Религиозно-философские основы творчества А.А. Ахматовой

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

1. Теоретические основы исследования религиозно-философских мотивов в лирике А.А. Ахматовой

1.1 Мотив как структурно-смысловая единица поэтического мира

1.2 Основные мотивы лирики А.А. Ахматовой: обзор творчества

2. Религиозно-философские основы творчества А.А. Ахматовой

2.1 Решение вечных проблем человеческого бытия в лирике А.А. Ахматовой: мотивы памяти, жизни и смерти

2.2 Христианские мотивы лирики А.А. Ахматовой

Заключение

Список использованных источников

Введение

Актуальность исследования. Творчество А. А. Ахматовой занимает особое место в русской и мировой культуре XX века. Сегодня с уверенностью можно сказать, что произведения поэта остаются фактом духовной жизни эпохи, сохраняют свою эстетическую ценность, обнаруживают неисчерпаемый нравственно-философский потенциал. Она является художником, по отношению к которому в последней трети XX века можно констатировать повсеместный читательский интерес и особую активность исследовательской мысли. В настоящее время ахматоведение достигло значительных успехов в разработке проблемы единства и целостности творчества Ахматовой, в исследовании идеостиля поэта, особенностей поэтики, в раскрытии любовной, исторической, психологической проблематики ее лирики.

Однако вопросы художественного воплощения религиозного чувства и миропонимания до сих пор остаются на периферии внимания большинства исследователей. Даже самый беглый обзор литературы об Ахматовой приводит к следующему выводу: присутствие в ее творчестве философско-религиозных мотивов признается за аксиому, но подавляющее большинство исследователей ограничивается лишь констатацией этого факта. Вместе с тем поэзия Ахматовой, насыщенная философскими обобщениями и созданная с учетом различных религиозно-философских теорий, имеет как бесспорную художественную ценность, так и несомненное историко-культурологическое значение. Наиболее перспективным, на наш взгляд, в рамках вышеобозначенной тематики является мотивный анализ. Будучи мельчайшей текстовой единицей, мотив дает возможность непосредственного осмысления структуры и семантических «полей» художественного произведения.

Это определяет и подтверждает актуальность выбора темы нашего исследования: «Философско-религиозные мотивы лирики А. А. Ахматовой».

Таким образом, объектом данной работы является творчество А. А. Ахматовой (тексты стихотворений разных сборников «Четки», «Белая стая», «Вечер», «Подорожник», «Anno Domini», поэма «Реквием» и т.д.).

Предмет исследования - философско-религиозные мотивы лирики разных периодов.

Цель предпринятого исследования заключается в выявлении и анализе основных мотивов лирики, раскрывающих философское и религиозное мировосприятие А. А. Ахматовой.

Поставленная цель определила решение следующих взаимосвязанных задач:

- раскрыть содержание понятия «мотив» как минимальной структурно-смысловой единицы поэтического мира;

- провести общий обзор творчества А. А. Ахматовой, выявить основные тенденции и приемы;

- проанализировать ведущие философские мотивы: мотив памяти, жизни и смерти;

- выявить и охарактеризовать основополагающие религиозные мотивы лирики А. А. Ахматовой.

В основу теоретического обоснования данной работы положены труды учёных: И. В. Силантьева, Б. В. Томашевского, Ю. И. Левина, занимающихся вопросами разработки теории мотива, а также работы Е. С. Добина, Л. Г. Кихней, В. В. Дементьева, В. В. Мусатова, А. И. Павловского, в центре внимания которых различные аспекты творческой деятельности А. А. Ахматовой.

Методологическая основа исследования: в работе применялись биографический и сравнительно-исторический методы с элементами системно-целостного анализа литературного произведения.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования данных исследования и полученных в результате его теоретических выводов для углубленного изучения русской литературы (изучение творчества А. А. Ахматовой) в школе и вузе.

Структура исследования. Работа состоит из введения, двух глав, каждая из которых в той или иной степени раскрывает сущность данной проблемы, заключения и списка использованных источников.

1 Теоретические основы исследования религиозно-философских мотивов в лирике А. А. Ахматовой

религиозный лирика ахматова

1.1 Мотив как структурно-смысловая единица произведения

В 90-е годы XX века в значительной степени углубился интерес к вопросам поэтики, среди которых не последнее место занимает проблема выделения и идентификации мотива как самостоятельной литературоведческой категории. Несмотря на активное изучение последней, до сих пор не существует устойчивых критериев в определении понятия «мотив».

Для начала отметим, что мотив [от латинского moveo - «двигаю»] -термин, перенесенный в литературоведение из музыки, где он обозначает группу из нескольких нот, ритмически оформленную. По аналогии с этим в литературоведении термин «мотив» начинает применяться для обозначения минимального компонента художественного произведения.

В настоящее время теоретическое изучение мотива представляет собой развернутую сеть концепций и подходов, обозначим основные из них.

1. Семантическая теория (А. Н. Веселовский, О. М. Фрейденберг, для которой характерно положение о мотиве как о неразложимой и устойчивой единице повествования. А. Н. Веселовский под мотивом подразумевает «формулу, образно отвечавшую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности» [24, с. 27].

2. Морфологическая концепция (В. Я Пропп, Б. И. Ярхо) изучает мотив через составляющие его элементы, компоненты логико-грамматической структуры высказывания - набор субъектов, объектов и предикатов, выраженных в тех или иных фабульных вариациях [24, с. 49].

3. Дихотомическая концепция (А. И. Белецкий, А. Дандес, Б. Н. Путилов, Е. М. Мелетинский).

Согласно дихотомическим представлениям о мотиве, природа его дуалистична и раскрывается в двух соотнесенных началах:

1) обобщенный инвариант мотива, взятый в отвлечении от его конкретных фабульных выражений;

2) совокупность вариантов мотива, выраженных в фабулах (алломотивы).

Мотив, по А. И. Белецкому, - это «простое предложение изъяснительного характера, некогда дававшее все содержание мифу, образному объяснению непонятных для примитивного ума явлений» [24, с. 78].

А. И. Белецкий различает два уровня реализации мотива в сюжетном повествовании - «мотив схематический», который соотносится с инвариантной сюжетной схемой, и «мотив реальный», который является элементом сюжета произведения.

Б. Н. Путилов ассоциирует с понятием мотива два взаимосвязанных значения:

1) схема, формула, единица сюжета в виде некоего элементарного обобщения;

2) сама единица в виде конкретного текстового воплощения.

