Особенности святочного рассказа
История возникновения и развития жанровой формы святочного рассказа, его шедевры. Характеристика святочного рассказа, его значение в истории литературы. Изучение святочных рассказов А.И. Куприна и Л.Н. Андреева. Содержательные и формальные признаки жанра.
| Рубрика | Литература |
| Вид | реферат |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 06.11.2012 |
| Размер файла | 74,4 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Содержание
- Введение
- Глава 1. Теоретические основы изучения святочной литературы
- 1.1 Общая характеристика святочного рассказа
- 1.2 Святочный рассказ в истории литературы
- Глава 2. Изучение святочных рассказов А.И. Куприна и Л.Н. Андреева
- 2.1 Святочные рассказы А.И. Куприна
- 2.2 Святочные рассказы Л.Н. Андреева
- Заключение
- Список использованной литературы
Введение
Актуальность исследования. В последние годы получили широкое распространение рождественские и святочные рассказы. Издаются не только сборники святочных рассказов, написанных до 1917 года, - стала возрождаться их творческая традиция. Из недавнего - в предновогоднем номере журнала "Афиша" (2006) были напечатаны 12 святочных рассказов современных русских писателей.
Впрочем, сама история возникновения и развития жанровой формы святочного рассказа не менее увлекательна, чем его шедевры.
Последние десятилетия в российском обществе отмечены серьезными изменениями: наметился интерес к историческому прошлому страны, народной культуре, ее православным истокам. Между тем в настоящее время остается актуальным вопрос духовно-нравственного воспитания молодого поколения, приобщения его к высоким идеалам классической литературы.
Современная школа по-своему реагирует на негативные изменения в мировоззрении современного человека, актуализируя в практике преподавания те имена, жанры, произведения, которые поднимают вечные проблемы, усиливая акцент на воспитательное значение искусства слова.
Реалии сегодняшнего дня определяют и государственную образовательную политику. "Воспитание духовно развитой личности, формирование гуманистического мировоззрения, любви и уважения к литературе и ценностям отечественной культуры" - эти важные позиции заявлены в перечне целей литературного образования, обозначенных в Федеральном компоненте государственного образовательного стандарта.
Одним из шагов на пути реализации поставленных целей можно считать обогащение жанрового спектра произведений, рекомендованных для школьного изучения. В связи с этим следует отметить, что в современных школьных программах достаточно широко представлены произведения святочной прозы, лучшие образцы которой принадлежат Н.В. Гоголю, Ф.М. Достоевскому, Н.С. Лескову, А.П. Чехову, А.И. Куприну, Л. Андрееву, И. Шмелеву. Глубокому и всестороннему осмыслению жанрообразующих признаков святочного рассказа способствует и обращение в школьной практике к произведениям Г.Х. Андерсена, О`Генри, Ч. Диккенса.
Жанр канонического святочного рассказа и его типологических разновидностей (святочная новелла, святочная сказка, святочная пародия, антисвяточный рассказ и др.) вызывает интерес у школьников благодаря воссозданной в текстах атмосфере праздника, элементам фантастики, общечеловеческой проблематике, специфической композиции, выраженной в смене эмоциональных пластов.
Святочная проза является богатым источником культуроведческой информации и позволяет учащимся познавать материальную и духовную культуру народа, его историю, мифологические и религиозные представления, философию, мораль, национальный образ мыслей. Обращение школьников к лучшим образцам святочной прозы ведет к расширению общекультурного кругозора, постижению российского менталитета, осмыслению авторской концепции мира и человека, формированию нравственных ориентиров, развитию мышления и эмоционально-оценочной сферы.
Жанровая принадлежность определяет набор содержательных и формальных признаков, поэтому изучение святочного рассказа в школе способствует углубленному анализу поэтики произведения, что является одним из перспективных направлений методической науки. Более того, святочная проза как элемент календарной словесности открывает перед учителем-словесником широкие возможности для совершенствования системы внеклассного чтения и внеучебной работы.
Специфика произведений святочной словесности заключается в переплетении культурных традиций: совмещении пластов язычества, Православия и светской жизни. Духовная направленность святочной прозы, утверждение ею христианских ценностей ставит произведения исследуемого жанра в особое положение. Результаты констатирующего эксперимента свидетельствуют о существенных пробелах в знаниях учащихся православных основ литературы. В связи с этим произведения святочной словесности с акцентом на христианскую составляющую призваны решать как задачи просветительского характера, так и вопросы, связанные с духовно-нравственным воспитанием школьников.
Относительно короткий период литературоведческого интереса к обозначенному жанру (с середины 90-х годов), терминологическая путаница, споры в определении истоков святочной прозы и отсутствие опыта работы с текстами календарной словесности в дореволюционной и советской школе привели к недостаточно полному освещению исследуемой проблемы в научно-методической литературе. Если осмысление жанрообразующих признаков святочного рассказа представлено в ряде концептуальных работ (Е.В. Душечкиной, А.А. Кретовой, О.Н. Калениченко, Н.В. Капустина, И.А. Есаулова, М.А. Кучерской, Х. Барана, Н.Н. Старыгиной, Н.В. Самсоновой), то попытка определить специфику школьного изучения святочной прозы была предпринята лишь в отдельных публикациях периодических изданий.
От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера - от Рождества до Крещенья, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и наконец - чтобы он оканчивался непременно весело… Святочный рассказ, находясь во всех его рамках, все-таки может видоизменяться и представлять любопытное разнообразие, отражая в себе и свое время и нравы.
Исходя из вышеперечисленных фактов, мы сформулировали тему нашего исследования: "А.И. Куприн и Л.Н. Андреев и их святочные рассказы".
Объектом нашего исследования - святочные рассказы.
Предмет исследования - святочные рассказы А.И. Куприна и Л.Н. Андреева.
Цель работы - дать характеристику святочным рассказам А.И. Куприна и Л.Н. Андреева
Методы исследования: анализ теоретической литературы, обобщение, контекстуальный анализ.
Задачи исследования:
1. Проанализировать литературу по теме исследования.
2. Дать характеристику основным понятиям работы
3. Дать характеристику святочным рассказам А.И. Куприна и Л.Н. Андреева.
святочный рассказ жанр куприн
Глава 1. Теоретические основы изучения святочной литературы
1.1 Общая характеристика святочного рассказа
История святочного рассказа прослеживается в русской литературе на протяжении трех веков - от XVIII века и до настоящего времени, однако окончательное становление и расцвет его наблюдается в последней четверти XIX века - в период активного роста и демократизации периодической печати и формирования так называемой "малой" прессы.
