О чем писать дерзаю?

К кому писать дерзаю?

Пишу, пишу я к другу,

Пишу -- и возмущаю

Его спокойны мысли,

Его спокойно сердце,

Хотя о постоянстве

Его души уверен;

Но дружеско ль желанье

Вводить другого в слабость,

И в роскошь влечь, и в праздность?

Ода, несомненно, о простоте жизни, которая так благостна, по мнению Хераскова. Пасторальные интонации этой поэзии напоминают читателю сентиментальное творчество, хотя сентиментализм как литературно- эстетическое направление еще не был сформирован. Проявление черт сентиментализма еще до его появления как литературного течения, некий синтез его с классицистической формой и содержанием О.Н.Руднева называет универсализмом, «в высшей степени характерным» для масонства XVIII века. Но в большей степени эта ода, что ясно из названия, - трактат о дружеском отношении, об истиной любви к другу, не смущаемой никакими порочными движениями души, будь то зависть, импульс съязвить и высмеять, огорчение успехом и выбором жизненного пути, желаемого для себя. Таким образом, ода «Искренние желания в дружбе» можно читать как братский кодекс Хераскова: должно радоваться успехам друга, исключить из своего сердца зависть и желание искусить, смутить дух ближнего, подвергнуть сомнениям его выбор из чувства неудовлетворенности собственной жизнью.

Подчеркнуто масонское другое произведение - ода «О разуме», которая замечательна по своему строению и выбранному тону. Херасков ставит читателю вопросы о назначении разума. И сам разочарованно-иронично раз за разом находит подтверждения бесполезности этой особенности человеческого сознания:

Я вижу Полидора

Без хитрого рассудка,

Без всякия науки,

А может быть, и мыслей, --

Красавицам он нравен

И между ими славен.

На что потребен разум?

Я вижу, что безумных

Разумными считают;

Людей, бесстыдством шумных,

За острых почитают.

На что полезен разум,

Когда поклоны низки,

Когда глубоки иски

Людей приводят к счастью?

Нам кажется интересной интонация оды, печальная ирония в словах поэта, разочарованное опровержение классицистической аксиомы о первичности разума, указание на бесполезность для современников разума, поскольку они прекрасно обходятся без него.

На что потребен разум? --

Ненадобен, я чаю.

Никак не доказывая своей точки зрения, Херасков выводит в финале свое личное мнение относительно разума: он отличает нас от животных, говорит поэт, и от людей, которые им не обладают, а также помогает видеть порок вокруг и не поддаваться ему, рефлексировать самостоятельно, анализируя свою природу.

Сам делаю вопросы,

Я сам и отвечаю;

И думаю, что разум

На то одно потребен,

Чтоб им могли проникнуть,

Кто правил не имеет,

От тех нам удаляться

И, видя их безумство,

Как можно исправляться.

А паче нужен разум,

Чтоб людям от скотины

В сей жизни отменяться

И к богу возвышаться.

Существенным для понимания масонской природы воззрений М.М.Хераскова является тот факт, что, в отличие от чисто религиозных представлений о «духовном зрении», путь к Богу, по Хераскову, лежит через разум. Это важно, поскольку масонский культ Знания мы отметили в первой главе данной работы. Вот только Знание в масонской трактовке имело неклассический для XVIII столетия вид: «все науки признаны недостаточными, их снова надо соединить в «божественную науку», содержащую в себе все сокровища тайного, эзотерического человеческого знания с доисторических времен. <...> Казалось, новая академическая наука вспомнила о своем происхождении, вернулась к древним источникам тайного знания о мире и человеке».

Так, указывая на особенности одического творчества Хераскова, иллюстрируя наши замечания примерами и опираясь на авторитетные исследования, мы отмечаем, что сущностью «масонской поэзии» заслуженно можно назвать синтез классицистического культа разума, «внутреннего», мистического Знания, классицистической моралистики и проповеди и сентиментальной, «анакреонтической» формы, изящного, «легкого» стиха. Ведь суть литературного масонского творчества сводилась к посвящению обывателя в ценности, видевшиеся русским масонам-просветителям XVIII столетия идеальными, необходимыми для достижения земного Эдема, его задача состояла в «преодолении тьмы во имя света, безобразия во имя красоты, слабости во имя силы, невежества во имя премудрости, от земного бытия к блаженной Вечности».

2.2 Поэма «Владимир» в контексте масонских идей

"Ежели кто будет иметь охоту прочесть моего "Владимира", - писал Херасков в предисловии к третьему изданию поэмы, состоявшей из десяти тысяч стихов в восемнадцати песнях, - тому советую, наипаче юношеству, читать оную не как обыкновенное эпическое творение, где по большей части битвы, рыцарские подвиги и чудесности воспеваются; но читать как странствование внимательного человека путем истины, на котором сретается он с мирскими соблазнами, подвергается многим искушениям, впадает во мраки сомнения, борется со врожденными страстями своими, наконец преодолевает сам себя, находит стезю правды и, достигнув просвещения, возрождается". Речь в поэме идет о принятии христианства русским князем, о выборе вер, о боевых подвигах Владимира, а самое главное - о личной борьбе правителя со своими человеческими пороками и слабостями. Ведь, как пишет Херасков, Владимир Любови пламенной отравой услажден, Блаженства жизни сей искал в беседе жен… Лежали семена греха в его крови...

И даже несмотря на то, что Владимир правил Русью хорошо и справедливо, за его душу в аллегорически изображенных мирах нисходящем и восходящем велась серьезная борьба. Херувим обращается к двум благочестивым варягам с просьбой обратить Владимира в истинную веру, в то время как жрец Зломир вместе с воинством кумиров пытаются погубить Владимира ратными помыслами и иссушающей любовью и установить, а точнее, удержать, свою власть на Руси. Действие поэмы завязывается вокруг этой борьбы сил Тьмы и Света, и перед нами предстает поэт Михаил Матвеевич Херасков как христианин и масон, доносящий до читателя суть своих воззрений на мироустройство, нравственность, религию.

Поэма «Владимир» пишется Херасковым спустя два десятка лет после «Венецианской монахини», и к этому времени Херасков успевает пересмотреть свои взгляды на свободу личности и утверждение ее чувств. Теперь для поэта нет ничего страшнее, чем чувство любви-эроса, который порабощает человека, лишает его способности разумно мыслить, погружает в пучину страстей, раскрывает его естественную, не преображённую природу, а следовательно, уводит от Бога и очищения.

