Родители и дети: причины бытовой преступности в Российской империи во второй половине XIX в.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Родители и дети: причины бытовой преступности в Российской империи во второй половине XIX в.

В.С. Сидорова

Взаимоотношения родителей и детей находятся в прямой зависимости от организации семьи и ее традиций. Во второй половине XIX - начале XX в. произошли серьезные изменения в социальной и духовной сферах российского общества, которые выразились в частичном отказе от патриархальных устоев. В связи с этим индивидуальная семья встала на путь к ограничению родительского произвола в целях охраны детских интересов и к синтезу власти отца и матери в интересах детей.

Однако данный процесс гуманизации внутрисемейной жизни протекал достаточно медленно, болезненно и неравномерно в различных слоях общества. Долгое время сохранялись патриархально-крепостнические пережитки, тормозившие преобразования в семейно-брачных отношениях: «Наш русский народ - по природе добрый, но масса его еще коснеет в невежестве, а потому и неудивительно, если мы видим в нем примеры...жестокой тирании и к женщинам, и к детям; где страдают женщины, там терпят дети» [7, с. 164].

Личные взаимоотношения родителей и детей, так же как взаимоотношения между супругами, регулировались гражданскими законами, не лишенными пробелов и недостатков и в этой сфере внутрисемейных отношений. В гражданском законодательстве по данному вопросу большое место уделялось моральному аспекту. По закону дети должны были оказывать родителям «чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь; служить им, в самом деле, отзываться об них с почтением и сносить родительские увещания и исправления терпеливо и без ропота» [6; с. 33]. Иными словами, действовавшее законодательство подразумевало полную зависимость детей от своих родителей. Исполнение данного закона контролировалось полицией, имеющей «попечения, чтобы молодые и младшие почитали старших и старых, чтобы дети повиновались родителям» [6, с. 34].

Родителям в свою очередь предписывалось согласно ст. 172 Т. Х ч. 1 Свода законов «давать несовершеннолетним детям пропитание, одежду и воспитание, доброе и честное, по своему состоянию» [3, с. 31]. Однако исполнение указанных родительских обязанностей не было ничем обеспечено. Ни гражданский, ни уголовный закон не предусматривал никаких последствий отказа родителей от образования и нравственного воспитания детей: «Эти чувства не поддаются сколько-нибудь точному регламентированию со стороны закона и еще менее принудительному осуществлению» [3, с. 2].

Согласно гражданским законам Российской империи родительская власть простиралась на детей обоего пола и всякого возраста и прекращалась «единственно смертью родителей или родителя, или лишением всех прав состояния, в том случае, когда дети не последуют в ссылку за своими родителями» [6, с. 41]. Действующее право предполагало ограничение родительской власти, четко прописывая случаи, при которых это могло произойти.

Ограничителями согласно закону являлись:

1) поступление детей в общественное училище, так как воспитательная роль переходила от родителей к начальству учебного заведения;

2) определение детей на службу, когда зависимость от родителей подрывалась новыми обязанностями и новыми отношениями;

3) замужество дочерей, когда неограниченная власть родителей заменялась такой же неограниченной властью мужа [2, с. 461].

Во второй половине XIX в. перед отечественными юристами и общественными деятелями довольно остро встал вопрос о границах родительской власти, которые не были четко определены в действовавшем праве. К.П. Победоносцев определял родительскую власть как «существующую в интересах детей, как власть руководи- тельную и попечительную, проявляющуюся в праве воспитания, надзора и принятия домашних мер исправления» [3, с. 24].