Именно периодическая печать ввиду ее приуроченности к определенной дате становится основным поставщиком календарной "литературной продукции", и в том числе - святочного рассказа.
Особый интерес представляют те тексты, в которых прослеживается связь с устными народными святочными историями, ибо они наглядно демонстрируют приемы усвоения литературой устной традиции и "олитературивания" фольклорных сюжетов, содержательно связанных с семантикой народных святок и христианского праздника Рождества.
Но существенное отличие литературного святочного рассказа от фольклорного состоит в характере изображения и трактовке кульминационного святочного эпизода.
Установка на истинность происшествия и реальность действующих лиц - непременная черта таких историй. Русскому литературному святочному рассказу сверхъестественные коллизии не свойственны. Сюжет типа "Ночи перед Рождеством" Гоголя встречается достаточно редко. А между тем именно сверхъестественное - главная тема таких рассказов. Однако то, что может показаться героям сверхъестественным, фантастичным, чаще всего получает вполне реальное объяснение.
Конфликт строится не на столкновении человека с потусторонним злым миром, а на том сдвиге в сознании, который происходит в человеке, в силу определенных обстоятельств усомнившемся в своем неверии в потусторонний мир.
В юмористических святочных рассказах, столь характерных для "тонких" журналов второй половины XIX в., часто разрабатывается мотив встречи с нечистой силой, образ которой возникает в сознании человека под влиянием алкоголя (ср. выражение "напиться до чертиков"). В таких рассказах фантастические элементы используются безудержно и, можно даже сказать, бесконтрольно, так как реалистическая их мотивировка оправдывает любую фантасмагорию.
Но здесь следует учесть, что литература обогащается жанром, природа и существование которого придают ему заведомо аномальный характер.
Будучи явлением календарной словесности, святочный рассказ крепко связан со своими праздниками, их культурным обиходом и идейной проблематикой, что препятствует изменениям в нем, его развитию, как того требуют литературные нормы нового времени.
Перед автором, желающим или - чаще - получившим заказ редакции написать к празднику святочный рассказ, имеется некоторый "склад" персонажей и заданный набор сюжетных ходов, которые и используются им более или менее виртуозно, в зависимости от его комбинаторных способностей.
Литературный жанр святочного рассказа живет по законам фольклорной и ритуальной "эстетики тождества", ориентируясь на канон и штамп - устойчивый комплекс стилистических, сюжетных и тематических элементов, переход которых из текста в текст не только не вызывает раздражения у читателя, но, наоборот, доставляет ему удовольствие.
Надо признать, что в большинстве своем литературные святочные рассказы не обладают высокими художественными достоинствами. В развитии сюжета они используют давно уже отработанные приемы, их проблематика ограничена узким кругом жизненных проблем, сводящихся, как правило, к выяснению роли случая в жизни человека. Их язык, хотя он и претендует часто на воспроизведение живой разговорной речи, нередко убог и однообразен. Однако изучение таких рассказов необходимо.
Во-первых, они непосредственно и зримо, ввиду обнаженности приемов, демонстрируют способы усвоения литературой фольклорных сюжетов. Уже являясь литературой, но продолжая при этом выполнять функцию фольклора, состоящую в воздействии на читателя всей атмосферой своего художественного мира, построенного на мифологических представлениях, такие рассказы занимают промежуточное положение между устной и письменной традицией.
Во-вторых, такие рассказы и тысячи им подобных составляют тот литературный массив, который называется массовой беллетристикой. Они служили основным и постоянным "чтивом" русского рядового читателя, который на них воспитывался и формировал свой художественный вкус. Игнорируя подобную литературную продукцию, нельзя понять психологию восприятия и художественные потребности грамотного, но еще необразованного русского читателя. Мы довольно хорошо знаем "большую" литературу - произведения крупных писателей, классиков XIX века, - но наши знания о ней останутся неполными до тех пор, пока мы не сможем представить себе тот фон, на котором большая литература существовала и на почве которого она нередко произрастала.
И наконец, в-третьих, святочные рассказы представляют собой образцы почти совсем не изученной календарной словесности - особого рода текстов, потребление которых приурочивается к определенному календарному времени, когда только и оказывается возможным их, так сказать, терапевтическое воздействие на читателя.
Для квалифицированных читателей заштампованность и стереотипность святочного рассказа были недостатком, что отразилось в критике святочной продукции, в декларациях о кризисе жанра и даже его конце. Такое отношение к святочному рассказу сопровождает его почти на всем протяжении его литературной истории, свидетельствуя о специфичности жанра, чье право на литературное существование доказывалось лишь творческими усилиями крупных русских писателей XIX века.
Само определение рассказа - святочный - указывает на истоки жанра. Святки, святые дни, святые вечера - двенадцать дней после Рождества Христова до сочельника на праздник Богоявления.
Придя на Русь вместе с христианством, праздник Рождества Христова встретился с древнеязыческим праздником рождающегося солнца, который наши предки отмечали в зимний день солнцеворота. От языческого празднования Коляды ведет начало и современный обычай колядования, только он со временем утратил языческий характер, и песни теперь составлены в строго христианском духе. [5] "С течением времени главное языческое божество (солнце), дающее жизнь и рост всему существующему и влияние которого простиралось на весь мир, уступило место Богу истинному, Солнцу правды, Рождество Которого предзнаменовало людям, сущим во тьме, обновление и новую жизнь…" [6]
У славян с давних пор существовал во время святок обычай рядиться, надевать личины, производить гадания, устраивать катания и пляски, возжигать огни и так далее. С распространением христианства на Руси эти древние обряды не искоренились, а осложнились новыми. Это получило отражение в литературе. В любом сборнике святочных рассказов можно найти сюжеты про гадания, надевания масок и так далее. Церковь издавна осуждала такое поведение как греховное. В указе патриарха Иоакима 1684 года, запрещающем святочные "беснования", говорится о том, что они приводят человека в "душепагубный грех" [7].
В книге "Святой дух праздников Христовых" говорится, что святость праздничных дней постоянно охранялась церковными правилами (См. Петра Алекс.15, Лаод.29, Сард.11, Тим. Алекс.13, Карф.71, 72, VI, 66, 80, Номок., 162) и гражданскими законами. "Воскресные и торжественные дни церковные и гражданские посвящаются отдохновению от трудов и с тем вместе набожному благоговению … Святки - это "святые" дни по преимуществу, а потому все, несоответствующее их святости, должно быть искореняемо. Мы, празднуя рождение Христа, должны возгреть в себе решимость возродиться от жизни греховной к жизни святой и богоугодной" [8].