Но сладостей мирских доколе не забудешь, Игралищем страстей и умственности будешь.

Духовное, внутреннее зрение, просветление, отказ от мирских благ и страстей позволяют человеку, с точки зрения русских масонов, как мы уже выяснили, прийти к Богу. Просвещение без Бога для русских масонов теряет свое наполнение, внутреннее содержание и цель.

Западные понятия о просвещенности монарха как конструктивном факторе в установлении социальной гармонии и политической стабильности начинают интенсивно усваиваться в России в эпоху Екатерины II во многом благодаря политическим и культурным инициативам самой императрицы, способствовавшей ощутимой либерализации жизни русского дворянства. Переосмысленная в русле масонских представлений об отношениях власти и общества идея просвещенной монархии трансформировалась в творчестве М.М. Хераскова в религиозно-нравственный императив, требующий от властителей исполнения прежде всего пастырских функций.

Как христианина Хераскова характеризует его лишенное романтизации отношение к язычеству при отличном, как это видно из текста поэмы, знании и чувствовании его сути.

Уже роскошное настало торжество,

Когда красуется Любови божество.

Отверзт кумирный храм сластолюбивой Лады,

И движутся к Днепру соседственные грады.

Позорной радостью волнуемый народ,

По стогнам разлился, как сонмы бурных вод.

Казались скачущи на основаньях горы,

Долины злачные веселы мещут взоры;

Зелены ветвия богине шлют леса,

Луга свои цветы, сиянье небеса;

Шумящий Днепр в брегах народну радость внемлет,

Венчанну тростником главу свою подъемлет,

Очами вкруг обтек окрестности свои,

И в беге обуздал гремящие ручьи;

Уставил, как стекло, в брегах прозрачну воду,

И в дар ее принес богине и народу.

О солнце! на брега взирая с высоты,

С потоками Днепра лучи слияло ты;

Живительный свой жар во влаге погрузило,

И таинство любви чрез то изобразило.

Украшен как жених цветами зрится град,

И превращается в прекрасный вертоград.

Херасков отлично передает суть язычества, он чувствует полноту жизни радостной, естественной, природной, которую катализирует богиня Лада. Однако у него свой, христианский взгляд на эту полноту жизни: он понимает, что это не радость внутренняя - сугубо христианское понятие, а лишь внешнее веселие и «прелесть», то есть то, что прельщает и заманивает в свои сети.

Ликует Ладин храм носящая гора,

Но лики сих торжеств единая кора,

Едино углие, поверхностью горяще,

Являющее свет, но тьму внутри храняще.

херасков роман масонский сюжет

Только через преодоление этого обольщения, как и всех остальных, возможно преображение, очищение и приход к Богу, так считали розенкрейцеры, к которым Херасков был причислен, а они «настаивали на совершенствовании человека путем полного отречения от суетных интересов мира».

Мы уже отмечали ранее, что русское масонство во многом явилось философской мыслью, противостоявшей вольтерьянству, набиравшему обороты и захватывающему умы. Кроме того, уникальность русского масонства, как отмечают исследователи (О.Н. Руднева, В.В. Зеньковский), состояла в его христианской направленности, которая таким образом давала отпор воинственному безбожничеству, пришедшему в Россию вслед за западными либеральными идеями расцерковления светского общества. Но вера и религиозность, конечно, не являются синонимами полного согласия с жизнью церкви как общественного института.

И как у масона, у Хераскова-христианина имеются непреодолимые разногласия с церковью. Отчетливо запоминается читателю Храм Суесвятства, подробно описанный в 15 песне, а также выпад Рогдая в сторону пороков монашества и духовенства.

Их стоит дорого народам и прощенье;

Пригбенны длани их всечасно ко грудям

Изображают их несклонность ко трудам;

Они родителей и ближних покидают,

Бегут от них в леса, но труд их поедают.

Изрядный промысл!

Глад в беспечности тушить,

Пустыни населять, а веси пустошить.

С точки зрения масонской философии это порицание имеет под собой очень четкие основания, ведь задача народных пастырей состоит в непрестанной заботе о своих стадах. «Добрый, нежный и сильный пастырь своего народа должен быть его духовным лидером». А пестовать свои пороки и злоупотребления, занимаясь тунеядством и накопительством, - удел безнравственных людей, хотя они и называются священнослужителями, ведь перед лицом Бога все равны, как учит князя Владимира святой старец Кир.

Николай и Ксенофонт Полевые писали о Хераскове как об удивительно бессодержательном при потрясающей плодовитости авторе, в котором поражает «громадная пустота». Херасков имеет для них значение как «приуготовительный» автор, представитель «старой литературы», а не как создатель произведений-носителей ценных масонских философско-религиозных воззрений. Ценность для русской литературы Хераскова определил Белинский, который отметил, что две эпические поэмы Хераскова, «Россияда» и «Владимир», определили его значение, поскольку не иметь поэмы для литературы народа означало не иметь поэзии. Однако в звании «поэта» критики зачастую отказывают Хераскову. А.Н. Пыпин писал следующее: «Херасков лично весьма достойный человек, но не поэт», а Н.И. Греч в «Опыте краткой истории русской литературы» указывал, что «неумолимое потомство, отдавая справедливость его трудолюбию, познаниям, вкусу, не решается дать ему определенно имя Поэта». Конечно, нельзя оценивать Хераскова как русского Гомера: он не новатор, не зачинатель рода литературы, однако невозможно не оценить его значения для литературы в России, так как именно он в поэме «Владимир» собрал воедино представление христианских масонов об истории России и значении для исторической перспективы крещения Руси Владимиром. Г.А. Давыдов в своей диссертации «Религиозно-философские поэмы М.М.Хераскова» очень четко определяет углы зрения, в зависимости от которых творчеству Хераскова давалась в разные века различная оценка. Давыдов различает три отношения: безоценочное (Н. Остолопов), резко критическое (романтическая критика «старой литературы») и, наконец, панегирическое (А.Ф.Мерзляков). Оценка творчества Хераскова, по Давыдову, зависит от точки зрения критиков на классицистическую литературу вообще, поскольку Херасков является хрестоматийным представителем именно этого направления, более того, он создатель важных, с точки зрения развития поэзии, произведений в жанре эпическом. Эти мысли подтверждаются И. Порфирьевым, который указывает, что заслуга Хераскова именно в создании русской эпической поэмы.

