Жизнь и творчество Жуковского

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Детство Жуковского.

Годы учения.

Любовь в жизни и поэзии Жуковского.

Балладное творчество Жуковского.

Жуковский гражданин и патриот.

Воспитатель наследника.

жуковский творчество поэзия

Детство Жуковского

Василий Андреевич Жуковский родился 29 января (9 февраля) 1783 года в селе Мишенское Белевского уезда Тульской губернии. Он был незаконнорожденным сыном помещика Афанасия Ивановича Бунина. Мать его, Елизавета Дементьевна Турчанинова (пленная турчанка Сальха), жила и усадьбе Мишенское сначала в качестве няньки при детях Буниных, потом домоправительницы (экономки). Родившийся у нее сын по желанию Бунина был усыновлен бедным дворянином Андреем Григорьевичем Жуковским, жившим у Буниных «нахлебником». Это позволило Жуковскому сохранить звание дворянина и избежать трудной участи незаконнорожденного ребенка.

Мальчик был принят в дом отца и вскоре сделался всеобщим любимцем. Он рос в окружении старших сестер по отцу и их дочерей. Женская атмосфера дома Буниных отразилась на его характере -- мягком, чувствительном и мечтательном. В то же время двусмысленное, неопределенное положение его в этой семье, неестественные отношения с матерью, служанкой отца и сестер, способствовали раннему духовному созреванию.

Годы учения

В 1797 году Жуковский был определен в Благородный пансион при Московском университете. Годы учебы в пансионе (1797--1800) сыграли решающую роль в формировании мировоззрения и эстетических вкусов Жуковского. Опытные и уважаемые наставники этого учебного заведения -- директор университета И.П. Тургенев, друг Карамзина, бывший воспитатель Александра I, и настоятель пансиона А.А. Прокопович-Антонский -- уделяли большое внимание духовному образованию воспитанников: утверждались идеалы нравственного самоусовершенствования, культивировались личные и гражданские добродетели, поощрялись литературные интересы и склонности к самостоятельному поэтическому творчеству. При пансионе существовало литературное общество, которое выпускало специальный альманах «Литературная заря». Вскоре Жуковский стал активным участником этого общества и автором многочисленных сочинений, в которых он подражал Ломоносову, Державину и Хераскову, а также писал рассуждения на морально-этические темы.

И.П. Тургенев по просьбе Буниных опекал юного воспитанника, ввёл в свое семейство. В его доме часто собирались все выдающиеся писатели во главе с Карамзиным. Отзывчивый на добро Жуковский вскоре нашел себе у Тургеневых вторую семью, сдружился с сыновьями Ивана Петровича -- Александром, Николаем (будущим декабристом, автором известного трактата «Опыт теории налогов») и особенно с Андреем, юношей поэтически одаренным, большим знатоком английской и немецкой литературы. Преждевременная смерть Андрея Тургенева в 1803 году была первым тяжелым ударом для Жуковского. Воспоминания об этой дружбе согревали его душу на протяжении всей жизни и отразились во многих лирических стихах.

В декабре 1800 года Жуковский закончил пансион с серебряной медалью и определился на службу в московскую соляную контору. Тогда же, в начале 1801 года, Александр Тургенев вместе с Жуковским, А. Ф. Воейковым, А. Ф. Мерзляковым и другими организовал «Дружеское литературное общество» бывших воспитанников Благородного пансиона, увлекавшихся сентиментализмом и считавших себя последователями Карамзина. Кроме литературных, общество ставило перед собою моральные цели. Жуковский выступал на его заседаниях с речами о дружбе, о страстях, о счастии. Начинающий поэт ведет дневник, в котором анализирует свои душевные состояния, занимаясь разработкой «внутреннего человека». Этому способствует и дружеское общение, а также постоянная переписка, в которой друзья исповедуются друг перед другом в успехах и трудностях личного самоусовершенствования. Дружба питается высокими христианскими идеалами и отличается взаимной доброжелательностью и нравственной требовательностью по отношению к себе и ближнему.

К службе своей Жуковский вскоре охладевает. В 1802 году он уезжает на родину, в Мишенское, чтобы целиком отдать свой деревенский досуг литературе.

