Оценка применимости опыта ЕС в регулировании конкуренции на рынках цифровых технологий для России

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Cодержание

Введение

Глава 1. Применение МПЭ в анализе рыночного регулирования

1.1 Отношение рыночной и институционально-политической власти с точки зрения МПЭ

1.2 Эффективное рыночное регулирование с точки зрения МПЭ

Глава 2. Право конкуренции в ЕС и России

2.1 Сравнительный анализ права конкуренции и правоприменения в ЕС и России в отношении регулирования рынков цифровых технологий

2.2 Сравнительный анализ соотношения права в сфере охраны конкуренции и ИС в ЕС и России

Глава 3. Регулирование рынка цифровых технологий

3.1 Вызовы рынка цифровых технологий для конкурентного правоприменения

3.2 Применимость опыта ЕС в регулировании рынка цифровых технологий для России

ЗаключениеСписок литературы и источников

Введение

рыночный политический европейский цифровой

В XXI веке развитие цифровых технологий стало оказывать решающее влияние на жизнь граждан и развитие экономики как на национальном, так и глобальном уровне. Сегодня цифровые технологии позволяют связывать между собой людей, находящихся в разных точках планеты; мгновенно распространять информацию; на расстоянии управлять предприятиями; осуществлять электронную торговлю при посредничестве различных компаний. Цифровые технологии открыли возможности для появления нового типа экономики -- т.н. «электронной», или «цифровой», экономики, которая сегодня стремительно развивается во всем мире.

Быстрые изменения, происходящие в сфере цифровых технологий, представляют собой одну из главных ее отличительных особенностей, и в то же время -- определенный вызов и угрозу для задействованных в ней акторов (которые, учитывая ее характер распространения, охватывают весь мир). Во многом это объясняется тем, что скорость развития цифровых технологий возрастает с каждым годом. На рынках появляются новые, ранее не существовавшие продукты, применение которых потребителями до этого не представлялось возможным и потому не подлежит контролю основным субъектом, призванным защищать благосостояние граждан -- государством. Итогом такой ситуации становятся «провалы» государственного регулирования, чье исправление может занимать долгие годы.

Одним из главных условий эффективности функционирования рынков в капиталистической системе, преобладающей в качестве формы экономического устройства общества в настоящий момент, является конкуренция, которая предусматривает постоянное соревнование между фирмами за ресурсы, потребителей, производство лучших продуктов и, следовательно, совершенствование и инновационность деятельности.

В Европейском союзе положения об охране конкуренции являются «фундаментальной нормой, необходимой для осуществления доверенных Сообществу задач и, в частности, для функционирования внутреннего рынка»Eco Swiss China Time Ltd v Benetton International NV (Case С-126/97) // European Court Reports. - 1999. - P. I-3055.. Создание же единого внутреннего рынка выступает одной из целей ЕС, согласно Лиссабонскому договору. В России поддержка рыночной конкуренции гарантируется Конституцией.

Европейский союз в сравнении с Россией имеет значительно более продолжительный опыт регулирования конкуренции в его настоящей форме -- с 1957 года, или года принятия Римского договора 6 странами-членами Европейского экономического сообщества. Конкурентное право России во многом унаследовало европейские черты. Обстоятельства способствовали и сближению конкурентного правоприменения в России и Европейском союзе, благодаря ранее существовавшей программе ТАСИС, в рамках которой ЕС выделял ресурсы на развитие рыночной экономики в нашей стране.

Тем не менее, российское конкурентное законодательство не содержит некоторые важные положения европейского права в данной области. Кроме того, множество обстоятельств не позволили российскому антимонопольному органу войти в ряды первых конкурентных ведомств мира и эффективно справляться с новыми вызовами, большая часть из которых сегодня ассоциируется с рынками «электронной» экономики. В то же время опыт Европейской Комиссии в данной области успешен и более богат.

Близость положений конкурентного права России и ЕС в совокупности с более развитым конкурентным регулированием сферы цифровых технологии в Европейском союзе, на наш взгляд, обусловливают необходимость рассмотрения вопроса о том, как должно соотноситься регулирование конкуренции на рынках цифровых технологий в России с европейским опытом в данной области. Правомерность данного исследовательского вопроса также связана с фактом воли государств европейского континента -- до недавнего кризиса в отношениях России со своими партнерами, связанного с событиями 2014 г. в Украине -- к построению четырех единых пространств, одним из которых является единое экономическое пространство «от Лиссабона до Владивостока».

Иной причиной, обуславливающей важность рассмотрения исследовательского вопроса настоящей работы, является объект, на который направлено современное конкурентное регулирование сферы цифровых технологий, -- во многих случаях им являются транснациональные корпорации (ТНК). Действующие как на российском, так и на европейском рынке, они являются мощным актором, задействованным в процессе создания и изменения конкурентных норм стран; государства, чья жизнь стала во многом зависимой от таких компаний (для примера, речь идет о таких компаниях, Google и Microsoft), не могут допустить их ухода с национальных рынков.

В то же время является неприемлемым чрезмерное влияние ТНК на законодательство и правоприменительную практику государств, что может ограничивать суверенитет последних и даже угрожать национальной безопасности.

С учетом того, что конкурентное регулирование всегда направлено на деятельность компаний, которые, в свою очередь, являются актором, оказывающим влияние на законодательные процессы -- а значит, отчасти задействованы в осуществлении государственных функций, а также с учетом того, что деятельность ТНК на трансграничных рынках давно поднимает вопросы о регулировании их деятельности на уровне, отличном от национального, для рассмотрения поставленного исследовательского вопроса и достижения цели настоящей работы предполагается использовать теорию международной политической экономии (МПЭ).