Наибольшие проблемы вызывал вопрос, связанный с применением «домашних мер исправления», потому что в законе не было никаких в этом отношении ограничений. Данное родительское право оставалось в совершенной неприкосновенности: «Родители для исправления детей строптивых и неповинующихся имеют право употреблять домашние исправительные меры» [6, с. 32]. Причем со стороны детей не разрешалось никакого иска на родителей в личных обидах и оскорбления (ст. 168 Т. Х Ч. 1) [1, с. 43]. Следует отметить, что этот закон не распространялся на те случаи, когда родители покушались на такие деяния, которые подлежали серьезному уголовному наказанию. Тем не менее он открывал простор для злоупотребления родительской властью, применения оскорблений, побоев и жестокости.

Доказательством может послужить следующий случай, описанный в петербургской прессе: «У портерной, напротив Юсупова сада, пьяный мужик-старик и мастеровой мальчишка вцепились в молодого парня лет 20-ти, повалили его на землю, били из всей мочи. На крики прибежал городовой. Никто не властен разбирательство чинить меж нами: я ему отец, а он, значит, мне сын,- заявил старик» [10].

Родители имели право использовать дисциплинарные меры за детские проступки, нарушавшие порядок и быт внутри семьи, однако они не были лишены права прибегать к тем или другим воспитательным мерам и за общие преступления детей, которые наказывались государством [2, с. 462]. В связи с этим закон не мог оградить детей от насилия в самой семье: «Наши законы о родительской власти вообще рассчитаны на мирную и согласную семью и потому не дают прямых указаний, как разрешать случаи ненормальных супружеских отношений» [1, с. 36].

До введения судебных уставов в 1864 г. родители для вразумления особенно строптивых детей могли в соответствии с законом заключить их в тюрьму без судебного разбирательства на срок от двух до четырех месяцев. Однако уголовный департамент Сената поставил судам в обязанность давать жалобам родителей «дальнейший ход на законном основании, не обращая внимания на используемое в ст. 1592 Уложения о наказаниях выражение "без особого судебного разбирательства"» [2, с. 464]. В связи с этим постановлением с 1864 г. постепенно уменьшалось количество детей, отправленных в тюрьму родителями.

Помимо этого, в середине 70-х гг. XIX в. среди юристов большую поддержку и внимание получила идея о необходимости законодательно регламентировать границы «домашних мер исправления». Так, А.Д. Любавский выступал за ограничение прав родителей телесно наказывать своих детей при «достижении сими последними 15-летнего возраста для девочек и 18-летнего для мальчиков» и возвести этот поступок в разряд уголовно-наказуемых преступлений [2, с. 468].

На страницах петербургской прессы активно обсуждались вопросы, касающиеся жестокости родителей по отношению к своим детям. Однако основная масса населения, в том числе и привилегированные слои общества выступали против четкой фиксации границ домашних наказаний, боясь остаться беспомощными в деле воспитания детей. «Тысячи глав дворянских семей, от великого князя Константина Константиновича до рядовой дворянки Е.А. Кравченко, отказывались видеть благо в воспитании без суровости и наказаний» [2]. Руководствуясь в вопросах воспитания патриархальными обычаями и традициями, многие родители вполне оправдывали насильственные меры по отношению к детям: «У нас в Питере живет один купчина. Весь дом не мог ослушаться его нраву. Регулярно, каждый день, он занимался воспитание сына по домострою, т. е. "древом его бияху много"» [12]. Более того, согласно обычному праву крестьян драка между детьми и родителями не считалась преступлением, а делом обыденным.

Согласно гражданским законам, регулировавшим отношения между детьми и родителями, последние не могли принуждать своих детей к совершению «деяний противозаконных или к соучастию в оных» [6, с. 33]. Более того, за умышленное вовлечение детей посредством родительской власти в какое-либо преступление предусматривалась высшая мера наказаний по ст. 1587 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных [6, с. 136]. Тем не менее, это не останавливало многих представителей низших слоев населения в силу своего бедственного положения отправлять детей собирать милостыню или заниматься другой противозаконной «уличной работой». Довольно часто независимо от погоды можно было встретить на улицах Санкт-Петербурга детей с шарманкой в руках, «голодные и холодные, слезы текут по их истомленным личикам» [9]. Предприимчивые родители устанавливали определенную норму, невыполнение которой влекло за собой суровые наказания: «Домой нельзя, денег мало набрали - мама прибьет и хлеба не даст» [9].