Интересен тот факт, что в последней редакции «Владимира» из финала поэмы исключены строки о символическом значении персоны князя для России: Екатерина сделала его имя прославленным в веках, введя в систему наградных знаков орден святого Владимира. Этот факт Херасков отмечает в первых двух редакциях «Владимира», во втором случае указывая конкретно на содействие Екатерины в увековечивании памяти равноапостольного, а в финальной версии поэмы исключает эти строки из текста, предположительно, по причинам идеологическим, из-за нежелания привязывать подвиг великого князя к современной Хераскову реальности. Ср.:

Запечатлелся ад священною печатью,

И озарилася Россия Благодатью.

В числе Апостолов Владимир возсиял,

И знаком наконец заслуг в России стал.

Вторая редакция поэмы напрямую отсылает нас к современности Хераскова и знаковым именам той эпохи:

…почтенные герои…

Нам паки отдали Российский Вифлеем,

Крещеньем где святым Владимир просветился,

Где мертвенность попрал, воскрес и возродился!

<…>

Екатериной днесь заслуг поставлен в знак.

<…>

Ты будешь озарять Российскую страну,

Доколе видит мир и солнце, и луну.

К третьему изданию Херасков выпустил предисловие, в котором предупреждает читателя об изменениях в тексте поэмы, о вновь возвращенных 12 и 13 песнях, в которых сын Владимира Всеволод отправляется тайно на поиски Рогдая, а также призывает понять художника, который имеет право менять форму своего творения. Сравним финал конечной редакции с двумя предшествующими:

Владимир в вечности венцами покровен,

Доколе свет стоит, не может быть забвен,

Он подвигом святым вовеки славен,

Россию просветил, Апостолам он равен.

Мы видим, что в конечном варианте текста отсутствует упоминание имен царственных современников. Еще Херасков убрал в версии 1809 года следующие строки: «Петра Великого предшественник побед, Владимир проложил потомкам к славе след». Владимир остался непривязанным к современным реалиям, а его заслуги перешли строго в духовный пласт жизни России, он только «равен Апостолам», что подчеркивает его значение именно для духовного развития Руси, связанного с политическими и завоевательскими победами, бесспорно, напрямую, но на этом факте Херасков внимание решил в итоге не заострять. Он сконцентрировал внимание читателя намеренно только на духовном просвещении, освобождении от цепей темного язычества, тормозящего развитие народа, его культуры и уровня бытования. Кроме того, на этом примере видно, как Херасков оттачивал своё мастерство поэта, перейдя к более лаконичным формам при усиленной ёмкости содержания.

А. Порфирьев сделал важнейшее замечание по поводу «Владимира»: он указал на дидактический элемент поэмы как на преобладающий над лирическим началом. Это указание, с нашей точки зрения, разрешает противоречия в оценке «поэмы эпической» в пользу содержательной стороны, поскольку художественная и «внешне-оформительская» часть остается в рамках «приуготовительного» формата литературы XVIII столетия. Помимо прочего, Порфирьев указал на оригинальность эпической поэмы на русской почве: он увидел в ней, кроме нравственно-христианских идей воскрешения духа и Благодати, намеренно-масонские черты. «Херасков написал «Владимира» уже после того, как поступил в общество масонов, под влиянием которого в нем развилось мистическое направление. Этим направлением проникнута вся поэма». Что касается именно масонства в поэме, то этот вопрос представляется нам крайне спорным. Так, И.Н. Розанов в своём труде «М.М. Херасков» указал на типичное для масонов противопоставлении «внутренней» и «внешней» церкви, то есть «истинной веры» и религии как общественному институту, а противостояние официальной церкви именно об этом противоречии и свидетельствует. Стоит заметить, что Западов также усмотрел в 15 песне аллегорию храма Суесвятства как признак именно этой масонской идеи. Храм Суесвятства, как следует из текста поэмы, представляет собой обиталище порочных служителей религиозного культа, которые обуреваемы собственными пороками и страстями, живут на иждивении у простых людей и не приносят никакой духовной пользы, потому что вся их просветительская деятельность либо ложна, поскольку движима только личными выгодами, либо отсутствует вовсе. Мы не можем полностью согласиться с положением Розанова и Западова, поскольку в финальной редакции поэмы, как уже было нами отмечено, Херасков исключает всяческое упоминание политических деятелей своего времени, зато делает смысловой упор на наречение Владимира именно Равноапостольным. А противоречие церкви «внешней» и «внутренней», очевидно, невозможно при признании знаковой роли Апостольской церкви, поэтому мы придерживаемся мнения о сугубо христианском характере поэмы.

Что касается масонского мистицизма, то нам кажется удивительным факт общности сюжетных аллегорий Хераскова с «Прологом на небесах» Гёте, хотя «Фауст» был издан впервые только через год после последнего переиздания «Владимира». Завязка действия в поэме основана на споре высших сил о душе Владимира и о путях его соблазнения, подобно тому, как толчковой для событий точкой служит «Пролог на небесах» в трагедии Гёте. Однако Херасков не первый в России употребил такую сюжетную схему завязки действия: в трагикомедии Ф.Прокоповича «Владимир», которая посвящена той же самой теме и в которой разворачивается борьба Владимира с язычеством, в прологе тень Ярополка является языческим жрецам и сообщает им о решении князя принять христианство. Масонский мистицизм на немецкой почве исследован хорошо, сама гетевская идея об изначальности Дела, а не Слова, известная в мировой литературе как сугубо масонская и, кстати, вроде бы противостоящая той самой официальной, «внешней» церкви, о которой писал Розанов, воплощается десятилетием ранее в поэме Хераскова. Борьба за душу князя выиграна Светом, по Хераскову, несмотря на его первоначальную греховность и порочность благодаря деятельной натуре самого Владимира, его способности горячо воспринимать новые, ведущие к просветлению идеи, динамически развиваться в соответствии с полученным опытом. Аналогично и Фауст был удостоен вознестись к Богу за своё непрестанное движение. И, что поражает, победа Света у Хераскова несет своё знамя над судьбой целого народа и всей его истории, тогда как европейский индивидуализм героя Гёте распространяется только на себя самого, все свершившееся имеет значение только для отдельной личности, в противовес типично русско-христианской, православной соборности. То есть, по нашему заключению, масонские идеи Хераскова масштабнее последующих немецких, а кроме того, они сочетают в себе не только мистически-масонские черты, но и подчеркнуто христианские, даже православные. Оригинальность и важность русского масонства, к такому выводу мы приходим в ходе исследования, именно в органическом синтезе гуманистических европейских идей и русских христианских, местами даже славянофильских идеалов.

