Маленький человек в поздних романах Джона Апдайка

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

(ФГБОУ ВПО КубГУ)

Кафедра английской филологии

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК В ПОЗДНИХ РОМАНАХ ДЖОНА АПДАЙКА

Работу выполнила Вальгузова Анна Александровна

Специальность 031001.65 - Филология

Краснодар 2014

Содержание

Введение

• Глава 1. Термин «Маленький человек». Творчество Джона Апдайка

1.1 Термин «маленький человек». История и характер понятия

• 1.2 Биография и творчество Джона Апдайка. Оценка творчества Апдайка в критике
• Глава 2. Маленький человек в поздних романах Апдайка
• 2.1 Маленький человек Гарри Энгстром «Кролик» в романе Д. Апдайка «Кролик успокоился»

2.2 Маленький человек в романе Д. Апдайка «Террорист»

Заключение

Библиографический список

Введение

В период глобализации и внедрения технических инноваций ценность отдельно взятого человека часто подвергается сомнению. Однако идеалы гуманизма, пусть и переосмысленные, живы и в современной литературе. В американском обществе, которое стереотипно воспринимается как воплощение идеи коммерциализации и меркантилизма, литературное исследование отдельно взятой личности представляет особый интерес.

Предметом нашего исследования является творчество современного американского писателя Джона Апдайка (1932 - 2009), лауреата Пулитцеровской и Национальной книжными премий. Объект исследования - образ «маленького человека» в его поздних произведениях.

Цель нашей работы - выявить особенности образа в романах Д. Апдайка. Поставленная цель определяет следующие задачи:

1) определить само понятие «маленького человека», его истоки и ценность в литературе;

2) рассмотреть эволюцию термина «маленький человек» и его новое наполнение в литературе ХХ века;

3) доказать гуманистический характер понятия «маленький человек»;

4) рассмотреть особенности образа маленького человека в романах Д. Апдайка «Террорист» и поздних романах о Кролике.

Новизна исследования сформирована следующими положениями. Впервые предпринимается исследование творчества Джона Апдайка на материалах наиболее поздних его работ, 1990 и 2006 годов. Образ маленького человека также рассматривается впервые в художественном мире писателя.

К методологическим основам следует отнести исследования понятия «маленький человек» А.А. Аникина «Тема маленького человека в русской классике», М.Н. Эпштейна «Маленький человек в футляре: синдром Башмачкина-Беликова», работы по истории американской литературы Е. А. Стеценко «Концепты хаоса и порядка в литературе США», «Судьбы Америки в современном романе США», Т. Н. Денисовой «Экзистенциализм и современный американский роман».

При рассмотрении эволюции термина «маленький человек» и особенностей данного образа в литературе США мы использовали метод культурно-исторической школы. Исследуя специфику образа маленького человека в романах Апдайка, мы использовали метод герменевтики.

Актуальность данной работы определяется возросшим интересом к человеческой личности в условиях стремления к эгалитаризму, научно-технического прогресса и всеобщей механизации. Ценность человека, как с точки зрения ортодоксальной религии, так и согласно философским исследованиям современников, не подвергается сомнению. И литература ХХ - ХХI веков обращается к человеку невысокого социального статуса, неспособного противостоять корпоративной системе. Кафка, Камю, Элиот показывали маленького героя в условиях современного им мира. В творчестве Джона Апдайка можно проследить развитие этого образа в 90-ых - 2000-ых годах.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.

Глава 1. Термин «Маленький человек». Творчество Джона Апдайка

В данной главе будет рассмотрены различные определения понятия «маленький человек», эволюция образа в русской и американской литературе, а также выявлены черты, характерные для данного типажа. В главе, посвященной произведениям Джона Апдайка, будет изложена краткая биография писателя, рассмотрены стилистические особенности автора и представлены взгляды зарубежных и российских критиков на его творчество.

1.1 Термин «маленький человек». История и характер понятия

Понятие «маленький человек» отнюдь не ново. «Литературная энциклопедия терминов и понятий» говорит об интернациональном распространении темы «маленького человека», впервые она была обнаружена еще в новоаттической комедии. До недавнего времени понятие «маленький человек» не было определено терминологически. Очевидно, этим объясняются отнесения к категории "маленьких людей" некоторых литературных персонажей, вовсе к ней не принадлежащих. Под обозначением "маленький человек" следует понимать группу "достаточно разнородных героев", объединяющихся тем, что они " занимают одно из низших мест в социальной иерархии и что это обстоятельство определяет их психологию и общественное поведение".

Другие определения термина «маленький человек» принадлежат, в основном, российским ученым. В.М. Маркович в своем исследовании «Петербургские повести Гоголя» говорил о том, что «маленькие люди» - это типичные представители общей массы, люди, «которых можно считать средними в любом отношении, <.> герои-чиновники, погрязшие в рутине, но достойные лучшей участи» [Маркович 1989: 10].

Как отмечает исследователь А.А. Аникин в своей работе «Тема маленького человека в русской классике», определение «маленький человек» - подлинный долгожитель русской литературной традиции. Неудивительно, что сложился определенный смысловой и эмоциональный стереотип, этот термин сопровождающий. Даже сами литературные герои откровенно так себя и рекомендуют: «Я, сударь, маленький человек» (Кулигин из пьесы А.Н. Островского «Гроза»). Однако же, если взглянуть непредвзято, картина может предстать в другом свете. Тот же Кулигин исполнен такого претенциозного пафоса, что определение «маленький человек» скорее маска, чем подлинность. Роберт Рождественский уже в ХХ веке обыгрывает это понятие: «На Земле безжалостно маленькой жил да был человек маленький…», однако завершает куда более возвышенно: «…на всей Земле не хватило мрамора, чтобы вырубить парня в полный рост!» [Рождественский 2004: 72].

По утверждению А.Г. Цейтлина, уже к 20-30-м годам XIX века существовала целая традиция избирать героями своих произведений бедных чиновников, рисовать их быт и психологию. Так, считает исследователь, многие писатели «натуральной школы» «подхватывают» и развивают образ бедного секретаря Молчалина из комедии A.C. Грибоедова «Горе от ума». Видное место в бытописаниях, посвященных бедным чиновникам, занимает Ф.В. Булгарин. Из юмористического жанра его повествований, отмечает Цейтлин, выйдет впоследствии и «Шинель» Гоголя [Цейтлин 1968: 104].

