Художественная проза в контексте публицистики "Дневника писателя" Ф.М. Достоевского

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ ЖУРНАЛИСТИКИ

Кафедра истории журналистики и менеджмента СМИ

Курсовая работа

Художественная проза в контексте публицистики «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского

Янушкевич Елизаветы Владимировны

студентки 3 курса

специальность «Менеджмент СМИ»

Научный руководитель

старший преподаватель

Отливанчик Александр Владимирович

Минск, 2015

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

• Глава 1. Жанровое своеобразие произведений малой прозы Ф.М. Достоевского
• 1.1 Жанровая оригинальность «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского
• 1.2 «Фантастическая трилогия» в «Дневнике писателя»

1.3 Мениппея в творчестве Достоевского

Глава 2. Связь публицистики и художественной прозы в тематических циклах моножурнала Ф.М. Достоевского

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Федор Михайлович Достоевский является культовой личностью не только своего времени, но и современности. Он предстает перед нами не только великим писателем, но и активным исследователем мировых течений. В его произведениях раскрываются проблемы таких явлений, как политические репрессии, крепостное право, войны, социальное неравенство и многие другие.

Достоевский известен не только благодаря своим романам, но и журналистскими материалами, редакторской и издательской деятельностью. Неоспорим тот факт, что публицистика Достоевского весьма актуальна на сегодняшний день.

В основном «Дневник писателя» Достоевского посвящен постижению глубины человеческого духа, идее личности как главной ценности, идее страдания как реальной подоплеки нашего существования, затрагиваются темы веры, Бога, смысла существования и т.д. Мысли Федора Михайловича бесценны. К его трудам обращаться не просто нужно, но и необходимо, тем более во время многочисленных информационных войн, происходящих в наше время.

Многие уважаемые ученые считают «Дневник писателя» Достоевского его самым оригинальным произведением. Но, к сожалению, «Дневник» не сразу был отмечен. До 1980 года «Дневник писателя» почти не исследовался, и только тридцать лет назад начали вестись научные работы по «Дневнику писателя». Были написаны многочисленные труды, научные статьи, диссертации. Также глубоко исследуется связь публицистических и художественных произведений великого писателя.

Одними из первых исследователей «Дневника писателя» являются Виноградов Виктор Владимирович и Туниманов Владимир Артемович, которому принадлежит первая диссертация, посвященная «Дневнику писателя».

В.В. Виноградов отметил, что Достоевский, кроме редакторской деятельности в журнале «Гражданин», часто публиковал в этом издании свои тексты художественного и публицистического характера. Согласно утверждению ученого, Достоевскому принадлежат не только редакционные исправления в чужих материалах и написанные им отдельные куски или части чужих статей, но и целый ряд отдельных фельетонов и заметок. Они и стали объектом его пристального текстологического анализа.

Позже, в 1972 году в статье «Публицистика Достоевского. «Дневник писателя» В.А. Туниманов отметил: «...в состав «Дневника» Достоевский вводил повести и рассказы, -- позднее маленькие шедевры писателя стали широко известными произведениями» [15, с. 171].

По мнению литературоведа, это связано с тем, что писатель верил в чрезвычайную силу художественного слова. Поэтому показательным является то, что «в «Дневник писателя», не нарушая его структуры, Достоевский, отклоняясь от «прямого» публицистического отстаивания идей, вводит художественные произведения, в том числе и такие шедевры, как «Бобок», «Мальчик у Христа на елке», «Мужик Марей», «Приговор», «Кроткая», «Сон смешного человека» [15, с. 202].

Поддубная Рита Никитична впервые назвала художественные произведения в «Дневнике» «малой прозой». Она отметила, что малая проза Достоевского связана с новыми веяниями в последние десятилетия XIX века, а точнее, в 1860-1870-е годы. Р.Н. Поддубная отмечает, что «Дневник писателя» буквально перенасыщен вариациями малых форм - притчами, легендами, сказаниями и т.д. При всей этой ограниченности включения в структуру целого эти компоненты обладают своей вполне определенной поэтикой, соприродной условно-фантастическим, с одной стороны, и документально-очерковым - с другой, жанрам малой прозы «Дневника». Но этот жанровый синтез требует специального анализа [12, с. 142].

При подготовке работы было обнаружено, что с каждым годом изучение «Дневника писателя» становится все более актуальным явлением, и на сегодняшний день не является проблемой наличие литературы по выбранной теме. В курсовой работе использованы результаты теоретических исследований Р.Н. Поддубной, Т.А. Касаткиной, Е.А. Акелькиной, В.В. Борисовой, А.В. Денисовой, B.C. Нечаевой, Л. П. Громовой.