Любовь в жизни и поэзии Жуковского

В 1805 году случилось событие, которому было суждено сыграть важную роль в жизни Жуковского и по-своему отразиться на судьбах всей отечественной культуры, на русском понимании духовной природы любви. У старшей сестры Жуковского по отцу, Екатерины Афанасьевны Протасовой, жившей в Белеве, в трех верстах от Мишенского, подрастали две дочери -- Маша и Александра. «Были они разные, и по внешности, и по характерам,-- писал замечательный биограф Жуковского писатель Б.К. Зайцев.-- Старшую, Машу, изображения показывают миловидной и нежной, с не совсем правильным лицом, в мелких локонах, с большими глазами, слегка вздернутым носиком, тонкой шеей, выходящей из романтически-мягкого одеяния,-- нечто лилейное. Она тиха и послушна, очень религиозна, очень склонна к малым мира сего -- бедным, больным, убогим. Русский скромный цветок, кашка полей российских. Александра другая. Это -- жизнь, резвость, легкий полет, гений движения. Собою красивее, веселее и открытей сестры, шаловливей».

Пришло время учить девочек, а средства скромны. Жуковский согласился быть их домашним учителем...

Так начался возвышенный и чистый любовный роман Жуковского и Маши Протасовой, который продолжался до преждевременной смерти его героини в 1822 году. Екатерина Афанасьевна, мать Маши, узнав о ее чувствах к Жуковскому, заявила сурово и решительно, что брак между влюбленными невозможен по причине близкого родства. Ни уговоры, ни подключения к ним друзей, ни сочувственное вмешательство высокопоставленных духовных лиц не могло поколебать решение Екатерины Афанасьевны Протасовой. Всякие надежды на земной брак для скрепления «брака духовного» были у Жуковского и Маши потеряны навсегда.

История этой романтической любви нашла отражение в целом цикле любовных песен и романсов Жуковского. По ним можно проследить все перипетии этого чувства, глубокого и чистого во всех его видоизменениях. В «Песне» 1808 года оно светлое, радостное, исполненное надежд:

Мой друг, хранитель-ангел мой,

О ты, с которой нет сравненья,

Люблю тебя, дышу тобой;

Но где для страсти выраженья?

Во всех природы красотах

Твой образ милый я встречаю;

Прелестных вижу -- в их чертах

Одну тебя воображаю.

В этой любви, одухотворенной и чистой, совершенно приглушены всякие чувственные оттенки. На первом плане здесь сродство любящих душ, своеобразная любовная дружба, в которой чувство бесплотно и идеально. Образ любимой девушки столь властно овладевает душою героя, что грезится ему везде: в красотах окружающей природы, в шуме городской жизни. Поэт настолько проникается мыслями и чувствами любимой, что понимает ее без слов: «Молчишь -- мне взор понятен твой, для всех других неизъяснимый». И даже самого себя он воспринимает ее глазами:

Тобой и для одно тебя

Живу и жизнью наслаждаюсь;

Тобою чувствую себя;

В тебе природе удивляюсь.

В следующей «Песне» 1811 года, после отказа Екатерины Афанасьевны тональность поэтических чувств решительно изменяется в сторону меланхолии. Сперва звучат жалобы поэта на одиночество и покинутость, но они лишены эгоизма. Поэт жертвенно устраняется, желая любимой счастьями просит лишь о том, чтобы она не забывала его и сохранила к нему дружеские чувства:

О милый друг! теперь с тобою радость!

А я один -- и мой печален путь;

Живи, вкушай невинной жизни сладость;

В душе не изменись; достойна счастья будь...

Но не отринь, в толпе пленяемых тобою,

Ты друга прежнего, увядшего душою...

Но горечь роковой разлуки, нарастая, начинает смягчаться исподволь другим, врачующим чувством: невозможная, разбитая здесь, на земле, чистая любовь не умирает и может восторжествовать за гробом:

Туда моя душа уж все перенесла;

Туда всечасно влечёт меня желанье;

Там свидимся опять; там наше воздаянье;

Сей верой сладкою полна в разлуке будь --

Меня, мой друг, не позабудь.

Отголоски этого печального романа звучат во многих произведениях Жуковского: в стихотворении «Пловец» (1812), в «Песне» (1816), в «Воспоминании» (1816), в балладах «Рыцарь Тогенбург», «Эолова арфа», «Эльвина и Эдвин».

Балладное творчество Жуковского

С 1808 по 1833 год Жуковский создает 39 баллад и получает в литературных кругах шутливое прозвище «балладник». В основном это переводы немецких и английских поэтов (Бюргера, Шиллера, Гёте, Уланда, Р. Соути, Вальтера Скотта и др.) со всеми особенностями Жуковского-переводчика, о которых мы уже говорили.