Сам термин «мотив» Б. Н. Путилов употребляет в значении «мотифемы» - как инвариантную схему, обобщающую существо ряда алломотивов [24, с. 84].

Исследователь выделяет определенные функции мотива в системе эпического повествования:

1) конструктивную (мотив входит в составляющие сюжета);

2) динамическую (мотив выступает как организованный момент сюжетного движения);

3) семантическую (мотив несет свои значения, определяющие содержание сюжета);

4) продуцирующую (мотив продуцирует новые значения и оттенки значений - в силу заложенных в нем способностей к изменению, варьированию, трансформации).

Основной тезис концепции Е. М. Мелетинского заключается в том, что «структура мотива может быть уподоблена структуре предложения (суждения)» [24, с. 97]. Мотив рассматривается при этом как одноактный микросюжет, основой которого является действие. Действие в мотиве является предикатом, от которого зависят аргументы-актанты (агенс, пациенс и т.д.).

4. Тематическая концепция (Б. В. Томашевский, В. Б. Шкловский).

Исследователи определяют мотив исключительно через категорию темы, отмечая, что понятие темы есть понятие, объединяющее материал произведения. Тема может быть у всего произведения, и в то же время каждая часть произведения обладает своей темой. Путем такого разложения произведения на тематические части можно дойти до частей неразлагаемых.

«Тема неразложимой части произведения называется мотивом. В сущности - каждое предложение обладает своим мотивом» [29, с. 201].

5. Мотив в теории интертекста (Б. М. Гаспаров, Ю. К. Щеглов).

Согласно этой концепции «мотивы репрезентируют смыслы и связывают тексты в единое смысловое пространство» [7, с. 94]. Помимо этого для интертекстуального анализа характерно совмещение понятий мотива и лейтмотива: лейтмотив - это семантический повтор в пределах текста произведения, а мотив - это семантический повтор за пределами текста произведения. Интертекст не приемлет границ текста вообще, поэтому мотив в данном случае трактуется предельно широко: это практически любой смысловой повтор в тексте.

Подводя итог обзору теоретических суждений литературоведов и фольклористов о мотиве как о значительной структурной единице произведения, следует выделить следующие положения:

- повторяемость мотива (при этом повтор понимается как повтор не лексический, но функционально-семантический);

- традиционность, т. е. устойчивость мотива в фольклорной и литературной традиции (мотив - это «традиционный, повторяющийся элемент фольклорного и литературного повествования» [31, с. 304]);

- наличие семантического инварианта мотива и его вариантов.

При этом представляется продуктивным разграничение двух значений термина. Во-первых, мотив как мельчайшая структурная единица текста, ориентированная главным образом на сюжет и повествовательность. Данная трактовка мотива хорошо исследована, в особенности на материале исторически ранней словесности. Здесь достигнуты значительные научные результаты. Во-вторых, мотив как семантически наиболее значимая словесная единица текста, ориентированная в первую очередь на индивидуально-авторскую концепцию, находит широкое применение при анализе литературы периода индивидуального творчества.

Разграничение двух значений термина обусловлено спецификой литературных родов. «Повествовательный мотив» в основном представлен в эпических и отчасти в драматических произведениях, что связано с ведущим началом сюжетности и повествовательности (в широком смысле) в этих родах литературы. Здесь мотив выполняет функцию «строительной» единицы сюжета. В лирике ведущим представляется второе значение мотива, так как сюжетные связи здесь ослаблены и на первый план выступает семантическая значимость словесных единиц и их связей. Однако нельзя отрицать наличие обоих типов мотива во всех родах литературы периода индивидуально-авторского творчества, где выбор мотивных единиц обусловлен в первую очередь авторской концепцией.

В рамках проводимого исследования считаем важным остановиться на рассмотрении специфики мотива в поэтическом тексте.

Специфика мотива в лирике обусловлена особенностями лирического текста и лирического события, которое изображается автором не как внешнее объективированное «событие происшествия», а как внутреннее субъективированное «событие переживания» [18, с. 66]. Поэтому в лирическом произведении мотив - прежде всего повторяющийся комплекс чувств и идей. Но отдельные мотивы в лирике гораздо более самостоятельны, чем в эпосе и драме, где они подчинены развитию действия. «Задача лирического произведения - сопоставление отдельных мотивов и словесных образов, производящее впечатление художественного построения мысли» [18, с. 67].

Несомненно, в лирике первичен не объект, а субъект высказывания и его отношение к внешнему миру. Удивительным свойством лирики является стремление и способность через частное подойти к общему, через бытовое и обыденное - к вечному и вселенскому. Другим парадоксальным свойством лирики является сочетание стремления к предельной краткости и лаконичности со стремлением к «известной описательности, коммуникативной оформленности, художественной выявленности и выраженности для всех» [7, с. 182]. Кроме того, в центре лирического стихотворения находится лирический субъект, «аккумулирующий в своем внутреннем мире протекание лирического сюжета» [18, с. 69]. Семантическая организация мира лирических текстов отражается и на единицах этого мира - мотивах. Постановка в центр семантической структуры лирического «я» переориентирует все в лирическом тексте (в том числе и мотивы) на отношение к этому лирическому субъекту. Мотивы так или иначе группируются вокруг этого центра и, не теряя в целом своей автономной значимости, неразрывно связаны с лирическим «я» текста.

Специфическими признаками мотива в лирическом тексте является семантическая напряженность единиц, репрезентирующих данный мотив, а также особая вариативность, которая может быть не только лексической, но и семантической. Лирический мотив, выделенный в совокупности текстов, лексически выражен лишь в части из них, в остальных же к этому мотиву могут отсылать основная мысль стихотворения, смежные мотивы, основные и второстепенные образы, подтекст стихотворения.

Подчеркнем, что лирический мотив может быть выделен исключительно в рамках контекста - цикла стихотворений или совокупности всего творчества автора. Невозможно выделение мотива в том или ином стихотворении без учета проявленности вариантов того же мотива в других текстах. Это также обусловлено свойствами лирики как рода литературы - небольшим объемом лирического текста, отсутствием динамического сюжета. С этим связана необходимость изучения лирических мотивов в системе.

Специфика мотива в лирике связана не только с особенностями последней как рода литературы, но и обусловлена особыми свойствами поэтического языка, характерными для лирики.