Уточним понятие, обратимся к этимологии слова "святость". Господь Бог, заключая свой завет с еврейским народом на Синае, требует от него святости. Святость Откровения имеет значение абсолютной удаленности от греха. Еврейское слово "кадош" переводится как священный, святой (о Боге, человеке, месте), кроме того, употреблялось слово "кадеш" - священный, святой и "кодеш" - отдельность, отдаленность, святость, священность и восходит к глаголу "кадаш" - быть отдельным, посвященным. Абсолютно свят только Бог, как делающий только добро и ненавидящий зло. Этого Господь требует и от избранного народа: "Будьте предо мною святы, ибо Я свят Господь, и Я отделил вас от народов, чтобы вы были Мои" (Лев. 20, 26; Лев.11, 14) Призыв к святости исполняется в назорействе. Еврейское "назир" - посвященный, предназначенный Богу, от глагола "назар" - посвящать, предназначать, отделять, в религиозном и ритуальном смысле.
1.2 Святочный рассказ в истории литературы
Те писатели, которые могли дать оригинальную и неожиданную трактовку "сверхъестественного" события, "нечистой силы", "рождественского чуда" и других основополагающих для святочной литературы компонентов, оказались в состоянии выйти за пределы привычного круговорота святочных сюжетов. Таковы "святочные" шедевры Лескова - "Отборное зерно", "Маленькая ошибка", "Штопальщик" - о специфике "русского чуда". Таковы и рассказы Чехова - "Ванька", "На пути", "Бабье царство" - о возможной, но так и не состоявшейся встрече на Рождество.
Их достижения в жанре святочного рассказа поддерживали и развивали Куприн, Бунин, Андреев, Ремизов, Сологуб и многие другие писатели, обращавшиеся к нему, чтобы в очередной раз, но под своим углом зрения, в свойственной каждому из них манере, напомнить широкому читателю о праздниках, высвечивающих смысл человеческого существования.
И все же массовая святочная продукция конца XIX - начала XX века, поставляемая читателю на Рождество периодикой, оказывается ограниченной изношенными приемами - штампами и шаблонами. Поэтому не удивительно, что уже в конце XIX века стали появляться пародии как на жанр святочного рассказа, так и на его литературный быт - писателей, пишущих святочные рассказы, и читателей, их читающих.
Новое дыхание святочному рассказу неожиданно дали потрясения начала XX века - Русско-японская война, смута 1905-1907 гг., позже - Первая мировая война.
Одним из последствий общественных потрясений тех лет стал еще более интенсивный рост прессы, чем это было в 1870-1880-х гг. На этот раз он имел не столько просветительские, сколько политические причины: создаются партии, которые нуждаются в своих изданиях. "Рождественские выпуски", как, впрочем, и "Пасхальные", играют в них существенную роль. Основные идеи праздника - любовь к ближнему, сострадание, милосердие (в зависимости от политической установки авторов и редакторов) - сочетаются с самыми разными партийными лозунгами: то с призывами к политической свободе и преобразованию общества, то с требованиями восстановления "порядка" и усмирения "смуты".
Святочные номера газет и журналов с 1905 по 1908 г. дают достаточно полную картину расстановки сил на политической арене и отражают характер изменения общественного мнения. Так, со временем святочные рассказы становятся мрачнее, и уже к Рождеству 1907 г. со страниц "Рождественских выпусков" исчезает прежний оптимизм.
Обновлению и поднятию престижа святочного рассказа в этот период способствовали также процессы, происходившие внутри самой литературы. Модернизм (во всех его разветвлениях) сопровождался ростом интереса интеллигенции к православию и к сфере духовного вообще. В журналах появляются многочисленные статьи, посвященные различным религиям мира, и литературные произведения, основанные на самых разнообразных религиозно-мифологических традициях.
В этой атмосфере тяготения к духовному, охватившего интеллектуальную и художественную элиту Петербурга и Москвы, святочные и рождественские рассказы оказались в высшей степени удобным жанром для художественной обработки. Под пером модернистов святочный рассказ видоизменяется, иногда значительно отдаляясь от своих традиционных форм.
Порою, как, например, в рассказе В.Я. Брюсова "Дитя и безумец", он предоставляет возможность для изображения психически экстремальных ситуаций. Здесь поиск младенца Иисуса ведется "маргинальными" героями - ребенком и душевнобольным, - которые воспринимают вифлеемское чудо не как абстрактную идею, а как безусловную реальность.
В других случаях святочные произведения основываются на средневековых (нередко - апокрифических) текстах, в которых воспроизводятся религиозные настроения и чувства, что в особенности характерно для А.М. Ремизова.
Иногда же за счет воссоздания исторической обстановки святочному сюжету придается особый колорит, как, например, в рассказе С.А. Ауслендера "Святки в старом Петербурге".
Первая мировая война дала святочной литературе новый и весьма характерный поворот. Патриотически настроенные в начале войны писатели переносят действие традиционных сюжетов на фронт, связывая в один узел военно-патриотическую и святочную тематику.
Таким образом, за три года рождественских номеров военного времени появилось много рассказов о Рождестве в окопах, о "чудесных заступниках" русских солдат, о переживаниях солдата, стремящегося домой на Рождество. Насмешливое обыгрывание "елки в окопах" в рассказе А.С. Бухова вполне соответствует положению вещей в святочной литературе этого периода. Иногда к Рождеству издаются специальные выпуски газет и "тонких" журналов, как, например, юмористические "Святки на позициях", вышедшие к Рождеству 1915 года.
Своеобразное применение святочная традиция находит в эпоху событий 1917 года и Гражданской войны. В еще не закрытых после Октября газетах и журналах появилось немало произведений, резко направленных против большевиков, что отразилось, например, в первом номере журнала "Сатирикон" за 1918 год.
В дальнейшем на территориях, занятых войсками Белого движения, произведения, использующие святочные мотивы в борьбе с большевиками, встречаются достаточно регулярно. В изданиях же, выходивших в городах, контролируемых советской властью, где с концом 1918 года прекращаются попытки хоть в какой-то мере сохранить независимую прессу, святочная традиция почти вымирает, изредка напоминая о себе в новогодних номерах юмористических еженедельников. При этом публикуемые в них тексты обыгрывают отдельные, самые поверхностные мотивы святочной литературы, оставляя в стороне рождественскую тематику.