Ни одно исследование советских литературоведов, посвященное «Станционному смотрителю» и «Медному всаднику» A.C. Пушкина, «петербургским повестям» Н.В. Гоголя, ранним произведениям Ф.М. Достоевского и творчеству писателей «натуральной школы» 40-х годов XIX века, не обходилось без упоминания «бедного чиновника», страдающего от несправедливости окружающей его действительности.

В конце 20-х - начале 30-х годов XX века изучением этой темы занимался В.В. Виноградов.

В последующие десятилетия образ «маленького человека» в творчестве A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя, писателей «натуральной школы» изучался целым рядом крупнейших литературоведов: Саакян П.Т., Цейтлин А.Г., Руденко В.Ф.

Любопытна точка зрения А.А. Аникина, который в качестве первоисточника для темы «маленького человека» в русской литературе предлагает рассматривать Библию, особенно - Евангелие. Он отмечает, что человек, нарисованный в Евангелии, есть именно «малый», меньший перед Богом, а не перед земной властью, или силой, или богатством. Более того, земное значение человека и его облик перед Богом не совпадают. Христос прежде всего обращен к «униженным и оскорбленным»: «Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф., 11, 28). Дадим еще несколько емких евангельских стихов, которые определяют смысловое ядро нашей темы: «То, что сделали вы одному из братьев моих меньших, то сделали мне» (Мф., 25, 40 - 45); «кто из вас меньше всех, тот будет велик» (Лк., 9, 48); «кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; кто хочет быть первым, да будет вам рабом» (Мф., 20, 26); «смотрите, не презирайте ни одного из малых сих» (Мф., 18, 10). Итак, евангельский человек мал своим духом, унижен, порочен и слаб, но устремлен к Богу, ожидает высшего суда, преображается, несмотря на земное унижение («последние станут первыми») [Аникин: Электронный ресурс].

А.А. Аникин в труде «Тема маленького человека в русской классике» отмечает: «В XVIII веке Литература в традиции Радищева словно исчерпала веру в земное благополучие «маленького человека», возвращается к трагическому пафосу Евангелия с ощущением никогда не преодолимого земного страдания, что дало импульс для сравнительно быстрого развития темы от Самсона Вырина до Платона Каратаева, причем трагический пафос обуславливает и философское углубление героя. Недостаточность, а то и неуместность сочувствия к земным страданиям, понимание невозможности в полной мере установить Царство Божие на Земле (да и невозможности для «маленького человека» полно понять Слово Божие) лишь усилило художественную привлекательность темы. Наоборот, революционный пафос спасения «маленького человека», яркий и привлекательный сам по себе, оказался неплодотворным для глубины художественного изображения личности» [Аникин: Электронный ресурс].

Этот образ, как уже было отмечено, стал весьма характерен для русской классики. Можно вспомнить хрестоматийные, «школьные» произведения: «Станционный смотритель» А.С. Пушкина, «Шинель» Н.В. Гоголя, «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова, «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского, «Война и мир» Л.Н. Толстого (образ Платона Каратаева). Кроме того, существует ряд «пограничных» образов, позволяющих оценить нюансы темы, контрастные отклонения от нее, уже переносящие героев в иную категорию (например, Евгений из «Медного Всадника», Чичиков, Карандышев, герои «Грозы» А.Н. Островского, наконец - ряд чеховских персонажей, на которых собственно тема маленького человека прерывается: Чехов «уничтожает» маленького человека, стремясь не столько к утверждению, сколько к перерождению подобного героя). Вообще тема «маленького человека» в ее чистом виде, без перерастания в совершенно иную тему (например, участие маленького человека в великом деле, как в статье М. Горького «О маленьких людях и о великой их работе», или переоценка духовности маленького человека: мал в обществе, но велик в душе и др.), окажется одной из специфических тем именно классики XIX века, где, при наличии общих тематических черт, тем не менее философия «маленького человека» будет концептуально развиваться, но именно вокруг евангельской притчи.

Маленький человек был и остается литературным героем. Л.Н. Дмитриевская отмечает: «Когда мы говорим «маленький человек», мы его так или иначе отстраняем от себя, жалеем снисходительно, свысока. Но если перед нами ЧЕЛОВЕК, то подход к нему уже другой. И в этом случае образ героя заставляет уже не думать над тем, стоит его жалеть или нет -- он требует, чтобы мы задумались над собой, над своей человеческой сущностью» [Дмитриевская 2009: 3].

Исследование проблемы «маленького человека» в свете христианской традиции привело к тому, что изучаемое понятие, ранее определяемое как «мелкий чиновник», «бедный человек», страдающий от собственной амбиции, постоянных унижений и оскорблений из-за своего низкого происхождения или социального положения, меняет свое привычное значение, когда сталкивается с авторским взглядом на проблему бедности героя.

Более того, этот литературный образ иногда называют важнейшим и основополагающим в русской литературе. Михаил Эпштейн в своей работе «Маленький человек в футляре: синдром Башмачкина-Беликова» рассуждает: «Широко распространилось мнение, что вся русская литература вышла из гоголевской «Шинели». Есть основание сказать, что и многие персонажи русской литературы вышли из гоголевского Башмачкина. Обычно маленький человек трактуется как отдельный тип - униженный, смиренный, безропотный, и Башмачкин ставится в один ряд с пушкинским Семеном Выриным и Макаром Девушкиным Ф. Достоевского. Но можно поставить Акакия Башмачкина и в совершенно иной, широко расходящийся ряд его непризнанных потомков и наследников в русской литературе» [Эпштейн 2005: 18]. Такая заметная литературная тенденция не могла не сказаться на литературе зарубежной. Верно определил П.Л. Вайль в своей работе «Карта родины»: «Маленький человек из великой русской литературы настолько мал, что дальнейшему уменьшению не подлежит. Изменения могли идти только в сторону увеличения. Этим и занялись западные последователи нашей классической традиции. Из нашего Маленького человека вышли разросшиеся до глобальных размеров […] герои Кафки, Беккета, Камю […]. Советская культура сбросила башмачкинскую шинель -- на плечи живого Маленького человека, который никуда, конечно, не делся, просто убрался с идеологической поверхности, умер в литературе» [Вайль 2007: 32].

