Проза Татьяны Толстой
Биография Т. Толстой - внучки писателя А. Толстого. Художественное своеобразие сборника "Ночь". Конфликт реальности и мечты в рассказе "Река Оккервиль". Тема утраченных иллюзий в рассказе "На золотом крыльце сидели". Мир автора и его отношение к героям.
| Рубрика | Литература |
| Вид | курсовая работа |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 17.10.2013 |
| Размер файла | 107,3 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Содержание
- 1. Введение
- 2. Биография Татьяны Толстой
- 3. Художественное своеобразие сборника "Ночь"
- 3.1 Конфликт реальности и мечты в рассказе "Река Оккервиль"
- 3.3 Тема утраченных иллюзий в рассказе "На золотом крыльце сидели"
- 3.2 Автор и рассказчик в рассказе "Соня"
- 3.4 В погоне за синей птицей (рассказы "Круг", "Факир", "Огонь и пыль")
- 4. Мир автора и его отношение к героям
- 5. Язык произведений и стиль рассказов
- 6. Заключение
- 7. Список использованной литературы
- Приложение
1. Введение
80-ые годы в литературе - период появления новой писательской волны. Эта литература была неоднородна и авторов зачастую объединяла лишь хронология появления их произведений да общее стремление к поиску новых художественных норм. Если говорить о мировоззрении писателей, следует отметить, что многих авторов объединяло как отсутствие фальшивой бодрости, свойственной типичным образцами социалистического реализма, так и новое отношение к своим героям: беспристрастное и объективное. Литература переставала быть дидактическим учебником жизни. Среди произведений "новой волны" появились книги, которые стали называть "женская проза". К женской прозе стали относить произведения В. Токаревой, Л. Петрушевской, Г. Щербаковой, Т. Толстой…
Наш выбор пал на произведения Татьяны Толстой, так как ее творчество ни в коем случае нельзя назвать типичным явлением женской прозы. Человек, выросший в среде известных литераторов, внучка известного писателя Алексея Толстого, она по-новому пишет о трагичности бытия, порыве современного человека к счастью. Как правило, ее героям не суждено найти золотой ключик, которым открывается дверь в страну благополучия. Но почти все они сохраняют детскость, наивность, доверчивость, и эта внутренняя инфантильность мешает им создавать реальную жизнь. Не случайно известные критики П. Вайль и А. Генис назвали мир ее произведений "городок в табакерке". Сам выбор драматических жизненных коллизий, тонкая психологическая разработка характеров, неожиданные развязки, одинокие трагические герои, неповторимый по яркости, точности, ироничности язык говорят о мудрости, лишенной иллюзий и фальшивого оптимизма. Все это заставило нас обратиться к произведениям. При всей заостренности ситуаций, жесткости финалов эти книги учат быть внимательными к окружающим нас людям, невзирая на бытовые и социальные трудности спешить делать добро.
Проза Толстой открывала новую страницу русской прозы, которую впоследствии окрестили "другой литературой" (Петрушевская, Каледин, Попов, Ерофеев) Толстая стремилась к демифологизации реальности, раскрепощения человеческой фантазии и воображения, вела полемику с мнимым народопоклонничеством и псевдодемократизмом.
Антон Павлович Чехов однажды сказал: "Жизнь человека - сюжет для небольшого рассказа." Умение видеть необычное в обыденном и помогает Татьяне Толстой сделать свои произведения неповторимой страницей человеческого бытия. В работе проанализированы самые проблемные, на наш взгляд, рассказы, в которых особенно остро представлен конфликт реальности и иллюзий, рассмотрены особенности фабулы произведений, их художественные особенности стиль. Изучив текст рассказов, ознакомившись с критической литературой, в частности с работами исследователей Булина, Вайля, Гениса, Золотоносова, Невзглядовой и других критиков, мы и решила представить это исследование.
толстая проза рассказ автор
2. Биография Татьяны Толстой
Толстая Татьяна Никитична, (03.05.1951) прозаик. Толстая родилась в семье, отмеченной значительными литературными дарованиями. "Куда ни посмотри, у нас одни литераторы в роду. Алексей Николаевич Толстой-дед по отцовской линии. Бабушка Наталья Васильевна Крандиевская - Толстая - поэтесса. Дед по материнской линии Михаил Леонидович Лозинский - переводчик…" После окончания средней школы и классического отделения филологического факультета Ленинградского университета долгое время работает в издательстве. С 1974 года живет в Москве. Писать, по собственному признанию, начала рано.
Толстая публикует рассказы на страницах журналов "Октябрь", "Нева", "Знамя, " "Новый мир "принимает участие в работу Всесоюзного совещания молодых писателей, посещает семинар Г. Бакланова.
Первый рассказ "На золотом крыльце сидели…" был опубликован в журнале "Аврора" (03.08.1983); он сразу был замечен и читателями и критикой, а дебют автора признан одним из лучших в 80-е годы. Рассказ представлял собой калейдоскоп детских впечатлений, которые дробились и множились от простых событий и обыкновенных людей, представляющимися детям то теми, то другими таинственными персонажами сказочного мира. В прозе Толстой критики обнаруживали необычно новое для литературы того времени сочетание высокого и никого, романтического и бытового, сказочного и натуралистического, реального и выдуманного. Обращали внимание на лексическое богатство текста, изощренность художественных решений.Ю. Рытхеу в послесловии к публикации рассказа "Соня" отметил необычную роль автора в прозе Толстой. Автор играет с нами, шутит и прячется. примеряя то одну маску, то другую. С начала до самого конца нам неясно, что хочет рассказать, о чем, собственно, идет повествование (Аврора - 1984, № 10). Критик Елена Невзглядова пишет о своем отношении к началу ее творчества так: сразу стало ясно, что мы имеем дело с писателем, что за первым рассказом должен последовать второй и третий, что человек, так владеющий пером, не может бросить это занятие.
Второй и третий рассказы не заставили себя долго ждать; с тех пор Т. Толстая пишет и печатается; в № 10 1984 года - рассказ "Соня"; в № 3 1985 года - "Река Оккервиль"; в № 4 1986 года - "Спи, спокойно, сынок".
В 1987 году выходит в свет первый сборник ее рассказов "На золотом крыльце сидели". Он был с восторгом принят критикой, которая отметила несомненную талантливость молодого прозаика, обладающего сложившейся манерой, уверенностью, художественным своеобразием. В произведениях Толстой проявляется устойчивый интерес к странным, нелепым героям (в основном детям, старухам, ненормальным), они отличаются и жесткой, отстраненной авторской позицией. Эта бесслезная традиция (М. Золотоносов), перепутывание важного и неважного (Е. Невзглядова), отказ от постулатов жизнеподобия, от установки на "Тепловатое сочувствие любому персонажу " (С. Чупрынин) - основные черты поэтики Т. Одним из лучших в сборник был рассказ "Река Оккервиль", повествующий о странной любви юноши к воображаемой исполнительнице старинных романсов. Конфликт непричесанной и диковатой повседневности с радостными и многоцветными картинами воображения был передан автором в многозначном и противоречивом смысле. По мнению Толстой, существуют только вечные проблемы: Добро и Зло, тираны и толпа… Есть лишь новые способы описания мира, и в их наслаждение, ибо по существу ты делаешь то же, что делал Бог в дни творения (Московские новости, 24 июня 1990) Только в мире механического повторения, только во вселенной, которая приводится в движение заводным ключом, можно вырваться из поступального - и наступального хода времени.