Объект исследования - малая проза «Дневника писателя».

Цель работы - комплексный анализ произведений малой прозы Ф.М. Достоевского в контексте публицистики «Дневника писателя».

ГЛАВА 1. ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ МАЛОЙ ПРОЗЫ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

1.1 Жанровая оригинальность «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского

Главными особенностями малой прозы «Дневника писателя» являются жанровая оригинальность и многообразие. Все жанры малой прозы нетрадиционны, носят индивидуально-авторский характер. И хотя каждому своему произведению писатель дает то или иное жанровое определение, оно, тем не менее, варьируется, оставаясь неоднозначным.

В связи с этим встает проблема жанровой характеристики произведений малой прозы «Дневника писателя». Решая ее, обратимся к такому оригинальному циклу, как «фантастическая трилогия», в которую, по мнению многих исследователей, входят «Бобок», «Кроткая» и «Сон смешного человека».

Фантастический рассказ «Бобок» имеет «лукавый» авторский подзаголовок: «Записки одного лица»: «Это не я; это совсем другое лицо» [9, т. 21, с. 41]. Благодаря такому приему писатель оформляет дистанцию между собой и неудачливым фельетонистом, которому передается право публикации: «Снесу в «Гражданин»; там одного редактора портрет тоже выставили. Авось напечатает» [9, т. 21, с. 54].

Комментаторы академического «Полного собрания сочинений Ф.М. Достоевского» справедливо отмечают, что «Бобок» в чрезвычайной степени насыщен автобиографическими памфлетно-полемическими выпадами и реминисценциями из собственных произведений Достоевского. Писатель как бы вступает в своеобразную «игру» с публицистами-современниками, издателями, с самим собой. В результате рассказ приобретает отчетливо выраженный пародийный характер.

На наш взгляд, этот признак характерен для многих произведений малой прозы «Дневника писателя». Их в полной мере отличает предельная концентрация идейного содержания.

1.2 «Фантастическая трилогия» в «Дневнике писателя»

«Сон смешного человека» - одно из самых запоминающихся произведений. Действительно, «Сон смешного человека» представляет собой полный и глубокий синтез вопросов мировоззрения, изображавших судьбу рода человеческого: земной рай, грехопадение, искупление.

«Сон смешного человека» делится на собственно сон и «рамку». Причем ход времени в этих двух частях прямо противоположен. Если сон - время от гармонического состояния до «апокалиптического», то «рамка» - поворот от апокалиптического состояния к эпическому - к состоянию знания живой истины [10, с. 48].

Видный американский исследователь, P.JI. Джексон, имея в виду фантастической элемент рассказа, справедливо указывает, что фантастика выражает здесь идеалистическое или религиозное видение действительности. В этом отношении превращение смешного человека за одну ночь из человека, для которого все стало «все равно», в человека, для которого важно все, что происходит с миром, можно рассматривать как фантастический «прыжок» в эволюции героя.

И все же сколь фантастическим ни считал бы читатель озаряющее открытие истины смешным человеком, нельзя полагать, что сам писатель воспринимал его аналогичным образом. Скорее, в указанном рассказе фантастичность проявляется как авторская ирония. Фантастическое в смешном человеке связано больше с элементом смешного. В этом свете образ героя, проснувшегося смешным пророком, действительно может показаться фантастическим.

Фантастика «Бобка» отличается от той, которая характеризует «Сон смешного человека». «Бобок» -- принципиально иной пример выражения фантастического у Достоевского.

Фантастика в «Бобке» -- это фантастика гротеска, далекого от воплощения идеала человеческих стремлений. «Сон смешного человека» и «Бобок» можно рассматривать как выражение тождественной нравственно-философской точки зрения: веры в нравственный порядок и трансцендентальную реальность. Но выражают они ее по-разному: фантастический реализм «Сна» исследует расширяющие границы беспредельной действительности и прослеживает бесконечный цикл грехопадения и воскрешения; фантастика гротеска в «Бобке» исследует темнеющий мир обездуховленной действительности. Перед нами -- гротескный спектакль смерти и разрушения».

Фантастический сюжет в «Бобке» действительно приобретает черты гротеска. В жизни после смерти нарушение нравственных законов доходит до абсурда, до гротескной деформации. Рассказ принимает само сочетание элементов реального и фантастического миров, невероятна степень отступления героев от норм морали. Формальная мотивировка гротескной деформации тоже вполне зависима от реальности: «белая горячка» рассказчика, «потрясенное сознание». Необходимо иметь в виду обширный иносказательный план рассказа «Бобок», обеспечивающий его органичное вхождение в общий контекст «Дневника писателя», идейную преемственность между шедеврами «малой прозы» Достоевского - «Бобком», «Кроткой» и «Сном смешного человека».