Положения МПЭ позволят получить ответ на вопрос о целесообразном конкурентном регулировании и трансграничного соотнесения опыта конкурентного правоприменения на рынках цифровых технологий. Здесь же стоит отметить, что регулирование конкуренции само по себе выступает уникальной отраслью, затрагивающей вопросы и экономики, и права Согласно ежегодному рейтингу ведущего международного издания «Глобальный обзор по конкуренции», в 2016 году в конкурентных ведомствах Европейского союза и России примерно 50% сотрудников имеют образование в сфере экономики и около 30% -- в сфере юриспруденции. См. Rating Enforcement 2016 // Global Competition Review. URL: http://globalcompetitionreview.com/edition/1000401/rating-enforcement-2016., что также доказывает релевантность МПЭ для раскрытия тематики настоящей работы. При этом планируется применение результатов научных работ таких классических авторов международной политической экономии, как Роберт Гилпин и Сюзан Стрендж, а также их последователей, в том числе Джона Стопфорда, Сюзан Селл, Рэндалла Жермана. Для анализа опыта Европейского союза и России в регулировании рынков цифровых технологий предполагается рассмотрение трудов таких российских исследователей, как Кирилл Энтин и Алексей Иванов, а также зарубежных представителей академической среды -- Дэвида Тисэ, Николя Пти и др.

Объектом настоящего исследования выступает регулирование рыночной конкуренции в ЕС и России; предметом -- регулирование конкуренции в сфере цифровых технологий в России с учетом опыта Европейского союза. Согласно нашей гипотезе, с точки зрения международной политической экономии российский опыт правоприменения на рынке цифровых технологий должен, предпочтительно, сближаться с опытом Европейского союза. Цель исследования состоит в оценке применимости опыта ЕС в регулировании конкуренции на рынках цифровых технологий для России. Для достижения данной цели предполагается необходимым решить следующие задачи:

1) раскрыть положения МПЭ о международной системе как результате борьбы различных типов власти;

2) показать применимость МПЭ для определения эффективной государственной политики в отношении компаний и рынков;

3) проанализировать право конкуренции и его применение в ЕС и России в отношении регулирования рынков цифровых технологий (провести сравнительный анализ);

4) рассмотреть соотношение права конкуренции и права ИС в ЕС и России (провести сравнительный анализ);

5) осветить основные вопросы, стоящие перед конкурентными регуляторами России и Евросоюза на рынках цифровых технологий;

6) дать рекомендации о дальнейшем развитии применения конкурентного законодательства в сфере цифровых технологий в России с учетом опыта ЕС.

Для проведения исследования планируется применение таких общенаучных методов, как сравнение и анализ, индукция и метод системного анализа. Использование формально-юридического метода во второй главе данной работы позволит провести сравнительный анализ положений российского и европейского законодательства в сфере конкуренции и прав интеллектуальной собственности.

Предполагаемая новизна данного исследования состоит в рассмотрении планируемых изменений в российское конкурентное законодательство -- в конце 2016 года российское антимонопольное ведомство начало работу по продвижению поправок в российское право конкуренции в связи с активным развитием рынков цифровых технологий и ряда предполагаемых нарушений норм конкуренции со стороны иностранных ТНК. Кроме того, новизна данной работы будет включать в себя итоги сравнительного анализа соотношения права конкуренции и права интеллектуальной собственности в ЕС и России, ранее подробно не освещаемого в российских научных трудах.

Результаты данного исследования могут быть использованы российскими правоприменителями в области конкуренции, в том числе в процессе разработки и продвижения изменений в конкурентное законодательство.

Настоящая работа состоит из трех частей. В первой предполагается осветить потенциал применения теории международной политической экономии для анализа рыночного регулирования со стороны государств, в том числе на национальном уровне и с учетом опыта зарубежных стран. Вторая глава включает сравнительный анализ опыта конкурентного правоприменения на рынках цифровых технологий, а также соотношения права конкуренции и права интеллектуальной собственности в России и Европейском союзе. Третья глава направлена на ответ на наиболее актуальные вопросы регулирования рынков цифровых технологий, а также выработку рекомендаций для российского антимонопольного органа в данной сфере с учетом опыта Европейского союза.

Глава 1. Применение МПЭ в анализе рыночного регулирования

1.1 Отношение рыночной и институционально-политической власти с точки зрения МПЭ

Международная политическая экономия в качестве теории изучения международных отношений получила институциализацию в 1970-х годах, когда комплексные явления мирового развития начали способствовать необходимости их объяснения с помощью интеграции политических и экономических методов. Среди предпосылок появления МПЭ указывают на усиление взаимозависимости государств, растущую роль ТНК и обострение проблем, связанных с доступом к ресурсам Теория международных отношений: учебник / П.А. Цыганков. - 2-е изд., испр. и доп.- М.: Гардарики, 2007. С. 140.. Сьюзан Стрэндж и Роберт Гилпин, которые являются родоначальниками международной политической экономии, в свои основополагающие развернутые работы -- «Государства и рынки» и «Политическая экономия международных отношений» соответственно -- включали разные выводы. Тогда как Р.Гилпин утверждал, что «лучшую надежду миру на экономическую стабильность дает меркантилизм в мягкой форме», С.Стрэндж неоднократно подчеркивала, что не стремится дать простой ответ на вопрос о том, проведение какой политики является предпочтительнее. Вместо этого ее главной целью являлось привлечь внимание к более широкому спектру вопросов, чем перспективы международных отношений, происходящие из взаимодействия государств.

Недостатком ранее появившихся теорий международных отношений -- в том числе либерализма, реализма, марксизма и их ответвлений -- она указывала то, что в них анализируется либо экономика, либо политика, но признания теоретиками того, что между ними существует взаимосвязь, недостаточно. С.Стрэндж утверждала, что человечеству не нужны инструменты для понимания данных сфер по отдельности; вместо этого должны существовать рамки анализа, «метод диагностики» человеческого состояния в той форме, в которой оно существует - под воздействием и экономических, и политических, и социальных обстоятельств.

