Концепция гуманитарной интервенции в международных отношениях

Если анализировать текст документа средствами контент-анализа, то можно установить, что в целом документ не выбивается из намеченных ранее рамок российской официальной позиции. Так, одни из наиболее повторяющихся в тексте словосочетаний - «Совет Безопасности» (употреблено 20 раз) и «Устав ООН» (7 повторений) Заключение Международно-правового совета при МИД России. Концепция «ответственность по защите». 2013. URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/920/ (дата обращения: 10.05.2016).. Документ, таким образом, подтверждает опору на международно-правовую базу в виде Устава ООН, а правомочным органом применения силы рассматривается Совет Безопасности.

Документ состоит из трёх частей: общая информация о концепции, альтернативные концепции и собственно выводы. Примечательно, что дополняющие или заменяющие принцип R2P принципы, предложенные Китаем и Бразилией упомянуты практически в самом начале документа Там же.. Такое построение итогового заключения, где альтернативные варианты предшествуют основным выводам, сразу представляют концепцию в недоработанном и негативном ключе, что также соответствует ранее изданным положениям.

В первом разделе кратко излагается суть концепции, после чего Международно-правовой совет указывает на недопустимость расценивания прямого военного вмешательства в качестве одного из способов защиты гражданского населения от преступлений действующей власти, делая акцент на методах политико-дипломатического урегулирования. Кроме того, ещё один момент критики со стороны авторов документа относится к неприемлемости действий, связанных с применением силы, в обход СБ ООН . Из этого следует, что первая часть документа в точности повторяет подход России, изложенный ранее в стратегических документах.

Первая качественно новая черта связана с конкретизацией планов России по коллективному обсуждению и переосмыслению концепции «ответственность по защите». В тексте Заключения указаны партнёры России по группе БРИКС и страны Движения неприсоединения Там же.. Подобная формулировка является очередным шагом вперёд к интернационализации дискуссии о защите прав человека в рамках ООН и международного права, что подтверждало бы первенство принципа невмешательства и суверенитета.

Рассмотрим бразильскую и китайскую инициативы на предмет соответствия российской позиции. Бразильская инициатива в целом повторяет основные положения доклада 2001 года, в котором в числе критериев для оценки ситуации выделялось стремление к использованию мирных путей выхода из конфликтных ситуаций и пропорциональность действий характеру ситуации; упомянута и необходимость строгих рамок применения силы, в случае если крайняя мера будет неизбежна Заключение Международно-правового совета при МИД России. Концепция «ответственность по защите». 2013. URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/920/ (дата обращения: 10.05.2016).. Главное противоречие бразильского варианта с российской позицией в том, что он предусматривает действия как в рамках Совета Безопасности (и Устава ООН), так и в рамках Резолюции Г енеральной Ассамблеи ООН номер 377 (V), согласно которой в случае невозможности достижения консенсуса между постоянными членами СБ ООН Генеральная Ассамблея может санкционировать необходимые действия Там же..

В связи с этим можно выделить два ключевых противоречия.

Во-первых, учитывая ранее проанализированный факт того, что в Уставе ООН закреплена роль Совета Безопасности как единственного уполномоченного органа применения силы, а резолюции Генеральной Ассамблеи носят сугубо рекомендательный характер, действия с подачи резолюций ГА ООН будут являться нарушением международного права (а это идёт вразрез с российской позицией, как указано и в самом документе). Второе противоречие связано с формулировкой «с санкции ГА ООН», употреблённой в Заключении в связке с упомянутой резолюцией номер 377 (V) Там же.. Текст самой резолюции, несмотря на направленность разрешить ситуацию, когда в СБ ООН нет консенсуса, является сугубо рекомендательным не только в плане его международно-правовой силы, но также и в формулировках, употреблённых в документе: преимущественно используются слова «рекомендует», «предлагает», «настоятельно предлагает», более того, чрезвычайная специальная сессия, которая предусмотрена резолюцией, может выработать лишь рекомендации для коллективных действий. Такие рекомендации, как представляется, впоследствии могут быть рассмотрены СБ ООН. Из этого следует, что ГА ООН, даже принимая во внимание указанную резолюцию, не приобретает никаких новых полномочий. Следовательно, представляется понятной попытка Международно-правового совета подчеркнуть несоответствие предложенного варианта нормам международного права, но заметка о каком-либо уполномочивающем решении ГА ООН является юридически неточной.

Инициатива Китая по «ответственной защите», напротив, для России представляется наиболее приемлемой. Она отвечает практически всем требованиям российской позиции: роль СБ ООН в предоставлении мандата на подобного рода операции неоспорима, военный путь и прямое вмешательство является чрезвычайной мерой, основной целью заявлена защита гражданского населения на основе «ценностей и принципов, указанных в Уставе ООН», конкретизируется объект защиты, упоминаются механизмы надзора. Таким образом, предложение, разработанное при МИД Китая, не захватывает только один из критериев оценки гуманитарных интервенций - суверенитет. В этом плане можно отметить предлагаемый запрет на нанесение дополнительного урона государству, в которое производится вмешательство, что переводит акцент концепции в сторону оказания некого подобия гуманитарной помощи, нежели вмешательства. И хотя такая расстановка приоритетов лишь частично конкретизирует вопрос суверенитета, поскольку не уточняет вопрос, к примеру, согласия государственных властей на подобные действия, можно отметить прогресс в концептуальном осмыслении гуманитарной интервенции, попытке исключить неопределённые моменты и вернуть дискуссию о ней в международно-правовое поле.