Толстую привлекают моменты иррациональности в человеческой жизни, которая является трагедией повседневной жизни, но истинное наслаждение для словесных упражнений. В ее творчестве постоянны мотивы смерти. Ибо, пока жизнь не завершена. Ее нельзя ни подытожить, ни оценить.
В прозе Толстой критики обнаруживали традиции Булгакова, Набокова, А. Грина, немецких экспрессионистов, русской прозы 20-х годов. Толстая подчеркивает в своем интервью важность ля своего творчества открытий новеллистики 20-х годов. По ее мнению, в развалинах этой недостроенной поэтики могут таиться клады. Высказывания Толстой о неприятии литературы, развивающейся в причинно-следственных традициях 19 века, ее призыв к элитарности "культура должна быть элитарной, но открытой для присоединения к элите" вызвали в критике полемику. Толстую упрекали в самоуверенности, учительстве и лихости в пропаганде вредоносных для литературы доктрин. С начала 90-х годов Толстая подолгу живет в Америке, преподает в различных университетах теорию литературы.
Татьяна Толстая начала писать в 1983 году - в самое что ни есть застойное время. Но она писала не о застое - она писала застоем. Ее литературная судьба чисто внешняя, в смысле успеха и популярности, сложилась независимо от ее стиля. Не успела она расписаться, как застой кончился, а вскоре и сам коммунизм: цензурных трудностей, столь обычных для советского писателя, тем более начинающего, молодого, она, в сущности, не знала. В этом отношении ее можно назвать постсоветской писательницей; но глубинно, сущностно - по крайней мере, до сегодня.
Открывая сборник "На золотом крыльце сидели…" - тотчас увидим, до какой темной мировоззренческой бочки могут довести паразитические наклонности, претензии на "пожизненное ликование". В каждом рассказе происходит конфликтное столкновение идеальных романтических представлений с прозой жизни, с реальностью, которая неминуемо оказывается тем грубее, чем возвышеннее разбивающиеся об неё фантазии. Переходим к реализации этой проблемы в ее произведениях.
3. Художественное своеобразие сборника "Ночь"
3.1 Конфликт реальности и мечты в рассказе "Река Оккервиль"
В первую очередь хочется остановиться на рассказе Татьяны Толстой, в котором особенно впечатляюще выражена постмодернистская тема вечного возвращения культурных знаков, повторяемости, самопроизвольности бытия в культуре. Это "Река Оккервиль". Герой рассказа - Симеонов, анахорет, отшельник всю жизнь занимается коллекционированием пластинок с записями забытой, и, как ему кажется, давно умершей певицы Веры Васильевны, образ которой в подробностях создан его воображением. Может быть, Симонов фантастическую Веру Васильевну даже любит. Каждый вечер он поводит у граммофона, такого же старинного, как героиня его грез. Романсами растравляет свое воображение, тоскует о жизни, которой никогда не знал, о женщине - томной наяде начала века. Потом выясняется, что она жива, и, трепеща, Симеонов направляется на встречу с ней, ожидая увидеть убогую, нищую доживающую век во всяческом забросе старушку. Но оказывается, что Вера Васильевна благоденствует, наслаждается жизнью, вниманием десятков горячих энтузиастов, которые зовут ее Верунчиком, да и выпить и закусить не дура. И вдруг выясняется, что она - предмет любви - жива, более того, живет где-то рядом, что она не подслеповатая, бедная исхудавшая и сиплая, как хотелось Симеонову, огромная, белая, чернобровая, раскатисто смеющаяся. К тому же у нее сохранился ее дивный голос. Единственное, чем, она недовольна, - у нее квартире плохая ванна, и она решает облагодетельствовать Симеонова тем, что буде пользоваться его ванной, хорошей. Это устраивает наиболее шустрый из ее поклонников некто Поцелуев. Финал рассказа таков:
"Симеонов против воли прислушивался, как кряхтит и колышется в тесном ванном корыте грузное тело Веры Васильевны, как с хлюпом и чмоканьем отстает ее нежный, тучный, налитой бок от стенки влажной ванны, как с всасывающим звуком уходит в сток вода, как шлепают по порлу босые ноги и как, наконец, откинув крючок, выходит в халате красная, распаренная Вера Васильевна, "Фу-ух. Хорошо". "Поцелуев торопился с чаем, а Симонов заторможенный, улыбающийся, шел ополаскивать после Веры Васильевны, смывать гибким душем серые окатыши с подсохших стенок ванны, выколупывать седые волосы из сливного отверстия. Поцелуев заводил граммофон, слышен был дивный, нарастающий грозовой голос, восстающий из глубин, расправляющий крылья, взмывающий над миром, над распаренным телом Верунчика, пьющего чай из блюдечка над согнувшимся в своем пожизненном послушании Симеоновым, над теплой кухонной Тамарой, над всем. Ничему нельзя помочь, над подступающим закатом, над собирающимся дождем, над ветром, над безымянными реками, текущими вспять, выходящими из берегов, бушующими и затопляющими город, как это умеют делать реки".
Совершенно набоковский рассказ. Само движение фразы набоковское, Но, проанализировав творчество, становится ясно, что такого рода переклички - не эпигонство, а сознательный прием. Но и самый смысл рассказа тот же, постмодернистский: воспроизведение культурного образца под знаком пародийности. Александр Жолковский нашел, что Вера Васильевна - это Ахматова. В его статье "Литературное обозрение", 1995, № 6) исследуется масса соответствующих интересов, самый интересный из которых на мой взгляд связан не с Ахматовой, а с темой пушкинского "Медного всадника": великий Петр и маленький человек Евгений со своей Парашей (аналогом которой у Толстой выступает любящая Симеонова Тамара). Ахматова здесь может быть понята как знак культурного величья вечно возвращающегося в сознание и в жизнь как идущая вспять река. Но величественная Нева предстает никому не ведомой Оккервилью, Вера Васильевна - Верунчиком, а знаменитое, воспетое русскими поэтами наводнение - колыханием в ванной ее грузного тела. И этот перевод великой темы в пародийный, комический план - то новое, что приносит писательница в русский культурный канон.
В рассказе "Река Оккервиль" герой - Симеонов - в противовес хмурой реальности строит в своем воображении один из тех городков в табакерке, которые с упругим постоянством встречаются чуть ли не в каждом рассказе: "Нет, не надо разочаровываться, ездить на Реку Оккервиль, лучше мысленно обсадить ее берега длинноволосыми ивами, расставить крутоверхие домики, пусть неторопливых жителей. Может быть, в немецких колпаках, в полосатых чулках, с длинными фарфоровыми трубками в зубах". [2, стр.84]
В таком городке, который помнит каждый, у кого были книжки с картинками, времени не существует, ведь здесь только игрушечные люди. Живых нет - и не надо.
