Происхождение и значение топонимов в мире славян

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Актуальность темы: возрастающий интерес к географическим названиям, их происхождению, смысловому значению, развитию. Кроме того, исследование способствует усвоению общей и специальной топонимической терминологии, пробуждает интерес к топонимической работе как средству воспитанию любви к истокам своего народа, формированию патриотического воспитания к Родине.

Объект исследования: рукописные и печатные материалы о происхождении топонимов.

Предмет исследования: особенности названий географических объектов и их значение среди славянских народов в разные периоды заселения.

Цель исследования: рассмотреть происхождение и значение топонимов в мире славян.

Цель обусловила необходимость решения следующих задач:

1) выяснить, каково лингвокультурологическое значение топонимов для славянских народов;

2) рассмотреть вопрос о происхождении и последующем изменении известных топонимов.

3) систематизировать топонимы по мере их заселения у славян.

При решении поставленных задач использовались следующие методы исследования: метод систематизации, описания, сопоставления, метод исторической реконструкции.

Теоретико-практическая значимость - материалы, полученные в ходе исследования, расширят знания о топонимии славян, о рукописных и печатных источниках происхождения. Они могут быть использованы при проведении занятий по введению в славянскую филологию, а также на уроках в школе.

Материалы исследования: теоретической основой исследования послужили работы Гаспарова Б.М., Масловой В.А., Воробьева В.В., Васильева В.Л, Горбаневский М.В. и др. Также в ходе работы были использованы следующие словари: Краткий словарь ономастической терминологии, Географический энциклопедический словарь: Географические названия, Словарь народных географических терминов и др.

Структура работы. Курсовая работа состоит из Введения, двух глав, Выводов, Заключения и Библиографического списка.

топоним географический языковый память

Глава I. Языковая память и отражение ее в культуре

1.1 Понятие языковой памяти

Языковая память говорящего субъекта Ї грандиозный конгломерат, который накапливается и развивается в течение всей его жизни. Она представляет собой гигантский запас коммуникативно-заряженных частиц языковой ткани разной фактуры, объёма, степени отчётливости и законченности. Отдельные словоформы, каждая в окружении целого поля более или менее очевидных сочетательных возможностей, готовые словесные группы, в каждой из которых просматриваются различные возможности модификации, расширения, усечения, замены отдельных элементов. В целом ряде культурно-исторических исследований нового времени была показана огромнейшая роль, которая отводилась памяти в средневековом интеллектуальном и языковом самосознании. Подобно тому, как по одной черте интерьера можно представить весь облик той или иной среды обитания, включая представление о психологии, характере взаимоотношений, поведении, внешнем виде людей, которые являются обитателями и создателями этого интерьера, -- точно так же в каждой отдельной языковой частице, находящейся в памяти говорящего, прослеживаются очертания всей потенциальной коммуникации, частью которой эта частица может являтьсяЇ целый спектр возможных тем, жанровый модус, тон общения или повествования, социальные и психологические портреты возможных участников, некоторые сопутствующие обстоятельства. Наша память не хранит никаких сведений о языке, но всегда в проекции на потенциальные тематические и жанровые сферы, коммуникативные ситуации, стилевую и эмоциональную фактуру. «Сами метаязыковые сведения об абстрактных системных отношениях, обнаруживаемых в языковом материале, существуют в нашей памяти не отвлеченно, но применительно к определенному типу контактов с языком, в рамках которых они актуализируются в нашем сознании и получают полезное применение» [Гаспаров Б.М 1996: 55].

Языковая память каждого говорящего формируется множеством коммуникативных актов, потенциально представимых и реально пережитых. Каждая мысль, которую говорящий хочет выразить, уже при самом своем зарождении пробуждает этот цитатный мнемонический конгломерат, открывает некоторые его компоненты, которые ассоциируются с образом зарождающейся мысли. Эти компоненты, благодаря множественным ассоциативным связям, в свою очередь притягивают к себе другие языковые частицы, актуализируя их в сознании говорящего в качестве возможных ходов выражения его мысли. «Образ возникает из взаимодействия многонаправленных ассоциативных полей, в окружении которых -- и через посредство которых -- данное высказывание и различные его компоненты находят своё место в конгломерате языкового сознания» [Арутюнова Н.Д. 1999: 88]. На поступающие к нам различные тексты, устные и письменные, -- предстаёт наша собственная мысль, мы прежде всего распознаём те компоненты, которые вызывают отклик в нашей языковой памяти. Процесс этот схож с восприятием подтекстов, перифраз в художественном тексте. Различие состоит в масштабах такой работы. И количество элементов, вызывающих эти самые отклики, и масштабы прошлого опыта, к которому эти намёки нас отсылают, несравненно шире и сложнее в повседневном языковом употреблении, чем в самом сложном и эзотерическом поэтическом тексте. Любой самый банальный разговор или написанный текст, представляет собой, с точки зрения его аллюзионного потенциала, явление огромных, необозримых масштабов и неисчерпаемой глубины. Проникнуть в эту толщу, выделить хотя бы некоторые голоса в этом непрерывно звучащем в нашем сознании оркестре, распутать хотя бы некоторые из бесконечных наслоений и переплетений смысловой ткани, грандиозным в своей анонимности, -- вот задача, встречающаяся при анализе языка как мнемонической среды, в которой протекает языковое существование.

