Римская республика после Второй Пуннической войны (II-I вв. до н.э.

54

ПЛАН.

1.1. Предистория Древнего Рима стр.

1.2. Социальная характеристика Древнего Рима. стр.

2.1. Карфаген. Социальное, политическое и экономическое положение. стр.

2.2. Африканские провинции Рима. Деление, администрация, развитие отношений. стр.

2.3. Галлия. История территории. стр.

ВЫВОД. стр.

ПРИЛОЖЕНИЯ.

Карты. стр.

ПРЕДИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА.

Древний Рим - уникальное явление в истории человечества. Особый тип мировоззрения, принесенный на плечах железных легионов, дал толчок к развитию европейской цивилизации в романском контексте.

Маленькое селение на заре истории выросло в столицу огромной империи, охватившей практически всю Ойкумену. Латинизация покоренных провинций определила их будущую судьбу и историческое развитие. Сегодня уже не мыслимы для нас многие страны, у истоков цивилизации которых не стояло бы римское государство.

За свою более чем тысячелетнюю историю Рим не раз встречался в смертельной битве со многими сильными противниками, оспаривая свое право господствовать в Средиземноморье и определять в будущем мировое развитие. Огромные пространства, контролируемые римской, сначала республикой, а позже имперской администрацией впитали в себя многое от далекой метрополии, начиная от обычаев и нравов и заканчивая римским юридическим правом.

Опираясь на ряд форпостов, крепостей и “верные” опереточные союзнические государства, императоры, консулы и Сенат переделывали карту мира по своему усмотрению. Как всегда было в ходе исторического развития процесс роста всегда сопровождался борьбой - либо с такими же агрессивными молодыми государствами, борющимися за расширение “жизненного пространства”, либо с “умирающими исполинами”, которые только после ожесточенной схватки уступали “следы” своего былого величия. После кровавых сражений и длительных осад, героизма и предательства, отваги и трусости, римляне смогли из всех конфликтов выйти победителями.

Римские солдаты и полководцы не были ни сильнее германских, ни отважнее галльских, ни хитрее карфагенских, ни умнее греческих, но все же они стали “хозяевами мира”.

А связано это с тем, что даже самые тяжелые поражения не могли сломить дух Рима, который извлекал из всего опыт, и учился воевать, опрокидывая доселе непобедимых врагов.

За время своего существования Рим покорил 36 провинций, в которых в большей или меньшей мере старался повторить царившие в самой метрополии порядки.

Огромные пространства, покоренные Римом, охватывали территории присредиземноморья и простирались на трех материках: Азии, Африке и Европе.

Первым крупным деянием, тогда еще Римской республики, стало установление своего господства над Аппенинским полуостровом и покорение помимо италийских племен еще и приальпийских племен галлов.

Потом последовали три тяжелейшие для Рима Пунические войны, утвердившие его гегемонию в Западном Средиземноморье. Не стремясь на начальном этапе своего развития к крупным территориальным приобретениям, Рим ограничивался уничтожением наиболее сильных и поэтому потенциально опасных противников. Именно так он поступил с некогда могущественной Македонией, многолюдным Понтом и богатейшим Египтом.

Однако были и такие государства, которые сами стремились оказаться во власти Римского государства - так поступило Пергамское царство и ряд городов-государств Греции.

Но были и такие, при покорении которых Рим столкнулся с такими трудностями и потерями, что их покорение оказалось просто “пирровой победой”. Так было при покорении Иберии, Дакии и вторжении в Парфию.

Но прежде, чем приступить к рассмотрению конкретных провинций, необходимо сказать несколько слов о самой метрополии - городе Риме - столице республики, а позже и имперском центре.

1.1. СОЦИАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

ДРЕВНЕГО РИМА.

Центром Римского государства было Средиземноморье, а пограничными окраинами на севере - Рейн и Дунай, где приходилось воевать с германцами, на востоке - Евфрат, где приходилось воевать с парфянами. Имперские наместники и другие должностные лица в этих провинциях назывались прокурорами и префектами, командиры легионов - легатами.

Легионов (при Августе) было 25, приблизительно по 6 тысяч человек каждый, не считая вспомогательных войск. Кроме того, в Риме стояло 10 тысяч человек преторианской гвардии под началом “префекта претория” - как бы личная охрана императора.

Управлять большой державой только с помощью лично подобранного штата было невозможно. Поэтому император опирался на государственный аппарат, оставленный ему республикой. Средоточением этого аппарата был Сенат (“совет старейшин”) - около 600 человек. Считалось, что это - потомки древнейших и знатнейших римских родов, но на практике он все время постоянно обновлялся и укреплялся “новыми людьми”.

Сенату принадлежал надзор за городом Римом, Италией и центральными провинциями государства. Сенат распоряжался основной государственной казной, издавал постановления и указы; сначала по собственной инициативе, а потом - все больше по указке императора.

Пополнялся Сенат преимущественно отслужившими свой срок должностными лицами, обычно из сенаторских же сыновей. Таких служб в сенаторской карьере сменялось несколько, каждая длилась год.

Молодой человек служил год в какой-нибудь комиссии по городскому судопроизводству и благочинию; через некоторое время становился одним из 20 квесторов - чиновников (в Риме или в провинции) по финансовым делам; еще через некоторое время - одним из 10 трибунов и 4 эдилов, которые ведали благоустройством города и развлечениями народа; затем - одним из 8 (или больше) преторов, занимающихся преимущественно судебными делами; наконец - одним из двух консулов, которые по республиканской традиции считались высшими правителями государства на текущий год. Чтобы больше народу успело пройти через эту высшую должность, при императорах стали назначать “сменных консулов” - вторую, а то и третью пару в год.

Пределом карьеры считалось звание одного из двух цензоров - они вели списки граждан и занимались пополнением и сокращением состава Сената. Это важное право имел пожизненно и сам император.