По определению С.Стрэндж, теория международной политической экономии затрагивает социальные, политические и экономические соглашения, которые воздействуют на глобальную систему производства, обмена и распределения, а также набор ценностей, отраженный в них. Кроме этого, международная политическая экономия должна затрагивать и вопросы будущего развития. Политические экономисты должны задавать вопросы о том, каков будет выбор, доступный государствам, предприятиям и гражданам в будущем; можно ли сделать мир более богатым, стабильным и упорядоченным по сравнению с прошлым.

При этом, писала С.Стрэндж в своей работе «Государства и рынки», политическую экономию -- и в особенности международную -- невозможно изучать, не уделяя пристального внимания роли силы в экономической жизни. Фундаментальные вопросы МПЭ -- как сила использовалась для формирования политической экономии, и каким образом она распределяет выгоды и издержки, риски и возможности между социальными группами, фирмами и организациями внутри системы. Сила определяет отношения власти и рынков, и потому в политической экономии необходимо знать не только у кого есть власть, но и каковы ее источники.

Согласно МПЭ, более важное значение имеет структурная сила по сравнению с относительной. Структурная сила -- это власть над формированием и определением структур глобальной политической экономии, в рамках которых должны функционировать иные государства и их политические институты, предприятия и люди из сферы науки (а также иных профессиональных сфер).

Структурная сила образуется в четырех отдельных, но взаимосвязанных источниках - контроле над безопасностью; контроле над производством; контроле над финансами (кредитованием); контроле над знаниями, верованиями и идеями. В рамках данной работы особенно полезно отметить, что с точки зрения МПЭ, структурной властью могут обладать те, кто владеет знаниями (информацией) и кто может полностью или частично ограничивать и определять условия доступа к ним.

В последних своих работах С.Стрэндж указывает, что международная система представляет собой результат борьбы различных типов власти, в которой в настоящий момент побеждает рыночная власть, что обуславливается рядом причин, в том числе технологической революцией. Тем не менее, как демонстрировало историческое развитие, соотношение сил между рыночной и институционально-политическими типами власти подлежит постоянным изменениям и зависит от способности государств управлять своими обществами и экономиками.

Как бы то ни было, необходимость введения в центр внимания при изучении международных отношений предприятий как действующих и оказывающих существенное влияние акторов неоднократно (и одной из первых) подчеркивалось С.Стрэндж. «Изучение глобализации, -- писала она, -- должно охватывать изучение поведения фирм в не меньшей степени, чем иных форм политической власти» Sell S. K. Ahead of her time? Reflections on Susan Strange's contributions to contemporary political economy. - 2016. URL: https://www.princeton.edu/~pcglobal/conferences/strange14/sell.pdf.. Таким образом, мы прослеживаем тенденцию теоретиков международной политической экономии причислять компании к акторам, влияющим на принятие политических решений. У данного явления есть обоснования: в работе «The Westfailure system» С.Стрэндж указывала на то, что последние исследования в сфере телекоммуникаций и торговых переговоров, затрагивающих вопросы прав интеллектуальной собственности (ИС) и ряд иных сфер обнаружили «внедрение и влияние» лоббирования крупного бизнеса S. Strange. The Westfailure system. / Review of International Studies. - 1999. URL: https://www.cambridge.org/core/journals/review-of-international-studies/article/westfailure-system/7F4CAF50D47DE991A2BB71D8F886DED4.

Когда мы думаем о силе как о способности создавать или разрушать -- не только порядок, но и богатство, -- и влиять на элементы справедливости и свободы как части общей системы ценностей, становится очевидна центральная, а не периферийная роль бизнеса, утверждала С.Стрэндж S.Strange. Big business and the State. / Millennium Journal of International Studies. - Vol.20, No. 2. - 1991. URL: http://journals.sagepub.com/doi/abs/10.1177/03058298910200021501?journalCode=mila. Это связано с тем, что большие предприятия - нефтяные компании, производители капитала и товаров потребления, торговые фирмы и компании, контролирующие транспортную и коммуникационные системы -- все они создают богатство и, таким образом, влияют на то, кто получает свободу и экономическую безопасность и в каком количестве. Причем до недавнего времени, а именно, примерно до середины прошлого века, такие компании в основном действовали на национальных рынках и под влиянием национальных законов и национальных финансовых систем. Только в последние два-три десятилетия большинство крупных предприятий во всех отраслях «переросли» национальные рынки и вышли на глобальный уровень, применяя при этом глобальную корпоративную стратегию. Безусловно, таким образом компании получили возможность влиять на отношения между государством и рынками на международном уровне.

Новые возможности бизнеса влиять на сферу, ранее бывшую приоритетом государств, ставят вопрос о том, как должны защищаться национальные и общественные интересы, каким бы образом они ни были определены. Ведь отныне ТНК определяют, где, кем и какое богатство создается и при каких условиях, и до какой степени власть осуществляется вне зависимости от государств.

Согласно исследователю Саньяйе Лалл, государства должны стремиться применить любую силу, которую они имеют, чтобы регулировать и ограничивать деятельность ТНК в рамках своих территорий. С.Стрэндж отмечает, что такой путь выбирают многие из развивающихся стран, в том числе государства Восточной Европы (к которым в рамках данной работы мы предлагаем отнести и Россию).