Последняя и самая ёмкая часть документа содержит непосредственные выводы Международно-правового совета.

По всем четырём рассматриваемым критериям этот раздел, как и предыдущие, повторяет положения, изложенные в современных редакциях Концепции внешней политики Российской Федерации и Военной доктрины РФ. Однако существует ряд принципиально новых элементов, отражающих дальнейшие предложения российской стороны по усовершенствованию концепции R2P.

Во-первых, в тексте признаётся, что принципы и идеи, заложенные в основу концепции «ответственность по защите», являются частью современной реальности, а значит, их нельзя не принимать во внимание Заключение Международно-правового совета при МИД России. Концепция «ответственность по защите». 2013. URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/920/ (дата обращения: 10.05.2016).. Подобное заявление является первой в своём роде конкретной позицией по ценностному критерию, поскольку ранее все документы указывали на неприемлемость гуманитарной интервенции в обход международного права одновременно с приверженностью демократическим или общемировым ценностям. Такой подход позволял судить о позиции, занимаемой РФ по данному вопросу, но лишь косвенно. Публичное принятие же основополагающих принципов концепции открывает площадку для конструктивного диалога по её усовершенствованию, что существенно отличается от принятого ранее исключительно критического подхода.

Во-вторых, на фоне предыдущего положения также признана ответственность государств в вопросах гарантии соблюдения основных прав человека, строго регламентированная рамками статей VI и VII Устава ООН в вопросах мирного и военного урегулирования соответственно, причём пропорционально сложившейся ситуации . Примечательно, что Международноправовой совет не уточнил объект ответственности, что делает эту формулировку довольно размытой. При этом понимание суверенитета не меняется: текст документа предусматривает оказание невоенной помощи со стороны международного сообщества или группы государств в рамках статьи VI Устава ООН в форме «международного содействия», что в целом, как представляется, не оспаривает суверенитет государства Заключение Международно-правового совета при МИД России. Концепция «ответственность по защите». 2013. URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/920/ (дата обращения: 10.05.2016).. Военное же вмешательство в рамках резолюции СБ ООН соответствует международному праву, а значит, является легитимным вмешательством.

В-третьих, документ затрагивает процедуру работы самого Совета Безопасности и фактор истолкования и исполнения его резолюций. В отношении «ливийского сценария» Международно-правовой совет выделил два ключевых фактора: отсутствие механизмов отчётности и установленных сроков проведения интервенции, а также превышения полномочий вооружённых сил НАТО при исполнении резолюции Там же.. Таким образом, если до этого все комментарии в отношении СБ ООН сводились к подтверждению его в качестве органа применения силы в международных отношениях, впервые российской стороной поднят вопрос о конкретизации действий самого Совета Безопасности в целях устранения неопределённостей и нестыковок в процессе защиты миропорядка, что, безусловно, отражает прогресс в становлении конкретной российской позиции по данному вопросу.

Наконец, последний элемент, расширяющий позицию России по данному вопросу, - в Заключении говорится о необходимости принятия международным сообществом мер для восстановления страны после гуманитарного кризиса и вмешательства Там же.. Такая формулировка практически повторяет положение доклада 2001 года о составной части концепции R2P, «ответственности по восстановлению» (англ. responsibility to rebuild) The Responsibility to Protect: Report of the International Commission on Intervention and State Sovereignty // International Coalition for the Responsibility to Protect. 2001. URL: http://responsibilitytoprotect.org/iciss%20report.pdf (retrieved May 10, 2016).. Подобное дополнение также является важным, поскольку предполагает комплексный подход (превентивные, защитные и восстановительные) при урегулировании гуманитарных кризисов, детальная международная проработка которого позволила бы намного качественнее регламентировать гуманитарную деятельность международного сообщества.

Таким образом, эволюцию официальной российской позиции по вопросу гуманитарных интервенций и «ответственности по защите» можно охарактеризовать рядом ключевых трансформаций. Во-первых, негативный подход к гуманитарным интервенциям в обход международного права в российских доктринах сменился в целом конструктивной критикой неопределённостей и злоупотреблений этой концепцией на практике и признанием ценностей, лежащих в её основе. Во-вторых, первоначальное стремление изложить позицию государства по данному вопросу, руководствуясь внутриполитическим положением, впоследствии дополнилось призывом к коллективному рассмотрению концепции с анализом различных вариантов, предложенных российскими партнёрами. В-третьих, с течением времени официальная позиция РФ по принципу «ответственность по защите» всё больше рассматривала ситуацию на международной арене через призму безопасности. В- четвёртых, Россия по факту приняла все основные положения доклада «Ответственность по защите», оставив только два традиционных для её внешней политики элемента - традиционное толкование суверенитета и верховенство международного права (в первую очередь Устава ООН и роли Совета Безопасности ООН). При этом необходимо учитывать, что по вопросам верховенства международного права, исключительной позиции СБ ООН относительно применения силы, суверенитета и признания военного способа разрешения конфликтов в качестве крайней меры позиция официальной Москвы оставалась неизменной на всём протяжении анализируемого периода.



3. Практика и варианты дальнейшей эволюции гуманитарного интервенционизма и российской позиции

3.1 Практическая реализация российской позиции относительно гуманитарных интервенций и концепции «ответственность по защите»

Официальная позиция России претерпела трансформацию за период с начала 90-х годов и заканчивая вторым десятилетием XXI века. Однако наравне с доктринальной составляющей позиции России необходимо рассмотреть также её реализацию на практике, чтобы определить степень сопоставимости теоретической позиции с внешнеполитическими реалиями, а также выявить новые акценты российского подхода к гуманитарным интервенциям и концепции «ответственность по защите».

