Наименования лиц в древнерусском языке

Размещено на http://allbest.ru

Наименования лиц в древнерусском языке

Введение

лингвистика древнерусский словесность язык

В настоящее время для науки большое значение имеет описание картины мира древнерусского человека, которое уже встречается в трудах Т.И.Вендиной и В.В. Колесова [Вендина 2004; Колесов 2000]. Понятие “картина мира” связано с антропоцентрическим подходом, используемым в различных исследованиях.

Антропоцентризм как особый принцип исследования заключается в том, что научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и ее усовершенствования. Он обнаруживается в том, что человек становится точкой отсчета в анализе тех или иных явлений, что он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективу и конечные цели. Антропоцентризм знаменует, иными словами, тенденцию поставить человека во главу угла во всех теоретических предпосылках научного исследования и обуславливает его специфический ракурс [Язык и наука конца 20 века 1995: 212].

В лингвистике антропоцентрический принцип связан с изучением образа человека в языке.

Идея антропоцентричности языка зародилась в недрах сравнительно- исторической и системно-структурной парадигм. Так, еще в XIX веке И.Гердером (работа «Исследование о происхождении языка») в качестве необходимого условия изменений языка назывался человеческий фактор.

На идеи И. Гердера о природе и происхождении языка, о взаимосвязи языка, мышления и «духа народа» опирается лингвистическая концепция В. фон Гумбольдта, выдвинувшего идею о том, что язык должен изучаться в тесной связи с сознанием и мышлением человека, его культурой и духовной жизнью. Представители системно-структурной парадигмы в языкознании

М.Пешковскийи Л.В.Щерба предложили экспериментальные методы, которые способствовали эффективности исследования не только системы языка, но и речевой деятельности. Так зародилась в начале 50-х гг. XX века специальная науки - психолингвистика, которая рассматривает язык в неразрывной связи с говорящим человеком, учитывает социальные факторы в формировании и функционировании языка. Идея антропоцентричности языка постепенно приобрела четкие очертания и в современной лингвистике стала ключевой. Язык стал изучаться не просто как система, но как многомерное явление, в котором решающая роль принадлежит человеку [Никитина 2004: 4].

Центральным понятием антрополингвистики является понятие языковая картина мира. История появления этого понятия восходит еще к трудам

A. Гумбольдта и связана с именами Л.Вайсгербера, Сепира, Уорфа. Глобальным предметом антрополингвистики выступает образ человека в языке в различных его ипостасях, воплощениях, проявлениях, ролях. Этот образ осознается исследователями как основной фрагмент целостной языковой картины мира.

Актуальность исследования

Исходя из вышесказанного, актуальность настоящего исследования заключается в использовании антропоцентрического подхода к изучению древнерусского языка. В представленной работе мы делаем попытку реконструировать фрагмент древнерусской языковой картины мира “Человек”, отраженный в древнерусском языке.

В работе мы используем имена существительные, в лексическом значении которых присутствует компонент значения “наименование лица”. То есть нас интересует отражение в древнерусском языке того, как человек называл самого себя.

Цель нашего исследования - выявить структуру фрагмента языковой картины мира, отраженной в словаре древнерусского языка, используя имена существительные с компонентом значения “наименование лица”.

Задачи, вытекающие из основной цели:

1. Изучить теоретический материал, связанный с понятием “языковая картина мира”;

2. Выяснить, какова роль лексики и словообразования в исследованиях, связанных с изучением языковой картины мира;

3. Собрать материал, находящийся в “Словаре древнерусского языка” И.И. Срезневского;

4. Используя собранный материал, построить классификацию, отражающую фрагмент “Человек” в древнерусской языковой картине мира;

5. Исследовать количественный состав выделенных групп слов.

6. Исследовать соотношение непроизводных и производных слов в избранном корпусе лексики в соответствии с построенной классификацией.

Материалом дипломного исследования являются языковые единицы, имеющие в своем значении компонент “наименование лица”, извлеченные методом сплошной выборки из “Словаря древнерусского языка” И.И.Срезневского. Источниками для словаря послужило большое количество текстов разных жанров (грамоты, жития, изборники и проч.), относящихся к периоду XI - XIV веков. Общее количество единиц составляет более 1230 слов.

Методы, используемые в работе: анализ словарной дефиниции, метод количественного анализа.

Научная новизна данной работы состоит в том, что мы пытаемся применить антропоцентрический подход, актуальный в современной лингвистике, к древнерусскому языку.

Теоретическая значимость работы заключается в описании фрагмента “Человек” древнерусской картины мира, его структуры, в выявлении сфер и категорий, значимых для древнерусского человека.

Структура и объем работы. Цели и задачи определили структуру исследования. Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения и двух приложений. В первой главе исследуются теоретические вопросы, связанные с понятием языковой картины мира. Вторая глава представляет лексический и словообразовательный аспект наименования лиц в древнерусском языке, включает классификацию, построенную на материале словаря древнерусского языка, показывает соотношение непроизводной и производной лексики в выделенных группах. В заключении приводятся результаты исследования, в приложении 1 находится схема построенной классификации, в приложении 2 приведен весь список слов, задействованных в классификации.

Глава 1. Языковая картина мира - центральное понятие антрополингвистики

1.1 Картина мира как базовое понятие концепции человека

История термина

Феномен, именуемый "картина мира", является таким же древним, как и сам человек. Создание первых картин мира у человека совпадает по времени с процессом антропогенеза. Тем не менее, реалия, называемая термином "картина мира", стала предметом научно-философского рассмотрения лишь в недавнее время. Понятие картины мира находится в настоящий момент в стадии своего формирования, предпринимаются успешные попытки построения его развернутого определения и раскрытия смысла; дискутируются вопросы о том, как разумно теоретически отграничить картину мира от близких феноменов, как категориально охарактеризовать и выявить свойства и формы ее существования.

Термин "картина мира" был выдвинут в рамках физики в конце XIX -- начале XX в. Одним из первых этот термин стал употреблять Г. Герц применительно к физической картине мира. Термином "картина мира" широко пользовался также М. Планк, понимая под физической картиной мира "образ мира", формируемый физической наукой и отражающей реальные закономерности природы. М. Планк различал практическую картину мира и научную картину мира. С первой он связывал целостное представление человека об окружающем мире, которое вырабатывается им постепенно на основании своих переживаний. Научную картину мира он трактовал как модель реального мира в абсолютном смысле, независимого от отдельных личностей и всего человеческого мышления. Научная картина мира, добытая из опыта, представляет собой "феноменологический мир", который всегда является лишь приближением, более или менее удачной моделью мира реального [Постовалова 1988: 12,13].

