Магический реализм в латиноамериканской литературе

Колумбиец Габриэль Гарсиа Маркес - самый яркий представитель современной латиноамериканской литературы. В центре его знаменитого романа «Сто лет одиночества» (1967) - история шести поколений семьи Буэндиа, живущей в маленьком, затерянном в сельве городке Макондо. В зашифрованном манускрипте волшебника-цыгана Мелькиадеса предсказана гибель последнего потомка Буэндиа в тот момент, когда записи будут прочитаны. Книга предсказаний хранится в семье со времен ее родоначальника - авантюриста Хосе Аркадио Буэндиа Первого. Через сто лет волшебную рукопись прочитывает Аурелиано Буэндиа Последний. Результат - его вместе с Макондо уничтожает чудовищный ураган, который символизирует угасание семьи.

Жанр романа не поддается точному определению - семейная хроника, историческая эпопея, сказочная притча с элементами литературной пародии? На примере одной семьи писатель создал образ всей Латинской Америки от эпохи конкистадоров до наших дней. Маркес применил новаторский ход, когда в начале романа события 16 и 19 веков сплавлены воедино, но по мере развития сюжета движение времени и событий постепенно ускоряется.

Особое место в определении структуры магического в «Ста лет одиночества» имеют мифы, причем как языческие, так и христианские. Сюжетную основу «Ста лет одиночества» составили обобщенные и пропущенные через призму фольклорных представлений библейские предания, вместе с тем здесь же мы найдем черты и древнегреческой трагедии, и романа-эпопеи.

Сама атмосфера романа магическая. Чрезмерность и излишества являются здесь нормой повседневности. Тут есть летающие ковры, на которых катаются дети, эпидемии бессонницы и беспамятства, бессмертные военачальники, несмываемые со лбов пепельные кресты, возносящиеся на небо женщины. И все же, какой был магической не была реальность, созданная воображением Габриэля Гарсиа Маркеса, - это все-таки именно реальность. «Главное величие этой книги, - писал Марио Варгас Льоса, - состоит именно в том, что все в ней: действие и фон, символы и колдовство, предзнаменования и мифы - глубоко уходит корнями в реальность Латинской Америки, ею питается и в преобразованном виде отражает ее точно и беспощадно».

Действительно, как может фантастический роман быть таким точным отражением реальности? Дело в первую очередь в особом языке и взгляде, выбранном Маркесом, - сухом, слегка отстраненном и ничему на свете не удивляющемуся. О самых невероятных событиях он пишет едва ли не с подробностями газетного репортера. Он смешивает таинственное и каждодневное, благодаря чему невероятные события уже не кажутся совсем уж невозможными. Это смешение мы наблюдаем в наиболее показательном примере левитации - вознесении Ремедьос Прекрасной. Сам факт исчезновения в небе Ремедьос не кажется неправдоподобным благодаря очень «земной» детали - тем простыням, на которых она улетела.

Один из наиболее интересных и до сих пор не решенных вопросов, связанных с романом, - почему «Сто лет одиночества» заканчивается гибелью мира Макондо?

Существует, по меньшей мере, три уровня понимания этого апокалипсиса.

На бытовом, историческом уровне, появление банановой компании, проведенная железная дорога уничтожили город, как и многие реальные городки и селения Латинской Америки.

На сказочном уровне Макондо гибнет под гнетом заклятья, и гибель эта предопределена с самого начала, подтверждена в манускриптах Мелькиадеса и неизбежна по природе своей.

На уровне же поэтическом, гибель Макондо - это разрушение дома, символа одиночества. И действительно, ведь на самом деле эта гибель не стала внезапной трагедией, но логичным завершением процесса слияния дома с природой. Таким образом, по замыслу автора, финал означает гибель, но вместе с тем и торжество, начало, совмещенное с концом, то есть настоящее течение жизни.

Используя необыкновенно пестрый, локальный, чувственный материал латиноамериканской действительности, писатель показывает универсальные реалии человеческого существования. Магия в романе служит средством изображения реальной действительности, в основе же магического реализма лежит тот духовный процесс, который сами латиноамериканцы называют поиском своей самобытности и который с такой яркостью проявился в романе «Сто лет одиночества».

Еще один знаменитый роман Маркеса «Осень патриарха» (1975) - история об одиночестве абсолютной власти. Образ героя строится Маркесом на фантастическом гротеске. Диктатор-патриарх умирает в возрасте почти 200 лет после неоднократных воскресений, внешне он похож на гибрид человека и чудовища. Генерал - собирательный образ-карикатура латиноамериканского диктатора, коих в истории континента имелось предостаточно. Особый поэтический стиль, присущий «Осени патриарха», характерен для магреализма карибских стран с их причудливым смешением рас, цивилизаций и религий.

Особое место в магреализме занимает творчество аргентинца Хорхе Луиса Борхеса, фактического родоначальника постмодернизма. Он написал не так много, в основном сборники рассказов, среди которых детективы и специфическая фантастика. Наиболее значительные «Юг», «Книга песка», «Круги руин», «Сон Колриджа» Произведения Борхеса ближе к европейскому сюрреализму, чем к традиционному латиноамериканскому магреализму. В знаменитой «Вавилонской библиотеке» показано гигантское книгохранилище, где хранятся абсолютно все книги, даже те, которые хотя бы могли быть написаны, вроде истории будущего и автобиографий архангелов. А чего стоит идея «горячечной Библиотеки», когда одни тома случайным образом превращаются в другие, «смешивая и отрицая все, что утверждалось, как обезумевшее божество».