Вот и Симеонов из "Река Оккервиль" такое же печальное открытие, когда, влюбившись в голос Веры Васильевны, голос, вечно поющий с пластинки чудесное "Нет, не тебя я страстно так люблю", решил найти живую певицу. Пока она круглых каблуках ступала по вымощенной им брусчатой мостовой, мир был разумен, прекрасен, уютен. Но настоящая Вера Васильевна - старуха, от которой на стенках ванны остаются серые окатыши - ужасна. Только какая же из них настоящая? - спрашивает Толстая. Та, воздушная, изящная, с реки Оккервиль, или эта, жующая грибки и рассказывающая анекдоты? Настоящая она - та, чей голос "дивный, нарастающий грозовый голос, восстающий из глубин, расправляющий крылья, взмывающий над миром" удалось вырвать из власти времени и запереть на круглом диске грампластинки - навечно.
Рассмотрим, говоря словами критика Елены Невзглядовой, какие подробности выбирает автор для детального рассмотрения героя.
"…Симеонов, чувствуя себя носатым, лысеющим, особенно ощущая свои нестарые годы вокруг лица и дешевые носки далеко внизу на границе существования ставил чайник…" Можно ли так сказать: "Не старые годы вокруг лица?! Однако с помощью этого странного выражения появляется состояние души Симеонова - молчаливое, заторможенное, застоявшееся где-то в стороне и обращенное внутрь себя, какое-то жалкое, нездоровое, но вместе с тем трезвое, оценивающее - всем ли оно знакомо или только Симеонову? - и ясно. Что вне этой фразы его не достать. К нему не пробиться иначе, как через колючую проволоку стилистической неправильности.
Итак, Симеонов ставил чайник, стирал рукавом пыль со стола, расчищал от книг, высунувших белые язычки закладок, пространство, устанавливал граммофон, подбирая нужную по толщине книгу, чтобы подсунуть под хромой его уголок, и заранее, авансом блаженствуя, извлекал из рваного, пятнами желтизны пошедшего конверта Веру Васильевну - старый, тяжелый, антрацитом отливающий круг. Не расщепленный гладкими концентрическими окружностями - с каждой стороны по одному романсу".
Как густо заставлено пространство между Симеоновым и стоящим перед ним граммофоном - так густо, что некуда упасть яблоку, лишь двум вопросам на периферии сознания находится место: "зачем?" и "то ли нам хотят сказать, что рассказывают?"
Зачем спрашивается, столько вещей расставлено по ходу сложных действий Симеонова, ставящего пластинку?
А дело в том, что душевные состояния слишком связаны с окружающим нас вещественным миром, их не оторвать от зрительных и звуковых образов, населяющих пространство. То, что мы чувствуем. Существует совместно с тем, что мы видим и слышим. И через окружающее может быть передано при удаче". [3, стр.64]
Действительности ошибается тот, кто в смехе, в самом издевательстве над мечтаниями, которыми старательно окружает себя человек, не почувствует собственной авторской тоски то исполнившегося и желания неисполнимого, из которого вырастает чуть ли не реквием по разрушаемым жизнью мечтам и идеалам, разрушаемым легко, небрежно, неизбежно. И эта обескураживающая легкость заставляет вносить в Реквием шутовские номера, снижать серьезный настрой, прибегать к разным условностям.
"Когда знак зодиака сменился уже на Скорпиона, становилось совсем уже ветрено, темно и дождливо (Река Оккервиль). Это вместо "В конце октября". Но что может произойти в конце октября? Комический эпизод с Симеоновым, не больше, Дескать, мечтал, суетился, а жизнь в ответ: "Не щелкая клювом". А знак зодиака… Тут рывок в космос, к звездам, хотя настоящие они или вырезанные из золотой бумаги - неизвестно, снизу не видно. [3, стр.68]
"Кажущаяся семантика", возникающая по законам поэтического текста, отражает обманность мира. Обычными средствами бороться с ней невозможно. Но есть любовь и есть творчество, которое способно эту обманности преодолевать, овладевать ею, отстраняя ее от себя, превращая в материал - в тему, в выразительные средства. Вдохновение спасает от чувства ущербности, от банальности и абсурда.
Роман - это совместная жизнь читателя с персонажами. Но только ли с персонажами? В рассказах Татьяны Толстой мы вместе с героем - автором обдумываем вечные вопросы бытия. Разглядываем жизнь разных людей, и близких, и чужих (чаще последних, и это не случайно), - чтобы, оставив их в стороне, выяснить что-то важное для себя. Посмотрим, как эта проблема реализована в следующем рассказе.
3.3 Тема утраченных иллюзий в рассказе "На золотом крыльце сидели"
Название книги Татьяны Толстой - "На золотом крыльце сидели…" служит ей одновременно и эпиграфом. Первая строчка известной считалки относит читателя к источнику всего творчества Толстой - к детству. Тут же скрывается и основной принцип построения рассказа - Принцип свободного построения ролей: "Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Каждый персонаж сам назначает себе судьбу, но по правилам игры, единственным правилам, которые признает автор, то, кто уже стал королевичем или портным, обязан нести свой жребий до конца. Ни жизнь, ни Толстая не простят измены - "так не играют".
Но есть в этом заголовке-эпиграфе и еще одна важнейшая особенность - считалка представляет собой замкнутую кольцевую композицию. У нее нет ни конца ни начала, она вечно ходит по кругу - как часовая стрелка. На образ - символ круга, кольца, возвращающегося действия нанизаны все рассказы автора. В структуре любого из них центростремительная сила побеждает центробежную, потому что главная цель Толстой - защититься от мира, встать в круг и, повернувшись спиной к чужому и страшному вешнему миру, повторять бесконечные слова считалки "На золотом крыльце сидели.
Смысл высказывания - вначале был сад - по ритму и синтаксису отсылает к библейскому " В начале было слово" - это настраивает на восприятие рассказа с позиций философии, высших ценностей - "И слово было Бог".
"Сад" - "Детство было садом, продолжает тему вечности, но и сводит ее к интимному личностному восприятию. "Жизнь вечна, умирают только птицы" - детское восприятие смерти.
Как монолог мы узнаем об авторе. Автор и есть главное лицо в повествовании. Что касается сюжета, то он тоже имеет одну особенность. В рассказе - "На золотом крыльце сидели…" изображен сказочно - волшебный мир детства, которым наслаждается ребенок и который при попытке повторного визита в зрелом возрасте оказывается захламленным мещанским домом старого соседа - бухгалтера.