Согласно С.Стрэндж, государство обладает силой действовать в качестве «вратаря» своей территории, при этом легитимность силы государств над вопросами доступа к их внутренним рынкам признается по всему миру. Однако это не отменяет то, что данная сила может иметь отрицательный характер. Ворота могут блокироваться, однако когда они откроются, то уже ТНК предстоит решать, пройдут ли они сквозь них. И если регуляторных ограничений внутри стран слишком много, то иностранные компании могут остаться в стороне или покинуть рынок, или же войти на него так, чтобы минимизировать для себя возможные риски. В определенной степени это обуславливает силу крупных компаний в «процессе переговоров» («bargaining process») с государствами.

Стоит отметить, что с точки зрения и другого известного автора теории МПЭ, Р.Гилпина, ТНК представляют собой значительные концентрации экономической и, зачастую, политической силы. В 1980-х и 1990-х годах в Соединенных Штатах Америки и Западной Европе прошла волна экономической концентрации, связанная с множеством факторов, в том числе дерегулированием и ослаблением антимонопольной политики, а также появлением новых телекоммуникационных и иных технологий, позволяющих контролировать крупные операции за рубежом и получать выгоды «экономии от масштаба». В результате в течение последних десятилетий размер ТНК, их рыночная сила и возможность проведения глобальной стратегии «вызывают опасения во многих группах и странах».

С.Стрэндж предлагала специальный подход к анализу силы ТНК и рыночной власти, с одной стороны, и государств, с другой. Как уже указывалось, она фокусировала свое внимание на вопросе о структурной силе, сквозь призму которой предлагала анализировать взаимоотношения государств и рынков. У данной силы есть четыре источника -- контроль над безопасностью, производством, финансами и знаниями.

Все из перечисленных источников, согласно С.Стрэндж, взаимосвязаны, и возможный исход борьбы институционально-политической и рыночной власти, которая находится в центре изучения МПЭ, может меняться вместе с изменением ситуации, относящейся к четырем источникам-структурам. В нашей работе специальный интерес представляет анализ изменений, происходящих в рамках структуры знаний, и возможное влияние данных изменений на силу государственной и рыночной власти.

Предложение данного фокуса связано с темой исследования, направленной на изучение рынков цифровых технологий. По ряду причин в настоящий момент данные рынки в наибольшей степени накапливают свою силу, способную противодействовать государственной, из контроля за знаниями, информацией и технологиями Данный источник (для краткости предлагаем называть его «структура знаний», подразумевая под этим также информацию, технологии и пр.) также влияет на силу, получаемую из других структур-источников. Например, развитие информационных технологий позволяет создавать востребованные обществу продукты и управлять бизнесом за рубежом, что в конечном итоге делает возможным получение силы из другой структуры-источника -- контроля за производством.. Среди этих причин:

• вместе с развитием бизнеса и технологий предприятия получают возможность накопления больших данных;

• получаемые предприятиями технологии охраняются правом интеллектуальной собственности, в результате чего доступ государства к таким технологиям оказывается ограниченным;

• именно в сфере цифровых технологий происходят наиболее быстрые изменения, что лишает государства достаточных ресурсов (прежде всего, временных, но зачастую также финансовых и др.) вырабатывать нормы для регулирования данных рынков. В результате этого сила, появившаяся у рыночной власти, не ограничивается государством.

Структура знаний определяет, как обнаруживаются знания, как они хранятся и кто передает их, каким образом, кому и на каких условиях. Сила и власть достаются тем, кто занимает ключевые с точки зрения принятия решений позиции в структуре знаний, кто вовлечен в продолжение получения этих знаний, а также тех, кому доверено их хранить и контролировать способы их передачи.

Очевидно, что во многом по данным направлениям большие компании не уступают, а иногда и превосходят государства, особенно в том, что касается «больших данных» («big data»).

Кроме того, согласно С.Стрэндж, «сила в структуре знаний легче сохраняется, если власть [в том числе рыночная] может ограничить к ней доступ - и, как следствие этого, если она может ревностно осуществлять защиту своего монопольного положения перед лицом угрозы какой-либо конкуренции» Strange S. States and markets. - Bloomsbury Publishing, 2015. http://www.bloomsbury.com/uk/states-and-markets-9781474236935.. Институт охраны интеллектуальной собственности делает возможным получение бизнесом преимуществ перед государственной властью в отношении доступа к структуре знаний.

На наш взгляд, возможный дисбаланс в борьбе рыночной и институционально-политической власти и перевес в пользу первой обусловлен в первую очередь изменениями, имеющими место в структуре знаний. Одним из обоснований данного положения служит заключение С.Стрэндж, указывающее, что из четырех базовых структур в мировой экономике именно в структуре знаний происходят наиболее быстрые изменения Strange S. States and markets. - Bloomsbury Publishing, 2015. URL: http://www.bloomsbury.com/uk/states-and-markets-9781474236935.. Повторим, что такая ситуация может дать бизнесу преимущества в «борьбе» с государственной властью: последняя может не обладать достаточным временем для адаптации регулирования с целью защиты своего общества.

Основными вопросами МПЭ при анализе структуры знаний остаются те же: кто получает выгоды, а кто платит? Кто получает новые возможности приобретения богатства или власти, свободы выбора или безопасности? И кто создает риски ограничения доступа к ним? Каков эффект рыночных механизмов на государства и власть, и каково влияние властей на рынки и рыночные операции? Данные вопросы заслуживают рассмотрения вне рамок государство-центрируемого подхода, который рассматривает новые технологии только в той мере, в которой они влияют на традиционные формы межгосударственного соперничества или международных отношений в их узком традиционном смысле.

Однако, пишет С.Стрэндж, в наши дни с учетом быстро меняющейся глобальной структуры знаний для ученых неясно, кто обладает этой силой. Одной из проблем является то, что сила, получаемая из структуры знаний, зачастую размыта. Кроме того, если в основе силы, получаемой из других базовых структур, лежит позитивная возможность обеспечения безопасности, организации производства и предоставления займов, то в основе силы структуры знаний лежит, кроме власти передачи знаний, негативная способность отказывать в знаниях и исключать противников.