«От каждого фрагмента расходятся волнами ассоциативные тяготения и резонансы -- близкие и отдалённые, непосредственные и опосредованные, чётко сфокусированные и размытые, -- заполняющие собой, в конечном счете, всё пространство языковой памяти» [Гаспаров Б.М 1996: 57] . Границы между тем, что мы твёрдо “знаем” и тем, что легко “узнаем”, тем, что “принимаем” Їтем не менее вполне понятны с точки зрения нашего совокупного опыта, границы, воспринимающиеся нами, как нечто неожиданное, требующее чрезвычайных мер для своей интерпретации и оценки, -- границы между всеми этими слоями нашего взаимодействия с языковой средой остаются зыбкими и текучими. Ступить дважды в “один и тот же” поток языковой мысли оказывается невозможно. «Каждый акт актуализации какой-либо частицы языкового материала вызывает движение в конгломерате памяти, которое делает невозможным возвращение этой частицы в прежнее “виртуальное” состояние» [Рацибурская Л.В. 2011: 34]. Вот, например, если мы уберём какой-либо предмет -- скажем, куст или камень-- из ландшафта, принадлежностью которого он является, и поместим к себе на полку среди других сходных с ними предметами, место которых относительно друг друга будет определяться, ссылаясь на их единую классификацию -- например, основываясь на размере, форме, весе, цвете, -- такой предмет мгновенно приобретёт характер фиксированного “элемента”, имеющего определенный набор признаков и соответствующий месту в классификационной системе. Так и наше знание языка подобно этому ландшафту. В повседневном языковом существовании он служит нам не как завод, производящий и выпускающий все новые инструменты из стандартных элементов, но как среда интеллектуального обитания. Всё, что мы можем сказать, существует в нашем сознании как данность -- но данность подвижная и открытая, способная к бесконечным модификациям, изменениям конфигураций и ракурсов.

Языковое сознание человека едино -- тем неустойчивым неупорядоченным единством, которое допускает бесконечное разнообразие и пластичность речевых воплощений. Мы получаем извне высказывания, в которых знакомое и незнакомое, привычное и более или менее удивительное переплетено в нерасторжимом и каждый раз новом единстве. Эти внутренние изменения отражаются в характере языковой деятельности субъекта, а значит, и в том, как и сама эта деятельность, и его языковая личность в целом будет восприниматься другими говорящими.

1.2 Лингвокультурология - феномен, фиксирующий языковую память

«Наибольшей объяснительной силой обладают положения, связанные с природой объекта. Природа языка определяется двумя его основными функциями: коммуникативной и экспрессивной (функцией выражения мысли). Обе они реализуются одной структурой -- суждением. Мышление начинается в лоне коммуникации; коммуникация невозможна без элементов мышления. Суждение устанавливает связь между миром человека и мышлением о мире» [Арутюнова Н.Д. 1999: 22].

Лингвокультурология Ї одно из ведущих направлений лингвистических исследований. Она идёт от духа языка или от тех или иных явлений, связанных с языковой ментальностью, изучает национально-культурные специфические правила организации речевого общения, показывает духовность, соборность русского народа, отражённые в языке. Эта дисциплина связана с философией, национальным характером, менталитетом. Она представляет собой некую совокупность знаний о национально-культурной специфике, организации содержания речевого общения.

Её воспринимают как «отрасль лингвистики, возникшую на стыке лингвистики и культурологии», как «гуманитарную дисциплину, изучающую воплощённую в живой национальный язык и проявляющуюся в языковых процессах материальную и духовную культуру» или как «интегративную область знаний, вбирающую в себя результаты исследований в культурологии и языкознании, этнолингвистике и культурной антропологии» [Маслова В.А 2001: 33]. Язык одновременно является и орудием создания, развития, хранения (в виде текстов) культуры, и её частью, с помощью него создаются реальные, объективно существующие произведения материальной и духовной культуры. На основе этой идеи на рубеже тысячелетий возникает новая наука -- лингвокультурология. Не следует акцентировать внимание на «стыковом» характере новой науки, ведь это не простое «сложение» возможностей двух контактирующих наук, а именно создание нового научного направления, способного преодолеть ограниченность «узковедомственного» изучения фактов и обеспечить новое их видение. Это совсем не временный союз лингвистики и культурологии, а интердисциплинарная отрасль науки, самостоятельная по своим целям, задачам, методам и объекту исследования. Итак, как специальная область науки лингвокультурология возникла в 90-е годы XX в. Попытки дать периодизацию ее становления на основе чётких и непротиворечивых критериев едва ли увенчались успехом: во-первых, слишком мало прошло времени, а во-вторых, оценки итогов существования науки за определённый период не могут быть объективными.

Нужно выделить два периода в развитии лингвокультурологии: первый период -- предпосылок развития науки -- труды В. Гумбольдта, А.А. Потебни, Э. Сепира и др. и второй период -- оформления лингвокультурологии как самостоятельной области исследований. Иногда стоит учитывать ещё один -- третий период, на пороге которого мы сейчас находимся, -- появление фундаментальной междисциплинарной науки -- лингвокультурологии. Считается, что лингвокультурология возникла как продукт антропологической парадигмы в лингвистике, начало которой положил в XIX в. В. фон Гумбольдт в работе «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода», сформулировавший положение о взаимосвязи характера языка и характера народа. Широкую известность получили утверждения о том, что «разные языки по своей сути, по своему влиянию на познания и чувства являются в действительности различными мировидениями», и что «своеобразие языка влияет на сущность нации, поэтому тщательное изучение языка должно включать всё, что история и философия связывают с внутренним миром человека» [Гумбольдт 1985: 13]. Одним из вопросов лингвокультурологии является логико-философский подход к изучению соотношения языкового значения и культурного смысла, выраженного в текстах, в основном поэтических. «Исследование сущности языкового значения как специфического отражения объективного мира связано с изучением феномена мышления, сознания и языка, а также способов существования значения в пространстве культуры» [Маслова В.А.2000: 15]. Главный интерес представляет способность языка отражать достаточно широкие абстракции, наделяя их статусами феномена и понятия. «В языке происходит также лексическая объективация концепта «память». Исследование и описание механизма конкретизации памяти в символах и образах, а также её концептуализации находятся на стыке целого ряда актуальных для общего языкознания проблем. Включение экстралингвистических элементов смысла в область языковой семантики вносит в языкознание комплекс философских, логических, психологических ассоциаций и традиций» [Маслова В.А.2000: 17].

