маршрут следования декабристов от Читинского острога до Петровского железоделательного завода, описание казарм и сведения о содержащихся там декабристах ГАИО, ф. 24, оп. 3, д. 74. . В то время никакого другого пути, как старый Московский тракт, не существовало; он шёл через Верхнудинск (Улан-Удэ) и далее к Байкалу. От Верхнеудинска была дорога на Петровский завод. Весь этот круговой путь до Петровского завода составлял 634,5 версты. От Петербурга до Москвы ближе. Правда, для больных были выделены повозки. Ведь у многих до сих пор ещё не зажили раны, полученные в Отечественную войну. Страдал от них в Благодатке и Чите Трубецкой, стонал по ночам Лунин, потирал разбитую грудь Бриген.

И всё-таки перехода из Читы в Петровский завод декабристы ожидали с нетерпением. И действительно, на них произвёл огромное впечатление не только самый переход, полюбилась им и встретившаяся прекрасная природа. Большую радость доставляло декабристам подневольное путешествие. Их тогдашние душевные переживания по этому поводу нашли отражение в дневниках Михаила Бестужева и Штейнгеля, в письмах Розена и Фаленберга, в воспоминаниях Анненкова, Басаргина, Беляева, Завалишина, Лорера, Розена и Якушкина. Трогательное стихотворение-песню посвятил переходу Одоевский; оно сохранилось лишь в записи Михаила Бестужева и озаглавлено "Стихи на переход наш от Ч… в П…":

Что за кочевья чернеются

Средь пылающих огней? -

Идут под затворы молодцы

За святую Русь.

Припев:

За святую Русь неволя и казни -

Радость и слава!

Весело ляжем живые

За святую Русь.

Дикие кони стреножены,

Дремлет дикий их пастух;

В юртах засыпая, узники

Видят Русь во сне.

Припев

Шепчут деревья над юртами,

Стража окликает страж, -

Вещий голос сонным слышится

С родины святой.

Припев

Зыблется светом объятая

Сосен цепь над рядом юрт.

Звёзды светлы, как видения,

Под навесом юрт.

Припев

Спите <равнины> угрюмые!

Вы забыли, как поют.

Пробудитесь!.. Песни вольные

Оглашают вас.

Славим нашу Русь, в неволе поём

Вольность святую.

Весело ляжем живые

В могилу за святую Русь А.И.Одоевский. Полное собрание стихотворений. Вступительная статья, подготовка текста и примечания М.А.Бриксмана. Л., 1958, стр. 135-136 и 222-223 (орфография и пунктуация сохранены).

Ночевать предстояло в юртах, которые должны были ставить буряты. Но этому не огорчались, а радовались. Полтора месяца провести на природе, под открытым небом - об этом можно было только мечтать. Осенняя пора в Забайкалье - самая золотая.

Читинцы не то чтобы были огорчены уходом узников - они по-настоящему горевали. ("Когда мы уехали, - заметил Михаил Бестужев, - они впали в ещё большую бедность и пьянство".) Жители деревушки плакали, провожая их до переправы через Читинку. Их не утешало даже то, что им остаются лучшие дома - дома коменданта, Трубецкой и Волконской. Остальные дамы хоть и жили в наёмных домах, но их капитально перестроили и облагородили.

Разделённые на две партии, из которых одна вышла из Читинского острога 7 августа 1830 года и находилась под руководством коменданта Лепарского, лояльно относившегося к ним, а другая - 9 августа под руководством его племянника тоже Лепарского, плац-майора подполковника, декабристы шли с кашеварами и конвоем. "Женщины - "наши ангелы", как называл их Басаргин, - уехали раньше на лошадях. У них теперь было четыре юных читинца: три девочки и один мальчик. А пятая - Софья Волконская - навек осталась у восточной стены церкви. Умерла она три недели назад, едва появившись на свет. Мария Николаевна всё ещё была в трауре. Нарышкина в этом походе тоже вдруг оказалась с ребёнком. Выяснилось, это подкидыш. Перед самым отъездом несчастная мать семимесячной девочки принесла её Елизавете Петровне и уговорила взять с собой. Так графиня вдруг стала мамой.

В первые дни утешала погода: с севера скатилась ранняя осень, сизая дымка казалась золотой из-за пожелтевших листьев берёз. (У Пушкина в эту пору начиналась самая замечательная пора в его жизни - Болдинская осень.) Декабристы были оживлены, много разговаривали. Путешествие по просторам Забайкалья, приблизительно верст 20-25 в день, продолжавшееся до 48 дней, по отзыву самих участников, не было тягостным. После острога соприкосновение с природой вызывало приятные ощущения. Всю оставшуюся жизнь они будут вспоминать этот удивительный переход. Через четверть века А.Н.Некрасов прочтёт их воспоминания. Описание Розеном Тарбагатая, где живут духовные наследники протопопа Аввакума, староверы-раскольники, пригодятся ему при создании поэмы "Дедушка". Декабристов очень удивило это старообрядческое село, а они удивили жителей. Многие декабристы написали тёплые строки о Тарбагатае. И пусть не смущает современников, что Торбагатай находится западнее Петровского Завода и декабристам был вроде бы не по пути. Нет, по пути. Как мы уже заметили выше, декабристы шли нерчинским (московским) почтовым трактом, а он вёл прямо на Верхнеудинск (Улан-Удэ). С него декабристы повернули на юго-восток и вышли к Петровскому заводу.