Итак, как писала С.Стрэндж, «мы никогда не нащупаем дна в проблемах международных отношений, если наряду с государствами не поместим исследование международного бизнеса в центр вместо отведенной ему периферии».

Из данной части работы предлагается выделить несколько ключевых положений, относящихся к отношениям рыночной и институционально-политической власти, согласно МПЭ:

1) международная система представляет собой результат борьбы различных типов власти, прежде всего, рыночной и институционально-политической;

2) технологическая революция и иные изменения в структуре знаний обусловливает современный перевес рыночной над институционально-политической властью в их борьбе;

3) рыночная власть (в первую очередь, в лице крупных компаний) обладают значительной силой в их «переговорном процессе» («bargaining process») с институционально-политической властью.

Учитывая то, что в наши дни все больше фирм понимают, что для покрытия их затрат -- в том числе на исследования и разработки -- сегодня необходимо выходить за пределы национальных рынков, вопросы национального, регионального и глобального рыночного регулирования становятся все более актуальными. Встает вопрос о том, каким образом осуществлять регулирование странам: нужно ли сближать их законодательство, чтобы создавать «общие правила игры» («global playing field»), и если сближать его, то каким образом? На этот вопрос предлагается ответить в следующей части работы.

1.2 Эффективное рыночное регулирование с точки зрения МПЭ

Приняв за аксиому положение международной политической экономии о том, что предприятия обладают силой в создании богатства и влиянием на элементы свободы и справедливости в общей системе ценностей, и значит, играют одну из центральных, а не периферийных ролей во влиянии на природу МПЭ и распределении выгод и издержек, а также возможностей и рисков, в рамках данной работы мы должны также указать, как, с учетом данного положения, должно осуществляться эффективное рыночное регулирование со стороны государств.

В рамках данной части работы предлагается поставить два ключевых вопроса, а именно: должны ли, с точки зрения МПЭ, правила рыночного регулирования (в том числе в части охраны конкуренции) в разных странах сближаться между собой, создавая, таким образом, «глобальные правила игры» («global playing field»)?

Второй вопрос заключается в следующем: в зависимости или вне зависимости от ответа на первый вопрос, каким должно быть, согласно МПЭ, эффективное рыночное регулирование со стороны государств (в рамках данной работы, прежде всего, в регулировании конкуренции на рынках цифровых технологий)?

На наш взгляд, для дальнейшего обсуждения этих вопросов в последующих главах необходимо раскрыть причины появления различных типов государственного регулирования с точки зрения МПЭ. В работе «Государства и рынки», о которой мы уже писали ранее, С.Стрэндж повествует историю о корабле, разбившемся рядом с островом, в результате чего три небольшие группы спасшихся пассажиров приплыли на данный остров на шлюпках, ничего не зная друг о друге. Они поселились с разных сторон острова; имели разный гендерный, возрастной, профессиональный состав; по определенным причинам избрали разных лидеров и разные способы выживания на острове. Таким образом образовались общества, имеющие различные приоритеты в социальных ценностях -- безопасности, справедливости и равенстве, а также богатстве. Эти общества отражали разные модели -- реалистическую, идеалистическую и экономическую.

Ключевым вопросом при рассмотрении дальнейшего развития данных обществ и их взаимодействия, согласно С.Стрэндж, является то, как начинают действовать их лидеры: будут ли они создавать союзы с той или иной группой или разрушать их? В краткосрочной перспективе все из них продолжат иметь собственные ценности, однако в долгосрочной, по мнению С.Стрэндж, их действия будут направлены на воздействие на соседние общества.

Как пишет автор, «в международной политической экономии, в которой власть размыта и не централизована, и в которой сила неравно распределена между государствами, лидеры государства, … если это вообще возможно, постараются расположить глобальную политическую экономию в пользу применения своей модели».

Таким образом, общества отличаются друг от друга в приоритетах, которыми они наделяют различные базовые ценности. Этим объясняются различия проводимой государствами политики; это стало, в частности, причиной, по которой в XX веке государства Восточной и Западной Европы и обсуждаемые в данной работе Россия и страны Европейского союза избрали разные пути своего развития.

В XXI веке, с учетом описанных выше глобальных изменений, необходимо поставить вопрос о том, каким должно быть государственное регулирование рынков в новых условиях. Необходимо помнить, что одной из важнейших характеристик современной экономики является глобализация предпринимательской деятельности и ведения бизнеса, что стало возможным в первую очередь благодаря технологической революции. Ранее также упоминались риски чересчур жесткого государственного регулирования рынков, сводящиеся к тому, что, учитывая силу ТНК в «переговорном процессе», последние могут покидать или предпочитать не входить на определенные рынки, что не выгодно государствам и обществам.

Согласно авторам МПЭ, в этих условиях возникают риски глобальной активизации «гонки по нисходящей» («race to the bottom») между странами, которая заключается в том, что страны одна за другой ослабляют рыночное регулирование на своей территории и не ставят никаких ограничений в отношении деятельности бизнеса, стремясь привлечь его на свою территорию S.Strange. Big business and the State. / Millennium Journal of International Studies. - Vol.20, No. 2. - 1991. URL: http://journals.sagepub.com/doi/abs/10.1177/03058298910200021501?journalCode=mila.