Лингвокультурология как специальная область науки породила немало продуктивных в современной лингвистике понятий: лингвокультурема, культурный текст, язык культуры, контекст культуры, субкультура, лингвокультурная парадигма, ключевые имена культуры, прецедентные имена культуры, культурная универсалия, культурная компетенция, культурное наследование, культурные традиции, культурный процесс, культурные установки и др. Также в понятия науки входят такие термины, как менталитет, ментальность, ритуал, обычай, сфера культуры, тип культуры, цивилизация, язычество и некоторые другие. В лингвокультурологии к сегодняшнему дню оформилось несколько направлений.

1. Лингвокультурология отдельной социальной группы, этноса в какой-то яркий в культурном отношении период, т. е. исследование конкретной лингвокультурной ситуации.

2. Диахроническая лингвокультурология, т.е. изучение изменений лингвокультурного состояния этноса за определенный период времени.

3. Сравнительная лингвокультурология, исследующая лингвокультурные проявления разных, но взаимосвязанных этносов.

4. Сопоставительная лингвокультурология. Она только начинает развиваться.

5. Лингвокультурная лексикография, занимающаяся составлением лингвострановедческих словарей

Лингвокультурологическое исследование соответствует общей тенденции современной лингвистики, т. е. переходу от лингвистики "внутренней", имеющей структуру, к лингвистике "внешней", антропологической, рассматривающей явления языка в тесной связи с человеком, его мышлением и духовно-практической деятельностью. «Лингвокультурология как научная дисциплина характеризуется рядом специфических особенностей:

- Это научная дисциплина синтезирующего типа, пограничная между науками, изучающими культуру, и филологией (лингвистикой).

- Основным объектом лингвокультурологии являются взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в процессе его функционирования и изучение интерпретации этого взаимодействия в единой системной целостности.

- Предмет лингвокультурологии - национальные формы бытия общества, воспроизводимые в системе языковой коммуникации и основанные на его культурных ценностях, всё, что составляет "языковую картину мира".

- Лингвокультурология ориентируется на новую систему культурных ценностей, выдвинутых новым мышлением, современной жизнью общества, на полную, объективную интерпретацию фактов и явлений и информацию о различных областях культурной жизни страны.

- Объективная, полная и целостная интерпретация культуры народа требует от лингвокультурологии системного представления культуры народа в его языке, в их диалектическом взаимодействии и развитии, а также разработки понятийного ряда, который способствует формированию современного культурологического мышления» [Воробьёв В.В. 1997: 34]. Термины «лингвокультурология» и «лингвокультурологический» фигурируют в названиях многих исследований последнего десятилетия, однако дефиниции этих понятий, равно как и методы лингвокультурологического исследования, далеко не всегда обосновываются авторами. В результате категория «лингвокультурологический» трактуется весьма вольно - иногда под этим термином понимается даже языковая политика.

Лингвокультурология как самостоятельная отрасль знаний решает свои специфические задачи и при этом отвечает, прежде всего на ряд вопросов, которые в наиболее общем виде можно сформулировать так:

1) как культура участвует в образовании языковых концептов;

2) к какой части значения языкового знака прикрепляются «культурные смыслы»;

3) осознаются ли эти смыслы говорящим и слушающим и как они влияют на речевые стратегии;

4) существует ли в реальности культурно-языковая компетенция носителя языка, на основании которой воплощаются в текстах и распознаются носителями языка культурные смыслы;

5) каковы концептосфера (совокупность основных концептов данной культуры), а также культурная семантика данных языковых знаков, которая формируется на основе взаимодействия двух разных предметных областей -- языка и культуры;

6) как систематизировать основные понятия данной науки, т.е. создать понятийный аппарат, который не только позволил бы анализировать проблему взаимодействия языка и культуры в динамике, но обеспечил бы взаимопонимание в пределах данной научной парадигмы -- антропологической, или антропоцентрической.

«Национальное культурное пространство - это информационно-эмоциональное («этническое») поле, виртуальное и в то же время реальное пространство существования и функционирования человека, которое становится ощутимым при столкновении с явлениями иной культуры» [РКП 2004]. Национальное культурное пространство включает в себя все существующие и потенциально возможные представления о феноменах культуры у членов национального лингвокультурного сообщества. В лингвокультурологии своеобразно переплетаются когнитивные и собственно культурологические категории. Важнейшим среди них является понятие этнокультурного (этноязыкового) сознания. Если сознание в когнитивистике - это высшая форма отражения человеком действительности и его отношения к отражаемому, то этнокультурное (этноязыковое) сознание - высшая духовная категория, которая представляет собой ассоциативно-смысловую форму отражения ценностно-познавательного пространства того или иного этнокультурного сообщества. Предметом лингвокультурологии также являются мифологизированные языковые единицы: архетипы и мифологемы, обряды и поверья, ритуалы и обычаи, закреплённые в языке. Предметом исследования в лингвокультурологии служит также стилистический уклад разных языков. Языки, где существует сильное диалектное расслоение, и языки, где различий между диалектами почти нет, есть языки, стилистическая дифференциация в которых только начинается, и языки, где эта дифференциация глубока и многоаспектна. Лингвокультурология рассматривается как теоретическая база лингвострановедения. Она определяется как «комплексная научная дисциплина синтезирующего типа, изучающая взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в его функционировании и отражающая этот процесс как целостную структуру единиц в единстве их языкового и внеязыкового (культурного) содержания при помощи системных методов и с ориентацией на современные приоритеты и культурные установления (система норм и общечеловеческих ценностей)» [Маслова В.А.2000: 32]. Изучение лингвокультурологических объектов нужно проводить с помощью системного метода, заключающегося в единстве семантики, сигматики, синтактики и прагматики и позволяющего получить «целостное представление о них как единицах, в которых диалектически связаны собственно языковое и внеязыковое содержание».