Рассказ «Сон смешного человека» выделяется в этой фантастической трилогии. Благодаря своему «универсализму» он входит в различные жанровые контексты. Так созданная Достоевским утопия носит двойственный характер, поскольку в его рассказе изображено как райское блаженство, так и его утрата.

Рассмотрим еще одно произведение из фантастической трилогии -- повесть «Кроткая. Автор сам подчеркивает причудливое соотношение фантастического и реального элементов в этом произведении: «Но фантастическое тут есть действительно, и именно в самой форме рассказа...».

Как видим, Достоевский в данном случае отрицает фантастичность содержания и настаивает на необычности формы. «Фантастичность» формы писатель объясняет следующим образом: «Если б мог подслушать его и все записать за ним стенограф, то вышло бы несколько шершавее, необделаннее, чем представлено у меня, но, сколько мне кажется, психологический порядок, может быть, и остался бы тот же самый. Вот это предположение о записавшем все стенографе (после которого я обделал бы записанное) и есть то, что я называю в этом рассказе фантастическим» [9, т. 24, с. 6].

Таким образом, «фантастичность» во всех трех рассмотренных произведениях носит типологический характер, но проявляется она по-разному: в «Кроткой» подчеркнута «фантастическая форма», а в «Бобке» и «Сне смешного человека» -- фантастическое содержание. В итоге можно сказать, что в «Дневнике писателя» действительно реализованы принципы «фантастического реализма» Достоевского.

Они проявились и в других произведениях малой прозы писателя. Так, эстетическая и жанровая уникальность его рождественского рассказа «Мальчик у Христа на елке» определяется соотношением двух историй: фантастической и реальной, которые в ценностном плане выступают как «праздничная» и трагическая вариации одной темы.

С другой стороны они соотносятся как разные сюжетные воплощения одной фабулы, сознательно и целенаправленно автором реализованные в рамках одного произведения. Поэтому в нем накладываются друг на друга две совершенно противоположные ситуации - рождественского чуда и отверженного ребенка.

Связь с жанровым каноном в данном случае проявляется в приуроченности сюжета к христианскому календарю. Центральную роль играет образ невинного, страдающего ребенка, который соотносится с образом Христа.

Отход же от канона, как справедливо пишет В.В. Борисова, обусловлен мотивом неискупимых детских страданий и второй, трагической развязкой, которая контрастным образом подчеркивает утопизм первой.

В итоге возникает жестокий болевой эффект, свидетельствующий совсем не о «розовом христианстве» писателя. Рассказ предстает перед нами как трогательная рождественская история, жестокая в своем социальном реализме.

Жанровым своеобразием разбираемого «фантастического рассказа» обусловлены и особенности его художественной структуры. Рождественская утопия и жестокая петербургская «картинка», написанная буквально с натуры, оказываются во многом зеркально соположными. Ряд атрибутов и персонажей из петербургской яви переходит в предсмертную грезу мальчика: куколки-игрушки, увиденные за окном, во сне оживают и кружатся с ним вокруг елки.

По рождественскому канону чудесная развязка не предполагает жизнеподобной мотивации и продолжения, но в произведении Ф.М. Достоевского она снимается, дискредитируется, опровергается «нулевой» концовкой.

Таким образом, идейный смысл рассказа обнаруживается в столкновении двух правд (жестокой правды действительности и поэтической правды идеала), двух развязок, противопоставленных друг другу.

Автор-повествователь разрушает однозначность рождественского канона, позволяя по отношению к нему трагическую иронию.

Нельзя не согласиться с суждением В.В. Борисовой, что сознательно и принципиально допуская жанровую «двусоставность» своего произведения, переплетение «реального» и «идеального» начал в нем, Достоевский открыто релятивизировал свою эстетику. «Введение ироничности» почти разрушает жанровую структуру рождественского рассказа, превращая его в трагическую пародию [5, с. 126].

Интересна другая трактовка рассказа, развернутая A.B. Денисовой. Она соотносит его с древнерусской литературной традицией, а именно с жанром жития. Смерть мальчика, по ее мнению, не просто уход из земного мира, а переход в светлый мир Христа. Мальчик безгрешен, ему нет еще семи лет, это возраст до первой исповеди. Смерть (сон) пространственно и психологически мотивируется как продолжение будущей жизни мальчика; страдая, он искупает грехи того мира, в котором люди не смогли его накормить и обогреть [8, с. 88].

Итак, рождественский рассказ «Мальчик у Христа на елке» - показательный и яркий пример сопряжения «фантастического» и «реального» в малой прозе писателя, близкий в жанровом отношении к таким произведениям, как «Бобок», «Кроткая» и «Сон смешного человека».