В первые годы существования нового российского государства, тем не менее, Россия не предпринимала каких-либо значимых действий, которые могли бы охарактеризовать её позицию. Главным образом это было связано с проблемами внутри страны: так, профессор Международного института исследований проблем мира П. К. Баев, исследуя отношение России к проблеме несостоявшихся государств, указывает, что эскалация конфликта в Сомали в октябре 1993 года вплоть до дня совпала с разгоном Верховного Совета в Москве, а на следующий год события в Руанде развивались параллельно с событиями на Северном Кавказе Baev P. Op.cit. P. 168.. Автор, однако, акцентирует внимание на отсутствии самостоятельных внешнеполитических действий России в отношении этих событий. При этом П. К. Баев упоминает исполнение обязательств страны в рамках миротворческой операции ООН в Боснии в 1995 году . Если проанализировать результаты заседаний СБ ООН в эти годы, то можно установить, что в 1993 году с участием России Советом Безопасности было выпущено шесть резолюций по ситуации в Сомали, а в 1994 году - десять резолюций в ситуации по Руанде1 2. При этом стоит отметить, что действия международного сообщества в рамках ООН были крайне неэффективными и не предотвратили появление тысяч жертв (что, собственно, и подстегнуло дискуссию о действиях в обход СБ ООН). Таким образом, можно заключить, что на первых порах Россия проявляла свою позицию исключительно в выполнении своих обязательств и волеизъявлении в рамках Совета Безопасности, сосредотачивая силы на внутренних проблемах и проблемах, связанных с распадом Советского Союза.

Один из ключевых моментов обострения противоречий в позициях России и Запада по вопросам гуманитарных интервенций - реакция на бомбардировки Югославии силами НАТО в 1999 году. Военная операция не была санкционирована Советом Безопасности, что вызвало шквал критики на международной арене4. Исходя из концептуальной позиции России, такой сценарий был абсолютно для неё неприемлем. Это вылилось в незамедлительную критику операции Североатлантического альянса со стороны Президента России Б. Н. Ельцина, который с началом операции выступил с телевизионным заявлением, в котором он квалифицировал её как «агрессию» и объявил о приостановке ряда каналов сотрудничества России и НАТО; кроме того, в экстренном порядке был подготовлен проект резолюции СБ ООН, осуждающий действия НАТО в Югославии, однако он не был принят5.

Помимо соответствия реакции России её официальной позиции следует также отметить несколько фактов. Во-первых, такой шаг впервые после холодной войны обострил отношения России и НАТО. Учитывая, что НАТО военный альянс, это не могло не сказаться на усилении аспекта противодействия подобным его операциям. Кроме того, это объясняет усиление секьюритизации подхода к внешней политике страны. Одним из первых практических сигналов, служащих доказательством этому, является решение России провести операцию по захвату аэропорта «Слатина» в Приштине, которая преследовала в качестве своих целей в том числе включение российской стороны в миротворческую операцию в Косово, стремясь к сколь-нибудь равноправному участию в ней: вследствие действий альянса был создан тревожный прецедент, и российское руководство опасалось повторения ситуации уже в отношении самой России, о чём открыто сообщал государственному секретарю США М. Олбрайт тогдашний министр иностранных дел Игорь Иванов Brudenell A. Russia's Role in the Kosovo Conflict of 1999 // The RUSI Journal. 2008. Vol. 153. No. 1. P. 30.. В связи с этим можно привязать к этому и институциональный подход с моделью морального риска: чеченские боевики, зная о возможности интервенции извне, могли бы в теории использовать такую возможность в своих целях.

Конфронтационная позиция может быть объяснена не только фактором взглядов на международную ситуацию через призму безопасности, но и данными опросов общественного мнения. Так, согласно данным Левада-Центра, если уровень доброжелательного отношения к США в декабре 1998 года составлял 67% против 23% негативных ответов, в марте 1999 года тот же самый показатель составил 38% положительных ответов против 49% негативных, в апреле 33% против 53%, в мае - 32% против 54% . На вопрос ВЦИОМ в марте 1999 года о том, стоит ли оказывать поддержку Югославии даже при вероятности прекращения помощи со стороны ЕС и США, 70% респондентов высказались «за» Результаты опроса // ВЦИОМ. 15.03.1999. URL:

http://wciom.ru/zh/print q.php?s id=353&q id=28618&date=15.03.1999 (дата обращения: 10.05.2016).^. Таким образом, можно заключить, что точка зрения политических элит и широкой общественности в основном совпадала, что позволяет говорить о наличии некого социального консенсуса по вопросу дальнейших действий России. Можно также констатировать, что в обществе сформировался социальный конструкт, продиктовавший условия дальнейшего развития внешней политики

России и выразившийся в том числе в реакционности Военной доктрины и Концепции внешней политики 2000 года в отношении вопроса гуманитарного интервенционизма.

Примечательно, что в том же 1999 году произошёл ещё один конфликт, исход которого был прямо противоположным югославскому, и который предопределил приверженность России своей позиции - речь идёт о ситуации в Восточном Тиморе. После ухудшения положения в стране под частично признанным индонезийским руководством и гибели тысяч человек, под эгидой ООН был сначала проведён референдум, а затем и организовано переходное правительство Howard L. Kosovo and Timor-Leste: Neotrusteeship, Neighbors, and the United Nations // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. 2014. Vol. 656. No. 1. P. 127.. Кроме того, текст Резолюции СБ ООН №1264 предусматривал расквартировку в стране международного контингента миротворческих сил Резолюция Совета Безопасности ООН S/RES/1264 // Сайт ООН. 1999. URL: http://www.un.org/ru/documents/ods.asp?m=S/RES/1264(1999) (дата обращения: 10.05.2016).^. В общей сложности за 1999 года Советом Безопасности было принято шесть резолюций по ситуации в Восточном Тиморе .