Выводы по главе I

Наша языковая память Ї грандиозный конгломерат, который накапливается и развивается в течение всей жизни. Её огромный запас коммуникативно-заряженных частиц языковой ткани делится на отдельные словоформы, готовые словесные группы, в каждой из которых просматриваются различные возможности изменения. Она выполняет огромнейшую роль, прослеживая свою работу с самой древности и до наших дней. Языковые частицы её, находящиеся в памяти, указывают на весь спектр возможных тем, к которой они относятся. Это целая система, представляющая собой эволюцию в понимании того или иного предмета речи. Языковая память как бы соотносит и группирует предметы и интуитивно заставляет нас применять сведения к определённому типу, который актуализируются в нашем сознании и получает немалое значение. В первую очередь она строится на реально пережитой информации. С самого рождения она пробуждает в нас этот самый запас мыслей, который переходит в систему ассоциаций, притягивающих к себе другие языковые частицы, утверждая их в сознании, и в последующем реализует возможность выражения этой мысли. Процесс этот схож с восприятием подтекстов, перифраз в художественном тексте. Когда речь идет о духе языка или о явлениях, связанных с языковой ментальностью, когда язык одновременно является и орудием создания, развития, хранения культуры, и её частью Ї тогда на рубеже тысячелетий возникает новая наука -- лингвокультурология. Главная задача представляет способность языка отражать достаточно широкую информацию, наделяя её статусами феномена и понятия, а также рассматривает явления языка в тесной связи с человеком, его мышлением и духовно-практической деятельностью.

Глава II. Топонимы в истории языка

Топониммика (от др.-греч. фьрпт (topos) -- место и ?нпмб (onoma) -- имя, название) -- наука, изучающая географические названия, их происхождение, смысловое значение, развитие, современное состояние, написание и произношение. Топонимика является интегральной научной дисциплиной, которая находится на стыке и использует данные трёх областей знаний: географии, истории и лингвистики. Совокупность топонимов на какой-либо территории составляет её топонимию. В свою очередь топонимика делится на следующие подразделы: Гидронимия - совокупность гидронимов. Дославянские названия рек России многочисленны, поскольку славянские составляют лишь относительно новый слой. Древнейшее доиндоевропейское и дофинноугорское население Центральной России было впоследствии ассимилировано индоевропейцами и финноуграми.

Оронимия - совокупность названий гор (от греч. oros 'гора'). Исследователи включают в оронимию названия не только возвышенностей, но и понижений, потому что одни без других не существуют и потому что в них используются сходные лексемы и модели. Часто одни и те же лексемы участвуют в названиях возвышенностей и понижений.

Микротопонимия - совокупность микротопонимов (т.е. названий мелких ненаселенных объектов - урочищ, ручьев, охотничьих и рыболовных угодий, лугов, пашен, пастбищ).

Ойконимия - совокупность ойконимов (греч. oikia 'дом, жилище'). Ойконим - собственное имя - название любого населенного места, от города до отдельно стоящего дома.

Урбанонимия - совокупность урбанонимов - названий внутригородских объектов (лат. urbanus 'городской'). К урбанонимам относятся названия улиц, площадей, переулков, кварталов, отдельных домов, магазинов, кафе, ресторанов и т.д.

Топоним - продукт географической оболочки, который является географической средой, то есть той частью, которая подвергнута хозяйственному освоению. В результате освоения, чтобы отличить один объект от другого, человек даёт ему имя. Если основа топонимики - география, то её временная обусловленность - история, а лингвистика выступает как лексическое выражение первой и второй.

Некоторые учёные выделяют следующие группы названий, входящих в это семантическое поле: 1) топонимы, выражающие социальные мотивы, внутренним содержанием которых являются притяжательное отношения (Боярская, Крестьянка, Колхозный и т.п.); 2) топонимы, обозначающие профилактические мотивы и смысловые скрытые предупреждения (суеверия) об опасности (Проклятая, Пьян-река, Черторой, Шайтанка); 3) топонимы, связанные с отражением церковно-религиозных мотивов (Благовещенская, Покровское и т.п.); 4) топонимы, представленные эстетическими мотивами (Благодатное, Мысли, Усталое, Голубой Дунай, Щеголь); 5) топонимы, содержащие мемориальные мотивы, т.е. сохраняющие память об именах известных революционеров, учёных и других деятелей (Алябьева, Кирова, Мичурино); 6) топонимы, содержащие идеологические мотивы современной эпохи (Возрождение, Октябринка, Прогресс).

Также существует отдельный раздел топонимов: этнографический топоним - включает в себя следующие группы названий: а) этнографические топонимы, образованные от прилагательных со значением качества (размер, цвет и т.п.); б) этнографические топонимы, образованные от этнонимов и патронимов; в) этнографические топонимы, образованные от слов и терминов, отражающие религиозные и мифологические взгляды народа; г) этнографические зоотопонимы; д) этнографические фитотопонимы; е) этнографические топонимы, образованные от личных имён, прозвищ людей, слов, обозначающих социальное положение в обществе и т.п.

Наиболее информативными применительно к древнейшему периоду среди данных топонимики считают водные названия (гидронимы), так как названия населённых пунктов (ойконимы) часто менялись, как и сами населенные пункты, а славянская территория едва ли охватывала горы, и потому названия отдельных вершин или хребтов просто малочисленны. «На огромной территории к северу от Десны и Припяти, включая бассейн Немана, до Балтийского моря, Западной Двины и верховьев Волги распространены балтские названия рек. В бассейне нижнего Днепра, Дона и за Волгой отмечается много иранских гидронимов. Славянская гидронимия вперемешку с балтской встречается в правой части бассейна Припяти, причем здесь имеются архаичные славянские названия рек» [Агеева Р. А 1989: 17].