Понятие «маленького человека» как таковое неотрывно связано с понятиями гуманизма и нравственности. Именно любовь к человеку как к мыслящему и свободному существу и позволяет читателю не только сочувствовать, но и понимать и симпатизировать «маленьким людям». Начиная с основанных на Христианстве идей Эразма Роттердамского, философа эпохи Возрождения, и заканчивая атеистическими гуманистами двадцатого века, культивируется ценность отдельно взятой человеческой личности. Эразм исходил из гуманистического представления о человеке как благородном живом существе, ради коего одного построен богом этот восхитительный механизм мира. Он, признавая, в согласии с христианским учением, что исток и исход вечного спасения зависят от Бога, полагал, однако, что ход дел в земном человеческом существовании зависит от человека и от его свободного выбора в заданных условиях, что является обязательным условием моральной ответственности. «Маленький человек», загнанный в суровые рамки бедности, социального слоя, или даже собственного слабого характера, достоин называться человеком, исходя из ценностей гуманизма.

Двадцатый век приносит новые идеи, новый взгляд на человека. Однако, идеи гуманизма и ценности личности так же актуальны. Атеист Жан-Поль Сартр представляет свой труд «Экзистенциализм - это гуманизм».

Сартр исходит из того, что «существование предшествует сущности». С его точки зрения, человека трудно сразу определить, ибо вначале он ничего из себя не представляет. Человек становится человеком лишь потом, тогда, когда он сам себя делает. В этом Сартр и видит важнейший, даже первый принцип экзистенциализма, который он связывает с субъективностью. Очевидно, что эти идеи Сартра перекликаются с гуманизмом. Для него «человек - это прежде всего проект, который переживается субъективно. Ничто не существует до этого проекта, нет ничего на умопостигаемом небе, и человек станет таким, каков его проект бытия. Не таким, каким он пожелает» [Сартр 2010: 284].

Такая ответственность человека за самого себя определяется, с точки зрения Сартра, тем, что «человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал, и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает…» [Сартр 2010: 288]. По Сартру, человек ответственен не только за свои рациональные поступки, но и за свои страсти. Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь.

В связи с этим он рассматривает два разных смысла слова «гуманизм».

В первом из выделенных им смыслов человек понимается как цель и как высшая ценность. При таком подходе, по Сартру, формируется культ человечества, которому «можно поклоняться на манер Огюста Конта». С точки зрения Сартра, такой гуманизм абсурден, поэтому от него надо отказаться.

Сартр предлагает понимать гуманизм в другом смысле. Его проект гуманизма включает в себя представление о деятельном характере человека, для которого «нет другого законодателя, кроме него самого». По Сартру, человек сам «в ситуации заброшенности» решает свою судьбу, обращаясь к поиску целей, находящихся вне его. Согласно экзистенциализму Сартра, освобождение человека происходит через его конкретное самоосуществление, ориентированное на деятельность и свободу, на ответственность за самого себя в организации с другими.

Очевидно, что, несмотря на расширение Сартром значения Гуманизма, идея ценности человека остается непреложной. Однако основной идеей гуманизма в период экзистенциализма становится свобода. Внутренний бунт, описанный Камю в «Мифе о Сизифе», определяет ценность человека разумного. Однако это еще не становление личности. Идея маленького человека, обуреваемого внутренними противоречиями, была создана и развита экзистенциалистами как идея свободы в целом. Другой характерной чертой гуманизма в экзистенциализме является отсутствие Бога. Таким образом, существенное различие идей Камю и Сартра от идей Возрождения состояло в том, что определяет ценность отдельно взятой личности - моральная ответственность или свобода сознания.

Американская литература не оставила этот образ без внимания. В условиях вечного поиска Американской мечты неизбежно есть победители и побежденные. Марк Твен в «Приключениях Гекльберри Финна» исследовал проблему не только рабства, в книге автор разбирает много тем, остающихся актуальными по сей день. Эрнест Хемингуэй отмечал, что «Вся американская литература вышла из одной книги Марка Твена, из его «Гекльберри Финна»... Лучшей книги у нас нет». Гек -- этот нищий, бездомный мальчишка, спасающийся от вечно пьяного отца, от опротивевшей ему пресной благотворительности, -- плывет через Миссисипи не один. Он и есть тот самый «подлец и негодяй», который, несмотря на опасность, осмеливается «укрывать» на плоту беглого раба. И не только укрывать, но еще и делиться с ним своими скудными запасами съестного, помогать ему прятаться. Он жалеет и любит старика Джима, считает его своим другом. Джим для Гека лучше, честнее, заботливее его собственного отца, который не постеснялся дочиста обобрать сына, держал его впроголодь да еще и «лупил по чем попало» каждый день.

Марк Твен не считает, что его герой такой уж смелый борец против несправедливости, он не умиляется Геком, а просто говорит о том, что дружба этих двух хороших, смелых людей -- такая же обычная вещь, как дружба Гека с Томом Сойером или Тома с его подружкой Бекки Тетчер. Джим для писателя и для его маленького героя -- не «тоже человек», а самый настоящий человек, как и всякий другой. Именно Марк Твен заложил в американской литературе гуманистический подход к человеку, к личности, вне зависимости от ее положения в обществе.

Не обошел этот образ стороной и другой американский писатель - Теодор Драйзер. В своей работе «Трагическая Америка» он рассуждает: «Пусть как можно больше будет скорость автомобилей, мощность машин, высота небоскрёбов, сооружаемых в рекордные сроки, как можно головокружительней бег поездов по туннелям подземки! Побольше городов, побольше бизнеса, побольше дел и забот, -- как будто именно мы, из всех народов, призваны не только механизировать, но и заселить весь мир! Но зачем всё это делается? Для какой-то определённой цели? Ради создания каких-то высших духовных ценностей? Мне кажется, что, наоборот, в такой обстановке человек неизбежно выдыхается и физически и морально; и с миллионами людей это либо уже произошло, либо должно произойти в ближайшем будущем. Они живут и умирают, так ничего и не испытав, ради чего стоило бы жить. Жизнь среднего человека превратилась в сплошную муку: так она ничтожна и бессмысленна, до такой степени сам он сбит с толку и заранее обречён на поражение!» [Драйзер 1952: 10]. Кризис бездуховности в условиях сугубо коммерческой среды настигает и Клайда Гриффита в «Американской трагедии» и сестру Керри. Как и Апдайк, во всех своих романах Драйзер даёт широкую картину нравов и быта изображаемой им среды. Драйзер моралист, в его романах стремление к обогащению в ущерб духовности наказывается, но это не значит, что автор не сочувствует своим героям. Как и Джек Лондон, который преисполнен симпатии к своему Мартину Идену именно тогда, когда его герой - бедный необразованный матрос, маленький человек. Но Мартин сам осознает, что он потерял: «Он стремился к звездам, а свалился в зловонную трясину» [Лондон 2009: 552].