Соответственно этой иерархии подавались голоса и на заседаниях Сената: сначала опрашивались бывшие консулы, потом бывшие преторы и т.д.

Отслужив свой год, консулы и преторы отправлялись в подведомственные Сенату провинции и звании проконсулов и пропреторов. Такова была гражданская карьера сенатора.

Военная карьера его складывалась несколько по иному. Простой солдат мог дослужиться лишь до высшего унтер-офицерского чина - центуриона (исключения - редкость). На этих старослужащих воинах держалась сила армии.

Подъем по социальной лестнице хоть и был формально ограничен, но в реальности талантливые представители низов делали блестящую карьеру в армии и провинциальной администрации. Так не редко было в истории Рима, что худородный представитель сословия всадников достигал должности легата или проконсула. Немало известно примеров, когда простой земледелец, служа в легионах, достигал высших командных постов. Таков был путь Фабия Максима, который после громких подвигов вернулся назад к обработке своего небольшого земельного участка.

Но молодой человек из хорошего дома мог, минуя солдатскую участь, начать службу прямо центурионом, а затем пройти три должности в легионе - начальство над колонией, начальство над вспомогательными войсками и начальство над легионом в целом. Эта последняя должность называлась “войсковой трибун”. Их было шесть в каждом легионе, при республике они командовали им посменно, при империи стали помощниками легата.

Выслужившиеся таким образом принимались в Сенат по прямой рекомендации императора и могли притязать на должности преторов и консулов, требовавшие военного опыта. Разумеется, таким же образом император мог рекомендовать в Сенат кого угодно - и это с благословением принималось.

Организованный таким образом и сам себя пополняющий Сенат, образовывал высшее сословие римского общества - сенатское сословие.

Для поддержания сенаторского достоинства сенатор должен был обладать большим состоянием (миллионами сестерциев); обедневшим потомкам старых родов иногда помогал деньгами сам император.

Такова была структура римского общества. И только благодаря этой социальной системе римляне смогли покорить весь известный тогда цивилизованный мир.

Глава 2.1. КАРФАГЕН. СОЦИАЛЬНОЕ, ПОЛИТИЧЕСКОЕ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ.

Первым серьезным противником Римской республики в борьбе за господство в Западном Средиземноморье выступает Карфаген.

К моменту первого военного столкновения, переросшего в Первую Пуническую войну (III век до н.э.), Карфагенское государство имело уже более чем тысячелетнюю историю и господствовало над огромными территориями.

Карфагенское государство было весьма типичным военно-административным объединением, которое включало в свой состав территории и общества, стоявшие на различных ступенях общественно-экономического развития и не имевших друг с другом сколько-нибудь прочных контактов, если не считать государственной власти пунийцев, единственным связующим звеном между ними оставалась карфагенская торговля.

Однако, стремясь к созданию своей монополии, как во “внутренней”, так и в “международной” торговле, карфагеняне фактически тормозили развитие подвластных им областей и тем самым способствовали усилению тенденций, ведших, в конечном счете, к распаду и гибели построенной ими державы.

Карфаген был рабовладельческим государством; согласно дошедшим до нас сведениям в руках отдельных частных собственников могли сосредотачиваться десятки тысяч рабов, из которых во время междоусобных войн создавались даже частные армии; крупными рабовладельцами были также храмы.

Впрочем, рабы иногда имели собственное хозяйство, а также семью, признававшуюся законом. Очевидно, положение различных групп рабов в обществе не было однотипным.

Существовало в Карфагене и вольноотпущенничество - как за выкуп, так и без выкупа. После приобретения формальной свободы вольноотпущенники продолжали сохранять фактическую зависимость от своих прежних хозяев. Они не получали равных прав со свободнорожденными карфагенянами: им предоставлялся статус лиц, пользовавшихся “сидонским правом”, реальное содержание которого пока не известно. Не исключено, что последним термином обозначалась совокупность прав, которыми пользовались финикияне - не граждане, выходцы из городов переднеазиатской Финикии и из колоний в Западном Средиземноморье.

Из всех финикийских колоний ни одна не достигла процветания так скоро и так легко как те, которые были основаны тирянами и сидонцами на южном побережье Испании и на побережье Северной Африки; этих стран не достигали ни власть Великого Царя, ни опасное соперничество греческих мореплавателей.

Карфаген занимал среди этих цветущих городов первое место, как по числу населявших его жителей, так и по богатству и могуществу.

Хотя этот город не был древнейшим поселением финикийцев в той области и даже, быть может, первоначально находился в зависимости от древнейшего в Ливии финикийского города - от близлежащей Утики, - но он скоро затмил и соседние города, и даже свою метрополию благодаря несравненным преимуществам географического положения и энергичной предприимчивости его жителей.

Он стоял недалеко от устья реки Баграды, протекающей по самой хлебородной полосе Северной Африки, на плодородной возвышенности, которая спускается к равнине пологим скатом и оканчивается со стороны моря мысом, омываемым морскими волнами, где этот бассейн представляет самую удобную якорную стоянку для больших кораблей и где у самого морского берега имеется годная для питья ключевая вода.

Тирская фактория постепенно превратилась в столицу могущественного североафриканского государства, которое простиралось от Триполийской пустыни до Атлантического океана и если в своей западной части (Марокко и Алжир) довольствовалась лишь поверхностным занятием прибрежной полосы, то в более богатой восточной части господствовало и над внутренними странами, постоянно расширяя свои границы в южном направлении. Эпоху, когда совершалось это превращение Карфагена в столицу Ливии, нет возможности определить, потому что это превращение совершалось постепенно.

Но владычество над Ливией составляло лишь половину пунийского могущества; одновременно не менее сильно развивалось господство Карфагена на море и в колониях.

В Испании главным владением финикийцев была лишь очень древняя колония Гадес; сверх того они владели на западе и на востоке от этого поселения рядом факторий, а внутри страны - серебряными рудниками.