С другой стороны, гидронимия славян распространена в междуречье верхнего Днепра и Десны. Следует учитывать также, что достоверность топонимических данных непосредственно связана с достоверностью их этимологизирования: установления корней, от которых образованы топонимы, их этнической принадлежности и словообразовательной истории. Однако для древних топонимов получить достоверные этимологии очень трудно: неясно, какие могут быть звуковые соответствия; существуют колебания в определении первичной семантики названий рек; неточна этническая принадлежность корневых морфем в составе ряда названий рек, а суффиксация обычно более поздняя, часто не имеющая общепризнанной языковой принадлежности. Названия многих водных объектов имеют противоречивые объяснения. «Например, Балтик объясняется как германский, балтский или славянский гидроним; Днепр - как фракийский или иранский (или иранский, но принятый славянами через дако-фракийский язык); Одра - как кельтский, иллирийский, славянский, германский, венетский; Ока - как иранский, индоевропейский или угро-финский; Шпрева (Шпрее) - как германский или славянский; Висла - как кельтский, индоевропейский или славянский; Волга - угро-финский или славянский, Сава - кельтский, иллирийский или славянский» [Агеева Р. А 1989: 20]. Поэтому в вопросе о славянской прародине топонимические сведения недостаточно убедительны и не общеприняты. Многие исследователи пытались использовать топонимические материалы для локализации славянской прародины. Установлено, что для этноисторических выводов наиболее полезны вследствие их архаичности гидронимы. На них и было обращено основное внимание. Но до недавнего времени в научной литературе господствовало ошибочное положение о том, что областью первоначального жительства славян были районы наибольшего сосредоточения славянской гидронимики или районы с чисто славянскими водными названиями. В действительности же наблюдается противоположная картина -- области сосредоточения гидронимики определенной языковой принадлежности оказываются районами миграции соответствующих этнических групп. «Чистота» славянских названий не говорит о древности заселения этого региона славянами, так как последние есть и в областях бесспорно позднего освоения. Для того чтобы изучить этногенез славян, необходимо разработать стратиграфию славянской гидронимики. Очевидно, что чем древнее славянские водные названия, тем более древнюю территорию славян они показывают. «Если бы удалось среди славянской гидронимики вычленить праславянскую, а последнюю дифференцировать на несколько слоёв, соответствующих трём периодам эволюции праславянского языка, то картография этих слоев позволила бы очертить области расселения славян на отдельных этапах их ранней истории. Однако праславянская гидронимика пока не поддается стратиграфическому членению» [Герд А.С. 1988: 33]. На Балканском полуострове заселение славянами зафиксировано не раньше VI столетия, оно указывают на область их расселения к концу общеславянского периода. На территории, где начал формироваться праславянский язык, население пользовалось старыми (индоевропейскими и древнеевропейскими) названиями вод. Формирование языка славян было долгим процессом, который не сопровождался переименованием гидронимов. И для сложения собственно славянской топонимики нужно было некоторое время. В итоге, славянскую прародину нужно искать в ареале древне-европейской гидронимики. Намного позднее, когда сложились основы праславянской языковой системы, выработалась собственно славянская гидронимика, в процессе освоения новых территорий славяне начали давать рекам и озёрам свои наименования. Топонимии принадлежит большая роль в исследованиях направлений славянского расселения и в раннее время, и в средневековую эпоху. Исследователи давно заметили, что систематическая повторяемость водных названий в некоторых направлениях отражает пути расселения племён. Интересны наблюдения Т. Лер- Славинского о водных названиях в местности между Одером и Днепром. Здесь были выделены два ареала -- зона первичной гидронимики (бассейны Одера и Вислы) и зона с производными словообразовательными формами по отношению к первичным (Среднее Поднепровье).

Антропоним - имена, фамилия, прозвища людей. Антропотопонимы - это названия, в основе которых - имена (Ивановка, Вашингтон и т.д.).

Ареал в топонимике - область распространения топонимических фактов, однотипных моделей, географических терминов и т.д. Например, ареал названий с окончанием на -ичи (Барановичи, Сухиничи).

Гидроним - собственное название водных объектов (рек, озёр, болот и т. п.). Иногда различают пелагонимы - названия морей, лимнонимы - названия озер, потамонимы - названия рек, гелонимы - названия болот.

Детопонимизация - превращение собственного географического названия в нарицательное (город Бостон - ткань бостон, государство Панама - шляпа панама, город во Франции Тюль - ткань для занавесок тюль и т.д.).

Изоглосса - линия на географической карте, показывающая границы распространения отдельного языкового явления в разных местных вариантах.

Калька - переводная копия названия, меняющая форму названия, но не его содержание, и сохраняет его этимологию (Старград - немецкое Олденбург; Белгород - турецкое Аккерман; Семиречье - киргизское и казахское Джетысу; Пятигорск - тюркское Бештау и т. д.).

Метафорические названия - образные, иносказательные (скала Чертов палец, ущелье Железные ворота и т.д). Для метафорических местных терминов иносказательно используются названия частей тела животных и человека, строительных деталей, посуды и т.д. Например, горло, гирло, тюркское «богаз» ? пролив, проход; подошва - низ горы; немецкое «horn» ? рог (острая вершина), монгольское «ам» ? рот, пасть (долина, падь, проход в горах), «ар» ? спина (север, северная, задняя сторона).

Микротопонимия - совокупность местных географических названий для небольших объектов, известные только местным жителям.

Народная этимология - объяснение по внешнему созвучию, по случайному фонетическому сходству. Например, от названия речки Сарысу (тюрк. «Желтая вода») произошло название реки Царица и название города Царицын.

Ороним - собственное название гор, гряд, холмов, межгорных котловин, ущелий и других орографических объектов.

Первичный топоним - исходное, наиболее древнее географическое название, от которого и происходят идентичные, но уже вторичные названия других объектов. Имя реки Москвы дало вторичное название городу Москве, Московской области и т.п.

Посессионные названия - возникли из фамилий феодалов, чиновников, помещиков: Голицыно или Шереметево под Москвой.

Спелеоним - собственное название пещер.

Топонимический спектр образуется географическими названиями определенной территории, который относится по своему происхождению к разным языкам. Например, на Урале такой спектр состоит из финно-угорских, тюркских, самодийских, славянских и иранских элементов.

Хороним - название стран, больших областей, обширных пространств.

Этимология географических названий - их происхождение, выяснение содержания и отношений с подобными (например, русский Новгород, итальянский Неаполь, английский Ньюкасл, таджикский Дженги-Шаар означают «Новый город»).