Русские масоны, как мы уже отмечали, отличались от европейских братьев- теоретиков жаждой бурной просветительской деятельности, кроме того, им пришлось ощутить на себе необходимость активного духовно- интеллектуального развития темной России для максимального приближения века Астреи. Эта черта типично русского масонства органически вписывается в идею о первоначальности Дела в противовес привычному повелительному Слову Бога. Полагаем, именно идея деятельного существования во имя света - и есть самая главная масонская черта поэмы Хераскова, которая удивительно непротиворечащим образом вписывается в официальное классицистическое представление о сущности веры и торжестве Правды.

Вводы к главе второй

1. Начиная свое поэтическое творчество с сатирических од, М.М. Херасков в своем более зрелом творчестве отказывается от сатиры, как от жанра, не имеющего в себе никакой созидательной силы, а только критикующего реальность. Это связано, в первую очередь, с христианским элементом русского масонства, который исповедует смирение и сознание собственной греховности, кроме того, как впоследствии мы проследим в нашей работе, Хераскову ближе изображение желаемой, приближенной к идеалу реальности, чем критика существующей.

2. Анакреонтическая лирика Хераскова насыщена моралистическими интонациями, проповедующими простоту жизни, отказ от роскоши в быту, умение наслаждаться природой и естественностью, человеческим общением, душевностью и сердечностью. Первенство рацио перестает быть таким актуальным, хотя и не теряет своей значимости, Херасков обращает пристальное внимание на чувство, сопереживание, уделяет значительную часть своих од рассуждению о чувствах: дружеских, любовных, - все это проявление черт сентиментализма, вплетенных в стиховую ткань классицистической традиции. Однако не только чертами сентиментализма можно объяснить содержание од Хераскова: они насыщенны масонской философией, согласно которой культ внутреннего Знания первичен по отношению к привычному рацио, а познание в масонском смысле слова возможно только через духовное зрение. Масонская поэзия Хераскова характеризуется синтезом классицистической формы и сентименталистских мотивов, привычного культа разума и масонского учения о первостепенности внутреннего Знания.

3. В поэме «Владимир» Херасков иллюстрирует важность духовного просветления главы государства, в чем мы видим опять же отражение масонской философии эпохи Просвещения: во-первых, особое внимание уделяется именно личности самого государя, пастуха, или «кормчего», как называли глав своих лож масоны, а во-вторых, его главное задачей является обретение духовного Знания, личного просветления, которое он обязан передать своему народу. Лидерство, по Хераскову, должно быть именно духовным. Задача народных пастырей заключается в непрестанной заботе о своих стадах, поэтому Херасковым осуждаются священнослужители, извлекающие из своего статуса личную выгоду.

4. Особое значение поэмы мы видим в сочетании европейских гуманистических традиций с сугубо христианскими: индивидуализм сочетается с соборностью, личная духовная победа лидера народа распространяется на весь народ, что подводит его к просветлению и будущим духовным и политическим победам.

Глава 3. Роман «Кадм и Гармония» как образец масонского утопического романа последней четверти XVIII века

3.1 Творческая история романа «Кадм и Гармония»

Русская утопия, как и многие другие явления русской культурной жизни, заставила себя долго ждать, поскольку «наличность живой и привлекательной западной «модели» устраняла (по крайней мере, первое время) необходимость самостоятельной выработки нового стиля жизни»68, как справедливо заметил В.В.Зеньковский. Во второй половине XVIII века в России появилось большое количество переводной западной утопической литературы: «Утопия» Т.Мора, «Приключения Телемака» Ф.Фенелона, «Аргенида» Д.Берклея и другие. Однако исследователи видели большую часть оригинальности и самобытности именно в русской утопии: «Первоначально русские утопические повести и романы широко используют сюжеты и литературные приемы европейских утопий. Но, будучи зачастую подражательными по форме, они опосредованно всегда отражали русскую социальную жизнь и касались проблем реальной русской действительности». Поступательное развитие масонской идеи государственного устройства в творчестве М.М.Хераскова требовало от писателя создания новых произведений, декларирующих масонский взгляд на проблему государственности и человеческой нравственности. От нравоучительных од Херасков перешел к созданию героического эпоса: поэмы «Владимир», «Россияда», «Чесменский бой». Мы обзорно рассмотрели поэму «Владимир», где Херасков утверждает свой христианско-масонский взгляд на необходимость духовного просвещения подданных государства, поскольку «Щастлив ли народ, святой где Веры нет?». Проза же Хераскова заслуживает отдельного внимания, поскольку он «единственный из всех представителей русского классицизма принимает активное участие и в становлении нашей оригинальной повествовательной прозы». В предисловии к повести «Нума Помпилий, или процветающий Рим», Херасков пишет: «Сия повесть не есть точная историческая истина; она украшена многими вымыслами, которые, не уменьшая важности Нуминых дел, цветы на них разсылают. Нума здесь представляется, каков он был и каков быть мог ». Для масонской литературы вообще характерно использование персонажей мифологических и (или) исторических, поскольку к этому приводил поиск исторических примеров для дидактического назидания современникам и потомкам. Однако Херасков сразу указывает читателю, что не историогрфически точное изображение действительности является его целью, а скорее изображение того, как должно, не отрекаясь от возможных художественных приукрашиваний реальности. Херасков опирается на полумифические сказания о царе Нуме, философе на троне, который правит Римом в духе просветительской философии, вследствие чего Рим благоденствует и пребывает в покое, свете и всяческих благах. Писатель не скрывает своего желания дать через описание такой благостной картины наставление царям, признаваясь, что такое положение дел в государстве - чистая утопия: «Сие сочинение есть плоды праздного размышления, которое, воображая благополучное состояние обществ под скипетром Нумы его находило». Нравственно-дидактическая проза Хераскова продолжила своё развитие во втором романе, «Кадм и Гармония», который увидел свет через год после публикации поэмы «Владимир». В предисловии к роману Херасков противопоставляет его «Нуме»: «Тамо изображен истинный философ, из уединенныя и приятные сельския жизни извлеченный, на Римский престол возведенный и благоденствию своих подданных поспешествующий. Здесь (в романе «Кадм и Гармония» - прим. наше) описывается сын царский, сам государствующий в Беотии, но по некоему злому року, а паче по его собственным душевным развлечениям, престола отчужденный и бедственную жизнь в мире влекущий. Два сии противоположныя сочинения предоставляю вкусу и суждению моих читателей, первое или последнее привлечь их внимание удобнее может». Херасков подчеркивает, что сюжетная суть сильно изменилась по сравнению с первым «романом», поскольку первая утопия построена на описании статического благоденствия государства и благонравия его правителя, а вот второй роман, как мы проследим ниже, более динамичен с точки зрения действия: в нем царю Кадму приходится проходить через испытания своей совести и нравственной стойкости и чистоты прежде, чем достичь звания достойного человека, предварительно утратив своё царское достоинство, погрязнув в грехах и поддавшись соблазнам. А.А. Федоров назвал роман мистическим трактатом, «в котором основной темой выступает исследование процесса сотворения совершенного человека и его деяний». Мы видим, как развивается тема идеального государства у Хераскова: первое прозаическое произведение, «Нума Помпилий», написано в прочной ассоциации идеального государства с личностью его правителя, а именно правителя- философа, царя-мудреца. Конечно, народ сам избрал своего пастыря, что свидетельствует о готовности людей оценить те нравственные качества, которыми обладал Нума, и готов жить по законам, которые он устанавливает. Здесь огромную роль играет высокий уровень самосознания и развития самого народа. В предисловии к поэме «Владимир» (которая была написана семнадцатью годами позже «Нумы Помпилия») читаем: «Если кто будет иметь охоту прочесть моего «Владимира», тому советую <...> читать как странствование внимательного человека путем истины, на котором сретается он с мирскими соблазнами, подвергается многим искушениям, впадает во мраки сомнения, борется с врожденными страстями своими, наконец, преодолевает сам себя, находит стезю правды и, достигнув просвещения, возрождается». В поэме «Владимир» герой получает уже динамическое развитие: он дан нам не наподобие Нумы, возделывающего поля в начале повествования, а как язычник, блудник, который, путем мытарств и испытаний приходит к Богу, а значит, и к просветлению, и к праведной жизни.