Понятие картины мира строится на изучении представлений человека о мире. Мир - это человек и среда в их взаимодействии, а картина мира - "результат переработки информации о среде и человеке" [Цивьян 1990: 5]. М.Хайдегтер писал, что при слове "картина" мы думаем прежде всего об отображении чего-либо, "картина мира, сущностно понятая, означает не картину, изображающую мир, а мир, понятый как картина" [цит. по Хречко 2003: 43].

Параллельно с разработкой понятия картины мира в рамках физики и философии, картина мира и мировидение изучались в культурологических и лингвосемиологических работах. Начиная с 60-х годов, проблема картины мира рассматривается в рамках семиотики при изучении первичных моделирующих систем (языка) и вторичных моделирующих систем (мифа, религии, фольклора, поэзии, прозы, кино, живописи, архитектуры и т.д.). Культура при этом подходе трактуется как "ненаследственная память коллектива", и ее главной задачей признается структурная организация окружающего человека мира, что находит свое выражение в модели мира. Исходным пунктом исследований по семиотике культуры было утверждение, что "разные знаковые системы по-разному моделируют мир" и обладают различной моделирующей способностью. Модель мира в каждой культуре состоит из набора взаимосвязанных универсальных понятий [Хречко 2003: 43].

Человек ощущает мир, созерцает его, постигает, познает, понимает, осмысляет, интерпретирует, отражает и отображает, пребывает в нем, воображает, представляет себе "возможные миры". Образ мира возникает в различных актах "мироощущения, мирочувствия, миросозерцания, мировосприятия, мировидения, миропонимания, миропредставления, мирооценки, мироуяснения", в актах переживания мира как целостности, в актах миродействия [Постовалова 1988: 24].

Процесс миропостижения у человека непрерывен, и всякая его дискретизация в строгом смысле слова, условна. Тем не менее, теоретически чрезвычайно важно выделить в этом сплошном жизненном потоке миропостижения процессы, имеющие большее отношение к формированию глобального образа мира, именуемого картиной мира.

Современное понимание термина “картина мира”

Наиболее адекватным пониманием картины мира представляется определение ее как "целостного глобального образа мира", лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека. Картина мира как глобальный образ мира возникает у человека в ходе всех его контактов с миром. Картина мира предстает при такой трактовке как "субъективный образ объективной реальности и входит, следовательно, в класс идеального, которое, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них" [Постовалова 1988: 21].

Функции картины мира вытекают из природы и предназначения в человеческой жизнедеятельности мировидения, составной частью которого и является картина мира. Мировидение имеет две базисные функции - интерпретативную (осуществлять видение мира) и вытекающую из нее регулятивную (служить ориентиром в мире, быть универсальным ориентиром человеческой жизнедеятельности). Эти же функции выполняет и картина мира. Без картины мира как глобального образа мира не могла бы осуществиться во всей своей полноте жизнедеятельность человека как биосоциального существа.

На образ мира, составляющий ядро мировидения человека, опирается человек в своей социокультурной деятельности. Без картины мира невозможным оказалось бы человеческое общение и взаимопонимание. Без нее не смог бы существовать весь социокультурный организм с его механизмами трансляции и воспроизводства опыта. Картина мира -- стержень интеграции людей, средство гармонизации разных сфер человеческой жизнедеятельности, их связи между собой [Постовалова 1988: 28].

Картина мира как целостный образ действительности опосредует все акты человеческого мировосприятия и миропредставления. Она лежит в основе актов миропонимания, позволяя осмысливать локальные ситуации в мире, совершающиеся в нем события, помогая осуществлять построение субъективных образов объективных локальных ситуаций.

Картина мира, являясь базисным компонентом мировидения человека, способствует тесной связи и единству знания и поведения людей в обществе. Она формирует тип отношения человека к миру -- природе, другим людям, самому себе как члену этого мира, задает нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к жизненному пространству. Человек обращается с вещами в соответствии со своей картиной мира, которая формирует систему запретов на его поведение в мире.

Картина мира не только формирует стратегии жизнедеятельности общества в целом, но и позволяет сформировать цель жизни отдельного человека. Раздвигая узкие рамки непосредственного опыта человека, картина мира расширяет мир его практики, позволяет человеку вступать в контакт с пространством бытия, значительно отдаленным от него. Картина мира служит универсальным ориентиром человеческой деятельности, определяющим общее течение всех процессов в обществе, всю его социокультурную жизнь.

В картинах мира речь может идти о мире в целом (целостная картина мира) или о фрагменте мира (локальная картина мира), об определенном срезе или аспекте его. Примерами целостных картин мира являются мифологические, религиозные, философские, а из числа научных картин мира - физическая картина мира. Примерами картин второго типа -- большинство частнонаучных картин, дающих модель фрагмента универсума, фрагмента, составляющего предметную область соответствующей науки.

Таким образом, картина мира есть целостный глобальный образ мира, который является результатом всей духовной активности человека, а не какой- либо одной ее стороны. Картина мира как глобальный образ мира возникает у человека в ходе всех его контактов с миром. В формировании картины мира принимают участие все стороны психической деятельности человека, начиная с ощущений, восприятий, представлений и кончая высшими формами -- мышлением и самосознанием человека [Постовалова 1988: 33-34].

Обращение в рамках нашего исследования к понятию «картина мира» продиктовано тем, что она для человека является отражением, а значит, пониманием мира и самого себя. Поэтому феномен «картина мира» как миропонимание, миропостижение выступает базовым понятием общей теории человека.

В проекции к нашему исследованию проблема картины мира имеет следующее преломление - речь идет не о целостной картине мира, а о ее фрагменте - человеке, который, являясь субъектом и носителем целостной картины мира, одновременно представляет ее фрагмент и, постигая и отражая в концептуальной системе и языке мир, постигает и отражает самого себя.

1.2 Языковая картина мира

Отражение картины мира в языке

Если существование такого феномена, как картина мира подчеркивалось в разное время разными исследователями, то идея об особом языковом мировидении (без использования термина “картина мира”) была высказана В.Гумбольдтом в начале XIX века.