С.Стрэндж пишет: «Доминирующие фирмы во всех секторах желали и требовали максимальной свободы конкуренции за внутренний и глобальный рынок. В каждом секторе, далеко не только в промышленном производстве, выгоды … от масштаба означали обладание большими предприятиями сравнительными преимуществами перед маленькими предприятиями. … Только государственное регулирование банковской сферы, страхования и телекоммуникаций стояло на пути компаний. И когда Вашингтон начал политику дерегулирования, европейцы и другие обнаружили, что не следовать тому же тренду становилось все сложнее. Пересмотр [государственного] регулирования в Лондоне стал самым освещаемым примером по данной теме; на Великобританию давила необходимость снять прежние ограничения… и найти новую комбинацию установленных правил и бюрократического надзора. Если она не делала этого, она получала риск того, что финансовый бизнес «уйдет» в Нью-Йорк или иные финансовые центры, которые быстрее последовали американскому примеру».

С.Стрэндж указывает, что в результате двух ключевых технических инноваций -- появления мощных сложных компьютеров и развития коммуникаций благодаря орбитальным искусственным спутникам -- происходит объединение национальных рынков всех товаров и услуг в один глобальный рынок. Только относительно с недавнего времени началось обсуждение того, каким образом необходимо регулировать глобальные рынки -- и, в том числе, рынки цифровых технологий. Одним из видных авторов по данному направлению МПЭ является Йозеф Шумпетер (1883-1950).

Будучи австрийским и американским экономистом и политологом, Й.Шумпетер был противником какого-либо государственного вмешательства в данные рынки -- в том числе по причине того, что они постоянно производят инновации. В своей работе «Капитализм, социализм и демократия» в 1942 г. он писал: «Фундаментальный импульс, который устанавливает и поддерживает капиталистическую машину в движении, происходит от новых потребительских товаров, новых методов производства и перемещения, новых рынков, новых форм отраслевой организации рынков, создаваемой капиталистическими предприятиями… Открытие новых рынков, зарубежных или отечественных, и организационное развитие от мастерских и заводов до U.S. Steel иллюстрирует процесс индустриальной мутации, которая непрерывно производит революцию в экономической структуре изнутри, непрерывно разрушает предыдущую и создает новую. Этот процесс Созидательного Разрушения -- основное проявление капитализма. Это то, в чем капитализм состоит, и условие, в котором должны рассматриваться все вопросы, связанные с капитализмом» А.Доценко, И.Иванов. Антимонопольное регулирование, цифровые платформы и инновации: дело Google и выработка подходов к защите конкуренции в цифровой среде. / «Закон». 2016. № 2. .

Теоретиками МПЭ признается, что каждая стадия эволюции технологий и иных аспектов накопления капитала требует разных форм экономической и социотехнической организации Gilpin R. Global political economy: Understanding the international economic order. - Princeton University Press, 2011. - P. 176.. А.Чендлер отмечает, что развитие технологий требует, прежде всего, новых соответствующих институциональных перемен, и на самом деле национальное институциональное и общественное реструктурирование необходимо, чтобы получить выгоды от появления новых технологий. Так, свободная и открытая американская экономика смогла благоприятствовать стране в век Интернета. Наличие гибких и способных к адаптации институтов в экономической и иных средах желательно, согласно А.Чендлеру Gilpin R. Global political economy: Understanding the international economic order. - Princeton University Press, 2011. - P. 177.. На наш взгляд, данная точка зрения является важным дополнением к положениям Й.Шумпетера, представленным выше.

Различные примеры -- случаи электронной печатающей машинки и электронных компьютеров IBM, микроволновой печи Raytheon, диетической колы RC Cola, беспроводных телефонов Apple -- демонстрируют, что не существует достаточных доказательств связи между рыночной силой и инновациями. Данные компании, будучи «новичками» на рынках, в которые они входили, отвечали за существенную долю новых революционных продуктов и процессов в течение значительного промежутка времени. Данные примеры противоречат тому, что написано в стандартных учебниках о прямой связи между конкуренцией и инновациями D. Teece. Next-Generation Competition: New Concepts for Understanding How Innovation Shapes Competition and Policy in the Digital Economy. - 2012. - P. 98.. Только в последнее время данное направление, затрагивающее выгоды динамической конкуренции в сравнении со статической для применения в антимонопольном анализе, становится популярным обсуждать в академической среде. Согласно данному направлению, «[р]ыночные доли на рынках высоких технологий изменяются быстрее, чем где-либо, и судебная система должна обеспечить, чтобы победители рынков не образовывались в результате несправедливых решений» T. Schrepel. A New Structured Rule of Reason Approach for High-Tech Markets. - 2017. - P. 106.. Однако регулирование рынков цифровых технологий до сих пор остается неоднозначной темой и вызывает множество споров и вопросов.

Если говорить о теоретических основах исследования проблем рыночной конкуренции, нельзя не вспомнить о теории организации промышленности, начавшей появление со времен промышленной революции и существенно развившейся в ХХ веке. В определенный временной промежуток в рамках данной теории были популярны несколько направлений. И если ранее -- более точно, во второй половине ХХ века -- наблюдалось противостояние двух основных из упомянутых направлений (чикагской и гарвардской школы Согласно положениям представителей появившейся в середине ХХ в. «Гарвардской школы», монополистические рыночные структуры приводят возникновению монополистского поведения, что приводит к неэффективному функционированию рынков -- следовательно, рыночные структуры должны характеризоваться наличием конкуренции, даже если для этого необходимо вмешательство извне. Представители развившейся в 70-е -- 80-е гг. ХХ в. «Чикагской школы», напротив, считали, что рынки в реальной экономике являют собой результат естественного отбора, и на них могут выжить только сильнейшие компании. В связи с этим любая установившаяся сама по себе рыночная структура (включая монополистическую) является эффективной, и государственное вмешательство -- в том числе посредством конкурентной политики -- оказывает негативный эффект на функционирование рынков. Источник: Basics of Industrial Organization and Competition Policy // JFTC Official Website. URL: http://www.jftc.go.jp/eacpf/05/Workshops/IshiharaT_1.pdf), то в настоящий момент прослеживается тенденция сближения различных традиций в теории организации промышленности, что способствовало появлению новой теории организации промышленности (постчикагской школы), которая сейчас становится популярна и на европейском, и на англо-американском направлениях Экономика отраслевых рынков: учебное пособие / В.М. Джуха, А.В. Курицы, И.С. Штапова. -- 3-е изд., стер. -- М.: КНОРУС, 2014. С. 5-9..