В литературе русского зарубежья судьба святочной словесности оказалась иной. Небывалый в истории России людской поток за ее пределы - в Прибалтику, в Германию, во Францию и более отдаленные места - увлек с собой и журналистов, и писателей. Благодаря их усилиям уже с начала 1920-х гг. во многих центрах эмиграции создаются журналы и газеты, которые в новых условиях продолжают традиции старой журнальной практики.
Открывая номера таких изданий, как "Дым" и "Руль" (Берлин), "Последние новости" (Париж), "Заря" (Харбин) и других, можно встретить многочисленные произведения и крупнейших писателей (Бунин, Куприн, Ремизов, Мережковский), и молодых литераторов, проявившихся в основном за рубежом, таких, как, например, В.В. Набоков, создавший в молодости несколько святочных рассказов.
Святочные рассказы первой волны русской эмиграции представляют собой попытку влить в "малую" традиционную форму переживания русских людей, пытавшихся в иноязычной среде и в тяжелых экономических условиях 1920-1930-х гг. сохранить свои культурные традиции. Обстановка, в которой оказались эти люди, сама по себе способствовала обращению писателей к святочному жанру. Писатели-эмигранты вполне могли и не выдумывать сентиментальные сюжеты, поскольку они сталкивались с ними в своей каждодневной жизни. Кроме того, сама установка эмиграции первой волны на традицию (сохранение языка, веры, обрядности, литературы) соответствовала ориентации рождественских и святочных текстов на идеализированное прошлое, на воспоминания, на культ домашнего очага. В эмигрантских святочных текстах эта традиция поддерживалась также интересом к этнографии, русскому быту, русской истории.
Но в конце концов святочная традиция и в эмигрантской литературе, как и в советской России, пала жертвой политических событий. С победой нацизма постепенно ликвидируется русская издательская деятельность в Германии. Вторая мировая война принесла с собой сходные последствия и в других странах. Крупнейшая газета эмиграции "Последние новости" уже в 1939 г. прекращает публикацию святочных рассказов. Отказаться от традиционного "Рождественского выпуска" редакцию, видимо, побудило ощущение неизбежности надвигающейся катастрофы, еще более страшной, чем испытания, вызванные прежними конфликтами мирового масштаба. Через некоторое время сама газета, как, впрочем, и более правое "Возрождение", которое печатало календарные произведения даже в 1940 г., были закрыты.
В советской России полного затухания традиции календарного рассказа все же не произошло, хотя, разумеется, того количества святочных и рождественских произведений, которое возникло на рубеже веков, не было. Эта традиция в определенной степени поддерживалась новогодними сочинениями (прозаическими и стихотворными), публиковавшимися в газетах и тонких журналах, особенно детских (газета "Пионерская правда", журналы "Пионер", "Вожатый", "Мурзилка" и другие). Разумеется, в этих материалах рождественская тематика отсутствовала или была представлена в сильно деформированном виде. На первый взгляд может показаться странным, но именно с рождественской традицией связана столь памятная многим поколениям советских детей "Елка в Сокольниках", "отпочковавшаяся" от очерка В.Д. Бонч-Бруевича "Три покушения на В.И. Ленина", впервые опубликованного в 1930 году.
Здесь Ленин, приехавший в 1919 году на елку в деревенскую школу, своей добротой и лаской явно напоминает традиционного Деда Мороза, всегда доставлявшего детям столько радости и веселья.
С традицией рождественского рассказа представляется связанной и одна из лучших советских идиллий - повесть А. Гайдара "Чук и Гек". Написанная в трагическую эпоху конца тридцатых годов, она с неожиданной сентиментальностью и добротой, столь свойственными традиционному рождественскому рассказу, напоминает о высших человеческих ценностях - детях, семейном счастье, уюте домашнего очага, перекликаясь в этом с рождественской повестью Диккенса "Сверчок на печи".
Более органично слились с советским праздником Нового года святочные мотивы и, в частности, мотив святочного ряженья, унаследованного от народных святок советской массовой культурой, и прежде всего детскими воспитательными заведениями. Именно на эту традицию ориентируются, например, кинофильмы "Карнавальная ночь" и "Ирония судьбы, или С легким паром" Э.А. Рязанова, режиссера, безусловно, наделенного острым жанровым мышлением и всегда отлично чувствующего потребности зрителя в праздничных переживаниях.
Другая почва, на которой произрастала календарная словесность, - это советский календарь, регулярно обогащавшийся новыми советскими праздниками, начиная от годовщин так называемых революционных событий и кончая особенно расплодившимися в 1970-1980-х гг. профессиональными праздниками. Достаточно обратиться к тогдашней периодике, к газетам и тонким журналам - "Огоньку", "Работнице", - чтобы убедиться в том, насколько были распространены тексты, связанные с советским государственным календарем.
Тексты с подзаголовками "святочный" и "рождественский" рассказ в советское время практически вышли из употребления. Но забыты они не были. В печати эти термины время от времени встречались: авторы разнообразных статей, мемуаров и художественных произведений нередко использовали их с целью характеристики сентиментальных или далеких от реальности событий и текстов.
Особенно часто встречается этот термин в иронических заголовках типа "Экология - не рождественские рассказы", "Отнюдь не святочный рассказ" и т.п. Память о жанре хранили и интеллигенты старого поколения, которые на нем воспитывались, читая в детстве номера "Задушевного слова", перебирая подшивки "Нивы" и других дореволюционных журналов.
И вот настало время, когда календарная литература - святочные и рождественские рассказы - вновь начала возвращаться на страницы современных газет и журналов. Этот процесс становится особенно заметным с конца 1980-х годов.
Чем можно объяснить это явление? Отметим несколько факторов. Во всех областях современной жизни наблюдается стремление восстановить нарушенную связь времен: вернуться к тем обычаям и формам жизни, которые были насильственно прерваны в результате Октябрьского переворота. Быть может, ключевым моментом в этом процессе является попытка воскресить у современного человека чувство "календарности". Человеку от природы присуща потребность жить в ритме времени, в рамках осознанного годового цикла. Борьба с "религиозными предрассудками" в 20-е годы и новый "производственный календарь" (пятидневка), введенный в 1929 г. на XVI партийной конференции, отменили праздник Рождества, что вполне соответствовало идее разрушения старого мира "до основания" и построения нового. Следствием этого стало уничтожение традиции - естественно сложившегося механизма передачи основ жизненного уклада от поколения к поколению. В наши дни возвращается многое из утраченного, и в том числе старая календарная обрядность, а вместе с ней - и "святочная" литература.