1.3 Мениппея в творчестве Достоевского

Обратимся к другому произведению малой прозы Ф.М. Достоевского - художественному очерку «Мужик Марей». Сам автор не дал ему точного и четкого жанрового определения, назвав и «анекдотом», и «одним далеким воспоминанием».

Как известно, в своем творчестве Достоевский довольно широко использовал возможности жанра мениппеи. Мениппея - это термин исторической поэтики, разработанный в исследованиях М.М. Бахтина 1930-х начала 1940-х о романе; впервые введен им в научный оборот только в 1960-е при объяснении жанровых источников и традиций романа Достоевского. Слово «Мениппея», образованное в духе русского языка по контрастной аналогии с «эпопеей», указывает на особую, «становящуюся» историчность термина, отличающую его (как и большинство других ключевых литературно-эстетических понятий Бахтина) от традиционных историко-литературных и литературно-теоретических определений [11]. Мениппея, в сущности, задает тон всему творчеству Достоевского.

В очерке прослеживаются несколько отличительных особенностей мениппейного жанра. Во-первых, действие происходит как бы на «карнавальной площади». В данном случае это острог с пестрой толпой каторжников.

Во-вторых, описание острожной обстановки проникнуто элементами трущобного натурализма: это пьянство, карточная игра, пьяные драки.

В-третьих, действие совершается в точке кризиса, перелома и катастрофы. Перелом происходит в сознании героя-рассказчика, от лица которого ведется повествование.

В-четвертых, в очерке развивается центральная тема кризисного сна, тема перерождения и обновления человека благодаря пережитому сновидению.

В конечном счете, пасхальное по своему пафосу произведение Достоевского можно обозначить в жанровом плане как мемуарный очерк или автобиографическую эмблематическую «картинку», так как здесь налицо именно автобиографический и одновременно эмблематический характер изображенного события, отмеченный в работах В.В. Борисовой.

Другой цикл произведений малой прозы из «Дневника» Достоевского «Маленькие картинки» с точки зрения жанра также можно атрибутировать, во-первых, как художественные очерки, в структуру которых входит прием «домысливания», играющий сюжетообразующую роль. Во-вторых, с учетом специфической образности их тоже можно назвать эмблематическими картинками.

Следует сказать, что в «Дневнике писателя» Достоевский довольно часто обращается к жанру «картинки», используя все ее потенции. «Картинка» как жанр малой прозы - это наглядное описание, созданное для того, чтобы читатель смог увидеть или представить себе действительность в конкретных визуализированных образах.

В примечаниях к полному собранию сочинений Федора Михайловича Достоевского отмечается, что это произведение относится к жанру согретого теплым юмором «физиологического» очерка из столичной жизни. В 1883 году вместе с «Мальчиком у Христа на елке» и «Мужиком Мареем» оно вошло в изданную О.Ф. Миллером книгу «Русским детям. Из сочинений Ф.М. Достоевского». С 1885 года очерк выходил (вместе с «Мужиком Мареем») отдельной книжкой, в 1900 году - тринадцатым изданием, что подтверждает его литературную и общественную значимость.

Р.Н. Поддубная справедливо отмечает, что «Приговор», «Кроткая» и «Сон смешного человека» связаны с проблемой самоубийства и образуют вместе малое циклическое единство. Кроме того, по ее мнению, эта проблема стягивает данный цикл не только с публицистикой «Дневника», но и с романами «Подросток» и «Братья Карамазовы», а также с довольно большим кругом произведений русской литературы 1870-х годов, среди которых Р.Н. Поддубная называет «Стук...стук...стук!» (1870 г.) И.С. Тургенева, «Анну Каренину» (1876 г.) и «Исповедь» (1876-1882, 1884 гг.) Л.Н. Толстого. «Такой контекст обнаруживает структурно-художественную близость «Приговора» к жанру тургеневской «студии современного русского самоубийства», но с идеологическим по преимуществу акцентом».

Таким образом, благодаря своей содержательной многогранности произведения малой прозы Ф.М. Достоевского входят в различные жанровые контексты, важнейшим из которых является, как обнаружилось, «фантастический», мениппейный контекст. Показательными примерами является такие произведения, как «Мальчик у Христа на елке», «Бобок», «Кроткая» и «Сон смешного человека», отмеченные органичным сопряжением «фантастического» и «реального».

жанровый достоевский малый проза

ГЛАВА 2. связь публицистики и художественной прозы в тематических циклах МОНОжурнала Ф.М. Достоевского

«Дневник писателя» в целом имеет синкретический характер, его отличает своего рода «неслиянность и нераздельность» публицистического и литературно-художественного начал. Вместе с тем, в ряде случаев заметно стремление автора выйти за рамки чистой публицистики.