Подобное разрешение гуманитарного кризиса идеально соответствовало позицию России. Во-первых, в отношении спорной территории были соблюдены ключевые положения Устава ООН о праве на самоопределение, и был проведён референдум под эгидой международной организации. Во-вторых, применение силы было санкционировано только после волеизъявления народа, и прошло в полном соответствии с международным правом. В-третьих, международного признания правомерности контроля над территорией Восточного Тимора индонезийскими властями не существовало, а значит, вопрос суверенитета и невмешательства также стоял менее остро. Однако специфика гуманитарных кризисов сильно различается от одного к другому, а значит, невозможно говорить о выигрышности «тиморского сценария»; более того, как отмечалось ранее, в большинстве случаев центром дискуссии в рамках концепции «ответственность по защите» становятся суверенные государства, а позиции постоянных членов Совета Безопасности могут кардинально различаться.

В 2008 году России участвовала в вооружённом столкновении с Грузией. Гарет Эванс, председатель Международной комиссии по вопросам вмешательства и суверенитета и один из авторов доклада 2001 года, в своей статье заявляет о несоответствии действий России принципам «ответственности по защите», мотивируя это среди прочего тем, что защита населения вряд ли была главной целью российской военной операции Evans G. Russia in Georgia: Not a Case of The “Responsibility to Protect” // New perspectives quarterly. 2008. Vol. 25. No. 4. P. 54.. Данный аспект составляет часть одной значительной особенности российского внешнеполитического конструкта. Как упомянуто в анализе основных документов внешней и оборонной политики России за весь период её существования, существенное место отводилось недопущению конфликтов на территориях, граничащих с Россией, защите прав российских граждан за рубежом. Кроме того, российская внешняя политика уже много лет строится на анализе ситуации через призму собственной безопасности. В событиях в Грузии все три фактора имели место. Южная Осетия и Абхазия являлись зонами замороженного в 1990-х годах конфликта, находясь де-факто на положении независимых республик Светлов В. А. Грузино-Югоосетинский конфликт. Размышления конфликтолога // Полис. 2009. №. 3. С. 65.. Более того, по разным оценкам, приводящимся средствами массовой информации, среди населения Южной Осетии от 80 до 90 процентов составляли граждане РФ3 4. Опросы общественного мнения, в свою очередь, показывают, что россияне в большинстве своём поддерживают политиков, выступающих за защиту русского населения за рубежом (62%), а также положительно относятся к поддержке и признанию независимости Абхазии и Южной Осетии.

Таким образом, с одной стороны, Россия применила силу в регионе в обход СБ ООН, с другой - соответствовала положениям по защите граждан за рубежом. В целом, вопрос требует более детального рассмотрения в рамках отдельного исследования, поскольку концепция гуманитарной интервенции предполагает защиту гражданского населения в иностранном государстве, что существенно отличается от защиты собственных граждан за рубежом. В рамках данного же исследования важно учитывать особое отношение к республикам на постсоветском пространстве и проживающем в нём русскоязычное население (и население с гражданством РФ) как одну из особенностей российского социальнополитического конструкта.

Наконец, следует отметить, что после начала гражданской войны в Ливии Российская Федерация не стала использовать право вето и блокировать Резолюцию СБ ООН № 1973 по ситуации в стране Россия опасается, что резолюция СБ ООН по Ливии будет способствовать военной интервенции // Газета. RU. 2011. URL: http://www.ga/eta.ru/news/lenta/2011/03/18/n 1751933.shtml (дата обращения: 10.05.2016).. В тексте документа говорилось об установлении бесполётной зоны над Ливией и уполномочивании государств (при уведомлении об этом Совета Безопасности) принимать меры по защите гражданского населения страны . Страны НАТО воспользовались этим для разворачивания масштабной операции военно-воздушных сил против страны Котляр В. "Ответственность при защите" и "арабская весна" // Международная жизнь. 2012. № 9. C. 104.. Также эксперт по международному праву В. Котляр в своей статье отмечает, что истинной целью операции и расширительного толкования положений резолюции №1973 была насильственная смена режима в стране Там же. С. 105..

Существуют разные версии по поводу неиспользования права вето Россией, но анализ источников и теоретический анализ по модели «принципал-агент» учёных И. Рейкерса и Н. Смитса выдвигает надежду на дипломатическое урегулирование конфликта в условиях асимметричной информации в качестве ключевого фактора (при этом значительную роль сыграла поддержка Лиги Арабских Государств) Reykers Y., Smeets N. Losing control: a principal-agent analysis of Russia in the United Nations Security Council's decision-making towards the Libya crisis // East European Politics. 2015. Vol. 31. No. 4. P. 378.. Соответственно, если в РФ была надежда на такой исход, то критика НАТО за несоблюдение принципа «военное решение - крайняя мера» и действие в рамках Совета Безопасности ООН соответствует не только позиции России, но и самой концепции «ответственность по защите». В связи с этим понятны дальнейшие предложения России по конкретизации решений СБ ООН, дабы не допустить различных их трактовок в будущем.