Герман Мелвилл посвящает образу короткую философскую повесть - Писец Бартлби. Бартлби - типичный маленький человек, очень схожий с подобными типажами русской литературы. Герой повести -- мелкий канцелярист, переписчик судебных бумаг в частной юридической конторе в Нью-Йорке, американский собрат Акакия Акакиевича Башмачкина. В силу причин, остающихся так и невыясненными («непоправимая утрата для литературы», -- то ли насмешливо, то ли озадаченно констатирует Мелвилл), писец Бартлби, угрюмый, бездомный молодой человек, объявляет нечто вроде бойкота обществу, в котором живет. Он отказывается работать, отказывается покинуть помещение конторы, где служит, отказывается быть уволенным за невыполнение служебных обязанностей и отказывается дать объяснение своих поступков. Однако в конце повести рассказчику - бывшему начальнику Бартлби приходит в голову истинно гуманистическая мысль: «Впервые в жизни меня охватило чувство тягостной, щемящей печали... Печаль брата! Ведь мы с Бартлби оба были сынами Адама» [Мелвилл 1988: 110].

Другого типичного маленького человека США представляет в 1949 году Артур Миллер. Пьеса «Смерть коммивояжера» вновь поднимает проблему одиночества и бездуховности в мире коммерции. Центральной проблемой в пьесе является проблема «американской мечты», то есть проблема маленького человека, мечтающего стать большим человеком. Вилли Ломен, стареющий коммивояжер, так и не выходит за рамки своего типажа. Он часто думает о своей мечте, но его нельзя назвать амбициозным: «Все, что мне надо, -- это немножко досок и душевный покой» [Миллер 2011: 298].

Вторая половина ХХ века приносит много технологических открытий, но задает не меньше вопросов. Как отмечает Е.А. Стеценко: «Человек попал в сумеречную, кризисную эпоху, в которой вынужден ждать нового света, нового дня и нового самосознания». Но личность и ее ценность в обществе все так же обладает литературной ценностью. Е.А. Стеценко ссылается на К. Поппера: «Конкретная история человечества, если такая была, должна быть историей всех людей. Она должна быть историей всех человеческих надежд, усилий и страданий. Потому что нет ни одного человека, который был бы важнее другого человека» [Стеценко 2009: 150].

Более поздние литературные течения также интересовались ролью человека в большом мире. К. Кизи в романе «Пролетая над гнездом кукушки» представляет целую серию типажей, предпочитающих затворничество в клинике для душевнобольных реальному миру. Для бунтаря Макмерфи становится потрясением то, что люди отказались от социума и самореализации по своей воле. Помимо больных с явно выраженными отклонениями, в клинике есть настоящие запуганные реальностью маленькие люди. Однако, как отмечает главный герой: «Одиночество только усиливает ощущение ненужности» [Кизи 2009: 237].

Джон Апдайк продолжает традиции американской литературы и дает возможность проследить эволюцию образа в конце ХХ века. На волне возросшего интереса к постмодернизму, авангардной и экспериментальной литературе Апдайк сохраняет верность исканиям среднего класса, ценностям обычных людей, которых легко представить живущими по соседству. В его творчестве гуманистическое начало сродни Драйзеровскому, его герои мечутся в своих маленьких мирках, но не перестают размышлять о вечных вопросах бытия. Маленький человек Апдайка - продукт среды, и хотя Апдайка трудно назвать моралистом, все же он показывает результаты кризиса бездуховности.

1.2 Биография и творчество Джона Апдайка. Оценка творчества Апдайка в критике

Джон Хойе Апдайк (John Hoyer Updike, 1932 - 2009) - виднейший представитель послевоенной литературы США, которого не раз называли самым талантливым американским писателем его поколения. Он стал одним из наиболее именитых и популярных авторов современной Америки; романы, рассказы, стихи, критические статьи Дж. Апдайка переведены на многие языки и известны не только в США, но и далеко за их пределами.

За время своей писательской карьеры Дж. Апдайк был удостоен премии Розенталя (1960), Национальной книжной премии (1964), Пулитцеровской премии, премии Национального объединения литературных критиков и других не менее престижных наград.

В России Дж. Апдайк известен и весьма популярен прежде всего как автор тетралогии о Кролике: «Кролик, беги» (Rabbit, Run, 1960), «Кролик успокоился» (Rabbit Redux, 1971), «Кролик разбогател» (Rabbit is Rich, 1981), «Кролик успокоился» (Rabbit at Rest, 1990), романа «Кентавр» (The Centaur, 1963), «Ферма» (Of the Farm, 1965), «Давай поженимся» (Many Me, 1976). Сегодня книги Дж. Апдайка выходят у нас в разных издательствах: огромными тиражами были изданы «Кентавр» и «Кролик, беги», напечатанный отдельным выпуском вместе с тремя другими романами о Кролике.

Родился в Реддинге, до 13 лет жил в Шиллингтоне, в том же штате Пенсильвания. Отец -- школьный учитель, мать писала рассказы.

В 1954 году окончил с отличием Гарвардский университет, где изучал английскую литературу, а также одногодичные курсы живописи в Художественной школе Раскина Оксфордского университета в Англии. В Гарварде Апдайк некоторое время был редактором сатирического журнала «Lampoon». Вернувшись из Англии два года проработал в журнале «Нью-Йоркер», где и начал публиковать свои первые рассказы. После этого Апдайк переехал в Ипсвич (Массачусетс).

Композиционно все романы Дж. Апдайка имеют двуплановую структуру: уровень бытовой и уровень мифологический. Однако от ранних к поздним романам возрастает количество и значимость промежуточных уровней: социального, исторического, этнографического и т. п. Они более органично вводят миф в быт, а быт в миф.