Карфагеняне не пытались завоевать внутренние страны у иберов; они довольствовались тем, что владели рудниками и базами, необходимыми для торговли, рыбного промысла и добывания раковин, и даже там с трудом защищались от соседних племен.

Уже в У веке до н.э. пунийцы утвердились в Сардинии, которую они эксплуатировали точно также, как и Ливию.

Аристотель, умерший за пятьдесят лет до начала первой Пунической войны, характеризует государственное устройство Карфагена как переходное от монархического режима к аристократическому или к такому демократическому, который клонился к олигархии, т.к. он называет это устройство обоими этими именами.

Рассмотрим внутреннее положение карфагенского государства.

Основную массу населения составляли ливийцы. Они находились в наиболее тяжелом положении под властью Карфагена. Чтобы сдерживать их в повиновении, карфагенское правительство разделило свои ливийские владения на территориальные округа и подчинило их стратегам; оно ликвидировало суверенитет местных общин, их самостоятельность не только в области внешней политики, но и решении вопросов внутренней жизни.

Ливийцы платили захватчикам непомерно высокие налоги; их сбор сопровождался насилиями, вымогательствами, кровавыми преступлениями.

Полибий следующим образом характеризует поведение пунийских властей на территории Ливии в период Первой Пунической войны:

“Ведь во время предшествующей войны, полагая, что имеют благоприятный предлог, они жестко властвовали над населением Ливии: от всех прочих плодов они собирали половину, установив городам также и двойные налоги по сравнению с прежним временем, не проявляя пощады к неимущим или снисхождения во всем, что касалось взыскания податей. Они прославляли и почитали не тех военных правителей, которые относились к народу милостиво и человеколюбиво, но тех, кто обеспечивал им наибольшие повинности и запасы, а с населением обращался самым жестоким образом”. ^1).

Значительные по размерам и лучшие по качеству земельные массивы в долине реки Баграда, а также на средиземноморском побережье карфагеняне отобрали у ливийцев; эти земли захватили пунийские аристократы и создали здесь свои виллы.

На территории Ливии карфагеняне проводили регулярные мобилизации рекрутов в свою армию ^2)., лишая ливийцев молодежи, которая проходила службу далеко от родины, проливая кровь за чужие интересы.

Положение в Ливии всегда было крайне напряженным; время от времени здесь вспыхивали бунты, жестоко подавлявшиеся, враги карфагенян, высаживаясь на территории Северной Африки, всегда могли рассчитывать на дружественное отношение и прямую поддержку коренного населения.

Другую группу населения карфагенской державы составляли жители сицилийских городов - греки, сикулы и сиканы. Они сохраняли, хотя и с большими и существенными ограничениями, свой суверенитет, действенный, когда на повестке дня оказывались внутриполитические проблемы. Их зависимость от Карфагена выражалась в необходимости сообразовывать внешнеполитический курс с интересами пунийцев и выплате поземельного налога, составлявшего десятую долю урожая. ^3).

Подвластные Карфагену сицилийские города сохраняли, несмотря на стремление Карфагена монополизировать всю торговлю в Западном Среднеземноморье, возможность не прибегать к посредничеству пунийских купцов и устраивать прямые коммерческие связи, в т.ч. и за пределами карфагенской державы.

Третья группа - граждане финикийских колоний в Западном Средиземноморье, объединившихся вокруг Карфагена. Они формально считались союзниками Карфагена с более или менее ограниченным суверенитетом во внешнеполитической области; их государственно-административное устройство, а также законодательство совпадали с карфагенским; выходцы из колоний практически во всех сферах гражданской жизни были приравнены к карфагенянам, в т.ч., что было особенно существенным - они имели право заключать с карфагенянами браки, признававшиеся законом. Такие супружеские союзы не влекли за собой гражданского неполноправия детей. ^4).

Однако они не могли участвовать в политической жизни Карфагена и, следовательно, оказывать прямого воздействия на судьбу государства, частью которого были.

И другое немаловажное обстоятельство: карфагеняне старались не допускать, чтобы их союзники торговали за пределами державы.

В самом Карфагене у власти стояла аристократия. Вся административная система, вся структура государственного аппарата, сложившаяся к середине У века до н.э., должна была обеспечить ее господство.

Высшим органом власти был совет, пополнявшийся из людей знатных и богатых. ^5).

Внутри совета выделялся своеобразный “президиум”, состоявший первоначально из десяти, а позже, вероятно с У века до н.э., из тридцати человек. ^6). Здесь обсуждались и решались все проблемы жизни - предварительно на заседании “президиума”; а затем окончательно всем советом.

Народное Собрание формально считалось одним из составных элементов карфагенского государственного устройства, однако фактически не функционировало; к нему обращались как к своего рода арбитру только в тех случаях, когда совет оказывался не в состоянии принять согласованное решение. ^7).

В середине У века до н.э. специально для того, чтобы предотвратить возникновение военной диктатуры, был создан совет 104-х, которому стали подотчетны должностные лица. ^8).

Члены совета назначали специальные комиссии из пяти человек - пентархии, которые сами пополнялись путем кооптации ^9). по признаку принадлежности к аристократическому роду. ^10).

Имелись в Карфагене и другие коллективные органы власти.

Карфагенскую систему магистратов возглавляли двое суффетов, выбиравшихся сроком на один год. ^11).

Помимо суффетов для ведения боевых действий часто назначались специальные военачальники, не бывшие одновременно городскими магистратами. ^12).

Пунийские правящие круги старались не допускать, чтобы военная и гражданская власть концентрировалась в одних руках, хотя время от времени имело место совмещение должностей суффета и полководца. ^13).

Источники упоминают и городских казначеев. Этим список должностных лиц в Карфагене не исчерпывался.

Так как выполнение обязанностей магистров не оплачивалось и требовало значительных расходов, государственные должности были доступны только представителям верхних слоев общества, располагавшим значительными денежными средствами. Как и при пополнении коллективных органов власти, при выборах должностных лиц неукоснительно соблюдался принцип - выбирать только богатых и знатных.