Итак, на практике позиция России в целом соответствовала её концептуальному обоснованию, а во многих случаях и самим положениям концепции гуманитарной интервенции и «ответственности по защите». Вместе с тем необходимо учитывать тот факт, что российская позиция формируется под влиянием призмы внутренней безопасности и особого отношения к российским гражданам за рубежом и, в частности, на постсоветском пространстве, со стороны российской общественности. Часто этим факторам отдаётся приоритет в процессе принятия решений, из чего следует, что при наличии угроз принятые Россией решения в вопросах, связанных с гуманитарными интервенциями, будет отличаться от ряда положений, указанных в доктринальных документах страны.

3.2 Перспективы развития концепции «ответственность по защите» и российского подхода к гуманитарным интервенциям

В настоящее время концепция «ответственность по защите» существует в виде рекомендательной нормы, принятой Генеральной Ассамблеей ООН. У концепции, несмотря на её изначально гуманитарную направленность, существует ряд недостатков, связанных в первую очередь с международно - правовым оформлением принципа, неопределённости в основных её терминах, а также в вопросах санкционирования силового вмешательства.

Важным элементом в преодолении недостатков R2P можно назвать дальнейшее развитие системы международного права. В частности, российские юристы-международники предлагают вернуть в международно-правовую практику понятие «международных преступлений» в случае особо тяжких нарушений международного права, мотивируя своё предложение тем, что это внесёт дополнительную конкретику в принципы определения ответственности государств и применить к ним соответствующие санкции Ананьева Е., Ашавский Б. Ответственность государств за нарушение прав человека // Международная жизнь.

2011. № 4. C. 124.. Кроме того, российские эксперты высказываются в пользу более детальной проработки ответственности международных органов, осуществляющих оценку тяжести совершённых государствами нарушений международного права и собственно выносят обвинительные приговоры, поскольку в настоящее время речь ведётся о выявлении ответственности государств и властей, но за ошибки и нарушения со стороны подобных международных органов подобная ответственность, как правило, не установлена Там же. С. 141-142.. Наконец, согласно экспертам, проблема суверенитета и принципа невмешательства могла бы быть переведена в совершенно иную плоскость, если бы существовало чёткое определение термина «внутренние дела государства». Подобные вопросы, как представляется, требуют детальной многоуровневой проработки с привлечением значительного числа специалистов.

Помимо уже упомянутых предлагаемых поправок к существующей концепции, призванных конкретизировать её положения и устранить неопределённость и двойственность трактовок, необходимо также рассмотреть меняющуюся международную систему в контексте места концепции «ответственность по защите» в складывающемся многополярном мире. Подобная трансформация, как утверждают эксперты Мюррэй и Хехир, усложнит процесс развития и дальнейшего внедрения концепции в международную практику, поскольку будет означать необходимость согласия равноправных (и сопоставимых по возможностям) центров силы, в отличие от гегемонистического периода 1990-х годов Hehir A., Murray R. Intervention in the Emerging Multipolar System: Why R2P will Miss the Unipolar Moment //

Journal of Intervention and Statebuilding. 2012. Vol. 6. No. 4. P. 399.. С одной стороны, это скажется на быстроте принимаемых решений, с другой - позволит принять во внимание взвешенное мнение нескольких акторов, что соответствует демократическим принципам.

В связи с транзитом к многополярности другое важное направление, от которого зависит дальнейшая судьба концепции «ответственность по защите», - ход реформы Совета Безопасности ООН. Текущий состав пятёрки постоянных членов уже не отвечает современной расстановке сил на международной арене, а количество стран, входящих в Совет Безопасности, - количеству стран-членов самой ООН. Так, отмечается, что конкуренцию постоянным членам могут составить Г ермания и Япония - государства, являвшиеся проигравшей стороной во Второй мировой войне; последняя же реформа СБ ООН проводилась в 1963 году, когда количество стран увеличилось с изначальных 51 до 112 (увеличение на 119,6%) Шлыков К. Какой быть ООН в XXI веке: проблема реформирования Совета Безопасности // Мировая экономика и международные отношения. 2001. №. 5. С. 103.. В настоящее время членами ООН являются 193 государства (рост с 1963 г. - 72,3%, с начала деятельности - 278,4%) Кратко об ООН // Сайт ООН. 2016. URL: http://www.un.org/ru/sections/about-un/overview/index.html (дата обращения: 10.05.2016).. Из этого можно сделать вывод о том, что Совет Безопасности в намного меньшей степени является представительным, но реформа до сих пор не проведена. Более того, на фоне текущих разногласий в СБ ООН можно констатировать, что увеличение числа членов приведёт к ещё более сильной блокировке Совета.

Что касается России, то, исходя из анализа позиции страны по вопросам гуманитарных интервенций и смежных категорий, можно сделать вывод, что страна в ближайшем будущем будет продолжать руководствоваться взглядом на внешнюю политику через призму безопасности, признания международно-правовых механизмов и главенствующей роли СБ ООН в применении силы (об этом положении, однако, можно говорить лишь с учётом специфики в отношении к угрозам безопасности граждан или территории). Кроме того, как было отражено в анализе основных документов стратегического планирования России на современном этапе, Россия является последовательным сторонником перехода к многополярному миру и сама стремится стать одним из центров силы при подобном укладе или возглавлять подобный центр, если он будет основан на межстрановой или региональной основе.