По мнению ученого, особое языковое мировидение - это научнофилософская проблема. Понять природу языка и объяснить ее можно лишь исходя из понимания человеком природы и самого себя. "Постигая предметы, человек сближается с внешней природой и самостоятельно развертывает свои внутренние ощущения в той мере, в какой его духовные силы дифференцируются, вступая между собой в разнообразные соотношения; это запечатлевается в языкотворчестве" [Гумбольдт 1984: 25].

В XX веке исследование языкового мировидения совершается в рамках гипотезы лингвистической относительности, называемой гипотезой Сепира- Уорфа, согласно которой "структура языка определяет структуру мышления и способ познания внешнего мира", "люди членят мир, организуют его в понятия и распределяют значения так, а не иначе, поскольку являются участниками некоторого соглашения, имеющего силу лишь для этого языка". В сущности, гипотеза лингвистической относительности актуализировала проблему опосредованности восприятия и осознания мира человеком, проблему о роли языка в построении картины мира, которая в разных формах и с различными акцентами высказана философами, лингвистами, психологами (например, идея об априорных категориях - Кант (1994); об опосредованности восприятия системами значений - Выготский (1934); Леонтьев (1979), Лурия (1979); о понятии картины мира, присущей каждой культуре - Гумбольдт (1984); Гуревич (1984); о категориальных структурах сознания - Петренко (1997).

Идея о том, что “люди привыкли постигать вещи тем способом, каким эти вещи выражены на родном языке” (Э.Б. де Кондильяк), что человек “живет с предметами так, как их преподносит ему язык” (В. фон Гумбольдт), что “вещи, качества и события вообще воспринимаются так, как они называются” (Э.Сепир) связаны с утверждением мысли о влиянии языка на восприятие внешнего мира. Если для В. Гумбольдта действительность как объект познания не зависит от языка, то Э.Сепир утверждает, что “реальный мир в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы”, вследствие чего “миры, в которых живут различные общества, - это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками”.

Проблемы, связанные с языковой картиной мира, были подняты еще XVIII- XIX вв. в трудах Э.Б. де Кондильяка, И.Г.Гердера, В. фон Гумбольдта, А.А.Потебни. Для Гумбольдта “язык - это дух народа, способ укоренения человека в действительности”. В отечественной науке термин “языковая картина мира” как отображение картины мира в языке получил статус, начиная с работ Г. А. Брутяна.

Лингвистическая разработка данной проблемы началась в связи с тезаурусным изучением лексики, с разработкой принципов составления идеографических словарей, наиболее полно представленных работами Ю.Н.Караулова.

В настоящее время термин “языковая картина мира” широко используется в лингвистике. Круг вопросов, пересекающихся с проблемой языковой картины мира, исследуется в фундаментальных работах Ю.С.Степанова,

Н.Д.Арупоновой, Ю.Н.Караулова, Ю.Д.Апресяна, В.Н.Телии, А.Вежбицкой, Е.С. Кубряковой и других. Особое место в разработке проблем языковой картины мира занимают исследования в области теории номинации.

Итак, представление общей картины мира с помощью языка называют вербальной или языковой картиной мира, под которой понимается выраженная с помощью различных языковых средств системно упорядоченная социально значимая модель знаков, передающая информацию об окружающем мире [Гелеев 2002: 42-44].

Языковой образ человека

В современных лингвистических работах, связанных с изучением языковой картиной мира, образ человека является центральной (ключевой) частью этой картины (Б.А. Серебренников, В.Н. Телия, Ю.Д. Апресян, Е.В. Урысон, Ю.Н,Караулов и др.)

Языковой образ человека понимается как точка, в которой пересекаются, коррелируют смыслы «человек в языке» и «язык в человеке». Человек отражает в языке себя независимо от того, о ком или о чем он говорит, но, когда человек говорит о человеке, образ обретает свое наиболее полное, цельное выражение.

Образ человека в лингвоантропологических исследованиях описываются с разной степенью полноты и расчлененности: от одноаспектного, до дихотомического, двуаспектного, до многоаспектного и далее, предельно широкого (глобального) понимания человека. Разница в подходах к толкованию языкового образа человека объясняется значимостью тех или иных явлений для конкретных лингвистических изысканий [Никитина 2004: 29-30].

Так, Ю.Н. Караулов, руководствуясь биологическим (одноаспектным) подходом к пониманию целостного и частичного человека, в качестве частей человека называет только органические составляющие тела.

Другие исследователи (авторы дихотомических концепций) представляют человека как единство двух противоположных начал: физического и духовного, эмоционального и интеллектуального, внешнего и внутреннего (Е.В. Урысон, Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев, Ю.С. Степанов).

Например, Е.В. Урысон выделяет у человека физические и нефизические (представляемые) составляющие, что, по мнению исследователя, соответствует наивно-анатомической языковой интерпретации человека.

Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев характеризуют образ человека как антиномичное единство материального и идеального, интеллектуального и эмоционального (чувственного) начал. «Первое противопоставление отражается в языке как противопоставление духа и плоти, второе - как противопоставление сердца (груди) и крови, с одной стороны, и головы и мозга (мозгов) - с другой».

Ю.С. Степанов предлагает лингвокультурологическую концепцию образа человека в языке, построенную на основе дихотомии «внешнее - внутреннее». «Внешнее» обращено к социальному и материальном миру человека, в соответствии с чем выделяются три параметра: человек в отношении к Миру, к себе подобным, к обществу. «Внутренний человек» - это его внутренний облик, столь же неповторимый, как внешний, но причастный не материальному и социальному миру, а миру духовному, божественной сущности, Богу».

В концепциях, рассматривающих человека многоаспектно, выделяется множество параметров, ипостасей, сфер его проявления (Н.Д. Арутюнова, А.А. Уфимцева, Ю.Д. Апресян, Ш. Балли, М.А. Журинская, ГА. Золотова, М.П. Одинцова, Н.А. Седова и др.).

Например, в интерпретации Ю.Д. Апресяна, сосредоточившего внимание на глагольной семантике, человек характеризуется как «динамичное, деятельное существо», способное совершать различного рода действия. «Каждым видом деятельности, каждым типом состояния, каждой реакцией ведает своя система», которая локализуется в определенном органе. Всего исследователь выделяет восемь основных систем, иерархизованых по степени сложности: физическое восприятие, физиологические состояния, физиологические реакции на разного рода внешние и внутренние воздействия, физические действия и деятельность, желания, мышление и интеллектуальная деятельность, эмоции, речь.