По своему происхождению баллада восходит к устному народному творчеству. И обращение к ней писателей сентименталистов и романтиков связано с пробудившимся у них интересом к национальному характеру, к «местному колориту». А обилие в балладах народных легенд, поверий, фантастических и чудесных происшествий отвечало пристрастию романтиков ко всему иррациональному, неподвластному рассудку и логике. Наконец, в балладах отражалось миросозерцание человека средних веков -- христианина, озабоченного религиозно-нравственными проблемами, ощущающего за видимыми предметами и явлениями, характерами и событиями окружающего мира проявление действующих в нем невидимых сил, стоящих над природой и человеком. Это силы добрые и злые, божеские и сатанинские, незримо участвующие в судьбах людей. Такой взгляд на жизнь соответствовал романтическому мироощущению, разрывавшему связь с просветительским рационализмом. Перед Жуковским-переводчиком стояла задача «переложения» балладного мира западноевропейских писателей на русские нравы, разработки русского литературного языка, развития в нем смысловой музыкальности, способности передавать тончайшие явления природного мира и ощущения верующей, иррационально настроенной души человека. Через приобщение к опыту зрелых литератур Западной Европы Жуковский добился на этом пути значительных успехов. Нот как, например, во второй части баллады «Двенадцать спящих дев» изображает Жуковский воздействие благодатных сил, направляющих душу главного героя на стезю добродетели:

И всё… но вдруг смутился он,

И в радостном волненье

Затрепетал… знакомый звон

Раздался в отдаленье.

И долго жалобно звенел

Он в бездне поднебесной;

И кто-то, чудилось, летел,

Незримый, но известный;

И взор, исполненный тоской,

Мелькал сквозь покрывало;

И под воздушной пеленой

Печальное вздыхало…

Но вдруг сильней потрясся лес,

И небо зашумело…

Вадим взглянул -- призрак исчез;

А в вышине… звенело.

А в чудесной балладе «Эолова Арфа» влюбленная Минвана, томимая недобрыми предчувствиями, вдруг слышит таинственный знак, передающий ей весть о смерти любимого человека, с которым ее насильно разлучили:

Сидела уныло

Минвана у древа... душой вдалеке...

И тихо все было...

Вдруг... к пламенной что-то коснулось щеке;

И что-то шатнуло

Без ветра листы;

И что-то прильнуло

К струнам, невидимо слетев с высоты...

И вдруг... из молчанья

Поднялся протяжно задумчивый звон;

И тише дыханья

Играющей в листьях прохлады был он.

В ней сердце смутилось:

То друга привет!

Свершилось! свершилось!..

Земля опустела, и милого нет.

Искусство Жуковского в этих стихах достигает художественной изощренности, которая предвосхищает зрелого Фета с его известной эстетической установкой: «Что не выскажешь словами -- звуком на душу навей».

Через все баллады Жуковского проходит поединок добра со злом, в котором всегда побеждает добро, а зло наказывается. Жуковский убежден, что таков закон миропорядка, нравственный закон, источник которого находится не в руках слабого человека, а в деснице всемогущего Творца.

Уже в первой балладе «Людмила», созданной по мотивам «Леноры»

Бюргера, Жуковский говорит о необходимости обуздания эгоистических желаний и страстей. Несчастная Людмила гибнет потому, что слишком неумеренно и безоглядно желает быть счастливой. Любовная страсть настолько ее ослепляет, что она бросает вызов Богу, сомневается в милосердии Творца, упрекает его в жестокости. Между тем целью жизни, по убеждению христианина Жуковского, не может быть стремление к счастью. «В жизни много прекрасного, кроме счастья»,-- говорил он. Всякое односторонне-страстное, а значит, и эгоистическое желание губит человека. Возмездие является Людмиле в образе мертвого жениха, увлекающего ее в могилу.

Другой вариант той же самой судьбы, более близкий к национальным православно-христианским устоям жизни, дается Жуковским в балладе «Светлана» (1812). Чтобы подчеркнуть русский характер Светланы, поэт окружает ее образ народным колоритом. Действие баллады совершается в крещенский вечер, в поэтическое время святок -- игр, гаданий русской деревенской молодежи. Но национальная тема описанием святочных гаданий далеко не исчерпывается. Жуковский открывает русское начало в душе Светланы, которая не склонна обвинять Творца в случившемся с нею несчастье. И потому даже в страшном сне ее, в чем-то повторяющем реальный сюжет «Людмилы», есть глубокое отличие. Жених везет Светлану не на кладбище, а в Божий храм, и в страшную минуту, когда поднимается из гроба мертвец, голубок, символ не покидающего Светлану благодатного духа, защищает ее от гибели.