Особенно на данном фоне выделяется концепция «Большой Евразии», разработка которой началась на фоне угасания надежд по реализации концептуального проекта «Большой Европы» от Владивостока до Лиссабона Шаповалова А. Большая Европа или Большая Евразия: выбор из двух неизвестных // Российский совет по международным делам. URL: http://russiancouncil.ru/blogs/alexandra-shapovalova/?id 4=2143 (дата обращения:10.05.2016).. Концепция «Большой Евразии» предполагает сотрудничество Евразийского Экономического Союза, стран китайской программы «Один путь, один пояс» (главным образом его части - Экономического пояса Шёлкового пути) и Европейского Союза Сарабеков Ж. Идея Большой Евразии: вызовы и возможности // Региональная аналитическая сеть Центральной Азии. 2015. URL: http://caa-network.org/archives/6213 (дата обращения: 10.05.2016).. Однако на первом месте в каждом из трёх формирований на данный момент стоят чисто торгово-экономические перспективы. В частности, существует ряд инфраструктурных инициатив, которые начинают постепенно связывать указанные государства.

В этом смысле политическая составляющая перспективных интеграционных механизмов является пусть и не первоочередной, но неизбежной. Связывание настолько большого региона при всём его разнообразии, всех возможностях и проблемах неминуемо потребует гарантий стабильности в макрорегионе и минимизации политических рисков с целью активизировать долгосрочное планирование проектов, что позволит обеспечить проекту крепкие основы существования на годы вперёд.

И в этой плоскости у России не только есть наработки, но и возможность использовать свою позицию по вопросам принципа «ответственность по защите» в проектировании архитектуры безопасности «Большой Евразии». Как уже было сказано ранее, принцип «ответственности по защите» распространяется не только на нарушения международного права, но и на неспособность власти выполнять свои непосредственные функции по защите гражданского населения ввиду различных факторов.

Россия, в свою очередь, является центральным звеном таких структур, как ОДКБ и ШОС. ОДКБ, по словам её директора, является структурой, поддерживающей безопасность и суверенитет входящих в неё государств Бордюжа Н. ОДКБ - гарант стабильности и безопасности в Евразии // Независимая Газета - Новое Военное Обозрение. 2012. URL: http://nvo.ng.ru/concepts/2012-04-20/1 odkb.html (дата обращения: 10.05.2016)..

Вместе с тем до сих пор организация считалась площадкой военно-политического сотрудничества государств в традиционном понимании. Если же принять во внимание приведённый ранее тезис Международно-правового совета при МИД России о том, что ответственность государств за соблюдение прав граждан является «новой нормальностью» и составляющей суверенитета, то слова «гарант суверенитета» приобретают совершенно иной смысл, поскольку будут включать и заботу о гражданах. В связи с этим Россия может выступить не только в качестве связующего звена и гаранта стабильности через упомянутые организации, но и в качестве концептуального автора стратегии безопасности стран «Большой Евразии» и их граждан.

При этом международное право позволяет России взять на вооружение все основные постулаты и идеи концепции «ответственность по защите», исключая компонент военного вмешательства (остающийся в юрисдикции Совета Безопасности; при этом государство в определённых случаях может высказать своё согласие на присутствие на её территории иностранных вооружённых сил для поддержания мира на её территории, для чего санкция СБ ООН не потребуется).

В частности, консолидация политико-дипломатических центров воздействия, как сообщается, приносит первые успехи в рамках Шанхайской Организации Сотрудничества на примере деэскалации острой фазы конфликта в Нагорном Карабахе и недопущения человеческих жертв . И даже если в отношении государства региона гипотетически потребуется силовой вариант, место России (и Китая) в пятёрке постоянных членов Совета Безопасности ООН является привилегированным, поскольку страна сможет предлагать к рассмотрению на заседании Совета заявления, связанные с подобным вариантом развития событий. Международно-правовое поле урегулирования конфликтов, которого в своей позиции в целом придерживается РФ, является дополнительным гарантом стабильности в перспективе. Наконец, как представляется, включение ответственности за соблюдение прав граждан будет также являться стабилизирующим фактором на внутриполитическом уровне, позволяя выработать универсальную атмосферу сотрудничества, а организация в форме «расширенной ОДКБ или ШОС» в перспективе может стать площадкой для урегулирования политических вопросов.

Таким образом, практическая позиция России по вопросам гуманитарных интервенций и принципа «ответственность по защите» в целом совпадает с доктринальной. Россия стремится к поддержанию суверенитета и принципа невмешательства, поддерживая международное право. Вместе с тем противоречия с западными странами в подходах к силовому варианту разрешения конфликтов и, что наиболее важно, в вопросах легитимации применения силы привели к секьюритизации подхода России и действиям с позиции силы. Немаловажным фактором также является особое отношение России к своим гражданам за рубежом, что иногда вызывает отклонения от концептуальной линии на практике. Что же касается дальнейшего развития R2P, то совершенствование международного права и конкретизация положений концепции «ответственность по защите» являются приоритетными направлениями для повышения её престижа. Немаловажен и контекст перехода к многополярному миру с возможной реформой ООН, где «ответственность по защите» была бы продуктом не просто договаривающихся государств, к примеру, членов СБ ООН, а полноценных полюсов силы на международной арене. Россия, в свою очередь, имеет большие перспективы в вопросах построения подобного полюса в своём регионе. В концепции «Большой Евразии» Россия может взять на себя роль гаранта безопасности и суверенитета на основе уже существующих институциональных структур в виде ОДКБ и ШОС. Признание ответственности государств перед гражданами и перспектива использования невоенных методов воздействия в рамках концепции «ответственность по защите» может предоставить Российской Федерации дополнительные преимущества в исполнении подобной роли в рамках макрорегиона.