Глава 2. Изучение святочных рассказов А.И. Куприна и Л.Н. Андреева
2.1 Святочные рассказы А.И. Куприна
В период реакции отчетливо сказалась недостаточная идейная вооруженность Куприна. Писатель, еще два-три года назад активно поддерживавший "горьковскую" линию в литературе, высоко оценивавший произведения Горького (пьесу "Дети солнца", "Заметки о мещанстве"), печатавшийся вместе с Горьким, теперь все чаще начинает появляться на страницах вновь возникающих альманахов и сборников, издатели которых сознательно противопоставляли взятое ими направление в литературе горьковским традициям и принципам. Если начавший выходить в 1907 году альманах "Шиповник" на первых порах еще несколько маскировал свою истинную сущность и в (*91) трех его выпусках наряду с Л. Андреевым и Ф. Сологубом печатался А. Серафимович, то возникшие в следующем, 1908 году альманахи "Земля" и "Жизнь" уже совершенно открыто объявляли себя идейными антагонистами горьковских сборников. И именно в них появились новые купринские произведения - повесть "Суламифь" и рассказ "Морская болезнь".
Отход Куприна от Горького, с одной стороны, можно объяснить тем немаловажным фактом, что великий писатель жил в эти годы вдали от родины и был лишен возможности непосредственно влиять на художника, творчество которого еще недавно было созвучно его собственному. Однако главная причина заключалась в той идейной неустойчивости Куприна, которая обнаружилась в некоторых его произведениях еще накануне революции 1905 года. Теперь, в период начавшейся реакции, в период массового отхода интеллигенции от революции, эта неустойчивость проявилась особенно заметно.
Горький резко отрицательно оценил оба новых произведения Куприна: "Суламифь" - за уход от действительности, "Морскую болезнь" - за натурализм и искаженное изображение революционеров.
В основу "Суламифи" Куприн положил библейскую "Песнь Песней", использовав ее мотивы для создания рассказа о необыкновенной любви еврейского царя Соломона и простой девочки с виноградников - Суламифи. Тема большой любви всегда привлекала внимание Куприна, но в данном случае она послужила поводом для стилизации, по существу органически чуждой реалистическому, очень "земному", предметному, всегда вдохновлявшемуся непосредственными жизненными наблюдениями творчеству писателя. Подобные стилизации становились все более модными в эпоху реакции, и Горький справедливо полагал, что они не сродни дарованию автора "Молоха" и "Поединка". "Куприн - хороший бытописец, - говорил Алексей Максимович в беседе с писателем С. Ауслендером, но совсем незачем было ему трогать "Песнь Песней", - это и без него хорошо. А Соломон его смахивает все же на ломового извозчика"1.
Но дело было не только в том, что Горький считал "Суламифь" уязвимой с точки зрения ее художественных (*92) достоинств. Самый факт появления повести он ставил в прямую связь с рядом других отнюдь не прогрессивных явлений в литературе. "Каждый день приносит какой-либо сюрприз, - писал Горький К. Пятницкому в марте 1908 года, - "Суламифь" Куприна, стихи "модернистов", интервью Леонида (Андреева. - В. А.), в котором он путает и врет на меня, как на мертвого, статьи Изгоева и других ренегатов"2.
Теперь, когда со времени появления "Суламифи" прошло свыше полувека, мы можем хорошо понять и причину отрицательного отношения Горького к произведению вчерашнего "знаньевца", и некоторую, вызванную совершенно конкретными обстоятельствами общественно-политического момента, односторонность его оценки повести Куприна.
Горький был, безусловно, прав, когда сурово критиковал автора "Поединка" за отход от современности, за его стремление уйти в века "загадочно-былые". Однако при всем этом повесть Куприна не может быть безоговорочно поставлена в один ряд со стилизаторскими произведениями декадентов, в изобилии появлявшимися в это время. Если под предлогом прославления свободы личности в этих произведениях нередко воспевался половой разврат, если в них утверждалось легкое, бездумное отношение к жизни и, по существу, отрицались любовь и верность, то повесть Куприна была вдохновенным гимном во славу подлинной любви, которая сильнее смерти, которая делает людей прекрасными, независимо от того, кто эти люди, - мудрый царь Соломон или бедная девушка с виноградников.
Прославление большой любви и беззаветной преданности любимому и поныне волнует читателя в повести Куприна, заставляя воспринимать "Суламифь" не как экзотическую, малохарактерную для таланта писателя стилизацию, а как произведение, стоящее в ряду других его рассказов и повестей, посвященных утверждению величия и силы прекрасного человеческого чувства.
Еще более резко, чем "Суламифь", оценил Горький рассказ Куприна "Морская болезнь", и к этому были серьезные причины. В "Морской болезни" Куприн в первый и в последний раз в своем творчестве обратился к (*93) изображению социал-демократической интеллигенции и не только обнаружил незнание этой среды но, что было гораздо хуже, оклеветал выведенных им героев, участников революционного движения, низведя их до уровня заурядных обывателей.
Сделав своего "маленького человека" способным лишь на самоотверженную, всепоглощающую любовь и отказав ему при этом во всяких других интересах, Куприн невольно обеднил, ограничил образ героя. Отгородившийся любовью от жизни со всеми ее волнениями и тревогами, замкнувшийся в своем чувстве, как в скорлупе, Желтков тем самым обедняет и саму любовь. Много позднее Куприн в отзыве на оперу Бизе "Кармен" ("Лазурные берега") писал, что "любовь всегда трагедия, всегда борьба и достижение, всегда радость и страх, воскрешение и смерть". Между тем чувство его героя Желткова - это тихое, покорное обожание, без взлетов и па- (*101) дений, без борьбы за любимого человека, без надежд на взаимность. Такое обожание иссушает душу, делает ее робкой и бессильной. Не потому ли так охотно соглашается уйти из жизни придавленный своей любовью Желтков?