Романам и рассказам Апдайка присущи изощренность повествовательных ходов, активное использование мифологических параллелей, завуалированных литературных реминисценций, внутреннего монолога, контрапункта и других художественных решений, отличающих литературу ХХ в. Однако у него сложность композиции не становится самоценной и орнаментальной. По убеждению Апдайка, «смысл поиска новой формы, новой структуры романа всегда в том, чтобы по-новому выразить, в сущности, одни и те же неумирающие сюжеты». Важнейший из «вечных» сюжетов для Апдайка -- поиски неэфемерных ценностей во времена духовной и нравственной апатии, которая, на его взгляд, характеризует современную жизнь, и стремление героев найти объяснение и оправдание собственной жизни, чаще всего несложившейся, обезображенной атмосферой «грубо материального мира», до большей или меньшей степени подчиненной принятым в нем стереотипам социального поведения.

Джон Апдайк принадлежит к тому послевоенному поколению современных американских писателей, чье творчество во многом определило философскую направленность и эстетический уровень современного литературного процесса США. Являясь значимой фигурой не только в литературном процессе своей страны, но также и в истории мировой литературы, Джон Апдайк - один из немногих писателей США, которые были отмечены Пулитцеровской и Национальной книжными премиями. Его произведения становятся предметом внимания не только журнальных рецензентов, но и университетской, академической критики.

Анализируя два наиболее известных романа Апдайка - «Кролик, беги» (1960) и «Кентавр» (1963), А. А. Елистратова приходит к выводу о том, что самое ценное в них - острое чувство реальных жизненных конфликтов, наблюдательность и пытливость, с какими автор вглядывается в жизнь современников. «Сквозь натуралистическое бытописание «Кролика», как и сквозь вычурную мифологическую образность «Кентавра», - справедливо считает исследовательница, - пробивается живая, смелая критическая мысль писателя» [Елистратова 1966: 57].

М.О. Мендельсон, один из наиболее часто обращавшихся к творчеству Д. Апдайка российских литературоведов, в монографии «Современный американский роман» (1964), анализируя роман «Кролик, беги», хотя и говорит, что Апдайку свойственна «не часто встречающаяся в современной литературе США способность творчески расти от книги к книге», замечает, что идейно-художественное значение этого произведения «не очень велико». С его точки зрения, Апдайк «слишком однообразным тоном повествует об эпизодах жизни тусклой и скучной, о людях, в которых почти не пробуждаются подлинно человеческие черты» [Мендельсон 1964: 83]. Вместе с тем, представитель старшего поколения отечественных исследователей считает, что «нельзя пренебрегать тем интересным, что, несомненно, присутствует в лучших романах писателя, а порою чувствуется даже в отнюдь не первоклассных его сочинениях». Апдайк, с точки зрения М. Мендельсона, как правило, не только запечатлевает повседневную жизнь рядовых американцев, но и вводит в свои книги социальный контекст, ставит важные социальные проблемы. Немаловажным для нашего исследования является замечание М. Мендельсона о том, что романы писателя развивают тематику его новелл.

Автор монографии «Послевоенные американские романисты» А.С. Мулярчик посвящает творчеству Д. Апдайка главу под говорящим названием - «Кролики, кентавры, люди». Помимо романа «Кентавр», романов о Кролике и повести «Ферма», исследованием которых зачастую ограничиваются другие критики, А.С. Мулярчик уделяет пристальное внимание первому роману писателя «Ярмарка в богадельне», а также, романам «Давай поженимся» и «Супружеские пары». Определяя место Аидайка-романиста в истории американской литературы ХХ-го века, вписывая его произведения в социальный контекст, А. Мулярчик замечает, что подобно тому, как Достоевский в «Бесах» пытался проникнуть в суть конфликтов пореформенной России, так и Апдайк «оттеняет симптомы кризиса Америки». Важными для нашего исследования является обращение А.С. Мулярчика к теме семьи, любви и взаимоотношениях между мужчиной и женщиной в творчестве Апдайка. К середине 70-х годов, - справедливо подчеркивает А. Мулярчик, область интимных человеческих переживаний полностью завладела вниманием американского прозаика и стала основной темой как в его новеллистике, так и в романном творчестве.

Наряду с социальной проблематикой, российские исследователи отмечают значимость и других тем в творчестве Апдайка.

Акцент в книге Т.Н. Денисовой «Экзистенциализм и современный американский роман» сделан на проблеме индивидуума, вычлененного из коллектива, в творчестве Апдайка-прозаика. Автор связывает постановку этой проблемы с особенностями американского менталитета.

Т.Л. Морозова в книге «Спор идет о человеке в американской литературе» говорит об особенностях типа героя Апдайка (романы «Кролик, беги», «Исцелившийся кролик», «Кролик разбогател», новеллы ранних сборников писателя). С точки зрения Т. Морозовой, это один из героев, появившихся в разгар экономического процветания 50-х, принципиально отрицавший материальное изобилие в качестве конечной цели и высшего идеала человеческой жизни. Соглашаясь с мнением американского критика Д. Ристоффа, Т. Морозова пишет: «Эволюция Кролика явилась точным отражением развития общественной жизни в США за последние тридцать лет, в течение которых на смену молодежному бунту и разнообразным радикальным течениям пришли привычный консерватизм и возрождение традиционных «американских ценностей» [Морозова 1990: 72].

Дж.В. Хант в книге «Джон Апдайк и три великие секретные темы: секс, религия и искусство» дает анализ проблематики основных произведений писателя, опубликованных к моменту создания монографии. Среди новеллистического творчества Апдайка исследователь особо выделяет сборник «Музыкальная школа», поскольку, с его точки зрения, именно эта книга отражает процесс становления художественного мастерства американского прозаика. Сравнивая новеллы из «Музыкальной школы» с произведениями писателя, созданными им в начале творческого пути, критик фиксирует изменения в способах создания образов, проблематике, трактовке им «вечных» тем.

Американский исследователь творчества Апдайка А. Бигли говорит о писателе: «Updike was exceptionally talented, but he was also a disciplined worker and a canny operator» [Begley 2013: 32]. (Апдайк был исключительно талантлив, не лишен трудолюбия и практичности). [Здесь и далее пер. наш]. Апдайк действительно крайне придирчив к деталям, он одинаково подробно описывает устройство взрывного механизма и операцию на сердце.