Заключение

На основании проведённого исследования можно заключить, что концепция «ответственность по защите» в целом соответствует основным целям Организации Объединённых Наций, поскольку изначально провозглашалась гуманитарная её составляющая - защита мирного населения от нарушений прав человека властями. В то же время подход, который выбрали идеологи концепции, предполагал отступление от привычного понимания государственного суверенитета, переводя его из права в обязанность. Это вызвало коллизии в первую очередь на теоретическом уровне, поскольку подобное предложение было кардинально новым для сложившейся системы понятий в международных отношениях и спровоцировало неопределённость в вопросе объекта ответственности, праве применения силы и других сферах. На практике же идея вызвала отторжение у ряда государств, в числе которых оказалась и Россия. Апеллируя к теоретическим нестыковкам, российская сторона, рассматривая концепцию не только как подрывающую суверенитет и международное право, но и как потенциальную угрозу собственной безопасности, заняла позицию непримиримого противника гуманитарных интервенций и «ответственности по защите».

При сохранении тенденции к секьюритизации взгляда на международные процессы и формирования социально-политического конструкта, больше фокусирующегося на вопросе защиты собственных граждан за рубежом, Российская Федерация, тем не менее, начала к 2010-м годам менять свою позицию по R2P ввиду активного продвижения концепции многополярного мира, в котором сама Россия стала стремиться занять место одного из полюсов. Первоначальное неприятие концепции сменилось конструктивным анализом её недостатков и призывом к коллективному обсуждению данного вопроса. Примечательно, что Россия, согласно документу Международно-правового совета при МИД РФ, уже сформировала для себя список ключевых партнёров в этой области, среди которых оказались страны БРИКС и Движения неприсоединения.

Российская сторона начала анализ предложений по реформированию концепции, но самое главное - получил признание подход к суверенитету как к ответственности. При этом Россия продолжает отвергать любые попытки реализации силового сценария в случае нарушения таких обязательств в обход международного права, акцентируя внимание на необходимости развития средств политико-дипломатического урегулирования, повышения эффективности СБ ООН и проработке комплекса мер по содействию испытывающим ситуацию гуманитарного кризиса государствам.

Подобные выводы подтверждают гипотезу, поскольку соответствуют описанной в ней трансформации российской позиции и её мотивам.

Концепция «ответственность по защите», однако, в современном её виде является непроработанной, и для её внедрения необходимы конкретизация и дополнение в дальнейшем многих постулатов международного права, а также системы ООН. Россия, тем не менее, уже может использовать несиловой вариант «ответственности по защите» в целях формирования стабильности в рамках, к примеру, проекта «Большой Евразии», что способно содействовать становлению региона как консолидированного центра силы, координируя опыт в региональных объединениях с установлением общих «правил игры» внутри потенциального мегаблока. Россия также сможет противодействовать размыванию суверенитета, если будет найден способ повысить эффективность СБ ООН. В этом случае Россия сможет представить свою версию «ответственности защищать» в рамках международно-правового поля, что непременно положительно скажется на положении страны на международной арене.



Список использованных источников и литературы

1. Ананьева Е., Ашавский Б. Ответственность государств за нарушение прав человека // Международная жизнь. 2011. № 4. C. 122-146.

2. Котляр В. "Ответственность при защите" и "арабская весна" // Международная жизнь. 2012. № 9. C. 99-114.

3. Светлов В. А. Грузино-Югоосетинский конфликт. Размышления конфликтолога // Полис. 2009. №. 3. С. 65-73.

4. Шлыков К. Какой быть ООН в XXI веке: проблема реформирования Совета Безопасности // Мировая экономика и международные отношения. 2001. №. 5. С. 103-107.

5. Энтина Е.Г. Балканы вчера и завтра // Современная Европа. 2015. Т. 61. №1. С. 37-44.

6. Baev P. Russian perceptions of state failure and Russia's involvement with fragile states // Canadian Foreign Policy Journal. 2006. Vol. 13. № 2. P. 167-179.

7. Bass G. Humanitarian Intervention in the 21st Century // The Tocqueville Review/La revue Tocqueville. 2009. Vol. 30. No 1. P. 17-35.

8. Bellamy A. J. The Responsibility to Protect and the problem of military intervention // International Affairs. 2008. Vol. 84. No. 4. P. 615-639.

9. Bellamy A., Williams P. On the limits of moral hazard: The 'responsibility to protect', armed conflict and mass atrocities // European Journal of International Relations. 2011. Vol. 18. No. 3. P. 539-571.

10. Brudenell A. Russia's Role in the Kosovo Conflict of 1999 // The RUSI Journal. 2008. Vol. 153. No. 1. P. 30-34.

11. Charter of the United Nations. 1945. URL: http: //www.un.org/en/charter- united-nations/index.html (retrieved May 10, 2016).

12. Evans G. Russia in Georgia: Not a Case of The “Responsibility to Protect” // New perspectives quarterly. 2008. Vol. 25. No. 4. P. 53-55.

13. Gholiagha S. `To prevent future Kosovos and future Rwandas.' A critical constructivist view of the Responsibility to Protect // The International Journal of Human Rights. 2015. Vol. 19. No. 8. P. 1074-1097.

14. Haslett B. No Responsibility for the Responsibility to Protect: How Powerful States Abuse the Doctrine, and Why Misuse Will Lead to Disuse // North Carolina Journal of International Law & Commercial Regulation. 2014. Vol. 40. P. 171217.