Тут образуется боковой мотив: претензии к жизни, разрушающей детские обманы и счеты с детством. С детской доверчивой мечтательностью, детским образом мира - говорящим, таинственным, переполненным смыслом. У Т. Толстой детство - это пространство - время, по всем признакам противоположное детскому миру вещей - символов, обступившему человека ("Детство было садом, без конца и края, без границ и заборов") Но он же источник размагничивающих фантазий и будущих разочарований, лавка жулика, где человек совершает свои первые обманные покупки.
Не случайно публикации Т. Толстой начались с рассказов, посвященных детским фантазиям, милой убежденности в том, мир весь пропитан таинственным, грустным, волшебным, шумящим в ветвях, колеблющимся в темной воде ("На золотом крыльце сидели", "Свидание с синей птицей"), и не случайно, что уже там наивность непременно разоблачалась. Сопоставляемая с "взрослым зрением". "Что же, вот это было тем, пленявшим? Вся эта ветошь и рухлядь, обшарпанные крашеные домики… И это пело и переливалось, горело и звало? Как глупо ты шутишь, жизнь. Какая же я старая! Что же, вот это и было тем, пленявшим? Вся эта ветошь и рухлядь, обшарпанные крашеные комодики, топорные клеенчатые картинки, колченогие жардиньерки, вытертый плюш, штопаный тюль, рыночные корявые поделки, дешевые стекляшки? И это пело и переливалось? Горело и звало?
Характерно, что в серьезный и даже торжественный момент повествования, посвященный самому волнующему вопросу: "Что же ты, такое, жизнь?" - в конце авторской тирады вдруг отчетливо звучит детский голос: " Неблагодарный, ты жив. Ты плачешь. Любишь, рвешься и падаешь, и тебе этого мало? Как? Мало? Ах так, да? А больше ничего и нет" (Так ссорятся разупрямившиеся дети).
В рассказе выросшая героиня обнаружила, что волшебный мир ее детства грубо порушен годами. От "пещеры Алладина" - комнаты соседней дачи - остались только "пыль, прах, тлен". Но среди разрухи уцелели заводные часы: "Над циферблатом, в стеклянной комнате, съежились маленькие жители - Дама и Кавалер, хозяева Времени. Дама бьет по столу кубком, и тоненький звон пытается проклюнуть скорлупу десятилетий".
Рядом с дачей двух сестер - собственный дом дяди Паши и Вероники Витольдовны, соседи рассорились из-за куриного яйца, но когда Вероника Витольдовна умерла, а дядя Паша женился на Маргарите. Девочки выросли, а дядя Паша постарел и умер, Маргарита состарилась и ослабела, а ее дочь не похоронила парах дяди Паши. В самой экспозиции произведения - сад, дом, работа дяди Паши, мотив уходящего элементы чеховских ноток - "Крыжовник", "Вишневый сад".
Система персонажей - две девочки - от лица их обоих веется повествование, их мама, их соседи - дядя Паша, Вероника Витольдовна, дочь Маргариты, а также Анна Ильинична.
Конфликт порядочного, высокого, духовного с маленьким, сиюминутным, низким. При этом Толстая часто насет местами важнное и неважное: посещение дома дяди Паши в детстве, восторг от увиденных вещей и разочарование в них в зрелости, и снова золотая Дама Времени выпив до дна кубок жизни, простучит по столу для дяди Паши последнюю полночь, образ вводящий тему конца. Последнего часа.
Налицо связь рассказа с пьесой "Вишневый сад" Чехова - "и оглянувшись однажды недоумевающими пальцами ощупали дымчатое стекло, за которым прежде чем уйти на дно, в последний раз махнул платком наш сад". Мотив ухода, исчезновения, в том числе глобального - образ всемирный и смерть дяди Паши, прах которого. как и старого Фирса, заперли в домене, тема коррозии души в факте незащищенного праха, отказа от прошлого: "Вынырнув с волшебного детства, из теплых сияющих глубин на холодном ветру разожми озябший кулак - что, кроме горсти сырого песка унесли мы с собой. Образ песка - это и образ пустыни, опустошенности и образ времени - песочные часы-) реминисценции, аллюзии и параллели.
Кроме Библии и Чехова в рассказе присутствуют реминисценции из Тютчева, Пушкина, сказок Востока, описание комнаты дяди Паши отсылает к прозе Бабеля (Гедали, в "Лавке древности"), Диккенса, Экзюпери. Лунная соната Бетховена - смерть, Традиция Булгакова - выбор имени героини, преобразившей жизнь дяди Паши - Маргарита_ а также в ситуации исчезновения - смерти Вероники Витольдовны, от которой никому не грустно. Детские ожидания чуда и крушение иллюзий.
Такие часы, хитрая механическая игрушка представляют авторский идеал - время, которое идет не вперед, в будущее, а по кругу.
3.2 Автор и рассказчик в рассказе "Соня"
Это единственный рассказ в сборнике "На золотом крыльце сидели", где мечта о любви не рушится, где жизнь не отбирает. Может быть, Толстая просто пожалела героиню, вообразив, что должна была бы почувствовать немолодая, некрасивая, наивная и одинокая женщина Соня, узнав, что многолетний ее роман в письмах с Николаем - фантом, проделка смугло-розовой, по - змеиному элегантной Ады.
Но "Соня" - рассказ характерный для Толстой сложным отношением к герою вина и беда, осуждение и жалость возникают одновременно. Действительно, есть в таком отношении автора к своему персонажу что-то нелитературное, что-то от общения с живым и близким человеком, который то разозлит, то разжалобит. Вот и приходится иногда не любить попавших в беду. Иногда - жалеть виноватых
Чтобы показать всю противоречивость жизни, в которой зачастую проигрывают наивные, бескорыстные люди, не умеющие себя "подать", писательница вводит в повествование отсутствующее в тексте лицо. своебразного резонера, дидактически и безапелляционно навязывающего "правильную" жизненную позицию. Откроем рассказ "Соня" на второй странице: " Стало быть, Соня шила…А как она сама одевалась? Безобразно, друзья мои, безобразно Что-то синее, полосатое, до такой степени к ней не идущее. Ну вообразите себе: голова, как у лошади Пржевальского, - подметил Лев Адольфович, под челюстью огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма и рукава всегда слишком длинны. Грудь впалая, ноги такие толстые, - будто от другого человеческого комплекта - и косолапые ступни. Обувь набок снашивала. Ну грудь, ноги - это не одежда… Тоже, одежда, милая моя. Это тоже считается как одежда! При таких данных надо особенно соображать, чего можно носить, а что нельзя. Брошка у нее была - эмалевый голубок".
Обращение "Друзья мои" в начале монолога о Соне воспринимается как непосредственное обращение автора к читателю, но несколькими фразами ниже и автора и читателя и авторской речи заметьте) поднасются персонажи, с которыми и тому и другому никак не слиться: "милая моя" - это не тот единственный читатель, друг - читатель, единственный собеседник, которому доверяет автор, А кто произносит: "Это тоже считается как одежда?" По неправильности скособоченной фразы мы догадываемся, что вместо себя автор находчиво выставил кого-то более, чем он, осведомленного в вопросах кройки и шитья, во всех этих тонких материях - что при каких данных следует носить, - должно быть, смешливую ушлую тетеньку, которая и произносит эту фразу настырно - убедительным голосом, узнаваемым с непроизвольным смешком. Крошечная роль, но до чего же живая. Кажется, что отсутствующей рассказчице, духовной сестре Льва Адольфовича и Ады в глаз попал осколок зеркала тролля, заставляющий видеть в выпуклом изображении преувеличенные недостатки.