Рассмотрим с данной точки зрения фантастический рассказ «Бобок». Он открывает ряд художественных произведений в «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского, начиная с 1873 года.

Этому произведению предшествует публицистическая по своему пафосу глава «Влас», начинающаяся с прямого обращения к читателю: «Помните ли Вы Власа? Он что-то мне вспоминается» [9, т. 21, с. 31]. Имеется в виду стихотворение H.A. Некрасова «Влас» (1855 г.) о раскаявшемся русском мужике-грешнике. После видения ада и мучающихся там за свои земные пороки грешников, Влас дал обет пойти по миру, чтобы собирать милостыню на храм.

Вот как сам Достоевский объясняет причину, по которой он вспомнил Власа: «Я потому припомнил этого стихотворного Власа, что слышал на днях один удивительно фантастический рассказ про другого Власа, даже про двух, но уже совершенно особенных, даже неслыханных доселе Власов».

Продолжая (уже в альтернативном плане) развивать мысли предыдущей главы, Достоевский показывает в «Бобке» образы «современных мертвецов». Изображение жизни после смерти дало возможность писателю раскрыть их подлинный духовный мир. Вместо того чтобы ужаснуться «вони собственной души» и раскаяться, они решаются на «разврат последних упований, разврат дряблых и гниющих трупов и - даже не щадя последних мгновений сознания!» [9, т. 21, с. 54].

Соотнесенность сквозных (инфернальных и нравственных) мотивов позволяет представить эти произведения - «Влас» и «Бобок» - как один из первых внутренних циклов в «Дневнике писателя». Примечательно, что первая часть в нем носит явно публицистический, а вторая -- собственно художественный характер. В своем сопряжении они обогащают и дополняют друг друга.

Исходя из того, что все художественные произведения из «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского самым тесным образом связаны с контекстом, в который они погружены, мы полагаем, что полноценный анализ и рассмотрение текстов малой прозы вне моножурнала представляется невозможным.

Это касается и такого, на первый взгляд, самодостаточного произведения, как рождественский рассказ «Мальчик у Христа на елке». Он обрамлен публицистическими главками «Елка в клубе художников...», «Золотой век в кармане», «Мальчик с ручкой» и «Колония малолетних преступников...». Все они связаны темой «теперешних русских детей», представленной в реальном жизненном обличье [9, т. 22, с. 32].

Впечатления автора от посещения рождественской елки и детского бала в санкт-петербургском клубе художников и от встречи с нищим мальчиком на улице находят свое выражение в контрастных текстах. Писатель рисует две «картинки». Первая -- светлая, почти идиллическая: «Сначала танцевали дети, все в прелестных костюмах <...>. Из детей мне больше понравились самые маленькие; очень были милы и развязны».

Вторая «картинка» подчеркнуто контрастная: «Перед елкой и в самую елку перед рождеством я все встречал на улице, на известном углу, одного мальчишку, никак не более как лет семи. В страшный мороз он был одет почти по-летнему, но шея у него была обвязана каким-то старьем, -- значит, его все же кто-то снаряжал, посылая. Он ходил «с ручкой»; это технический термин, значит -- просить милостыню. Термин выдумали сами эти мальчики. Таких, как он, множество, они вертятся на вашей дороге и завывают что-то заученное...» [9, т. 22, с. 13].

В художественном тексте альтернативные развязки, в свою очередь, соотнесены с «праздничной» и трагической вариациями рождественской темы. Ф.М. Достоевский, в конечном счете, смело соотносит в «фантастическом рассказе» две истории: фантастическую и реальную. «Поэтому сюжет оформляется и развивается в результате слияния и наложения двух традиционных ситуаций - рождественского чуда и отверженного ребенка» [8, с. 82].

Еще раз подчеркнем, что рассказ «Мальчик у Христа на елке» по сравнению с окружающими его публицистическими главами производит более сильное эмоциональное впечатление. Он становится в данном контексте квинтэссенцией мыслей и идей писателя.

Особый художественный эффект достигается благодаря оригинально представленной в тексте детской точке зрения. Она не просто «удваивает» повествование, но сильно драматизирует его: «Ух, какое большое стекло, а за стеклом комната, а в комнате дерево до потолка; это елка, а на елке сколько огней, сколько золотых бумажек и яблоков, а кругом тут же куколки, маленькие лошадки; а по комнате бегают дети, нарядные, чистенькие, смеются и играют, и едят, и пьют что-то. Вот эта девочка начала с мальчиком танцевать, какая хорошенькая девочка!» [9, т. 22, с. 14].