Таким образом, мотив - устойчивая, повторяющаяся структурно-смысловая единица (Б. Н. Путилов [24]); семантически насыщенный компонент произведения, родственный теме, идее, но не тождественный им (В. Е. Хализев [31]); сущностный для понимания авторской концепции смысловой (содержательный) элемент.

1.2 Основные мотивы лирики А. А. Ахматовой: обзор творчества

Творчество Анны Андреевны Ахматовой - уникальное явление. Соединив в себе проникновенный лиризм и эпический размах, вобрав в себя лучшие классические традиции, оно приобрело ту многогранность и ту эмоциональную убедительность, которые прославили имя Ахматовой во всем мире. Поэтому вполне можно согласиться с К. Паустовским, сказавшим, что «Анна Ахматова - целая эпоха в поэзии нашей страны».

Творчество А. А. Ахматовой пришлось на первую половину XX века, на эпоху войн и революций, период коренной ломки не только мировоззрения людей, населяющих нашу страну, но и самих жизненных устоев. Духовно выйдя из серебряного века русской поэзии, Ахматова вместе со страной пережила революционное лихолетье, массовые репрессии 30-х годов, военные годы.

Все эти этапы жизненного пути нашли свое отображение в творчестве Ахматовой, повлияв не только на тематику, эстетику и мотивы стихов, но и на философию, способ видеть и чувствовать мир.

«Есть три эпохи в воспоминаниях», - сказала Ахматова в одном из стихов. Возможно, это случайность, но и ее творческая судьба тоже распадается на три этапа, три биографических круга.

Начало первого (1912 г.) - выход в свет сборников «Вечер» и «Четки». Творчество Ахматовой этого периода связано с акмеизмом, да и позже поэт (Ахматова не признавала определения «поэтесса» по отношению к себе) не отреклась от своей связи с акмеизмом. Лирика первых книг наполнена исключительно любовными мотивами. Ее новаторство как художника первоначально проявилось именно в этой традиционной теме. Любовь дана в предельных кризисных моментах - взлета и падения, разрыва и встречи, признания и отказа («Как велит простая учтивость…», «Небывалая осень построила купол высокий…»).

Как отмечают исследователи, для ахматовской лирики этого периода характерна «романность» [9, с. 128], каждая книга ее стихов представляет собой как бы лирический роман, восходящий к традициям русской реалистической прозы.

В этом роде искусства, в лирическом романе-миниатюре, Анна Ахматова достигла большого мастерства. Трагедия десяти лет могла быть рассказана ею в одном кратком событии (например, стихотворение «Как велит простая учтивость...»). Нередко миниатюры Ахматовой были, в соответствии с ее излюбленной манерой, не завершены и походили не столько на маленький роман, сколько на случайно вырванную страничку из романа или даже часть страницы, не имеющей ни начала, ни конца и заставляющей читателя додумывать то, что происходило между героями раньше.

Исследователи отмечают, что Ахматова всегда предпочитала «фрагмент» связному, последовательному рассказу, так как он давал возможность насытить стихотворение психологизмом, интимностью и откровенностью [20, с. 72]. Кроме того, фрагмент придавал изображаемому своего рода документальность: перед читателем возникал как бы не то отрывок из нечаянно подслушанного разговора, не то оброненная записка, не предназначавшаяся для чужих глаз.

Отметим, что уже с первых сборников («Вечер», «Четки») поэзию Ахматовой отличают такие особенности, как ясность значений всех слов, используемых в произведениях, простота видения, предметность стиха, наполненность произведений обыкновенными вещами. Для нее характерны разговорность поэтической речи, тяготение стихотворения к сценке или новелле при лаконизме стиля, воспринятом от Пушкина, к которому Ахматова обращалась с самых первых шагов своего творчества.

Начиная с третьего сборника стихотворений («Белая стая») в поэтику Ахматовой входят новые образы и мотивы. В нем она вышла за пределы личных переживаний, и в стихах возникли темы современной жизни, библейские мотивы и исторические ассоциации. В произведениях Ахматовой появились «влажный весенний плющ», тусклый синий цвет неба, «крики журавлей и черные поля», осенние узкие дороги, работающие в полях жницы, моросящий дождик, «липы шумные и вязы», черные кресты. А вместе с этими деталями ландшафта пришло ощущение родной страны, Родины, появились нежные признания в любви «сладостной земле». Автор сумел услышать и передать в стихах чувства народа и свою причастность к ним. Это было началом новой темы в творчестве Ахматовой - гражданской темы.

Лирика этого периода приобретает большую философскую глубину, наполняется общечеловеческим содержанием, отражает сопричастность автора всему происходящему вокруг. Ее основные поэтические ощущения тех лет - ощущение общественной нестабильности и приближение катастрофы. И потому не удивительно, что ощутимые здесь нотки ужаса привели к поискам спасения в религии, а жестокое самоистязание - к мысли о моральных обязанностях художника перед обществом. Гражданские мотивы органично входят в творчество поэта, их наличие вытекает из представления Ахматовой о высоком предназначении поэзии (воспринятому от Пушкина). Поэзия не только сладкий дар песнопенья, но и «веление небес», тяжелый крест, который нужно нести достойно. И потому поэт всегда обречен быть в гуще жизни, в центре событий, какими бы трагическими они ни были.

Все более властно заявляет о себе тема России («Ты знаешь, я томлюсь в неволе»). Для Ахматовой Россия нередко ассоциировалась с Царским Селом, где «смуглый отрок бродил по аллеям», где все было пронизано духом пушкинской поэзии. Ее Россия - это и Петербург - город культуры и державного величия. Подчеркнем, что тема Родины, ее трактовка в годы Первой мировой войны отличалась от «ура-патриотических взглядов» многих поэтов. Ахматова понимала, что война - это убийство, смерть, великое зло. Ее поэзия носит антивоенный, пацифистский характер, покоившийся на христианской основе («Утешение», «Молитва»).

Дай мне горькие годы недуга,

Задыханья, бессонницу, жар,

Отыми и ребенка, и друга,

И таинственный песенный дар -

Так молюсь за твоей литургией

После стольких томительных дней,

Чтобы туча над темной Россией

Стала облаком в славе лучей [1, с. 125].

Для третьего периода творчества Ахматовой характерно органическое слияние двух начал - лирического и гражданственного. Это период синтеза, обретения высшего «духовного зрения» [13, с. 81]. Ярчайший пример такого синтеза - поэма «Реквием», в которой слились воедино судьба женщины-поэта и всего многомиллионного народа.