Уже давно ни у кого не вызывает удивление, что киевляне - жители Киева, москвичи - Москвы и т.д. По столичным городам получили названия целые территории, входящие и входившие в их административное подчинение. В старину - это были княжества, ханства, султанаты и целые империи. Та же картина с Бизантом, но здесь присутствует орфографическая ошибка, обусловленная сходством буквы «В» в различных алфавитах, но ее различное фонетическое звучание. В результате в нашей стране империя с центром в Бизанте получила название - Византия. Между тем топонимы несут в себе достаточно объективные исторические данные, не подверженные конъюнктурным веяниям, и не зависящие от субъективного мнения летописцев. «Топонимика и ономастика позволяют продвинуться в глубину веков, из которых как бы навстречу выходит материал археологических культур и смутных самих по себе фольклорно-обрядовых мотивов, а именно непознаваемое в одной науке легко решается средствами другой» [А.Г.Кузьмин 1999: 35]. По сравнению с археологическими материалами, топонимы доступны на широких пространствах и не требуют сплошных раскопок. Названия на карте не могут только одного - сказать о точной дате их истинного происхождения. Любая наука не абсолютна, даже если это - историческая математическая история или математика. Населённые пункты существовали задолго до их упоминания в письменных источниках, и потому в ходу привычная оговорка «о первом упоминании в летописи». Невольно задумаешься: целенаправленно или случайно рассечены различные источники получения информации: история, археология и топонимика? Мне кажется, присутствует элемент «управления» историей, удачно описанный в книге С.Алексеева «Покаяние пророков». Но только они забыли об одном: более высокие технологии сегодняшнего дня вынуждают их самих давать больший объем знаний подневольному народу, это приводит народ к получению такого количества информации, что он перестает быть бездумным рабом. Ускоренное получение знаний широкими слоями населения приведет к пониманию реальных исторических процессов, продвижений, открытий и отрицанию библейской истории.

2.1 Топонимы раннего заселения

Территория распространения говоров позднего формирования значительно превышает территорию распространения раннего формирования. Первичные говоры занимают центр Европейской части России, а вторичные размещаются на территориях юга и востока Европейской части России, а также всей её азиатской части. К говорам первичного формирования отнесены говоры раннего заселения на севере Европейской части России. К говорам позднего формирования помимо говоров юга Европейской части России, Урала, Сибири, Дальнего Востока относят различные говоры старообрядцев за границей: в Эстонии, Латвии, Литве, Румынии, Канаде и в других стран. Помимо различий в охвате территории говоров позднего и раннего формирования существуют также различия в характере расселения носителей говоров. Территория расселения носителей первичных говоров является сплошным массивом.

Финно-угорская топонимика в Центральной России и Восточной Украине.

На территории расселения финно-угров между Доном и Волгой можно найти немало географических названий финно-угорского происхождения, оставшихся еще с дорусского периода.

Ареал формирования вепсского языка. Точность определения прародины вепсов. На западе границей является река Вязьма, Днепра. Тут же город Вязьма. Это название означало, что в этих местах начинается вепсская территория, поскольку его можно представить как Весь-ма, дословно «земля вепсов» (вепс. ma «земля»).

Ареал саамского языка. В этой местности много загадочных топонимов, большинство из которых не имеют надёжной этимологии. Возможны такие гидронимы:

o р. Клязьма - лп Оки, пп Волги - саам. квллесь «муж»;

o р. Ландех, лп Луха, пп Клязьмы - саам. ланнт «лужа» (река протекает по болотистой местности);

o р. Лух, пп Клязьмы - саам. лухт «бухта»;

o р. Улейма, пп Волги выше Рыбинска - саам. велльм «протока»;

o р. Юхоть, пп Улеймы, лп Волги - саам. йокка «река» (фин. joki).

Ареал мордовского языка. Топонимов финно-волжского происхождения немного, но о пребывании здесь племён мордвы может говорить название речушки Мордвес, Осетра, Оки на севере ареала. На ней расположен и поселок Мордвес. В названии заключены этнонимы соседних племен мордвы и вепсов (веси). В самом центре расположен город Тула, название которого можно перевести как «клин» (тула - «клин»).

Ареал финского языка. Ограничен с севера Клязьмой и с юга Окой. О местоположении здесь финской прародины хорошо свидетельствует название города Ликино-Дулево, который образован объединением двух населенных пунктов соответствующих названий. Фин. lika «грязь» ранее могло иметь значение «болото» (ср. мар. lьkц «трясина»).

Ареал хантыйского языка. Большая часть его входит в территорию современной республики Мордовия. Здесь превалирует мордовская топонимика. На своей прародине ханты оставили четкие следы. В Сосновоборском районе Пензенской области есть два села Русский Качим и Мордовский Качим, а также река Качимка, Суры. Для расшифровки названий хорошо подходит хант. кач?м «вода из снега».

Ареал удмуртского языка. Захватывает большую часть Пензенской области, северо-восточную часть Тамбовской и западную часть Мордовии. Здесь преобладает мордовская топонимика, но часть «темных» топонимов можно объяснять при помощи удмуртского языка. Все объяснения остаются пока на уровне предварительных гипотез, поскольку они не привязаны к особенностям местности.

Ареал венгерского языка. Расположен между реками Хопер и Медведица и входит в Волгоградскую область. Большинство ойконимов здесь славянского, недавнего происхождения. Эта территория долгое время не имела постоянного населения, тем не менее, свидетельства о пребывании здесь мадьяр сохранились, в основном в гидронимике.