В предисловии к роману «Кадм и Гармония» читаем: «Мне советовали переложить сие сочинение стихами, дабы вид эпической поэмы оно приняло.

<...> Но я не поэму писал, а хотел сочинить простую токмо повесть, которая для стихословия не есть удобна.<...> Не одни стихи, но наипаче изобретения, естественность, украшения, привлекательность слога, убедительное нравоучение и остроумие стихотворца составляют». Херасков подчеркивает, что выбрал прозаический стиль сознательно, указывая, что конечно мог бы написать это произведение стихами («Надеюсь, могут читатели поверить мне, что я в состоянии был издать сие творение стихами»), но не сделал этого, поскольку считает, что содержание его романа больше соответствует прозе. Сам по себе переход от традиционного для классицистической эпохи поэтического творчества к прозаическому сам по себе революционен и замечателен, как отмечает Д.Д.Благой. Конечно, сейчас воспринимать дидактические идеи в форме художественного произведения, переполненного архаизмами, как в смысле языка, так и в смысле манеры построения повествования, сюжетных особенностей, но тогда литература, как уже ранее оговаривалось, имела особые права на выражение философских идей. Но в этом прозаическо м произведении и проявился наглядно путь развития масонской литературы в исполнении Хераскова: от статической утопии «Нума Помпилий», носящей описательный, декларативный характер, к динамической эпической поэме «Владимир», где герой уже имеет путь развития, становления, - к прозе, к свободному по форме роману «Кадм и Гармония», где динамика повествования, его сложность, насыщенность масонскими аллюзиями сочетаются с формой свободного повествования и, самое главное, с историей человека, который уже не просто совершенен как данность (Нума Помпилий), и не только идет путем просветления и очищения (Владимир), а переживает падение от строгой моральной благообразности в собственную греховность и порочность, но преодолевает ее и выходит на путь уже высокого совершенства. Герой развивается уже волнообразно, а не векторно, и такое развитие его уже очень похоже на психологизм в том его виде, к которому привык современный читатель.

3.2 Масонские идеи романа и их отражение в сюжете и системе образов

Итак, как мы уже указали, М.М. Херасков использует для построения сюжета персонажей, чьи образы изначально несут в себе мифологическую нагрузку. Кадм, по легенде, убил дракона и должен был в наказание нести службу у бога Ареса, а попутно вырастил себе подданных из зубов чудовища. Такая легенда никак не коррелируется, на первый взгляд, с представлениями от идеальном правителе для эпохи Просвещения, однако, это только на первый взгляд, - о том, куда приводит Хераскова эта легенда, мы поговорим ниже. Сам Херасков в предисловии объясняет происхождение своего героя следующим образом: «Одни подразумевают под именем Кадма первосозданного человека, а под именем Гармонии успокоение, или услаждение сердца; другие, опровергая мнения первых, нарицают его бывшим рабом Сидонского Царя Агенора, а Гармонию певицею, служившею при Дворе сего Владетеля, которую соблазнив, будто бы похитил Кадм от своего Государя и странствовал с нею по всему миру. Последние с лучшею вероятностью признают Кадма подлинным сыном Царя Агенора, именуя Гармонию дщерью богини Афродиты, порожденною от бога Марса. Овидий весьма сокращенно о приключениях сих знаменитых супругов в Превращениях повествует». Максимально обтекаемо описан образ греческого Царя Кадма, а Гармония вообще неясно - человеческого ли происхождения, или божественного, а если божественного, то Херасков намеренно смешал его родителей из греческого и римского пантеона. Такой прием дает, на наш взгляд, автоматическую вариативность прочтения образов. С одной стороны, они очень неконкретные, а с другой - Кадм может быть и «первосозданным» человеком, который по праву своего происхождения имеет власть, данную от бога-создателя. А может быть и сыном царя Агенора, - именно эту версию развивает Херасков в дальнейшем повествовании. Супруга же его, Гармония, имеет то ли человеческое, то ли божественное происхождение, но самое главное, что в романе она является олицетворением верности, преданности и мудрости, соответствует полностью образу идеальной жены. Интересна важная деталь: «Гармонией» называлась одна из московских масонских лож, в которой состоял Херасков. Символическое перенесение образа женщины-спутницы, которая дает своему мужу мудрые советы, и путешествует с ним, запутавшимся и греховным, по всему миру на название масонской ложи наталкивает на мысль о значении, которое придавал масонской организации Херасков: она сопровождает человека на пути его становления, самопознания и совершенствования, помогая ему на этом пути, - этот путь - самое главное, чем должны заниматься братья-масоны.