Так "маленький человек" Куприна становится все более пассивным и беспомощным перед пугающим его лицом жизни. В этом отношении характерны и некоторые другие произведения писателя начала 10-х годов, в частности рассказ "Святая ложь", повествующий о незадачливом писце казенной палаты Иване Ивановиче Семенюте. Незаслуженно обвиненный в краже казенных гербовых марок и денег, Семенюта выгнан с работы и вынужден влачить жалкое существование, снимая убогий угол в подвале. Но у Семенюты есть старушка мать, живущая во вдовьем доме, и, не желая убивать ее жестокой правдой, он вдохновенно лжет ей при встречах о своих успехах на служебном поприще. Мать смутно догадывается об обмане, но не подает вида, чтобы не ранить, не огорчить сына. Такова пассивная добродетель этого человека, такова "святая ложь" - "трепетный и стыдливый цветок, который увядает от прикосновения". И выхода нет. Есть только мечта и героя и автора о могущем произойти событии, мечта о том, как перед смертью истинный виновник происшествия, старый сторож из того учреждения, где служил Семенюта, сознается в краже денег и марок. И вот наступит торжество добродетели: "На другой же день пошлет начальник Пшонкова или Массу за Семенютой, выведет его рука об руку перед всей канцелярией и скажет все про Аникудина, и про украденные деньги и марки, и про страдание злосчастного Семенюты, и попросит у него публично прощения, и пожмет ему руку, и, растроганный до слез, облобызает его. И будет жить Семенюта вместе с мамашей еще очень долго в тихом, скромном и теплом уюте".
Однако эта мечта мало согласуется с жестокой правдой жизни и осуществима лишь в "святочной литературе", о чем не без иронии говорил и сам Куприн в финале рассказа. "А ведь и в самом деле, бывают же в жизни чудеса! Или только в пасхальных рассказах?" А так как чудес не бывает, то "маленькому человеку" остается кротость и терпение. Подобное заключение не могло появиться у Куприна десятью годами раньше, когда его "маленький человек" не склонялся покорно под гнетом (*102) жизни, а по-своему протестовал против социальной несправедливости.
В 20 веке в русской литературе появился целый ряд замечательных святочных произведений. Одним из них является рассказ Александра Ивановича Куприна "Тапёр", в 1901 г. Это рассказ - быль. В примечании автор отмечает, что фабула рассказа "Тапер" основана на действительном факте, сообщенном ему еще в 1885 г. в Москве знакомыми семьи Рудневых, о которых идет речь в рассказе. Фамилии и имена героев вымышлены, кроме одной - знаменитого русского пианиста и композитора Антона Григорьевича Рубинштейна. Не он главное действующее лицо рассказа, а маленький, бледный, в подержанном мундирчике четырнадцатилетний Юра Азагаров с тонкими одухотворенными чертами лица. Именно его в последний момент, т.к. все оркестры уже были разобраны по объявлению в газете, пригласили в качестве тапера на встречу Рождества в хлебосольное шумное московское семейство Рудневых. Внешний вид мальчика не вызывал особого оптимизма у присутствовавших на празднике: сможет ли такой маленький худенький мальчик весь вечер играть для собравшейся публики польки, вальсы, кадрили. Старшая дочь Рудневых Лидия высокомерно высказала сомнение в том, что мальчик вообще может что-либо толковое играть. Но, когда Юра Азагаров заиграл "Венскую рапсодию" - одно из самых трудных для исполнения музыкальных произведений, требующее высокого мастерства - все поняли, что перед ними маленький музыкальный гений.
Только гений этот из бедной семьи, которая никогда не сможет накопить денег на музыкальное обучение мальчика. Да и пиджачок подростка, из которого он уже явно вырос, выдает в нем реалиста - учащегося реальной школы или училища, так что будущее Юры никак уж не будет связано с музыкой.
Но в рождественскую ночь чудеса случаются не только в сказках. На счастье Юры Азагарова к Рудневым на встречу Рождества был приглашен сам Антон Григорьевич Рубинштейн, который очень внимательно слушал исполнение мальчика. Музыкант был настолько покорен виртуозной игрой подростка, что помог ему поступить в Московскую консерваторию и получить музыкальное образование. А маленький гений стал впоследствии известным всей России талантливым композитором. Кто был этот талантливый мальчик? Куприн не назвал его имени. В конечном счете, не так уж это и важно. Главное рассказ Куприна "Тапер" заставляет нас о многом задуматься: о бедности и богатстве, о добре и милосердии, об отзывчивости и высокомерии, о неожиданных поворотах судьбы, о таланте, который порой требует поддержки и внимания, иначе погибнет.
2.2 Святочные рассказы Л.Н. Андреева
В ранней прозе Андреева сразу увидели традицию Чехова в изображении "маленького человека". По выбору героя, степени его обездоленности, по демократизму авторской позиции такие андреевские рассказы, как "Баргамот и Гараська", "Петька на даче" (1899), "Ангелочек" (1899), вполне соотносимы с чеховскими. Но младший из современников везде выделил страшное для себя состояние мира - полное разобщение, взаимонепонимание людей.
В пасхальной встрече хорошо известных друг другу городового Баргамота и бродяги Гараськи каждый из них неожиданно не узнает другого: "Баргамот изумился", "продолжал недоумевать"; Гараська испытал "даже какую-то неловкость: уж больно чуден был Баргамот!". Однако и открыв неведомо приятное в (*192) своем собеседнике, оба не могут, не умеют наладить отношений между собой. Гараська лишь издает "жалобный и грубый вой", а Баргамот "менее, чем Гараська, понимает, что городит его суконный язык".
В "Петьке на даче" и "Ангелочке" - еще более мрачный мотив: разорваны естественные связи между детьми и родителями. Да и сами маленькие герои не понимают, что им нужно. Петьке "хотелось куда-нибудь в другое место". Сашке "хотелось перестать делать то, что называется жизнью". Мечта не мельчает, даже не гибнет (как в произведениях Чехова), она не возникает, остается только равнодушие или озлобление.
Нарушен извечный закон человеческого общежития. Но рассказы написаны ради краткого светлого момента, когда вдруг оживает способность несчастных к "радостной работе" души. У Петьки это происходит в слиянии с природой на даче. Исчезновение "бездонной пропасти" между Сашкой и его отцом, зарождение их мысли о "добре, сияющем над миром", вызывает удивительная елочная игрушка - ангелочек.
Мальчика из бедной семьи Сашку в рассказе Леонида Андреева "Ангелочек" зовут под Рождество на елку богатые люди Свечниковы. Зачем они это делают? Рождество - праздник религиозный, отмечаемый во всех христианских странах. В странах католических, например в Италии или во Франции, он считается главным христианским праздником. В России, стране православной, главный религиозный праздник - Пасха, однако и Рождество всегда пользовалось большим почетом. На Рождество, которое бывает перед Новым годом (в советское время оно передвинулось в начало года после реформы календаря), в домах украшали елки и обязательно ставили на верхушки звезды, которые символизировали вифлеемскую звезду. В этот день все должны быть добрыми, внимательными к людям, никого не обижать и дарить всем подарки. Люди из богатых семей в дореволюционной России считали долгом позвать на елку детей своих бедных родственников или соседей и тем самым показать себя хорошими христианами: ведь во Христе все люди - братья.