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл -

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был... [1, с. 420]

Ахматова работала над этим произведением пять лет (1935--1940). Основным толчком к созданию произведения и ее содержанием стали массовые репрессии в стране, а также события личной жизни.

В 1921 году в ЧК был расстрелян ее муж, поэт Николай Гумилев, якобы за участие в контрреволюционном заговоре. В тридцатые годы по ложному обвинению был арестован сын Ахматовой Лев, под арестом находился и второй муж Н. Пунин. «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде», - вспоминает Ахматова в предисловии к «Реквиему» [2, с. 442].

С первых строк автор подчеркивает, что поэма затрагивает не только ее личное несчастье, но касается общенародного горя («Так не зря мы вместе бедовали...» [1, с. 431]). Некоторые стихи, входящие в поэму, строятся как народный плач («Уводили тебя на рассвете...» [1, 452]).

В стихотворении «Распятие» автор соединяет историю Божьего Сына с судьбой собственного. В результате возникает параллель между муками в советских застенках и восхождением на Голгофу Христа. Причем до ранга крестных мук возвышаются не только страдания сына, но и всех, кто был невинно осужден и казнен. Эта тема особо отчетливо звучит в «Эпилоге»:

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною... [1, с. 449]

В 1940-е годы - в годы Великой Отечественной войны - стихи Ахматовой звучали по радио. «Клятва», «Мужество» пронизаны уверенностью, что «нас покориться никто не заставит», что «мы защитим тебя, русская речь, великое русское слово» [1, с. 391]. Стихи Ахматовой, собранные в итоговый сборник «Бег времени», элегичны, пронизаны философским отношением к жизни, мудры и величественны. Они стали поэзией переосмысления и прощания с прошлым.

Итак, творчество Анны Андреевны Ахматовой условно может быть поделено на три периода, как по тематике и мотивному содержанию, так и по особенностям мировоззрения. Эволюционируя от интимно-лирической поэзии через гражданскую к поэзии, в которой и лирика и гражданственность оказались слиты воедино, Ахматова открывала для себя и читателя не только новые темы и мотивы, но и новую философию, чувство единения своей личной судьбы с судьбой народа.

2 Религиозно-философские основы творчества А. А. Ахматовой

2.1 Решение вечных проблем человеческого бытия в лирике А. А. Ахматовой: мотивы памяти, жизни и смерти

Анна Андреевна Ахматова является художником истинно философского склада, так как именно философские мотивы составляют идейно-содержательное ядро всей её поэзии. Какой бы темы ни касалась поэтесса, какую бы форму не использовала в создании своих поэтических образов, на всем лежит отпечаток глубоких авторских размышлений.

Однако обращает на себя внимание тот факт, что термин «философская» применительно к поэзии Ахматовой литературоведами вводится весьма осторожно. Так, анализируя категорию памяти, Е. С. Добин замечает: «Память стала у Ахматовой, я бы сказал, философской величиной. Если бы это слово не было обесценено критиками, усматривающими подчас «философию» в самой немудреной сентенции» [10, с. 39]. В то же время в ученом мире настойчиво поддерживается представление о несомненной важности исследования данного лирического пласта. А. И. Павловский по этому поводу утверждает: «О философской стороне лирики Ахматовой ... всерьез не писали. Между тем она представляет собой несомненный интерес» [21, с. 102]. При этом нередко философской объявляют только позднюю ахматовскую поэзию, исключая мыслеобразующие факторы более раннего периода. Такова позиция В. Озерова. «Но, отдавая должное этим действительно новым и проникновенным стихам, - подчеркивал критик, - невозможно выделить или - тем более - противопоставить их поздней философской лирике А. Ахматовой» [2, с. 278].

Всё вышесказанное свидетельствует о том, что обозначенный пласт лирики А. Ахматовой до сих пор остается «белым пятном» в ахматоведении, поэтому считаем необходимым остановится на анализе основных философских мотивов поэтессы.

Ее взгляд на мир был своеобразен и достаточно последователен. Как акмеистка, в свой ранний период она была противницей растворения живого, вещно-телесного и материального мира в тех мистических категориях, которые были свойственны символистам. Ахматова признавала мир реально и объективно существующим. Он был для нее конкретным и многоцветным, его следовало переносить в строчки стихов, стараясь быть при этом точным и правдивым. Поэтому она считала пригодным для художественного изображения буквально все, что составляет повседневную жизнь и окружает человека: полночный свод, крохотная былинка, ромашка или лопух. То же и в чувстве - любая из человеческих эмоций может быть художественно исследована, закреплена в слове и передана будущим столетиям. Власть и могущество искусства представлялись ей огромными и вряд ли даже обозримыми. Ахматова любила передавать это удивление читателю, когда имела возможность еще раз убедиться в фантастической нетленности человеческой культуры, в особенности такого хрупкого и невечного материала, каким является слово.

Конечно, в большей степени ранняя любовная лирика глубоко интимная. Однако уже в ней намечаются тенденции погружения и углубления в мир размышлении об основах человеческого бытия. Впервые мы слышим их в стихотворении «Я научилась просто, мудро жить…»:

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб утомить ненужную тревогу [1, с. 94].

Лирическая героиня размышляет о тленности и скоротечности жизни. В этом стихотворении Ахматова использует прием описания внутреннего мира героя через окружающую природу. Умильно мурлыкающий пушистый кот, огонь, загоревшийся на башне лесопильни, отражают ясное и «мудрое» мировосприятие героини, а приметы осени (поникшая гроздь рябины, шуршащие лопухи) - светлую меланхолию и печаль, связанную с осознанием тленности всего сущего. Все стихотворение - это как бы ответ на вопрос: как должен жить человек? Можно даже вывести формулу: природа, вера и уединение.

Переломным в творчестве А. А. Ахматовой можно назвать стихотворение «Все расхищено, предано, продано». Оно свидетельствует об окончательном переходе автора от психологии любовного «романа в стихах» к философским и гражданским мотивам. Личная боль и трагедия израненной души А. Ахматовой сливаются с судьбой всего русского народа. Видя озлобленность и несправедливость эпохи, автор пытается указать выход, путь к возрождению духовности. Так появляются мотивы веры в бессмертие и в высшую справедливость, мотив христианского всепрощения, а также надежда на светлое и чудесное в будущем, на вечное обновление жизни и победу духа и красоты над слабостью, смертью и жестокостью.