Тяжело жилось детям в семьях алкоголиков, особенно если пьянствовали оба родителя. В таких ситуациях жестокие побои и издевательства применялись зачастую не как исправительные меры, а для забавы и потехи или являлись следствием безрассудного поведения ввиду алкогольного опьянения. Ярким примером может послужить дело, расследование которого провели члены общества по защите детей: «Почти каждую ночь пьяная мать, вместе с гостями приходя домой, будила спавшего ребенка [девочка 5-ти лет] и заставляла его танцевать и петь разные неприличные песни, и за это собирать подачки от посетителей» [8, с. 2]. Некоторые общественные деятели предлагали ограничить власть родителей над детьми в случае «не трезвой жизни первых» [11].

Скрыться от жесткого обращения родителей было едва ли возможным. Согласно ст. 170 Устава о паспортах местожительство детей полагалось только при родителях [1, с. 44]. Ребенок не мог сбежать к родственникам, друзьям или знакомым. Если же такое происходило, то родители были вправе требовать возвращения к себе детей «от всякого лица, удерживающего их у себя вопреки воле родителей» [15].

Гражданское законодательство предусматривало только один случай принудительного ограничения родительской власти, а именно «отдача детей родственникам православного вероисповедания или назначенным государством опекунам того же исповедания в том случае, если родители нарушили свою обязанность по воспитанию детей в православной вере» [2, с. 473]. Отсюда можно сделать вывод, что законодатели больше заботились о религиозном воспитании, нежели о физическом и нравственном здоровье детей.

Понимая все бессилие закона, многие общественные деятели выступали с призывом об организации специальных обществ, «покровительствующих детям, для заботы об улучшении их физического и нравственного состояния; для защиты против несправедливого и жестокого обращения с ними» [7, с. 175]. Ярким примером такой организации может послужить петербургское «Общество попечения о бедных и больных детях», открывшее в 1892 г. под своим попечительством отдел «Защита детей». За шесть лет работы члены отдела защитили 200 детей от жестокого обращения родителей [8, с. 2]. При подобных организациях существовали приюты и учебные заведения, куда и помещали детей. Одним из примеров может послужить судьба 13-летнего сына вдовы чиновника. Женщина совершенно пренебрегала материнскими обязанностями по отношению к своему сыну Николаю. Как выяснилось из расследования участкового попечителя отдела «Защита детей», она не обращала ни малейшего внимания на воспитание и образование мальчика, но вместе с тем за каждый проступок ребенка била его, морила голодом и запирала на целые дни в самые грязные места. Узнав о положении мальчика от сослуживца его отца, «Отдел озаботился судьбой ребенка и поместил его в Сельскохозяйственную школу Общества попечения о бедных и больных детях» [8, с. 3].

Помимо школ и приютов, общественные организации помещали детей «на свой счет в благонадежную семью». Такая участь постигла дочь крестьянки Татьяны, сожитель которой, «крестьянин П., буйного нрава, ведущий нетрезвую жизнь и отличающийся безнравственными наклонностями», вздумал обратить внимание на малолетнюю девочку: «С этих пор в квартире П. начались тяжелые сцены: мать силой вырывала ребенка из рук сожителя» [8, с. 3]. Следует отметить, что подчас полиция оказывала помощь представителям общественных организаций при изъятии детей из неблагополучных семей [2, с. 473], несмотря на свои обязанности защищать родительскую власть.