Творчеству писателя посвящен ряд исследований, однако большинство из них посвящено неомифологическим тенденциям («Кентавр», Бразилия») и стилистическим особенностям творчества автора. Проблема маленького человека в его работах до конца не исследована. Эта проблематика в работах писателя достойна отдельного анализа, так как является актуальной как в мире литературы, так и в реальной жизни. Идея гуманизма в искусстве не устаревает, как не устаревает понятие ценности личности как с христианской, так и с экзистенциальной точки зрения.

апдайк роман критика творчество

Глава 2. Маленький человек в поздних романах Апдайка

В данной главе будет рассмотрен образ «маленького человека» в поздних произведениях Джона Апдайка «Кролик успокоился» (1991) и «Террорист» (2006) на примере главных и второстепенных героев в романах.

2.1 Маленький Человек Гарри Энгстром «Кролик» в романе Д. Апдайка «Кролик успокоился»

Гарри Энгстром по прозвищу Кролик - главный герой четырех романов и одной новеллы Джона Апдайка, повествующих о жизни, духовном поиске и сомнениях маленького человека в Америке 60-ых - 80-ых годов. Читатель знакомится с кроликом в романе «Кролик, беги», герою 26 лет, его молодая жена беременна вторым ребенком, а сам он работает на подчеркнуто нелепой работе: агент по продаже «чудо-терок». С его побега из дома начинается описанная Апдайком история его жизни, вплоть до его смерти в возрасте 56 лет. Таким образом, ознакомившись с тридцатью годами жизни героя, можно сделать о нем определенные выводы.

Первая книга представляет Кролика в самом невыгодном свете. Роман изображает пять месяцев из жизни 26-летнего баскетболиста Гарри Энгстрома. Его жена Дженис беременна вторым ребенком, у пары есть двухлетний сын Нельсон. Неудовлетворенный жизнью типичного представителя среднего класса в маленьком городке Маунт-Джадж, кролик решает «бежать». Но, доехав до Западной Вирджинии, Кролик все же не выдерживает и, развернув машину, возвращается в родную Пенсильванию. На следующий день Гарри знакомится с Рут Ленард, с которой у него завязываются отношения.

Между тем Дженис, обеспокоенная внезапным исчезновением мужа, перебирается к своим родителям. Им на помощь приходит молодой священник их прихода Джек Экклз. Он горит желанием не просто вернуть Кролика в лоно семьи, но и помочь ему найти себя.

Медленно налаживаются отношения Рут и Кролика, но когда между ними возникает что-то похожее на близость, звонок Экклза возвращает героя к прошлому -- Дженис попала в больницу и вот-вот родит. Кролик сообщает Рут о своём решении вернуться к жене и постараться помочь ей в этот трудный час. Роды проходят благополучно, Дженис рожает девочку, и вскоре семья вновь воссоединяется -- уже вчетвером. Но отношения с Дженис никак не могут наладиться. Ссора следует за ссорой, и наконец Кролик снова уходит из дома. Эта размолвка имеет трагические последствия. В состоянии сильного опьянения Дженис роняет малышку в ванну, и та захлёбывается. Гарри Энгстром снова возвращается -- с тем чтобы принять участие в похоронной церемонии.

Приличия вроде бы соблюдены, но мира между супругами нет. Очередная ссора происходит прямо на кладбище, и Кролик, как это случалось с ним не раз, снова спасается бегством. Он возвращается к Рут, но она не желает его больше видеть. Выясняется, что она забеременела, собиралась сделать аборт, но не нашла в себе сил довести до конца задуманное. Рут говорит, что если они поженятся, то она готова оставить ребёнка, и Кролик уходит от нее в полном замешательстве. Он понимает, что необходимо принять какое-то решение, но совершить конструктивный поступок выше его сил. Он идёт по городу, а затем переходит на бег. Он бежит, словно пытаясь убежать от проблем, оставить за спиной все те сложности, тягостные противоречия, которые отравляют ему жизнь.

Вторая часть «Кролик вернулся» (существует вариант перевода «Кролик исцелившийся») напоминает началом первую, но наоборот: устав от повседневности от Гарри уходит жена. Растерянный, опустивший руки герой впускает свой дом восемнадцатилетнюю хиппи Джилл, убежавшую от богатых родителей, и скрывающегося от полиции чернокожего по прозвищу Ушлый. Жители дома ведут пространные беседы о свободе и равенстве, употребляют наркотики и занимаются любовью на глазах тринадцатилетнего Нельсона, сына Гарри. От поджога соседей, разгневанных подобным поведением Кролика, который к этому моменту живет в элитном районе, сгорает дом. В пожаре гибнет Джилл, что мало трогает Кролика, но до глубины души потрясает Нельсона, который проникся к девушке нежными чувствами. Жена возвращается к Гарри, и они пытаются строить семью после глубоких потрясений.

Третья часть, «Кролик разбогател», отсчитывает еще десять лет повествования. Гарри и его жена унаследовали фирму отца Дженис, их финансовое состояние стабилизировалось, как и их семейная жизнь. Но мысли Кролика занимает девочка, дочка бывшей любовницы Рут: он уверил себя, что это его дочь. Кроме того, он в очень напряженных отношениях с повзрослевшим сыном, который не желает учиться и пытается устроиться на работу в фирму деда, которой сейчас руководит недовольный Гарри.

Выясняется, что Нельсон скрывал от отца беременную подругу, на которой собирается жениться. Его Невеста, Пру, приезжает к Энгстромам и пытается наладить отношения со всеми. Напившись на вечеринке, Пру падает с лестницы и ломает руку, но врачи спасают ребенка. Свадьба проходит в состоянии всеобщего напряжения, молодожены не хотят венчаться и даже не скрывают, что совсем не любят друг друга.

Четвертая часть, которую мы исследуем в данной работе, самая большая по объему текста. Постаревший Кролик проводит время во Флориде, играя в гольф и предаваясь воспоминаниям. Он убеждает сам себя, что поумнел и увлекся исторической литературой, хотя на протяжении всего романа никак не может дочитать книгу об истории Америки. Гарри без ума от своей маленькой внучки Джуди, и не пытается сблизиться с внуком Роем, напоминающим Нельсона. Он берет Джуди на прогулку под парусом, лодка переворачивается, и Гарри спасает внучку, а сам переносит инфаркт. После нескольких операций он сильно ограничен в еде и удовольствиях.