Демократические круги населения - многочисленные работники - ремесленники, мелкие и средние торговцы были, таким образом, прочно отстранены от ведения государственных дел. Более того, выходцы из этих слоев не могли иметь надежды когда-нибудь пробиться “наверх”: помимо денег следовало иметь еще и ценз знатности, то есть исконной принадлежности к правящей верхушке.

Среди самой карфагенской аристократии не было единства. Раскол в этой среде был порожден различиями в экономическом положении отдельных ее групп; их политическая линия определялась тем, что служило источником их благосостояния.

Представители пунийской знати, располагавшие относительно большими земельными владениями на территории Африки, вовсе не желали проведения активной внешней политики.

Основу их богатства составляла земля, поэтому они добивались укрепления власти Карфагена над ливийцами; их гораздо меньше заботило положение Карфагена как великой державы: от проведения завоевательной политики в Средиземноморском бассейне они не только не ожидали для себя каких-нибудь выгод, но даже предвидели тяжесть необходимости новых затрат государственных и своих собственных средств.

Другую группировку карфагенской аристократии составляло крупное купечество, благосостояние которого зависело от морской торговли со странами Средиземноморья и за его пределами. Как известно, Карфаген поддерживал активные торговые контакты с Египтом, Италией и греческим миром, а также с Испанией, где (на юге Пиренейского полуострова) пунийцы занимали господствующее положение. Карфагенские купцы активно принимали участие в торговле с районами, прилегающими к Красному морю, а также проникали в бассейн Черного моря.

Естественно в таких условиях не могла не возникнуть влиятельная прослойка, интересы которой были связаны преимущественно, если не исключительно, с морской торговлей. Вполне понятно, что эти люди стремились к сохранению, упорядочению и расширению власти Карфагена на морских торговых путях; их интересы смыкались с интересами тех, кто так или иначе обслуживал морскую торговлю или изготовлял для продажи различные ремесленные изделия.

Основной целью внешней политики Карфагена они считали установление пунийской торговой монополии во всем известном мире. Иначе говоря, если учесть необходимость уничтожить или подчинить конкурентов, речь шла о создании “мировой” державы, которая охватила бы всю Ойкумену с центром в Карфагене.

С финансовой точки зрения Карфаген занимал во всех отношениях первое место среди древних государств. Во времена Пелопонесской войны этот финикийский город превосходил, по свидетельству Платона, все греческие города своим богатством. Полибий называет его самым богатым городом во всем мире. Издавна считавшиеся самым почетным в Карфагене промыслом были торговля и процветающее при ее помощи кораблестроение и промышленность. Сверх того карфагеняне все более и более захватывали в свои руки монополию и сумели сосредоточить в своей гавани как всю торговлю, которая велась в западной части Средиземного моря из чужих стран и из внутренних карфагенских провинций, так и все торговые сношения между Западом и Востоком.

Наука и искусство находились в Карфагене под эллинским влиянием, но не оставались в пренебрежении; даже существовала значительная финикийская литература. При завоевании города римлянами в нем были найдены созданные конечно не в самом Карфагене, а вывезенные из сицилийских храмов художественные сокровища и довольно большие библиотеки.

Что касается финансов, то Карфаген располагал, бесспорно, очень значительными государственными доходами. Источниками этих доходов были дань и таможенные пошлины, которые в случае войн очень быстро истощались.

Карфагенское гражданство еще во времена взятия города римлянами состояло из 700 тысяч человек, включая женщин и детей. В случае крайности оно было в состоянии выставить в У веке до н.э. гражданское ополчение из 40 тысяч гоплитов.

Однако зачастую сами сражаться пунийцы не желали, предпочитая пользоваться услугами наемников. Уже в 6 веке до н.э. в карфагенских армиях, как например в испанской, не было ни одного карфагенянина, за исключением офицеров. В только что упомянутой испанской армии, состоявшей приблизительно из 15 тысяч человек, был только один отряд конницы из 450 человек, да и тот лишь частью состоял из ливийских всадников.

Главную силу пунийских армий составляли ливийские рекруты, из которых можно было под руководством способных офицеров создать хорошую пехоту и легкую кавалерию, которая оставалась в своем роде непревзойденной. К этому следует присовокупить военные силы более или менее подвластных ливийских и испанских племен, знаменитых болеарских пращников, которые занимали промежуточное положение между союзными контингентами и наемными отрядами, и наконец в случаях крайности навербованную в чужих краях солдатчину.

По своему численному составу такая армия могла быть без труда доведена до желаемых размеров, а по достоинству своих офицеров, по знанию военного дела и по храбрости она была способна помериться силами с римлянами; но между набором наемников и их готовностью к выступлению проходил опасный для государства длинный промежуток времени.

Пунийские армии были спаяны вместе только честью знамени и денежными выгодами. Рядовой карфагенский офицер дорожил своими наемными солдатами и даже ливийскими земледельцами почти также, как в наше время дорожат на войне орудийными снарядами. Иначе говоря, они все были для него не более, чем “пушечным мясом”. Карфаген на собственном опыте изведал каким бедствиям могут подвергнуть государство армии из феллахов и наемников и его наемные слуги не раз оказывались более опасными, чем враги.

Карфагенское правительство конечно сознавало недостатки такой военной системы и всячески старалось их исправить. Его денежные кассы и военные склады были всегда полны, чтобы во всякое время можно было удовлетворить наемников.

Оно обращало особенное внимание на то, что заменяло у древних народов нашу артиллерию - на устройство военных машин и на содержание слонов. С тех пор как эти последние вытеснили боевые колесницы, в карфагенских казематах были устроены стойла для 300 слонов. Оно не решалось укреплять подвластные города, и поэтому должно было мириться с мыслью, что всякая высадившаяся в Африке неприятельская армия могла занять вместе с незащищенной местностью и все города и деревни. Что же касается укрепления столицы, то на этот предмет тратилось все, что только могли доставить деньги и искусство, и государство не раз было обязано своим спасением только прочности городских стен.