А.А. Уфимцева выделяет части человека в соответствии с несколькими основными сферами его проявления: биолого-физиологические и антропологические, то есть природные части; части, являющиеся результатом социально трудовых и родственных отношений; части, относящиеся к сфере психически деятельности и эмоциональным оценкам человека.

М.А. Журинская включает в понятие человека тело и его части; мысли, чувства, переживания; различные окружающие его предметы, связь с которыми человек может представить в разной степени нерасторжимости [Никитина 2004:31-32]. лексическом составе, и в мировоззрении носителей языка формируется определенное представление о мире, его законах, о пространственных, временных связях предметов и природных явлений [Серебренников, 1983: 34].

Принято считать, что лексика, как непосредственно связанная с предметным миром человека, его социально-историческим опытом и кулыурно- национальными особенностями говорящего на языке коллектива, способна отображать если не научную, то по меньшей мере "наивную карту мира", то есть стихийно складывающееся, закреплённое в обыденной практике представление о внешнем мире [Уфимцева 1988: 117].

Известно, что в семантической структуре слова аккумулируется богатейшая информация об особенностях мировосприятия, способах мышления, жизненных ценностях того или иного этноса. Язык - самое экономное средство получения, накопления и обобщения внегенетичеекой информации, уникальный механизм сохранения и передачи "коллективной памяти", эксплицированной в слове [Гелеев 2002: 42].

Также исследователи, изучающие роль словообразования в формировании языковой картины мира в первую очередь обращают внимание на роль лексики в целом, и далее анализируют внутреннюю форму производных слов.

Так, Е.С. Кубрякова в работе “Роль словообразования в формировании языковой картины мира” обращает внимание на тот факт, что объективное членение действительности легче и продуктивнее всего изучать на материале лексики. Также автор утверждает, что “лексикон репрезентирует ту часть языковой картины мира, которая вырисовывается благодаря наречению отдельных объектов или фрагментов действительности” [Кубрякова 1988: 147, 148]. Т.И. Вендина в работе “Русская языковая картина мара сквозь призму словообразования” пишет: “присутствие человека в языке ощущается на всех языковых уровнях, однако более всего антропоцентричность языка проявляется в лексике” [Вендина 1998: 7].

Ближе к окружающему миру находится лексика в ее номинативном аспекте

- слова, именующие представления человека как о внешнем мире, так и о внутреннем его состоянии. В лексических единицах, рассматриваемых с ономасиологической точки зрения, т.е. в их отношении к экстралингвистическим данным (к миру и человеку), естественно зафиксированы их многообразные свойства, качества, представления. В словах как номинативных единицах, особенно в характеризующих словесных знаках, хранятся определенные знания о действительности, достаточные для того, чтобы идентифицировать обозначаемые словами реальные или идеальные сущности, однако неверно полагать, что совокупность первообразных наименований может составить упорядоченное, целостное представление о внешнем мире.

В словах, в их значениях зафиксированы элементы так называемого отсроченного мышления, фрагментарные, но базовые знания, объектированные в словах как номинативных единицах [Уфимцева 1988: 120].

Необходимо отметить, что номинальные классы, будучи универсальными по назначению, представляют собой ту лексику, которая в каждом конкретном языке создает своеобразное преломление общей картины мира [Уфимцева 1988: 133].

Итак, в современной лингвистике мнение исследователей о роли лексики в изучении языковой картины мира непротиворечиво. Все исследователи, занимающиеся анализом языковой картины мира, в первую очередь обращают внимание на лексический состав языка. Ведь именно слово является основной структурно-семантической единицей языка, служащей для номинации предметов и их свойств, явлений действительности. Таким образом, оно выступает как обобщенное отражение обозначаемого им объекта [Слово как когнитивная, прагматическая и антропологическая единица 2004: 1].

2.1 Роль словообразования в формировании языковой картины мира

В современной лингвистике вопрос о роли словообразовании в формировании языковой картины мира мало изучен. Мы в своем исследовании опираемся на основные положения следующих работ: “Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования”, “Средневековый человек в зеркале старославянского языка”, “Словообразование как источник реконструкции языкового сознания” Т.И. Вендиной и “Роль словообразования в формировании языковой картины мира” Е.С. Кубряковой.

В своей работе Е.С. Кубрякова в первую очередь обращает внимание на такой немаловажный факт, как количественная представленность производных слов в языке. “Производная лексика, т.е. созданная некогда с помощью словообразовательных средств, занимает в лексиконе весьма видное место. В развитых языках она обычно явно превалирует над непроизводной, составляя, как правило, не менее 60% всех слов. Если учесть к тому же, что в число остающихся 40% попадает немалое количество нечленимых заимствований, а так же значительное число слов неполнозначной (служебной) лексики, можно полагать, что среди лексики полнозначной производных слов больше, чем непроизводных” [Кубрякова 1988: 150]. Далее автор работы говорит о том, что производное слово характеризуется в первую очередь как знак мотивированный, следовательно, требующий для объяснекля его значения возвращения к мотивировавшей его единице. Положение э существовании в структуре производного слова так называемой отсылочной части, теоретически обоснованное еще Г.О. Винокуром, заставляет трактовать семантику производного знака через отсылку к его источнику. Из постулата Г.О. Винокура следует, что для нашего языка в самой действительности есть объекты двух типов - первичные, базисные, исходные и вторичные, статус которых был определен (в актах номинации) через первичные. Таким образом, один предмет принимался за знак другого и был поставлен в некое отношение к нему.

Поэтому словообразователтные отношения можно трактовать как проецирующие реальные отношения между предметами, Это создает, по словам А.А. Потебни, “познание посредством наименования” и позволяет видеть в производном слове то, как был понят (осмыслен) обозначаемый объект и с каким реальным объектом его сравнили или ассоциировали. Значит, как только производное слово создано и зафиксировано словарем, оно приобретает свойство двойной референции: к миру предметному, фрагмент которого оно обозначало, и к миру слов, который и послужил его источником [Кубрякова 1988: 152].

Как только на основе одной части речи (слова мотивирующего) образуется слово той же или другой части речи (слово мотивированное), последнее как бы удваивает свои семантические возможности. Оно соединяет в своей структуре два разных категориальных значения. С одной стороны, мотивированная единица удерживает часть грамматических и лексических значений, своего источника, а тем самым “наследует” от него и свое общекатегориальное значение (например, предметности, процессуальности или признаковости. С другой стороны, приобретая новый частеречный статус, становясь в качестве производного представителем определенной части речи, она оказывается способной к выражению значений, типичных для данной части речи. В итоге производное слово способно объединять разные начала, например, процессуальное и предметное или предметное и признаковое. На этой способности основано выражение производным словом особых, сложноструктурированных словообразовательных значений [Кубрякова 1988: 160].