В более поздний период творчества в центр своего художественного миропонимания А. Ахматова помещает мысль о необходимости гармонии между миром и человеком, обществом и человеком, человеком и временем. При этом поэтесса «не абстрагируется от предметной реальности, а выходит на новый уровень художественной изобразительности, концентрирует действие, наслаивает на него диалоги со своими оппонентами, монологи-обращениея к миру, времени, народу» [16, с. 91].

Все чаще и чаше А. Ахматова задумывается над проблемами современности. Трагедия современности, по мнению поэтессы, заключается в прерванной связи времен, в забвении предшествующей эпохи:

Когда погребают эпоху

Надгробный псалом не звучит,

Крапиве, чертополоху

Украсить ее предстоит... [1, с. 129]

По мысли автора, насильственное погребение прошлого чревато тяжелыми последствиями не только для настоящего, но и для будущего, разрывом глубинных органических связей:

И матери сын не узнает,

И внук отвернется в тоске [1 с. 129].

В этих условиях задача поэта - не только констатировать роковой разрыв времен, но и «своею кровью» склеить «двух столетий позвонки» [2, с. 257].

Основой для связи прошлого и настоящего у Ахматовой становится память не только как нечто в человеке, позволяющее соотнести его с историей, но и как глубоко нравственное начало, противопоставленное забвению, беспамятству и хаосу. Так мотив памяти становится своего рода призмой, сквозь которую преломляются ключевые идеи и образы ее поэзии.

Недаром фигурирует это слово в названиях многих стихотворений: «Память о солнце в сердце слабеет...»; «Голос памяти»; «Тяжела ты, любовная память...»; «Из памяти твоей я выну этот день...»; «Памяти друга»; «И в памяти, словно в узорной укладке...»; «И в памяти черной, пошарив, найдешь...»; «Подвал памяти».

Подчеркнем, что в поэзии Ахматовой семантика «памяти» охватывает широкое смысловое пространство, все проявления памяти: от памяти, как индивидуального, «психофизиологического» дара, до памяти, как исторической и нравственной категории. Не случайно К. Чуковский, Ю. Левин, В. Топоров, считали мотив памяти основополагающим для творчества Ахматовой [2].

В ранней лирике память реализуется как естественное, органичное свойство человеческого сознания, позволяющее поэту художественно запечатлевать мир («Я вижу все. Я все запоминаю»), воплощать прошлое, как длящееся и эмоционально переживаемое бытие, - в настоящем. Ее «механизмы» служат сюжетным каркасом «лирических новелл».

У поздней Ахматовой мотив памяти становится той семантической основой, которая скрепляет и разрозненные эпизоды одной человеческой судьбы, и эпизоды судьбы народа, которая воссоединяет распавшуюся связь времен, то есть служит цели «собирания» мира воедино.

Охарактеризуем основные тенденции реализации мотива памяти в стихотворениях А. А. Ахматовой.

В стихотворении «Смуглый отрок бродил по аллеям» поэтесса говорит о Пушкине и о его времени, при этом смыслообразующим концептом является мотив памяти. Для Ахматовой память - это то, что противостоит распаду, смерти, забвению. Память синонимична верности.

В стихотворении «Смеркается, и в небе темно-синем…» память выступает катализатором радостей бытия.

И если трудный путь мне предстоит,

Вот легкий груз, который мне под силу

С собою взять, чтоб в старости, в болезни,

Быть может, в нищете -- припоминать

Закат неистовый, и полноту

Душевных сил, и прелесть милой жизни [1, с. 259].

Стихотворение помечено 1914-1916 годами. В то время Ахматовой не было и тридцати лет. Легким утешительным грузом представлялось то, что будет сохранено в памяти. Хотелось, чтоб память обернулась лишь благодетельной стороной. Лишь хранительницей безоблачного, отрадного, что можно почерпнуть из бытия. Память - верный спутник, «ангел-хранитель» существования.

Но память не только хранительница. Она открывает вещи по-новому, переоценивает. Память - мудрая сестра жизни, делящая ее ношу.

Как белый камень в глубине колодца,

Лежит во мне одно воспоминанье.

Я не могу и не хочу бороться:

Оно - веселье и оно - страданье [1, с. 298].

И поэт дорожит этой двойственностью. В отдалении времени печаль очищается, и хочется ее сохранить: «Чтоб вечно жили дивные печали, ты превращен в мое воспоминанье» [1, с. 298].

Память становится утешительницей всех скорбящих и своего рода «законом сохранения явлений» [10, c. 206], но только явлений пережитых, прошедших сквозь чувство.

Как будто все, с чем я внутри себя

Всю жизнь боролась, получило жизнь

Отдельную и воплотилось в эти

Слепые стены, в этот черный сад... [1, с. 326]

Е. С. Добин назвал ахматовскую категорию памяти «аналогом народно-сказочной «живой воды» [10, с. 209]. Это дар возвращения жизни явлениям, событиям, чувствам, отошедшим в прошлое.

Память осмыслена Ахматовой как некая обобщающая образная категория. Это - непрерывная жизнь души. Ее можно назвать стихийно творящей стороной духа, ежеминутно оживляющей прошедшее. Но помимо этого у памяти есть и вторая сторона - драматическая. Не так уж, оказывается, легок груз памяти. И не только «полноту душевных сил и прелесть милой жизни» он в себя включает. По мысли Ахматовой, память разнолика и довольно часто следы прошлого остаются, как рубцы от ран.

О, кто бы мне тогда сказал,

Что я наследую все это:

Фелицу, лебедя, мосты,

И все китайские затеи,

Дворца сквозные галереи

И липы дивной красоты.

И даже собственную тень,

Всю искаженную от страха,

И покаянную рубаху,

И замогильную сирень [1, с. 301].

Однако еще трагичнее, когда «опустился железный занавес смены времен и преградил дорогу животворящей памяти о прошлом».

И, раз проснувшись, видим, что забыли

Мы даже путь в тот дом уединенный,

И, задыхаясь от стыда и гнева,

Бежим туда, но (как во сне бывает)

Там все другое: люди, вещи, стены,

И нас никто не знает - мы чужие.