Данное развитие событий соответствует необходимому, с точки зрения Р.Гилпина, сближению основ рыночного регулирования по всему миру, на что он указал в своей работе «Глобальная политическая экономия»: «различия национальных систем политической экономии образуют серьезное препятствие для продвижения в сторону более открытой многосторонней глобальной экономии. Различия в таких областях, как конкурентная политика, бизнес-практики и корпоративные структуры стали основными причинами обеспокоенности в процессе переговоров по международной торговле и иным тематикам».

Согласно С.Стрэндж, с точки зрения международной политической экономии, развивающимся странам и странам с переходной экономикой (которой обладают бывшие социалистические страны, в том числе Россия) надо по меньшей мере наблюдать за опытом наиболее успешных в отношении экономического развития стран. В своей работе «Большой бизнес и государство» автор писала, что политикам Центральной Европы, которые задаются вопросом, какой ответ давать западным и японским ТНК», рекомендуется «проводить тщательный анализ» последнего опыта более успешных в отношении экономического развития стран. С.Стрэндж отмечает, что по итогам такого анализа восточноевропейские страны могут заключить, что в настоящие дни дипломатические игры (те самые, о которых говорилось раньше в свете выстраивания отношений между тремя образованными на острове обществами) имеют три стороны; не менее важными, чем переговорные процессы между правительствами, являются переговоры между правительствами и бизнесом, а также между самими предприятиями.

Важно отметить, что, согласно теоретикам международной политической экономии, успех новых индустриальных стран потенциально связан с возможностью сразу применить наиболее успешный опыт. Р.Гилпин подчеркивал, что выдающиеся экономические успехи, в частности, Японии и стран Восточной Азии, были связаны с их возможностью применить опыт и технологии более развитых экономик при мобилизации имеющихся национальных ресурсов.

Он же пишет, что, каким бы ни было регулирование рынков, неотъемлемым условием успеха реформ является наличие честного и компетентного правительства, высокого уровня инвестиций в образование на всех уровнях, уважение к правам частной собственности, стимулирование предпринимательской активности, поддержка диверсифицированных программ исследований и разработок высокого качества и следование грамотной макроэкономической политике.

Кроме того, постсоциалистические экономики также должны рассматривать необходимые реформы по другому направлению: в частности, должны быть созданы новые общественные институты. Помимо проведения политики приватизации, должны быть ликвидированы неэффективные управляемые государством экономические структуры. Но самым сложным вызовом перехода к рыночной экономике является создание новой гражданской культуры общественного достоинства вместе с осознанием социальной ответственности.

В заключение данной части работы предлагается выделить несколько основных выводов, применение которые предполагается в рамках исследования в дальнейшем:

1) страны отличаются между собой в расстановке приоритетов различных ценностей, но при этом стремятся «навязать» свой подход другим странам;

2) стремление предприятий к укрупнению и формирование глобальных рынков создают риски возникновения «глобальной гонки по нисходящей», чему необходимо препятствовать;

3) в то время, как способ регулирования рынков цифровых технологий вызывает вопросы, ясно, что наличие гибких институтов в данной сфере, способных к изменению проводимой политики, необходимо;

4) странам с переходной экономикой по меньшей мере надо учитывать опыт более успешных в экономическом отношении стран; при этом преимущества менее развитых стран основываются на возможности моментального применения успешного опыта.

Глава 2. Право конкуренции в ЕС и России

2.1 Сравнительный анализ права конкуренции и правоприменения в ЕС и России в отношении регулирования рынков цифровых технологий

Сравнительный анализ права конкуренции Европейского союза и России следует начать с анализа целей этого права. В Европейском союзе нормы конкуренции считаются фундаментальными для функционирования внутреннего рынка ЕС Цит.по: К.В. Энтин. Право конкуренции и охрана интеллектуальной собственности в практике Суда ЕС и Европейской комиссии. - Диссертация соискание ученой степени кандидата юридических наук. - 2011 год. С..18., который, в свою очередь, согласно Договору о Европейском союзе, должен работать на благо «устойчивого развития Европы, основанного на… высококонкурентной социальной рыночной экономике», а также способствовать «продвижению в сфере науки и технологий» Article 3 of the Treaty on European Union. URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/en/TXT/?uri=CELEX%3A12012M%2FTXT.

В России защита конкуренции закреплена в основном законе страны. Так, запрет «экономической деятельности, направленной на монополизацию и недобросовестную конкуренцию» установлен наряду с правом на «свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности» в ст. 34 главы 2 «Права и свободы человека и гражданина» Конституции Российской Федерации Конституция РФ. URL: http://www.constitution.ru/10003000/10003000-4.htm. Кроме того, в ч. 1 ст. 8 главы 1 «Основы конституционного строя» этого же документа гарантируется «единство экономического пространства, свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств, поддержка конкуренции, свобода экономической деятельности». Федеральный закон «О защите конкуренции» от 26.07.2006 № 135-ФЗ, являющийся основным источником норм конкуренции в России, во многом схожих с правилами поведения предприятий, действующих в Европейском союзе К.В. Энтин. Право конкуренции и охрана интеллектуальной собственности в практике Суда ЕС и Европейской комиссии. - Диссертация соискание ученой степени кандидата юридических наук. - 2011 год. С.14., в качестве собственных целей устанавливает «обеспечение единства экономического пространства, свободного перемещения товаров, свободы экономической деятельности в Российской Федерации, защиту конкуренции и создание условий для эффективного функционирования товарных рынков» Федеральный закон «О защите конкуренции» от 26.07.2006 № 135-ФЗ.. В совокупности все это указывает на схожесть основных целей права конкуренции для Евросоюза и России, которые в обобщенном виде могут быть представлены как развитие и повышение конкурентоспособности национальных экономик. Отличием права конкуренции, установленного в ЕС и России, значимым в рамках данной работы, является отсутствие нормативно-правового закрепления в России положения о продвижении технологического развития в качестве одной из целей применения антимонопольного законодательства.