Йотово-посессивная топонимия от личных имён

Топонимическая *-jь-модель и типология антропонимов

«Йотовая топонимическая модель (*-jь-модель), как уже неоднократно отмечалось исследователями, принадлежит к числу классических деривационных моделей, имевших высокую продуктивность в раннеславянское время» [Васильев В.Л. 2000: 25]. Топонимия Новгородской земли и других областей славянства показывает значительное число образований по данной модели. При этом хронологически весьма показательно, что в качестве производящих преимущественно выступают основы композитных личных имен, уходящих корнями в индоевропейскую древность. Сочетание дохристианского антропонима с сугубо архаической йотовой суффиксацией, позволяет составить уверенное заключение прежде всего относительно верхней хронологической границы топонимии на *-jь. Используемое нами выражение «йотовая суффиксация» удачно передаёт суть явления, но заключает элемент условности, поскольку для эпохи конца I-го - нач. II-го тыс. н. э. праславянский суффикс *-j- являлся лишь выражением закономерной мены согласных на конце производящей основы.

Самыми продуктивными посессивными суффиксами, согласно материалам берестяной письменности, являлись, как и сегодня, суф. -ов-/-ев-, -ин-, суффикс же *-j- был третьим по распространённости способом образования притяжательных прилагательных. В основном, все встретившиеся в берестяной письменности притяжательные прилагательные с суф. *-j- относятся к документам, которые датируются XI-XIII вв. На протяжении XI-XIV вв. они постепенно замещались прилагательными с посессивными суф. -ов-/-ев-, -ин-. Но эволюция топонимической *-jь-модели, естественно, определялась функционированием древнеславянской антропонимии, с которой теснейшим образом данная деривационная модель была связана.

Усечённо-суффиксальные имена выходят из употребления вслед за полными, и вряд ли будет ошибкой полагать, что для них XIV в. - эпоха исчезновения. Личные имена, которые совпадают с нарицательными лексемами (типа Баба, Лодыга, Стукъ, Щюка), наиболее многочисленные, не относятся к архаическому пласту: они продолжают существовать в XIV-XV вв. и значительно позже.

В составе йотово-посессивной топонимии Новгородской земли образования от архаических двуосновных личных имён наиболее многочисленны и достоверны. Перечисленные разряды имён вместе противопоставлены именам, которые мы называем деапеллятивными; последние часто выступают как прозвища, перенесённые из нарицательной лексики и равные или паронимичные существительным, прилагательным и причастиям в краткой или полной форме и этнонимам (Туръ, Турко, Бързъ, Лютъ, Хот?нъ, Ляхъ). Наконец деление антропонимии на дохристианские, или древнеславянские и христианские личные имена; доля имён иного происхождения: прибалтийско-финских, балтийских, скандинавских и др. в рассматриваемом материале невелика.

Названия от древнеславянских личных имён-композитов

В целом новгородские йотово-посессивные топонимы от древнеславянских двуосновных антропонимов сравнительно легко опознаются благодаря тому, что сохраняют характерный облик композитов. Их успешная этимологизация зависит от знания базового корпуса древнеславянской композитной антропонимии. Такие названия в цельном виде либо по отдельно взятым элементам обычно находят более или менее точные антропонимические соответствия в разных уголках Славии. Ладом?ръ, которое выступает композитом с элементом -миръ или -м?ръ, частотным в постпозиции (ср. рус. Владимир, др.-рус. Володим?ръ, Яромиръ, Добромиръ, Видимиръ и т. п.), и с элементом Лад- в качестве первого члена сложения. Ср.активно функционировавшие в древнерусском языке лексемы ладъ `согласие, порядок, мир', `лад, строй', ладный `равный, одинаковый', `подобный', лада, ладо `любимый, возлюбленный', ладити `мирить' и т. д.

Топонимия от христианских личных имён

После христианизации Руси в 988 г. среди восточных славян стали распространяться христианские календарные личные имена. В народно-разговорной среде они подвергались фонотактической и фонематической адаптации, образуя немало вариантов, порой существенно разнящихся от древнецерковных оригиналов. Процесс популяризации христианских имен и вытеснения языческих имен происходил длительно, в течение нескольких столетий.

Антропонимический материал новгородских берестяных грамот позволяет проследить на протяжении XI-XV столетий возрастание удельного веса христианских имен. Они нередко соотнесены и с поселениями, и с атрибутами поселений (монастырь, улица, перекресток дорог, город как укрепление); йотовые посессивы выступают здесь как прилагательные, сохраняющие атрибутивную функцию, не ставшие субстантивами. Во всём этом прослеживается несерьезность подобных наименований, их случайный характер, объяснимый условиями, когда старая деривационная модель быстро теряла актуальность, а модель с суффиксацией -ов-/-ев-, -ин- становилась почти всеобъемлющей для христианских имен. Игначь крест - легендарное древнее урочище на Новгородской земле, место, до которого добрались татары в походе на Новгород весной 1238 г., но дальше к Новгороду не пошли: «…и они безбожнии въспятишася у Игнача креста» (по Новг. 4-й летописи). Игначь крест - `Игнатов крест', утвердился более привычный синонимический вариант с притяжательным суф. -ов-: У Игнатцова Кста. Есть предположения, что название указывало на каменный крест, поставленный у дороги задолго до татарского нашествия в 1238 г.

Названия с основами древнеславянских полных личных имён

Одну их самых архаических групп ойконимов, интересующих нас в данном случае, составляют названия, содержащие основы древнеславянских полных, главным образом композитных и префиксально-корневых имен. Витославлицы ур. под Новгородом. Древнейшее упоминание содержится в грамоте 1146-1155 гг. князя Изяслава Мстиславича.

В другом, более полном списке этой грамоты, открытом и изданном сравнительно недавно, интересующий нас фрагмент представлен несколько иначе. Финно-угорские гидронимы встречаются по всему региону Новгородской земли, но более очевидным становится другое: на значительной его части, а именно -- во всей юго-западной половине Новгородской земли (южнее условной линии г. Нарва - г. Луга - Новгород.) топонимические балтизмы по количеству и по надежности трактовок обыкновенно преобладают над топонимическими финнизмами. В бассейнах Полы, Ловати, Шелони, плюссы и во всей прибрежной зоне оз. Ильмень водные названия с однозначно финскими соответствиями настолько редки, что по количеству не идут ни в какое сравнение с балтизмами. В Полужье, по верхнему и среднему (до Киришей) течению Волхова, в верхнем (до Боровичей) течении Меты балтизмы и финнизмы количественно сопоставимы, хотя и здесь балтизмов вроде бы оказывается больше. Лишь в среднем течении Меты, в среднем и нижнем Поволховье, среди притоков Сяси, Чагодощи, Мологи финские названия преобладают по количеству над балтийскими. Для многих новгородских балтизмов характерно «анклавное» сосредоточение.