Мы не туда попали... [1, с. 320]

Для Ахматовой здесь память - зеркало бытия, освещает трагедийную сторону необратимого течения жизни, но при этом потери усиливают ощущение ценностей пережитого, ценностей бессмертных.

Таким образом, память становится как бы сквозной нитью бытия. В ней проецируются бесконечные связи со временем и окружением. Непрерывной линией соединяются ступени восхождения и нисхождения человека. Фиксируется добытое и утерянное, достигнутое и исчезнувшее. Е. С. Добин отмечает, что «ахматовская память - не лента кадров, на которых просто запечатлены куски прошлого. Это синтетическая деятельность души, анализирующая, сопоставляющая, оценивающая, которая в равной мере она находится в сфере чувств и в сфере мыслей. Память - аккумулятор опыта и переживаний» [10, с. 189].

Стоит отметить, что мотив памяти, являясь в творческой концепции А. А. Ахматовой ведущим, тем не менее приближен к таким вечным категориям, как жизнь, смерть, любовь, я и мир, я и мы.

Наиболее ярко в позднем творчестве поэтессы раскрывается мотив смерти, так или иначе присутствующий во многих её стихотворениях: похороны, могилы, самоубийства, смерть сероглазого короля, умирание природы, погребение всей эпохи.

Смерть трактуется у Ахматовой в христианских и пушкинских традициях. В христианских - как закономерный акт бытия, в пушкинских - как заключительный акт творчества. Творчество для Ахматовой - это ощущение единства с творцами прошлого и современности, с Россией, с ее историей и судьбой народа. Поэтому в стихотворении «Поздний ответ», посвященном Марине Цветаевой, звучит:

Мы с тобою сегодня, Марина,

По столице полночной идем,

А за нами таких миллионы,

И безмолвнее шествия нет,

А вокруг погребальные звоны

Да московские дикие стоны

Вьюги, наш заметающей след [1, с. 264].

В некоторых произведениях Ахматовой, посвященных мотиву смерти, возникает образ лестницы:

Будто там впереди не могила

А таинственной лестницы взлет [1, с. 297].

Так в произведениях поэтессы намечается тема бессмертия. Этот мотив появляется в стихах о победе и в дальнейшем усиливается. Показательно, например, стихотворение «И комната, в которой я болею», заканчивающееся строчками:

Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,

И смертный уничтожит сон.

В поздних стихах мотив бессмертия раскрывается в стихах о музыке:

И слушатель тогда в своем бессмертье

Вдруг начинает верить безусловно [1, с. 324].

Но особенно ярко этот мотив раскрыт в стихотворении о собственном болезненном состоянии на исходе жизни:

Недуг томит три месяца в постели,

И смерти я как будто не боюсь.

Случайной гостьей в этом страшном теле

Я, как сквозь сон, сама себе кажусь [1, с. 395].

При этом стоит отметить, что в поздней лирике Ахматовой наиболее устойчивый мотив - прощание со всем прошлым, даже не с жизнью, а именно с прошлым: «На прошлом я черный поставила крест…». В стихотворении «На Смоленском кладбище» она как бы подытоживает прошедшую эпоху. Здесь главное - ощущение великого водораздела, пролегшего между двумя веками: прошлым и нынешним. Ахматова видит себя стоящей на этом берегу, на берегу жизни, а не смерти:

Вот здесь кончалось все: обеды у Данона,

Интриги и чины, балет, текущий счет… [1, с. 401]

В этих строках речь идет о мнимом человеческом существовании, ограниченном пустой быстротекущей минутой. В одной этой фразе схвачена суть мнимой, а не подлинной человеческой жизни. Эта «жизнь», утверждает Ахматова, равна смерти. Подлинная жизнь появляется у неё, как правило, тогда, когда в стих входит ощущение истории страны, народа.

Одними из лучших произведений периода 1950-60-х годов является стихотворение «Приморский сонет», в котором, по мнению исследователей, «классическая прозрачность формы, «легкость», ощутимая в словесной фактуре почти физически, свидетельствует о побежденном страдании, о постижении высшей гармонии природного и человеческого бытия» [11, с. 91].

«Приморский сонет» - это произведение о смерти, в котором Ахматова подводит итог жизни. Лирическая героиня воспринимает смерть без трагического надрыва: не в качестве избавления от нестерпимых жизненных мук (ср. с «Реквиемом»), а как «зов вечности», «нетрудную дорогу», напоминающую одно из самых дорогих ей на земле мест - «аллею у царскосельского пруда»и [1, с. 407]. Близость смерти («Здесь все меня переживет, / Все, даже ветхие скворешни» [1, с. 407]) создает у нее особое экзистенциальное настроение, при котором мир - в самых будничных проявлениях - воспринимается как «Богом данный дворец», а каждый прожитый миг - как подарок.

Подводя итоги, считаем важным заметить, что лирику Ахматовой, несомненно, можно считать философской. Поэтессе свойственно не перечисление общеизвестных истин, а тяга к глубокому действенному познанию человеческой сути и мирозданья. В ее творчестве «сплавлены разрозненные крупицы материального и душевного, разнокалиберные явления выстроены вместе, в слитности и созвучии» [22, с. 14]. Мотив памяти, являясь сквозным, смыслообразующим, а также мотивы жизни и смерти позволяют Ахматовой «выйти далеко за пределы непосредственно видимого горизонта и охватить обширные пространства переживаний, заглянув в неведомые края чувств и мыслей» [12, с. 30].

2.2 Христианские мотивы лирики А. А. Ахматовой: мотивы покаяния и прощения

При исследовании творчества А. А. Ахматовой, помимо философского взгляда на действительность, необходимо учитывать её религиозность, веру в Бога, которую, как характерную черту ее мировоззрения, отмечали многие исследователи: и современники поэта, и литературоведы позднего времени. Так, В. Н. Соколов в статье «Слово об Ахматовой», определяя источники её творчества, первым из них называет Священное Писание [25, с. 9], а во вступительной статье к антологии «Анна Ахматова: Pro et contra» С. А. Коваленко пишет: «Религиозно-философские мотивы ахматовского творчества, словно в зеркале, отражены в ее судьбе», она «через поколения восприняла духовный опыт, идею жертвы и искупления» [2, с. 5]. А критик К. Чуковский прямо называет Ахматову «последним и единственным поэтом православия» [2, с. 178].