Несмотря на то, что все эти действия были незаконными, редко кто из родителей пытался потребовать своих детей назад: одни были рады избавлению от «лишнего рта», другим было просто все равно, где и что с их ребенком, третьи (чаще всего матери) были рады такому стечению обстоятельств, желая оградить своих детей от пьянства, жестокости и насилия в семье. российский империя воспитание преступность

Жестокость по отношению к детям и безнравственное поведение в семье были характерны не только для «низов общества» или «маргинализировавшихся» дворян, но и для вполне респектабельных представителей первенствующего сословия» [2, с. 473]. В связи с этим остро встал вопрос о законодательном закреплении возможности передачи родительских прав постороннему лицу, исходя из интересов ребенка. Однако решения по данному вопросу допускались только центральной администрацией и только для дворян при наличии связей и протекций. «Сенаторы и чины Канцелярии прошений твердо выступали за "непоколебимость" родительской власти, несмотря ни на какие бытовые условия» [2, с. 480], поэтому почти все конфликты и судебные разбирательства из-за детей между «посторонними лицами» и родителями заканчивались в пользу последних.

Постоянное насилие и отсутствие должного ухода в некоторых случаях приводили к смерти ребенка, за что родители несли суровое наказание перед уголовным судом. Вместе с тем именно предумышленные убийства новорожденных и малолетних детей составляли достаточно многочисленную группу преступлений. Чаще всего убитые или оставленные без помощи младенцы имели статус незаконнорожденных, что и обусловливало во многом преступные действия матерей.

За 1862 г. в Санкт-Петербурге было зарегистрировано 4269 [17] незаконнорожденных детей, а в 1870 г. - 4916 [4, с. 24]. Несмотря на то, что законнорожденных было в три раза больше (в 1862 - 12338 [17], а в 1870 - 14656 [4, с. 24]), количество детей, рожденных вне брака, составляло довольно внушительную цифру.

Согласно своду законов Российской империи, к категории незаконнорожденных относились:

а) дети, рожденные вне брака, даже если впоследствии их родители «были сопряжены законным браком»;

б) дети, произошедшие в прелюбодеянии;

в) дети, рожденные «по смерти мужа матери или по расторжении брака разводом, когда со дня смерти мужа матери или расторжения брака до дня рождения сего младенца протекло более трехсот шести дней»;

г) дети, рожденные в браке, который впоследствии был призван незаконным;

д) дети, рожденные в браке, который был расторгнут по причине «доказанной неспособности мужа к супружескому сожитию» [2, с. 494].

Довольно трудно определить, из какой группы незаконнорожденные младенцы чаще всего становились жертвами матерей- убийц, однако можно предположить, что в группу риска входили, прежде всего, дети, рожденные от прелюбодеяния, или в том случае, когда девушка или женщина еще не состояла в браке. Анализ статистических данных показал, что возраст осужденных по ст. 1451 (детоубийство и оставление без помощи новорожденного) варьировался от 14 до 45 лет, причем наибольшее число приходилось на возрастные категории 14-20 и 20-30 лет [16]. Причины, толкавшие матерей на детоубийство, были достаточно разнообразны. Если говорить о девушках в возрасте от 14 до 20 лет, то здесь, без сомнения, решающую роль играл стыд и страх за свою дальнейшую судьбу: «Как часто девушки отдаются ухаживателям, веря их обещаниям жениться, а потом оставляются на произвол судьбы; до какой патологической высоты достигает суровость общественного мнения в случаях полового греха женщины» [5, с. 15]. Страх потери чести и позора перед обществом, страх быть выгнанной из родного дома - все это придавало решимости молодым девушкам в их страшном деянии. Для женщин, состоявших в официальном браке, появление незаконнорожденного ребенка как фактическое доказательство прелюбодеяния, также грозило общественной оглаской и стыдом.

Бывали случаи, когда матерей пугал сам статус «незаконнорожденный ребенок» и связанное с ним ограничение прав. Согласно законам Российской империи незаконнорожденные, независимо от звания их матерей, приписывались к податным обществам и по достижению ими совершеннолетия (21 год) начинали платить подати и выполнять повинности [14, с. 42]. Незаконнорожденные дворяне не могли пользоваться правами и преимуществами сословного происхождения, и были лишены права поступления на военную службу [2, с. 504]. Другим важным ограничением было отсутствие права незаконнорожденных детей на фамилию отца. Вместо этого они получали «прозвище», нередко выдававшие их происхождение [2, с. 504].