Таким образом, картина мира, рисуемая производной лексикой, базируется целиком на той, которая была уже отражена лексикой непроизводной.

В заключении работы Е.С. Кубрякова делает вывод о важной роли словообразования в формировании языковой картины мира, подтверждая это следующими свойствами словообразования:

1) выполняет своеобразную упорядочивающую и организующую роль, так как связано с формированием и функционированием в языке ономасиологических категорий, а значит и семантических классификаций;

2) создает стереотипы для обозначения реалий, подводимых под ту или иную рубрику существующих семантических классификаций;

3) помогает соединить новый опыт со старым, так как словообразовательные модели организованы по принципу выражения определенного типа отношений между величинами, положенными в основу обозначения;

4) помогает хранить опыт человека, зафиксированный внутренней формой слова, передавать его от поколения к поколению благодаря феномену мотивированности производного слова [Кубрякова 1988: 172].

Т.И. Вендина в своих работах высказывает мнение о том, что словообразование может служить источником реконструкции языкового сознания и показывает это на примере анализа старослааяьского языка. Так, она утверждает, что словообразование “является не пассивной объективацией внешнего мира, а сознательным и целенаправленным актом словотворчества, в котором познавательное и ценностное сливаются в единое целое. Сам процесс означивания предметов и явлений внешнего мира с помощью словообразовательных средств представляет измерение их значимости для носителей языка. Поэтому именно в словообразовании ярче всего реализуется идея связи сознания со структурой языка” [Вендина 2004: 8].

Изучение внутренней формы слова обращает нас к самому процессу номинации, ибо актуализация того или иного признака в слове - это не просто акт словотворчества, а часть общего целенаправленного языкового процесса созидания, обусловленного внутренними потребностями как самого человека, так и языка, поэтому "слово предстает перед слушателем в своей форме как часть бесконечного целого, языка" [Гумбольдт 1984: 87].

Соотношение производной и непроизводной лексики в словарном составе любого языка позволяет понять, какие смыслы были предметом особого внимания человека. При этом “одни участки семантической системы языка оказываются довольно детально проработанными в языковом плане, другие - довольно поверхностно, а на третьих вообще обнаруживаются лакуны” [Вендина 2004: 44]. Действие принципа разной культурной разработанности частных смыслов и позволяет понять тончайшие нюансы глубинных смыслов языка, ибо языковое словотворчество и словообразование как его частный случай всегда подчинено, по словам Гумбольдта, "единой внутренней форме языка".

Апелляция к внутренней форме слова, по Т.И. Вендиной, позволяет понять те субъективные мотивы, которые послужили толчком для языкового словотворчества и вместе с тем выявить общие закономерности, поскольку субъективные мотивы, как правило, репрезентируют более общие, объективные закономерности. А так как в любом языке словообразовательно маркируется то, что является биологически, социально или культурно значимо в сознании народа, то можно предположить, что словотворческий акт определенным образом организует смысловое пространство языка, обуславливая отбор значимых фактов и устанавливая наличие между ними связи.

Исследование вопроса, что и как словообразовательно маркируется, подскажет, почему маркируется, причем именно так, а не иначе, т.е. в конечном итоге - что является значимы м в языке культуры. Если же принять во внимание устойчивость и повторяемость словообразовательных актов как одну из форм проявления коллективного бессознательного культурной памяти, то можно выявить "сокрытые смыслы" и ценностные ориентации языка культуры, поскольку механизмы этой устойчивости мотивируются культурными механизмами, благодаря чему и происходит "вплетение" культурной семантики в языковую. Обращение же к изучению внутренней формы слова дает исследователю уникальную возможность проследить движение мысли в акте номинации, услышать голос человеческой личности, познающей и осваивающей мир [Вендина 2004: 45].

Поскольку представления того или иного народа об окружающем его мире реализуются и проявляются в «поведении» языковых единиц, то изучение производных имен позволяет не только определить сферу действия словообразовательных процессов, но и выявить, что в этом мире означивается, что привлекает внимание носителей языка, и исследовать принципы номинации основных понятий русской языковой картины мира и «погрузиться» в ее глубины [Вендина 1998: 12].

2.2 Фрагмент “Человек” древнерусской языковой картины мира

В нашей работе нас интересует то, как древнерусский человек видел себя в окружающем мире, и как это отразилось в языке. В связи с тем, что в нашем исследовании задается вопрос: “что представляет собой древнерусский человек, кто он? ”, то в центре внимания находятся имена существительные.

Необходимо отметить, что жизнь древнерусского человека, так же как и жизнь современного человека, развивалась в “языковой оболочхе”. Поэтому мы надеемся, что опора на языковые средства позволит нам избежать субъективности в его оценке.

Итак, в нашем исследовании мы используем языковые единицы, представленные в Словаре древнерусского языка И.И. Срезневского. Общее количество материала составляет более 1230 единиц. С помощью использованного материала нам удалось построить классификацию, основанием которой служит наличие в анализируемых словах общих сем.

Следует отметить, что в современных лингвистических трудах уже существуют подобные классификации. Так, наиболее универсальной, последовательной и построенной на принципах антропоцентризма представляется классификационная схема, которая находится в тематическом словаре Р.Халлига и В.фон Вартбурга. Фрагмент “Человек” в данной схеме состоит из трех тематических блоков: “Человек как живое существо”, “Душа и разум”, “Человек как общественное существо”. В дальнейшем на эту классификацию опирается И.А. Гелеев при анализе карачаево-балкарского языка [Гелеев 2002]. Также существует классификация в старославянском языке, построенная Т.И. Вендиной, которая опирается на схему Р.Халлига и

В.фон Вартбурга и выделяет следующие блоки: “Человек как физическое существо”, “Человек как духовное существо”, “Человек как социальное существо” [Вендина 2002].

Кроме этого, существует классификация Л.Б. Никитиной, построенная на материале русского языка. В своем исследовании она пишет, что “языковой образ человека как ипостась допускает разделение на две подипостаси: на человека внутреннего и внешнего” [Никитина 2004]. А.А.Уфймцева построила классификацию на материале английского языка. Она предложила основные характеристики человека: биолого-физиологические, социально-трудовые и родственные, психологические [Уфимцева 1988].