Ахматова, при всем своеобразии личного религиозного опыта, не просто признавала существование Бога, но сознавала себя православной христианкой, что нашло отражение как в образном и идеологическом строе ее поэзии, так и в жизненной позиции. Высокие идеалы христианства помогли ей выстоять перед лицом испытаний как личность, просто живой человек. Именно период испытаний, собственно длившийся почти всю ее творческую жизнь, выявил следующую особенность ее поэзии - постоянная борьба и одновременно сосуществование начал «земных» и «небесных», а также сформировал особый тип героини - верующей женщины, не отказавшейся от мира, но живущей всей полнотой земной жизни, со всеми ее радостями, печалями и грехами.

Таким образом, религиозность А. А. Ахматовой является бесспорным фактом, и мы считаем необходимым вычленить и проанализировать основные христианские мотивы ее творчества.

Религиозная онтология в раннем ахматовском творчестве не выражена прямо, она лишь подразумевается. Прежде всего, стоит отметить, что образный «фон» многих ахматовских стихотворений насыщен православно-христианской символикой и церковной атрибутикой. Здесь образы православных храмов (Исакиевского, Иерусалимского, Казанского, Софийского и др.). Например, в стихотворении «Стал мне реже сниться, слава Богу» строки: «здесь всего сильнее от Ионы / колокольни Лаврские вдали» [1, с. 123]. Речь идет о киевском Свято-Троицком монастыре близ Киево-Печерской лавры. Упоминание о другой киевской святыне мы находим в стихотворении «Широко распахнуты ворота...»: «И темна сухая позолота / Нерушимой вогнутой стены» [1, с. 187]. В этих строках говорится о знаменитом мозаичном золотофонном изображении Богоматери Оранты на алтаре Софийского собора, имевшем, как считалось, чудотворную силу.

Течение времени во многих стихотворениях исчисляется православными датами. Чаще всего это великие праздники - Рождество, Крещение, Пасха, Благовещенье, Вознесение. Например: «Все обещало мне его: / Край неба, тусклый и червонный, / И милый сон под Рождество...» [1, c. 87]; «О нем гадала я в канун Крещенья...»; «...Через неделю настанет Пасха» [1, с. 125], «Горят твои ладони, / В ушах пасхальный звон...» [1, с. 52]; «Выбрала сама я долю / Другу сердца моего: / Отпустила я на волю / В Благовещенье его...» [1, с. 107]; «Твой месяц - май, твой праздник - Вознесенье» [1, с. 103] и т.д.

Также Ахматова нередко обращается к именам святых, чудотворцев, большей частью православных: к преподобной Евдокии: «Плотно сомкнуты губы сухие. / Жарко пламя трех тысяч свечей. / Так лежала княжна Евдокия / На душистой сапфирной парче...» [1, с. 62]; к святому Егорию (Георгию Победоносцу): «...Да хранит святой Егорий / Твоего отца» [1, с. 173]; к святой великомученице Софии [1, с. 174]; к преподобному Серафиму Саровскому и к преподобной Анне Кашинской [1, с. 155].

К. И. Чуковский отмечал, что «церковные имена и предметы никогда не служат ей главными темами; она лишь мимоходом упоминает о них, но они так пропитали ее духовную жизнь, что при их посредстве она лирически выражает самые разнообразные чувства» [2, с. 135].

Кроме того православно-христианские мотивы в творчестве Ахматовой зачастую представляют собой элементы другой системы, «встраиваемые» автором в свои тексты и участвующие в создании новой лирической ситуации. Это могут быть фрагменты религиозного догмата, обряда, мифа, укоренившиеся в народном (фольклорном, бытовом) сознании, а могут быть аллюзии на тот или иной церковный текст. Приведем несколько примеров цитат из Священного писания, существующих в текстах Ахматовой.

Строки стихотворения «Песенка»: «Будет камень вместо хлеба / Мне наградой злой»[1, с. 36] - поэтическое переосмысление следующих слов Христа: «Какой из вас отец, когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень?» [28, с. 33]. Мотив «камня вместо хлеба» является традиционным в русской литературе (стихотворение М. Ю. Лермонтова «Нищий»).

В «Песне о песне» евангельская цитата звучит в общем контексте размышлений о пути и предназначении поэта, здесь - не только избранника, но и Божьего раба, в простоте сердца исполняющего «все повеленное» и не требующего какой-то особенной благодарности или мзды за свой труд. Строки стихотворения: «Я только сею. Собирать / Придут другие. Что же! / И жниц ликующую рать / Благослови, о Боже!» [1, с. 74] В Евангелии читаем: «Жнущий получает награду и получает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут». И в этом случае справедливо изречение: «один сеет, а другой жнет» [28, с. 34].

Охарактеризуем еще одну составляющую религиозного мировоззрения Ахматовой. Исследователи подчеркивают, что «трансцендентные начала бытия в стихах Ахматовой вписываются в народно-православную миромодель» [30, с. 13]. Отсюда появляются мотивы рая и ада, милости Божьей и соблазнов сатаны. Сравним: «На пороге белом рая / Задыхаясь, крикнул: «Жду»...» [1, с. 168]; «В городе райского ключаря...» [1, с. 232]; «...Пусть хоть голые красные черти, / Пусть хоть чан зловонной смолы...» [1, c. 63]; «А та, что сейчас танцует, / Непременно будет в аду» [1, c. 48]. При этом «бинарная оппозиция «рая» и «ада» как онтологических категорий оборачивается морально-этическим противостоянием должного и недолжного, божественного и демонического, святого и грешного» [30, с. 14].

Также одним из ведущих в лирике А. Ахматовой можно считать мотив покаяния и прощения. Важно заметить, что «покаяние» и «прощение» - понятия религиозные, они неразрывно связаны между собой и являются условием друг для друга. Как невозможно покаяться перед Богом, не простив ближнего, так невозможно и простить ближнего без покаяния.