У сына Гарри серьезные проблемы с наркотиками. После долгого сопротивления он отправляется в наркологическую клинику, в это же время выясняется, что его накопившийся за кокаин долг настолько огромен, что старшие Энгстромы вынуждены продать дом, чтобы погасить его. В день отъезда сына Гарри вступает в половую связь со своей невесткой Пру. Нельсон возвращается исцеленный и опустошенный, совсем не похожий на себя. Узнав об измене жены с собственным отцом, он, со свойственным ему теперь спокойствием, хочет все обсудить и узнать причины этого поступка. Дженис, которая к этому времени обрела самостоятельность и уверенность в себе, зовет Гарри на семейный совет, но Кролик, как и много лет назад, пугается ответственности и вновь убегает. Он живет один во Флориде, и, навязавшись соседским мальчишкам, играет с ними в баскетбол, пытаясь доказать себе, что не совсем еще потерял форму. Во время игры от физических усилий и душевных переживаний с ним снова случается инфаркт, и Гарри умирает.

Помимо основной сюжетной линии, в романе прослеживается история Америки второй половины ХХ века. Американское печатное издание The New York Times дает краткое описание: «Where “Rabbit, Run” plays out its present-tense narrative in domestic squalor, its three sequels, published in 10-year intervals, encompass the later 20th century American experience: “Rabbit Redux” (1971) the cultural turmoil of the 1960s; “Rabbit Is Rich” (1981) the boom years of the 1970s, the oil crisis and inflation; and “Rabbit at Rest” (1991), set in the time of what Rabbit calls “Reagan's reign,” with its trade war with Japan, its AIDS epidemic and the terror bombing of Pan Am 103 over Lockerbie, Scotland» [McGrath: Электронный ресурс]. (Если «Кролик, беги» представляет собой повествование в настоящем времени, описывающее убогость повседневной жизни, три продолжения романа, опубликованные с интервалами в 10 лет, охватывают жизнь Америки второй половины ХХ-ого столетия: «Кролик вернулся» (1971) культурное смятение 1960-ых, «Кролик разбогател» (1981) годы подъема 1970-ых, нефтяной кризис и инфляцию, действие романа «Кролик успокоился» (1991) происходит во время, которое Кролик называет «правлением Рейгана», с торговой войной с Японией, эпидемией СПИДа и террористическим актом над Локерби, Шотландия.

Кролик - типичный маленький человек Америки. Все его попытки выбраться из рамок этого типажа не приносят плодов. Гарри отнюдь не интеллектуал, не нонконформист, не ниспровергатель основ. Иронично, что Апдайк наделил своего маленького человека огромным ростом, что является предметом особой гордости Гарри и поводом для комплексов у его низкорослого сына. Бывший баскетболист, местная знаменитость, Гарри и спустя сорок лет не может этого забыть. Вот как описывает кролика знаменитая американская газета The New Yorker: «He doesn't do anything grand. He's a high-school basketball star in a dying town; he runs a Toyota dealership; he has an affair or two with a woman; he stays married; he has a hopeless son. And yet Rabbit's small acts hold not just truth but also glamour, a mystery and glow almost Proustian» [Gopnik: Электронный ресурс]. (Он не делает ничего значительного. Он школьная звезда баскетбола в умирающем городке; он занимается продажей автомобилей Тойота; у него один или два романа с женщинами; он женат; его сын безнадежен. И все же маленькие поступки Кролика не только правдоподобны, но и не лишены очарования, почти Прустовской таинственности»). Нельзя не отметить, что такие реалистичные бытовые и духовные микрокризисы героя обрисовывают общую картину американского среднего класса, и в то же время не лишены вышеупомянутой загадочности, что и поддерживает читательский интерес к тетралогии уже не первое десятилетие.

Немалую часть романа занимают мысли и воспоминания постаревшего Гарри о былой спортивной славе и связанных с игрой ощущениях. На протяжении всей тетралогии Кролик чувствует, что в своей жизни действительно успешен он был только в баскетболе. Ни брак, ни мысли о сыне, ни многочисленные отношения с женщинами не пробуждают в нем эмоций, сопоставимых с переживаниями от игры. Еще в первой книге серии, «Кролик, беги!», Гарри разъясняет: «После того как человек был первый сорт -- неважно в чём, -- ему уже неинтересно быть вторым» [Апдайк 2009: 59]. Проходит 30 лет, а герой все не может не возвращаться мысленно к годам его школьной славы. Многие важные детали, даже этапы жизни, он сопоставляет с игрой: «Оказывается, совсем не трудно снова окунуться в гущу семейной жизни. Нужно только постараться хотя бы до какой-то степени подняться над собой. Точно так же, как когда-то на баскетбольной площадке, в первые две-три минуты матча, среди пинков, толчков и криков, разгоряченных тел и гудящих трибун, ты вдруг совершенно отчетливо понимал, что тебе придется действовать самому, что если не ты, значит, никто» [Апдайк 2009: 77]; он старается возродить свои эмоции, сравнивая с нынешними, далекими от баскетбола: «Стоя здесь, на земляной площадке в своих огромного размера белых туфлях для гольфа с шипами на подошве фирмы «Фут-джой», в синих хлопчатобумажных носках, вытаскивая из сумки за длинную, стальную, сужающуюся книзу ручку драйвер «Рысь», он снова ощущает себя необыкновенно высоким -- таким, каким ощущал себя когда-то давно, на деревянном настиле баскетбольной площадки, когда после первых нескольких минут игры, по мере того как он набирал скорость, а его рывки и прыжки становились все мощнее, сама площадка ужималась до игрушечных размеров, до размеров теннисного корта, потом стола для пинг-понга, и вот его ноги уже машинально покрывают знакомые расстояния, вперед-назад, вперед-назад, и кольцо с нарядной юбочкой сетки ждет не дождется, когда он положит в него мяч» [Апдайк 2009: 601], далее: «Казалось бы, после инфаркта и пережитого страха должно было появиться ощущение близости, но, странное дело, чем ближе к чему-то подходишь, тем меньше об этом думаешь, как будто ты уже в Его руках. Как будто ты сам на площадке, в игре, а не сидишь, мандражируя и вспоминая все, чему тебя учили, на скамейке запасных» [Апдайк 2009: 418].