Самое интересное, что сюжет строится на интонационных клише. Ими вводятся фабульные моменты. Нет повествования, а есть живая разговорная речь, посредством которой создается фабула.
"Еще раз возьмем рассказ "Соня". "Романтическое существо. Было ли у нее счастье? О да!. Это - да! Уж что-что, а счастье у нее было.
И вот надо же - жизнь устраивает такие штуки! - счастьем этим она была обязана всецело этой змее Аде Адольфовне. (Жаль, что вы ее не знали в молодости. Интересная женщина,) (7, стр.7)"Благодаря риторическим вопросам и восклицаниям, перемежающимися обращением к читателю, обнаруживается, что у Сони была любовь, был возлюбленный; выясняется фабула. Тем трагичнее контраст ситуации финала, при котором реальный адресат этих писем остается жив и требует обеда.
3.3 Сказка о потерянном времени "Present Tens” в рассказе "Милая Шура"
Писательница приводит ас к выводу, что не только в детстве, зрелости, но и в старости люди приходят к восхитительной способности не различать подлинного и иллюзорного. А все потому, что они вырвались из времени." Весна! 11 Лето. Осень… Зима! Но и зима позади для Александры Эрнестовны - где же она теперь? ("Милая Шура"). Нигде, отвечает Толстая, нигде. Она выпала из жесткого хронологического времени., времени в котором существуют все эти раньше - позже, сейчас, потом, вчера - сегодня - в вечность." (1, стр.247)
Повествование складывается необычно. Сюжетное движение то и дело внезапно приостанавливается, чтобы не промелькнула, не смазалась картинка, как у внезапного окна на полном ходу, оставив лишь знак проделанного отрезка пути. К некоторым моментам автор испытывает бережное чувство, как к семейной реликвии, и делает остановку в движении сюжета, маленькую стоянку, чтобы рассмотреть их подобно фотографии давних лет - вспышка внимания, миг - и всё запечатлено, даже рыбки в аквариуме получились; смотрите, рассматривайте, не пропустите ни одной подробности. Бог знает, какие мелочи привлекают и вдруг останавливает авторский взгляд.
И вот что интересно. Описание, снабжённое подробностями, относится не к собственно-фабульным элементам, а к сопутствующим, с точки зрения сюжета - второстепенным, попавшим в поле зрения заодно и как бы случайно. Сами же создающие фабулу события вводятся мимоходом, походя и между прочим.
Возьмём пример из рассказа "Милая Шура".
"Наконец она закрутилась в потоке огнедышащих машин у Никитинских ворот, заметалась, теряя направление, вцепилась в мою руку и выплыла на спасительный берег, на всю жизнь, потеряв уважение дипломатического негра, залёгшего за зелёным стеклом низкого блестящего автомобиля, и его хорошеньких кудрявых детишек. Негр взревел, пахнул синим дымком, и умчался в сторону консерватории, а Александра Эрнестовна, дрожащая, перепуганная, выпученная, повисла на мне и потащила нас в своё коммунальное убежище - безделушки, овальные рамки, сухие цветы, оставляя за собой шлейф валидола". [7, стр.43]
Почему этот абзац начинается со слова "наконец"? Как это: наконец закрутилась в потоке машин? То есть, наконец не попала, что ли под машину? Или наконец вцепилась в мою руку? Не ошибка ли это.
Нет, не ошибка. Дело в том, что прежде было сказано, что автор и героиня не раз встречались на улице, на бульваре и в кинотеатре, встречались, но не сталкивались и потому не были знакомы. И значит, именно негру с его машиной их прибило друг к другу. Соображаем: на этот раз и произошло знакомство, что к чему относится наконец. Теперь судите сами. Насколько это похоже на описание знакомство Что, собственно, описано? Что здесь так сказать, подлежащее - предмет речи, и что, обстоятельства? В фокусе оказались детали, имеющие весьма косвенное отношение к этому моменту фабулы: уважение дипломатического негра, зеленое стекло автомобиля, кудрявые детишки, консерватория, овальные рамки, шлейф валидола… Одним словом, наконец-то нам указано сюжетно важное событие, которое произошло, оказавшись в окружении плотного кольца попутных обстоятельств, как бывает окружен толпой место происшествия. Так что рассмотреть случившееся нет никакой возможности
Критики А. Вайль и Генис в своей статье "Городок в табакерке " отмечают, что, "ненавидя время, Толстая нашла особый способ борьбы с ним. Вот ее героиня сидит в кино. Александра Эрнестовна трещала мятым шоколадным серебром, склеивая вязкой сладкой глиной хрупкие аптечные челюсти. Это она их вставила своей героине, потому, что знает, что так бывает всегда. Толстая пользуется тем временем, которое в английском языке называется Present Tens. Действие в ее рассказах происходит не в прошлом, не в будущем, не в настоящем, а в том времени, которое есть всегда. Дождь падает на землю - не вчера, не сегодня падает на землю, потому что ему больше некуда падать.
Вот в таком вечно повторяющемся времени и хотела бы поселить своих героев Толстая. Она не доверяет всему живому, насющемуся "Вроде белых недолговечных собачек", которые исчезли из жизни "Милой Шуры" То ли дело ее верный Иван Николаевич, который все ждет и ждет свою возлюбленную Александру Эрнестовну. Поймав его в грамматический капкан этого Present Tens, Толстая сумела оградить Ивана Николаевича от ненавистного бега времени.
Поэтому Милая Шура как застрявшая пластинка повторяет историю про трех мужей и. Ивана Николаевича, сумевшего проскочить сквозь эти года, чтобы бестелесным призраком являться на перрон южного вокзала. Раз за разом, раз за разом, каждый раз как открывается пухлый фотоальбом с замершей в вечности жизнью.
Вещи у Толстой вообще счастливее людей - они не насются как люди. Им она и завидует. То-то ей жаль писем, оставшихся после смерти Александры Эрнестовны. Ведь там Милая Шура могла бы жить вечно - молодая, нестареющая, прекрасная.
Почему одни подробности раздражают, а другие - восхищают? Почему так нравится, например: "Кто такой Иван Николаевич? Его здесь нет, он стиснут в альбоме, распялен в четырех картонных прорезях, прихлопнут дамой в турнюре, задавлен какими-то недолговечными собачками, подохшими еще до японской войны?" ("Милая Шура") [7, стр.45]
Очень важно, я думаю, что все это идет непосредственно за вопросом: "Кто такой Иван Николаевич?" в ответ на вопрос о не успевшем появиться новом персонаже. Фото собачек, подохших еще до японской войны возникают не сами по себе, претендуя на специальное внимание; они захвачены лучом авторского проектора, освещающего приход новой фигуры. При этом сюжетное развертывание идет полным ходом, нисколько не задерживаясь "Кто такой Иван Николаевич?" Стоп - кадр: смотрим альбом и недолговечных собачек. Стоп-кадр, но не замедленное движение. Движение как раз ускоренное.