В крайне запутанном состоянии находились личные отношения матери и ее незаконнорожденного ребенка. Согласно гражданскому законодательству у незаконных сыновей отсутствовало право на льготу по воинской повинности как единственных кормильцев престарелых матерей [2, с. 507]. Данный закон превращал мать с сыном в совершенно чужих друг другу людей.

Что касается имущественных и наследственных прав незаконнорожденных, то законы Российской империи не давали им права наследовать имущество родителей и их родственников без оставленного в их пользу завещания [14, с. 369]. Непросто складывалась ситуация и с обеспечением незаконнорожденных детей. Если мать незаконного ребенка решалась получить деньги на его содержание через суд, то она должна была выступить и как истица при возбуждении дела, и как обвиняемая в противозаконном сожитии, что предполагало наказание в форме церковного покаяния [2, с. 509]. Более того, дети, родившиеся от прелюбодеяния, вообще не имели никаких прав на содержание, и только в 1893 г. под воздействием «требований жизни» Сенат отказался от точного следования этому закону [2, с. 511].

В затруднительном положении в вопросах содержания и материального обеспечения находились незаконнорожденные дворяне. Государство оказывало помощь посредством воспитательных приютов и пенсий, только если речь шла о бедном и непривилегированном населении. Незаконные дети дворян были лишены финансовой помощи от государства [2, с. 512].

Таким образом, приобретение ребенком статуса незаконнорожденного влекло за собой множество как моральных, так и материальных проблем, которые оказывались непреодолимыми для малообеспеченных слоев населения. В связи с этим некоторые женщины решались на убийство своих незаконных детей, дабы избавить и их и себя от будущих жизненных неурядиц и трудностей.

Бывали случаи, когда матери шли на убийство вполне законных младенцев. Поводом для детоубийства являлось крайне бедственное положение в семье, когда женщина, истощенная непосильной работой, голодом, да еще и пьянством и побоями мужа, сразу же избавлялась от «лишней заботы». Исследователи женской преступности второй половины XIX в. среди причин, побуждающих женщин к совершению преступления, довольно часто выделяли именно огромное количество тягостей и невзгод, выпадающих на долю простолюдинки: «Женщине из народа тем труднее бывает выносить болезненное состояние (беременность, роды, кормление грудью), что она при нем не избавляется от исполнения обязанностей хозяйки. Именно на женщину из простонародья обрушивается специальный род испытаний в виде пьянства и насилия мужа и отца» [5, с. 8].

Дети росли, становились старше, и вот уже родители превращались в объект для насилия. Жестокость детей по отношению к родителям в большинстве случаев проявлялась по достижении ими довольно зрелого возраста, когда физическая сила, новое материальное или социальное положение помогали дать отпор родительской власти.

Неподобающее отношение детей к родителям во многом было обусловлено воспитанием ребенка и той обстановкой в семье, где он рос. Будучи свидетелем постоянных ссор между родителями, которые, «нисколько не стесняясь, при детях осыпают друг друга бранью, упреками», у ребенка начинает постепенно зарождаться «не только неуважение к человеку вообще, но даже к отцу и матери» [13, с. 51].

Причины жестокого обращения, побоев и даже убийств детьми своих родителей, как правило, были связаны с действиями родителей по отношению к ним в детстве и юности: одни мстили за «горькое и безрадостное детство», другие за отдельные обиды и оскорбления, третьи, за несчастный брак. Ведь, несмотря на то, что по ст. 1586 Уложения о наказаниях принуждение детей к браку составляло уголовное преступление, наказуемое тюрьмой от 1 года до 4 месяцев, гражданские законы давали возможность родителям влиять на решения детей, запрещая вступать в брак без дозволения родителей «безразлично в каком возрасте и социальном положении дети (ст. 6 Т. Х ч. 1)» [1, с. 55].