Итак, известно, что человек в реальной жизни многомерен: его ролям, маскам, ипостасям, параметрам нет счета. Все они получают в языке наименования. Каким же предстает образ человека в древнерусском языке, показала построенная нами классификация (схему см. в приложении 1).

Итак, наша классификация состоит из трех групп: “Человек как физическое существо”, “Человек как социальное существо”, “Человек как духовное и интеллектуальное существо”. Внутри каждой группы материал позволил выделить подгруппы.

Человек как общее понятие

В первую очередь необходимо сказать о том, какое представление имел древнерусский человек о себе как о человеке (имеется ввиду некое общее понятие). В древнерусском языке существовало пять слов со значением “человек”: одно из них указывало на то, что человек воспринимал себя как существо духовное (ДУША “человек”), четыре других слова говорили о его земном назначении и социальной роли (КРЬСТИЯНИНЪ “человек вообще”, ЛЮДИНЪ “человек”, ЧЕЛОВЕКЪ 1.“человек, существо человеческого рода”;

2. “человек, как член общества”; МУЖ 1.“человек”; 2.“свободный человек”;

3. “именитый, почтенный человек. Следует отметить, что древнерусский язык не знал слова “личность”. “В древнерусском языке, - писал В.В. Виноградов, - до XVII в. не было потребности в слове, которое соответствовало бы хотя бы отдаленно современным представлениям о личности, индивидуальности, особи. В системе древнерусского мировоззрения признаки отдельного человека определялись его отношением к Богу, общине или миру, к разным слоям общества, к власти, государству, родине, родной земле с иных точек зрения и выражались в других терминах и понятиях. Отдельные признаки личности были рассеяны по разным обозначениям и характеристикам человека, человеческой особи (человек, людие, людин, лице, душа, существо и др.). Общественному и художественному сознанию древнерусского человека до XVII в. было чуждо понятие об отдельном человеческом “я” как носителе социальных и субъективных признаков и свойств” [Виноградов 1994: 10].

Человек как физическое существо

В группе “Человек как существо физическое” содержится четыре подгруппы.

Первую подгруппу образуют слова, характеризующие человека по его возрастному признаку (РОБЯ “дитя, ребенок”, ОТРОКЪ “подросток”, ОТРОКОВИЦА “молодая девушка”, ШЕСТАКВИЦА “шестнадцатилетняя девушка”, ЮНОТА “юноша”, ЮНОТЪКА “девушка”, СРЕДОВИЧЬ “человек средних лет”, СТАРИКЪ “старый человек”, СТАРИЦА “старая женщина”). Необходимо отметить, что из 13 слов из 42 имеют значение “дитя”. Вероятно, интерес к младенческому состоянию можно объяснить тем, что младенец в языковом сознании древнерусского человека являлся своеобразной персонификацией невинности, духовной чистоты и безгрешности.

Вторую подгруппу образуют слова (всего 6 единиц), указывающие на состояние здоровья человека (КАЛЕКА “калека”, СЛЕПЕЦЬ “человек, лишенный зрения”, НЕДУЖЬНИКЪ “больной”, УРОДЪ “поврежденный умом”).

Третья подгруппа включает слова с компонентом значения “иол лица” (МУЖЬ, ОТРОЧИЩЕ “мальчик”, ПАРОБОКЪ “мальчик”, ЮНОТА “юноша”,

БАБА, ЖЕНЬКА “женщина”, ДЕВОЧЬКА, ЮНОТЬКА “девушка”). Общее количество единиц -19.

Также мы обратили внимание на то, что в древнерусском языке “портрет” человека не прорисован. Судя по материалам словаря древнерусского языка, внешность человека не представляла особого интереса для древнерусского общества. Может быть, в словаре присутствуют примеры других частей речи, но что касается существительных, то среди них нет ни одного, которое характеризовало бы внешность человека. Но в словаре присутствуют слова, обозначающие людей необычной внешности, например, БОГАТЫРЬ, ВОЛОТЬ “великан”.

Человек как социальное существо

Большую часть классификации занимает группа “Человек как социальное существо”, которая состоит из десяти подгрупп, причем некоторые подгруппы делятся, в свою очередь, на части. Мы выделили следующие подгруппы:

1. вид деятельности:

- трудовая

- государственная

- военная

- судебная

- религиозная

- учебная

2. строение общества:

- сословная иерархия

- подчиненность

- материальное положение

- отношение к собственности

3. свой / чужой:

- в религиозной сфере

- в военной сфере

- по месту жительства

4. дружба

5. покровительство, забота

6. место жительства

7. родство:

- термины кровного родства

- термины некровного родства

8. национальность

9. идущие против общества

10. социальное положение/кем рожден

Итак, в подгруппе “Вид деятельности” содержится большее количество единиц (539). Наиболее разработанной в лексическом отношении является сфера трудовой деятельности (здесь имеется ввиду работа за деньги, профессия). Анализ данной группы позволил сделать вывод о том, что трудовая деятельность древнерусского человека была очень разнообразной. Мы выделили в трудовой деятельности следующие сферы:

- медицина (ВРАЧЬ “лекарь”, ЛЕЧЕЦЬ “лекарь”, ОБАВЬНИКЪ “врач”, БАЛИЯ “врач”);

- приготовление пищи (ПОВАРЪ, СОКАЧИИ “повар”, СЪНЕДОТВОРЕЦЬ “повар”, ХЛЕБАРЬ “хлебопек”, ПОКРУТАРЬ “хлебопек”);

строительство (ДЕТЕЛЬ “создатель, строитель”, СЪСТРОИТЕЛЬ “строитель”);

- торговля (ПРОДАВЬЦЬ “продавец”, ТОРГОВЬНИКЪ “торговец”, КУПЕЦЬ “торгующий”, ПРАСОЛЪ “торговец мясом”, НУТЬНИКЪ “торговец, торгующий скотом”);

ремесло (РЕМЕСЛЬНИКЪ “ремесленник”, РЕМЬСТВЬНИЦА “ремесленница”, ДРЕВОДЕЛЯ “плотник”, КУЗНИКЪ “кузнец”, СКУДЕЛЬНИКЪ “гончар”);

сельское хозяйство (ОРАЧЬ “пахарь”, НИВАРЬ “земледелец”, СКОТОПИЩЬНИКЪ “скотовод”, ОВЧУХЪ “пастух овец”);