Итак, жизнь человека - сюжет для небольшого рассказа. История об одинокой старушке, когда-то бывшей роковой красавицей, настраивает читателя на мудрое сочувственное отношение к жизни, размышлять о том, что все проходит: и молодость, и красота, и богатство. Инфантильность героини, которая, желая устроить второму мужу праздничную смерть, приглашает молодых уличных ротозеев, заставляет и нас задуматься над миром, помня вечные слова древних memento more - помни о смерти. Обилие натуралистических подробностей в описании неряшливого быта старушки и ее одряхлевшего облика не кажется циничным. Писательница сохраняет ту грань, которая делает рассказ не бытописательством, а подлинным произведением искусства
3.4 В погоне за синей птицей (рассказы "Круг", "Факир", "Огонь и пыль")
Все герои сборника "На златом крыльце сидели" хотят счастья, что является весьма законным человеческим желанием в любую эпоху. И вот закономерность: как только они подумают, что им хочется больше всего, что могло бы их осчастливит? - как тотчас выплывают "розовые и голубые туманы". "белые паруса", фрегат "Летучий Голландец". Слышится манящий океанический гул, пение сирен, появляются "томные наяды", "пещера Алладина", султаны и короли, сердце жаждет дикого счастья, дикой свободы, безумия сбывающихся надежд" (Есть, верно, среди них люди несколько заземленные, обывательского толка. У таких воображение не поднимается выше "золотого дворца" с "коллекционными чашками" и романа "с роскошной женщиной".) Причем эти клубящиеся видения наяву и есть главное, настоящее в юдольном пространстве. А все прочее - дом, семья, здоровые дети, друзья, работа - все, чем человек живет каждый день это "жизнь в ожидании". О ней говорится вскользь, с непременным раздражением, как о "третьестепенном бытии".
Что же это? Каприз сытых и праздных людей?
По словам критика Золотоносова в статье "Мечты и фантомы", Толстая, по сути, занята только одним - она стремиться остановить мгновение, застыть в нем, как муха в янтаре. Но важнее всего - какое выбрать мгновенье, где или когда, точнее, долен замкнуться круг, чтобы никогда не надоело вращаться в кольце прекрасной сказки. [3, стр.163]
Хороший пример - история Риммы из рассказа "Огонь и пыль". Вот уж кто истинно романтическая натура!. Не потому, конечно, что ей приятно было помечтать о времени, когда она станет хозяйкой целой квартиры, не коммунальной… Федя защитит диссертацию, дети пойдут в школу, английский, музыка, фигурное катание…" эти желания, как сама чувствует Римма, слишком обычны. От жизни ожидается что-то большее, не очень ясное пока, но, несомненно, "другое", " наваливалась мечтательная дремота, дивные сновидения наяву, виделись розовые и голубые туманы, слышался гул океана далекий и манящий, как тот ровный гул, что исходил из далекой раковины, украшавшей сервант". [7, стр.85]
Терпение человеческое велико, но нельзя же бесконечно ждать от гула важного и великого, что шумело и сверкало впереди, - в конце концов всякому надоест, Толчок отрезвлению потребовался легонький - сорвалась покупка с рук заграничной тряпки. И все. "Дивные сновидения" Как отрезало. Гул прекратился. "Она ехала в притихшем, загрустившем такси и говорила себе: зато у нас есть Федя и дети. Но утешение было фальшивым и слабым, ведь все кончено, жизнь показала свой пустой лик…" Да ведь не одна Римма оказалась у разбитого корыта - все, все в сущности жестоко обмануты. "Люся-маленькая спускалась по лестнице боком, обняв гору выбранных вещей, чуть не плача, - опять залезла в страшные долги. Люся - большая злобно молчала. Римма тоже шла, стиснув зубы". [7, стр.102]
Или вот, Галя, рассказ "Факир". Только краешком, как гость, вкусила она вечного пиршества": званый вечер в розовом дворце", хозяин в "Бархатном пиджаке" с "венецианским перстнем". "Коллекционные чашки, коллекционные дамы", "Рассказы о царствовании Анны Иоанновны", журчащий сверху Моцарт"… Кто не соблазнится? Поневоле доймут мысли о собственном "Третьесортном бытии", кому-то, значит, розовый дворец и ананасы", а ей, Гале, кембарий окраин, блочная многоэтажка у канавы за пустырями, где можно жить лишь несчастному волку". Словно кто-то безымянный, равнодушный, как судьба, распорядился". И тут - хочешь бейся в истерике, хочешь - затаись и тихо зверей, накапливая на зубах порции холодного яду." [7, стр.210]
Примерно ту же мрачную участь жизнь уготовила мужскому персоналу "Золотого крыльца". Василию Михайловичу, например, из рассказа "Круг" то "Хотелось родиться пламенным южным юношей, то средневековым алхимиком, то дочкой миллионера, то любимым котом вдовы. То персидским царем". И так десятилетиями томится предчувствием персидский царь, что придут и позовут и полыхнет зарево на полмира ит.д. Но никто не звал, не полыхало, не разверзалось, не слышался глас с неба. Приходилось прозябать в трехмерном бытии, протирать окна нашатырем, грызть супружеские цепи, обманываться в любовницах и искать заветную лазейку из темницы". [7, стр.57] Фактически, единственный "Романтизм" в его жизни - это тайные любовные авантюры с женщинами, телефоны которых он набирал, читая номера бельевых штампов в прачечной. Ничего не дождался и не мог дождаться Василий Михайлович. Пробил час, к сердцу подступила тьма и бедный мечтатель вместо царской кроны и райских сирен, "увидел лишь холодный туннель с заиндевелыми стенками".
Характерных рассказов "Круг", в рассказе посвященной трагической ситуации неузнаваемости своего прекрасного мгновенья.
Герой "Круга" пытается найти тайную тропку в запредельное, вырваться из обыденного. Этот классический романтический конфликт между мечтой и действительностью Толстая разыгрывает по своим нотам.
Скучная жизнь Василия Михайловича потому и скучает, что он ищет выхода, не выходя за пределы обыденности. Ему нужно чудо, а он ищет женщин, занимается какой-то дурацкой йогой, вертит почти до одури кубик Рубика. Василию Михайловичу все попадаются псевдоключи к псевдомиру, который он принимает за настоящий, Он вертится как белка в колесе, да не в том, колесе, что надо.
И только однажды он ощутил близкое присутствие чуда: за дермантиновой дверью, может быть той самой единственной дверью на свете зияет провал в другую вселенную. За этой дверью живет карлица спекулянтка, бывшая цирковая лилипутка. Такой ее видит Василий Михайлович. Но мог бы, если бы сумел, увидеть не злобного тролля, торгующего дефицитом, а крошечного полупрозрачного эльфа, мог бы, как ему подсказывает автор, перенестись вместе с ней в очередной городок в табакерке, где бы его ждали и зарешеченные замки и стража с алебардами и вороной конь.