"Карфаген был расположен в самой внутренней части очень большого залива и был очень похож в некотором роде на полуостров. От материка его отделял перешеек, шириной в двадцать пять стадиев; от перешейка, между болотом и морем, тянулась к западу длинной и узкой лентой коса, шириной, самое большее, полстадия. Часть города, обращенная к морю, была окружена простой стеной, так как была построена на отвесных скалах, та же часть, которая была обращена к югу в сторону материка, где на перешейке находилась и Бирса, была окружена тройной стеной. Из этих стен каждая была высотой до тридцати локтей (15 м.), не считая зубцов и башен, которые отстояли друг от друга на расстоянии двух плетров (400 м.), каждая в четыре яруса; ширина стены была тридцать футов (8,5 м.); каждая стена делилась по высоте на два яруса, и в ней, бывшей полой и разделенной на камеры, внизу обычно стояли триста слонов и находились склады пищи для них. Над ними же были лошадиные стойла для четырех тысяч коней и хранилища сена и овса, а также казармы для людей, примерно для двадцати тысяч пеших воинов и четырех тысяч всадников. Столь значительные приготовления на случай войны были у них уже раньше сделаны для размещения в одних только стенах. Тот же угол, который от этой стены, минуя вышеуказанную косу, загибался к заливу, один только был слабо укреплен и низок и с самого начала оставлен без внимания.

Гавани Карфагена были взаимно связаны, так что можно было проплывать из одной в другую; вход же в них из открытого моря был шириной в семьдесят футов (22 м.), и запирался он железными цепями. Первая гавань бьша предоставлена торговым судам, и в ней было много различных причалов; во внутренней же гавани посредине был остров, и как этот остров, так и гавань были охвачены огромными набережными. Эти набережные были богаты верфями и доками, рассчитанными на двести двадцать кораблей, и, помимо верфей, складами, где держалось все нужное для оснащения триэр. Перед каждым доком стояли две ионические колонны, окружавшие гавань и остров, что вместе с гаванью создавало впечатление круглой галереи. На острове было сооружено на возвышении помещение для командующего флотом, откуда трубач должен был давать сигналы, а глашатай передавать приказы, командующий же за всем наблюдать. Этот остров был расположен у входа в гавань и поднимался высоко вверх, так что командующий мог видеть все, происходящее в море, а подплывающим нельзя было ясно видеть, что делается внутри гавани. Даже вошедшим в гавань купеческим судам не были видны верфи, ибо их окружала двойная стена и были особые ворота, которыми купцы из первой гавани попадали в город, не проходя через верфи."13.5)

Главным оплотом карфагенского могущества служил его военный флот, который был предметом особых забот. Как в сооружении кораблей, так и в умении управлять ими пунийцы превосходили греков и уж тем более сухопутных римлян.

В Карфагене впервые стали строить суда с более чем тремя палубами для гребцов; карфагенские корабли имели большей частью по пяти палуб (пентеры); они быстрее ходили под парусами, чем греческие суда. Гребцами на них были только государственные рабы, никогда не сходившие с галер и отлично обученные, а капитаны были искусны и неустрашимы.

Морская тактика того времени заключалась главным образом в маневрировании. В тогдашних морских битвах также участвовали тяжеловооруженные солдаты, участие которых ограничивалось метанием дротиков и копий в противника со специальных возвышений на носу и корме корабля, и стрелки из лука, сражавшиеся с палубы. И хотя также с последней действовали метательные машины самый обыкновенный и самый решительный способ борьбы заключался в том, чтобы нагнать и потопить неприятельский корабль, ради чего переднюю часть кораблей вооружали тяжелым железным носом.

Сражавшиеся корабли обыкновенно кружились один около другого, пока кому-нибудь из них не удавалось нанести своему противнику решительный удар. Наиболее опасным и практически смертельным для противника был удар под острым углом к линии движения корабля врага. Это был наиболее трудновыполнимый маневр и капитаны, осуществлявшие на своих кораблях подобные тараны, входили в элиту пунийского военного флота. При таком ударе наиболее сильно повреждаются весла вражеского корабля, своими обломками сеющие смерть среди гребцов; при этом таран делал огромную пробоину, поскольку военные корабли того времени не имели шпангоутов, и оставлял возможность сдав задний ход отцепиться от поврежденного корабля противника. При перпендикулярном ударе оба корабля намертво соединялись и исход сватки могла решить только рукопашная. Поэтому приблизительно из 200 человек, обыкновенно составлявших экипаж 3-х палубного корабля, было не более 10 солдат, тогда как гребцов было 170, т.е. по 50 или по 60 на каждую палубу; экипаж 5-ти палубного корабля состоял и из соответствующего числа солдат.

Военные мастерские Карфагена работали с потрясающим современников размахом. Теодор Моммзен приводит такой факт, что незадолго до разрушения римлянами пунийцы по требованию римского Сената выдали римским магистратам из городских арсеналов около 3 тысяч метательных орудий и 200 тысяч комплектов оружия. ^14).

И с таким сильным и опасным противником пришлось столкнуться Риму на пути к мировому владычеству. В ходе очень жестоких Пунических войн судьба не только Рима, как хозяина Аппенинского полуострова, но и как города не раз была на грани краха. Однако Рим выстоял и победил.

Карфаген был разрушен в ходе третьей Пунической войны 149-146г.г. до н.э., а жители его обращены в рабство.

Пунийское господство над местным населением сменилось римским, но ничего принципиального нового не появилось в жизни ливийцев и кочевников Мавритании.

Глава 2.2. АФРИКАНСКИЕ ПРОВИНЦИИ РИМА. ДЕЛЕНИЕ, АДМИНИСТРАЦИЯ, РАЗВИТИЕ ОТНОШЕНИЙ.