Оптимистичен финал баллады: вместе с пробуждением Светланы от искусительного сна пробуждается к свету и солнцу сама зимняя природа. Затихают вихри и метели. Ласковое солнце серебрит снежные скатерти лугов и зимнюю дорогу, по которой скачет навстречу Светлане ее живой жених.

Верный своим этическим принципам, поэт предупреждает юную, милую и живую Светлану от порока самоуслаждения:

Вот баллады толк моей:

«Лучший друг нам в жизни сей

Вера в Провидение.

Благ Зиждителя закон:

Здесь несчастье -- лживый сон;

Счастье -- пробужденье».

Образ Светланы Жуковского не однажды отзовется в поэзии и прозе русских писателей XIX века. Но главная заслуга поэта включается в том, что к его Светлане восходит образ Татьяны, девушки «русской душою» из романа Пушкина «Евгений Онегин».

Глубокая дружба связывала Жуковского с его учеником, быстро переросшим своего учителя. Нежную заботу проявлял он о Пушкине на протяжении всей короткой жизни поэта: уберегал его от Соловков, помогал освободиться от Михайловской ссылки, стремился предотвратить роковую дуэль, но безуспешно... Жуковский закрыл глаза усопшему Пушкину и оставил драгоценное описание его кончины и в стихах, и в прозе.

Жуковский гражданин и патриот

В начале лета 1812 года войска Наполеона перешли через Неман и

вторглись в русские пределы. 12 августа Жуковский покинул родной край поручиком Московского ополчения. Ночь на 26 августа он провел в засаде на окраине Бородинского поля, в резерве армии Кутузова. Участвовать в самом сражении ему не пришлось: резерв в бой не вводили, но обстрелу он подвергался, были даже и потери.

Доселе тихим лишь полям

Моя играла лира…

Но жребий выпал: к знамёнам!

Прости, и сладость мира,

И отчий край, и круг друзей,

И труд уединённый,

И всё… я там, где стук мечей,

Где ужасы военны.

В штабе Кутузова под Тарутином Жуковский написал большое патриотическое стихотворение «Певец во стане русских воинов», распространившееся в списках и получившее популярность и армии еще до его публикации в конце 1812 года в «Вестнике Европы» и двумя отдельными изданиями в 1813 году. По словам одного из современников, «Певец...» Жуковского «сделал эпоху и русской словесности и в сердцах воинов». П.А. Плетнев писал: «Впечатление, произведенное «Певцом» не только на войско, но на всю Россию, неизобразимо. Это был воинственный восторг, обнявший сердца всех. Каждый стих повторяем был, как заветное слово. Подвиги, изображенные в стихотворении, имена, внесенные в эту летопись бессмертных, сияли чудным светом. Поэт умел изобразить лучшие моменты из славных дел всякого героя и выразить его лучшим словом: нельзя забыть ни того ни другого. Эпоха была беспримерная -- и певец явился достойный ее».

Секрет успеха нового произведения Жуковского объясняется не только актуальностью патриотической темы, но и тем, что он раскрыл ее с неожиданной и проникновенной для соотечественников стороны:

Отчизне кубок сей друзья!

Страна, где мы впервые

Вкусили сладость бытия,

Поля, холмы родные,

Родного неба милый свет,

Знакомые потоки,

Златые игры первых лет

И первых лет уроки,

Что вашу прелесть заменит?

О родина святая,

Какое сердце не дрожит,

Тебя благословляя?

В понятие Отчизны включаются у Жуковского отцы и матери,отчий дом, жены и невесты, друзья, «и царский трон, и прах царей, и предков прах священный». Само патриотическое чувство безмерно расширяется и углубляется за счет сопряжений интимного и общего, частного и исторического.

В «Певце...» Жуковский широко использует традиции русского классицизма сего высокой гражданственностью и одическим пафосом, с использованием церковно-славянской лексики («там днесь и за могилой», «горе подъял ужасну брань»). Отзвуки классицизма есть и в батальной живописи «Певца...» с ее «стрелами», «щитами», «перунами», с изображением современных генералов в виде греческих и римских героев. Однако одический стиль у Жуковского теряет свойственный классицизму холодноватый рационализм, приобретает эмоциональное, личностное звучание, потому что Жуковский искусно сплавляет его со стилем элегическим. В свою очередь, и темы интимные, частные, связанные с поэзией дружбы, любви, семейного очага, братаясь с «высоким штилем», свободно и легко поднимаются в ранг патриотический. Патриотизм в «Певце...» Жуковского становится и личной и гражданской темой одновременно. В этом и заключается секрет необыкновенной популярности произведения Жуковского, открывавшего новый период в развитии русской гражданской лирики, совершающего открытие, которым воспользуются поэты-декабристы, Пушкин в своей вольнолюбивой лирике, Некрасов и поэты его школы в 60--70-х годах XIX века. Вообще единство гражданской и личной тематики превратится в характерную особенность русской поэзии XIX--XX веков.