В Европейском союзе источником норм о конкуренции в первую очередь выступает Договор о функционировании Европейского союза. В нем содержатся две статьи, непосредственно относящиеся к охране конкуренции: ст. 101 и 102, которые соответственно запрещают сговоры и ограничивающие конкуренцию согласованные действия хозяйствующих субъектов между собой, а также злоупотребление доминирующим положением, способное принимать различные формы, перечисленные в Договоре. Необходимо отметить, что в данном виде нормы конкуренции ЕС были закреплены еще в Римском договоре, заключенном в 1957 году шестью первыми странами-членами объединения при его создании. Помимо этого, сфера охраны конкуренции регулируется вторичными источниками права, включающими односторонние акты (такие, как регламенты, директивы, решения и пр.), а также конвенции и договоры Sources of European Union / EUR-Lex. URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=URISERV%3Al14534. Для примера вторичного источника права в области охраны конкуренции в ЕС см. Регламент ЕС по слияниям (Council Regulation (EC) No 139/2004 of 20 January 2004 on the control of concentrations between undertakings (the EC Merger Regulation) ) / EUR-Lex. URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/en/ALL/?uri=CELEX%3A32004R0139.

Важную роль в обеспечении соблюдения норм конкуренции в ЕС играет Суд Европейского союза, дающий толкование многим понятиям данной отрасли права К.В. Энтин. Право конкуренции и охрана интеллектуальной собственности в практике Суда ЕС и Европейской комиссии. - Диссертация соискание ученой степени кандидата юридических наук. - 2011 год. С.10-11.. Функции по контролю за соблюдением положений конкурентного законодательства осуществляет Европейская комиссия и ее Генеральный директорат по конкуренции. При этом Европейская комиссия также может участвовать в законотворческом процессе How decisions are made // Official website of European Commission. URL: https://ec.europa.eu/info/strategy/decision-making/how-decisions-are-made_en.

В России, как уже было указано, основным источником норм о конкуренции является Федеральный закон «О защите конкуренции»; согласно нему, российское антимонопольное законодательство также включает иные федеральные законы, касающиеся отношений, связанных с защитой конкуренции. При этом постановления Правительства Российской Федерации и нормативные правовые акты федерального антимонопольного органа также могут регулировать указанные отношения Федеральный закон «О защите конкуренции» от 26.07.2006 № 135-ФЗ..

Как было сказано выше, российское антимонопольное законодательство в целом является схожим с правом конкуренции Европейского союза -- поскольку при разработке первого было принято решение опираться на нормы именно европейского интеграционного объединения, что было связано с исполнением обязательства по гармонизации законодательства, закрепленного в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве -- основном документе, регламентирующем взаимодействие между Россией и ЕС, вступившем в силу в 1997 году Ст. 55 Соглашения о партнерстве и сотрудничестве. / Официальный сайт Постоянного представительства Российской Федерации при Европейском союзе. https://russiaeu.ru/userfiles/file/partnership_and_cooperation_agreement_1997_russian.pdf. Задачи российского антимонопольного законодательства, как и в Евросоюзе, включают пресечение монополистической деятельности (связанной в первую очередь с антиконкурентными соглашениями, а также злоупотреблением хозяйствующими субъектами своим доминирующим положением на рынке) и недобросовестной конкуренции.

Антимонопольное законодательство в России, кроме этого, также направлено на пресечение «недопущения, ограничения, устранения конкуренции» со стороны органов власти Федеральный закон «О защите конкуренции» от 26.07.2006 № 135-ФЗ., что представляет его отличительную характеристику в сравнении с правом конкуренции Евросоюза, направленного в первую очередь на действия хозяйствующих субъектов (бизнеса). Существование данных положений и их активное применение Федеральной антимонопольной службой Российской Федерации (ФАС России) -- уполномоченным органом в области защиты конкуренции -- на уровне высших должностных лиц объясняется особым российским «менталитетом», на который по сей день значительное влияние оказывает время, пережитое в условиях командно-рыночной экономики Кривошапко Ю. Андрей Цыганов: ФАС соберет пятый антимонопольный пакет в 2016 году // Российская Газета. 2016. №6927 (59)..

Если говорить об иных отличиях положений российского законодательства от европейского, в рамках данной работы особенно актуально заметить изъятие, предусмотренное в законе «О защите конкуренции» в рамках ст.10 (о запрете злоупотребления доминирующим положением) и ст.11 (о запрете антиконкурентных соглашений и сговоров) для действий или соглашений, затрагивающих «результаты интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации юридического лица, средства индивидуализации продукции, работ или услуг» Федеральный закон «О защите конкуренции» от 26.07.2006 № 135-ФЗ.. Иными словами, в российском антимонопольном законодательстве открыто указано на то, что отношения, связанные с реализацией прав интеллектуальной собственности, не должны подвергаться контролю со стороны антимонопольных органов. Это формирует ситуацию, в которой рынки цифровых технологий в России оказываются функционирующими в условиях, совершенно отличных от условий, формируемых усилиями регулирующих органов (прежде всего, Европейской комиссии и ее Генерального директората по конкуренции) на пространстве Европейского союза.