15. Hayman And P. A., Williams J. Westphalian sovereignty: Rights, intervention, meaning and context // Global society. 2006. Vol. 20. No. 4. P. 521-541.

16. Hehir A., Murray R. Intervention in the Emerging Multipolar System: Why R2P will Miss the Unipolar Moment // Journal of Intervention and Statebuilding. 2012. Vol. 6. No. 4. P. 387-406.

17. Hequembourg S. B. Hobbes's Leviathan: A tale of two bodies // The Seventeenth Century. 2013. Vol. 28. No. 1. P. 21-36.

18. Heraclides A. Humanitarian Intervention in International Law 1830-1939. The Debate // Journal of the History of International Law / Revue d'histoire du droit international. 2014. Vol. 16. No 1. P. 26-62.

19. Howard L. Kosovo and Timor-Leste: Neotrusteeship, Neighbors, and the United Nations // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. 2014. Vol. 656. No. 1. P. 116-135.

20. Kubler J., Schutte R. The Responsibility to Protect: Concealed Power- Politics or Principled Policy // AG Human Security Occasional Paper. 2007. Vol. 2. P. 1-38.

21. Kumar K. State Sovereignty to Sovereignty of Individuals: Evolution of R2P Strategic Analysis. 2011. Vol. 35. No. 6. P. 966-972.

22. Kuperman A.J. Mitigating the Moral Hazard of Humanitarian Intervention: Lessons from Economics. Global Governance: A Review of Multilateralism and International Organizations. April-June 2008. Vol. 14. No. 2. P. 219-240.

23. Latif M. I., Khan R. A. Peacekeeping Operations and State Sovereignty: Dilemma of Host State Consent // Pakistan Journal of Social Sciences (PJSS). 2010. Vol. 30. No. 2. P. 235-243.

24. Loubser H., Solomon H. Responding to state failure in Somalia // Africa Review. 2014. Vol. 6. No. 1. P. 1-17.

25. Lu C. Humanitarian Intervention: Moral Ambition and Political Constraints // International Journal. 2007. Vol. 62. No. 4. P. 942-951.

26. Reykers Y., Smeets N. Losing control: a principal-agent analysis of Russia in the United Nations Security Council's decision-making towards the Libya crisis // East European Politics. 2015. Vol. 31. No. 4. P. 369-387.

27. Spalding L. A Critical Investigation of the IR Theories that Underpin the Debate on Humanitarian Intervention // International Public Policy Review. 2013. Vol.

28. The Responsibility to Protect: Report of the International Commission on Intervention and State Sovereignty // International Coalition for the Responsibility to Protect. 2001. URL: http://responsibilitytoprotect.org/iciss%20report.pdf (retrieved May 2016).

29. Walt S. M. International relations: one world, many theories // Foreign policy. 1998. No. 110. P. 29-46.

30. Weber C. International relations theory. L.: Routledge, 2005. 222 p.

31. Wendt A. Anarchy is what states make of it: the social construction of power politics //International organization. 1992. Vol. 46. No. 2. P. 391-425.

32. Wendt A. Constructing International Politics // International Security. 1995. Vol. 20. No. 1. P. 71-81.



Приложение А

Таблица 1. Сравнение суверенитета в традиционном понимании и версии ICISS

	Внутренний суверенитет	Внешний суверенитет
Традиционное понимание	Право	Право обладания, обязанность уважать суверенитет других
Трактовка доклада ICISS	Обязанность	Право обладания, обязанность уважать суверенитет других, обязанность реагировать на нарушение внутренней обязанности другим государством



Приложение Б

Таблица 2. Доктринальное выражение российской позиции

Название документа	Отношение к суверенитету	Отношение к военному разрешению конфликтов	Отношение к международным организациям и праву	Отношение к ценностям
Основные положения военной доктрины, 1993 г.	Примат принципа невмешательства, защита от внешней угрозы	Военный путь - крайняя мера	Неукоснительное следование букве Устава ООН	Не рассматривается
Концепция внешней политики 1993 г.	Примат принципа невмешательства	Мирное урегулирование; вопрос практически не поднимается	Верховная роль СБ ООН в применении силы	Разделяются общемировые ценности
Военная доктрина 2000 г.	Примат принципа невмешательства, защита от внешней угрозы	Военный путь - крайняя мера	Верховная роль СБ ООН в применении силы	Не рассматривается
Концепция внешней политики 2000 г.	Примат принципа невмешательства	Упор на политико-дипломатическое разрешение конфликтов	Верховная роль СБ ООН в применении силы	Защита прав человека, минимальное упоминание демократических ценностей
Концепция внешней политики 2008 г.	Усиление позиции по примату принципа невмешательства	Упор на политико-дипломатическое разрешение конфликтов	Верховная роль СБ ООН в применении силы	Защита прав человека, минимальное упоминание демократических ценностей
Военная доктрина 2010 г.	Примат принципа невмешательства	Упор на политико-дипломатическое разрешение конфликтов	Верховная роль СБ ООН в применении силы	Не рассматривается
Концепция внешней политики 2013 г.	Примат принципа невмешательства	Упор на политико-дипломатическое разрешение конфликтов	Верховная роль СБ ООН в применении силы, призыв к коллективным действиям	Защита прав человека, более частое упоминание общих ценностей,
				международное сотрудничество в этой области
Военная доктрина 2014 г.	Примат принципа невмешательства	Упор на политико-дипломатическое разрешение конфликтов	Верховная роль СБ ООН в применении силы	Не рассматривается

Размещено на Allbest.ur