Так и поступает богач Свечников, приглашая Сашку в свой дом. Больше того: он хочет помочь Сашке, отец которого работает у него, и устроить мальчика в ремесленное училище.
Но для этого Сашка обязан доказать свою преданность Свечникову, вести себя скромно и всячески благодарить своего благодетеля. Но вот конфуз. Сашка не желает вести себя "прилично”! Он грубит Свечникову, обижает его замечательно одетого, ухоженного сынка и вообще ведет себя как "нехороший мальчик”.
Читатель не сразу замечает, как автор начинает иронизировать над ситуацией, которую он сам же создает в своем рассказе. По форме - это типичный "рождественский” рассказ, один из тех, что в обязательном порядке печатались в российских газетах на Рождество. Но по сути этот рассказ как бы пародирует типичную "рождественскую” историю о бедном, несчастном ребенке, которого пригласили в богатый дом, обогрели, накормили, вытерли слезы и сделали на один день счастливым. Сам автор не верит в реальность подобного сюжета. Он понимает, что дети из бедных семей не склонны к сентиментальности. Они грубы и хитры, потому что жизнь вынуждает их быть такими. Сашка отлично знает цену и "лысому господину" (хозяину дома), и его жене, и его вежливому сыну. Он отлично понимает, что их благополучие строится на каторжной работе его отца и матери. Но Сашка видит на елке воскового ангелочка, и тот так нравится ему, что Сашка готов схитрить и показать свою преданность; только бы хозяева подарили ему этого ангелочка!
И тут происходит короткое и внезапное чудо!"Ив этот короткий момент все заметили загадочное сходство между неуклюжим, выросшим из своего платья гимназистом и одухотворенным рукой неведомого художника личиком ангелочка”.
Это очень важный момент в рассказе! В одной фразе писатель говорит нам о том, что образ и подобие Божье есть в каждом человеке, каким бы грубым и непривлекательным он ни казался нам вначале. Больше того: именно в ребенке из бедной, несчастной семьи этот образ запечатлен глубже и прочнее, чем в сытых и самодовольных богачах.
И здесь мы вспоминаем, что Ангел Господень явился не к женщине из богатой семьи, не к царской дочери и не к жене римского цезаря, но к бедной сироте Марии, жене обычного плотника. И родился Христос не в роскошной кровати, не в царских покоях и не в столице мира - Риме, но в холодной пещере, на грубой шерстяной подстилке, в маленьком иудейском городе Вифлееме. И положила его мать не в мягкую колыбель, но в жесткие ясли из камня. Оказывается, что, пародируя типичную "рождественскую” историю, Андреев вовсе не кощунствует, а возвращает нас к подлинному смыслу этого великого религиозного праздника. Оказывается, что рассказ этот вдвойне парадоксален. Он как бы дважды себя отрицает, чтобы в конце концов подвести читателя к простой и великой правде.
Образно передал А. Блок свое верное впечатление от "Ангелочка": в теле "необъятной серой паучихи-скуки" "сидит заживо съеденный ею нормальный человек". Для "заживо съеденных" Гараськи, Петьки, Сашки исходным было не отчуждение от людей, а полная изоляция от добра и красоты. Поэтому образом Прекрасного избрано нечто абсолютно неустойчивое: пасхальное яичко Гараськи, случайная дача у Петьки, растаявший от печного жара восковой ангелочек, принадлежащий Сашке.
В.Г. Белинский установил определенный тип писателей:". их вдохновение вспыхивает для того, чтобы через верное представление предмета сделать в глазах всех очевидным и осязаемым смысл его".
Андреев обладал сходным художественным мышлением. Чутко уловленное в общественной атмосфере явление как бы концентрировалось на малом участке - в поведении героев. Чем страннее, механистичнее они выглядели, чем больше отступали от вечных предначертаний жизни, тем острее ощущалась разрушенность общего миросостояния. И все-таки человек, даже погребенный заживо, на какой-то миг пробуждался от летаргического сна. Созданию столь горькой судьбы подчинены экспрессия авторского слова, сгущение красок, символика. Есть у Андреева и необычное средство выразительности. Какое-то представление персонажа вдруг объективируется, отделяется от породившего его субъекта.
Заключение
Характеристику жанра святочного рассказа дать достаточно трудно, так как он в своём развитии не оставался неизменным. Современные исследователи говорят о рассказе примерно так: "Святочные рассказы - это произведения, в которых изображались события, имевшие дело на святках". "Святочная история должна быть фантастична, иметь мораль и отличаться весёлым характером повествования" (определение Н.С. Лескова).
В журнале "Православная беседа" в разделе "Зернышко" дается такое определение: "Это рассказ о каком-нибудь мальчике или девочке, жизнь которых трудна и безрадостна, а на Рождество к ним неожиданно приходит счастье" [2]. Рождественскую ночь именовали ночью младенцев, а Рождество - праздником детей. Ребенок радуется подаркам, доверчиво ожидает чуда. Но не возникло специфически детского ответвления святочного рассказа.Н.С. Лесков, создатель многих святочных рассказов, отмечал, что "в жизни таких событий бывает немного, и потому автор неволит себя выдумывать и сочинять фабулу, подходящую к программе. А через это в святочных рассказах и замечается большая деланность и однообразие". [3]
Но всё-таки талантливые русские писатели находили новые интересные возможности в традиционной литературной форме святочного рассказа. Тогда маленькое произведение становилось явлением большой литературы.
Тайна их притягательности была еще и в том, что они своим появлением несли не только художественное назначение, но и жизненно-практическое. Они являлись тем чтением, которое подходило к праздничному настроению. Вот одно из мнений читателя: "Я люблю рождественские рассказы и хотя наизусть знаю, чем закончит автор свой анекдот, - торопливо дочитываю до последней строчки… Страдающему человеку отрадно замечтаться над рассказом, который так не соответствует действительности и так нежно будит в душе теплое хорошее чувство" [4]. Несомненно, наибольший интерес вызывали рассказы, под которыми стояли подписи известных писателей - Н. Лескова, А. Чехова, В. Короленко, А. Куприна и других. Они входили в репертуар домашнего праздничного чтения - обычая, к сожалению, почти вытесненного из семейной жизни. Выходили журналы "Нива", "Петербургская жизнь", "Звезда", "Огонек", "Родина". Не было отделов для дедушек и бабушек, отцов и матерей, для юных читателей. В домашнем кругу читали все. Здесь формировался и воспитывался облик семьи, цементировалось её единство. В ребенке видели лишь уменьшенную копию взрослого, хотя и сейчас делаются попытки возрождения этой доброй традиции. В благочестивых семьях родители вместе с детьми с удовольствием читают журналы "Купель", "Православная беседа" и другие. В этих журналах под православное Рождество публиковались святочные рассказы.