Воронеж

У этнографов есть свои варианты возникновения названия города. Некоторые считают, что слово «Воронеж» произошло от слова «воронить», то есть чернить, делать черным. Подтверждение этой теории можно найти у древнегреческого историка Геродота. В своих трудах он описывает племя меланхленов. Место обитания этого племени располагалось севернее Причерноморья, скорее всего на берегах Воронежа.

Геленджик

Слово «геленджик» по-турецки означает «белая невеста». Существует и другая версия, объясняющая происхождение названия. Словом «геленджик» турки, согласно преданию, называли белый тополь.

Гусь-Хрустальный

Есть версия, согласно которой расшифровка имени города буквально «лежит на поверхности». Город стоит на реке Гусь, первая часть его названия явно происходит от наименования реки. Раньше это было село Гусь. Второй же частью своего названия, стоящий на месте данного села, обязан тому, что в нем на протяжении нескольких столетий находился центр производства хрусталя в России.

Калуга

Существует несколько версий относительно возникновения названия города. Одна из них: образовалось оно из древнерусского слова калыга - «забор», «улица» или «ограда»; из тюркского калынга - «выступ», «возвышение». Связывается это название и с финно-угорскими словами «кулига» - «глухое место в лесу». Основой названия послужило русское диалектное слово «калуга» - «болото». В украинском «калюга» - «лужа, грязь». То же значение в сербохорватском имеет слово «калужа» (калуша). В словенском «kaluzа», в чешском «kaluzе», в словацком «kaluzа» - «лужа». По Н. Маслову, «калуга» - «полуостров». Но следует учитывать тот факт, что современный город изначально возник на другом месте, а позже был перенесен.

Ока

Имя реки Оки более древнего происхождения, чем русский язык, даже в своей древней форме. В праславянском языке слово "око" в смысле "глаз" звучало точно так же как и сегодня (аналогичная корневая основа в слове "окно"). В литовском языке слово akis означает то же самое, что и в русском -"око, глаз". У другого балтийского народа - латышей - aka значит "колодец". С севера окские земли соседствовали с территориями, населенными финно-угорскими племенами. Здесь akka значит "бабка, старуха".

Днепр

Название Днепра гораздо древнее, чем вся эллинская история. В древности его имя звучало как Данапр, и в нем недвусмысленно слышится общеиндоевропейский и даже доиндоевропейский корень дан (дон, дун),означающий "воду".

Дон

Автохтонное название великой русской реки Дон, восходит к доиндоевропейскому корню дан (дон, дун), означающему "воду". Данная корневая морфема входит в название других русских рек - Днепр, Донец, Д(а)нестр, Дунай, Родан, Эридан и др. Сказанное относится и к древнеязыческому женскому имени Дуня (она же Доня), до недавнего времени одному из самых распространенных на Руси, которое после принятия христианства было искуственно привязано к заимствованному Евдокия, что в переводе с греческого означает "благоволение".

Волга

Этимологии топонимисты в основном сходятся на одной и той же мысли: гидроним Волга так или иначе связан со славянским словом "влага", которое в древнерусском языке и в некоторых диалектах звучало как "волога"Ї отсюда, кстати, и имя реки Вологды и старинного города на ней.

2.2 Топонимы позднего заселения

Ареал эстонского языка. На севере ареала расположен город Талдом, название которого можно перевести как «дубовый дом» - фин., эст. talo «дом», фин. tammi, эст. tamm «дуб». Название реки Лама, Шоши, Волги может иметь и славянское и балтийское происхождение, его следует связывать с эст. lame «плоский». Река протекает по низменной местности и здесь издавна существовало несколько волоков из одной реки в другую. Эстонский апеллятив подходит очень даже хорошо.

Восточно-славянская топонимия Приморья

Значительные работы в области восточнославянской топонимики принадлежит лингвистам: А.А. Реформатскому, В.А. Никонову, А.В. Суперанскому, В.Д. Бондалетову и др. Применительно к Приморью это тунгусо-маньчжурские топонимы (Иман, Самарга), корейские (Адими, Фудин), китайские (Суйфун, Майхэ). Субстратная лексика адаптируется в соответствии с особенностями языка новых поселенцев: Телянза - река в Анучинском районе - от Даланьцзы «Большой ручей», Улитиха (Улитовка) - населенный пункт в Уссурийском районе - от Улидахэ. Возможны «гибридные» образования, когда субстратный корень оформляется славянским аффиксом. Так появились станицы Лефинская, Суйфунская (по рекам Лефу и Суйфун) в соответствии с восточнославянской топонимической моделью. Например, компонент -хэ (от китайского «река») воспринимался первопоселенцами Приморья по аналогии со славянским формантом -иха. Отсюда произношение Лянчиха, Тетюха, уже упоминавшееся ранее Улитиха и пр.

Большую группу составляют названия населенных пунктов, которые образовались от антропонимов. Многие представляют собой топонимы-посвящения. Они связаны с именами и фамилиями первооткрывателей, первопоселенцев, лиц царствующего дома, государственных чиновников и членов их семей, исторических деятелей последующего времени и прочими. Меньше внимания уделялось микротопонимам, которые характеризовали специфику быта переселенцев. Некоторые из них являются составными, включающими номенклатурные термины, указывающие на географическую природу объекта. Топонимия Приморья вторична по отношению к восточнославянской топонимической системе в целом. Она складывалась на основе разных традиций и принципов-топонимы на -ка: Ивановка, Шмаковка, Семеновка, Фроловка, Харитоновка, Ширяевка.