Драматизация сказового повествования происходит за счет того, что все происходящее воспринимается глазами ребенка. В прямой форме передаются его неподдельные чувства, например, восхищение и радость: «Мама! Мама! Ах, как хорошо тут, мама! - кричит ей мальчик, и опять целуется с детьми, и хочется ему рассказать им поскорее про тех куколок за стеклом. -- Кто вы, мальчики? Кто вы, девочки? -- спрашивает он, смеясь и любя их» [9, т. 22, с. 16].

Эта «умилительная» точка зрения самым жестоким образом автором-повествователем корректируется и, по сути, опровергается введением второй концовки, в которой сообщается про трупик замерзшего ребенка.

Так сталкиваются две точки зрения: детская и взрослая. Их противопоставление, явно и целенаправленно подчеркнутое в конце произведения, обостряет ситуацию мировоззренческого выбора, в которой вслед за автором оказывается и читатель.

Другое произведение малой прозы Ф.М. Достоевского, соотнесенное с христианским календарем, вошло в первую главу февральского номера «Дневника писателя» за 1876 год. Это художественный очерк «Мужик Марей». Его идейным и тематическим началом является глава «О любви к народу. Необходимый контракт с народом». Она предшествует очерку и касается одного из сквозных и важнейших вопросов в публицистике Достоевского -- вопроса о народе.

В ней писатель раскрывает свою принципиальную позицию, предлагает свой вариант сближения интеллигенции с народом: «Что лучше -- мы или народ? Народу ли за нами или нам за народом? <...> я отвечу искренно; напротив, это мы должны преклониться перед народом и ждать от него всего, и мысли, и образа; преклониться пред правдой народной и признать ее за правду <...> мы должны склониться, как блудные дети, двести лет не бывшие дома, но воротившиеся, однако же, все-таки русскими, в чем, впрочем, великая наша заслуга.

Но, с другой стороны, преклониться мы должны под одним лишь условием <...> чтоб народ и от нас принял многое из того, что мы принесли с собой. Не можем же мы совсем перед ним уничтожиться, и даже перед какой бы то ни было его правдой; наше пусть останется при нас, и мы не отдадим его ни за что на свете, даже, в крайнем случае, и за счастье соединения с народом. В противном случае пусть уж мы оба погибаем врознь» [9, т. 22, с. 44-45].

Как видим, Достоевский предлагает найти «золотую середину»: соединить все самое лучшее, что есть в народе и накоплено в интеллигенции. Чтобы наглядно раскрыть потенциал народных идеалов, писатель помещает в свой дневник художественный очерк «Мужик Марей».

Первая фраза в нем строится как продолжение авторского рассказа, начало которого находится за пределами текста. Благодаря этому приему устанавливается внутренняя связь между содержанием прежних публицистических глав и предлагаемым литературным текстом: «Но все эти professions de foi, я думаю, очень скучно читать, а потому расскажу один анекдот, впрочем, даже и не анекдот; так, одно лишь далёкое воспоминание, которое мне почему-то очень хочется рассказать именно здесь и теперь, в заключение нашего трактата о народе» [9, т. 22, с. 46]. Все внимание автора фокусируется на образе Марея, утешающего испуганного барчонка. Рассказчик видит доброту души и сердца пахаря, его простодушие, искренность, любовь; показывает, что «зверски невежественный крепостной русский мужик» сохранил красоту своего человеческого образа.

В предшествующей главе Ф.М. Достоевский пишет: «В русском человеке из простонародья нужно уметь отвлекать красоту его от наносного варварства. Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того был предан разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что еще удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ, а не то что сохранив красоту его. Но он сохранил и красоту своего образа. Кто истинный друг человечества, у кого хоть раз билось сердце по страданиям народа, тот поймет и извинит всю непроходимую наносную грязь, в которую погружен наш народ, и сумеет отыскать в этой грязи бриллианты».

Художественным развитием этого тезиса, литературным аргументом, подтверждающим его верность, и становится образ русского крепостного мужика Марея как зримое воплощение народного идеала: «...идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века мучений; они срослись с душой его искони и наградили ее навеки простодушием и честностью, искренностию и широким всеоткрытым умом, и все это в самом привлекательном гармоническим соединении».

Как видим, именно в произведении малой прозы появляется яркий образ, приобретающий значение наглядной иллюстрации к предыдущей публицистической главе, выступающий как живое воплощение идеи писателя о «красоте русского человека из простонародья». Следующее художественное произведение в составе «Дневника» -- это очерк «Столетняя», вошедший в первую главу мартовского выпуска «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского за 1876 год. Он также обрамляется двумя публицистическими главами: «Верна ли мысль, что «пусть лучше идеалы будут верны, да действительность хороша?» и «Обособление». «Столетняя» соотносится со «злобой дня», являясь непосредственным откликом писателя на проблему отсутствия в обществе нравственного единства.