Подводя итог, можно сделать вывод, что проблема насилия родителей по отношению к детям во второй половине XIX в. была связана, прежде всего, с недостатками гражданского и уголовного законодательства, которые способствовали сохранению патриархальных пережитков во внутрисемейном укладе большинства населения страны. В действующем праве Российской империи не были четко определены пределы и границы родительской власти, что вело к ее злоупотреблению. Кроме того, закон не давал прямой возможности детям спастись от совместной жизни с родителями-тиранами, перейдя под покровительство других лиц. Что касается традиций и обычаев в вопросах воспитания детей, то идея отказа от физического насилия только начала пробивать себе дорогу. Даже для представителей привилегированного сословия «порка детей, лишение их еды или запирание в темном чулане и другие меры воздействия воспринимались как вполне допустимые» [2, с. 470].

Вместе с тем такие деяния, как предумышленное детоубийство, чаще всего касались незаконнорожденных детей в связи с многочисленными моральными и финансовыми трудностями, обусловленными правовой неполноценностью незаконнорожденных, а также сильном неприятии в обществе случаев «полового греха женщины». Убийство законнорожденных младенцев иногда происходило в семьях беднейших слоев городского населения, являясь результатом крайней нужды, пьянства и безнравственного образа жизни.

Данные обстоятельства наложили существенный отпечаток на детскую преступность по отношению к родителям, вызванную в большинстве случаев попытками уберечь себя от «неограниченной» родительской власти и отомстить за детские обиды. Ощутимые результаты либеральных перемен в семье можно наблюдать только к концу XIX в: «Ограничение отцовского и супружеского произвола, расширение прав жены и охрана детских интересов возвысили нравственный уровень семьи» [3, с. 22].

Список литературы

1. Боровиковский А. Отчет судьи. Т.П. - СПб.: тип. А.С. Суворина, 1892.

2. Веременко В.А. Дворянская семья и государственная политика России (вторая половина XIX - начало XX в.). - СПб.: Европейский Дом, 2007.

3. Гуревич И. Родители и дети. - СПб.: Изд. Я. Канторовича, 1896.

4. Гюбнер Ю. Статистические исследования санитарного состояния Санкт-Петербурга за 1870 год. - СПб.: тип. В.И. Головина, 1872.

5. Зеланд Н. Женская преступность. - СПб.: тип. А.А. Пороховщикова, 1899.

6. Канторович Я.А. Законы о детях. - СПб.: тип. К.Н. Плотникова, 1873.

7. Лазаревич И. Внимание к детям и матерям. - Харьков: тип. М. Зильберберга, 1869.

8. Общество попечения о бедных и больных детях. Отдел «Защита детей». - СПб., 1898.

9. Петербургский листок. 1865. №41.

10. Петербургский листок. 1865. №53.

11. Петербургский листок. 1865. №64.

12. Петербургский листок. 1865. №74.

13. Покровская М.И. Вопросы воспитания. - СПб.: тип. И.Н. Скороходова,

1902.

14. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Собр. 2. Т. XXXVI-XL. 1861-1865. - СПб.: Гос. тип., 1863-1870.

15. Решения Гражданского Департамента Правительствующего Сената за 1876 год. - СПб.: Сенатская тип., 1876. № 199.

16. Свод статистических сведений по делам уголовным, производившимся в 1873-1884; 1886-1888; 1890; 1893; 1897 году. - СПб.: Сенатская тип., 18741876; 1878; 1879; 1883-1885; 1887; 1888; 1890-1892; 1895; 1897; 1901.

17. Статистические таблицы Петербургской губернии за 1862 год. - СПб., 1863.

Размещено на Allbest.ru