Херасков развивает версию о царском происхождении Кадма: по сюжету, он отправляется по указанию своего отца в путешествие по свету для того, чтобы найти свою похищенную Юпитером сестру Европу. Дельфийский оракул направляет Кадма в Беотию, где Кадм основывает Фивы. Для современного читателя подобное поведение никак не является синонимом благочестия царя, ведь, казалось бы, он забыл о своем долге перед семьей, вместо поисков сестры стал царем в новом городе, а какой долг может быть важнее, особенно в патриархальной системе мироощущения? Но есть тут важная деталь, которая современному читателю непонятна. Дело в том, что по масонскому представлении о мудрости, человек должен уметь слышать свою судьбу и покоряться ей, поскольку мироздание перманентно благосклонно к человеку, во-первых, а во-вторых, оно все равно приведет человека туда, куда следует, только сопротивляющийся человек столкнется с трудностями, которые будут его «выталкивать» на путь правильных поступков. Наше предположение подтверждается точкой зрения Артемьевой Т.В., которая пишет: «Поступки мифологического героя следуют иной логике, по которой «покорного судьба ведет, а сопротивляющегося тащит». Нужно лишь постараться узнать о заранее предначертанном пути. Поэтому, наверное, самым существенным нравственным качеством становится знание»82. Это интересно и важно, а отражение подобной философии можно найти, например, в системе карт Таро, в составлении которой французские масоны приняли самое прямое участие. Существует ряд так называемых «старших арканов», которые говорят человеку о Знании о его, человеческом, пути: к примеру, Император, который одобряет или осуждает выбор предначертанного, правильного пути, или Влюбленные, которые принуждают человека сделать выбор, обязательно единственно правильный. Практически дословно суть высказанного Артемьевой правила отражает карта Колесница, которая может означать благоволение судьбы и ее активное участие в деяниях человека, которое сопровождается помощью и ускоренным развитием действия через ряд правильных поступков. Правда, она же может означать, что судьба принимает непосредственное участие в жизни человека, но он по причинам недоверия ей или своих страхов не слышит, не чувствует ее, тогда судьба-колесница «тащит» его за собой, и все равно «доставит» его на «место назначения», однако тут человек может выбрать: взобраться на нее и «доехать» с попутным ветром, или быть влекомым за нею и «добраться» в изрядно потрепанном состоянии. Система Таро вообще вмещает в себя всю мудрость, собранную масонами со всего света и со всех эпох, но этот пример наглядно объясняет нам выбор Кадма в пользу своей судьбы и в чем заключается подчеркнуто масонская суть этого решения.

Далее сюжет развивается крайне благообразно: Кадм становится благочестивым правителем. «Молва о новом граде Кадмом сооруженном далеко прелетает; Кадмово благоразумное правление отдаленным народам повествует, мудрость его славит; услаждая сердца человеческия, изображает его законы кроткими, праведными и мудрыми; самаго Царя изображает богобоязненным, человеколюбивым, справедливо правящим, благонравным; и народы чужеземные под безмятежное и мирное его скипетродержавство, яко источники вод, в единый сонм отовсюду сливаются. Тако сеннолиственное древо, простирая густыя ветвия, под свои прохладныя тени странствующих в знойный день привлекают». Подобная идиллическая картина ясна, свет уже видел подобную благость в изображении Хераскова в романе «Нума Помпилий», но в романе «Кадм и Гармония» суть государственного устройства, как уже говорилась, более сложная, она имеет структуру и философию в своем фундаменте. «Благоденствие подданных на мудрых Кадмовых законах основано было, добродетели и дарования возсияли, ибо Кадм взирал внимательно на свойства своих подданных. Он всех любил, равно и сам взаимно всеми любим был. То был мудрый отец, пекущийся о истинном благе чад своих». Напрямую здесь прописана отцовская функция государя-правителя, который воспринимает своих подданных как детей, а они его - как отца, любят его, слушаются и почитают. И как в семье, отец исполняет роль наглядного примера для своих детей, то есть его основная задача - быть праведным самому, тогда его «семейство» последует его примеру. «Сам их Царь служил им примером истиннаго благонравия; окруженный добродетельными подданными, старался их превзойти собственными токмо качествами, кротостию и целомудрием». Однако здесь стоит оговориться: общество, которым правит Кадм, должно быть готово к тому, чтобы буквально копировать благочестивое поведение своего государя. Выходит, что народ, находящийся в подчинении Кадма, обезличен, в нем нет бунтарей, противоречащих мудрецов, нет, в конце концов, завистников или просто несогласных. Невольно вспоминается греческая легенда о царе Кадме, который сотворил себе подданных из зубов дракона: они созданы им самим и по одному образцу, из одного материала. Кроме того, окружение царя составляют его близкие люди: супруга Гармония, которая идеальна по своей сути: она прощает Кадму неверность, единственная остается с ним в его изгнании, поддерживает его в радости и в горе, друг Эхион, который разделяет взгляды Кадма во всем и чтит царя и его супругу, наследник Полидор, сын, который должен принять после отца не только трон, но и его идеи. В этом и есть чисто утопическое в романе, но на этом оно закончится, и начнется уже совершенно другое действие.

Фундамент такой государственности, нельзя не заметить, эфемерен и хрупок. И он рушится, стоит только «отцу» семейства допустить соблазн в свое сердце, а он, к ужасу его подданных и, иногда кажется, самого Хераскова, допускает себя до нравственного падения. Он прельщается невольницей, судьба которой напомнила ему судьбу его ненайденной сестры, и он решает взять ее в свой дом как любимую сестру. Необходимо заметить, что царская жизнь не сопровождалась роскошью богатства: «Царский дом был не великолепен, подобен домам других жителей; всякая роскошь была из него удалена; тщеславие тамо не водворялось; изобилие казалось чуждым». Здесь читатель начинает видеть психологизм Хераскова, поскольку повествование сопровождается достаточно тонкими замечаниями относительно оттенков переживаний персонажей. « -Любезная Гармония! вещает ей Кадм: я обрел сестру мою, и тебе друга дарую <...> се Таксила, нещастная Таксила, у Финикиан мною купленная; она заменит мне лишение сестры моей Европы, а тебе собеседницею будет. - Тако вид соболезнования и ложной благотворительности прикрывает иногда зараждающияся в человеке слабости». Психологизм таких комментариев перемежается с типизацией психологических механизмов, Херасков на протяжении всего романа делает замечания относительно закономерности тех или иных явлений: «Кадм <...> ощущал сердечное удовольствие, свойственное человеку при оказании другому добра…».