Остается осветить судьбу Африки с того момента, как римляне заняли Карфагенскую область и подчинили себе окрестные местности.

Нигде так полно не проявились близорукость и бездушие, можно сказать даже нелепость и грубость системы управления Римской республики над зависимыми территориями, как в Африке.

Образование римских провинций в Африке происходило не сразу, а в течение длительного промежутка времени. Самой первой территорией на землях разрушенного Карфагена стала провинция Африка, образованная в 146 г. до н. э. Затем по завершению Гражданской войны из земль враждебного Цезарю и поддержавшего республиканцев Катона Младшего Нумидийского царства Юбы II была образована в46 до н.э. провинция Новая Африка-Нумидия. В ходе реформ 40-41 г. н.э. императора Клавдия были созданы Тингитанская и Цезарейская Мавретания.

В Южной Галлии и еще более в Испании римское правительство по крайней мере стремилось к прочному расширению своих владений и вынуждено было почти поневоле приступить к латинизации страны; на греческом Востоке иноземное владычество смягчалось и даже сглаживалось могучим влиянием эллинизма, ставившего преграды даже жестокой политике.

Но над третьей частью света царила старая национальная ненависть к пунийцам, пережившая гибель родного города Ганнибала. Не властолюбие и корыстолюбие, но страх и зависть создали провинцию Африку. При республике эта провинция не имеет истории. Страна была разумеется использована римскими спекулянтами; однако считалось недоспустимым, чтобы разрушенный большой город мог снова воскреснуть из развилин или чтобы какой-либо соседний город достиг такого же цветущего состояния, в котором прежде находился Карфаген. Не было здесь и постоянных лагерей, как в Испании и Галлии.

Небольшая по размерам римская провинция была со всех сторон окружена затронутой цивилизацией областью зависимого царя Нумидии.

При этом нумидийский царь получил такое политическое и военное значение, какого никогда не имели правители других зависимых от Рима государств. Вся внутренняя страна - большое Нумидийское царство - становится римской провинцией и охрана против варваров возлагается на римских легионеров.

Мавританское царство становится сначала зависимым от Рима, а вскоре и входит в состав Римской империи. Со времен диктатора Цезаря латинизация Северной Африки и распространение в ней цивилизации делается одной из задач римского правительства.

Прежняя область Карфагена и присоединенная к ней Юлием Цезарем большая часть прежнего Нумидийского царства, которое досталось победителю республиканцев во главе с Катоном Младшим и царя Юды, составляли вплоть до конца царствования Тиберия провинцию Африку.

Колонизация Африки началась с размещения там ветеранов и сторонников Мария, продолжалась при Цезаре и Августе; наиболее интенсивной она стала в правление Антонинов и Северов. С самого начала колонии и муниципии основывались главным образом на побережье, на пересечении главных путей сообщения, в стратегически важных пунктах, в центрах наиболее плодородных районов, особенно пригодных для зерновых культур. Зерно долго было главным предметом африканского экспорта, но и тогда, когда во II в. к нему прибавляется оливковое масло, зерновые не только не утрачивают своего значения, но, напротив, возделываются в столь широком масштабе, что с середины II по середину III в. Африка становится главной житницей Рима, оттеснив на задний план Египет.

Значительную роль в местной администрации начинают играть отставные легионеры, которые со времен Гая Мария получали наделы в провинции Африка. Привычка к дисциплине, привитая военной службой, продолжала объединять ветеранов и в мирное время, что позволяло им, заручившись всеобщей поддержкой, избираться в местные органы самоуправления. Таким образом ветераны становились привелегированной прослойкой населения и являлись надежной опорой римского владычеста на местах.

Обладание ветеранским наделом, соответствовавшим мелкой или средней вилле, давало возможность занимать муниципальные должности и войти в круг городской знати. Апулей говорит, что его отец, имевший состояние в 120 тыс. сестерциев, был городским магистратом и вообще почтенным лицом.

Однако при императоре Калигуле в отношении этой важной области, требовавшей на широком протяжении охраны границ, правительство вернулось к системе двоеначалия, которая была принята в республиканскую эпоху, и передало часть провинции, не нуждавшуюся в специальной пограничной охране, в управление гражданской власти, а остальную область, занятую гарнизонами, в управление военному командиру, не подчиненному гражданской власти.

“Причина этого заключалась в том, что при распределении провинций между императором и Сенатом Африка была отдана Сенату, а так как там ввиду своеобразия местных условий было необходимо присутствие значительных военных сил, то наличие в провинции одновременно командированного Сенатом наместника и назначенного императором военного командира должно было вызвать и действительно вызывало трения между обоими должностными лицами и даже между императором и Сенатом. В 37 году этому положению был положен конец; земли по берегу моря от Гиппона до границ с Киреной сохранили прежнее название Африка и остались под властью проконсула, а западная часть провинции с главным городом Циртой и внутренние районы с большими военными лагерями к северу от Ауреса - вообще вся область, занятая гарнизонами, - были отданы под управление командира африканского легиона…”. ^15).

Западная половина Северной Африки в эпоху Цезаря распалась на два царства - Тинги и Иол, позднее Кесария. После гибели династии Массиниссы и тяжелейшей для римлян борьбы с приверженцами истребленного Калигулой рода, оба царства были завоеваны наместником Светонием Тауллином, будущим покорителем Британии и включены в состав империи как провинции.

Каждая из этих провинций была занята имперскими войсками второго разряда и дана в управление римскому наместнику, не входившему в сенат.

Местность Триполи в политическом отношении составляющая часть провинции Африка. Постоянная борьба с племенами варваров делала жизнь этой богатой области опасной и неспокойной. Чтобы обеспечить безопасность земледельческих районов побережья, где была сосредоточена большая часть населения, римским наместникам приходилось держать гарнизоны во всех оазисах на пути от внутренних областей Африки к побережью.