Вот если бы он сумел вернуться в праздничный детский мир, где живут не люди, а куклы, маленькие как эта лилипутка, несчастный Василий Михайлович смог бы проникнуть за черствую корку внешнего бытия к подлинной, то есть по Толстой, сказочной реальности, чтобы счастливо застыть в ней
Да что там зрелые, "ударенные жизнью люди". Дети - и те успевают в рамках своего короткого повествования постичь, "куда несет нас рок событий". Поначалу, само собой находят на юное существо "мечты и звуки экзотического рода: "караван верблюдов с багдадской поклажей", "Водопад бархата, страусовые перья, ливень фарфора, негры в золотых юбках",. заколдованный принц". Ну а в заключение следует всплеск разочарования и обиды: "Как глупо ты шутишь, жизнь! Пыль, прах, тлен". ("На золотом крыльце сидели…")
Почти каждый рассказ - это болезненное крушение иллюзий. "Угольки после катастрофы.
Отчего же так безжалостна Т. Толстая к взрослым и маленьким гражданам "Золотого крыльца" Почему отказывает им в счастье?
Не она безжалостна. Писательница, несомненно, сочувствует своим питомцам, даже, по замечанию А. Михайлова, автора "Послесловия к сборнику, "любит их", улавливает их обиды и боли. Это жизнь, по мнению Толстой, коварна, непонятна, безысходна, с чашей цикуты, приготовленной для каждого, Она глушит обворожительные гулы, грубо встряхивает зарвавшихся романтиков и ставит их обнаженными перед холодными, беспощадными насмешливыми глазами судьбы. Незаметно наступает миг отрезвления. Прощай, розовый дворец, прощай, мечта. В мусорных баках кончаются спирали земного существования. А вы думали, где? За облаками, что ли? Ни Римме, ни Василию Михайловичу художник тут ничем помочь не может. Его обязанность - высветить бытие жестким рентгеновским лучом, заглянуть, если надо, и в мусорный бак, дать настоящую правду жизни
Критик Евгений Булин в своей статье "Откройте книги молодых" отмечает, что "чаще всего герои Толстой - малые и старые. Только такие персонажи удовлетворяют ее тягу к вневременному существованию.
Дети - это другие (в рассказе "Свидание с птицей", даже выясняется, что у них есть жабры). Жизнь не властна над ними: "Он еще маленький, и душа у него запечатана, как куриное яйцо: все с нее скатывается. Они существуют в измерении сказки. Того, что взрослые называют и настоящим, они еще просто не знают. Мир конечен, искривлен, мир замкнут, - повторяет она в одном из своих.
Такие же непонявшие, обманувшиеся герои толпятся во всех рассказах Толстой. Как жители пещеры Платона, они не решаются обернуться, чтобы увидеть яркий мир, удовлетворяясь всего лишь его смутной тенью на склизкой стене.
Для Толстой норма - безумие, и только безумные нормальны. Только они остаются в выигрыше, обменивая вымышленную жизнь на настоящую.
Такова Светка - Пипка из рассказа "Огонь и пыль", которая никому не завидует, у нее есть все, только придуманное. Таков Филин из "Факира" - маленький в противовес сказочной женщине-гиперболе тридцатишестизубой Светке аккуратный волшебник, движением бровей преображающий мир до неузнаваемости. Такова прежде всего, сама Толстая, владеющая тем ключиком, с поворотом которого приходит в движение вся ее игрушечная вселенная.
Не то чтобы Толстая не знала, что так не бывает. Напротив, ее рассказы жестоки, безжалостны к тем, кто не желает подчиниться сказочным порядкам. Нет, Толстая отнюдь не добрый волшебник и сказки у нее часто с плохим концом. Мир страшен сам по себе. Жизнь изначально трагична, потому что подчиняется Хроносу. Поэтому, кстати, кажутся лишними специальные нагромождения ужасов. Например, описание блокады в рассказе "Соня".
4. Мир автора и его отношение к героям
Антагонистом героев в рассказах оказывается автор, антитезой из тупикового существования - творчество, дающее возможность пересилить что-то внутри себя, сполна выразить нечто психологически застоявшееся и мучающее тоской, страхами, сомнением перед одиночеством. Не случайно поэтому в рассказах Т. Толстой фигура автора, не подверженного болезням и неясным предутренним страхам своих персонажей и потому спокойно расхаживающего между ними, с ними заговаривающего.
Т. Толстая не стремится подсказать своим малым и сирым героям не учит их, как жить, а говорит: "Живите, как хотите". В этом ощущается наибольшая жестокость, впрочем, ощущается только в том случае. Если приступить к литературному делу с заранее сформулированной программой "направленного в мир учительного слова".
Впрочем, противоречия тут во всем: разоблачение мечтателя утверждает мечту как высшую ценность, но исполнение мечты трактуется как самоисчерпание человека, его конец, а желание любви и счастья становится источником трагедий, ибо они манят тех, чей удел - остывшие шерстяные мыши". Говоря словами Тынянова, проза Т. Толстой - это материал с ощутимой формой. Не будь этой ощутимости, рассказы с их устойчивой тягой к вечным темам и образам, и интересом к последним вопросам, к столкновению горнего и дальнего, мечты и реальности, возможно, воспринимались бы как нечто нестерпимо банальное или вторичное. Но Толстая этого не боится, потому что знает: ее надежно спасает непрозаическая загруженность, можно сказать, перегруженность текста тропами, поэтический принцип в выборе тем, и в построении образной системы. Но это нельзя понимать однозначно: что все держится на стиле, прикрывающем зияние в содержании, а глубина и многозначительность - величины абсолютно мнимые. Тут вольно или невольно передается видимость многозначительности и глубины, которая свойственна жизни, ее способность морочить человека, так до конца точно и не знающего, что серьезно, что глубоко, а что банально. Эта относительности - самое серьезное и абсолютное в прозе Толстой. Но для ее создания нужна критическая масса выразительного вещества, при которой банальность теряет однозначность.
В современной прозе даже тогда, когда писатель сосредоточил свое внимание на социальном явлении, на обнаруженных им новых человеческих типах и отношениях, от читательского проницательного слуха ни на миг не ускользает его речь, то есть он сам с его образом мыслей, характером, пристрастиями и наклонностями.
С первых строк любого рассказа Татьяны Толстой появляется рассказчик, принимаемый за персонаж, который в следующих строках начинает двоиться, троиться и, умножаясь в числе, изгоняя предшественников, уничтожает себя как тип.