Невольница Таксила с помощью лукавых слов и своей красоты пленила сердце Кадма, соблазнила его и стала манипулировать им, заставляя совершать поступки, чуждые благочестивому миру, который сам Кадм и создал: он погряз в страстях, стал окружать себя по наущению Таксилы роскошью, чем разорял своих подданных, отверг любящие советы супруги и друга. «Порабощенный позорным слабостям и прелестям жены лукавыя» Кадм вызвал недовольство народа своим поведением, за что был изгнан из Фив, все отворачиваются от него, в том числе и Таксила, а Гармония следует за своим неверным мужем в изгнание.

Замечателен по своему содержанию следующий эпизод: Кадм обращается за советом о дальнейшей своей жизни к мудрецу Гифану, который помогает ему проанализировать собственные ошибки. Гифан делится историей своего становления, одним из важнейших факторов которого является страдание, «ибо страдание в здешней жизни полезно и нужно». Там же мудрец рассказывает Кадму историю, вставную антиутопию, в которой повествуется о философах, которые захотели организовать свое государство, государство людей просвещенных и образованных. Для этого они выбрали необитаемый остров, подходящий по всем параметрам для жизни на нем. Главное же философы сделать забыли: они не определились в модели государственного устройства, которую они хотели бы воспроизвести, и немедленно познали «бедственныя следствия суемудрия». Мы уже встречали слово с таким же корнем, это был «Храм суесвятства» в поэме «Владимр». Разберемся же, какую смысловую и идейную нагрузку несет на себе этот корень в интерпретации Хераскова. Мудрецы были сведущи и искусны во всем, «домы изящнейшим вкусом зодчества устроенные и по чертежу моих мудрецов расположенные; ибо они во всем знающи были, однако они были горды и неслаженны между собой. «По их словам, землею, небом и всею вселенною управлять могли; то есть, в гордом безумии своем уничтожили они богов, и сами богов места заступили». Философы отринули высший закон, решили, что способны самостоятельно устанавливать его, однако не учли, что человек снедаем страстями и пороками, и в каждом законе, данном от человеческой гордости, будет сквозить зло и разрушение. Кроме того,отсутствие высшего закона порождает споры, которые философы не могут разрешить: «мнения о свойстве правления разделились: одни желали учредить республику, другие аристократию, иные анархию, отметая одно Монархическое правление». Монархическое правление написано у Хераскова с заглавной буквы, что сразу дает читателю понять, какого именно мнения о государственном устройстве сам автор. Показательно и то, что спорящие философы единогласно отказались только от единоправной формы, а ратовали только за ту, в которой принимает участие множество людей и каждый способен внести свою лепту. Привело это к неутешительному сценарию: «никто не хотел повиноваться друг другу, не уступал преимущества другому; проповеданное учителями равенство всем нравилось, каждый хотел господствовать; хаос безначалия распростерся, и по многих прениях все состояния оглашены безразличными, имения объявлены общими, поля, воды и леса в собственности никому не принадлежащими - всенародными». Идея иерархии утрачена, Херасков называет это явление «безначалием», то есть состоянием, когда нет главного, нет хозяина, нет любящего отца, каждый старается сделать то, что выгодно только ему. В такой атмосфере взращивается гордость, но никак не благообразное государство. Кроме того, поразителен факт пророчества Херасковым развития русской истории. Тут нужно отдать дань проницательности автора, который увидел логику развития событий, гениально смоделировал ситуацию выхода из-под контроля множества людей, каждому из которых было дано право голоса: все имущество стало общим, а народ вышел из-под контроля: «от своевольства произтекла наглость, наглость произвела во нравах полупросвещенных зверскую необузданность и свирепость; сами учители вострепетали безстудия своих учеников». Затем учителя стали хитрить, искать пути для возвращения своего социального статуса, им удалось со временем несколько выровнять ситуацию, по их совету была возвращена частная собственность, мудрецы стали использовать свои умения и знания ради своей наживы, появилось что-то похожее на капитализм: «они до такого порабощения довели многих обитателей, что принуждены были обработывать их нивы, снабжать их домы, служить им…» Государство стало захудалым, погрязшим в пороках, бедности одних и богатстве других. С таким подробным описанием причинно-следственных связей можно оценить, насколько точно модель развития нецентрализованного под одной властью государства предсказана мудростью Хераскова, собиравшего эту мудрость в масонских трактатах и учениях. Это касается не только России, но и всех европейских стран, отринувших монархический строй, что повлекло за собой кровавые революции и многие годы разрухи и кризиса. Философская идея организации государства на основе равенства прав всех его жителей закончилась провалом, а Гифан объяснил свой взгляд на достоинство человека, на его нравственные качества: «Я не различаю мудрости от добродетели». Таким образом, мы можем понять, что означает корень «суе», который неоднократно используется Херасковым в его произведениях: это неподкрепленное нравственностью и благочестием образование или деяние. Суемудрием Гифан называет мыслительную деятельность философов, лишенных нравственности и, что принципиально важно, богобоязненности, наполненных гордостью и тщеславие, - это, на наш взгляд, центральная мысль вставной антиутопии. А мы формулируем еще один основополагающий тезис масонской философии, нашедший отражение в романе «Кадм и Гармония»: знание без нравственности, то, что Гифан называет «ложной философией», неполноценно и не может быть добром: «при нравах развращенных разум есть меч в руках беснующегося человека, ему самому и ближним его угрожающий». А замена богопочитания светскими культами порочна и ведет к полной деградации нравственности.