Охрану оазисов несли когорты африканского легиона и союзнозависимые конные контингенты местных князьков. И лишь в эпоху упадка империи эти дальние форпосты были оставлены и варвары беспрепятственно хозяйничали на побережье.

Мероприятия военного характера заключались в Африке главным образом в том, чтобы расположить войска перед могучим авразийским горным массивом и не дать непокоренным племенам прорываться в усмиренную область Африки и Нумидии. Поэтому-то Август и устроил постоянную квартиру легионов в Тевесте на высоком плато между Ауресом и прежней провинцией. Нам мало известно о военных действиях в Африке; вероятно, они были продолжительны и заключались в том, что римские войска постоянно отражали нападения пограничных племен и столь же часто предпринимали грабительские набеги в их области.

Чтобы хоть как-то побороть “прохладное” отношение к Риму у местного населения, императоры стали создавать в Африке поселения римских граждан, которые одновременно являлись центром обороны страны и римской администрации. Чтобы враг не напал внезапно, римляне строили дороги от городов на побережье к лагерям внутри страны. Из трех легионов, стоявших на африканском побережье, два, III Cyrenaica и III Augusta (граница Туниса и Алжира), стояли на территории, раньше принадлежавшей Карфагену, а третий- XXII Deiotariana- в Александрии. Такое расположение освещает реальную оценку обороноспособности указанных провинций. Если для вторжения в Египет противнику было необходимо проити буферную зону с римскими войсками в Сирии и Палестине, то африканским провинциям постоянно приходилось отражать вторжения кочевых берберских племен. Театр военных действий очень отличался от привычного римлянам и вынуждал прибегнуть к применению новой тактике , а именно к росту удельного количества союзнеческой и наемной каваллерии по сравнению с легионной пехотой.Такое положение с войсками было в 68 г. н.э., а уже к 96- 98 г. н.э. в африканских провинциях остался только один легион в Нумидии III Augusta имевший местом постоянной дислокациии Ламбесис, но значительно возросло число конноцы, расположенной вдоль границы. Затем на протяжении более 140 лет положение с легионами африканских провинций не менялось и в 215 г. н.э. мы видим все тот же III Augusta в Нумидии. Два легиона, стоявших в Африке раньше были переведены в другие места и имеют свою историю: XXII Deiotariana был выведен из Александрии.и потерян в 135 г. в правление императора Адриана, а III Cyrenaica упоминается в 215г. как легион, имеющий постоянный лагерьв Аравии. Место XXII Deiotariana в Египте занимает II Trajana, который наряду с III Augusta упоминается в Notitia Dignitatem (395 г.) в последний раз.16)_

В Мавританиях также стояли римские войска. Теодор Моммзен приводит следующие данные об Африканских легионах. “… обе мавританские армии в общем не уступали по численности африканско-нумидийской армии… в 70 году н.э. войска обеих Мавританий вместе, не считая много численных дружин, насчитывали 5 алл и 19 когорт ^17).; это дает, если считать приблизительно каждый четвертый отряд за двойной, около 15 тысяч человек. Регулярная армия Нумидии скорее была слабее, нежели сильнее этого.” ^18).

Но не все спокойно было и в самих провинциях.

“…Недовольные, кто был посмелее, кто жил поближе к степной окраине, убегали к кочевникам, нумидийцам и маврам; эти, в свою очередь, далеко не вполне подчинившиеся Риму, всегда были готовы к разбойничьим набегам на богатые именья и города провинции; беглецы и рабы охотно примыкали к ним при нападении на прежних своих господ…

…Непрерывные восстания делали Африку, Нумидию и Мавританию самыми непрочными владеньями империи. У местного населения вовсе не было имперского патриотизма…”. ^19).

Что касается языка, то к настоящему народному языку римляне относились так же, как в Галлии к языку кельтов, а в Испании - к языку иберов.

Здесь, в Африке, это было тем более естественно, что в этом отношении римлянам подготовило путь прежнее чужеземное владычество, да и, наверное, ни один римлянин не понимал этот народный язык.

У берберских племен был не только свой национальный язык, но и национальная письменность. Однако в официальных сношениях этим языком никогда не пользовались, по крайней мере не употребляли на монетах. Даже туземные берберские династии не составляли в этом отношении исключения - либо потому, что и в их государствах наиболее крупные города были скорее финикийскими, чем ливийскими, либо потому, что финикийская цивилизация оказала здесь такое глубокое влияние. В качестве народного языка он удержался, естественно, в тех местностях, куда римляне или вовсе не заходили, или почти не заходили. В общем, древний народный язык Африки лучше сумел себя отстоять, чем народный язык кельтов и иберов.

Язык, господствовавший в Северной Африке в то время, когда она сделалась римской, был языком тех чужестранцев, которые владычествовали там до римлян. Лептис является единственным городом в Африке, в котором чеканились монеты с греческим написанием и который предоставил этому языку по меньшей мере второе место в официальном употреблении.

Финикийский язык господствовал тогда на севере Африки повсюду, где существовала цивилизация. Этому языку высокоразвитой, хотя и чуждой туземному населению культуры, были при смене правительственной системы сделаны известные уступки. Однако после Тиберия финикийский язык уступает свое место латыни. Язык был изгнан из школы и даже из письменно употребления и сделался народным диалектом. Наследие финикийского языка досталось не греческому языку, а латинскому.

В эпоху Цезаря и латинский и греческий языки были в Северной Африке языками чужими, но последний был распространен больше, чем первый; по-латыни говорили в то время только чиновники, солдаты и италийские купцы. В то время было бы легче осуществлять эллинизацию Африки, чем ее латинизацию. Но случилось как раз обратное. Та же самая воля, которая в Галлии подавила в зародыше зачатки греческой культуры, ввела в сферу господства латинского языка греческую Сицилию и установила границы между греческим Востоком и латинским Западом,- отнесла Африку к этому Западу.