В конечном счете, можно заметить, что тема народных идеалов, поднятая в февральском номере журнала и связанная непосредственно с рассказом «Мужик Марей», получает свое непосредственное развитие и в мартовском номере благодаря обсуждению ее в публицистических статьях и образной иллюстрации в очерке «Столетняя».

При этом следует подчеркнуть, что «Столетняя», особенно ее художественная (вымышленная) часть, исполняет роль антитезы по отношению к публицистическим главам. Образ столетней старушки явно контрастен на фоне явного отсутствия в обществе духовно-нравственного единства.

Авторское продолжение истории содержит в себе значительную степень художественного обобщения. Это концентрированное выражение заветных мыслей и идей Достоевского. Хотя сам писатель в заключение пишет, что не придает большого значения получившейся картинке: «А впрочем, так, легкая и бессюжетная картинка», -- она приобретает большое идейное значение в «Дневнике писателя». Очерк «Столетняя» выражает протест Достоевского против разрушения общественных связей, человеческого «обособления».

Таким образом, можно еще раз подчеркнуть тесную идейно-тематическую связь публицистических статей издания и художественных произведений, входящих в него. Принципиальной особенностью их сопряжения чаще всего является принцип контраста, усиливающий эффект риторического воздействия «Дневника писателя» на публику.

Убедительным подтверждением этой установки стали помещенные в декабрьском номере «Дневника» за 1876 год последующие публицистические статьи «Запоздавшее нравоучение», «Голословные утверждения», «Кое-что о молодежи» и «О самоубийстве и о высокомерии». В них писатель снова возвращается к теме и идее «Приговора» и сам объясняет его идейную направленность, обращаясь к тем, кто после выхода статьи в свет не понял ее глубокого смысла и обрушился на автора с обвинениями. Писателя упрекали в оправдании самоубийства, утверждали, что «Приговор» - это бред полусумасшедшего.

И в данном случае очевидно последовательное развитие идеи, объединяющей публицистические и литературные тексты, целенаправленный переход автора «Дневника писателя» от публицистичности к художественности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрев большинство произведений малой прозы в «Дневнике писателя» Федора Михайловича Достоевского, без сомнения, можно сказать, что они отличаются глубоким философским смыслом, неординарностью мыслей автора, особым настроением и многочисленностью жанров и стилей. Как отмечал сам Достоевский, всякое явление современной действительности должно рассматриваться сквозь призму опыта прошлого, не перестающего оказывать свое воздействие на настоящее через те или иные традиции. В произведениях четко просматриваются злободневные темы; автор пытается не только показать и объяснить их своим читателям, но и найти пути решения этих проблем.

Также нужно сказать об оригинальном сочетании публицистики и художественной прозы «Дневника писателя». Не смотря на то, что публицистические материалы Достоевского наполнены различными размышлениями автора, направленными на основную идею текста, главная идея все-таки концентрируется в малой прозе. Можно сказать, что именно вся малая проза берет на себя смысловую нагрузку. Именно в ней присутствуют главные образы-символы, главные герои, на которых «наложена миссия» донести до читателя главную мысль.

Писатель чувствовал общество, его настроение, осознавал потребности русского народа и стремился их удовлетворить. Поэтому для Ф.М. Достоевского важно было систематизировать все свои размышления, проанализировать общественную ситуацию, выразить свои чаяния не в личном дневнике, а в произведении, которое бы стало достоянием общественности. Его целью было не только постичь самого себя, путем обращения к тем проблемам, которые так волновали писателя, он стремился к тому, чтобы общество постигло эти проблемы через призму взглядов Ф.М. Достоевского. Он не столько пытался формировать мнение общества, сколько хотел «разговаривать» с ним, чтобы читательская аудитория осмыслила исторический процесс, пропустила его через себя, почувствовала себя частью истории, что вело не только к поискам личностной цельности, но и становлению исторического сознания. И это стало возможным посредством «Дневника писателя» (с его исповедальной интонацией) [14, c. 47].

Среди персонажей можно выделить Столетнюю, мужика-Марея, Фому Данилова, и других. Через них автор «Дневника» выражает свои идеи. Несомненно, автор пытается донести до нас через своих, на первый взгляд, простых героев многочисленные размышления и мысли. И, на наш взгляд, Федору Михайловичу на сто процентов удалось воздействовать на читателя. Детская тема фигурирует у писателя в произведении «Мальчик у Христа на елке», тема самоубийства прослеживается в повести «Кроткая», тема религии затронута в «Мужике Марее».