- охота, рыбалка (РЫБАРЬ “рыбак”, ЛОВЬНИКЪ “охотник”, ПЕРЕВЕСЬНИКЪ “ловец птиц при помощи перевеса”, БОБРОВЬНИКЪ “ловец бобров”, СОКОЛЬНИКЪ “соколиный охотник”);

- наемный труд (НАИМИТЪ “наемник”, ЗАКУГГЪ “наемник”);

- творческая деятельность. Древнерусский человек создавал литературные произведения (ПОВЕСТОПИСЕЦЬ “писатель”, БАСНОТВОРЕЦЬ “сочинитель сказок”, ПРИТЪЧЬНИКЪ “составитель притч”), занимался живописью (ХУДОЖЬНИКЪ “художник”, ОБРАЗОПИСЕЦЬ “иконописец”, ШАР ОПИСАТЕЛЬ “живописец”), музыкой (МУ СИЧЬНИКЪ “музыкант”, СВИРЕЛЬНИКЪ “музыкант, играющий на свирели”, ЦЕВЬНИКЪ “гусляр, лирник”) и пением (ПЕВЕЦЬ “певец, искусник в пении”);

научная деятельность (АСТРОЛОГЪ “звездочетец”, ИСТОРИКЪ, НАЧАЛОСЛОВЕЦЬ “описатель древностей”, ФИЛИСОФЪ “ученый муж”). Кроме этого, древнерусский человек умел веселить людей за деньги, это доказывают слова СКОМОРОХЪ “потешник”, ШПИЛЬМАНЪ “лицедей, актер, плясун”, ЛЮТИКЪ “плясун”.

Также в описываемой подгруппе содержатся слова, которые не относятся ни к одной из перечисленных сфер, например, РЫТЕЛЬ “копатель”, ХОДЯВОДЕЦЬ “поводырь”, СЫПЬЦЬ “насыпщик”, ДВОРОМЕТАРЬ “дворник, который метет двор”, ГРЕБЬЦЬ “гребец”, ЧИРВИЛЬНИКЪ “красильщик” и проч.

Итак, мы описали трудовую деятельность древнерусского человека и увидели, что она была развитой в лексическом плане (213 слов). В ней можно

выделить много различных сфер, связанных с медициной, ремеслом, творчеством, наукой, сельским хозяйством и проч.

Менее развитой в лексическом отношении является сфера, связанная с государственной службой, которая включает 120 единиц. Имена существительные, относящиеся к этой сфере в основном указывают на те или иные административные функции лица, например, ОГОРОДЬНИКЪ “начальник города”, ЗЕМОВЛАТЫДЬ “начальник области”, ТЫСЯЩЬНИКЪ “начальник тысячи”, ТИВУНЪ “должностное лицо по управлению города или местности”, СТОЛЬНИКЪ “дворцовая должность и чин в древней Руси”, АСИНКРИТЪ “царский секретарь”, КАЗНАЧЕИ “заведующий казной”.

Кроме этого, в словаре древнерусского языка содержится много слов, в лексическом значении которых присутствуют компоненты “властитель”, “правитель”, “глава”. Например, ЦЕСАРЬ “властитель, государь”, ЦЕСАРИЦА “властительница, царица”, КОРМИТЕЛЬ “правитель”, ВЛАСТЕЛИНЪ “властитель”, СЪДЬРЖАТАИ “владыка, правитель”, УПАРХЪ “правитель”. Причем некоторые из таких слов имеют в своем лексическом значении компонент “мучитель” (ТОМИТЕЛЬ “мучитель, властитель”).

Древнерусский человек был не только трудящимся, властвующим, но и воюющим. Об этом свидетельствуют слова, которые мы отнесли к военной сфере деятельности, службе (56 единиц). Например, С ТРАТИТЬ “военачальник”, ВОЕВОДА “военачальник”, РАТЬНИКЪ “воин”, ВОИНИКЪ “воин”, РЫНДА “оруженосец”, ФАРЬВЬНИКЪ “конный воин”, ПУШЬНИКЪ “пушкарь”.

Также в Древнерусском государстве была развита судебная деятельность (29 единиц). К этой сфере мы отнесли слова, обозначающие лиц, связанных с судебным процессом (ОГЛАГОЛЬНИКЪ “обвинитель”, ОТЪВЕТЧИКЪ “обвиняемый по суду”, ИСТЬЦЬ “истец, ответчик”, ЯБЕДНИКЪ “судебное должностное лицо”, РОСКАЗЬЧИКЬ “ответчик в судебном деле”, ОГРАМОЧИИ “истец, получивший от судьи акт для привлечения к суду”,

ПОНЯТЫЙ “свидетель, понятой”, ПОСЛУХЪ “дающий показания на суде”, СУДИТЕЛЬ “судья”).

Лексика, связанная с религиозной деятельностью древнерусского человека является более развитой (113 слов). Имена существительные, относящиеся к этой сфере деятельности, в основном указывают на церковную должность лица, например, БИСКУПЪ “епископ”, АРХИЕПИСКОПЪ “старший епископ”, СТОЛЬНИКЪ “должность при епископах в древней Руси”, ПОПЪ “священник”, СВЯЩЕНОДЕТЕЛЬ “служитель церкви”, ПРОТОДКЯКОНЪ “старший дьякон”, АРХИЕРЕЙ “высший священник”, ПАТРИАРХЪ “святитель, имеющий верховную власть в церковной иерархии”. Названные примеры указывали на профессиональную принадлежность лица, церковную должность. Кроме таких слов в древнерусском языке существовали слова, которые обозначали людей, не имеющих духовного звания, например, МИРЯНИНЪ, ЛЮЖАНИНЪ “мирянин”, КОЗМЬНИКЪ “мирянин”. В отличие от монахов, епископов, священнослужителей и проч. они “жили в миру”, а не в монастыре.

Итак, анализ выше указанных сфер деятельности, которые включали только имена существительные, обозначающие лицо, позволил сделать вывод о социальной структуре древнерусского общества. Человек как социокультурный индивид по данным словаря древнерусского языка предстает как существо, облеченное властью, молящееся, трудящееся и как существо воюющее.

Кроме этих важнейших сфер деятельности в древнерусском обществе присутствовала деятельность, связанная с учебой и воспитанием, представленная в словаре небольшим количеством слов (8 единиц), например, УЧИТЕЛЬ “учитель”, УЧЕНИКЪ “обучаемый, отданный в науку”, ПЕСТУН “воспитатель”, КОРМИТЕЛЬ “воспитатель”, ПИТАНИКЪ “воспитанник”.