Отдельного внимания заслуживают рассуждения Гифана о деградационной, упаднической философии, которая насаждалась среди жителей того государства: «Суемудрые учители признавали в самоубийстве некоторую твердость и великость духа. Что есть жизнь? говорили они. Тщета; <...> Что есть смерть? толковали они: сладкий сон, вечное успокоение». Правда, рассказчик поясняет, что таким образом суемудрые философы опять же добивались собственных целей: устраняли слабых духом недругов, наследовали имущество. Гифан объясняет подобные проповеди, опять же, безбожием, отсутствием стержня и фундамента бытия: «где нет упования на Высочайшее Существо, на Его промысл, на вечную жизнь и на воздаяние за добро и зло по истечении дней наших, там нет ни чистой совести, ни здравого рассудка, ни спокойствия сердечного». Мы уже говорили о том, что русское масонство во многом противостояло вольтерьенству и безбожию, сопровождавшему его, - в этом тексте мы находим конкретное подтверждение существовавшим тогда взглядам у масонов на этот вопрос. И отсутствие единоначального бога, и единоначального правителя описывается в своих кошмарных последствиях Херасковым, что явно обнажает суть русского масонского взгляда на устройство жизни: «Нещастен человек, высочайшей власти не признающий! говорил Кадм, и никакой веры не исповедающий; он ослепясь своими умствованиями, странствует в сей жизни без руководства, по собственным гаданиям, и - погибает!». Кроме того, нам представляется, что, по Хераскову, именно смирение в христианском смысле этого термина определяет счастье человека и его благочестие.

Еще один важный аспект масонской философии раскрывается перед нами на страницах беседы Кадма с Гифаном. Мудрец, а его словами, по нашему мнению, говорит сам автор романа, объясняет Кадму суть Знания таким, каким его видели масоны, собиратели мировой мудрости. «Устыдится он (род человеческий) своих заблуждений, своей умственности; познает Натуры священныя таинства, до днесь от глаз его сокровенныя; ибо он законы Натуры единым осязанием постигать хочет, или с затворенными глазами по следам ея шествует… <...> Но думаю, что боги не вдруг отверзают завесу таинств Натуры, дабы род человеческий не ослепился сиянием сокровенностей естества; боги дозволяют человекам вступать постепенно в неисповедимый храм Природы, и то людям чтущим Всемогущую власть чистосердечно, искренно и богобоязненно…<...> Однако есть некое внутреннее предчувствие <...> что в позднейшие веки возсияет истинна равно для всех человеков; тогда познают сыны премудрости, что есть Бог, что есть человек, и что есть Натура; познают все сокровенности Природы, причину, связи, существо всего творения, и частно каждаго творения намерение, надобность, пользу…». Для познания священного закона «Натуры» человеку необходимо, говорит Херасков, иметь, во-первых, смирение перед силами Бога и природы, во-вторых, быть нравственным, максимально приближенным к совершенству. Само же Знание представляет собой не только и не столько фактические сведения о природе, а некое внутреннее видение, зрение, которое не просто так дается человеку, и которое открывает совершенно иные, нематериальные пласты мироустройства.

К концу беседы с Гифаном Кадма пронзает жгучее раскаяние в своих грехах и в том, что он отверг любящие советы своей благочестивой супруги и верного друга, а позволил искусительнице Таксиле манипулировать собой. Тогда Гармония «заключила в обьятия своего супруга, и сим молчащим ответом уверила его, паче нежель словесами, что она Кадма не оставит», и Гифан благословляет супругов в путь по свету с надеждой, что в этом путешествии Кадм обретет себя, свое царское и человеческое достоинство, просветится и приблизится, насколько это возможно, к духовному совершенству. Третья книга начинается с изображения стенающего Кадма, который изрядно утомлен бедностью, дорогой и тяжким трудом. Там он открывает своей супруге намерение идти в Египет, колыбель мудрости, и они отправляются в известном направлении, проходя по пути Фессалию, где нас ждет еще одна важнейшая для понимания сути русского масонства картина. Надо заметить, что фессалийцы сразу угадали в пришедших супругах своих спасителей, поскольку так указали им боги. А суть несчастий фессалийцев заключалась в смерти «Царя, Царя кроткаго и мудраго, лик Божества на земли представляющего». И вновь схожий с уже знакомым нам сюжет: народ раздираем всяческими прениями, пороками, но хочет, чтобы власть принадлежала множеству людей, а не единому монарху. Тогда Кадм, уже умудренный в беседах с Гифаном, проповедует отречение от подобной идеи, доказывая, что власть в народных руках принесет с собой зло и разрушение. Мы не будем повторяться в изложении идей, заметим только, что в этой речи Кадм использует для общения с людьми аллегории, отражающие суть мирового устройства: «вообразите, ежели бы земля наша, отвергнув солнечное сияние, ама себя освещать восхотела, в какой мрак бы она погрузилась? Ежели бы члены наши, отрекшись от назначеннаго природою им долга, все купно господствовать восхотели: долго ли бы тело наше в целости пребыть могло? <...> Каждое царство есть целое тело, главу для управления и прочие члены для служения иметь долженствующее». Народ уговаривает, по совету Кадма, царского наследника Феогена занять место на престоле. Однако тут возникает одна из важнейших тем любви в романе: Феоген любит красавицу Артемизу, но она незнатного происхождения, а потому не может быть, основываясь на народных представлениях о законе, женой царя, а царь не может уронить свое царское достоинство, женившись на простолюдинке. Тут происходит душераздирающая сцена отречения влюбленных: Феоген отрекается от престола ради того, чтобы быть с возлюбленной, а Артемиза отрекается от Феогена ради того, чтобы у Фессалии был царь. Тогда за молодых людей вступается Гармония, которая вопрошает у толпы, не усомнились ли они в благочестии Артемизы, а если всем известно, что она невинна и богобоязненна, то почему невозможно стать ей женой царя? Кроме того, «Ни знаменитое, ни низкое порождение чувство сие позорным ни запрещенным не делает. Притом напомните, фессалийцы, что боги сами смертных жен любили, и не уничижали тем божества своего; супруги жен своих ко знатным степеням возвышают, а не жены супругов возводят ко своим преимуществам». В этой сцене мы видим уже взгляд Хераскова не на государственное устройство, а на порядок личных отношений мужчины и женщины. Здесь сразу несколько аксиом: мужчина, несомненно, занимает ведущую позицию, однако его любовь к женщине может существовать независимо ни от каких сословных предрассудков. И кроме того, женщине по праву отведено заниматься сердечными делами, она имеет в них право голоса, подобно Гармонии, вещающий всенародно, тогда как мужчина должен, в первую очередь, думать о долге, подобно Кадму. Впрочем, ничего принципиально нового не вносит Херасков в свое представление о благочестивом супружестве, за исключением освобождения его от привязки к происхождению любящих, - всякая истинная любовь - чиста и имеет право на законное существование, говорит Херасков.