Гарри вспоминает не только физические ощущения свободы и легкости, но и эйфорию успеха, признания: «Счастье в спорте. Все орут, болеют за тебя, все тебя обожают. Так бы и разорвали на кусочки» [Апдайк 2009: 54]. Планируя свои решительные действия в отношении семьи, карьеры, он вспоминает последовательность движений в игре: «…так в свои прежние, баскетбольные дни, когда он, перехватив у соперника мяч или выиграв подбор, убегал в быстрый прорыв, в голове у него сама собой выстраивалась вся комбинация пасов и последний, завершающий бросок, после которого мяч, скользнув по щиту, ложится в корзину» [Апдайк 2009: 427].

С его попытки повторить, хоть и на время, былое ощущение признания, начинается первый роман. Двадцатишестилетний, запутавшийся Гарри Энгстром, возвращаясь с опостылевшей низкооплачиваемой работы, останавливается, чтобы поиграть с детьми во дворе. Несмотря на их настороженность по отношению к взрослому чудаку, Кролик завоевывает уважение своим мастерством и восстанавливает в себе былую уверенность, которая, вероятно, и вдохновила его на необдуманный шаг. В последнем эпизоде четвертой книги пятидесятишестилетний растолстевший и перенесший инфаркт Гарри так же приходит на площадку, наблюдает за подростками и решается поиграть. Несмотря на сильную боль в сердце, Кролик счастлив: он уже не так подвижен, но все еще мастер, он помнит приемы попадания в заветное кольцо: «Подумать только, всего чуть поиграл в баскетбол, а ощущение такое, будто ему теперь море по колено» [Апдайк 2009: 637]. Именно желание во что бы то ни было победить, доказать самому себе, что он еще жив, и убивает его: в своем последнем рывке он перестает беречь себя: «Он взмывает вверх, высоко навстречу клочковатым облакам. Его туловище рвется на части от боли, словно его распороли от локтя до локтя. Словно он взрывается изнутри; он чувствует, как что-то огромное неотвратимо хватается за него, -- и замертво валится на пыльную землю» [Апдайк 2009: 659]. Гарри не суждено пережить второй инфаркт, но он все так же, как и в юности, забивает, и набирает необходимые для победы три очка.

Удивительно, что его спортивная слава является сакральной не для него одного: Нельсон, у которого с отцом отношения весьма натянутые, а недостаток роста, в отличие от папы, всю жизнь является для него предметом комплексов, хранит в своем кабинете вырезки из старых газет о Гарри в его зените спортивной славы: «Эльвира не соврала: переснятые с увеличением газетные заголовки с его именем и вырезки с фотографиями не выброшены за ненадобностью, а развешаны по стенам в кабинете Нельсона, где сын волей-неволей вынужден любоваться ими каждый день» [Апдайк 2009: 218]. А жена Дженис анализируя свой долгий брак с Гарри, делает печальный вывод: «В каком-то смысле за время, прошедшее с тех давних, но застрявших в памяти стоп-кадров, когда он блистал на баскетбольной площадке, она постепенно все меньше и меньше его замечала, пока он не превратился почти в невидимку» [Апдайк 2009: 642].

Постаревший Кролик редко выражает восхищение или одобрение. Он чувствует свою отчужденность от современного мира, критикует молодежь и нынешние нравы, хотя сам никогда не был образцом морали. Но особенными подробностями, сравнениями и метафорами изобилуют описания еды, которой прежде герой внимания не уделял: «Жареный арахис, миндаль, фундук -- это как везде, но тут еще попадаются малюсенькие соленые палочки, крендельки, тыквенные семечки и хрустящие завитушки наподобие кукурузных чипсов, только тоньше и острее на вкус в тот блаженный миг, когда язык перекатывает их во рту подальше к коренным зубам, чтобы там с хрустом их все разом размолотить» [Апдайк 2009: 46]. В предшествующих романах страстью Гарри были женщины: их характеры и тела он описывает очень детально и зачастую весьма откровенно. В последней книге цикла герой идеализирует такую вредную для него пищу: «Миг чистого блаженства -- когда язык расплющивает о верхнее нёбо комочек мороженого, и из него, как звезды в наступающей ночи, проклевываются дробленые орешки» [Апдайк 2009: 147].

В ранних книгах Кролик не сомневается, что он избранный: священнику он пытается объяснить, что «есть в мире что-то, что должен найти именно я» [Апдайк 2009: 205]. Гарри уверен, что у него есть особый дар - нравиться людям, а свою безнаказанность он оправдывает своей искренностью: «Если у тебя хватит пороху быть самим собой, то расплачиваться за тебя будут другие» [Апдайк 2009: 167]. Раскаиваясь, Гарри мнит себя великим грешником, для которого единственный возможный путь - искупление, но через время эта роль его утомляет, он не выдерживает груз ответственности и снова верит, что ему-то можно все. Показательна для того периода его манера держаться с любовницей Рут; неожиданно вернувшаяся вера в себя и попытки доказать свое превосходство:

«- Ты что, воображаешь, будто эта квартира уже твоя?

- Это ты моя, - отвечает он [Гарри]. - Ты моя, и солнце мое, и звезды тоже мои» [Апдайк 2009: 126].

Философски-ироничные разговоры Гарри со священником Экклзом очень показательны. Экклз, человек в целом достаточно добрый и сочувствующий, скорее подходит на роль семейного психолога, нежели духовного учителя. Он пытается спасти сбившегося с пути Гарри, предлагая реальные выходы из сложившейся ситуации, увещевая всех его родственников простить Кролика. Однако о Боге он почти не говорит. В этом проявляется взгляд автора на кризис протестантской церкви: и религию не миновал типичный для Америки вещизм, священник помогает устраивать комфортную жизнь на земле, но не проповедует пастве божественное учение. Притом потребность в этом у маленького человека есть: Гарри увяз в бытовых микрокризисах, и чувствует, что ответы на его вопросы должны прийти свыше. Репортер The New Yorker также подмечает этот факт: «Throughout all that varied work, one theme rose and was repeated over and over. Updike's great subject was the American attempt to fill the gap left by faith with the materials produced by mass culture» [Gopnik: Электронный ресурс]. (Во всем этом разноплановом произведении прослеживается однажды поднятая и часто повторяющаяся тема: великой идеей Апдайка была американская попытка заполнить пропасть, оставленную верой, продуктами массовой культуры).