Кроме этого, в сознании древнерусского человека присутствовали такие понятия, как сословная иерархия, имущественное и положение, подчиненность.

Этот тезис подтверждается выделением в нашей классификации подгруппы “Строение общества”, которая включает следующие части:

- человек, характеризуемый по принадлежности к сословию (КНЯЗЬ “князь”, БОЯРИНЪ “член высшего сословия”, КРЬСТИЯНИНЪ “податной селянин”, РЯДЬНИКЪ “простолюдин”);

человек, характеризуемый поподчиненности (СЛУЖИТЕЛЬ

“подчиненный”, РАБЪ “слуга, невольник, раб”, СМЬРДЪ “подданный”, ПОВИНЬНИКЪ “подчиненный, подвластный”, ГОСПОДИНЪ “господин”, РУКОВОДИТЕЛЬ “вождь, наставник”). Также в словаре древнерусского языка присутствуют слова с похожим компонентом значения “несвободный человек” (ТАЛЬ “заложник”, КОЛОДЬНИКЪ “пленник”, ТЬМЬНИЧЬНИКЪ “заключенный, тюремщик”, СОВЯЗЬНИКЪ “узник”) и слова с компонентом значения, антонимичным вышеназванному: “освобожденный от плена, заключения” (ТОРХАНЪ “вотчинник, освобожденный от повинности”, СВОБОДЬНИКЪ “свободный человек”);

- человек, характеризуемый по материальному положению (ХУДИЗНА “бедняк”, МАЛОМОЩЬНИКЪ “нищий”, БОГАТИНА “богач”, ЛИХОИМЪ “обилующий, богатый”);

- человек, характеризуемый по отношению к собственности (ПРИТЯЖЬНИКЪ “собственник”, ПОМЕСТЪНИКЪ “собственник поместья”, ОГНИЩАНИНЪ “владелец дома”, ПОРОМЫЦИКЪ “владелец парома”).

Общее количество единиц в подгруппе - 79.

Таким образом, понятие “власти”, “богатства” и само разделение древнерусского общества на классы входило в сознание древнерусского человека. Он выделял себя из группы, противопоставляя себя одним ее членам и отождествляя с другими.

Особое внимание следует обратить на тот факт, что в сознании древнерусского человека присутствовали противопоставление “свой/ чужой”, которое было связано:

- с религией (ХРИСТИЯНИНЪ “христьянин, принадлежащий к христьянской церкви” / ЯЗЫЧЬНИКЪ “иноверец, неправоверующий”, ТОЖДЕВЕРЬНИКЪ “единоверник” / НОВОВЕРЬНИКЪ “иноверник”);

- с военной деятельностью (РОДЬНИКЪ “союзник” / ВОРОГЪ “враг”, СОВЕТЪНИКЪ “сообщник” / ПОЕМЬНИКЪ “противник”);

- с местом жительства (СВОЕПЛЕМЕНЬНИКЪ “соплеменник, земляк” / ЧУЖЕЗЕМЬЦЬ “житель чужой земли, иностранец”, ТОЖДЕПЛЕМЕНЬНИКЪ “соплеменник” / ТУЖДЕПЛЕМЕННИК “иноплеменник”).

Отдельно следует сказать про слова, которые имеют схожий оттенок значения с компонентом “свой”. Это слова с значением “близкий, живущий рядом”, например, СЪСЕДЪ “сосед, близ живущий”, СЪСЕДЫНИ “соседка” СЯБЬРЬ “сосед, член одной общины”, ШВАБЬРЬ “сосед, член одной общины”. Общее количество единиц в данной подгруппе составляет 112 слов.

Также древнерусскому человеку не чуждо было понятие дружбы. Об этом свидетельствует наличие в словаре древнерусского языка таких слов, как ДРУГЪ “товарищ, близкий”, ПРИЯТЕЛЬ “друг”, ОБЫЧЬНИКЪ “близкий, друг”, ТОВАРИЩЬ “участник, сотоварищ”, ПОДРУГА “подруга”, ДРУГА “подруга”). Общее количество слов в подгруппе “Дружба” составляет 16 единиц.

Кроме этого, для древнерусского человека очень важной была совместная деятельность и способность прийти на помощь, поддержать, заступиться. Это утверждение подтверждается выделенной нами подгруппой “Покровительство, защита”, в которую вошли 42 единицы. Она включает следующие примеры: СЪРАБОТЬНИКЪ “сотрудник”, СЪПОДОБЬНИКЪ “сотрудник”, СЪСЛУЖЬБЬНИКЪ “сослужитель”, ОПЕКАЛЬНИКЪ “защитник”, ПОПЬРЬНИКЪ “спорящий за кого-нибудь” и проч.

В подгруппе “Место жительства” находятся слова, в лексическом значении которых присутствует компонент “житель какой-либо местности”, например, ГОРОЖАНИНЪ “житель города”, СЛОБОДИЧЬ “житель слободы”, СТАНИЧЬНИКЪ “житель станицы”, СЕЛЬЧАНИНЪ “сельский житель”, ДЕРЕВЕНЫЦИКЪ “житель деревни”. Общее количество едштц в подгруппе -31.

Особое место в классификации занимает подгруппа “Человек, характеризуемый по родству”, в которой находится 131 единица. Причем данную подгруппу можно разделить на две части: термины кровного родства (БАТЯ “отец”, МАТИ, СЫНЪ, ДЫЦИ “дочь”, ДЯДЯ “брат отца или матери”, ТЕТЪКА “сестра отца или матери”, ПРАДЕДЪ “отец деда”, ПРАБАБА “мать деда или бабки”) и термины некровного родства (МУЖЬ “супруг”, ЖЕНА, ТЕСТЬ “отец жены”, ТЕЩА “мать жены”, СВЕКРЪ “отец мужа в отношении к снохе, жене сына”, СВЕКРЫ “мать мужа в отношении к невесте, жене сына”, ЗЯТЬ “породнившийся посредством брака, жених”, НЕВЕСТЪКА “сноха, жена сына”). Существовали также слова с более общим значением, в котором не было дифференциальных признаков “кровное / некровное” родство (РОДИЧЬ “родственник”, РОДЬСТВЕННИКЪ “родственник”, СЪРОДЬНИКЪ “родственник”, СЪРОДЬНИЦА “родственница”, ПЛЕМЕНЬНИКЪ “родственник”) и слова, обозначающие отсутствие родства (СИРОТА “лишившийся отца и матери, безродный”).