Вслед за «Певцом...», после сражения под Красным, Жуковский пишет послание «Вождю победителей», в котором славит Кутузова, сломившего гордыню тщеславного Наполеона. Послание, написанное по горячим следам битвы, печатается впервые в походной типографии при штабе Кутузова. Вскоре, в конце декабря, Жуковский тяжело заболевает горячкой и после лечения в госпитале в январе 1813 года покидает действующую армию.

Слава «Певца...», не без участия друзей, докатилась до Зимнего дворца. Давний покровитель Жуковского поэт-карамзинист И.И. Дмитриев поднес его стихи вдовствующей императрице Марии Федоровне. С 1815 года Жуковский приглашается на должность ее чтеца. Не слишком еще обремененный придворной службой, он становится в эти годы душою вновь образовавшегося литературного общества «Арзамас», пишет шутливые и сатирические стихи, обличающие «шишковистов».

Воспитатель наследника

С 1817 года начался крутой поворот и жизни Жуковского, заставивший его на долгое время отложить занятие поэтическим творчеством во имя другой, не менее, а, может быть, даже более значимой в его глазах исторической миссии. В 1817 году он становится учителем русского языка великой княгини (впоследствии императрицы) Александры Федоровны. А в 1826 году ему предлагают должность наставника-воспитателя великого князя Александра Николаевича (будущего императора Александра II). Близость Жуковского ко двору вызывала иронические и даже язвительные улыбки у многих петербургских либералов того времени. Декабристу А.А. Бестужеву, по преданию, приписывается злая эпиграмма:

Из савана оделся он в ливрею,

На ленту променял свой миртовый венец,

Не подражая больше Грею,

С указкой втерся во дворец...

Но Жуковский смотрел на порученное ему дело иначе: «Моя настоящая должность,-- писал он,-- берет все мое время. В голове одна мысль, в душе одно желание... Какая забота и ответственность! Занятие, питательное для души! Цель для целой отдельной жизни!.. Прощай навсегда поэзия с рифмами! Поэзия другого рода со мною. Ей должна быть посвящена остальная жизнь».

Жуковский сам подбирает педагогов, разрабатывает план воспитания наследника, рассчитанный на 12 лет. В основу положены гуманитарные науки, особое внимание уделено изучению истории, которую Жуковский называет лучшей школой для будущего монарха. Но главной задачей Жуковский считает «образование для добродетели» -- развитие в питомце высокого нравственного чувства. О духе и направлении такого воспитания свидетельствуют стихи Жуковского, сочиненные им по случаю рождения своего будущего ученика в 1818 году:

Да встретит он обильный честью век!

Да славного участник славный будет!

Да на чреде высокой не забудет

С указкой втерся во дворец…

Жуковский с честью выполнил свою историческую миссию: и Александре II он воспитал творца «великих реформ» 1860-х годов и освободителя крестьян от крепостной зависимости.

В 1841 году Жуковский завершил своё дело и, щедро вознаграждённый, вышел в отставку. Последнее десятилетие жизни он провёл за границей, где весной 1841 года женился на дочери старого друга, немецкого художника Е. Рейтерна. В эти годы он занят в основном переводами эпоса европейских и восточных народов, среди которых главное место занимает непревзойдённый до сих пор перевод «Одиссеи» Гомера.

Последним стихотворением Жуковского стал «Царскосельский лебедь» (1861), передающий трагические мысли поэта, пережившего своих друзей и оставшегося одиноким в новую историческую эпоху:

Лебедь благородный дней Екатерины

Пел, прощаясь с жизнью, гимн своей лебединый!

А когда допел он - на небо взглянувши

И крылами сильно дряхлыми взмахнувши -

К небу, как во время оное бывало,

Он с земли рванулся… и его не стало…

Жуковский скончался 12 (24) апреля 1852 года в Баден - Бадене.

Согласно завещанию, тело поэта доставили в Россию и предали земле на кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге.

Размещено на Allbest.ru