магический реализм лабиринт мандала

Глава 3. Лабиринт и мандала как атрибуты магического реализма

Магический реализм присутствует у Борхеса («Воображаемые стихи», «Сад разветвляющихся тропок», «Абенхакан эль Бохари, погибший в своем лабиринте») и Кортасера («Игра в классики»). В этом отношении показательно то, что восприятие культуры сконцентрировано в двух образах: лабиринта и мандалы. Выход за их границы и есть будущее. Но что такое пограничье? Это однобережный Океан, дикая, бескрайняя степь, источник опасностей, разрушенья, гибели. Поэтому будущее воспринималось, как угроза, как мир варварства, недочеловечества. Хотя именно человека как личности в то время не существовало, была лишь некая социальная функция. Социальное время было замкнуто, из него не существовало выхода.

В фантастических по сюжетам новеллах, вымыслах-притчах (сборники «Вымышленные истории», «Алеф», «Строки бегущих песчинок») Борхес создал свой мир «знаний-лабиринта-загадок», в которых читатель выступает и как соавтор, и как созагадчик. Активно используя метафорику зеркала и сна, выстроил многоотражённые миры-бусинки, нанизанные на единое вервие. Поиск нового в этих мирах склонял Борхеса к детективным чертам в его произведениях. Книжник, пишущий для книжных же людей, Борхес долгое время работал в библиотеке хранителем, пока слепота не помешала ему исполнять свой долг перед читающим человеком.

Приём лабиринта использует не только Борхес. В новаторском романе «Игра в классики» (1963) Кортасар активно экспериментирует с литературной формой. Книга состоит из двух внешне независимых частей. Чтобы лучше понять идейный замысел романа, обе части следует читать «зигзагами», как при игре в «классики». Материал второй части представляет собой дополнительные эпизоды из жизни героев, отрывки из чужих книг, выдержки из газет, фрагменты из записок какого-то сумасшедшего, рассуждения некоего писателя.

Человек почему-то стремится освободиться от пут природы и паутины племенных связей, от приписанных ему еще до рождения ролевых функций и устойчивых стереотипов, становясь личностью и гражданином. «Городской воздух делает свободным» - данный афоризм, пожалуй, даже глубже того смысла, который вкладывался в него на излете Средневековья. На этой основе утверждались индивидуальность, персонализм, субъектность, крепилось обретаемое пространство свободы. Каждый раз освоение нового, отвоеванного человеком исторического «этажа» есть расширение социального и метафизического горизонта. На данном пути, называемом историей, можно выделить некоторое число выдающихся свершений, принципиальных подвъгов (именно в такой динамичной форме, которая скрыта в данном слове), когда человек преодолевает окружающий мир и трансцендирует свое природное естество.

Важно все же другое: произошло, если так можно выразиться, просветление метафизического мира, ширилось освоение окружающего пространства, возникало ощущение духовной, культурной революции, которое было подтверждено жизнью.

Перелом истории, по отношению к которому «осевое время» являлось лишь увертюрой, происходит со стремительной экспансией реального, а не «конструктивистского» монотеизма, с историческим переворотом - появлением и утверждением на планете христианской цивилизации.

Колоссальная ментальная трансформация - понимание Бога как Личности и как Творца, охватывало Ойкумену. Но почему, же история получает столь мощное ускорение именно после того, как часть человечества усваивает постулаты монотеизма, вырываясь из прежних, замкнутых пространств истории к ее новому пониманию и впечатляющему перевоплощению? Дело, по-видимому, в том, что «творение из ничего» подразумевает иной статус личности, подобной своему Творцу, созданной по Его образу и подобию. Происходит революция сознания, духовный и ментальный переворот, ускоряется расколдовывание мира, снятие чар традиционалистской культуры и ритуальных заклятий-предписаний с человеческих действий.

В своих онтологических правах утверждается персонализм, индивидуальность, реализуется осознанная субъектность, самостийность человека. Ведь когда речь идет об уникальном существе, то в этой ситуации уже присутствует не только свобода личности, но и свобода выбора, свобода поступка, возможность безграничности даров, талантов и даже - забегая вперед, - идея иного социального строя.

Инициированный лабиринт выступает в роли своеобразного «зародыша» упорядоченности, многократно повторяя свою архетипическую форму и распространяя ее в окружающем пространстве. Это происходит благодаря модуляции энергетических и информационных потоков места силы, на котором он построен.

Ряд лабиринтов может функционировать в качестве гиперпространственного тоннеля, соединяющего нашу реальность с другими тонкоматериальными мирами. В древних источниках говорится о возможности использования лабиринтов для получения информации из прошлого и будущего, связи с другими местами Земли. Именно в этом качестве использовалось большинство лабиринтов в древности. Также существовали разнообразные лабиринты, использовавшиеся для связи шамана с мирами духов.

Наконец, лабиринт может выступать в качестве своеобразного «дренажного» отверстия, выбрасывая (выкачивая) энтропию (хаос) из нашей реальности в другие миры. В этом качестве он также работает как экологический прибор.

В этом отношении символ мандалы дополняет символ лабиринта как тоже магический атрибут при связи с параллельным пространством.

Заключение