Термины "святочный рассказ" и "рождественский рассказ", по большей части, используются как синонимы: в текстах с подзаголовком "святочный рассказ" могли преобладать мотивы, связанные с праздником Рождества, а подзаголовок "рождественский рассказ" не предполагал отсутствие в тексте мотивов народных святок.
В первые десятилетия XIX века были выработаны основные разновидности текстов со святочным сюжетом, закрепившиеся в литературе последующих десятилетий. Во-первых, это "простонародный" рассказ с этнографическими вставками, в которых святки изображались как уходящая форма идеальной жизни. Во-вторых, это светская повесть с маскарадной интригой, которая охотно пользовалась святочными сюжетными ходами. В-третьих, это фантастическая повесть, на которую, полагают исследователи, большое влияние оказывает творчество Гофмана (темы двойничества, двоемирия, сна). Одоевский, Марлинский. Конец XIX века считается временем "святочного бума" в литературе. Почему это стало возможным?
Во-первых, повышается светский престиж праздника Рождества.
Во-вторых, резко увеличивается рост периодических изданий.
В-третьих, происходит демократизация читательского контингента.
Список использованной литературы
1. Андриенко Т. Рождество. // Библиотекарь. - 1991 № 12. с.69-70
2. Афанасьева Ю. Мы искали коляду. // Смена. - 1993 - 6 янв.
3. Баран Хенрик. Дореволюционная праздничная литература и русский модернизм / Авторизованный перевод с английского Е.Р. Сквайрс // Поэтика русской литературы начала ХХ века. - М., 1993.
4. Вифлеемская звезда: Рождество и Пасха в стихах и прозе. Составление и вступление М. Письменного. - М.: Детская литература, 1993.
5. Каледа Г. Поклонение волхвов. Православная беседа.10-12.1992. // Зернышко.
6. Глезеров С. Герой дня - пудовый окорок ветчины. // СПб ведомости 2000 6 янв. с.18
7. Дунаев М.М. Православие и русская литература.
8. Душечкина Е. "Только тот, кто друг попов, елку праздновать готов" // Родина. - 1996. - № 1 с.96-100
9. Душечкина Е.В. Русская ёлка: История, мифология, литература. - СПб.: Норинт, 2002.
10. Душечкина Е.В. Русский святочный рассказ: становление жанра. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995.
11. Ёлка: Книжка для маленьких детей. - М.: Горизонт; Минск: Аурика, 1994. (Переиздание книги 1917 г.).
12. Иванов Ю. Идут - идут старинные часы. // Веч. Петербург - 1998 - 6 янв.
13. Иннокентий, архиепископ Херсонский. Беседа на день Рождества Христова с.2-3
14. Каджая В. Новый год. Рождество и Святки. // Неделя. - 1989 № 51 с.15
15. Как елка стала рождественской // СПб ведомости 1996 - 26 декабря
16. Катаева Н. Рождество по-парижски. // СПб ведомости 1996 - 23 ноября.
17. Колесникова В. Святки // Наука и религия. 1991. - № 12. с.48-50
18. Колокольчик. Издание Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря 1998 г. (о Вифлееме и его святынях) Купель. № 1 (8) 1999.
Подобные документы
Изучение основных периодов жизни и творчества великого русского писателя Ф.М. Достоевского. Характеристика жанрового своеобразия святочного рассказа "Мальчик у Христа на елке". Выявление жизненных сходств истории нашего героя с историей Иисуса Христа.
курсовая работа [62,5 K], добавлен 23.05.2012Пространство рассказа. Внутренний мир героя. Мир, к которому формально относится герой. Импрессионизм - значимость цвета, светотени и звука. Время в рассказе. Композиция рассказа. Основные мотивы рассказа. Автор и герой. Анафористичность рассказа.
реферат [11,9 K], добавлен 07.05.2003История возникновения и жанровое своеобразие святочного (рождественского) рассказа, темные и светлые силы как его главные фигуранты. Дети среди "обиженных и оскорбленных" в творчестве Ф.М. Достоевского: святочный рассказ "Мальчик у Христа на елке".
курсовая работа [46,4 K], добавлен 17.05.2009Место жанра короткого рассказа в системе прозаических форм. Проблема периодизации творчества А. Чехова. Основная характеристика социально-философской позиции писателя. Архитектоника и художественный конфликт непродолжительных повествований М. Горького.
дипломная работа [94,1 K], добавлен 02.06.2017Изучение истории написания рассказа "Тупейный художник", который был написан Н.С. Лесковым в 1883 г. Характеристика сюжета этого рассказа, основанного на истории о трагической любви крепостной актрисы графа Каменского и крепостного "тупейного художника".
контрольная работа [16,8 K], добавлен 10.11.2010Изучение сюжета рассказа В. Шаламова "На представку" и интерпретация мотива карточной игры в данном произведении. Сравнительная характеристика рассказа Шаламова с другими произведениями русской литературы и выявление особенностей карточной игры в нем.
реферат [23,1 K], добавлен 27.07.2010Анализ поэтики и специфики жанра как литературоведческой проблемы. Особенности прозаического эпоса мордовской литературы. Жанровое своеобразие и нравственно-эстетический аспект рассказов В.И. Мишаниной, ее биография, тематика и проблематика творчества.
курсовая работа [45,6 K], добавлен 10.01.2010Особенности и оригинальность американской литературы. Жанровое своеобразие, сюжетная основа, тематика и идея рассказа Дейва Эггерса "Давай". Основные группы персонажей, проблемы отношений между людьми, преодоление преград, достижение цели главным героем.
реферат [20,5 K], добавлен 14.03.2010Литературный и лексический анализ произведения А.П. Чехова "Скрипка Ротшильда". Оценка системы персонажей и характеристики героев данного рассказа, семантика их имен, определение проблематики. Сопоставление поздних рассказов А.П. Чехова и Л.Н. Толстого.
контрольная работа [45,4 K], добавлен 14.06.2010Выделение художественного стиля в ряду функциональных стилей. Рассказ как жанр художественного стиля. Стилистические характеристики рассказа Фрэнсиса Скотта Фицджеральда "The Adjuster". Структура текста и стилистические образующие элементы рассказа.
реферат [60,2 K], добавлен 30.11.2016