Мотив покаяния и прощения пронизывает всю идейно-тематическую ткань произведений Ахматовой, но ярче всего он раскрывается в любовной лирике [15, с. 33]. Если рассматривать любовную лирику Ахматовой через призму покаяния и прощения, можно увидеть, что земная любовь предстает как страсть, искушение и в некотором роде даже грех: «Любовь покоряет обманно / Напевом простым, неискусным» [1, с. 145]; «Обману ли его, обману ли? - Не знаю!» / Только ложью живу на земле» [1, с. 187]. Особенность таких любовных отношений - стремление покорить, «приручить», «замучить», поработить. Вот строки, характеризующие лирическую героиню: «Прости меня мальчик веселый / Совёнок замученный мой» [1, с. 89]; «Я-то вольная. Всё мне забава» [1, с. 207], но чаще всего это постоянная черта возлюбленного: «Вы приказали мне: довольно, / Поди, убей свою любовь! / И вот я таю, я безвольна» [1, с. 224]; «Прирученной и бескрылой / Я в дому твоем живу» . [1, с. 257] Он посягает на свободу лирической героини, на ее творчество и даже запрещает молиться, в связи с чем в поэзии Ахматовой возникает образ темницы, тюрьмы: «Запрещаешь петь и улыбаться, / А молиться запретил давно», а героиня предстает «печальной узницей» [1, с. 209].

Лирическая героиня, остро ощущает это несоответствие, но все равно порой поддается страсти, любви-искушению, и тут же всем своим существом противится ей. Она чувствует, что из этих отношений уходит Бог, возлюбленный стремится затмить Бога и пытается занять Его место. Так, в поэме «У самого моря» за одну только весть о возлюбленном она отдает крестильный крестик. Отсюда берет начало исток трагичности любви, а то чувство, которое считается самым прекрасным на земле, превращается в яд, грех, нескончаемую муку, «проклятый хмель»…

Антиподом земной грешной любви является любовь евангельская, любовь к Богу. Эта любовь никогда не уходит из сердца лирической героини, она чиста и прекрасна. Совесть и память о Боге приводят героиню к раскаянию, она приносит покаяние - как вопль из глубины души: «Боже! Боже! Боже! / Как пред тобой я тяжко согрешила! [1, с. 309]» ; «Нам покаянные рубахи. / Нам со свечой идти и выть» [1, с. 321] ; «Прижимаю к сердцу крестик гладкий: / Боже, мир душе моей верни!» [1, с. 287]. Такими порывами наполнена лирика Ахматовой, и это именно покаяние - с его упованием на милость Божию, на прощение.

Такое чувство покаяния созвучно такому же чувству прощения:

Я всем прощение дарую

И в воскресение Христа

Меня предавших в лоб целую,

А не предавшего -- в уста. [1, с. 326]

С таким отношением к жизни из сердца уходит страх перед земными невзгодами. В потерях Ахматова чувствует Бога, и готова быть послушной Его воле, здесь и начинается прозрение: «Тебе покорной быть, / Да ты сошел с ума!/ Покорна я одной Господне воле!» [1, с. 235]. Кроме того, она прекрасно понимает тщетность этих переживаний:

Что тоскуешь, будто бы вчера…

Нет у нас ни завтра, ни сегодня.

Рухнула незримая гора,

Совершилась заповедь Господня. [1, с. 341]

Но, что самое удивительное, в разлуках, лишениях, бедах, невзгодах Ахматова, видя волю Господню, полностью принимает и благодарит Бога за эти потери:

Думали: нищие мы, нету у нас ничего,

А как стали одно за другим терять,

Так что сделался каждый день

Поминальным днем, -

Начали песни слагать

О великой щедрости Божьей

Да о нашем бывшем богатстве. [1, с. 347]

Через потери и лишения она обретает свободу и радость. Таким образом, мотив покаяния и прощения пронизывают всю лирику Ахматовой и составляют основу мировоззрения поэта.

С этими понятиями тесно соприкасается таинство исповеди - лирическая героиня получает отпущение грехов, что является для нее наиважнейшим эмоциональным событием. Стирание грани между обрядом причастия и поэзией, а также особый, сакральный регистр слова привел к появлению в поэтике исповедально тональности, жанрово-стилевых формул молитвенного покаяния, обета. О. Е. Фоменко подчеркивает, что «стилистическая суть «молитвенных» стихов - в непосредственном обращении к Богу как трансцендентному началу бытия, которое парадоксальным образом смыкается с религиозно-этическим абсолютом, пребывающим в душе героини. Поэтому адресации к Господу оказываются интроспективными обращениями к себе самой, исполненными самоанализа и критики в свой адрес» [30, с. 17]

Ахматовская героиня часто произносит слова молитвы к Богу. В. В. Виноградов, в частности, отмечал, что «слова «молить» и «молитва» становятся любимыми словами лирической героини, а значит - и самой поэтессы» [5, с. 98] В раннем творчестве молитва - просьба о любви и вдохновении, то есть житейская. Пока ее цель - не устремление к небесам, а улучшение земной жизни. Героиня просит избавить ее от трудных, тяжелых житейских обстоятельств; просит о совершенствовании поэтического дара («Песня о песне», «Я так молилась: «Утоли»»), о соединении с любимым для земного счастья, «земного царства» («У самого моря», «Боже, мы мудро царствовать будем»).

Также мы видим образ молитвенного обращения к Богу с целью восстановления внутреннего мира, упокоения души усопшего и т.д.: в таких стихотворениях, как «Бесшумно ходили по дому», «Страх, во тьме перебирая вещи», в «Поэме без героя»: «Да простит тебя Бог!».

В более позднем творчестве Ахматова ставит и развивает мотив молитвы за Россию. Одной из форм молитвы в таких условиях становится молитва-плач. Вспомним стихотворение «Причитание». Это скорбный плач русского народа, названного «богоносцем», при виде поругания святынь.

Внешнее поражение, нищета, изгнание - это, собственно, и есть удел христианина на земле. Но мужество и спокойствие в перенесении скорбей является чертой святости, то есть духовной победы добра над злом, обещанной Христом.

Сокровенная сущность молитвы за Россию заключается в готовности к любым испытаниям и жертвам, в принятии креста и распятия вместе с родной страной: «Чтобы туча над темной Россией / Стала облаком в славе лучей» [1, с. 348].

Если просматривать подряд стихи Ахматовой, написанные в 30-е -50-е годы, то первое, что бросается в глаза - их трагическая, более того, траурная тональность. Атмосфера распада личного и общего бытия в эпоху террора, трагические ситуации, знаменующие подрыв важнейших этических ценностей, самих основ жизни, равно как и способ личностного реагирования на них, воплощаются в системе мотивов, казалось бы, прямо не выражающих религиозные убеждения автора, но по сути своей вписывающихся в христианскую миромодель. Отчетливо о себе заявляет тема «последних времен», приближения Антихриста, конца света и Страшного суда, которые в сущности восходят к апокалипсическим мотивам [23, с. 73].