В отношении сельского хозяйства восточная половина Африки соперничает с Египтом. Но северная и северо-западные части Проконсульской провинции, а также и значительная часть Нумидии давали почти такие же высокие урожаи зернового хлеба, как долина Нила. Основным занятием населения было земледелие.

Рим, столица империи, со времен гражданских войн полностью зависел от привозного зерна, которое взималось в качестве подати. Уже в эпоху Цицерона столица империи существовала главным образом за счет африканского хлеба; благодаря присоединению Нумидии во время диктатуры Цезаря ежегодно поступавшее из Африки в качестве подати количество хлеба возросло приблизительно на 1200 тысяч римских модиев.

При Августе третья часть потребляемого в Риме зерна ввозилась из Северной Африки. От планомерности этих поставок зависело спокойствие и лояльное отношение к императору в Риме. Поэтому при любом столкновении за императорскую власть враждующие стороны стремились установить свой контроль над Африкой, для чего посылали туда крупные войсковые подразделения.

Оливковое масло и вино также издавна составляли важную статью сельского хозяйства Карфагена. Однако историк Югуртинской войны пишет, что Африка богата хлебом, но бедна маслом и вином; еще в эпоху Веспасиона продукция провинции в этом отношении не превышала среднего уровня. Возделывание оливы стало распространяться лишь после установления при империи длительного мира, который является еще более необходимым условием для возделывания плодовых деревьев, чем для посевов хлеба. Ни одна провинция в IУ веке не поставляла оливковое масло в таком количестве как Африка.

Виноделие здесь не получило значения для экспорта. Зато там процветало коневодство и скотоводство, особенно в Нумидии и Мавритании.

Как бы там ни было, средние торгово-ремесленные слои, столь значительные и игравшие столь видную роль в городах Италии, Галлии и некоторых других западных провинций, здесь не сложились. Следовательно, для муниципальных собственников Африки был закрыт тот путь к увеличению своих денежных доходов, которым широко пользовались рабовладельцы других областей империи, сдавая рабов в наем за часть их заработной платы, назначая их инститорами или фактическими владельцами торгово-ремесленных и финансовых предприятий при условии выплаты доли дохода. Из эпиграфических и юридических источников мы знаем, что такие рабы, имевшие в своих пекулиях помещения, инвентарь, рабов-викариев, становились состоятельными людьми, приносившими своим владельцам немалые деньги, что часто уравновешивало недостаточную рентабельность вилл; даже из вилл на период затишья в сельскохозяйственных работах часть рабов отсылалась на заработки. В Африке же, при очевидной бедности и социальном ничтожестве торгово-ремесленных слоев, среди ремесленников вряд ли мог быть большой спрос на подсобную рабочую силу. Раб же, став инститором либо владельцем мастерской или лавки, не имел шансов скопить достаточно средств, чтобы обеспечить какой-то ощутимый доход господину и самому в той или иной мере играть роль в общественной и религиозной жизни

Ремесленное производство и торговые операции в африканских провинциях никогда не имели такого значения, как на Востоке и в Египте. Финикяне перенесли изготовление пурпура со своей родины на это побережье, где остров Гирба сделался как ба африканским Тиром, уступавшим по качеству выработки только этому финикийскому центру. Ремесленное производство процветало на протяжении всей эпохи империи.

В Мавритании изготовлялись также для вывоза туземцами шерстяные материи невысокого качества и кожаные изделия. Видную роль играла торговля рабами. Продукты, производившиеся во внутренних областях материка, поступали естественно тоже через Северную Африку в мировой торговый оборот, однако не в таком количестве, как через Египет.

О благосостоянии, которое царило в той части Африки, где было возможно земледелие, красноречиво свидетельствуют развалины многочисленных городов, имевших повсюду, несмотря на то что их округа были невелики, бани, театры, триумфальные арки, богато украшенные гробницы - вообще всевозможные роскошные постройки, большей частью невысоко стоящие в художественном отношении, но часто отличавшиеся непомерной пышностью. Однако основой экономического процветания этой страны были не виллы знати, как в Галлии, но средний класс граждан-земледельцев.

В I веке появились имперские дороги, связавшие местопребывание главного штаба в Тевесте, с одной стороны, а с другой - с большими городами северного берега Гиппном Регием и Карфагеном. Начиная со II века н.э. все более крупные города и некоторые небольшие прокладывают в пределах своей территории необходимые пути сообщения; впрочем, то же самое можно сказать и о большинстве имперских стран, но в Африке это явление особенно заметно потому, что здесь наиболее старательно пользовались этим случаем, чтобы выразить верноподданические чувства правящему императору.

Однако удивляет полное отсутствие дорог между двумя Мавританиями - Тингитанской и Цезарской. Это связано с тем, что в составе Тингитанской Мавритании со столицей в городе Тинги (Танжер) находятся области вокруг данного города и часть побережья Атлантического океана. Связь между Мавританиями осуществлялась морским путем вдоль пустынного и немирного побережья.

Поэтому для этой местности Бетика в Испании была ближе, чем Мавритания; и если позднее, когда империя была поделена на более крупные административные округа, провинция Тинги отошла к Испании, то это было лишь внешним оформлением давно существовавшего фактического положения. Тинги была для Бетики тем же, чем Германия для Галлии; быть может, вообще римляне организовали и сохранили за собой эту малодоходную провинцию лишь потому, что отказаться от нее значило бы уже тогда вызвать нашествие на Испанию, подобно вторжению ислама после крушения римского владычества.

Таким образом, для финансов империи Северная Африка была драгоценным владением. Однако труднее решить, выиграли ли вообще римляне от ассимиляции Северной Африки или проиграли. Но расположение, которое италийцы издавна питали к африканцам, не изменилось после того, как Карфаген сделался большим римским городом и вся Африка заговорила по-латыни.