Для малой прозы Достоевского также характерен автобиографизм. Можно заметить многочисленные воспоминания, отсылки к письмам, впечатлениям, событиям из жизни самого автора.

Особенно выделяется в «Дневнике писателя» так называемая «фантастическая трилогия», в которую входят рассказы «Бобок», «Кроткая» и «Сон смешного человека».

Подводя итоги, «Дневник писателя» можно назвать своеобразной исповедью. Достоевский предстает перед нами человеком, борющимся за свои идеалы, человеком, который хочет через свои произведения донести до нас нечто очень важное и актуальное и на сегодняшний день. Это [не только] относится не только к примитивным человеческим грехам, но и в принципе ко всему, что происходит вокруг нас.

«Дневник писателя» отчасти можно считать исповедью, но с той точки зрения, что в своем произведении, дневниковом по форме, Ф. М. Достоевский выразил все свои сокровенные мысли, которые имеют общественно-политический, культурно-общественный характер. В «Дневнике…» Ф.М. Достоевский проявил себя страстным, горячим, на все отзывающимся публицистом, о чем свидетельствует как «Дневник писателя» в целом, так и его фельетоны, где он говорил своим собственным голосом, от своего лица, не скрываясь за масками своих литературных героев. Поэтому есть основание искать его миросозерцание именно в публицистике.

Федор Михайлович Достоевский с помощью «Дневника писателя» достиг своей главной цели - общественное обсуждение главных, вечных вопросов, интересовавших российское общество в конце XIX века.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Акелькина, Е.А. «Дневник писателя» за 1876-1877 гг. / Е.А. Акелькина // Достоевский: Сочинения, письма, документы: Словарь-справочник / Сост. и науч. ред. Г.К. Щенников, Б.Н. Тихомиров. - СПб.: Пушкинский дом, 2008. - С. 263-272.

2. Акелькина, Е.А. Новаторство философской поэтики рождественского рассказа Ф.М. Достоевского в структуре «Дневника писателя» и его общекультурная актуальность на рубеже XIX-XX веков / Е.А. Акелькина //

Достоевский и современность. Материалы XIV Международных «Старорусских чтений» 1999 года. - Старая Русса, 1999.- С. 3-6.

3. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики / М.М. Бахтин. - М.: Художественная литература, 1975. - 504 с.

4. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. - М.: Художественная литература, 1972. - 468 с.

5. Борисова, В.В. Национальное и религиозное в творчестве Ф.М. Достоевского (проблема этно-конфессионального синтеза) / В.В. Борисова. - Уфа: БГПИ, 1997. - 195 с.

6. Борисова, В.В. Рождественский рассказ до и после Ф.М. Достоевского / В.В. Борисова // Достоевский и мировая культура. - № 18. - СПб.: «Серебряный век», 2003. - С. 114-119.

7. Волгин, И.Л. Фрагменты «Дневника писателя» / И.Л. Волгин // Ф.М. Достоевский. Новые материалы и исследования / Литературное наследство. - Т. 86. - М.: Наука, 1973. - С. 59-81.

8. Денисова, A.B. «Мальчик у Христа на елке» Ф.М. Достоевского и традиция жития / A.B. Денисова // Достоевский и современность. Материалы IX Международных «Старорусских чтений» 1994 г. - Новгород, 1995. - С. 81-90.

9. Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. / Ф.М. Достоевский. - Л.: Наука, 1972 - 1990. - 30 т.

10. Касаткина, Т.А. Краткая и полная история человечества («Сон смешного человека» Ф.М. Достоевского) / Т.А. Касаткина // Достоевский и мировая культура. - № 1. Часть I. - СПб., 1993. - С. 48-68.

11. Поддубная, Р.Н. Малая проза «Дневника писателя» и «Братья Карамазовы» (идейно-художественные сопряжения и структурные переклички) Р.Н. Поддубная Достоевский и современность: тезисы выступлений на «Старорусских чтениях». Часть I. - Новгород, 1991. - С. 137-142.

12. Пруцков, Н.И, Утопия или антиутопия? Н.И. Пруцков Достоевский и его время: [Сборник]. - Л.: Наука, 1971. - С. 88-107.

13. Рева, Е.К. - Жанровое своеобразие «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского / Е.К. Рева // Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. - 2010. - № 15 (19). - С. 44-47.

14. Туниманов, В.А. Публицистика Достоевского. «Дневник писателя» В.А. Туниманов // Ф.М. Достоевский - художник и мыслитель: [Сборник статей]. М.: Художественная литература, 1972. - С. 165-209.

Размещено на Allbest.ur