Авторская речь состоит из множества чужих голосов, ее как бы вытесняют голоса персонажей и просто голоса из толпы. Какие мы постоянно слышим на улице, в транспорте, учреждениях и магазинах. "Чужая речь мне будет оболочкой" - можно сказать об этом авторском принципе, и не сразу в ней разберешься. Она лишена повествовательного тона. Ее занасет разговор. С читателями, с персонажами, с предметом речи: " Нет, постойте, дайте мне вас рассмотреть", - обращается автор к картинкам прошлого. К воспоминаниям, между прочим, неясно чьим, даже бесхозным воспоминаниям). "И дальше - ну раз вы такие - живите как хотите" - к ним же. Разговаривают даже предметы. Тапочки, например, устами автора держат речь: "Клетчатые, уютные, они ждали его в прихожей, разинув рты: сунь ножку, Вова! Здесь ты дома, здесь ты у тихой пристани! Оставайся с нами! Куда ты все убегаешь, дурашка?!" [7. стр.] "Охота на мамонта"
Однако Толстая и не принимает такую жизнь. Наперекор ей она создает свой мир - прирученный уютный, бессмертный. В нем живут умные говорящие вещи, такие, как молодой пугливый абажур из рассказа "Любишь-не любишь", в нем всегда царит загадочный и праздничный рождественский дух, в нем говорят на языке щелкунчиков немецком - не зря герой рассказа "Петерс", человек с украденным детством мечтает выучить именно немецкий.
Конечно, весь этот мир - невелик. Он умещается под детской кроватью. Зато он умеет пускать отростки в мир взрослых. Каждый раз, когда Толстая во что-нибудь всматривается, под ее взглядом распускаются метафоры. Они берут персонажа в волшебный плен, делают его героем сказки. Только никогда они не успевают схватить протянутую автором руку помощи - хищная жизнь окунает их с головой в Лету. Никому не удастся продержаться на зыбкой границе между подлинным миром и вымышленным, никому не удается даже понять, какой из них - истинный. Маленькие вырастают, старые умирают, и только автор, как больной ребенок, от тоски и одиночества переселившийся в иллюзорный городок в табакерке, остается наедине с никому не нужными, всеми забытыми вечными вещами - выцветшими фотографиями, заезженными пластинками, пожелтевшими письмами, часами, в которых золотые дамы подносят золотым кавалерам золотые кубки.
Толстую упрекают за излишнюю метафорическую густоту, советуют проредить ее, чтобы можно было разглядеть деревья. Подлинный мир, по Толстой, только тот, что возникает из метафор-уподоблений. Все, что попадает в рассказ, не остается без сравнения. Но смысл этой метафорической истерики отнюдь не в том, чтобы поднести читателю более яркую убедительную картину, не в том, чтобы указать, что на что похоже. Метафора Толстой - это свернутая в тугой клубок сказка. В любом абзаце собирается пригоршня таких сказок, еще не рассказанных, но содержащих в себе потенциальную повествовательную энергию" "В углу стоит кудрявый конус запаха после покурившего "Беломор" соседа. Курица в авоське висит за окном, как наказанная мотается по черному ветру. Голое дерево поникло от горя.
Отчего же так безжалостна Т. Толстая к взрослым и маленьким героям "Золотого крыльца?" Почему отказывает им в счастье?
Не она безжалостна. Писательница, несомненно, сочувствует своим питомцам, даже по замечанию А. Михайлова автора послесловия к сборнику, "любит их", улавливает их и понимает их обиды и боли. Это жизнь, по мнению Т. Толстой, коварна, непонятна, враждебна, безысходна, с чашей цикуты, приготовленной для каждого. Она крушит обворожительные гулы, грубо встряхивает зарвавшихся романтиков и ставит их обнаженными перед холодными, беспощадными, насмешливыми глазами судьбы. Неизменно наступает миг отрезвления: "прощай, розовый дворец, прощай мечта!." В мусорных баках кончаются спирали земного существования. А вы думали, где? Итак, никому из героев художник ничем помочь не сожжет. Его наипервейшая обязанность - высветить бытие жестким рентгеновским лучом, заглянуть, если назло, и в мусорный бак, дать жестокую правду жизни.
Подобные документы
Происхождение семьи русского писателя Льва Николаевича Толстого. Переезд в Казань, поступление в университет. Лингвистические способности юного Толстого. Военная карьера, выход в отставку. Семейная жизнь писателя. Последние семь дней жизни Толстого.
презентация [5,8 M], добавлен 28.01.2013Желание любви в рассказе И.А. Бунина "Легкое дыхание". "Случайная" любовь в рассказе И.А. Бунина "Солнечный удар". Чистая любовь в рассказе "Чистый понедельник". Необычайная сила и искренность чувства, которые свойственны героям бунинских рассказов.
реферат [29,1 K], добавлен 14.12.2011Детство, юность и семья Льва Николаевича Толстого. Женитьба графа. Начало его литературной деятельности. Известность романов "Война и мир" и "Анна Каренина". Отношение писателя к церковному вероучению и духовенству. Последнее путешествие графа Толстого.
презентация [499,0 K], добавлен 09.05.2012Граф Лев Николаевич Толстой - потомственный аристократ и один из наиболее широко известных русских писателей и мыслителей. Московская жизнь юного Толстого. Попытки наладить по новому отношения с крестьянами. Творческое наследие великого писателя.
презентация [4,1 M], добавлен 05.04.2014Историческая тема в творчестве А. Толстого в узком и широком смысле. Усложнение материала в творческом процессе Толстого. Влияние политической системы времени на отображение исторической действительности в прозе и драме. Тема Петра в творчестве писателя.
реферат [27,0 K], добавлен 17.12.2010Поворотный этап в жизни и творческой деятельности Л. Толстого в 1880-е годы. Состав литературного наследия писателя 1880-1900-х гг. Повесть "Крейцерова соната". Творческие и религиозно-философские искания писателя. Толстой и Горький в г. Ясная Поляна.
презентация [1,2 M], добавлен 16.10.2012"Чтоб жить честно". Начало творческого пути. Идейные искания Толстого в конце 50-х - 60-х годах. "Все переворотилось...". Толстой в 70-е годы. "Адвокат 100-миллионного земледельческого народа". Толстой в 80-90-е годы. Толстой - это целый мир.
реферат [141,9 K], добавлен 26.01.2007Детство. Первые шаги в литературе. Война. Эмиграция. Снова в России. Новые и старые темы. В русле официальной идеологии. Историческая проза. Анализ "Петра Первого". Во время Отечественной войны. Противоречивость Толстого.
реферат [14,8 K], добавлен 20.10.2003Биография Льва Николаевича Толстого - просветителя, публициста, одного из наиболее широко известных русских писателей и мыслителей. Создание произведений "Рубка леса", "Война и мир", "Анна Каренина", "Казаки". Педагогическая деятельность писателя.
презентация [426,8 K], добавлен 19.12.2013Разнообразие малой прозы Л.Н. Толстого. Рассказ "Метель" - первое произведение Толстого на "мирную" тему. "Люцерн" как памфлет, где писатель соединяет художественные сцены с публицистическими отступлениями. Реальность жизни в народных рассказах писателя.
реферат [19,9 K], добавлен 12.03.2010
